Страница:
Но затем, когда показались первые зеленые холмы, ему в голову пришла тревожная мысль. Может быть, пророчество не верно и не имеет силы в других измерениях. Келвин всегда верил, что его можно легко убить, независимо от того, есть ли пророчество или его нет. В различных измерениях смерть может быть вполне вероятной. Он вспомнил, как чуть было не погиб страшной смертью, когда впервые появился в мире, так похожем на этот. Если бы не Хито, бесстрашный карлик из того измерения, он бы обязательно умер. Нет, нет, пророчество может или не может оказаться правдивым, но оно не стоит того, чтобы ставить на него свою жизнь.
Внизу на дороге, ведущей, если география этого измерения не слишком сильно отличалась от измерений, которые он помнил, к королевскому дворцу, виднелось большое облако пыли. Он сбавил скорость полета, перейдя на парящий, и попытался понять, что там происходит.
Там скакали лошади. Мелькали мечи. Умирали люди. Боги, наконец с опозданием сообразил Келвин, да это же сражение!
Он молча снизился, решив, что сражающиеся будут слишком заняты, чтобы взглянуть вверх. В клубящейся пыли он разглядел своих отца и брата, которых держали сзади охранники, в военных мундирах Фада. Другие солдаты в мундирах сражались с людьми, которые вовсе не носили никакой формы, а были одеты точно так же, как бандиты в пустыне. Те, кто сражался сейчас с солдатами, должны были быть хорошими парнями. Но так ли это? Поеживаясь, Келвин подумал о только что произошедшей встрече. Подобные миры обманчивы в своих различиях.
Я ничего не могу принимать как само собой разумеющееся, подумал он. То, что они просто доставляют отца и Кайана во дворец, совсем не обязательно означает, что они хотят причинить им вред.
Но он был почти уверен, что это так. Что-то в манере солдат вести себя на скалах, убедило его, что сражающиеся на стороне короля не могут быть его друзьями.
Убедив себя в этом, Келвин начал действовать. Он искусно передвинул рычаг и, оказавшись точно в нужном месте, полностью отключил энергию. Он упал вниз, держа меч в руке, одетой в перчатку. Он собирался присоединиться к сражению.
Глава 18. Исцеления
Внизу на дороге, ведущей, если география этого измерения не слишком сильно отличалась от измерений, которые он помнил, к королевскому дворцу, виднелось большое облако пыли. Он сбавил скорость полета, перейдя на парящий, и попытался понять, что там происходит.
Там скакали лошади. Мелькали мечи. Умирали люди. Боги, наконец с опозданием сообразил Келвин, да это же сражение!
Он молча снизился, решив, что сражающиеся будут слишком заняты, чтобы взглянуть вверх. В клубящейся пыли он разглядел своих отца и брата, которых держали сзади охранники, в военных мундирах Фада. Другие солдаты в мундирах сражались с людьми, которые вовсе не носили никакой формы, а были одеты точно так же, как бандиты в пустыне. Те, кто сражался сейчас с солдатами, должны были быть хорошими парнями. Но так ли это? Поеживаясь, Келвин подумал о только что произошедшей встрече. Подобные миры обманчивы в своих различиях.
Я ничего не могу принимать как само собой разумеющееся, подумал он. То, что они просто доставляют отца и Кайана во дворец, совсем не обязательно означает, что они хотят причинить им вред.
Но он был почти уверен, что это так. Что-то в манере солдат вести себя на скалах, убедило его, что сражающиеся на стороне короля не могут быть его друзьями.
Убедив себя в этом, Келвин начал действовать. Он искусно передвинул рычаг и, оказавшись точно в нужном месте, полностью отключил энергию. Он упал вниз, держа меч в руке, одетой в перчатку. Он собирался присоединиться к сражению.
Глава 18. Исцеления
Шарлен увидела впереди облако пыли и услышала топот лошадиных копыт, звяканье мечей и крики людей. Битва. Мужчины находят такое глупое удовлетворение от сражений! Ей показалось, что само понимание этого факта словно придало крыльев ногам ее лошади. Она помчалась не прочь от опасности, а по направлению к ней. По направлению к Лестеру и к тому, что ей показали карты, к той опасности, какой сейчас подвергалась его жизнь.
Почему, спросила она себя, подскакивая на спине лошади, скачущей вверх по склону холма, почему я делаю все это? У меня нет никакого колдовского огня! У меня нет лазерного оружия! У меня нет даже меча! Что может удержать какого-нибудь сильного и ловкого мечника от того, чтобы не наброситься на меня?
Через секунду она уже была на гребне холма и увидела именно такого солдата, какого и боялась увидеть. Его меч был высоко поднят и отражал яркие солнечные лучи, проникающие сюда поверх клубов пыли. Через мгновение он доберется до нее, и клинок отрубит ей голову.
Она остановила лошадь мягким «тпру, Нелли» и ждала его, положив руки на поводья. Канцийский солдат мог отчетливо видеть ее, он мог разглядеть и то, что она женщина и без оружия.
Конечно, солдаты не только убивают, они делают еще кое-что, как пришлось испытать на себе Хелн…
Солдат осадил своего коня. На Шарлен, разинув рот, уставился молодой человек, который едва ли был старше Келвина, только более атлетического телосложения. Его меч заколебался в воздухе. Голубые глаза, холодные, но все еще юношеские, внимательно изучали ее. Затем, также резко и неожиданно, как и появился, он опустил меч, убрал его в ножны и ускакал прочь. Она смотрела, как юноша исчезает за склоном холма и затем пропадает внизу в облаке пыли, окутавшей битву. Она надеялась, что сегодня ему тоже удастся выжить.
Что же остановило его? Конечно, не ее внешность и улыбка, хотя она считала себя все еще привлекательной. Может быть, он увидел в ее глазах свою мать? Шарлен не могла быть уверенна в этом, но верила, что древнее колдовство хорошо послужило ей в этот день. Солдаты обычно в пылу жаркой схватки убивали друг друга, но они не убивали безоружных, не оказывающих сопротивления и совершенно беспомощных невинных людей. Возможно, молодой канциец — это настоящий воин, а не безумный убийца.
Шарлен глубоко вздохнула и стала ждать, пока шум битвы утихнет и пыль в долине осядет. Мимо нее на взмыленных лошадях промчались солдаты в мундирах Канции. Ниже нее цвет мундиров разделился на грязно-коричневый цвет германдской униформы и сочный цвет лесной зелени Келвинии. Сторона, которая, как она и ожидала, должна была выиграть эту битву, в самом деле выиграла ее.
Она все еще выжидала, когда верхом на лошади появился германдский солдат. Преследуя убегающих солдат Канции, он заметил ее и развернул коня. Теперь он подъезжал к Шарлен. Это был крупный мужчина с растительностью на лице и жесткой складкой около рта. Когда он заглянул ей в глаза, она инстинктивно поняла, что от него не так легко добиться милосердия, как от первого.
Закричать? Кто может ее услышать? Может быть, ей лучше развернуть свою лошадь и попытаться спастись бегством? Боевой конь, на котором он скачет, может легко догнать ее кобылу. Может быть, стоит попытаться принять соблазнительный и привлекательный вид и попробовать таким образом выиграть немного времени? Германдец может не обратить на это внимания. Судя по его виду, его страсть может быть удовлетворена только возможностью причинять боль.
Она не была уверена, что ей следует сделать, поэтому просто выжидала. Что должно случиться, то случится. Может быть, это будет быстрый конец или не очень.
— Подожди, рядовой! — на молодом человеке поверх мундира гвардейца Келвинии была надета кольчуга. Он был покрыт грязью пылью битвы с ног до головы. Полумесяц у него на шлеме говорил о том, что это офицер, хотя она не знала его звания.
— Ломакс! Ты хочешь ее первым? — широкая, обнажающая зубы ухмылка германдца была почти такой же опасной, как и его обнаженный меч.
— Мне не нравится твой тон, рядовой! Я знаю эту женщину.
— Что ж, давай, ха, — конь германдца подобрался поближе к лошади Ломакса. — Предполагаю, это означает, что ты хочешь ее только для себя.
Без предупреждения меч германдца сверкнул, направляясь прямо в грудь гвардейцу. Но Ломакс уклонился, нырнув в сторону, и получил длинную резаную рану левого плеча. Кольчуга, которую он носил, защитила его не полностью. Его собственный меч змеей вылетел из ножен и больше обязанный удаче, чем мастерству, Ломакс проткнул им горло германдцу.
Германдец опрокинулся и рухнул на землю. Он лежал там, на траве — еще одна потеря сегодняшнего дня. Ломакс вытер меч, затем осмотрел рану и ущерб, причиненный его кольчуге. Наконец он посмотрел на Шарлен. Несколько долгих мгновений изучал ее лицо. Наконец он произнес:
— Миссис Хэклберри? Мать Келвина?
— Ну да, конечно же. — Шарлен была удивлена тем, что ее узнали. — Но откуда вы знаете меня? Мы ведь никогда не встречались, не так ли?
— Нет, встречались, но очень давно. Помните, как вы гадали на картах? Вы сказали мне, что я стану солдатом и совершу много славных дел. Я думал, что вы ошиблись, и моя мама думала то же самое. Но затем у нас началась освободительная война, и после нее я стал гвардейцем короля Рафарта. Сегодня же, как видите, я солдат и ношу доспехи Германдии.
Пораженная Шарлен покачала головой. Иногда даже она не верила во всю силу пророчества.
— А, вы были с матерью. Она хотела узнать, закончите ли вы школу, и я сказала ей «да». Затем я увидела и другое, карту битвы, и мне пришлось сказать и об этом.
— И вы еще сказали ей, что мой отец умрет, а она снова выйдет замуж. Вы были правы.
— Это карты были правы. Карты, которые, к несчастью могут только показывать. Они не могли сказать мне, как должен был умереть ваш отец и когда, или есть ли какой-нибудь способ спасти его.
— Нет ничего совершенного. Карты показали, и они были правы.
Они замолчали, наступившая тишина была такой же насыщенной и напряженной, как молчаливая мысль. Подошли солдаты и отволокли прочь тело рядового; они видели все, что произошло. Затем Ломакс нарушил молчание, задав вертевшийся на языке вопрос:
— Почему вы здесь, миссис Хэклберри?
— Я больше не миссис Хэклберри, — сказала она. — Я развелась с Хэлом.
— О, — его лицо посуровело, — мне очень жаль это слышать.
— Не надо. Все это было в картах. Я боялась, что ему предстоит преждевременно умереть, и я очень рада, что этого не случилось. Его любовь к другой женщине положила конец нашему браку. Могло быть и намного хуже. Но вот почему я здесь…
— И это тоже было в картах?
Она улыбнулась. Она хотела сказать что-нибудь о Лестере, но Ломакс правильно сформулировал это. Без сделанного картами предположения, что она сможет повлиять на ход событий, она бы не появилась здесь. У нее не было опыта в военном деле, но она хорошо понимала, на какой риск идет, появившись на поле боя.
— У нас много раненых, — сказал Ломакс, вытирая кровь. — Наш единственный доктор убит. Не могли бы вы чем-нибудь помочь нам в этом?
— Я не очень искусна во врачевании, — ответила она. Но ведь среди раненых может оказаться Лестер. Кроме того, здесь могут найтись и другие, похожие на этого молодого гвардейца. — Я сделаю все, что смогу. — Ей придется довериться картам, чтобы они указали правильное решение.
Шарлен последовала за Ломаксом, обогнув лошадь и человека, которому уже ничем нельзя было помочь. Она немного знала предания, рассказы о травах и умела накладывать швы и перевязывать раны. Если ничем нельзя будет помочь, то она может сделать то же, что когда-то в другом месте делала ее дочь, — вытирать влажной тряпочкой горящие в лихорадке лбы и держать холодеющие руки.
Они добрались до подножия холма, когда солнце садилось и дневной свет угасал. Кругом были видны признаки недавнего сражения: убитые люди, лошади, брошенное оружие; слышались стоны и крики раненых и умирающих.
— Сюда, миссис, э-э, Найт.
— Зовите меня просто Шарлен. — Она послушно последовала за ним в отдельно стоящую палатку. Ломакс откинул полог палатки; там на промокшем от крови одеяле лежал кто-то, кто показался ей школьником. Глаза паренька остекленели и были переполнены ужасом и страданием.
— Колдунья! Колдунья! — выкрикнул юноша, слабо показывая на нее.
— Не колдунья, Филипп, — сказал Ломакс. — Это Шарлен, мать Келвина.
— Не позволяй ей прикасаться ко мне! Не позволяй! — он попытался сесть, кровь потекла из-под наложенных и завязанных узлом повязок. Он пронзительно закричал самым высоким тоном своего ослабевшего голоса. — Уходи. Уходи прочь! Сожги ее, Ломакс! Сожги… — его глаза закатились, остались видны только белки, тело напряглось, и он откинулся назад.
Шарлен поспешно ухватила его за запястье. Пульс еще прощупывался, но был очень слабым. Филипп потерял много крови.
— Почему он здесь? — спросила она. Она не могла не ощутить гнев при мысли, что такому совсем юному пареньку, просто мальчишке, разрешили участвовать в сражении. В ней заговорил материнский инстинкт.
— Это друг Сент-Хеленса. Бывший король Аратекса.
— А. — Значит, это бывший враг, хотя на самом деле той страной управляла Мельба. Короли получают по заслугам, независимо от того, бывшие они или настоящие. — Здесь поблизости можно найти кровяные фрукты?
— Да, они есть, там сзади в лесу.
— Я не уверена, что он сможет проглотить этот сок, но…
— Мы заставим его. Сент-Хеленсу не понравилось бы, если бы он погиб.
— А Сент-Хеленс… — Шарлен хотела избежать этого слова, но не знала как. — Он захвачен в плен?
— Да. Или мертв. Он, может быть, точно в таком же состоянии, как и он. — Ломакс взглянул на мальчика. — Лежащий здесь Филипп убил колдунью.
— Хельба? Убита? — спросила она в ужасе.
— Да. Он не должен был делать этого.
— Но Хельба ведь добрая колдунья!
— Но ведь она не на нашей стороне. Поэтому враги и захватили Сент-Хеленса. Мы нарушили перемирие, и они схватили его.
Она подумала: Хельба все еще жива. Я знаю, я прочла ее карты. Но она может и не выжить.
— Вы может привезти кровяные фрукты? — спросила она, возвращаясь к неотложным делам. — Как можно больше? Если у вас есть другие раненые, потерявшие много крови, это может спасти им жизнь.
— Я пошлю за ними кого-нибудь из своих людей. Это большая роща, но туда долго добираться. Они могут не успеть привезти сюда кровяные фрукты до рассвета.
— Им придется это сделать. — Шарлен напоследок еще раз осмотрела бывшего короля. Без сознания, мертвенно-бледный, он казался уже мертвым. — Есть ли здесь другие раненые, кому я могу оказать немедленную помощь?
— Много. Некоторые из них ранены не так серьезно.
— Мне будет нужна помощь при наложении гипса и ампутации конечностей. Принесите мне инструменты и запас медикаментов вашего доктора.
Ломакс кивнул, вышел наружу и начал отдавать приказы. Она присоединилась к нему, и он отвел ее к другим раненым и умирающим, которых она видала в своей жизни и раньше.
Все мужчины ищут дурацкой славы, подумала она. Это позор для них, но, кажется, они никогда ничему не научатся.
Уже близился рассвет, когда всадники, отряженные Ломаксом в рощу, возвратились с кровяными плодами. По указанию Шарлен фрукты сварили, а красный сироп был охлажден и применен по назначению. Сначала юный Филипп, а потом солдат за солдатом из последних сил проглатывали ложку или чашечку сиропа в зависимости от тяжести ранения. Через удивительно короткое время на их лицах снова выступил румянец, и люди полностью восстановили свои силы.
Да, кровяной фрукт был магическим плодом. Доктор предчувствовал, что он может им понадобиться, и позаботился о том, чтобы собрать его, но в пылу сражения фургон, в котором находились фрукты, был подожжен и уничтожен. Доктор погиб, пытаясь потушить огонь. До тех пор, пока не поступили новые запасы, раненые продолжали умирать.
Сначала Шарлен его не узнала. Она видела его только дважды и при гораздо лучших обстоятельствах. А тут крупный бледный молодой человек, чью рану она обрабатывала, прошептал, задыхаясь, одно лишь слово, и слово это вызвало у нее радость и удивление.
— Джон! — прошептали его бескровные губы. Лестер! Это был Лестер, муж ее дочери! Он потерял много крови, но он должен выздороветь, как только подействует целебный сироп. Обрадованная, она поднесла полную до краев чашку к его губам и легонько помассировала ему горло, чтобы заставить проглотить ее содержимое.
— Ты поправишься, Лестер, — прошептала она. — Поправишься, ради Джон.
Он не ответил ей. Его пульс участился. Из уголка рта показалась струйка крови более темного и густого цвета, чем сироп.
Боже мой, он умирает! Муж Джон умирает, а она не знает, как можно его спасти. Но ведь должен быть какой-то способ исцелить его. Должен быть!
От отчаяния она стала рыться в сумке доктора. Много пакетиков с травами, снабженных надлежащими ярлычками, но они составляли для нее тайну. Шарлен пожалела, что мало знает легенд и преданий о травах. Какая же трава, если ее применить надлежащим образом, способна заживить внутреннюю рану и позволить кровяному фрукту проделать свою работу? Должна быть трава, которая сделает это, но какая же: исцеляющий корень или зашивающий цветок? Она отчаянно попыталась вспомнить. Она никогда не думала, что окажется в подобном положении! Ее руки и ноги, казалось, налились свинцом под гнетом этой тяжести. Туман заполнил всю ее голов, и в ней загудели невидимые пчелы. Она нуждалась в том, чтобы восстановить свои силы.
Шарлен вытащила скляночку с исцеляющим корнем. Может быть, ей стоит попробовать это? А если это не то средство? Просто может оказаться так, что исцеляющий корень служит для чего-то другого. Но бездействие или промедление может означать смертный приговор Лестеру. Она приехала сюда, чтобы помочь ему! Если бы только она знала, как.
Если у тебя появились сомнения, спроси у карт. Это была единственная вещь, в которую Шарлен всегда верила. Без колебания она вытащила из своей сумки колоду, перетасовала ее и подумала о Лестере. Затем, несмотря на то, что у нее от головокружения все плыло перед глазами, а тело протестовало все больше, под неодобрительными взглядами своих помощников она разложила карты.
Одинокая карта-пешка, рядовая карта, представляющая Лестера. Новая карта, определяющая судьбу Лестера, если она ничего не будет делать. Это была карта смерти, череп со скрещенными костями. Лучше скажите что-нибудь, чего я еще не знаю!
Она снова разложила карты. Она раскладывала их прямо на окровавленном полотне. Карта Лестера. Теперь, если применить исцеляющий корень, его судьба будет — карта смерти.
Ее руки тряслись, когда она перемешивала карты и начинала третью раскладку. На этот раз это снова была карта Лестера и мысль о зашивающем цветке. Она подержала в своей левой руке склянку с розовыми цветками, концентрируя на них сознание. Затем открыла карту: карта смерти.
Нет, нет, нет! Восстановительное средство должно найтись! Там, во дворце, она прочла неопределенность в судьбе Лестера. Здесь же она видит смерть и только смерть. Может быть, она приехала слишком поздно?
Она проверила ярлычки на склянках. Вот склянка, наполненная хорошо высушенными белыми цветками. Но ведь это мог быть зашивающий цветок! Тогда что же такое эти розовые цветки в той склянке, которую она держала, когда переворачивала карты? Она прочла надпись на ней, ее усталые глаза сильно напрягались и косили: «Вытягивающий цветок». Она взяла не ту склянку!
Шарлен быстро попыталась разложить карты в четвертый раз, держа в руке скляночку с белыми цветками. Карта, представляющая Лестера Крамба, мужа ее дочери. Теперь я применю лекарство в этой склянке и…
Улыбающееся солнце: карта выздоровления! Лестер выздоровеет, если она вовремя введет в его организм это лекарство.
Но как же это сделать? Она не знала, но необходимо было действовать быстро. Она торопливо открутила крышку склянки, высыпала сушеные цветки в чашку, добавила воды и несколько капель малинового вина, размешала и поднесла к губам Лестера.
Она растирала ему горло, наклоняя к его губам чашку. И медленно, чтобы он не задохнулся, стала вливать жидкость ему в рот.
Ломакс вздохнул. На лице появился слабый румянец. Его глаза моргнули:
— Джон? Джон? Я люблю тебя, Джон! Я хочу, чтобы ты подошла поближе. Пожалуйста, Джон, подойди поближе.
— Тсс, сынок, — сказала она, нежно поглаживая его лоб. — Это всего лишь твоя старая теща.
Его глаза снова заблестели, они были уже не такими остекленевшими и теперь сфокусировались на ней. Румянец на его щеках стал ярко-красным:
— Спасибо, вам, миссис Хэклберри, — сказал он. Потом, истощив все свои силы, закрыл глаза.
Я вырвала его у смерти, подумала она, и тотчас поняла, как же на самом деле она устала. Она работала всю ночь и часть дня, ничего не видя, кроме ран и крови. Шарлен закрыла глаза, оперлась спиной о докторский саквояж и полностью расслабилась.
Сон, сон, сон, природный восстановитель сил.
Хельба оставалась слабой, но уже достаточно окрепла, чтобы принимать свои собственные лекарства и они хорошо помогали ей. Но за те часы, что она, раненая пролежала без сознания, она лишилась возможности управлять ходом событий, что было весьма опасно. Она достала свой кристалл и направила его на вражеский военный лагерь. Вскоре она различила в нем женщину с фиалковыми глазами, исцеляющую раненых Келвинии и Германдии.
Колдунья, назвал ее тот молодой человек. Она действительно была похожа на колдунью, но Хельба никогда не слышала, чтобы кто-нибудь еще занимался этим искусством. Она нахмурилась, наблюдая за исцелениями, жалея, что сама еще прихварывает. Магические восстановители сил, целебные средства были чудесны, но в ее возрасте они не очень многое могли сделать.
Позже женщина в кристалле раскладывала карты рядом с умирающим от ран человеком и раскрытым докторским саквояжем. Хельба наблюдала, как женщина трижды тасовала колоду и трижды вынимала из нее карты. А, вот как она это делает! Она была не очень-то искусна в колдовстве или целительной магии, только в картах — но они хорошо руководили ею и указывали ей правильный ответ.
Хельба наблюдала, как женщина дает лекарство и возвращает молодого человека к жизни. Затем, обессилевшая до такой степени, каким бывает только человек, по-настоящему занимающийся колдовством, поскольку это искусство вытягивало наружу душу также, как и жизненные ресурсы тела, женщина сползла на пол палатки, закрыла глаза и мгновенно заснула.
Интересно. У нее есть талант. В значительной степени нетренированный, неразвитый, но есть. Еще один враг? А может быть — можно ли осмелиться подумать об этом — она сможет стать моей соратницей? Ученицей, кем-нибудь, кто поможет мне сражаться?
Желая этого, она заснула и сама, и ей снились ее колдовские сны.
На следующее утро Катба вошел в комнату с высоко поднятым над гладкой лоснящейся шерсткой спины хвостом. Он исхудал после тяжелых мучений, передавая Хельбе свою жизненную силу, но он тоже принимал средства, восстанавливающие силы, и теперь поправлялся. Он подошел прямо к ней и заглянул в лицо.
— Эти двое снова попали в неприятности? — она вздохнула. — Подумай, что нам пришлось бы вытерпеть, если бы у них не были мозги взрослых людей! — Вообще-то она частенько сомневалась в зрелости их умов; иногда они вели себя так отчаянно по-детски, что ей хотелось отшлепать их по маленьким попкам.
Опираясь на трость, Хельба с трудом поднялась на ноги и последовала за своим другом и кровным братом.
Сент-Хеленс держал глаза лишь чуть-чуть приоткрытыми и притворялся, что спит. Ему до сих пор удавалось избежать гальки и комков сухой грязи. Теперь перед его носом танцевало перышко и заставляло его чихать. Он подумал, не схватить ли веревочку и не порвать ли ее, и он так бы и сделал в следующее мгновение. Но тут перышко внезапно исчезло из его поля зрения.
Он услышал как они шепчутся наверху. Маленькие дьяволята, что они придумают в следующий раз?
Неожиданно сзади по его шее потекла какая-то влага, она попала ему на щеку, затем на бороду. В ужасе он откатился в сторону и проревел:
— Вы, ублюдки! Вы грязные ублюдки!
Наверху виднелись два детских лица, которые, ухмыляясь, заглядывали в камеру.
— Это достало его, Кильдом.
— Ты прав, Кильдей. Послушай, вот куда нам нужно прийти в следующий раз, когда мы захотим пописать.
— Можно напиться сока яблочных ягод. Возьмем и выпьем побольше. Пусть он понюхает его сладкий аромат.
Сент-Хеленс вытер затылок и шею. Если бы в камере нашлось что-нибудь, чем можно было бы запустить в мальчишек, он бы так и сделал. Он понюхал свою руку, стряхнул с нее несколько желтых капель и выругался так мерзко, что казалось, стены обуглятся.
— О, послушай, какие гадкие слова, Кильдом!
— Он отвратительный человек, Кильдей; а ты чего ожидал?
Мальчишки захихикали. Сент-Хеленс чувствовал, что специально показывает им, каким плохим он может быть. Он попытался взять себя в руки. Это было труднее всего, потому что его внутренняя природа побуждала его браниться, ругаться и устроить театральную сцену. Совсем не из-за ангельского характера его прозвали Сент-Хеленсом, а из-за того, что его темперамент был некогда таким же бурным, как и у известного земного вулкана.
— Вы, щенки, попадете в беду! — закричал он. — Вы не можете так поступать с генералом! Вы будете наказаны! Когда я выйду наружу, я хорошенько взгрею вас по задницам!
— Послушай-ка его, Кильдом. Он думает, что он выйдет оттуда.
— Никогда, Кильдей. Он будет там вечно! Каждый день мы будем приходить и поливать его, как дрянной сорняк.
— Пока вся камера не заполнится доверху мочой от яблочного сока.
— А он будет плавать в ней, словно огромная жирная лягушка!
— У него уже сейчас рыло, как у огромной жирной лягушки!
Они снова захихикали, не в силах больше обмениваться остроумными репликами.
— Вы, ублюдки! Вы грязные ублюдки! — взорвался Сент-Хеленс. Он повторялся, но ничего не мог с этим поделать. Считалось, что у коронованных братцев ум взрослых мужчин, так что немного мужской ругани не могло повредить. Может быть, ему следует помнить о том, что в телах этих мальчиков заключены взрослые мужчины и тогда, когда он до них доберется, он сможет сделать побольше, чем просто их отшлепать!
— Знаешь, Кильдом, есть еще одна разновидность отходов. Удобрения растениям нужны не меньше чем вода, правда же?
— Ага, навоз! Давай!
Сент-Хеленс почувствовал, что его лицо приобретает багровый оттенок. Он мог представить, что у него из ушей, ноздрей и рта, завиваясь, поднимается гейзер огня. Никогда в жизни его не доводили до такого ничем не сдерживаемого гнева!
Наверху в окне он увидел заслонившую свет пухлую задницу. Только она совсем не собиралась останавливаться на этом. О, только бы найти что-нибудь вроде гнилого помидора!
— Что здесь происходит? — кажется, это голос старой колдуньи! Невероятно! Не собирается ли она сама распорядиться его мучениями? Может быть, ее старая задница заменит за решеткой зады мальчишек?
Почему, спросила она себя, подскакивая на спине лошади, скачущей вверх по склону холма, почему я делаю все это? У меня нет никакого колдовского огня! У меня нет лазерного оружия! У меня нет даже меча! Что может удержать какого-нибудь сильного и ловкого мечника от того, чтобы не наброситься на меня?
Через секунду она уже была на гребне холма и увидела именно такого солдата, какого и боялась увидеть. Его меч был высоко поднят и отражал яркие солнечные лучи, проникающие сюда поверх клубов пыли. Через мгновение он доберется до нее, и клинок отрубит ей голову.
Она остановила лошадь мягким «тпру, Нелли» и ждала его, положив руки на поводья. Канцийский солдат мог отчетливо видеть ее, он мог разглядеть и то, что она женщина и без оружия.
Конечно, солдаты не только убивают, они делают еще кое-что, как пришлось испытать на себе Хелн…
Солдат осадил своего коня. На Шарлен, разинув рот, уставился молодой человек, который едва ли был старше Келвина, только более атлетического телосложения. Его меч заколебался в воздухе. Голубые глаза, холодные, но все еще юношеские, внимательно изучали ее. Затем, также резко и неожиданно, как и появился, он опустил меч, убрал его в ножны и ускакал прочь. Она смотрела, как юноша исчезает за склоном холма и затем пропадает внизу в облаке пыли, окутавшей битву. Она надеялась, что сегодня ему тоже удастся выжить.
Что же остановило его? Конечно, не ее внешность и улыбка, хотя она считала себя все еще привлекательной. Может быть, он увидел в ее глазах свою мать? Шарлен не могла быть уверенна в этом, но верила, что древнее колдовство хорошо послужило ей в этот день. Солдаты обычно в пылу жаркой схватки убивали друг друга, но они не убивали безоружных, не оказывающих сопротивления и совершенно беспомощных невинных людей. Возможно, молодой канциец — это настоящий воин, а не безумный убийца.
Шарлен глубоко вздохнула и стала ждать, пока шум битвы утихнет и пыль в долине осядет. Мимо нее на взмыленных лошадях промчались солдаты в мундирах Канции. Ниже нее цвет мундиров разделился на грязно-коричневый цвет германдской униформы и сочный цвет лесной зелени Келвинии. Сторона, которая, как она и ожидала, должна была выиграть эту битву, в самом деле выиграла ее.
Она все еще выжидала, когда верхом на лошади появился германдский солдат. Преследуя убегающих солдат Канции, он заметил ее и развернул коня. Теперь он подъезжал к Шарлен. Это был крупный мужчина с растительностью на лице и жесткой складкой около рта. Когда он заглянул ей в глаза, она инстинктивно поняла, что от него не так легко добиться милосердия, как от первого.
Закричать? Кто может ее услышать? Может быть, ей лучше развернуть свою лошадь и попытаться спастись бегством? Боевой конь, на котором он скачет, может легко догнать ее кобылу. Может быть, стоит попытаться принять соблазнительный и привлекательный вид и попробовать таким образом выиграть немного времени? Германдец может не обратить на это внимания. Судя по его виду, его страсть может быть удовлетворена только возможностью причинять боль.
Она не была уверена, что ей следует сделать, поэтому просто выжидала. Что должно случиться, то случится. Может быть, это будет быстрый конец или не очень.
— Подожди, рядовой! — на молодом человеке поверх мундира гвардейца Келвинии была надета кольчуга. Он был покрыт грязью пылью битвы с ног до головы. Полумесяц у него на шлеме говорил о том, что это офицер, хотя она не знала его звания.
— Ломакс! Ты хочешь ее первым? — широкая, обнажающая зубы ухмылка германдца была почти такой же опасной, как и его обнаженный меч.
— Мне не нравится твой тон, рядовой! Я знаю эту женщину.
— Что ж, давай, ха, — конь германдца подобрался поближе к лошади Ломакса. — Предполагаю, это означает, что ты хочешь ее только для себя.
Без предупреждения меч германдца сверкнул, направляясь прямо в грудь гвардейцу. Но Ломакс уклонился, нырнув в сторону, и получил длинную резаную рану левого плеча. Кольчуга, которую он носил, защитила его не полностью. Его собственный меч змеей вылетел из ножен и больше обязанный удаче, чем мастерству, Ломакс проткнул им горло германдцу.
Германдец опрокинулся и рухнул на землю. Он лежал там, на траве — еще одна потеря сегодняшнего дня. Ломакс вытер меч, затем осмотрел рану и ущерб, причиненный его кольчуге. Наконец он посмотрел на Шарлен. Несколько долгих мгновений изучал ее лицо. Наконец он произнес:
— Миссис Хэклберри? Мать Келвина?
— Ну да, конечно же. — Шарлен была удивлена тем, что ее узнали. — Но откуда вы знаете меня? Мы ведь никогда не встречались, не так ли?
— Нет, встречались, но очень давно. Помните, как вы гадали на картах? Вы сказали мне, что я стану солдатом и совершу много славных дел. Я думал, что вы ошиблись, и моя мама думала то же самое. Но затем у нас началась освободительная война, и после нее я стал гвардейцем короля Рафарта. Сегодня же, как видите, я солдат и ношу доспехи Германдии.
Пораженная Шарлен покачала головой. Иногда даже она не верила во всю силу пророчества.
— А, вы были с матерью. Она хотела узнать, закончите ли вы школу, и я сказала ей «да». Затем я увидела и другое, карту битвы, и мне пришлось сказать и об этом.
— И вы еще сказали ей, что мой отец умрет, а она снова выйдет замуж. Вы были правы.
— Это карты были правы. Карты, которые, к несчастью могут только показывать. Они не могли сказать мне, как должен был умереть ваш отец и когда, или есть ли какой-нибудь способ спасти его.
— Нет ничего совершенного. Карты показали, и они были правы.
Они замолчали, наступившая тишина была такой же насыщенной и напряженной, как молчаливая мысль. Подошли солдаты и отволокли прочь тело рядового; они видели все, что произошло. Затем Ломакс нарушил молчание, задав вертевшийся на языке вопрос:
— Почему вы здесь, миссис Хэклберри?
— Я больше не миссис Хэклберри, — сказала она. — Я развелась с Хэлом.
— О, — его лицо посуровело, — мне очень жаль это слышать.
— Не надо. Все это было в картах. Я боялась, что ему предстоит преждевременно умереть, и я очень рада, что этого не случилось. Его любовь к другой женщине положила конец нашему браку. Могло быть и намного хуже. Но вот почему я здесь…
— И это тоже было в картах?
Она улыбнулась. Она хотела сказать что-нибудь о Лестере, но Ломакс правильно сформулировал это. Без сделанного картами предположения, что она сможет повлиять на ход событий, она бы не появилась здесь. У нее не было опыта в военном деле, но она хорошо понимала, на какой риск идет, появившись на поле боя.
— У нас много раненых, — сказал Ломакс, вытирая кровь. — Наш единственный доктор убит. Не могли бы вы чем-нибудь помочь нам в этом?
— Я не очень искусна во врачевании, — ответила она. Но ведь среди раненых может оказаться Лестер. Кроме того, здесь могут найтись и другие, похожие на этого молодого гвардейца. — Я сделаю все, что смогу. — Ей придется довериться картам, чтобы они указали правильное решение.
Шарлен последовала за Ломаксом, обогнув лошадь и человека, которому уже ничем нельзя было помочь. Она немного знала предания, рассказы о травах и умела накладывать швы и перевязывать раны. Если ничем нельзя будет помочь, то она может сделать то же, что когда-то в другом месте делала ее дочь, — вытирать влажной тряпочкой горящие в лихорадке лбы и держать холодеющие руки.
Они добрались до подножия холма, когда солнце садилось и дневной свет угасал. Кругом были видны признаки недавнего сражения: убитые люди, лошади, брошенное оружие; слышались стоны и крики раненых и умирающих.
— Сюда, миссис, э-э, Найт.
— Зовите меня просто Шарлен. — Она послушно последовала за ним в отдельно стоящую палатку. Ломакс откинул полог палатки; там на промокшем от крови одеяле лежал кто-то, кто показался ей школьником. Глаза паренька остекленели и были переполнены ужасом и страданием.
— Колдунья! Колдунья! — выкрикнул юноша, слабо показывая на нее.
— Не колдунья, Филипп, — сказал Ломакс. — Это Шарлен, мать Келвина.
— Не позволяй ей прикасаться ко мне! Не позволяй! — он попытался сесть, кровь потекла из-под наложенных и завязанных узлом повязок. Он пронзительно закричал самым высоким тоном своего ослабевшего голоса. — Уходи. Уходи прочь! Сожги ее, Ломакс! Сожги… — его глаза закатились, остались видны только белки, тело напряглось, и он откинулся назад.
Шарлен поспешно ухватила его за запястье. Пульс еще прощупывался, но был очень слабым. Филипп потерял много крови.
— Почему он здесь? — спросила она. Она не могла не ощутить гнев при мысли, что такому совсем юному пареньку, просто мальчишке, разрешили участвовать в сражении. В ней заговорил материнский инстинкт.
— Это друг Сент-Хеленса. Бывший король Аратекса.
— А. — Значит, это бывший враг, хотя на самом деле той страной управляла Мельба. Короли получают по заслугам, независимо от того, бывшие они или настоящие. — Здесь поблизости можно найти кровяные фрукты?
— Да, они есть, там сзади в лесу.
— Я не уверена, что он сможет проглотить этот сок, но…
— Мы заставим его. Сент-Хеленсу не понравилось бы, если бы он погиб.
— А Сент-Хеленс… — Шарлен хотела избежать этого слова, но не знала как. — Он захвачен в плен?
— Да. Или мертв. Он, может быть, точно в таком же состоянии, как и он. — Ломакс взглянул на мальчика. — Лежащий здесь Филипп убил колдунью.
— Хельба? Убита? — спросила она в ужасе.
— Да. Он не должен был делать этого.
— Но Хельба ведь добрая колдунья!
— Но ведь она не на нашей стороне. Поэтому враги и захватили Сент-Хеленса. Мы нарушили перемирие, и они схватили его.
Она подумала: Хельба все еще жива. Я знаю, я прочла ее карты. Но она может и не выжить.
— Вы может привезти кровяные фрукты? — спросила она, возвращаясь к неотложным делам. — Как можно больше? Если у вас есть другие раненые, потерявшие много крови, это может спасти им жизнь.
— Я пошлю за ними кого-нибудь из своих людей. Это большая роща, но туда долго добираться. Они могут не успеть привезти сюда кровяные фрукты до рассвета.
— Им придется это сделать. — Шарлен напоследок еще раз осмотрела бывшего короля. Без сознания, мертвенно-бледный, он казался уже мертвым. — Есть ли здесь другие раненые, кому я могу оказать немедленную помощь?
— Много. Некоторые из них ранены не так серьезно.
— Мне будет нужна помощь при наложении гипса и ампутации конечностей. Принесите мне инструменты и запас медикаментов вашего доктора.
Ломакс кивнул, вышел наружу и начал отдавать приказы. Она присоединилась к нему, и он отвел ее к другим раненым и умирающим, которых она видала в своей жизни и раньше.
Все мужчины ищут дурацкой славы, подумала она. Это позор для них, но, кажется, они никогда ничему не научатся.
Уже близился рассвет, когда всадники, отряженные Ломаксом в рощу, возвратились с кровяными плодами. По указанию Шарлен фрукты сварили, а красный сироп был охлажден и применен по назначению. Сначала юный Филипп, а потом солдат за солдатом из последних сил проглатывали ложку или чашечку сиропа в зависимости от тяжести ранения. Через удивительно короткое время на их лицах снова выступил румянец, и люди полностью восстановили свои силы.
Да, кровяной фрукт был магическим плодом. Доктор предчувствовал, что он может им понадобиться, и позаботился о том, чтобы собрать его, но в пылу сражения фургон, в котором находились фрукты, был подожжен и уничтожен. Доктор погиб, пытаясь потушить огонь. До тех пор, пока не поступили новые запасы, раненые продолжали умирать.
Сначала Шарлен его не узнала. Она видела его только дважды и при гораздо лучших обстоятельствах. А тут крупный бледный молодой человек, чью рану она обрабатывала, прошептал, задыхаясь, одно лишь слово, и слово это вызвало у нее радость и удивление.
— Джон! — прошептали его бескровные губы. Лестер! Это был Лестер, муж ее дочери! Он потерял много крови, но он должен выздороветь, как только подействует целебный сироп. Обрадованная, она поднесла полную до краев чашку к его губам и легонько помассировала ему горло, чтобы заставить проглотить ее содержимое.
— Ты поправишься, Лестер, — прошептала она. — Поправишься, ради Джон.
Он не ответил ей. Его пульс участился. Из уголка рта показалась струйка крови более темного и густого цвета, чем сироп.
Боже мой, он умирает! Муж Джон умирает, а она не знает, как можно его спасти. Но ведь должен быть какой-то способ исцелить его. Должен быть!
От отчаяния она стала рыться в сумке доктора. Много пакетиков с травами, снабженных надлежащими ярлычками, но они составляли для нее тайну. Шарлен пожалела, что мало знает легенд и преданий о травах. Какая же трава, если ее применить надлежащим образом, способна заживить внутреннюю рану и позволить кровяному фрукту проделать свою работу? Должна быть трава, которая сделает это, но какая же: исцеляющий корень или зашивающий цветок? Она отчаянно попыталась вспомнить. Она никогда не думала, что окажется в подобном положении! Ее руки и ноги, казалось, налились свинцом под гнетом этой тяжести. Туман заполнил всю ее голов, и в ней загудели невидимые пчелы. Она нуждалась в том, чтобы восстановить свои силы.
Шарлен вытащила скляночку с исцеляющим корнем. Может быть, ей стоит попробовать это? А если это не то средство? Просто может оказаться так, что исцеляющий корень служит для чего-то другого. Но бездействие или промедление может означать смертный приговор Лестеру. Она приехала сюда, чтобы помочь ему! Если бы только она знала, как.
Если у тебя появились сомнения, спроси у карт. Это была единственная вещь, в которую Шарлен всегда верила. Без колебания она вытащила из своей сумки колоду, перетасовала ее и подумала о Лестере. Затем, несмотря на то, что у нее от головокружения все плыло перед глазами, а тело протестовало все больше, под неодобрительными взглядами своих помощников она разложила карты.
Одинокая карта-пешка, рядовая карта, представляющая Лестера. Новая карта, определяющая судьбу Лестера, если она ничего не будет делать. Это была карта смерти, череп со скрещенными костями. Лучше скажите что-нибудь, чего я еще не знаю!
Она снова разложила карты. Она раскладывала их прямо на окровавленном полотне. Карта Лестера. Теперь, если применить исцеляющий корень, его судьба будет — карта смерти.
Ее руки тряслись, когда она перемешивала карты и начинала третью раскладку. На этот раз это снова была карта Лестера и мысль о зашивающем цветке. Она подержала в своей левой руке склянку с розовыми цветками, концентрируя на них сознание. Затем открыла карту: карта смерти.
Нет, нет, нет! Восстановительное средство должно найтись! Там, во дворце, она прочла неопределенность в судьбе Лестера. Здесь же она видит смерть и только смерть. Может быть, она приехала слишком поздно?
Она проверила ярлычки на склянках. Вот склянка, наполненная хорошо высушенными белыми цветками. Но ведь это мог быть зашивающий цветок! Тогда что же такое эти розовые цветки в той склянке, которую она держала, когда переворачивала карты? Она прочла надпись на ней, ее усталые глаза сильно напрягались и косили: «Вытягивающий цветок». Она взяла не ту склянку!
Шарлен быстро попыталась разложить карты в четвертый раз, держа в руке скляночку с белыми цветками. Карта, представляющая Лестера Крамба, мужа ее дочери. Теперь я применю лекарство в этой склянке и…
Улыбающееся солнце: карта выздоровления! Лестер выздоровеет, если она вовремя введет в его организм это лекарство.
Но как же это сделать? Она не знала, но необходимо было действовать быстро. Она торопливо открутила крышку склянки, высыпала сушеные цветки в чашку, добавила воды и несколько капель малинового вина, размешала и поднесла к губам Лестера.
Она растирала ему горло, наклоняя к его губам чашку. И медленно, чтобы он не задохнулся, стала вливать жидкость ему в рот.
Ломакс вздохнул. На лице появился слабый румянец. Его глаза моргнули:
— Джон? Джон? Я люблю тебя, Джон! Я хочу, чтобы ты подошла поближе. Пожалуйста, Джон, подойди поближе.
— Тсс, сынок, — сказала она, нежно поглаживая его лоб. — Это всего лишь твоя старая теща.
Его глаза снова заблестели, они были уже не такими остекленевшими и теперь сфокусировались на ней. Румянец на его щеках стал ярко-красным:
— Спасибо, вам, миссис Хэклберри, — сказал он. Потом, истощив все свои силы, закрыл глаза.
Я вырвала его у смерти, подумала она, и тотчас поняла, как же на самом деле она устала. Она работала всю ночь и часть дня, ничего не видя, кроме ран и крови. Шарлен закрыла глаза, оперлась спиной о докторский саквояж и полностью расслабилась.
Сон, сон, сон, природный восстановитель сил.
Хельба оставалась слабой, но уже достаточно окрепла, чтобы принимать свои собственные лекарства и они хорошо помогали ей. Но за те часы, что она, раненая пролежала без сознания, она лишилась возможности управлять ходом событий, что было весьма опасно. Она достала свой кристалл и направила его на вражеский военный лагерь. Вскоре она различила в нем женщину с фиалковыми глазами, исцеляющую раненых Келвинии и Германдии.
Колдунья, назвал ее тот молодой человек. Она действительно была похожа на колдунью, но Хельба никогда не слышала, чтобы кто-нибудь еще занимался этим искусством. Она нахмурилась, наблюдая за исцелениями, жалея, что сама еще прихварывает. Магические восстановители сил, целебные средства были чудесны, но в ее возрасте они не очень многое могли сделать.
Позже женщина в кристалле раскладывала карты рядом с умирающим от ран человеком и раскрытым докторским саквояжем. Хельба наблюдала, как женщина трижды тасовала колоду и трижды вынимала из нее карты. А, вот как она это делает! Она была не очень-то искусна в колдовстве или целительной магии, только в картах — но они хорошо руководили ею и указывали ей правильный ответ.
Хельба наблюдала, как женщина дает лекарство и возвращает молодого человека к жизни. Затем, обессилевшая до такой степени, каким бывает только человек, по-настоящему занимающийся колдовством, поскольку это искусство вытягивало наружу душу также, как и жизненные ресурсы тела, женщина сползла на пол палатки, закрыла глаза и мгновенно заснула.
Интересно. У нее есть талант. В значительной степени нетренированный, неразвитый, но есть. Еще один враг? А может быть — можно ли осмелиться подумать об этом — она сможет стать моей соратницей? Ученицей, кем-нибудь, кто поможет мне сражаться?
Желая этого, она заснула и сама, и ей снились ее колдовские сны.
На следующее утро Катба вошел в комнату с высоко поднятым над гладкой лоснящейся шерсткой спины хвостом. Он исхудал после тяжелых мучений, передавая Хельбе свою жизненную силу, но он тоже принимал средства, восстанавливающие силы, и теперь поправлялся. Он подошел прямо к ней и заглянул в лицо.
— Эти двое снова попали в неприятности? — она вздохнула. — Подумай, что нам пришлось бы вытерпеть, если бы у них не были мозги взрослых людей! — Вообще-то она частенько сомневалась в зрелости их умов; иногда они вели себя так отчаянно по-детски, что ей хотелось отшлепать их по маленьким попкам.
Опираясь на трость, Хельба с трудом поднялась на ноги и последовала за своим другом и кровным братом.
Сент-Хеленс держал глаза лишь чуть-чуть приоткрытыми и притворялся, что спит. Ему до сих пор удавалось избежать гальки и комков сухой грязи. Теперь перед его носом танцевало перышко и заставляло его чихать. Он подумал, не схватить ли веревочку и не порвать ли ее, и он так бы и сделал в следующее мгновение. Но тут перышко внезапно исчезло из его поля зрения.
Он услышал как они шепчутся наверху. Маленькие дьяволята, что они придумают в следующий раз?
Неожиданно сзади по его шее потекла какая-то влага, она попала ему на щеку, затем на бороду. В ужасе он откатился в сторону и проревел:
— Вы, ублюдки! Вы грязные ублюдки!
Наверху виднелись два детских лица, которые, ухмыляясь, заглядывали в камеру.
— Это достало его, Кильдом.
— Ты прав, Кильдей. Послушай, вот куда нам нужно прийти в следующий раз, когда мы захотим пописать.
— Можно напиться сока яблочных ягод. Возьмем и выпьем побольше. Пусть он понюхает его сладкий аромат.
Сент-Хеленс вытер затылок и шею. Если бы в камере нашлось что-нибудь, чем можно было бы запустить в мальчишек, он бы так и сделал. Он понюхал свою руку, стряхнул с нее несколько желтых капель и выругался так мерзко, что казалось, стены обуглятся.
— О, послушай, какие гадкие слова, Кильдом!
— Он отвратительный человек, Кильдей; а ты чего ожидал?
Мальчишки захихикали. Сент-Хеленс чувствовал, что специально показывает им, каким плохим он может быть. Он попытался взять себя в руки. Это было труднее всего, потому что его внутренняя природа побуждала его браниться, ругаться и устроить театральную сцену. Совсем не из-за ангельского характера его прозвали Сент-Хеленсом, а из-за того, что его темперамент был некогда таким же бурным, как и у известного земного вулкана.
— Вы, щенки, попадете в беду! — закричал он. — Вы не можете так поступать с генералом! Вы будете наказаны! Когда я выйду наружу, я хорошенько взгрею вас по задницам!
— Послушай-ка его, Кильдом. Он думает, что он выйдет оттуда.
— Никогда, Кильдей. Он будет там вечно! Каждый день мы будем приходить и поливать его, как дрянной сорняк.
— Пока вся камера не заполнится доверху мочой от яблочного сока.
— А он будет плавать в ней, словно огромная жирная лягушка!
— У него уже сейчас рыло, как у огромной жирной лягушки!
Они снова захихикали, не в силах больше обмениваться остроумными репликами.
— Вы, ублюдки! Вы грязные ублюдки! — взорвался Сент-Хеленс. Он повторялся, но ничего не мог с этим поделать. Считалось, что у коронованных братцев ум взрослых мужчин, так что немного мужской ругани не могло повредить. Может быть, ему следует помнить о том, что в телах этих мальчиков заключены взрослые мужчины и тогда, когда он до них доберется, он сможет сделать побольше, чем просто их отшлепать!
— Знаешь, Кильдом, есть еще одна разновидность отходов. Удобрения растениям нужны не меньше чем вода, правда же?
— Ага, навоз! Давай!
Сент-Хеленс почувствовал, что его лицо приобретает багровый оттенок. Он мог представить, что у него из ушей, ноздрей и рта, завиваясь, поднимается гейзер огня. Никогда в жизни его не доводили до такого ничем не сдерживаемого гнева!
Наверху в окне он увидел заслонившую свет пухлую задницу. Только она совсем не собиралась останавливаться на этом. О, только бы найти что-нибудь вроде гнилого помидора!
— Что здесь происходит? — кажется, это голос старой колдуньи! Невероятно! Не собирается ли она сама распорядиться его мучениями? Может быть, ее старая задница заменит за решеткой зады мальчишек?