Страница:
Неудачи преследовали Красную Армию и на других фронтах. На Западном фронте немцам удалось в апреле 1942 года взять в тиски группу войск П.А. БеловаиМ.Г. Ефремова и разгромить часть из них. При этом погиб командующий 33-й армией генерал – лейтенант М. Г. Ефремов. Потерпела неудачу и попытка прорвать блокаду Ленинграда наступлением 2-й ударной армии под командованием генерал-майора А.А. Власова. В конце мая 1942 года армия попала в окружение, а Власов добровольно сдался немцам и вскоре стал сотрудничать с ними, возглавив созданную оккупантами «Российскую освободительную армию».
28 июня 1942 года немецкие войска начали наступление из районов восточнее Курска в направлении на Воронеж. Через день началось наступление немцев в направлении войск Юго-Западного фронта. План германского военного командования предусматривал разгром советских войск на Южном фронте. После этого немецкие войска должны были прорваться на Кавказ, а часть из них пройти к Нижней Волге. «Гитлеровские стратеги-писал С.М. Штеменко, – готовились таким образом создать гигантское окружение советских войск в крайне неудобном для их обороны обширном районе. А дальше, как говорится, все было уже делом техники: на безводных, выжженных южным солнцем, гладких, как стол, степных просторах стали бы властвовать танковые и авиационные кулаки противника».
Нельзя сказать, что Ставка и руководство фронтов не осознавали угрозы нового наступления немцев. В Ставку постоянно обращались с просьбами укрепить тот или иной фронт. Однако через год войны резервы были на исходе. Штеменко вспоминал, что на просьбы о выделении дополнительных резервов Верховный главнокомандующий вынужден был отвечать: «У Ставки нет готовых к бою новых дивизий… Наши ресурсы по вооружению ограничены, и учтите, что кроме вашего фронта есть еще у нас другие фронты… Воевать надо не числом, а умением». В ответ на просьбу С.К. Тимошенко выделить «одну стрелковую дивизию» для Юго-Западного фронта И.В. Сталин ответил: «Если бы дивизии продавались на рынке, я бы купил для вас 5-6 дивизий, а их, к сожалению, не продают».
Наступление немцев летом 1942 года развивалось столь же стремительно, как и в 1941 году. Чему способствовали природные особенности этого региона. Как справедливо указывал Штеменко, здесь отсутствовали естественные рубежи, на которых можно было создать устойчивую оборону. В то же время здесь было нелегко осуществить и намеченный немцами план окружения советских войск. По этой причине летом 1942 года части Красной Армии быстро отходили по степям и полупустыням до таких трудно преодолимых естественных рубежей, как Волга и Кавказский хребет, не позволяя немцам окружить их. Столь же быстрым был и отход немецких войск из этого региона зимой 1942—1943 года. Окружить же немцев нашим войскам удалось, лишь прижав их крупную группировку к Волге под Сталинградом.
Сталин своевременно разгадал стратегическую важность города, названного в его честь. Вскоре после начала немецкого наступления Сталин продиктовал командующему Южным фронтом Р.Я. Малиновскому директиву, в которой указал на опасность прорыва немцами советского фронта и их выхода к Сталинграду. Он приказал объединить Южный и Юго-Западный фронты в Южный под командованием Малиновского. В то же время штаб и весь аппарат Юго-Западного фронта Сталин приказывал переместить в Сталинград и использовать для сформирования Сталинградского фронта. 12 июля 1942 года в 2 часа 45 минут Сталин передал директиву Сталинградскому фронту: «Прочно занять Сталинградский рубеж западнее р. Дон и ни при каких условиях не допустить прорыва противника восточнее этого рубежа в сторону Сталинграда». Командующим фронтом стал генерал-лейтенант В.Н. Гордов, а членом Военного совета – Н.С. Хрущев.
Тем временем наступление немцев по степям продолжалось, а 23 июля немецкие войска вклинились в оборону 62-й армии, стремясь форсировать Дон и с ходу взять Сталинград. Вечером 23 июля Сталин телеграфировал Гордову: «Противник выброской своих частей в район Цимлы отвлек наше внимание на юг, и в это самое время он подводил потихоньку главные силы к правому флангу фронта… На диверсии и фокусы противника в районе Цимлы не обращать внимания и всю силу удара перенести… на правый фланг фронта… Имейте в виду, если противник прорвет правый фланг и подойдет к Дону в район Гумрака или севернее, то он отрежет ваши железнодорожные сообщения с севером. Поэтому правый фланг вашего фронта считаю теперь решающим». С целью обеспечить контроль над ситуацией Сталин направил 23 июля в район Сталинграда представителя Ставки – Василевского.
24 июля был сдан Ростов, и немецкие войска устремились на юг. Возникала угроза захвата нефтяных промыслов в районе Майкопа и Грозного. Байбаков вспоминал: «В один из тех жарких июльских дней меня вызвал в Кремль Сталин. Неторопливо пожав мне руку, взглянул на меня спокойно и просто негромким, вполне будничным голосом проговорил: «Товарищ Байбаков, Гитлер рвется на Кавказ. Он объявил, что если не захватит нефть Кавказа, то проиграет войну. Нужно сделать все, чтобы ни одна капля нефти не досталась немцам». И чуть-чуть ужесточив голос, Сталин добавил: «Имейте в виду, если вы оставите немцам хоть одну тонну нефти, мы вас расстреляем». Я до сих пор помню этот голос, хоть и спокойный, но требовательный, спрашивающий, его глуховатый тембр, твердый кавказский акцент. Сталин не спеша прошелся туда-сюда вдоль стола и после некоторой паузы снова добавил: «Но если вы уничтожите промыслы преждевременно, а немец их так и не захватит и мы останемся без горючего, мы вас тоже расстреляем».
Однако Байбаков не возмутился той альтернативой, которую предлагал ему Сталин. Он прекрасно понимал, что эта альтернатива предложена ему суровой реальностью войны. Следствием захвата нефти немцами могли быть новые жертвы среди воинов Красной Армии и гражданского населения. К такому же результату вело и лишение нефти наших войск. Виновный и в том и в другом по законам военного времени должен был нести самое жестокое наказание. Байбаков так оценивал слова Сталина: «Тогда, когда почти снова повторилось лето 1941 года, очевидно, иначе и нельзя было говорить. Я молчал, думал и, набравшись духу, тихо сказал: «Но вы мне не оставляете выбора, товарищ Сталин». Сталин остановился возле меня, медленно поднял руку и слегка постучал по виску: «Здесь выбор, товарищ Байбаков. Летите. И с Буденным думайте, решайте вопрос на месте». Разумеется, мне и в голову не могло прийти обидеться, осудить за жесткость, не оставлявшую никакого выбора, сталинских условий, тем более воспринимать их как некую жестокость. Ведь речь шла о высокой военной ответственности, о слишком тяжелой цене возможной ошибки. Военное время сурово, потому что решается судьба страны, народа. Как же не отвечать своей головой за ответственное дело? Нет, нужно не колеблясь класть жизнь на алтарь спасения Родины». Выполняя это задание, Байбаков побывал и под бомбежкой, и под артобстрелом противника. Однажды он чуть не попал в плен, когда летчик чуть было не посадил его самолет у немцев. Однако он сумел своевременно вывести из строя те нефтяные скважины, которые вскоре оказались в руках немцев, наступавших к Главному Кавказскому хребту.
Между тем контрудары по противнику, наступавшему на Сталинград, успеха не принесли, а 25 июля немецкие войска прорвали оборону Сталинградского фронта. В ночь на 26 июля Сталин послал через вернувшегося в Москву Василевского предупреждение Гордову: «Ставка категорически требует от Военного совета фронта… сделать все, чтобы немедленно ликвидировать прорвавшегося противника и восстановить положение». В тот же день Сталин вновь направил директиву Гордову: «Действия командования Сталинградского фронта вызывают у Ставки Верховного Главнокомандования возмущение… Ставка требует, чтобы в ближайшие дни сталинградский рубеж – оборонительная линия от Клетская до Калмыков была бы безусловно восстановлена и чтобы противник был отогнан за линию реки Чир. Если Военный совет фронта не способен на это дело, пусть заявит об этом прямо и честно». Василевский вновь был направлен на Сталинградский фронт. В этой напряженной обстановке Сталин 27 июля подготовил и на следующий день подписал знаменитый приказ наркома обороны №227, который звучал как суровое обвинение: «Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором… Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию, а многие проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток».
После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей материальные и людские ресурсы Красной Армии истощены: «Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год. У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба». Поэтому «отступать дальше значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину… Поэтому надо в корне пресекать разговоры о том, что мы имеем возможность без конца отступать, что у нас много территории, страна наша велика и богата, населения много, хлеба всегда будет в избытке».
Сталин требовал: «Пора кончить отступление. Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный принцип. Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый кусочек советской земли и отстаивать его до последней возможности».
В этом приказе Сталин призывал взять на вооружение меры, которые были применены в гитлеровской армии после поражения под Москвой (создание «штрафных рот из бойцов, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости и неустойчивости»; создание специальных отрядов заграждения, поставленных «Позади неустойчивых дивизий» и имевших приказ «расстреливать на месте паникеров в случае попытки самовольного оставления позиций и в случае попытки сдаться в плен»). Сталин подчеркивал, что «эти меры возымели свое действие… и вот получается, что немецкие войска имеют хорошую дисциплину, хотя у них нет возвышенной цели защиты своей Родины, а есть лишь одна грабительская цель – покорить чужую страну, а наши войска, имеющие возвышенную цель защиты своей поруганной Родины, не имеют такой дисциплины и терпят ввиду этого поражение». При этом Сталин напоминал об известном всем в стране историческом прецеденте, когда Петр I назвал после Полтавской битвы побежденных им шведов своими учителями, заметив: «Не следует ли нам поучиться в этом деле у наших врагов, как учились в прошлом наши предки у врагов и одерживали потом над ними победу? Я думаю, что следует».
Сталин требовал «безусловно ликвидировать отступательные настроения в войсках и железной рукой пресекать пропаганду о том, что мы можем и должны якобы отступать и дальше на восток». Он приказывал снимать с постов и направлять в вышестоящие органы управления для привлечения к военному суду командующих армиями, командиров и комиссаров полков и батальонов, допустивших самовольный отход частей без приказа вышестоящего начальства. «Паникеры и трусы должны истребляться на месте. Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование – ни шагу назад без приказа высшего командования».
По словам С.М. Штеменко, для разъяснения приказа №227 в войска были направлены члены ЦК партии. По его мнению, «приказ №227 чрезвычайно благотворно повлиял на боеспособность войск. Каждый глубоко проникся мыслью о необходимости стоять насмерть в бою и делал для победы все, что мог. И прежде всего там, где было особенно тяжело – на сталинградском направлении». Как отмечал A. M. Василевский, «советским войскам в результате упорной борьбы удалось вначале замедпить наступление немецких войск на дальних подступах к Сталинграду, а затем и остановить их продвижение перед внешним оборонительным обводом». И все же он признавал, что «положение на сталинградском направлении оставалось для нас в конце первой половины августа крайне напряженным». 5 августа чрезвычайно растянутый Сталинградский фронт был разделен на Сталинградский (командующим остался В.Н. Гордов) и Юго-Восточный (командующий– А.И. Еременко, член Военного совета – Н.С. Хрущев). 6 августа немцы начали новое наступление на Сталинград. Даже самые жесткие приказы и вытекавшие из них суровые меры не могли остановить отступление наших войск под давлением превосходивших сил противника. О том, что Сталин сознавал остроту положения, свидетельствовала его телеграмма от 9 августа начальнику оперативного управления Генштаба П.Г. Тихомирову, направленному в качестве представителя Ставки на Сталинградский фронт: «Я поражен вашей близорукостью и растерянностью. Сил у вас много, а справиться с положением не хватает у вас хребта. Жду от вас сообщения о ликвидации тревожного положения на вашем фронте». Однако, как замечал С.М. Штеменко, «оптимистического сообщения с фронта не последовало».
В эти дни Советское правительство было официально уведомлено прибывшим в Москву У. Черчиллем о том, что обещанное открытие в 1942 году Западного фронта не состоится. Это означало, что истощенной войной Советской стране придется по-прежнему в одиночку противостоять Германии. К тому же руководство не исключало возможности присоединения Японии и Турции к походу Германии против СССР. Мало кто в стране догадывался о том, что в это время Сталин как никогда остро осознавал реальную угрозу полного разгрома СССР. В. Бережков, обрабатывая записи перевода беседы И.В. Сталина с У. Черчиллем в середине августа 1942 года, стал случайным свидетелем знаменательного разговора И.В. Сталина и В. М. Молотова: «Сталин прохаживался по узорчатой ковровой дорожке, попыхивая трубкой. Молотов остался у другого конца стола, где он сидел во время беседы с Черчиллем. Вот тогда-то я и услышал из уст нашего вождя то, о чем до сего момента он не решался поведать никому. «Как бы, Вячеслав, нем не пришлось пополнить список правительств в изгнании, – произнес Сталин глухим голосом. – Если германцы продвинутся за Урал, это может случиться…» «Но это равносильно гибели», – как-то растерянно отреагировал Молотов. – «Погибнуть мы всегда успеем. Но стоит прикинуть, какие могут быть варианты. Говорил же Черчилль, что в случае оккупации нацистами Англии его правительство будет продолжать борьбу с врагом из заграницы, например, из Канады».
Сталин подошел к одному из свернутых вдоль стены рулонов и, потянув за шнурок, развернул карту Восточного полушария. «Победа над СССР, в чем в таком случае будет участвовать и Япония, – продолжал Сталин, – будет означать огромное усиление держав фашистской оси. Вот почему Англия и Америка будут еще больше нуждаться в помощи советского народа и нашей партии. Подпольные обкомы, которые мы создали в конце прошлого года, когда враг подошел к воротам Москвы, не расформированы и продолжают подготовку во всеобщей партизанской войне. Наш народ верит в партию и ее руководство и будет выполнять наши указания, даже поступающие издалека…»
Проведя здоровой правой рукой по периметру Советского Союза, Сталин продолжал: «Нам, конечно, не следует повторять путь в Лондон, где уже и без того больше дюжины правительств в изгнании. Я не случайно сказал вчера Черчиллю, что уже бывал в Лондоне, на съезде партии большевиков вместе с Лениным. Мне этого хватит. Но вот Индия могла бы быть подходящим местом…» – И он легонько провел трубкой по огромному субконтиненту. Меня потрясло услышанное. Но я сделал вид, что погружен в свою работу». Парадоксальным образом слова Сталина отчасти перекликались с предложением Троцкого в разгар наступления Деникина на юге летом 1919 года. Правда, в отличие от Троцкого, Сталин вовсе не собирался вторгаться в Индию с конными армиями, а думал лишь использовать ее как место для подготовки разгрома врага и освобождения СССР от оккупантов.
23 августа немецкие войска вырвались к Волге у северной окраины Сталинграда. Телефонная и телеграфная связь со Сталинградом была прервана, и находившийся в Сталинграде представитель Ставки A.M. Василевский вынужден был докладывать Сталину по радио короткими передачами. 24 августа по с трудом восстановленной проводной связи Сталин телеграфировал Василевскому, командующему Сталинградским фронтом Гордову и члену ГКО Маленкову, прибывшему в Сталинград: «У вас имеется достаточно сил, чтобы уничтожить прорвавшегося противника. Соберите авиацию обоих фронтов и навалитесь на прорвавшегося противника. Мобилизуйте бронепоезда и пустите по круговой железной дороге Сталинграда. Пользуйтесь дымами в изобилии, чтобы запугать врага. Деритесь с противником не только днем, но и ночью. Используйте вовсю артиллерийские и эрэсовские силы… Самое главное – не поддаваться панике, не бояться нахального врага и сохранить уверенность в нашем успехе».
27 августа Г. К. Жуков был вызван в Москву, и в тот же день он прибыл в Кремль. «Верховный сказал, что у нас плохо идут дела на юге и может случиться, что немцы возьмут Сталинград, – вспоминал он. – Не лучше складывается обстановка и на Северном Кавказе. ГКО решил назначить заместителем Верховного Главнокомандующего и послать в район Сталинграда Жукова… «Когда вы можете вылететь?» – спросил Верховный. Я ответил, что мне потребуются сутки для изучения обстановки и 29-го я смогу вылететь в Сталинград. «Ну, вот и хорошо. А вы не голодны? – спросил вдруг И.В. Сталин. – Не мешало бы немного подкрепиться». Принесли чай и десяток бутербродов. За чаем И.В. Сталин вкратце сообщил сложившуюся обстановку на 20 часов 27 августа».
3 сентября Сталин направил Жукову в Сталинград телеграмму: «Положение со Сталинградом ухудшается. Противник находится в трех верстах от Сталинграда. Сталинград могут взять сегодня или завтра, если северная группа войск не окажет немедленную помощь. Потребуйте от командующих войсками, стоящих к северу и северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и прийти на помощь к сталинградцам. Недопустимо всякое промедление. Промедление теперь равносильно преступлению. Всю авиацию бросьте на помощь Сталинграду. В самом Сталинграде авиации осталось очень мало». Однако Жуков настоял на отсрочке наступления, сославшись на нехватку боеприпасов у войск. Сталин согласился с его доводами, но указал: «Если противник начнет общее наступление на город, немедленно атакуйте его, не дожидаясь окончательной готовности войск. Ваша главная цель отвлечь силы немцев от Сталинграда и, если удастся, ликвидировать немецкий коридор, разделяющий Сталинградский и Юго-Восточный фронты».
Попытки советских войск отбросить немцев от Сталинграда не принесли успеха. Немцы сумели прорваться в город, но полностью овладеть им не смогли. С сентября, по словам Василевского, «началась беспримерная по упорству борьба за город, продолжавшаяся до 2 февраля 1943 года… Славные защитники Сталинграда, сыны всех братских республик Страны Советов оборонялись, переходили в контрнаступление и наносили ощутимые удары по врагу».
Как отмечал Жуков, «советские войска в смертельных схватках с врагом на подступах к Сталинграду, а в дальнейшем и в самом городе понесли тяжелейшие потери и поэтому наличными силами не имели возможности разгромить врага». В то же время советскому командованию стало ясно, что «наиболее боеспособные в вермахте 6-я армия Паулюса и 4-я танковая армия Гота, втянувшись в изнурительные кровавые бои в районе Сталинграда, не в состоянии завершить операцию по захвату города и у вязли там».
12 сентября Жуков вернулся в Москву и в 4 часа в Кремле вместе с Василевским докладывал Сталину обстановку в Сталинграде и вокруг него. «Верховный достал свою карту с расположением резервов Ставки, долго и пристально ее рассматривал, – вспоминал Жуков. – Мы с Александром Михайловичем отошли подальше от стола в сторону и очень тихо говорили о том, что, видимо, надо искать какое-то иное решение. «А какое «иное» решение?» – вдруг, подняв голову, спросил И.В. Сталин. Я никогда не думал, что у И.В. Сталина такой острый слух. Мы подошли к столу. «Вот что, – продолжал он, – поезжайте в Генштаб и подумайте хорошенько, что надо предпринять в районе Сталинграда. Откуда и какие войска можно перебросить для усиления сталинградской группировки, а заодно подумайте и о Кавказском фронте. Завтра в 9 часов вечера соберемся здесь».
Проработав целый день в Генштабе, Жуков и Василевский предложили Сталину идею, которая легла затем в основу операции по разгрому немецких войск под Сталинградом, Идея сводилась к следующему: «Первое – активной обороной продолжать изматывать противника; второе – приступить к подготовке контрнаступления, чтобы нанести противнику в районе Сталинграда такой удар, который бы резко изменил бы стратегическую обстановку на юге страны в нашу пользу… Нам стало ясно, что основные удары нужно наносить по флангам сталинградской группировки, прикрывающимся румынскими войсками». Окончательное решение, по словам A.M. Василевского, было принято «в середине сентября после обмена мнениями между И. В. Сталиным, Г.К. Жуковыми мною».
В своих мемуарах Жуков писал: «После смерти И.В. Сталина появилась некоторая неясность, кто же все-таки является автором плана такого значительного по своим масштабам, эффекту и результатам контрнаступления?… Имели место высказывания, что 6 октября 1942 года Военный совет Сталинградского фронта направил в Ставку свои предложения по организации и проведению контрнаступления по собственной инициативе». Жуков решительно отвергал эту версию и им подобные и заявлял: «Основная и решающая роль во всесторннем планировании и обеспечении контрнаступления под Сталинградом неоспоримо принадлежит Ставке Верховного Главнокомандования и Генеральному штабу… Заслуга Ставки Верховного Главнокомандования и Генштаба состоит в том, что они оказались способными с научной точностью проанализировать все факторы этой грандиозной операции, сумели предвидеть ход ее развития и завершение». Подготовкой плана разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом руководил лично Сталин.
Решающим условием для начала наступления под Сталинградом явилось изменение в общем соотношении сил на советско-германском фронте к ноябрю 1942 года. К середине ноября 1942 года общая численность действующей армии составляла 6124 тысячи человек. На ее вооружении имелось 77 734 орудий и минометов,6956 танков и самоходно-артиллерийских установок, 3254 боевых самолета. К этому же времени общая численность войск Германии и ее союзников составляла 6144 тысячи человек. Они имели более 70 тысяч орудий и минометов, 6600 танков и 3500 боевых самолетов. Приблизительное равновесие было достигнуто Советской страной после тяжелых потерь в живой силе и технике, а также утраты важнейших индустриальных центров страны в первые месяцы войны. Создание в годы сталинских пятилеток новых промышленных центров на востоке страны и беспримерная эвакуация многих важнейших предприятий обеспечили бурный рост оборонной продукции: за 1942 год на Урале она увеличилась в 5 раз, в Поволжье – в 9 раз и в Западной Сибири – в 27 раз. В 1942 году в стране было выпущено более 25 тысяч самолетов, свыше 24 тысяч танков, около 57 тысяч орудий, более 125 тысяч 82-мми 120-мм минометов. Теперь задача состояла в том, чтобы добиться перевеса в живой силе и технике на правильно выбранном направлении решающего удара по противнику.
В сентябре и октябре 1942 года разрабатывался план наступательной операции, получившей название «Уран». (По словам A.M. Василевского, «названия всем операциям давались лично Сталиным».) Жуков писал, что «к ноябрю у Ставки должны были быть механизированные и танковые соединения, вооруженные известными всему миру танками Т-34, что позволяло нам ставить своим войскам более серьезные задачи. К тому же наши командные кадры высшего звена за первый период войны многому научились, многое переосмыслили и, пройдя тяжелую школы борьбы с сильным врагом, стали мастерами оперативного искусства. Остальной командно-политический состав и воины Красной Армии на опыте многочисленных ожесточенных схваток с вражескими войсками в полной мере освоили способы и методы боевых действий в любой обстановке».
Проведение операции было поручено войскам вновь созданного Юго-Западного фронта (командующий Н.Ф. Ватутин), Донского фронта (бывшего Сталинградского) (командующий К.К. Рокоссовский) и Сталинградского фронта (бывшего Юго-Восточного) (командующий А.И. Еременко; член Военного совета – Н.С. Хрущев). В осуществлении операции участвовали начальник тыла А.В. Хрулев и начальник Главного артиллерийского управление Н.Д. Яковлев. Руководство подготовкой контранаступления Ставка возложила по Юго-Западному и Донскому фронтам на Г.К. Жукова, по Сталинградскому – на А.М.Василевского.
Накануне операции, 6 ноября 1942 года, в своем докладе на торжественном собрании в Москве, посвященном 25-й годовщине Октябрьской революции, и в приказе наркома обороны от 7 ноября И.В. Сталин констатировал, что «немцы уже не столь сильны, чтобы повести одновременно наступление по всем трем направлениям – на юг, на север, на центр, как это имело место в первые месяцы немецкого наступления летом прошлого года, но они еще достаточно сильны для того, чтобы организовать серьезное наступление на каком-либо одном направлении». Он утверждал, что это наступление не достигло своих целей: «Погнавшись за двумя зайцами – и за нефтью, и за окружением Москвы, – немецко-фашистские стратеги оказались в затруднительном положении».
28 июня 1942 года немецкие войска начали наступление из районов восточнее Курска в направлении на Воронеж. Через день началось наступление немцев в направлении войск Юго-Западного фронта. План германского военного командования предусматривал разгром советских войск на Южном фронте. После этого немецкие войска должны были прорваться на Кавказ, а часть из них пройти к Нижней Волге. «Гитлеровские стратеги-писал С.М. Штеменко, – готовились таким образом создать гигантское окружение советских войск в крайне неудобном для их обороны обширном районе. А дальше, как говорится, все было уже делом техники: на безводных, выжженных южным солнцем, гладких, как стол, степных просторах стали бы властвовать танковые и авиационные кулаки противника».
Нельзя сказать, что Ставка и руководство фронтов не осознавали угрозы нового наступления немцев. В Ставку постоянно обращались с просьбами укрепить тот или иной фронт. Однако через год войны резервы были на исходе. Штеменко вспоминал, что на просьбы о выделении дополнительных резервов Верховный главнокомандующий вынужден был отвечать: «У Ставки нет готовых к бою новых дивизий… Наши ресурсы по вооружению ограничены, и учтите, что кроме вашего фронта есть еще у нас другие фронты… Воевать надо не числом, а умением». В ответ на просьбу С.К. Тимошенко выделить «одну стрелковую дивизию» для Юго-Западного фронта И.В. Сталин ответил: «Если бы дивизии продавались на рынке, я бы купил для вас 5-6 дивизий, а их, к сожалению, не продают».
Наступление немцев летом 1942 года развивалось столь же стремительно, как и в 1941 году. Чему способствовали природные особенности этого региона. Как справедливо указывал Штеменко, здесь отсутствовали естественные рубежи, на которых можно было создать устойчивую оборону. В то же время здесь было нелегко осуществить и намеченный немцами план окружения советских войск. По этой причине летом 1942 года части Красной Армии быстро отходили по степям и полупустыням до таких трудно преодолимых естественных рубежей, как Волга и Кавказский хребет, не позволяя немцам окружить их. Столь же быстрым был и отход немецких войск из этого региона зимой 1942—1943 года. Окружить же немцев нашим войскам удалось, лишь прижав их крупную группировку к Волге под Сталинградом.
Сталин своевременно разгадал стратегическую важность города, названного в его честь. Вскоре после начала немецкого наступления Сталин продиктовал командующему Южным фронтом Р.Я. Малиновскому директиву, в которой указал на опасность прорыва немцами советского фронта и их выхода к Сталинграду. Он приказал объединить Южный и Юго-Западный фронты в Южный под командованием Малиновского. В то же время штаб и весь аппарат Юго-Западного фронта Сталин приказывал переместить в Сталинград и использовать для сформирования Сталинградского фронта. 12 июля 1942 года в 2 часа 45 минут Сталин передал директиву Сталинградскому фронту: «Прочно занять Сталинградский рубеж западнее р. Дон и ни при каких условиях не допустить прорыва противника восточнее этого рубежа в сторону Сталинграда». Командующим фронтом стал генерал-лейтенант В.Н. Гордов, а членом Военного совета – Н.С. Хрущев.
Тем временем наступление немцев по степям продолжалось, а 23 июля немецкие войска вклинились в оборону 62-й армии, стремясь форсировать Дон и с ходу взять Сталинград. Вечером 23 июля Сталин телеграфировал Гордову: «Противник выброской своих частей в район Цимлы отвлек наше внимание на юг, и в это самое время он подводил потихоньку главные силы к правому флангу фронта… На диверсии и фокусы противника в районе Цимлы не обращать внимания и всю силу удара перенести… на правый фланг фронта… Имейте в виду, если противник прорвет правый фланг и подойдет к Дону в район Гумрака или севернее, то он отрежет ваши железнодорожные сообщения с севером. Поэтому правый фланг вашего фронта считаю теперь решающим». С целью обеспечить контроль над ситуацией Сталин направил 23 июля в район Сталинграда представителя Ставки – Василевского.
24 июля был сдан Ростов, и немецкие войска устремились на юг. Возникала угроза захвата нефтяных промыслов в районе Майкопа и Грозного. Байбаков вспоминал: «В один из тех жарких июльских дней меня вызвал в Кремль Сталин. Неторопливо пожав мне руку, взглянул на меня спокойно и просто негромким, вполне будничным голосом проговорил: «Товарищ Байбаков, Гитлер рвется на Кавказ. Он объявил, что если не захватит нефть Кавказа, то проиграет войну. Нужно сделать все, чтобы ни одна капля нефти не досталась немцам». И чуть-чуть ужесточив голос, Сталин добавил: «Имейте в виду, если вы оставите немцам хоть одну тонну нефти, мы вас расстреляем». Я до сих пор помню этот голос, хоть и спокойный, но требовательный, спрашивающий, его глуховатый тембр, твердый кавказский акцент. Сталин не спеша прошелся туда-сюда вдоль стола и после некоторой паузы снова добавил: «Но если вы уничтожите промыслы преждевременно, а немец их так и не захватит и мы останемся без горючего, мы вас тоже расстреляем».
Однако Байбаков не возмутился той альтернативой, которую предлагал ему Сталин. Он прекрасно понимал, что эта альтернатива предложена ему суровой реальностью войны. Следствием захвата нефти немцами могли быть новые жертвы среди воинов Красной Армии и гражданского населения. К такому же результату вело и лишение нефти наших войск. Виновный и в том и в другом по законам военного времени должен был нести самое жестокое наказание. Байбаков так оценивал слова Сталина: «Тогда, когда почти снова повторилось лето 1941 года, очевидно, иначе и нельзя было говорить. Я молчал, думал и, набравшись духу, тихо сказал: «Но вы мне не оставляете выбора, товарищ Сталин». Сталин остановился возле меня, медленно поднял руку и слегка постучал по виску: «Здесь выбор, товарищ Байбаков. Летите. И с Буденным думайте, решайте вопрос на месте». Разумеется, мне и в голову не могло прийти обидеться, осудить за жесткость, не оставлявшую никакого выбора, сталинских условий, тем более воспринимать их как некую жестокость. Ведь речь шла о высокой военной ответственности, о слишком тяжелой цене возможной ошибки. Военное время сурово, потому что решается судьба страны, народа. Как же не отвечать своей головой за ответственное дело? Нет, нужно не колеблясь класть жизнь на алтарь спасения Родины». Выполняя это задание, Байбаков побывал и под бомбежкой, и под артобстрелом противника. Однажды он чуть не попал в плен, когда летчик чуть было не посадил его самолет у немцев. Однако он сумел своевременно вывести из строя те нефтяные скважины, которые вскоре оказались в руках немцев, наступавших к Главному Кавказскому хребту.
Между тем контрудары по противнику, наступавшему на Сталинград, успеха не принесли, а 25 июля немецкие войска прорвали оборону Сталинградского фронта. В ночь на 26 июля Сталин послал через вернувшегося в Москву Василевского предупреждение Гордову: «Ставка категорически требует от Военного совета фронта… сделать все, чтобы немедленно ликвидировать прорвавшегося противника и восстановить положение». В тот же день Сталин вновь направил директиву Гордову: «Действия командования Сталинградского фронта вызывают у Ставки Верховного Главнокомандования возмущение… Ставка требует, чтобы в ближайшие дни сталинградский рубеж – оборонительная линия от Клетская до Калмыков была бы безусловно восстановлена и чтобы противник был отогнан за линию реки Чир. Если Военный совет фронта не способен на это дело, пусть заявит об этом прямо и честно». Василевский вновь был направлен на Сталинградский фронт. В этой напряженной обстановке Сталин 27 июля подготовил и на следующий день подписал знаменитый приказ наркома обороны №227, который звучал как суровое обвинение: «Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором… Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию, а многие проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток».
После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей материальные и людские ресурсы Красной Армии истощены: «Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год. У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба». Поэтому «отступать дальше значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину… Поэтому надо в корне пресекать разговоры о том, что мы имеем возможность без конца отступать, что у нас много территории, страна наша велика и богата, населения много, хлеба всегда будет в избытке».
Сталин требовал: «Пора кончить отступление. Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный принцип. Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый кусочек советской земли и отстаивать его до последней возможности».
В этом приказе Сталин призывал взять на вооружение меры, которые были применены в гитлеровской армии после поражения под Москвой (создание «штрафных рот из бойцов, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости и неустойчивости»; создание специальных отрядов заграждения, поставленных «Позади неустойчивых дивизий» и имевших приказ «расстреливать на месте паникеров в случае попытки самовольного оставления позиций и в случае попытки сдаться в плен»). Сталин подчеркивал, что «эти меры возымели свое действие… и вот получается, что немецкие войска имеют хорошую дисциплину, хотя у них нет возвышенной цели защиты своей Родины, а есть лишь одна грабительская цель – покорить чужую страну, а наши войска, имеющие возвышенную цель защиты своей поруганной Родины, не имеют такой дисциплины и терпят ввиду этого поражение». При этом Сталин напоминал об известном всем в стране историческом прецеденте, когда Петр I назвал после Полтавской битвы побежденных им шведов своими учителями, заметив: «Не следует ли нам поучиться в этом деле у наших врагов, как учились в прошлом наши предки у врагов и одерживали потом над ними победу? Я думаю, что следует».
Сталин требовал «безусловно ликвидировать отступательные настроения в войсках и железной рукой пресекать пропаганду о том, что мы можем и должны якобы отступать и дальше на восток». Он приказывал снимать с постов и направлять в вышестоящие органы управления для привлечения к военному суду командующих армиями, командиров и комиссаров полков и батальонов, допустивших самовольный отход частей без приказа вышестоящего начальства. «Паникеры и трусы должны истребляться на месте. Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование – ни шагу назад без приказа высшего командования».
По словам С.М. Штеменко, для разъяснения приказа №227 в войска были направлены члены ЦК партии. По его мнению, «приказ №227 чрезвычайно благотворно повлиял на боеспособность войск. Каждый глубоко проникся мыслью о необходимости стоять насмерть в бою и делал для победы все, что мог. И прежде всего там, где было особенно тяжело – на сталинградском направлении». Как отмечал A. M. Василевский, «советским войскам в результате упорной борьбы удалось вначале замедпить наступление немецких войск на дальних подступах к Сталинграду, а затем и остановить их продвижение перед внешним оборонительным обводом». И все же он признавал, что «положение на сталинградском направлении оставалось для нас в конце первой половины августа крайне напряженным». 5 августа чрезвычайно растянутый Сталинградский фронт был разделен на Сталинградский (командующим остался В.Н. Гордов) и Юго-Восточный (командующий– А.И. Еременко, член Военного совета – Н.С. Хрущев). 6 августа немцы начали новое наступление на Сталинград. Даже самые жесткие приказы и вытекавшие из них суровые меры не могли остановить отступление наших войск под давлением превосходивших сил противника. О том, что Сталин сознавал остроту положения, свидетельствовала его телеграмма от 9 августа начальнику оперативного управления Генштаба П.Г. Тихомирову, направленному в качестве представителя Ставки на Сталинградский фронт: «Я поражен вашей близорукостью и растерянностью. Сил у вас много, а справиться с положением не хватает у вас хребта. Жду от вас сообщения о ликвидации тревожного положения на вашем фронте». Однако, как замечал С.М. Штеменко, «оптимистического сообщения с фронта не последовало».
В эти дни Советское правительство было официально уведомлено прибывшим в Москву У. Черчиллем о том, что обещанное открытие в 1942 году Западного фронта не состоится. Это означало, что истощенной войной Советской стране придется по-прежнему в одиночку противостоять Германии. К тому же руководство не исключало возможности присоединения Японии и Турции к походу Германии против СССР. Мало кто в стране догадывался о том, что в это время Сталин как никогда остро осознавал реальную угрозу полного разгрома СССР. В. Бережков, обрабатывая записи перевода беседы И.В. Сталина с У. Черчиллем в середине августа 1942 года, стал случайным свидетелем знаменательного разговора И.В. Сталина и В. М. Молотова: «Сталин прохаживался по узорчатой ковровой дорожке, попыхивая трубкой. Молотов остался у другого конца стола, где он сидел во время беседы с Черчиллем. Вот тогда-то я и услышал из уст нашего вождя то, о чем до сего момента он не решался поведать никому. «Как бы, Вячеслав, нем не пришлось пополнить список правительств в изгнании, – произнес Сталин глухим голосом. – Если германцы продвинутся за Урал, это может случиться…» «Но это равносильно гибели», – как-то растерянно отреагировал Молотов. – «Погибнуть мы всегда успеем. Но стоит прикинуть, какие могут быть варианты. Говорил же Черчилль, что в случае оккупации нацистами Англии его правительство будет продолжать борьбу с врагом из заграницы, например, из Канады».
Сталин подошел к одному из свернутых вдоль стены рулонов и, потянув за шнурок, развернул карту Восточного полушария. «Победа над СССР, в чем в таком случае будет участвовать и Япония, – продолжал Сталин, – будет означать огромное усиление держав фашистской оси. Вот почему Англия и Америка будут еще больше нуждаться в помощи советского народа и нашей партии. Подпольные обкомы, которые мы создали в конце прошлого года, когда враг подошел к воротам Москвы, не расформированы и продолжают подготовку во всеобщей партизанской войне. Наш народ верит в партию и ее руководство и будет выполнять наши указания, даже поступающие издалека…»
Проведя здоровой правой рукой по периметру Советского Союза, Сталин продолжал: «Нам, конечно, не следует повторять путь в Лондон, где уже и без того больше дюжины правительств в изгнании. Я не случайно сказал вчера Черчиллю, что уже бывал в Лондоне, на съезде партии большевиков вместе с Лениным. Мне этого хватит. Но вот Индия могла бы быть подходящим местом…» – И он легонько провел трубкой по огромному субконтиненту. Меня потрясло услышанное. Но я сделал вид, что погружен в свою работу». Парадоксальным образом слова Сталина отчасти перекликались с предложением Троцкого в разгар наступления Деникина на юге летом 1919 года. Правда, в отличие от Троцкого, Сталин вовсе не собирался вторгаться в Индию с конными армиями, а думал лишь использовать ее как место для подготовки разгрома врага и освобождения СССР от оккупантов.
23 августа немецкие войска вырвались к Волге у северной окраины Сталинграда. Телефонная и телеграфная связь со Сталинградом была прервана, и находившийся в Сталинграде представитель Ставки A.M. Василевский вынужден был докладывать Сталину по радио короткими передачами. 24 августа по с трудом восстановленной проводной связи Сталин телеграфировал Василевскому, командующему Сталинградским фронтом Гордову и члену ГКО Маленкову, прибывшему в Сталинград: «У вас имеется достаточно сил, чтобы уничтожить прорвавшегося противника. Соберите авиацию обоих фронтов и навалитесь на прорвавшегося противника. Мобилизуйте бронепоезда и пустите по круговой железной дороге Сталинграда. Пользуйтесь дымами в изобилии, чтобы запугать врага. Деритесь с противником не только днем, но и ночью. Используйте вовсю артиллерийские и эрэсовские силы… Самое главное – не поддаваться панике, не бояться нахального врага и сохранить уверенность в нашем успехе».
27 августа Г. К. Жуков был вызван в Москву, и в тот же день он прибыл в Кремль. «Верховный сказал, что у нас плохо идут дела на юге и может случиться, что немцы возьмут Сталинград, – вспоминал он. – Не лучше складывается обстановка и на Северном Кавказе. ГКО решил назначить заместителем Верховного Главнокомандующего и послать в район Сталинграда Жукова… «Когда вы можете вылететь?» – спросил Верховный. Я ответил, что мне потребуются сутки для изучения обстановки и 29-го я смогу вылететь в Сталинград. «Ну, вот и хорошо. А вы не голодны? – спросил вдруг И.В. Сталин. – Не мешало бы немного подкрепиться». Принесли чай и десяток бутербродов. За чаем И.В. Сталин вкратце сообщил сложившуюся обстановку на 20 часов 27 августа».
3 сентября Сталин направил Жукову в Сталинград телеграмму: «Положение со Сталинградом ухудшается. Противник находится в трех верстах от Сталинграда. Сталинград могут взять сегодня или завтра, если северная группа войск не окажет немедленную помощь. Потребуйте от командующих войсками, стоящих к северу и северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и прийти на помощь к сталинградцам. Недопустимо всякое промедление. Промедление теперь равносильно преступлению. Всю авиацию бросьте на помощь Сталинграду. В самом Сталинграде авиации осталось очень мало». Однако Жуков настоял на отсрочке наступления, сославшись на нехватку боеприпасов у войск. Сталин согласился с его доводами, но указал: «Если противник начнет общее наступление на город, немедленно атакуйте его, не дожидаясь окончательной готовности войск. Ваша главная цель отвлечь силы немцев от Сталинграда и, если удастся, ликвидировать немецкий коридор, разделяющий Сталинградский и Юго-Восточный фронты».
Попытки советских войск отбросить немцев от Сталинграда не принесли успеха. Немцы сумели прорваться в город, но полностью овладеть им не смогли. С сентября, по словам Василевского, «началась беспримерная по упорству борьба за город, продолжавшаяся до 2 февраля 1943 года… Славные защитники Сталинграда, сыны всех братских республик Страны Советов оборонялись, переходили в контрнаступление и наносили ощутимые удары по врагу».
Как отмечал Жуков, «советские войска в смертельных схватках с врагом на подступах к Сталинграду, а в дальнейшем и в самом городе понесли тяжелейшие потери и поэтому наличными силами не имели возможности разгромить врага». В то же время советскому командованию стало ясно, что «наиболее боеспособные в вермахте 6-я армия Паулюса и 4-я танковая армия Гота, втянувшись в изнурительные кровавые бои в районе Сталинграда, не в состоянии завершить операцию по захвату города и у вязли там».
12 сентября Жуков вернулся в Москву и в 4 часа в Кремле вместе с Василевским докладывал Сталину обстановку в Сталинграде и вокруг него. «Верховный достал свою карту с расположением резервов Ставки, долго и пристально ее рассматривал, – вспоминал Жуков. – Мы с Александром Михайловичем отошли подальше от стола в сторону и очень тихо говорили о том, что, видимо, надо искать какое-то иное решение. «А какое «иное» решение?» – вдруг, подняв голову, спросил И.В. Сталин. Я никогда не думал, что у И.В. Сталина такой острый слух. Мы подошли к столу. «Вот что, – продолжал он, – поезжайте в Генштаб и подумайте хорошенько, что надо предпринять в районе Сталинграда. Откуда и какие войска можно перебросить для усиления сталинградской группировки, а заодно подумайте и о Кавказском фронте. Завтра в 9 часов вечера соберемся здесь».
Проработав целый день в Генштабе, Жуков и Василевский предложили Сталину идею, которая легла затем в основу операции по разгрому немецких войск под Сталинградом, Идея сводилась к следующему: «Первое – активной обороной продолжать изматывать противника; второе – приступить к подготовке контрнаступления, чтобы нанести противнику в районе Сталинграда такой удар, который бы резко изменил бы стратегическую обстановку на юге страны в нашу пользу… Нам стало ясно, что основные удары нужно наносить по флангам сталинградской группировки, прикрывающимся румынскими войсками». Окончательное решение, по словам A.M. Василевского, было принято «в середине сентября после обмена мнениями между И. В. Сталиным, Г.К. Жуковыми мною».
В своих мемуарах Жуков писал: «После смерти И.В. Сталина появилась некоторая неясность, кто же все-таки является автором плана такого значительного по своим масштабам, эффекту и результатам контрнаступления?… Имели место высказывания, что 6 октября 1942 года Военный совет Сталинградского фронта направил в Ставку свои предложения по организации и проведению контрнаступления по собственной инициативе». Жуков решительно отвергал эту версию и им подобные и заявлял: «Основная и решающая роль во всесторннем планировании и обеспечении контрнаступления под Сталинградом неоспоримо принадлежит Ставке Верховного Главнокомандования и Генеральному штабу… Заслуга Ставки Верховного Главнокомандования и Генштаба состоит в том, что они оказались способными с научной точностью проанализировать все факторы этой грандиозной операции, сумели предвидеть ход ее развития и завершение». Подготовкой плана разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом руководил лично Сталин.
Решающим условием для начала наступления под Сталинградом явилось изменение в общем соотношении сил на советско-германском фронте к ноябрю 1942 года. К середине ноября 1942 года общая численность действующей армии составляла 6124 тысячи человек. На ее вооружении имелось 77 734 орудий и минометов,6956 танков и самоходно-артиллерийских установок, 3254 боевых самолета. К этому же времени общая численность войск Германии и ее союзников составляла 6144 тысячи человек. Они имели более 70 тысяч орудий и минометов, 6600 танков и 3500 боевых самолетов. Приблизительное равновесие было достигнуто Советской страной после тяжелых потерь в живой силе и технике, а также утраты важнейших индустриальных центров страны в первые месяцы войны. Создание в годы сталинских пятилеток новых промышленных центров на востоке страны и беспримерная эвакуация многих важнейших предприятий обеспечили бурный рост оборонной продукции: за 1942 год на Урале она увеличилась в 5 раз, в Поволжье – в 9 раз и в Западной Сибири – в 27 раз. В 1942 году в стране было выпущено более 25 тысяч самолетов, свыше 24 тысяч танков, около 57 тысяч орудий, более 125 тысяч 82-мми 120-мм минометов. Теперь задача состояла в том, чтобы добиться перевеса в живой силе и технике на правильно выбранном направлении решающего удара по противнику.
В сентябре и октябре 1942 года разрабатывался план наступательной операции, получившей название «Уран». (По словам A.M. Василевского, «названия всем операциям давались лично Сталиным».) Жуков писал, что «к ноябрю у Ставки должны были быть механизированные и танковые соединения, вооруженные известными всему миру танками Т-34, что позволяло нам ставить своим войскам более серьезные задачи. К тому же наши командные кадры высшего звена за первый период войны многому научились, многое переосмыслили и, пройдя тяжелую школы борьбы с сильным врагом, стали мастерами оперативного искусства. Остальной командно-политический состав и воины Красной Армии на опыте многочисленных ожесточенных схваток с вражескими войсками в полной мере освоили способы и методы боевых действий в любой обстановке».
Проведение операции было поручено войскам вновь созданного Юго-Западного фронта (командующий Н.Ф. Ватутин), Донского фронта (бывшего Сталинградского) (командующий К.К. Рокоссовский) и Сталинградского фронта (бывшего Юго-Восточного) (командующий А.И. Еременко; член Военного совета – Н.С. Хрущев). В осуществлении операции участвовали начальник тыла А.В. Хрулев и начальник Главного артиллерийского управление Н.Д. Яковлев. Руководство подготовкой контранаступления Ставка возложила по Юго-Западному и Донскому фронтам на Г.К. Жукова, по Сталинградскому – на А.М.Василевского.
Накануне операции, 6 ноября 1942 года, в своем докладе на торжественном собрании в Москве, посвященном 25-й годовщине Октябрьской революции, и в приказе наркома обороны от 7 ноября И.В. Сталин констатировал, что «немцы уже не столь сильны, чтобы повести одновременно наступление по всем трем направлениям – на юг, на север, на центр, как это имело место в первые месяцы немецкого наступления летом прошлого года, но они еще достаточно сильны для того, чтобы организовать серьезное наступление на каком-либо одном направлении». Он утверждал, что это наступление не достигло своих целей: «Погнавшись за двумя зайцами – и за нефтью, и за окружением Москвы, – немецко-фашистские стратеги оказались в затруднительном положении».