Энтони Марк. Мрак остаётся (Последняя Руна - 3)

   Происшедшее удивило даже Фолкена, а уж он немало повидал на своем веку.
   На землю медленно опускалось облако пыли.
   - Заходим! - сказала Мелия и шагнула в образовавшееся отверстие.
   Храм Сифа был огромен. Темный свод подпирали десятки колонн, высеченных из того же серого камня, что и стены. С потолка свисали гобелены, сотканные из какой-то серебристой ткани. Они напоминали клочья паутины. В самом центре храма, на мозаичном полу, инкрустированном ониксом, из огромного круга расходились лучами восемь гигантских рук.
   Это не руки, Эйрин. Это символ паука - огромного черного паука.
   В храме находились жрецы, но разглядеть их всех было невозможно, потому что они поспешно спасались бегством. Вскоре в храме не осталось никого, за исключением шестерых путников.
   - Что-то подсказывает мне, что они все были не в настроении и не захотели поболтать с нами, - проговорил Фолкен.
   - Трусы, - презрительно сказала Мелия.
   Ландус не сводил с нее удивленных и одновременно восхищенных глаз. На его лице также читался явный испуг. Эйрин догадывалась, какие чувства сейчас испытывает юноша. Не каждый день можно увидеть бывшую богиню в действии.
   Фолкен задумчиво почесал подбородок:
   - А что же теперь?
   - Смотри! - сказала ему Мелия.
   Затем она шагнула в круг с символическим изображением паука. Богиня не повысила голос, однако слова, которые она начала произносить, громко пророкотали под сводами пустого храма. Ее достаточно резкий тон показался присутствующим даже более зловещим, чем любая вспышка гнева.
   - Покажись мне**Сиф! - воззвала она к незримому богу-пауку. - Я знаю, что ты сейчас слышишь меня. Паук всегда знает, что находится в центре его паутины.
   Тишина.
   - Отзовись, Сиф, или я до основания разрушу твой храм и оставлю от него одну огромную зловонную яму!
   Мелия подняла руки над головой.
   - Нет! - раздался в ответ чей-то пронзительный голос. - Не делай этого, Мелиндора!
   Воздух в дальнем конце храма задрожал и пошел волнами. Затем, как будто чья-то огромная рука отбросила в сторону серую занавесь, воздух сделался прозрачным, открыв взгляду трон из серебристого камня. На нем восседала какая-то гигантская фигура. От осознания того, что она видит настоящего бога, у Эйрин перехватило дыхание.
   Внешне Сиф оказался похож на человека, если не считать того, что у него оказалось четыре руки и четыре ноги. Казалось, все восемь конечностей одновременно двигаются. Его наряд состоял из наброшенной на плечи серой туники. Голова Сифа была слишком маленькая для столь большого тела. В самой середине лица сверкали крошечные черные глазки.
   - Я здесь, Мелиндора, - произнес бог-паук каким-то металлическим голосом. - Ты довольна?
   - Не совсем. В любом случае я разгромлю твой храм за то, что ты наделал.
   Она снова подняла вверх руки. Сверкнула голубая молния. Одна из колонн треснула и надломилась.
   - Стой! Не надо! - прорычал Сиф, накрыв голову всеми четырьмя руками, когда сверху посыпались пыль и мелкие камни. - Прекрати, Мелиндора! Я не заслужил этого!
   - Неужели? - издевательски переспросила его Мелия, протянув в его сторону золотого паука, найденного в комнате Орсита. - А я думаю, что ты как раз заслужил наказания! И даже больше, чем простое наказание!
   Мелия протянула руку к статуе.
   - Нет, Мелия, подожди!
   На этот раз с этим словами обратился не Сиф, а Фолкен. Он ласково прикоснулся к ее руке и осторожно опустил ее. Богиня недоуменно повернулась к нему:
   - В чем дело, Фолкен? Сиф лишил жизни Орсита, умертвил других жрецов. Так пусть же он ответит за свои злодеяния!
   - Ты ошибаешься! - выкрикнул Сиф. - Это не я, клянусь моей паутиной! Мелиндора, клянусь тебе, это не мой паук!
   - Ты лжешь! - шагнула к нему Мелия.
   - Нет! Спроси у него! - Сиф указал одной из своих четырех рук на Фолкена. - Он знает правду, я вижу это по его глазам! Вы все знаете, что этот напыщенный дурак Ондо не позволял иметь золотых пауков. А негодяй Геб спрятал все золото, которое украл для меня!
   Мелия собралась что-то сказать, но, видимо, не смогла найти нужных слов. Она опустила руку и сделала шаг назад. Фолкен подхватил ее под руку.
   - Получается, я был прав, - подал голос Дарж, явно не слишком смутившись от того, что лицезреет настоящего бога. Напротив, он держался так, будто Сиф - не грозное божество, а мальчишка-слуга, пойманный при попытке украсть кусок хлеба. - И ты разгневался на Ондо и вступил в сговор с Гебом для того, чтобы похитить золото.
   - Да, я признаюсь в этом! - пророкотал Сиф. - Я презирал Ондо за его гордыню. А теперь знаю и о предательстве Геба, и ненавижу его! - Руки Сифа то и дело сплетались и расплетались. - Но я не убивал их. Я никого не убивал.
   - А жрецов храма Ватриса в Этерионе? Дарж своими глазами видел, как твои жрецы шныряли по храму за несколько минут до убийства!
   - Ты все неправильно поняла, Мелиндора! Мои жрецы по моему указанию тайно следили за ходом выступлений в Этерионе. Они всего лишь хотели незамеченными выйти из храма. Я не знаю, кто убил жрецов Ватриса. Я знаю одно - мои люди не имеют к этому никакого отношения!
   - Ты лжешь! - повторила Мелия.
   На этот раз она произнесла эту фразу шепотом.
   Эйрин знала, что боги намного превосходят простых смертных и способны делать то, что кажется вполне реальным, хотя таковым и не является. Она была не совсем уверена в том, что сейчас видит перед собой настоящего Сифа. Но в то же самое время понимала, что бог-паук не лжет.
   Не успев осознать, что делает, Эйрин решительно шагнула вперед. Она точно не знала, как следует правильно обращаться к богам, так что ограничилась следующим:
   - Извини меня, владыка Сиф, но если не ты убил других богов, то кто же тогда истинный убийца?
   - Ты думаешь, ничтожное создание, что я сам не хотел бы этого знать? ответил Сиф, сжав руки в кулаки. - Я раздавлю тебя, как муху, застрявшую в моей паутине!
   Эйрин посмотрела на него изумленным взглядом. Но прежде чем она успела что-то сказать, прямо перед ней встал Дарж.
   - Бог ты или нет, но так обращаться к даме непозволительно!
   Узкие глазки Сифа превратились в щелочки:
   - А ты что за букашка?!
   Мелия направилась прямо к трону:
   - Это мой друг. Как был моим другом и Орсит. Если ты что-нибудь знаешь, Сиф, ты мне немедленно это расскажешь!
   Сиф беспокойно заерзал на троне, выкатив вперед похожее на бочонок брюхо.
   - Ты больше не богиня, Мелиндора! Незачем мне тебя слушать!
   - Верно, - спокойно согласилась Мелия. - Но собравшихся в Этерионе ты все-таки послушаешься! Я скажу им, что ты скрываешь сведения об убийцах. Вряд ли жрецам других храмов понравится это известие. Они просто вышвырнут твоих жрецов из Этериона. Навсегда!
   Сидевший на троне Сиф вздрогнул, беспокойно зашевелив всеми своими конечностями. Он тщетно пытался что-то сказать.
   - Подумай об этом, Сиф! - резко бросила Мелия. - Тебя ожидает целая вечность - но без почитателей твоего культа, поскольку некому будет молиться за тебя. Тебя ждет полное забвение! Ты навечно останешься один вместе с твоей паутиной!
   - Ты не посмеешь это сделать!
   Мелия положила руки себе на бедра и удивленно подняла брови.
   Бесформенное тело Сифа заколыхалось, как желе.
   - Ты безжалостна, как оса, Мелиндора! - с отвращением вымолвил бог-паук. Затем, немного успокоившись, добавил: - Но я скажу тебе то, что ты желаешь услышать!
   К сожалению, оказалось, что Сиф почти ничего не знает. Мелия и Фолкен время от времени задавали ему вопросы, но единственное, что тот мог подтвердить, состояло в том, что золотой паук не принадлежал ни ему, ни кому-либо из его почитателей. Он также не знал, кто мог обронить его. В конечном итоге богиня и бард поняли, что от Сифа больше не удастся ничего узнать.
   - Я устала от тебя, Сиф, - сказала Мелия. - Мы уходим. С этими словами они с Фолкеном повернулись спиной к трону.
   - Постой, Мелиндора! - слащаво проговорил бог-паук. - Поскольку я рассказал все, что тебе было нужно, надеюсь, ты не сообщишь Этериону о моей маленькой сделке с Гебом? Ведь ты сделаешь это? Мелиндора? Мелиндора!
   С губ Сифа слетали брызги слюны, но Мелия, гордо задрав подбородок, зашагала прочь от трона.
   - Давайте уйдем отсюда, - сказала она остальным. - Я всегда терпеть не могла пауков!
   Через несколько секунд они оказались за порогом храма и стали спускаться вниз по ступенькам. Суровое выражение лица богини немного смягчилось.
   - Значит, это все-таки не Сиф, - произнесла Лирит и посмотрела на Даржа. - Похоже, что ты во всем оказался прав. Правда, пока ты еще сам не знаешь имени убийцы.
   - Мне кажется, сударыня, что это чудо, на которое я имею такое же право, как и все остальные, - пожал плечами рыцарь.
   Эйрин разочарованно вздохнула. Они так и не приблизились пока к разгадке.
   - Кому же все-таки принадлежит золотой паук?
   - Не знаю, - отозвался Фолкен. - Хотя, по-моему, Орсит это знал. Скорее всего он именно об этом писал в своем дневнике. Но тогда почему...
   Закончить фразу ему помешал пронзительный нечеловеческий крик, разорвавший ночную тишину.
   Все немедленно обернулись. Крик доносился из открытых дверей храма. Дарж и Фолкен ворвались внутрь первыми, за ними Мелия и Ландус и последними Лирит и Эйрин.
   Затем все резко остановились, открыв от удивления рты. Внутри храма царила суматоха. Жрецы бестолково носились взад-вперед, на сей раз спасаясь бегством не от гнева Мелии, а пытаясь как можно дальше отскочить от огромной ямы, зиявшей в дальнем конце храма. Она образовалась там, где совсем недавно находился трон бога-паука. С полдесятка колонн были обрушены. С потолка сыпалась щебенка, в воздухе висели огромные клубы пыли. От Сифа не осталось и следа.
   Не обращая внимания на обезумевших от паники жрецов, спутники Мелии пробрались через груды камней прямо к краю ямы. Когда они подошли слишком близко к краю, Фолкен жестом приказал отойти немного назад. Яма имела почти правильную круглую форму. Края ее были острыми, как будто сделаны огромным ножом. Внутри была бездонная пустота. Она магнетически притягивала Эйрин, маня девушку к себе. Лирит ухватила ее за плечи. Дарж метнул в яму камень. Все стали ждать, когда он достигнет дна, однако этого так и не произошло.
   Фолкен попытался схватить одного из убегавших жрецов, но тот с криком вырвался и умчался прочь. Бард чертыхнулся.
   - Что здесь происходит? Нужно спросить у него, что тут случилось!
   - Ты теперь не найдешь его.
   Эту фразу произнесла Мелия. Ее голос прозвучал как-то непривычно спокойно и устало. Богиня прижала ладонь ко лбу. Ее лицо будто подернулось пеплом.
   - О небо, что же случилось?! - воскликнул Фолкен.
   - Его больше нет. Он исчез. Навсегда, - отозвалась Мелия. Эйрин прижала ладонь ко рту, чтобы сдержать рвущийся из горла крик. Сифа больше нет. Он мертв. Убийца все это время находился где-то рядом, в храме, и даже богиня не заметила его...
   ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
   ЭЛЬФ И ВРАТА
   49
   Настало время сов.
   Грейс лежала на жесткой узкой кровати и всматривалась в непроглядную тьму. Она сбила ногами грубые простыни, а выцветшая, маленькая не по размеру ночная рубашка на ней скомкалась и стала влажной от пота. Спальня старших девочек находилась на втором этаже приюта, воздух был спертым и тяжелым. Хорошо бы открыть одно из небольших окон и впустить дуновение прохладной горной ночи. Однако Грейс и не думала вставать. Все окна в детском доме "Беккет и Стрейндж" уже много лет были заколочены гвоздями.
   Не делай этого, Грейс.
   Вокруг нее клубилась плотная алчная тень.
   Не заставляй себя снова переживать это, пусть пламя угаснет.
   Но оставалось нечто важное - что-то, что ей необходимо вспомнить. Грейс сдалась на милость тьмы. Где-то заухали совы. Ей снова было тринадцать лет.
   Над ее головой скрипнули половицы: старые сосновые доски прогибались под внушительной массой. Это, должно быть, миссис Фальк направляется в ванную после своего стакана чая с джином перед сном. Грейс так и не поняла, почему комната кухарки располагается на третьем этаже, ведь этой грузной даме требовалось десять минут, чтобы подняться по лестнице.
   С другой стороны, все, кто работал в приюте, жили наверху - прислуга, медсестра, экономка, садовник, миссис Фальк и мистер Холидей, директор приюта. Может быть, так было легче держать детей на расстоянии. Третий этаж был строго-настрого запрещен Правилами. Однажды, когда Грейс было восемь лет, она подошла к лестнице, ведущей на третий этаж, и занесла ногу на первую ступеньку. В тот же миг ее настигла миссис Фальк, отволокла на кухню и отходила там одной из своих больших деревянных ложек, которыми помешивала суп в котлах. Грейс никогда больше не делала попытки подняться наверх.
   Где-то над головой хлопнула дверь. Несколько секунд спустя послышалось ворчание, сопровождающееся натужным пыхтением. Это навело Грейс на воспоминание о документальном фильме Национального Географического Общества, который ей однажды дали посмотреть по старенькому приютскому черно-белому телевизору. Ей нравились такие фильмы, хотя мистер Холидей и говорил, что все ученые безбожные грешники. Тот фильм был о животных в Африке. Там черный буйвол, погрузившись в глубокую лужу грязи, издавал точно такое же пыхтение. Кажется, стряпня Фальк ей самой не пошла впрок. Вот опять. Это значит, что три-четыре раза за ночь Грейс будет разбужена ее хождениями. Если вообще уснет.
   - Грейс...
   Едва слышный шепот возник в темноте спальни.
   - О Грейси...
   Хихиканье.
   Грейс оцепенела. Разговаривать после того, как погашен свет, запрещалось Правилами. Как и вставать с постели, даже если вам хотелось писать.
   Мочиться в постель как раз не шло вразрез с Правилами - а случалось это здесь нередко. В иной день простыни с желтыми пятнами развевались на бельевой веревке, как флаги. В то же время, испачкав постель, можешь получить шлепок-другой от миссис Мурто, экономки, а то и от ее мужа, если самой ей недосуг, а большие руки мистера Мурто грубые и жесткие от работы. Грейс научилась не пить слишком много перед сном.
   - Мы за тобой, Грейси. - Снова короткие приглушенные смешки. - Это я, миссис Фальк и мистер Холидей здесь. - Противное причмокивание. - Мы хотим, чтобы ты стала нашей особенной девочкой, Грейси.
   Из темноты протянулись руки, готовые ухватить ее за рубашку.
   Грейс резко села.
   - Оставьте меня в покое.
   Она произнесла эти слова вслух, пусть даже миссис Броуд, смотрительница по второму этажу, сидит на стуле за дверью. Руки исчезли.
   - Ах ты, маленькая... - Грейс не разобрала слово, - лучше бы ты заткнулась.
   Это была Мэтти Уинтер. Ей нравилось вворачивать слова, которые она украдкой подслушивала у мистера Мурто. Садовник имел обыкновение непрерывно ругаться за работой и, казалось, никогда не замечал этого.
   - Ты нас слышишь? - донесся тонкий жалобный шепоток. Лизбет Картер. Она говорила, словно хныкала: у нее что-то было не в порядке с носом, и она не могла свободно дышать. В последнее время Лизбет тенью следовала за Мэтти.
   Грейс могла лишь смутно различить их силуэты во мраке: один высокий и толстый, другой маленький и худой, как щепка. Попав в сиротский приют два года тому назад, Мэтти объявила себя королевой спальни девочек на втором этаже, и никто из них не возразил - по крайней мере не получив в отместку от Мэтти кулаком в живот. Грейс по возможности избегала Мэтти, но несколько месяцев назад той, судя по всему, надоело молчание Грейс, и с тех пор она непрестанно пыталась вывести девочку из себя.
   - Я сказала, оставьте меня в покое. - Грейс не стала понижать голос.
   Сдавленный вскрик, и снова Лизбет:
   - Боже мой, я что-то слышала! Это дверь? Что мы будем делать, Мэтти? Броуд все слышит.
   - И твое хныканье в том числе, - прошипела Мэтти. - Заткнись, пока я тебя не прибила.
   Лизбет всхлипнула. Ее худая тень скользнула в дальний угол комнаты к своей кровати.
   Глаза Мэтти поблескивали в слабом свете, проникавшем из-под двери. Она прислушивалась. Грейс тоже напрягла слух. Броуд, высохшая старуха с седыми волосами, стянутыми в тугой пучок, обладала длинными, как у осла, ушами. И если она слышала шум в спальне, то обычно врывалась, включала тусклый верхний свет и вопила в точности как осел.
   Тишина. Не слышно даже сухого шороха страниц пожелтевшего тома "Хрестоматии".
   - А зачем мне читать что-то новое? - сказала Броуд в ответ на вопрос Грейс. - Ничего приличного не было написано за последние пятьдесят лет. Извращенцы эти нынешние авторы. Желчь из них льется, как из сточной канавы, а они еще называют это литературой. Так что мне не нужны современные "Ридерз дайджест" или что-то еще в этом роде. Я могу назвать все это одним словом, вот так-то.
   Она никогда не говорила, что это за слово, но Грейс полагала, что мистер Мурто знает его.
   Из-за двери не доносилось ни звука. Мэтти наклонилась ближе. Грейс почувствовала ее горячее кисловатое дыхание у своего лица. Она нащупала грудь Грейс, нашла сосок и сдавила его.
   - Милые у тебя грудки, Грейс. Они крутят их тебе, пока ты не закричишь? Этого они от тебя хотят?
   Она нажала сильнее.
   Грейс сжала зубы, сдерживаясь, чтобы не закричать. Не потому, что Броуд услышит, это ее не волновало; вопли старухи ей вреда не причинят. Она не хотела пасовать перед Мэтти.
   Мэтти фыркнула и отпустила ее, но вдруг вскинула руку, снова схватила Грейс за грудь и сжала ее. И еще раз.
   Грейс едва дышала. Неужели Мэтти не понимает? Дрожащей рукой Грейс дотронулась до руки девочки - и в тот же миг, словно какой-то провод соединил их, она почувствовала ненависть, отвращение... тоску. За последние два года они настигали и Грейс, и Лизбет, и Сару Фейнман, и Нелл Варне. Но никогда не приходили к Мэтти.
   Грейс будто сунула палец в электрическую розетку. Как это У нее получилось? Как она смогла узнать, что думает Мэтти?
   Мэтти оттолкнула руку Грейс. Проводок порвался.
   - Ах ты, сука!
   Слово было знакомо Грейс. Прозвучало оно так, будто Мэтти плакала, но это было невозможно.
   - Ты, тощая маленькая... - такого слова Грейс никогда раньше не слышала. - Что ты со мной сделала?
   - Но ты ведь хочешь этого, - сказала Грейс, на этот раз шепотом, потому что ее душила тошнота. - Ты хочешь, чтобы они пришли за тобой. Но это не сделает тебя особенной, Мэтти. Это сделает тебя...
   Грейс не могла найти нужные слова, чтобы объяснить. Ведь в конце концов это обращает тебя в ничто. И, может быть, единственный способ противостоять насилию - быть полностью, абсолютно пустой. В полумраке глаза Мэтти сверкнули яростной болью и желанием. Затем, издав звук, который мог быть и пренебрежительным фырканьем, и рыданием, она прокралась к своей постели.
   Грейс легла и снова стала смотреть в темноту. Она пыталась заставить себя не думать. Раньше по ночам она думала о людях, которые могли прийти когда-нибудь и спасти их, - о людях из правительства. Но потом однажды приехал какой-то человек; глаза у него были красные и усталые, а костюм мятый и грязный. Мистер Холидей все ему показывал, широко улыбался, отечески поглаживая по головкам попадавшихся малышей, а тот человек сделал несколько заметок в своем блокноте и уехал. И жизнь вошла в привычное русло.
   Разумеется, Грейс быстро поняла, что жизнь в приюте ужасна. В нормальных условиях дети не лежат по ночам без сна, ожидая легкого поскрипывания половиц и рук, тянущихся из мрака.
   Правда, в последнее время они приходили за ней все реже и реже. Она связывала это с тем, что Броуд называла, сморщив свой ослиный нос, ежемесячным несчастьем. Но это было еще не все.
   Нельзя сказать, что она сопротивлялась им. Она не боролась и не кричала, а старалась наблюдать как бы со стороны. Казалось, им это не нравится. Тогда она стала смотреть на них более пристально. А однажды ночью несколько месяцев тому назад тот, кто пришел за ней, отступил, не начав. Грейс не могла видеть его лица - они всегда были в масках, - но руки она узнала. Мозолистые и сильные руки рабочего.
   - Прекрати так смотреть на меня, ты, маленькая Иезавель, - прорычал он.
   Как - "так", мистер Мурто?
   Она даже не произнесла эти слова вслух, но глаза его расширились за прорезями маски. Он поднял кулак, словно хотел ударить ее, но не ударил.
   - Ты не лучше меня, потаскушка. Думаешь навредить мне своими чарами, но ничего у тебя не выйдет. Ты еще заплатишь за это.
   Но ей повезло. Она бросилась назад к своей кровати, а они почему-то не пошли за ней.
   Даже не глядя, Грейс чувствовала их взгляды. И тоже наблюдала, по-своему. Иногда, спускаясь на первый этаж, она слышала споры, которые быстро стихали, как только девочка оказывалась в поле зрения. А порой кто-нибудь из них пристально смотрел на нее, забавно скосив глаза. И только заметив такой же взгляд у одной из младших девочек, Грейс наконец поняла, что это страх.
   Почему-то эти взгляды вызывали у Грейс улыбку. На прошлой неделе она улыбнулась миссис Фальк в столовой.
   - Прекрати, ужасная девчонка, - прохрипела Фальк, прижимая руку ко рту и с трудом втягивая в себя воздух, и вдруг, переваливаясь с ноги на ногу, заковыляла прочь со всей возможной быстротой.
   А потом пришел мистер Холидей и сообщил им, что миссис Фальк больна и сегодня он сам раздаст им обед.
   И вновь тишина. Мэтти, должно быть, добралась до постели, и Лизбет тоже. Сара похрапывала, а Нелл тихонько всхлипывала во сне. Она всегда плакала во сне, хотя наутро никогда этого не помнила.
   Снова скрип наверху. Фальк неуклюжей тяжелой походкой возвращается в свою комнату. Половицы стонут. Тонко скрипнула дверь, и затем надолго воцарилась тишина.
   Треск!
   Грейс села в кровати. Сара и Нелл тоже поднялись, похожие на призраков в своих белых ночных рубашках.
   - Черт, - выпалила Мэтти. - Что это было? Лизбет взвизгнула:
   - Они идут за нами!
   Мэтти протянула руку, чтобы стукнуть ее. Лизбет сжалась в комок, заглушая рыдания подушкой.
   Грейс прислушалась. Раздался еще один звук, более глухой, чем первый. Будто что-то мягкое и ужасно большое упало на пол.
   - Фальк, - прошептала она.
   - Что это, Грейс? - спросила Нелл, смуглой рукой прижимая к груди простыню.
   Грейс, ничего не ответив, выскользнула из постели. Она подошла к двери.
   - Грейс! - прошептала Сара. - Нельзя выходить!
   Опять стало тихо. Нет, неправда. Раздался слабый размеренный звук, похожий на стук метронома, которым пользовалась Броуд во время пения псалмов на Рождественском ужине.
   - Грейс!
   Она повернула ручку, дверь распахнулась, и в комнату проник свет.
   Потрепанная хрестоматия лежала на стуле. Старухи нигде не было видно. Грейс поколебалась. Оставить пост у спальни ночью - значит нарушить столько Правил, что на кухне Фальк не хватит ложек. Но что-то было неладно. Затаив дыхание, она вышла в коридор. Не было нужды говорить остальным, чтобы они остались - никто не пошел за ней. Слышался плач Лизбет.
   Грейс сделала несколько шагов по коридору. Вот - поскребывание. Доносится сверху, будто крысы грызут дерево. Ей показалось, что какой-то голос тихо произносит ругательства.
   Девочка двинулась дальше. Ни одна из дверей в коридоре не открылась. На сиротский приют снова опустилась тишина. Остался лишь этот глухой звук. Грейс дошла до конца коридора. Перед нею была лестница на третий этаж.
   Грейс уцепилась за ветхие перила и глянула вверх. Колени подгибались, еще можно бегом вернуться в постель, пока Броуд ее не поймала. Дело тянуло на хорошую порку. Но она не повернула назад.
   Что-то случилось. Грейс это чувствовала, как почувствовала душевную боль Мэтти.
   Будто по своей собственной воле ее правая нога коснулась ступеньки. Сверху хлынул серебристый серовато-синий свет. Он скатывался по ступенькам, как клубящийся туман.
   Сделай это, Грейс.
   Теперь к прежнему звуку добавилось странное гудение, которое постепенно перешло в пронзительный вой. Грейс открыла рот, но не смогла произнести ни звука. Свет расплескивался по ступенькам, собирался вокруг ног, холодил кожу.
   Ты должна подняться по лестнице. Ты уже однажды сделала это, когда тебе было тринадцать. И сможешь сделать это снова.
   Цепляясь за перила, Грейс поставила ногу на ступеньку - и мир обратился в пламя.
   Нет, не так. Языки пламени дотянутся до нее позднее. Не раньше, чем она увидит. Ей нужно подняться по ступенькам.
   Но огонь уже ревел вокруг. Грейс свернулась в клубок на лестнице и разразилась слезами не тринадцатилетней девочки, но взрослой женщины. Потом тени окутали все вокруг и погасили огонь.
   50
   Тревис раздвинул тяжелые гардины, впуская в комнату яркий свет октябрьского утра.
   - Грейс, - позвал он, присев на краешек кровати. Слабый стон слетел с ее губ, голова дернулась, но глаза оставались закрытыми. Она спала.
   Нет, не спала, Тревис. Это не просто сон. Грейс снова там, снова окутана тенью прошлого.
   Он положил правую руку ей на лоб и почувствовал покалывание.
   - Грейс, пора просыпаться. Ты в Денвере, в отеле "Браун Палас". Да, я знаю, он кажется причудливым по сравнению с мотелем "Голубые небеса", но не сердись. Это из-за Ищущих.
   Уголки ее рта опустились вниз. Пальцы сжались в кулаки, сминая покрывало.
   Вани привезла их сюда накануне вечером, после нападения на мотель. Ни он, ни Грейс не знали, где Ищущие, но Вани каким-то образом знала. Она провела их в комнату на третьем этаже, постучала. Когда же дверь открылась и выглянуло удивленное лицо Дейдры, в холле кроме них уже никого не было.
   Они постарались во всех подробностях рассказать Дейдре и Фарру о случившемся, потом посмотрели сообщение по четвертому каналу в десятичасовом выпуске новостей. Тревис не очень удивился, когда на экране появились их с Грейс фотографии.