Энтони Пирс. Медь химеры

   — Конечно. Это как раз то, чего мы оба хотим.
   Они обнялись, и битвы, которые показывали им кристаллы, исчезли из их сознания. Скоро, подумал Рауфорт, должно будет начаться исполнение всех его желаний, все его мечты сбудутся. Это будет жестокое, кровавое и удивительно славное дело.
 
   Лестеру Крамбу казалось, что он вместе с Рыцарями Круглоухого Келвина снова сражается с гвардейцами королевы. Затем он открыл глаза и увидел, что на человеке, который наклонился над ним, совсем другой мундир. Он отчаянно попытался подумать, вспомнить, где он находится, и когда ему это удалось, он почувствовал боль, боль от глубокой раны в груди. Где же Джон? Джон спасла ему жизнь, а потом стала его женой. Что случилось?
   Это другая война. Другая битва. Другие обстоятельства. Джон далеко отсюда. Она в безопасности. О, как он надеялся, что она в безопасности!
   Чья-то узловатая рука вытерла ему лоб. Он почувствовал, что все его лицо покрыто потом; потом было пропитано все его белье и простыня, на которой он лежал. Над его головой виднелся полог палатки, жутко громыхающей на ветру, завывавшем так, словно здесь собрались все отделенные от тел души убитых в сражении.
   — Мы сражались с солдатами Канции, — сказал он. — Я упал. Кто-то меня спас. Это было почти так же, как в той другой битве, где меня сбили с лошади.
   — Берегите силы, командир.
   Командир? Он? Он с трудом припоминал это. Его голова болела и гудела, словно барабан, в который бьют, чтобы сообщить о чьей-то смерти. О, если бы только здесь была Джон, чтобы поддержать его! Он попытался вспомнить имя офицера. Клампекер, вот как. Лейтенант Карл Клампекер из Троода.
   Лес заглянул в глубокие синие глаза, заметив белокурые волосы и усмешку, которая была так типична для наемников из Троода. У Карла были широкие плечи и сильное тело, хотя он и не выглядел таким огромным, как его отец.
   — Мы выиграли эту битву?
   — Нет, командир, проиграли.
   Почему-то ему казалось, что Карл именно так и ответит.
   — Много потерь?
   — Боюсь, что да, командир. С обеих сторон.
   — Можем ли мы выиграть войну?
   — В конечном счете, командир. Когда Рейли и германдцы, а также ваш отец и его войска и наши войска — все доберутся до двойной столицы.
   — Да, до столицы. — Безумное дело, две столицы объединены в одном городе. И управляются, теоретически, двумя очень медленно растущими мальчуганами. А фактически — колдуньей, как две капли воды похожей на ту ведьму, которую Келвин уничтожил в Аратексе. Скоро ли вернется Келвин? Вернется ли он, как и тогда в Аратексе, чтобы все расставить по местам? Пускаясь в свое нынешнее приключение, Лестер был в этом уверен. Теперь тяжелораненый и разгромленный в сражении, он больше уже ни на что не надеялся.
   — Командир, ваша рана настолько серьезна, что… — лейтенант сделал паузу, очевидно, подбирая подходящие слова.
   — Если я не могу командовать, то ты должен принять командование, лейтенант. Мы не должны сдаваться! Мы должны продолжать сражаться! Мой отец и Сент-Хеленс полагаются на нас!
   — Да, командир Крамб. Мы с боем ворвемся в столицу и проложим себе путь к славе.
   Со мной или без меня, добавил Лес в своих собственных тревожных мыслях. Он хотел бы потерять сознание, даже умереть, но мысли о Джон не позволяли ему это сделать. Потом ему показалось, что он снова стал маленьким мальчиком, что он потерялся в темноте и что все вокруг него исчезли.
 
   Шарлен быстрым движением руки откинула медные кудри с синих фиалковых глаз. Карты, которые она раскладывала на кухонном столе, были все те же, что и раньше. Каждый раз картами Келвина управлял слепой джокер, и это означало для него большую опасность и неопределенность.
   — Верно ли еще пророчество? — тихо прошептала она самой себе.Имеет ли оно еще силу?
   Она ущипнула себя за правое заостренное ухо, не давая заснуть. Джон Найт был очень заинтригован этой ее привычкой. Странный человек этот Джон. Раньше она думала о нем, как о человеке, нужном для выполнения пророчества. Он круглоухий, он соединится с ней, остроухой, и их сын и будет тем круглоухим, который упомянут в Книге Пророчеств. Все это казалось таким простым, когда она была молода. Джон пришел к ней прямо из темницы королевы, одинокий, изможденный и, призналась Шарлен самой себе, красивый. Она хотела, желала его с самого начала, и они быстро поженились, не привлекая к себе большого внимания. У них родился сын, а потом дочь. Пророчество относилось только круглоухому Келвину, но ему преданно помогала остроухая Джон.
   В свое время Келвин действительно убивал драконов, и освободил Рад, их королевство, от злобной деспотичной королевы-тиранши Зоанны.
   Пророчество начало выполняться, как она и предвидела.
   Затем обстоятельства изменились, и уже больше ничего не складывалось так, как она ожидала. Может быть, ее действия по выполнению пророчества заставили измениться саму основу ситуации. Келвин покинул это измерение и возвратился как раз вовремя, чтобы спасти Рад и Аратекс путем их объединения, точно, как в пророчестве, но он появился буквально в самый последний момент! Теперь следующими словами, в тех стихотворных строках, которые относились к Келвину, стали слова «завершит с Четырьмя». Предполагалось, что он соединит четыре королевства. Но как он мог сделать это? Келвина даже не было здесь! Он находился в другом измерении, и пророчество, что он избавит свою родину от ига, быстро сходило на нет. Иногда ей даже казалось, что Джон Найт был прав.
   — Глупости все эти пророчества! Глупости! — говорил Джон, сидя рядом с ней за этим самым столом. Она утешала его, успокаивала, уже тогда понимая, что он не всегда будет принадлежать ей. Он выстрадал право на то, чтобы его утешали — не потому, что принимал магию, но потому, что в его глазах, а возможно, и в глазах и других людей тоже она была красавицей и ему нравилось быть рядом с ней. Таким образом его презрение к магии ослабевало, пока, наконец, он не начал верить в нее. Затем Шарлен потеряла его и не по своему и не по его выбору, а в неизбежной трагедии того времени.
   Теперь все снова менялось, и было не так спокойно и улажено, как раньше, и карты отражали это. «Джон», — прошептала она, представив себе, что он здесь, рядом с ней. О, как же она любила его! Ее второй муж был хорошим человеком, и она вышла за него, как только это стало возможно по закону, после продолжительного отсутствия и признания смерти первого мужа. Но Джон, Джон был сердцевиной всей этой истории. Круглые уши, для выполнения пророчества! И он из другого мира, из мира, слишком странного для понимания. Движущиеся картины, говорящие ящики, самодвижущиеся экипажи и еще многое, многое другое. Самым странным было то, что Джон настаивал, что в этом не было ничего магического.
   — Что ж, Джон, теперь я знаю, что ты жив, — прошептала Шарлен сквозь слезы. — Я никогда бы не вышла замуж второй раз, если бы знала это. Я знала, что карты почему-то солгали мне или я неправильно прочла их, знала, что ты выжил после, казалось бы несомненной смерти. Я знаю, что не была ни первой твоей женщиной, ни последней, и ты тоже не был последним моим мужем, но я люблю тебя и желаю тебя и надеюсь, что и ты тоже все еще можешь желать меня. — Но ей надо было подумать и о других, включая и того человека, за кого она вышла замуж, Хэла Хэклберри — она не желала признавать это, но почувствовала облегчение от того, что с Хэлом все произошло именно так. Возможно она всегда подозревала, что это случится; карты могли даже сообщить ей об этом, но она решительно избегала читать их, связывая с семьей Коричневики после того первого кризиса. Даже без карт она знала, что у них есть здоровая и одинокая дочь…
   Хэл был хорошим человеком, но он был подвержен влиянию страстей, как и большинство мужчин. Она плакала, когда потеряла его, столько же из-за своего собственного соучастия, сколько и из-за потери. Она так и не сумела полюбить его по-настоящему. «Но тебя, Джон…»
   Шарлен обнаружила, что плачет, и чувствовала досаду. Связанные с колдовством люди, читающие карты и пытающиеся предсказывать события, сами не должны быть чувствительными и плакать навзрыд. Необходимо помнить об этом.
   Она заставила себя посмотреть правде в глаза. Она лгала себе, когда говорила, будто любит Хэла. Она сказала ему, что любит его, и пыталась сама в это поверить, но у нее в мыслях всегда был Джон. Поэтому в том, что случилось, она виновата не меньше Хэла. Может быть, он все знал, и страдал, и был уязвим и восприимчив. Конечно, она вряд ли могла осуждать его.
   Когда тебя посещают сомнения, разложи карты. Шарлен разложила их, задавая себе мысленно вопрос. Где Джон? Где Джон Найт, который был моим мужем? Джон был вместе с Келвином в другом измерении. Оба были отделены от нее словно воротами смерти. Слепой Джокер танцевал и злобно ухмылялся, ничего не обещая. Может быть, они вернутся, а, может быть, и нет.
   Она перевернула карту. Вот, снова: парная брачная карта. Келвин уже был женат на красивой хорошей девушке по имени Хелн, тоже круглоухой, как и он сам. Парная карта была несомненным указанием. Она положила ее на колоду и перевернула следующую карту.
   Карта рождения. Итак, у них будет ребенок, и этот факт она уже знает. Но вот третья карта, она следует за картой рождения — и Шарлен открыла ее:
   Карта Обмана. Означает серьезную опасность и неопределенность исхода.
   Бедняжка Хелн! Бедная испуганная будущая мать. Ты в большой опасности. Но что это будет, просто роды или что-нибудь, что случится с ребенком во время рождения? После рождения? Упрямые карты не желали сообщить ей это. Собственно говоря, не стоило упрекать карты за скрытность и упрямство, они упрямились только тогда, когда сама ситуация делала их беспомощными. Например, когда что-то, что они могли бы показать, изменится, если они это покажут. Если они скажут ей все, то, встав из-за стола, она в лепешку расшибется, чтобы избежать этого, и тогда окажется, что карты солгали. Этот парадокс лишал их способности к действию. Поэтому они пошли на компромисс и показали ей карту Обмана. Карты не были упрямыми по своей природе.
   Может быть, ей нужно быть рядом со своей невесткой во время родов? Обычно присутствие свекрови не требуется, но в данных обстоятельствах…
   Да, она отправится к Хелн и попытается ей помочь. Когда в судьбе Келвина доминирует Слепой Джокер, а карта Обмана тоже кружится где-то рядом и соединяет участь Хелн с участью Келвина, иного выбора у Шарлен не было.
   — Мне не хочется вмешиваться, — громко сказала она, — но что еще должна делать мать? Хелн, я собираюсь навестить тебя!
 
   Джон не нравилось, как выглядит Хелн! С каждым днем ее состояние все меньше походило на здоровую беременность. Хелн все чаще становилось отвратительно плохо, а теперь еще ей стали сниться нехорошие сны.
   — Джон, о, Джон! — Хелн уселась в кровати, ее лицо было бледным, глаза дикими и остекленевшими. — Я снова видела ее, эту тварь с тремя головами! Две из них были детские, а третья голова была головой дракона. Детские головы плакали и…
   «Это решает дело! — подумала Джон. — Я возьму для нее что-нибудь у доктора! Доктор Стерк обязан знать об этом! Он был королевским врачом еще до моего рождения!»
   — Куда ты идешь, Джон?
   — Я скоро вернусь.
   Она встретила доктора Стерка в коридоре. Он посмотрел прямо перед собой птичьими глазами и вложил в ее руки склянку.
   — По три капли два раза в день в ее чафир, — сказал он и проследовал дальше.
   Что ж, подумала Джон, по крайней мере, не пришлось уговаривать его. Очевидно, он тоже заметил. Но осмелится ли она довериться его лекарствам, учитывая его очевидное раболепие?
   Она вернулась в их комнату. Хелн посмотрела на нее глазами, в которых явно отражался ужас. Это было совсем не подходящее выражение лица для будущей матери.
   «Это решает дело! — снова подумала Джон. — Мучений было уже достаточно! Мне остается только довериться врачу. В конце концов, кто захочет повредить младенцу? За исключением некоторых лиц королевской крови…»
   — Хелн, пришло время выпить чафира. — Она дернула за шнурок, чтобы вызвать служанку. Через мгновение та появилась с большим дымящимся сосудом, полным напитка, и с блюдечком, на котором лежало несколько крошечных, на один укус, пирожных.
   Джон разлила чафир по чашкам и аккуратно добавила в чашку Хелн три зеленоватые капли. Она размешала их ложечкой, и вязкое, тягучее сиропообразное лекарство смешалось с напитком темно-зеленого цвета.
   — Пей, Хелн. — Она смотрела, как прекрасная темноволосая жена Келвина вяло взяла чашку и медленно отпила глоточек. Глаза Хелн расширились. Она снова взяла чашку обеими руками и жадно выпила из нее все, до последней капли. Джон надеялась, что это хороший знак.

Глава 15. Исчезновение

   Голова Мервании придвинулась к Келвину и заговорила в том возбуждающем и тревожном тоне, который она так хорошо умела применять:
   — Келвин, поскольку ты спас нас от уничтожения, мы не будем есть ни тебя, ни твоих спутников.
   — Ты нас отпускаешь? — Она снова с ним играет или нет? Она любит играть со своей пищей, как говорила ее голова-компаньон. Келвин нисколько не верил ей.
   — Да, да, отпускаю, но за определенную плату. — Это было сказано очень милым тоном, ее лицо почти касалось его лица. Даже дыхание Мервании казалось сладостным, когда она говорила это.
   — За какую же? — Они уже были во власти химеры, и она могла забрать все, что было у Келвина или у его спутников. Конечно же, она не заключает сделку на поцелуй!
   — Эти драконьи ягоды, которыми пользовался Кайан. Я хочу получить немного, — сказала она очень просто и серьезно, без всяких видимых хитростей.
   Келвин с несчастным видом посмотрел на Кайана. Ему ужасно не хотелось говорить за него, а просто молчать он не мог.
   — Они пропали, — сказал Кайан, помогая Джону подняться на ноги. — Их забрали лягушкоухие.
   — Очень жаль, — произнесла Мервания. На этот раз в ее голосе слышалась печаль. Если драконьи ягоды пропали, то тогда и они тоже пропали, и ничего нельзя было с этим поделать. У людей не осталось ничего для заключения сделки.
   — Грромпф, — заметил Грампус. Он широко раскрыл свою драконью пасть, чтобы показать огромные, похожие на мечи, зубы.
   — А теперь ку-кушать, — добавил Мертин, делая излишний уже теперь перевод. Он совсем не жалел об этом. Если драконьи ягоды так много значили для Мервании, то для него они значили гораздо меньше.
   — Подождите! Подождите! — закричал Келвин. Он еще никогда в жизни не был в такой панике. Не успеть сейчас быстро сообразить значит обречь себя и своих товарищей на съедение. — Предположим, мы принесем вам немного ягод? Может быть, мы принесем вам семена, и вы сможете вырастить их у себя на острове? Тогда у вас всегда будет запас ягод.
   Мервания застенчиво склонила набок голову.
   — Это было бы превосходно, Келвин.
   Да, подумал Келвин. Если только там, дома мы сможем достать семена, а квадратноухие пропустят нас сюда.
   — Я прочла твои мысли, Келвин, — укоризненно сказала Мервания, квадратноухие пропустят вас. Только вы сначала должны им все рассказать.
   — Мы так и сделаем, — подтвердил Келвин. Не отдавая себе в этом отчета, он подобрал старое медное жало. Зеленоватый налет слетел с него в том месте, где оно ударилось о пол. Затем он перевел взгляд на Стапьюлара, который теперь был неподвижен и молчалив, и масло уже больше не вытекало из его пронзенной мечом глотки.
   — Ты можешь забрать обратно свое оружие, — сказала Мервания, но ты не должен трогать оружие охотника.
   — Это вполне честно, — заметил Келвин. Он пересек камеру, подошел к пригвожденному к стене телу Стапьюлара, и правая перчатка помимо его воли потянулась к рукоятке меча. Он зачарованно смотрел, как его рука вынимает меч. Лезвие меча покрывал толстый слой густой темной смазки, которая, вероятно, должна была помочь лучше сохранить металл. Перчатка вытерла большую часть смазки о тело Стапьюлара, потом вложила меч в ножны. Рука Келвина теперь снова принадлежала ему.
   — Вы должны рассказать об этом квадратноухим, — предупредила Мервания. — Они должны узнать о том, что здесь планировалось, и придти забрать этого робота и его оружие и сделать так, чтобы это никогда больше не повторилось.
   — Очень рад, что оказался полезен, — сказал Келвин. Он заглянул в раскрытые голубые глаза робота, которого он принимал за человека, и невольно подумал, — хлам, всего лишь металлический хлам. Он совсем не из плоти и крови.
   — Да, — подтвердила Мервания, — великолепная имитация.
   И все же ему казалось, что Стапьюлар живое существо. Было ли это действительно так, или это все же была магия?
   — Это то, что твой отец называет наукой, — сказала Мервания.Теперь вы свободны и можете идти. Однако не забывайте о том, что вы согласились сделать.
   — Мы поговорим с квадратноухими, — сказал Келвин. — Если они разрешат нам, мы принесем тебе семена драконьих ягод. — Неосознанно он схватился левой рукой за древко медного жала-копья.
   — Можешь забрать его с собой, — заметила Мервания. — Для меня оно не более важно, чем для вас отстриженные волосы и обрезанные ногти.
   — Спасибо тебе, — сказал Келвин. — Спасибо тебе за…
   — Пойдем, — позвал отец, — пока она не передумала.
   — Они не передумали, — поправил его Келвин. У Келвина было только одно сомнение: у них не было лодки, и он не знал, смогут ли они доплыть до болота.
   — Вас встретят, — сказала Мервания, читая его мысль. — Придут лягушкоухие.
   — А они — они знают?
   — Некоторые из них очень близко отсюда. Их сознания, также как и ваши, всегда открыты.
   — О, — это было все, на что он был способен вместо ответа. Он посмотрел на брата и отца, но те уже выбирались из погреба на необыкновенно теплый и приятный солнечный свет за дверью.
   Келвин еще раз посмотрел на мертвого робота. Почему же он продолжает упорно думать о нем, как о когда-то живом человеке?
   — У тебя странная человеческая привычка все одушевлять, — сказала Мервания. — Ты хочешь верить, что эта штука была человеком, потому что так тебе казалось, даже несмотря на то, что она только и делала, что без конца оскорбляла тебя, чтобы не дать чересчур близко познакомиться с ней и с ее природой и, возможно, преждевременно понять, в чем заключается ее секрет.
   Да, должно быть, так оно и было. Он посмотрел на Мерванию.
   — Я…
   — Точно так же ты упорно продолжаешь думать обо мне, как о красивой женщине, хотя теперь ты даже еще лучше понимаешь, что я совсем не то. Твоя человеческая способность сознательно обманывать себя просто поразительна.
   Именно так. Келвин развернулся и пустился вдогонку за Кайаном и Джоном.
   — Ты тоже мне понравился, Келвин, и, возможно, таким же глупым образом, — прошептала она едва слышно. — Мне бы недоставало тебя, если бы мы тебя съели.
 
   Блоорг отключил свое сознание от обзорного кристалла и обдумал обстоятельства дела. Он только что видел и слышал разговор химеры Мервании и пришельцев. Итак, они согласились вернуться с семенами драконьих ягод для химеры. Прекрасно, если только после этого они будут держаться отсюда подальше. Если ягоды развлекут химеру на некоторое время, будет еще лучше, а если она, наконец, сможет исполнить свое заветное желание — обнаружит мечту еще одно подобное себе существо и заключит брачный союз, это будет просто превосходно. Как интересно, что все это устроили перчатки одного из людей и что они действовали правильно, несмотря на соблазн поступить совсем наоборот.
   Да, подумал он, закончив наблюдение и потирая квадратные уши обычным массажным жестом, это должно подействовать очень хорошо. Они встретят людей около пещеры транспортировщика и удостоверятся, что пришельцы, их гости, правильно настроили транспортер. После этого всякая коммерция закончится. Кто бы мог подумать, что глупые визитеры не только выживут, но и извлекут выгоду из сложившийся ситуации!
   Мысленно насвистывая вдохновляющую мелодию, Блоорг вышел из своего жилища и приготовился созвать подчиненных перед началом нового дня.
   Путешествие от острова обратно через болота было таким, какого Келвин и не чаял уже когда-нибудь совершить. Он смотрел на отца и на Кайана, которых несли лягушкоухие, и задавался вопросом, были ли они так же удивлены, внезапным поворотом событий как и он. Если им удастся пережить это путешествие, то он покончит с жизнью, полной неожиданных приключений. Ничего не должно будет разлучить его с Хелн и с родным домом! Лягушкоухие, квадратноухие, химера… это уж чересчур! Там, дома, все было спокойно и тихо, там было совсем немного магии и чародейства и драконов с золотой чешуей, только чтобы помочь разрушить монотонность будничной жизни. Насколько лучше было жить среди обычных вещей, вместо того чтобы блуждать среди экзотических и неестественных предметов, вроде роботов и лазерного оружия!
   — Не могу поверить, — сказал Кайан, — я и вправду скоро увижу Лонни!
   Верно! Все началось тогда, когда они отправились на свадьбу Кайана! Келвин был готов прервать путешествие в этот момент, не желая подвергаться опасности еще одной транспортировки. Он хотел только одного: быть вместе со спокойной надежной Хелн и их ребенком.
   Джон Найт ничего не сказал, и лягушкоухие со всплеском уплыли прочь, перевезя их сначала с озера к болоту, а потом бесконечно медленно доставив их к его краю и, наконец, к пещере транспортировщика.
   Там их уже ждали квадратноухие. Рослый квадратноухий с жалом химеры приветствовал их:
   — Мое имя Блоорг, Официальный Встречающий и Провожающий, Хранитель транспортера в другие миры, Хранитель Последней Известной Живой Химеры, Предводитель.
   Это было ритуальное, официальное приветствие. Так Блоорг встретил их и в прошлый раз. Келвин подумал, удивляется ли Блоорг, почему они не покинули тогда этот мир?
   — Я знаю, — сказал Блоорг, — где вы были. Я знаю, что вас должны были съесть, и я не стал бы вмешиваться, после того как мы освободили вас в первый раз. Вам было запрещено возвращаться на Остров Химеры.
   — Мервания хочет… — Келвин поперхнулся и начал снова. — Драконьи ягоды. Они — цена нашей свободы.
   — Я знаю, — Блоорг приподнял квадратно вырезанный кристалл дымчатого цвета. — Вождь квадратноухих может узнать все. Смотри!
   Взмахнув бескостными пальцами, Блоорг изменил плоскую дымчатую поверхность, превратив ее в живую картину. На картинке была химера, снова задвигавшийся Стапьюлар, а также Кайан, Джон и Келвин.
   Келвин судорожно сглотнул.
   — Это в погребе. Там, где нас держали. И — и это телевидение? — это было еще одно неестественное чудо, без которого он вполне мог прожить.
   — Смотри же! — приказал Блоорг. В кристалле крошечную химеру атаковал еще более крохотный Стапьюлар. Когда Стапьюлар повис на жале, сверкнула ярко-синяя вспышка, химера, Джон и Кайан упали без сознания. Крохотный Келвин, спотыкаясь, выбрался наружу и силился вырвать жало химеры из грунта. Он вытащил жало из ряда таких же и побежал с ним обратно. Стапьюлар бранил его и кричал, и вот он стоит над головой Мервании, держа жало нацеленным на ее беззащитный глаз.
   — Нет! Нет! — закричал Келвин, бросаясь к кристаллу. Он не сделал бы этого! Не сделал бы этого, пусть бы даже это случилось снова и снова в бесчисленном множестве кристаллов бесчисленное множество раз. Ни один кристалл не заставит его сделать то, что он уже отказался сделать!
   — Смотри! — в третий раз сказал ему Блоорг. Келвин попытался взять себя в руки. Миниатюрный Келвин не уничтожил химеру жалом. Вместо этого случилось то, что и в жизни. Теперь они со Стапьюларом боролись друг с другом, перекатываясь по полу. А теперь Стапьюлар стягивал и отбрасывал прочь свою левую руку, и рубиновый свет лишал химеру ее щупальцев. Сейчас это создание было в полной власти Стапьюлара.
   — Нет! Нет! — снова запротестовал Келвин, но кристалл просто показывал ему, что случилось тогда. Постепенно он понял, что это изображение не существует само по себе, оно является просто отражением того, что произошло, и не может изменить результат. Миниатюрный Келвин вытащил меч, метнул его, и Стапьюлар стал умирать. Теперь Келвин беседовал с головой Мервании.
   По мановению странной руки Блоорга изображение исчезло, и перед ним остался только дымчатый кристалл, в котором постепенно перестали извиваться спирали дыма. Там больше ничего не было, кроме поверхности камня.
   Сердце Келвина отчаянно билось. Он чувствовал, что задыхается, как после долгого бега. Представление внутри кристалла закончилось, и он снова был здесь, на прежнем месте, хотя никуда отсюда и не уходил. Ему захотелось оказаться в своем родном, нормальном мире, вместе с Хелн и Шарлен, своей матерью, и даже со взбалмошной сестричкой Джон, которые, несомненно, вели жизнь скучную и безопасную.
   — Что случилось с этим человеком, у которого в жилах вместо крови течет масло? — спросил он.
   — Робот будет возвращен его создателям, — ответил Блоорг. — Они могут починить его, а могут и не починить.
   — Значит, Стапьюлар может снова ожить? — А живут ли роботы на самом деле? Что же является живым, а что — нет? Стапьюлар говорил о роботах так, словно живые люди во всех отношениях уступали им.
   — Его можно снова привести в действие, но такая конструкция уже больше не сможет ввести нас в заблуждение, и ни один из них не подберется близко к химере. Мы обязаны вам и благодарим вас за то, что вы обнаружили и ликвидировали эту угрозу, которая иначе уничтожила бы последнего представителя уникального вида. Мы знали, что Стапьюлар существо искусственное, но не знали, что у него есть встроенный лазер. Что же касается ваших сомнений, то кто может сказать здесь что-нибудь точно? Существуют ученые и волшебники, которые считают, что на свете присутствует только мысль и что все остальное есть продукт мысли.