Страница:
Однако отступление наших войск продолжалось, и 15 марта был сдан недавно освобожденный Харьков. Сталин вызвал находившегося на Северо-Западном фронте Жукова. Тот прибыл в Кремль, когда там проходило совещание по хозяйственным вопросам. После совещания, закончившегося после З часов ночи, вспоминал Жуков, «И.В. Сталин подошел ко мне и спросил: «Вы обедали?» «Нет», – ответил я. «Ну тогда пойдемте ко мне, – сказал Сталин, – да заодно и поговорим о положении в районе Харькова». Во время этого ночного обеда к Сталину был вызван из Генштаба с картами «направленец, ведущий обстановку по Воронежскому фронту», который «доложил, что там к 16 марта ситуация крайне ухудшилась». Командующий Воронежским фронтом не отвел своевременно части 3-й танковой армии и 69-й армии. Как вспоминал Жуков, Сталин спросил: «Почему Генштаб не подсказал?» «Мы советовали», – ответил офицер. «Генштаб должен был вмешаться в руководство фронтом», – настойчиво заметил И.В. Сталин. А затем, подумав немного, обратился ко мне: «Придется вам утром вылететь на фронт». Тут же Верховный позвонил члену Военного совета Воронежского фронта Н.С. Хрущеву и резко отчитал его за непринятие Военным советом мер против контрударных действий противника. Отпустив направленца, Верховный сказал: «Все же надо закончить обед». А время было уже 5 часов утра».
Прибыв на место в тот же день, Жуков обнаружил, что ситуация хуже, чем об этом докладывал Сталину «направленец» из Генштаба. Через день немцы взяли Белгород. Однако их дальнейшее продвижение было остановлено, и попытки немцев прорвать оборону наших войск севернее Белгорода не увенчались успехом. С конца марта 1943 года бои на советско-германском фронте стали носить в основном характер позиционной войны.
«Стратегическая пауза в течение апреля – июня 1943 года, – по словам Василевского, – была использована обеими воюющими сторонами для выработки новых стратегических решений и подготовки к летним активным действиям». К началу летней кампании войска Германии нее союзников имели на советско-германском фронте 4,8 миллиона человек, более 54 тысяч орудий и минометов, свыше 5800 танков и штурмовых орудий, около 3 тысяч самолетов. В составе же советской действующей армии к этому времени имелось 6,4 миллиона человек, почти 99 тысяч орудий и минометов, около 2200 боевых установок реактивной артиллерии, 9580 танков и САУ, почти 8300 боевых самолетов. Таким образом, впервые с начала войны у Красной Армии было бесспорное преимущество в живой силе и технике по сравнению с войсками Германии и их союзников.
8 апреля Жуков представил доклад о плане действий на фронте, изогнувшемся дугой вокруг Курска. Ознакомившись с ним, Сталин распорядился запросить командующих фронтами. Вечером 12 апреля 1943 года в Кремле состоялось совещание у И.В. Сталина с участием прибывшего с Воронежского фронта Г.К. Жукова, А. М Василевского и заместителя начальника Генерального штаба А. И. Антонова, на котором был обсужден план летней кампании. «Верховный, пожалуй, как никогда внимательно выслушал наши соображения… – вспоминал Жуков. – Мы хотели встретить ожидаемое наступление немецких войск мощными средствами обороны, обескровить противника и, перейдя в контрнаступление, окончательно его разгромить. Поэтому одновременно с планом преднамеренной обороны решено было разработать и план наших наступательных действий, не ожидая наступления самого противника, если оно будет затягиваться на длительный срок».
Сталин активно участвовал в разработке плана летней кампании, которая продолжалась на протяжении всей «стратегической паузы». (В своих мемуарах, вышедших в свет в начале 1970-х годов, A.M. Василевский обращал внимание на искажения в описании подготовки Курской битвы, допущенные с подачи Н. С. Хрущева. В этих описаниях деятельность Ставки и лично Сталина принижалась и очернялась, зато заслуги руководства Воронежского фронта, членом Военного совета которого был Н.С. Хрущев, всячески преувеличивались).
Готовясь к летней кампании 1943 года, Сталин обращал особое внимание на количество и качество вооружений, направляемых на фронт. В феврале 1943 года заместитель наркома авиационной промышленности А.С. Яковлев был вызван в Кремль вместе с наркомом авиационной промышленности А. И. Шахуриным докладывать об истребителях сопровождения для бомбардировщиков «Ил-4» и штурмовиков «Ил-2». Замечания Сталина в ходе беседы, как обычно, свидетельствовали о хорошем знании им обсуждавшихся вопросов. Он говорил: «Сейчас уже не 1941 год, когда у нас было недостаточно истребителей и «Ил-4», вылетая днем без охраны, несли при этом большие потери. Мы имеем теперь столько истребите лей, что можно обеспечить сопровождение бомбардировщиков Ильюшина. Нас не удовлетворяет только ночная работа «Ил-4», нам не хватает дневных бомбардировщиков. Необходимо «Ил-4» использовать для дневной бомбардировки». Затем он заговорил о штурмовиках: «Нужно дать более надежное прикрытие их истребителями для того, чтобы уменьшить потери штурмовиков от истребительной авиации противника. Нужно, чтобы летчики-штурмовики смелее работали, не боялись вражеских истребителей».
Однако у участников совещания не было единого мнения относительно соотношения между истребителями и штурмовиками. «Завязалась горячая полемика между Новиковым и Шахуриным. Дав им еще немного пошуметь, Сталин прекратил спор и сказал: «По-видимому, дело не ясно, – надо точно определить баланс истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков на ближайшее время, и после этого примем решение»… После этого нас отпустили, поручив подготовить предложения по обсуждавшимся вопросам», – вспоминал Яковлев. Он рассказывал и о других совещаниях у Сталина, в ходе которых тот детально рассматривал летные качества новых самолетов, новых авиамоторов, сурово критиковал руководителей наркомата за отставание в выпуске новых машин и несвоевременную информацию о возникших у них трудностях. Обращаясь к Шахурину и Яковлеву, Сталин спрашивал: «Почему вовремя не докладываете о своих затруднениях? Если не можете сами их ликвидировать или решить, нужно докладывать. Мы не отказываемся помочь, но своевременно докладывайте о затруднениях, если не можете сами справиться».
По словам Яковлева, «Сталин сильно ругал нас за то, что еще не налажен серийный выпуск машин. Он потребовал также выпуска самолета «Як-9Д» с дальностью полета 1400 километров, который в опытном образце также прошел испытания, о чем военные уже доложили правительству, но серийный выпуск задерживался. Нам предложили срочно представить проект решения Государственного Комитета Обороны о серийном выпуске в самые сжатые сроки истребителей «Як-9Т» с 37-миллиметровыми пушками и истребителей «Як-9Д» увеличенной дальности».
Подобные обсуждения проходили и по другим видам вооружений. Яковлев стал свидетелем обсуждения у Сталина вопроса о танковом производстве. В разгар боев под Харьковом танки «KB» вышли из строя. Оказалось, что превосходные танки стали жертвой непродуманных улучшений, которые, как признавал Яковлев, нередко губили уже проверенные в бою конструкции. Яковлев вспоминал, что «Сталин был очень рассержен и бросил танкистам серьезные обвинения в безответственности. Он сказал: «Улучшать боевые машины нужно с умом. Нельзя односторонне, не учитывая всего комплекса боевых качеств, увеличивать толщину брони, добавлять горючего, забывая о том, что вес танка увеличился, а двигатель оказался перегруженным, перенапряженным. Надежность машины уменьшилась, танк потерял проходимость и маневренные качества… И конструктору передайте, что нельзя быть таким мягкотелым. Конструктор не должен идти у всех на поводу, он в первую очередь отвечает за машины, и если предъявляются неосновательные, безответственные требования, он должен протестовать».
«Отпустив генералов-танкистов, Сталин обратился к нам: «Вы думаете, это вас не касается? Я ведь знаю, что вы тоже любите «улучшать» самолеты и моторы, охотно выполняете всякие безответственные требования, прислушиваетесь к обывательским разговорам. Советчиков много, а спросим с вас». Он погрозил пальцем: «Запомните: конструктор должен быть твердым, должен защищать машину от безответственных советчиков. Сделать хорошую машину трудно, испортить очень просто. А спрашивать будем с конструктора». Прочитав нам нотацию, Сталин вышел в соседнюю комнату, принес оттуда зеленую коробку с папиросами «Герцеговина флор», раскрошил табак, закурил трубку и перешел к обсуждению других авиационных вопросов».
Готовилось к летней кампании и руководство Германии. 15 апреля 1943 года Гитлер подписал оперативный приказ № 6, в котором были изложены задачи войск в наступательной операции «Цитадель». В приказе говорилось: «Я решил, как только позволят условия погоды, провести наступление «Цитадель» – первое наступление в этом году… Оно должно завершиться быстрым и полным успехом. Наступление должно дать в наши руки инициативу на весну и лето текущего года. Поэтому все приготовления должны быть осуществлены с большой осторожностью и большой энергией. На направлении главного удара должны использоваться лучшие соединения, лучшие командиры и большое количество боеприпасов. Каждый командир, каждый рядовой солдат обязан проникнуться сознанием решающего значения этого наступления. Победа под Курском должна явиться факелом для всего мира».
Германия тщательно готовилась к третьему летнему наступлению на советско-германском фронте. В 1943 году производство танков выросло по сравнению с 1942 годом в 2 раза. На вооружение вермахта поступили новые тяжелые танки «Пантера» и «Тигр», самоходная установка «Фердинанд», новые самолеты «Фокке-Вульф-190А» и «Хенкель-129». Немцы предполагали сосредоточить севернее и южнее Курска около 70% танковых, до 30% моторизованных дивизий, до 60% всех самолетов.
8 мая 1943 года были получены разведданные о том, что немцы могут перейти в наступление на Курской дуге 10—12 мая. Ставка отдала распоряжение к утру 10 мая вывести все войска на первую линию обороны, но наступление немцев не началось. По словам С.М. Штеменко, «в переносе срока наступления Н.Ф. Ватутин усмотрел колебания противника». Вновь сведения о начале наступления немцев были получены 19 мая. На сей раз утверждалось, что немцы перейдут в наступление 19—26 мая. Опять Верховный главнокомандующий отдал распоряжение быть готовым к отражению наступления, но и в эти дни оно не состоялось.
Хотя победа под Сталинградом укрепила веру в возможности Красной Армии, но поражения под Харьковом и ожидание третьего летнего наступления немцев держали Сталина в крайнем напряжении. Это обстоятельство следует учитывать при оценке рассказа Светланы Аллилуевой о том, как Сталин вмешался в любовные отношения своей 16-летней дочери с известным киносценаристом Алексеем Каплером и почему наказание Каплера было чрезмерно жестоким. Эта история, случившаяся весной 1943 года и подробно изложенная Э. Радзинским за счет рассказа о более значительных событиях Великой Отечественной войны, стала для многих читателей ярким свидетельством бездушия Сталина.
За годы войны Сталин, как и многие советские люди, находившиеся на фронтах войны или на оборонном производстве, не имел возможности уделять достаточно внимания семье. В своей книге «Хроника одной семьи» Владимир Аллилуев подробно описал обстановку на правительственной даче в Зубалово, где жили дети Сталина и родня Аллилуевых. Автор пишет, что Сталин, которому с конца 1932 года приходилось в одиночку заниматься воспитанием своих детей, «практически уже давно устранился от семейных забот, передоверив свои чада близким родственникам, и жизнь всей семьи знал неглубоко, не в деталях. А в годы войны семья отодвигалась на совсем второстепенные позиции. К тому же Сталин, очевидно, рассчитывал, что дед, бабушка или моя мать, если что-то дома будет принимать дурной оборот, сумеют вовремя вмешаться или обратиться к нему за помощью. Еще была охрана, обслуживающий персонал, которые в любой момент могли рассказать о том, что происходит в Зубалове, своему начальству или Н.С. Власику, который при необходимости мог сообщить обо всем Сталину».
В самом начале войны сыновья Сталина, Яков и Василий, а также приемный сын Сталина – Артем Сергеев, были призваны в армию. Как вспоминал А.Ф. Сергеев, «собрал нас как-то Иосиф Виссарионович, своих сыновей – Якова, Василия, меня, – и говорит: «Ребята, скоро война, и вы должны стать военными». Так и было. Мы с Яковом стали артиллеристами, Василий – летчиком. В первый же день войны Сталин позвонил, чтобы нас взяли на фронт, немедленно. И это была единственная от него привилегия как от отца. Дальше известно. Яков стоял в бою до последнего, но попал в плен. В плену держался достойно». Как утверждал С. Грибанов в своей книге «Заложники времени», вскоре после пленения Якова Джугашвили многие влиятельные люди в ВВС постарались сделать так, чтобы Василий Сталин не попал на фронт, и он был назначен в Инспекцию ВВС.
По словам В. Аллилуева, в 1943 году «Василий продолжал маяться в своей Инспекции. Я часто задумывался над вопросом, где истоки той страшной беды Василия, которая называется алкоголизмом. Я вижу ее в одном: его нельзя было держать в этой Инспекции… Человек он был активный, моторный, смелый. Летал прекрасно, на фронт рвался, и его место, безусловно, было там, он тяготился своим тыловым положением и страдал оттого, что люди думали, что он хорошо устроился за отцовской спиной… А тут еще его втянули в создание какого-то фильма о летчиках, который он должен был консультировать. Так Василий познакомился с Каплером, а через него со многими деятелями литературы и искусства. В Зубалове начались гульбища и застолья, в них принимали участие А.Я. Каплер, Р. Кармен со своей красавицей женой Ниной, К. Симонов, М. Слуцкий, В. Войтехов, А. Мессерер и его племянница Суламифь, В. Серова, Л. Целиковская и многие другие, всех не упомнишь».
В атмосфере этих беспрерывных «гульбищ» и «застолий» «Василий сошелся с женой Р. Кармена, а у Светланы начался роман с Люсей – так звали Каплера». Характеризуя личную жизнь лауреата Сталинской премии Алексея Каплера, Э. Радзинский, видимо, имел основания назвать его «главным сердцеедом столицы». Режиссера Романа Кармена Радзинский назвал «плейбоем».
Судя по воспоминаниям Аллилуевой, Каплер активно занялся «воспитанием» дочери Сталина. Он, автор сценариев фильмов о Ленине, строго осуждал работы своих коллег по перу за политическую конъюнктурность, а по поводу пьесы Корнейчука «Фронт», которая была создана по совету Сталина и им всячески пропагандировалась, заметил, что «искусство там и не ночевало». Он водил Светлану в Комитет по кинематографии, где в просмотровом зале показывал незнакомые советским кинозрителям иностранные фильмы и давал ей читать переводы иностранных романов, не публиковавшихся в советской печати. По словам С. Аллилуевой, «он давал мне «взрослые» книги о любви, совершенно уверенный, что я все пойму». Светлана Аллилуева встречалась с Алексеем Каплером ежедневно, несмотря на то, что находилась под постоянным наблюдением персонального охранника М.Н. Климова. Каплер также не скрывал своего увлечения и опубликовал в «Правде» репортаж, сделанный им во время командировки на фронт, в форме любовного письма, в котором сообщалось, что предмет его любви видит из окна своей квартиры «зубчатую стену Кремля».
Тем временем в Зубалово, как пишет В. Аллилуев, «события приняли совсем дурной оборот». Василий Сталин выгнал свою жену Галину, «а затем и деда и мою мать и всех нас из Зубалова, так как в нашей семье все возмущались его поведением, не стесняясь говорить ему в лицо о его безнравственных поступках. На Василия будто нашло затмение, он ни на что не реагировал и продолжал бражничать со своими дружками». В пьяном угаре Василий часто стрелял из боевого оружия по люстрам или использовал реактивный снаряд для глушения рыбы. Во время взрыва снаряда его товарищ по рыбалке погиб, а сам Василий получил серьезную рану. Подобные истории происходили в это время не только в семье Сталина. Существует версия о том, что во время подобных беспутных кутежей сын Н.С. Хрущева Леонид убил своего товарища, на голову которого была поставлена бутылка, и Леонид Хрущев был отправлен в штрафной батальон под Сталинград.
Примерно в это же время произошла еще одна трагедия. По СЛОЕ.! В. Аллилуева, «была весна 1943 года, когда в один из ее дней Володя Шахурин (сын наркома авиационной промышленности. – Прим. авт.) застрелил Нину Уманскую, а потом себя… Выстрелы были сделаны из пистолета системы «вальтер», принадлежавшего Вано Микояну (сыну А.И. Микояна. – Прим. авт.), с которым Володя учился в одной школе… Этот «вальтер» да еще дневник Володи одно время лежали у нас в буфете (т. е. на даче в Зубалово. – Прим. авт.). Моя мать это дневник нашла и тотчас отдала С.М. Вовси, матери Володи. Что это за дневник, она, конечно, понятия не имела. И очень жаль, так как из этого дневника следовало, что Володя Шахурин был «фюрером» «подпольной организации», в которую входили мой брат Леонид, Вано и Серго Микояны, Артем Хмельницкий, сын генерал-майора Р.П. Хмельницкого, и Леонид Барабанов, сын помощника А.И. Микояна, все эти ребята учились в одной школе. Софья Мироновна, получив от моей матери дневник сына, через некоторое время передала его Л.П. Берия, снабдив своими комментариями. В результате все эти 13– 15-летние подростки оказались во внутренней тюрьме на Лубянке… Следствие длилось около полугода, а затем ребят выслали в разные места: кого в Омск, как Леонида, кого в Томск, а Вано Микояна по просьбе отца – на фронт, обслуживать самолеты, на которых летали братья».
По поводу сурового приговора В. Аллилуев пишет: «Шла тяжелая война, тяжелая, беспощадная. И вот еще два бессмысленных трупа, странный дневник со странными шалостями среди детей «верхов», о которых Станин в сердцах как-то сказал: «Проклятая каста!» Потом – эти комментарии С.М. Вовси, сплетни, разговоры вокруг этой истории. Можно ли было оставить ее без последствий, замять? Сомневаюсь. Ребятам, конечно, был дан суровый урок, который не мог пройти бесследно для детских душ».
И.В. Сталин поручил Генеральному прокурору СССР разобраться в поведении Василия в отношении жены Р. Кармена. Василий получил 15 суток ареста, а 26 мая 1943 года И.В. Сталин как нарком обороны приказом снял В. И. Сталина с должности командира авиационного полка и запретил ему давать какие-либо командные посты «впредь до моего разрешения». Нарком обороны также приказывал: «Полку и бывшему командиру полка полковнику Сталину объявить, что полковник Сталин снимается с должности командира полка за пьянство и разгул и за то, что портит и развращает полк».
Вмешался Сталин и в отношения Каплера и Аллилуевой. Как вспоминала Светлана Аллилуева, Сталин неожиданно пришел в ее комнату, чтобы изъять письма и фотографии А. Каплера, объявил ей, что у того есть немало других женщин, и он к тому же является английским шпионом. По этому обвинению А. Каплер был арестован и сослан на пять лет в Воркуту.
Можно сокрушаться по поводу несправедливых обвинений в адрес А. Каплера, суровых наказаний, которым были подвергнуты он, дети А.И. Микояна и другие подростки, оскорблений, высказанных в адрес Светланы Аллилуевой. Однако вряд ли можно оценивать все эти события в отрыве от контекста тех лет. Пока Василий, Светлана и дети других высокопоставленных родителей развлекались и пьянствовали, играли в «подпольные организации» во главе с «фюрерами», стреляли друг в друга из трофейных пистолетов, миллионы советских людей гибли на фронтах войны, терпели голод и самоотверженно трудились в тылу ради победы. Сталин отказался обменять своего родного сына Якова Джугашвили на фельдмаршала Паулюса, не пожелав делать для него исключение среди сотен тысяч советских военнопленных. Сталин постоянно получал сообщения о подвигах советских людей. За несколько дней до скандала вокруг Каплера 23 февраля 1943 года рядовой Александр Матросов закрыл своей грудью амбразуру вражеского дзота. Указом Президиума Верховного Совета СССР A.M. Матросову было присвоено звание Героя Советского Союза, а приказом Сталина 254 гвардейскому стрелковому полку присвоено имя Матросова. За годы Великой Отечественной войны такие же подвиги совершили более 300 советских людей. Сталин знал, что Зоя Космодемьянская, многие партизаны, в том числе члены краснодонской «Молодой гвардии», которые шли на смерть с именем Сталина и свято верили в него, были ровесниками Светланы Аллилуевой и детей членов Политбюро, избравших «фюреров» в качестве образцов для подражания. Поэтому вряд ли он мог легко простить подростков и взрослых дядей из советской богемы, гулявшим в Зубалово в разгар великой войны.
Все эти события произошли весной 1943 года, когда напряженное ожидание немецкого наступления выматывало нервы. Штеменко вспоминал, что в эти дни «И.В. Сталин проявлял некоторую нервозность. И пожалуй, именно в силу этого однажды в Ставке разразилась буря. Туда поступило сообщение о засылке на Курскую дугу самолетов-истребителей с негодной обшивкой. Сталин сделал из этого вывод о небоеспособности всей нашей истребительной авиации».
3 июня 1943 года Яковлева и другого заместителя наркома авиационной промышленности – П.В. Дементьева вызвали к Сталину. «В кабинете кроме Сталина находились маршалы Василевский и Воронов, – вспоминал Яковлев. – Мы сразу заметили на столе куски потрескавшейся полотняной обшивки крыла самолета и поняли в чем дело. Предстоял неприятный разговор». По словам Яковлева, обшивка крыльев истребителей «Як-9» стала растрескиваться и отставать в полете из-за ухудшения качества нитрокраски. «Сталин, указывая на куски негодной обшивки, лежавшие на столе, спросил: «Вам об этом что-нибудь известно?» – и зачитал донесение из воздушной армии, дислоцированной в районе Курска, присланное вместе с образцами негодной обшивки. Мы сказали, что случаи срыва обшивки нам известны. Он перебил нас: «Какие случаи? Вся истребительная авиация небоеспособна. Было до десятка случаев срыва обшивки в воздухе. Летчики боятся летать. Почему так получилось?!»
Сталин взял кусок полотна, лакокрасочное покрытие которого совершенно растрескалось и отваливалось кусками, показал нам и спросил: «Что это такое?» Дементьев попытался объяснить причину этого явления и пообещал исправить ошибки в кратчайший срок. Сталин с негодованием обратился к нам: «Знаете ли вы, что это срывает важную операцию, которую нельзя проводить без участия истребителей?» Да, мы знали, что готовятся серьезные бои в районе Орел – Курск, и наше самочувствие в тот момент было ужасным. «Почему же так получилось?! – продолжал все больше выходить из себя Сталин. – Почему выпустили несколько сот самолетов с дефектной обшивкой? Ведь вы же знаете, что истребители нам сейчас нужны как воздух! Как вы могли допустить такое положение и почему не приняли мер раньше?»
Яковлев и Дементьев пытались объяснить, что обнаружить дефект на заводе не представлялось возможным, а он обнаруживался лишь под воздействием атмосферной среды. Яковлев вспоминал, что ему «никогда не приходилось видеть Сталина в таком негодовании. «Значит, на заводе это не было известно?» – «Да, это не было известно». – «Значит, это выявилось на фронте только перед лицом противника?» – «Да, это так». – «Да знаете ли вы, что так мог поступить только самый коварный враг?! Именно так и поступил бы – выпустил бы на заводе годные самолеты, чтобы они на фронте оказались негодными! Враг не нанес бы нам большего ущерба, не придумал бы ничего худшего. Это работа на Гитлера!» Он несколько раз повторил, что самый коварный враг не мог нанести большего вреда. «Вы знаете, что вывели из строя истребительную авиацию? Вы знаете, какую услугу оказали Гитлеру?! Вы гитлеровцы!» Трудно себе представить наше состояние в тот момент. Я почувствовал, что холодею. А Дементьев стоял весь красный и нервно теребил в руках кусок злополучной обшивки.
Несколько минут прошло в гробовом молчании. Наконец Сталин, походив некоторое время в раздумье, несколько успокоился и по-деловому спросил: «Что будем делать?» Дементьев заявил, что немедленно исправим все самолеты. «Что значит немедленно? Какой срок?» Дементьев задумался на какое-то мгновение, переглянулся со мной: «В течение двух недель». – «А не обманываете?» – «Нет, товарищ Сталин, сделаем». Я ушам своим не верил. Мне казалось, что на эту работу потребуется по крайней мере месяца два… Срок был принят.
Когда мы выходили из кабинета Сталина, я облегченно вздохнул, но вместе с тем не мог не сказать Дементьеву: «Слушай, как за две недели можно выполнить такую работу?» «Там разберемся, а сделать надо», – ответил Дементьев… Благодаря экстренным мерам, принятым наркоматом, действительно удалось в течение двух-трех недель на многих самолетах укрепить обшивку крыла, полностью устранить опаснейший дефект, который в критический момент войны мог обречь нашу истребительную авиацию на бездействие и лишить воздушного прикрытия наши войска. Проведенная работа оказалась ко времени. Буквально через два-три дня началось знаменитое сражение на Орловско-Курском направлении».
В ночь на 2 июля 1943 года в Генштаб поступили сведения от разведуправления о том, что в ближайшие дни и не позднее 6 июля может начаться наступление немцев на Курской дуге. Василевский тотчас доложил об этом Сталину. Ночью 2 июля Сталин утвердил директивы командующим Западным, Брянским, Центральным, Воронежским, Юго-Западным и Южным фронтами. Пленный, захваченный 4 июля на Воронежском фронте, и немецкие перебежчики, перешедшие к нам 4 июля на Центральном фронте, показали, что наступление немцев должно начаться утром 5 июля. Получив эти сведения, Жуков, Василевский и Ватутин приняли решение провести артиллерийско-авиационную контрподготовку, которая, по словам Василевского, «дала исключительный эффект… Гитлеровцы с трудом смогли начать наступление вместо 3 часов утра 5 июля тремя часами позже».
Прибыв на место в тот же день, Жуков обнаружил, что ситуация хуже, чем об этом докладывал Сталину «направленец» из Генштаба. Через день немцы взяли Белгород. Однако их дальнейшее продвижение было остановлено, и попытки немцев прорвать оборону наших войск севернее Белгорода не увенчались успехом. С конца марта 1943 года бои на советско-германском фронте стали носить в основном характер позиционной войны.
«Стратегическая пауза в течение апреля – июня 1943 года, – по словам Василевского, – была использована обеими воюющими сторонами для выработки новых стратегических решений и подготовки к летним активным действиям». К началу летней кампании войска Германии нее союзников имели на советско-германском фронте 4,8 миллиона человек, более 54 тысяч орудий и минометов, свыше 5800 танков и штурмовых орудий, около 3 тысяч самолетов. В составе же советской действующей армии к этому времени имелось 6,4 миллиона человек, почти 99 тысяч орудий и минометов, около 2200 боевых установок реактивной артиллерии, 9580 танков и САУ, почти 8300 боевых самолетов. Таким образом, впервые с начала войны у Красной Армии было бесспорное преимущество в живой силе и технике по сравнению с войсками Германии и их союзников.
8 апреля Жуков представил доклад о плане действий на фронте, изогнувшемся дугой вокруг Курска. Ознакомившись с ним, Сталин распорядился запросить командующих фронтами. Вечером 12 апреля 1943 года в Кремле состоялось совещание у И.В. Сталина с участием прибывшего с Воронежского фронта Г.К. Жукова, А. М Василевского и заместителя начальника Генерального штаба А. И. Антонова, на котором был обсужден план летней кампании. «Верховный, пожалуй, как никогда внимательно выслушал наши соображения… – вспоминал Жуков. – Мы хотели встретить ожидаемое наступление немецких войск мощными средствами обороны, обескровить противника и, перейдя в контрнаступление, окончательно его разгромить. Поэтому одновременно с планом преднамеренной обороны решено было разработать и план наших наступательных действий, не ожидая наступления самого противника, если оно будет затягиваться на длительный срок».
Сталин активно участвовал в разработке плана летней кампании, которая продолжалась на протяжении всей «стратегической паузы». (В своих мемуарах, вышедших в свет в начале 1970-х годов, A.M. Василевский обращал внимание на искажения в описании подготовки Курской битвы, допущенные с подачи Н. С. Хрущева. В этих описаниях деятельность Ставки и лично Сталина принижалась и очернялась, зато заслуги руководства Воронежского фронта, членом Военного совета которого был Н.С. Хрущев, всячески преувеличивались).
Готовясь к летней кампании 1943 года, Сталин обращал особое внимание на количество и качество вооружений, направляемых на фронт. В феврале 1943 года заместитель наркома авиационной промышленности А.С. Яковлев был вызван в Кремль вместе с наркомом авиационной промышленности А. И. Шахуриным докладывать об истребителях сопровождения для бомбардировщиков «Ил-4» и штурмовиков «Ил-2». Замечания Сталина в ходе беседы, как обычно, свидетельствовали о хорошем знании им обсуждавшихся вопросов. Он говорил: «Сейчас уже не 1941 год, когда у нас было недостаточно истребителей и «Ил-4», вылетая днем без охраны, несли при этом большие потери. Мы имеем теперь столько истребите лей, что можно обеспечить сопровождение бомбардировщиков Ильюшина. Нас не удовлетворяет только ночная работа «Ил-4», нам не хватает дневных бомбардировщиков. Необходимо «Ил-4» использовать для дневной бомбардировки». Затем он заговорил о штурмовиках: «Нужно дать более надежное прикрытие их истребителями для того, чтобы уменьшить потери штурмовиков от истребительной авиации противника. Нужно, чтобы летчики-штурмовики смелее работали, не боялись вражеских истребителей».
Однако у участников совещания не было единого мнения относительно соотношения между истребителями и штурмовиками. «Завязалась горячая полемика между Новиковым и Шахуриным. Дав им еще немного пошуметь, Сталин прекратил спор и сказал: «По-видимому, дело не ясно, – надо точно определить баланс истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков на ближайшее время, и после этого примем решение»… После этого нас отпустили, поручив подготовить предложения по обсуждавшимся вопросам», – вспоминал Яковлев. Он рассказывал и о других совещаниях у Сталина, в ходе которых тот детально рассматривал летные качества новых самолетов, новых авиамоторов, сурово критиковал руководителей наркомата за отставание в выпуске новых машин и несвоевременную информацию о возникших у них трудностях. Обращаясь к Шахурину и Яковлеву, Сталин спрашивал: «Почему вовремя не докладываете о своих затруднениях? Если не можете сами их ликвидировать или решить, нужно докладывать. Мы не отказываемся помочь, но своевременно докладывайте о затруднениях, если не можете сами справиться».
По словам Яковлева, «Сталин сильно ругал нас за то, что еще не налажен серийный выпуск машин. Он потребовал также выпуска самолета «Як-9Д» с дальностью полета 1400 километров, который в опытном образце также прошел испытания, о чем военные уже доложили правительству, но серийный выпуск задерживался. Нам предложили срочно представить проект решения Государственного Комитета Обороны о серийном выпуске в самые сжатые сроки истребителей «Як-9Т» с 37-миллиметровыми пушками и истребителей «Як-9Д» увеличенной дальности».
Подобные обсуждения проходили и по другим видам вооружений. Яковлев стал свидетелем обсуждения у Сталина вопроса о танковом производстве. В разгар боев под Харьковом танки «KB» вышли из строя. Оказалось, что превосходные танки стали жертвой непродуманных улучшений, которые, как признавал Яковлев, нередко губили уже проверенные в бою конструкции. Яковлев вспоминал, что «Сталин был очень рассержен и бросил танкистам серьезные обвинения в безответственности. Он сказал: «Улучшать боевые машины нужно с умом. Нельзя односторонне, не учитывая всего комплекса боевых качеств, увеличивать толщину брони, добавлять горючего, забывая о том, что вес танка увеличился, а двигатель оказался перегруженным, перенапряженным. Надежность машины уменьшилась, танк потерял проходимость и маневренные качества… И конструктору передайте, что нельзя быть таким мягкотелым. Конструктор не должен идти у всех на поводу, он в первую очередь отвечает за машины, и если предъявляются неосновательные, безответственные требования, он должен протестовать».
«Отпустив генералов-танкистов, Сталин обратился к нам: «Вы думаете, это вас не касается? Я ведь знаю, что вы тоже любите «улучшать» самолеты и моторы, охотно выполняете всякие безответственные требования, прислушиваетесь к обывательским разговорам. Советчиков много, а спросим с вас». Он погрозил пальцем: «Запомните: конструктор должен быть твердым, должен защищать машину от безответственных советчиков. Сделать хорошую машину трудно, испортить очень просто. А спрашивать будем с конструктора». Прочитав нам нотацию, Сталин вышел в соседнюю комнату, принес оттуда зеленую коробку с папиросами «Герцеговина флор», раскрошил табак, закурил трубку и перешел к обсуждению других авиационных вопросов».
Готовилось к летней кампании и руководство Германии. 15 апреля 1943 года Гитлер подписал оперативный приказ № 6, в котором были изложены задачи войск в наступательной операции «Цитадель». В приказе говорилось: «Я решил, как только позволят условия погоды, провести наступление «Цитадель» – первое наступление в этом году… Оно должно завершиться быстрым и полным успехом. Наступление должно дать в наши руки инициативу на весну и лето текущего года. Поэтому все приготовления должны быть осуществлены с большой осторожностью и большой энергией. На направлении главного удара должны использоваться лучшие соединения, лучшие командиры и большое количество боеприпасов. Каждый командир, каждый рядовой солдат обязан проникнуться сознанием решающего значения этого наступления. Победа под Курском должна явиться факелом для всего мира».
Германия тщательно готовилась к третьему летнему наступлению на советско-германском фронте. В 1943 году производство танков выросло по сравнению с 1942 годом в 2 раза. На вооружение вермахта поступили новые тяжелые танки «Пантера» и «Тигр», самоходная установка «Фердинанд», новые самолеты «Фокке-Вульф-190А» и «Хенкель-129». Немцы предполагали сосредоточить севернее и южнее Курска около 70% танковых, до 30% моторизованных дивизий, до 60% всех самолетов.
8 мая 1943 года были получены разведданные о том, что немцы могут перейти в наступление на Курской дуге 10—12 мая. Ставка отдала распоряжение к утру 10 мая вывести все войска на первую линию обороны, но наступление немцев не началось. По словам С.М. Штеменко, «в переносе срока наступления Н.Ф. Ватутин усмотрел колебания противника». Вновь сведения о начале наступления немцев были получены 19 мая. На сей раз утверждалось, что немцы перейдут в наступление 19—26 мая. Опять Верховный главнокомандующий отдал распоряжение быть готовым к отражению наступления, но и в эти дни оно не состоялось.
Хотя победа под Сталинградом укрепила веру в возможности Красной Армии, но поражения под Харьковом и ожидание третьего летнего наступления немцев держали Сталина в крайнем напряжении. Это обстоятельство следует учитывать при оценке рассказа Светланы Аллилуевой о том, как Сталин вмешался в любовные отношения своей 16-летней дочери с известным киносценаристом Алексеем Каплером и почему наказание Каплера было чрезмерно жестоким. Эта история, случившаяся весной 1943 года и подробно изложенная Э. Радзинским за счет рассказа о более значительных событиях Великой Отечественной войны, стала для многих читателей ярким свидетельством бездушия Сталина.
За годы войны Сталин, как и многие советские люди, находившиеся на фронтах войны или на оборонном производстве, не имел возможности уделять достаточно внимания семье. В своей книге «Хроника одной семьи» Владимир Аллилуев подробно описал обстановку на правительственной даче в Зубалово, где жили дети Сталина и родня Аллилуевых. Автор пишет, что Сталин, которому с конца 1932 года приходилось в одиночку заниматься воспитанием своих детей, «практически уже давно устранился от семейных забот, передоверив свои чада близким родственникам, и жизнь всей семьи знал неглубоко, не в деталях. А в годы войны семья отодвигалась на совсем второстепенные позиции. К тому же Сталин, очевидно, рассчитывал, что дед, бабушка или моя мать, если что-то дома будет принимать дурной оборот, сумеют вовремя вмешаться или обратиться к нему за помощью. Еще была охрана, обслуживающий персонал, которые в любой момент могли рассказать о том, что происходит в Зубалове, своему начальству или Н.С. Власику, который при необходимости мог сообщить обо всем Сталину».
В самом начале войны сыновья Сталина, Яков и Василий, а также приемный сын Сталина – Артем Сергеев, были призваны в армию. Как вспоминал А.Ф. Сергеев, «собрал нас как-то Иосиф Виссарионович, своих сыновей – Якова, Василия, меня, – и говорит: «Ребята, скоро война, и вы должны стать военными». Так и было. Мы с Яковом стали артиллеристами, Василий – летчиком. В первый же день войны Сталин позвонил, чтобы нас взяли на фронт, немедленно. И это была единственная от него привилегия как от отца. Дальше известно. Яков стоял в бою до последнего, но попал в плен. В плену держался достойно». Как утверждал С. Грибанов в своей книге «Заложники времени», вскоре после пленения Якова Джугашвили многие влиятельные люди в ВВС постарались сделать так, чтобы Василий Сталин не попал на фронт, и он был назначен в Инспекцию ВВС.
По словам В. Аллилуева, в 1943 году «Василий продолжал маяться в своей Инспекции. Я часто задумывался над вопросом, где истоки той страшной беды Василия, которая называется алкоголизмом. Я вижу ее в одном: его нельзя было держать в этой Инспекции… Человек он был активный, моторный, смелый. Летал прекрасно, на фронт рвался, и его место, безусловно, было там, он тяготился своим тыловым положением и страдал оттого, что люди думали, что он хорошо устроился за отцовской спиной… А тут еще его втянули в создание какого-то фильма о летчиках, который он должен был консультировать. Так Василий познакомился с Каплером, а через него со многими деятелями литературы и искусства. В Зубалове начались гульбища и застолья, в них принимали участие А.Я. Каплер, Р. Кармен со своей красавицей женой Ниной, К. Симонов, М. Слуцкий, В. Войтехов, А. Мессерер и его племянница Суламифь, В. Серова, Л. Целиковская и многие другие, всех не упомнишь».
В атмосфере этих беспрерывных «гульбищ» и «застолий» «Василий сошелся с женой Р. Кармена, а у Светланы начался роман с Люсей – так звали Каплера». Характеризуя личную жизнь лауреата Сталинской премии Алексея Каплера, Э. Радзинский, видимо, имел основания назвать его «главным сердцеедом столицы». Режиссера Романа Кармена Радзинский назвал «плейбоем».
Судя по воспоминаниям Аллилуевой, Каплер активно занялся «воспитанием» дочери Сталина. Он, автор сценариев фильмов о Ленине, строго осуждал работы своих коллег по перу за политическую конъюнктурность, а по поводу пьесы Корнейчука «Фронт», которая была создана по совету Сталина и им всячески пропагандировалась, заметил, что «искусство там и не ночевало». Он водил Светлану в Комитет по кинематографии, где в просмотровом зале показывал незнакомые советским кинозрителям иностранные фильмы и давал ей читать переводы иностранных романов, не публиковавшихся в советской печати. По словам С. Аллилуевой, «он давал мне «взрослые» книги о любви, совершенно уверенный, что я все пойму». Светлана Аллилуева встречалась с Алексеем Каплером ежедневно, несмотря на то, что находилась под постоянным наблюдением персонального охранника М.Н. Климова. Каплер также не скрывал своего увлечения и опубликовал в «Правде» репортаж, сделанный им во время командировки на фронт, в форме любовного письма, в котором сообщалось, что предмет его любви видит из окна своей квартиры «зубчатую стену Кремля».
Тем временем в Зубалово, как пишет В. Аллилуев, «события приняли совсем дурной оборот». Василий Сталин выгнал свою жену Галину, «а затем и деда и мою мать и всех нас из Зубалова, так как в нашей семье все возмущались его поведением, не стесняясь говорить ему в лицо о его безнравственных поступках. На Василия будто нашло затмение, он ни на что не реагировал и продолжал бражничать со своими дружками». В пьяном угаре Василий часто стрелял из боевого оружия по люстрам или использовал реактивный снаряд для глушения рыбы. Во время взрыва снаряда его товарищ по рыбалке погиб, а сам Василий получил серьезную рану. Подобные истории происходили в это время не только в семье Сталина. Существует версия о том, что во время подобных беспутных кутежей сын Н.С. Хрущева Леонид убил своего товарища, на голову которого была поставлена бутылка, и Леонид Хрущев был отправлен в штрафной батальон под Сталинград.
Примерно в это же время произошла еще одна трагедия. По СЛОЕ.! В. Аллилуева, «была весна 1943 года, когда в один из ее дней Володя Шахурин (сын наркома авиационной промышленности. – Прим. авт.) застрелил Нину Уманскую, а потом себя… Выстрелы были сделаны из пистолета системы «вальтер», принадлежавшего Вано Микояну (сыну А.И. Микояна. – Прим. авт.), с которым Володя учился в одной школе… Этот «вальтер» да еще дневник Володи одно время лежали у нас в буфете (т. е. на даче в Зубалово. – Прим. авт.). Моя мать это дневник нашла и тотчас отдала С.М. Вовси, матери Володи. Что это за дневник, она, конечно, понятия не имела. И очень жаль, так как из этого дневника следовало, что Володя Шахурин был «фюрером» «подпольной организации», в которую входили мой брат Леонид, Вано и Серго Микояны, Артем Хмельницкий, сын генерал-майора Р.П. Хмельницкого, и Леонид Барабанов, сын помощника А.И. Микояна, все эти ребята учились в одной школе. Софья Мироновна, получив от моей матери дневник сына, через некоторое время передала его Л.П. Берия, снабдив своими комментариями. В результате все эти 13– 15-летние подростки оказались во внутренней тюрьме на Лубянке… Следствие длилось около полугода, а затем ребят выслали в разные места: кого в Омск, как Леонида, кого в Томск, а Вано Микояна по просьбе отца – на фронт, обслуживать самолеты, на которых летали братья».
По поводу сурового приговора В. Аллилуев пишет: «Шла тяжелая война, тяжелая, беспощадная. И вот еще два бессмысленных трупа, странный дневник со странными шалостями среди детей «верхов», о которых Станин в сердцах как-то сказал: «Проклятая каста!» Потом – эти комментарии С.М. Вовси, сплетни, разговоры вокруг этой истории. Можно ли было оставить ее без последствий, замять? Сомневаюсь. Ребятам, конечно, был дан суровый урок, который не мог пройти бесследно для детских душ».
И.В. Сталин поручил Генеральному прокурору СССР разобраться в поведении Василия в отношении жены Р. Кармена. Василий получил 15 суток ареста, а 26 мая 1943 года И.В. Сталин как нарком обороны приказом снял В. И. Сталина с должности командира авиационного полка и запретил ему давать какие-либо командные посты «впредь до моего разрешения». Нарком обороны также приказывал: «Полку и бывшему командиру полка полковнику Сталину объявить, что полковник Сталин снимается с должности командира полка за пьянство и разгул и за то, что портит и развращает полк».
Вмешался Сталин и в отношения Каплера и Аллилуевой. Как вспоминала Светлана Аллилуева, Сталин неожиданно пришел в ее комнату, чтобы изъять письма и фотографии А. Каплера, объявил ей, что у того есть немало других женщин, и он к тому же является английским шпионом. По этому обвинению А. Каплер был арестован и сослан на пять лет в Воркуту.
Можно сокрушаться по поводу несправедливых обвинений в адрес А. Каплера, суровых наказаний, которым были подвергнуты он, дети А.И. Микояна и другие подростки, оскорблений, высказанных в адрес Светланы Аллилуевой. Однако вряд ли можно оценивать все эти события в отрыве от контекста тех лет. Пока Василий, Светлана и дети других высокопоставленных родителей развлекались и пьянствовали, играли в «подпольные организации» во главе с «фюрерами», стреляли друг в друга из трофейных пистолетов, миллионы советских людей гибли на фронтах войны, терпели голод и самоотверженно трудились в тылу ради победы. Сталин отказался обменять своего родного сына Якова Джугашвили на фельдмаршала Паулюса, не пожелав делать для него исключение среди сотен тысяч советских военнопленных. Сталин постоянно получал сообщения о подвигах советских людей. За несколько дней до скандала вокруг Каплера 23 февраля 1943 года рядовой Александр Матросов закрыл своей грудью амбразуру вражеского дзота. Указом Президиума Верховного Совета СССР A.M. Матросову было присвоено звание Героя Советского Союза, а приказом Сталина 254 гвардейскому стрелковому полку присвоено имя Матросова. За годы Великой Отечественной войны такие же подвиги совершили более 300 советских людей. Сталин знал, что Зоя Космодемьянская, многие партизаны, в том числе члены краснодонской «Молодой гвардии», которые шли на смерть с именем Сталина и свято верили в него, были ровесниками Светланы Аллилуевой и детей членов Политбюро, избравших «фюреров» в качестве образцов для подражания. Поэтому вряд ли он мог легко простить подростков и взрослых дядей из советской богемы, гулявшим в Зубалово в разгар великой войны.
Все эти события произошли весной 1943 года, когда напряженное ожидание немецкого наступления выматывало нервы. Штеменко вспоминал, что в эти дни «И.В. Сталин проявлял некоторую нервозность. И пожалуй, именно в силу этого однажды в Ставке разразилась буря. Туда поступило сообщение о засылке на Курскую дугу самолетов-истребителей с негодной обшивкой. Сталин сделал из этого вывод о небоеспособности всей нашей истребительной авиации».
3 июня 1943 года Яковлева и другого заместителя наркома авиационной промышленности – П.В. Дементьева вызвали к Сталину. «В кабинете кроме Сталина находились маршалы Василевский и Воронов, – вспоминал Яковлев. – Мы сразу заметили на столе куски потрескавшейся полотняной обшивки крыла самолета и поняли в чем дело. Предстоял неприятный разговор». По словам Яковлева, обшивка крыльев истребителей «Як-9» стала растрескиваться и отставать в полете из-за ухудшения качества нитрокраски. «Сталин, указывая на куски негодной обшивки, лежавшие на столе, спросил: «Вам об этом что-нибудь известно?» – и зачитал донесение из воздушной армии, дислоцированной в районе Курска, присланное вместе с образцами негодной обшивки. Мы сказали, что случаи срыва обшивки нам известны. Он перебил нас: «Какие случаи? Вся истребительная авиация небоеспособна. Было до десятка случаев срыва обшивки в воздухе. Летчики боятся летать. Почему так получилось?!»
Сталин взял кусок полотна, лакокрасочное покрытие которого совершенно растрескалось и отваливалось кусками, показал нам и спросил: «Что это такое?» Дементьев попытался объяснить причину этого явления и пообещал исправить ошибки в кратчайший срок. Сталин с негодованием обратился к нам: «Знаете ли вы, что это срывает важную операцию, которую нельзя проводить без участия истребителей?» Да, мы знали, что готовятся серьезные бои в районе Орел – Курск, и наше самочувствие в тот момент было ужасным. «Почему же так получилось?! – продолжал все больше выходить из себя Сталин. – Почему выпустили несколько сот самолетов с дефектной обшивкой? Ведь вы же знаете, что истребители нам сейчас нужны как воздух! Как вы могли допустить такое положение и почему не приняли мер раньше?»
Яковлев и Дементьев пытались объяснить, что обнаружить дефект на заводе не представлялось возможным, а он обнаруживался лишь под воздействием атмосферной среды. Яковлев вспоминал, что ему «никогда не приходилось видеть Сталина в таком негодовании. «Значит, на заводе это не было известно?» – «Да, это не было известно». – «Значит, это выявилось на фронте только перед лицом противника?» – «Да, это так». – «Да знаете ли вы, что так мог поступить только самый коварный враг?! Именно так и поступил бы – выпустил бы на заводе годные самолеты, чтобы они на фронте оказались негодными! Враг не нанес бы нам большего ущерба, не придумал бы ничего худшего. Это работа на Гитлера!» Он несколько раз повторил, что самый коварный враг не мог нанести большего вреда. «Вы знаете, что вывели из строя истребительную авиацию? Вы знаете, какую услугу оказали Гитлеру?! Вы гитлеровцы!» Трудно себе представить наше состояние в тот момент. Я почувствовал, что холодею. А Дементьев стоял весь красный и нервно теребил в руках кусок злополучной обшивки.
Несколько минут прошло в гробовом молчании. Наконец Сталин, походив некоторое время в раздумье, несколько успокоился и по-деловому спросил: «Что будем делать?» Дементьев заявил, что немедленно исправим все самолеты. «Что значит немедленно? Какой срок?» Дементьев задумался на какое-то мгновение, переглянулся со мной: «В течение двух недель». – «А не обманываете?» – «Нет, товарищ Сталин, сделаем». Я ушам своим не верил. Мне казалось, что на эту работу потребуется по крайней мере месяца два… Срок был принят.
Когда мы выходили из кабинета Сталина, я облегченно вздохнул, но вместе с тем не мог не сказать Дементьеву: «Слушай, как за две недели можно выполнить такую работу?» «Там разберемся, а сделать надо», – ответил Дементьев… Благодаря экстренным мерам, принятым наркоматом, действительно удалось в течение двух-трех недель на многих самолетах укрепить обшивку крыла, полностью устранить опаснейший дефект, который в критический момент войны мог обречь нашу истребительную авиацию на бездействие и лишить воздушного прикрытия наши войска. Проведенная работа оказалась ко времени. Буквально через два-три дня началось знаменитое сражение на Орловско-Курском направлении».
В ночь на 2 июля 1943 года в Генштаб поступили сведения от разведуправления о том, что в ближайшие дни и не позднее 6 июля может начаться наступление немцев на Курской дуге. Василевский тотчас доложил об этом Сталину. Ночью 2 июля Сталин утвердил директивы командующим Западным, Брянским, Центральным, Воронежским, Юго-Западным и Южным фронтами. Пленный, захваченный 4 июля на Воронежском фронте, и немецкие перебежчики, перешедшие к нам 4 июля на Центральном фронте, показали, что наступление немцев должно начаться утром 5 июля. Получив эти сведения, Жуков, Василевский и Ватутин приняли решение провести артиллерийско-авиационную контрподготовку, которая, по словам Василевского, «дала исключительный эффект… Гитлеровцы с трудом смогли начать наступление вместо 3 часов утра 5 июля тремя часами позже».