— Ну…
   — А это больно? — перебил его Джилипп.
   — Нет. Нет, это совсем не больно, — уверил их Келвин. — Вы очень скоро сами обнаружите, что это такое. Просто — следуйте за мной!
   Смело, словно это было всего лишь обычное повседневное событие, он переступил порог. Перчатки не пульсировали, поэтому он сразу же подошел к транспортеру. Там он нашел жало химеры, которое, очевидно, сам оставил там. Странно, но он и не вспоминал о нем. Уж не рук ли Мервании это дело? Она, очевидно, находилась у него в сознании все это время, пока ее не выгнал прочь этот ужасный звук. Она могла бы и заставить его забыть о чем-нибудь, вроде этого.
   — Что это? Медь? — Марвин оказался, пожалуй, излишне любопытным.
   — Да. Да, там, куда мы отправляемся, ее великое множество.
   — Медь? Множество меди?
   — Да. — Манеры лидера революционной оппозиции ставили в тупик. Почему он так беспокоится о меди, когда может отправиться за золотом?
   — Медь здесь встречается редко. Это наш самый драгоценный металл. Одна медная монета стоит три золотых или две серебряных.
   — Мы достанем для вас меди, — сказал Келвин; в голове у него начало, наконец, проясняться. Итак, здесь медь — это самый драгоценный металл! — Достаточно, чтобы купить для вас армию. Вам действительно так нужна армия?
   — Нужна ли? Да я бы умер ради нее!
   У выражений, подумал Келвин, есть какой-то путь, по которому они распространяются по измерениям. Его отец по меньшей мере раз или два высказывался в таком духе о делах гораздо меньшей важности.
   Глубоко вздохнув и покрепче уцепившись за жало, он с напускной уверенностью вошел внутрь транспортирующего устройства. Он знал, что оно сработает, но совсем не был уверен в том, какие еще злоключения их ждут.
   Блоорг ждал их. В его руке было медное жало, его кончик указывал на металлический пол. Келвин кивнул ему в знак приветствия и тоже стал ждать, чувствуя, что это как раз то, что следует сейчас делать. Квадратноухий мог прочесть у него в сознании все о том, что происходит.
   Вскоре здесь очутились все, кроме его отца и Марвина. Затем из транспортера вышли Джон Найт и командир группы.
   Глаза Марвина округлились, когда он взглянул на Блоорга. Его рука потянулась к мечу.
   Правая перчатка Келвина ухватилась за запястье рослого революционера.
   — Не надо! Квадратноухие все контролируют здесь!
   — Медь! — задыхаясь, проговорил Марвин, цепляясь за перчатку.
   — Это друг. Так или иначе, он представляет власть.
   Блоорг заговорил:
   — Вы должны были принести химере семена.
   — Мы попали не в то измерение, — сказал Джон, притворяясь, что не замечает продолжающуюся борьбу между Келвином и Марвином.
   — Это моя вина, — объяснил Кайан. — Я виноват. Даже после того, как вы объяснили насчет настройки…
   — Я рассказал вам о настройке для вашего собственного мира. Вы не послушались меня.
   — Я был там, — сказал Келвин. — Я отправился в наш родной мир за семенами. Но их не было там, где их оставил Маувар. Я уверен, что мы сможем достать семена, но потребуется время, чтобы найти ягоды и собрать урожай.
   — Поэтому ты вернулся назад с пустыми руками?
   — Да. — Келвин чувствовал себя неуютно, словно школьник, которого бранят. Словно он вовсе и не сталкивался здесь ни с какими трудностями.
   — Кто, — неожиданно потребовал Блоорг ответа, — эти остальные?
   Келвин был уверен в том, что квадратноухий уже все знал, но поспешно ответил:
   — Они из мира, куда мы попали по ошибке. У них определенное дело, и поэтому они здесь. Химера мысленно вошла в контакт со мной и одобрила их приход сюда.
   — Химера еще не решает всего. Она не делает политики. Она не задает законы.
   — Но…
   — Вы ослушались нас, возвратившись сюда без семян. Вы нарушили закон, приведя с собой других людей.
   — Мне очень жаль, — сказал Келвин. Он ничего не знал о существовании такого закона, но понимал, что незнание в данном случае не является оправданием. Блоорг был похож на учителя, собиравшегося назначить наказание. Но, может быть, если он объяснит…
   — Цена нашего возвращения такова, что мы должны будем помочь этим людям, — сказал он. — Видите ли, у них там есть тиран и…
   — Не вылезай и держи свой мозг в покое!
   Келвин попытался расслабиться. Он знал, что Блоорг сейчас пытается выудить из него всю эту историю и надеялся, что сумеет правильно изложить ее. Было так много вещей, которых сам он не понимал. Например, почему транспортер работал только в одну сторону, пока перчатки не вернули его снова в рабочее состояние?
   — У Маувара были свои причины, — сказал Блоорг. — Люди в этом измерении не были готовы, не готовы они и сейчас. Транспортер предназначался для других.
   — Маувар наблюдает за всеми нами, правда? — эта мысль сорвалась с языка до того, как он понял, что говорит.
   Глаза Блоорга вспыхнули.
   — Ты тоже еще не готов.
   Келвин мысленно пожал плечами. В свое время, может быть, таких, как он, сочтут достаточно взрослыми созданиями, подобными Блооргу и химере. Но в настоящее время они считались детьми или животными, которые пока еще не готовы к тому, чтобы учиться.
   — Совершенно верно. Животные. Умственно низшие, неполноценные жизненные формы.
   Келвин мысленно застонал. Он подумал: интересно, много ли из этого беседы услышано Марвином и его людьми. Вероятно, это совсем не важно, но результат разговора будет иметь для них значение.
   Жих, жих, жих! Марвин и его парни обнажили мечи. Келвин перестал следить за ними и выпустил запястье Марвина сразу же, как тот, казалось, понял в чем дело и подчинился ему. Теперь он понял, что либо он, либо перчатки все же сделали ошибку.
   — Ни один квадратноухий чужак никогда не посмеет обозвать меня умственно неполноценной жизненной формой! — прогремел вождь революционеров.
   Блоорг взмахнул рукой. Лезвия мечей засветились, раскалившись докрасна. Люди отчаянно зачертыхались, со звоном роняя их на пол.
   — У них есть сила, — с запозданием стал объяснять Келвин. — Во многих отношениях они значительно более развиты, чем мы. У них есть магия, а в мирах, подобных вашему и миру моего отца, стоящего здесь, есть только технология.
   — Ты понимаешь, о чем ты говоришь? — огрызнулся Марвин. Он тряс рукой, глаза его сузились от мучительной боли ожога.
   — На самом деле, нет, — признался Келвин. — Только знаю, что лучше сделать, как говорил Блоорг.
   Марвин согнул руку.
   — Она сожжена! — сказал он, глядя на ладонь. — Она сильно сожжена!
   — Неужели, Марвин Буханка? — спросил Блоорг. Его руки проделали удивительно странные движения, пальцы начали сплетаться и расплетаться, словно змеи. Один палец откинулся в сторону, указывая на Марвина, и заключил в круг всех его людей.
   Марвин казался удивленным.
   — Все! Ожога больше нет!
   — У меня тоже, — в изумлении сказал Хестер.
   — И у меня! — воскликнул Редлиф, вытягивая руки и глядя на них.
   Благоговение держало пришельцев из другого ошибочного мира, словно примороженными к месту, и заставило их замолчать.
   — Теперь, когда эта маленькая демонстрация подошла к концу, сказал Блоорг, — мы можем приступить к делу. Я не давал химере полномочий действовать так, как она действовала. Химера заслуживает наказания.
   — Еще большего, чем есть? — спросил Келвин. — Что-нибудь еще, кроме заключения на одном малюсеньком острове? — Келвин был удивлен собственными словами. Должно быть, он получил помощь от химеры, чтобы высказывать их в такой форме.
   — Совершенно верно. Химера облекла в форму мысли, и ты высказал их, как свои собственные.
   Химера впутывала его и его друзей в новые неприятности!
   — Нет, это не так. Я вполне понимаю доводы химеры в этом деле. Но я не понимаю, почему она хочет отдать весь свой запас меди этим простым созданиям.
   — Потому что, — сказал Келвин, понимая, что высказывает мысль химеры и что Блоорг это поймет, — я устала служить мишенью. Всякая низшая жизненная форма, которая имеет доступ к транспортеру, является сюда за сброшенными жалами. Теперь они мне не нужны, особенно, если я смогу найти других таких же, как я. Все, что мне требуется, — это достаточное количество меди в пище, чтобы не стать бледнее, слабее и не разметаллизироваться. У этих круглоухих был односторонний транспортер и он может оказаться у них снова. Пусть заберут медь в свой мир и держат ее там под надежным запором. Когда бы я ни сбросила свое старое жало, они смогут тоже получить его. Тогда пускай всевозможные браконьеры неполноценных жизненных форм являются туда, чтобы украсть медь оттуда. Они обнаружат, что они такие же пленники там, как и я здесь!
   «Ха-а! — подумал Келвин. — Это отлично проучит браконьеров! Это поможет также избавить от них другие измерения. Им придется осесть и заняться честными делами в примитивном мире-тюрьме, и они будут ненавидеть каждую минуту своего заключения. У химеры великолепный замысел!»
   — Спасибо, Келвин, — донеслась до него прямая мысль химеры. — Я и сама весьма довольна своей идеей.
   — Очень похвально, Мервания, — сказал Блоорг.
   Лицо Марвина Буханки изменилось, когда он понял, что происходит. Возможно, химера коснулась и его мозга и дала ему некоторые объяснения.
   — Но как насчет жала, которое у тебя есть? Ваш род столетиями убивали ради этого единственного жала. Ведь и впрямь, робот Стапьюлар убил бы тебя раньше, если бы не ждал, пока созреет твое самое последнее жало. Вот почему он сумел обмануть меня; я решил, что раз он позволил убить своих живых спутников, у него не было при себе оружия, которое могло бы повредить тебе. Конечно же, другие браконьеры здесь еще появятся.
   — Именно поэтому, — сурово сказала химера, — я в заключении на острове, а вы охраняете транспортер! Надеюсь в будущем вы будете лучше делать свое дело.
   Глаза Блоорга открылись и закрылись, веки явственно щелкнули. Казалось, химера эффектно одержала над ним верх.
   — Это, может быть уменьшит число и оснащенность экспедиций, Мервания, как только станет широко известно.
   — Да, так и будет, — сказала Мервания-Келвин. — И если транспортер на выходе из мира Марвина Буханки держать запертым и эти низшие жизненные формы не будут использовать жала для магии…
   — Не будем! — воскликнул Марвин, очевидно, решив проигнорировать замечание о низших жизненных формах. — Мы даже не верим во всю эту ерунду! Во многом не верим. Все, что нам нужно, — это медь. Пусть за ней приходит любой браконьер, мы будем знать, что с ним делать!
   — Решено, — сказала Мервания-Келвин.
   — Решено, — эхом отозвался Блоорг.
   Келвин был удивлен, но вздохнул с облегчением. Он боялся, что все они, включая химеру, будут наказаны. Очевидно, химера понимала сложившуюся ситуацию лучше, чем он.
   — Разумеется, Келвин, — донеслась до него мысль Мервании.

Глава 22. Ученица

   — Возьмись покрепче за мои руки, — приказала Хельба. — Пусть твоя сущность перемешается с моей.
   Шарлен попыталась сделать так, как ей было приказано. Равнина, деревья, выглядывающие из-за них животные, даже старческое лицо перед ней — все превратилось в одно сплошное пятно, затуманилось. Это был головокружительный водоворот, в который ее заставила погрузиться Хельба, и он имел горький привкус. Ее руки и ноги онемели, пальцы зудели, покрылись мурашками и дергались. Она была, была…
   Ладони Хельбы, руки Хельбы. Хельба. Где же кончается Шарлен и начинается Хельба? Она чувствовала, как ее сердце бьется в груди Хельбы, чувствовать боль от снова открывшейся раны, ощущала, как кровь просачивается и просачивается через ее черный атласный плащ.
   — Хельба! Хельба! Я — это ты!
   — Мы это мы. Заметь, чьи губы произнесли эти слова.
   Шарлен заметила это. Она произнесла эти слова почти беззубым ртом с обвисшими щеками — ртом Хельбы. Но когда Хельба заговорила, она заговорила ртом, в котором все зубы были на месте и все было безукоризненно, за исключением оставшегося горького привкуса.
   — Теперь мы можем это проделать! — сказал один из их ртов.Сосредоточься!
   Шарлен попыталась все вспомнить. Ее руки и ноги двигались неровными толчками. Дальше, к огромному дереву. К большому кристаллу, который скрыт и запечатан в его дупле. Ее глаза сфокусировались на его поверхности, потом под ней. Мрачный дым кружился и завивался водоворотом. Затем…
   Бьющиеся солдаты. Мундиры Колландии против мундиров Келвинии. На заднем плане, за облаком пыли, высился огромный купол столицы Колландии.
   Мечи свистели и скрещивались со звоном. Арбалетные стрелы летели в цель. Люди погибали. В красных мундирах Колландии лежало больше мертвых, чем в зеленых мундирах атакующих. Пока она только осознавала это, погибли новые бойцы.
   — Быстрее! Быстрее!
   Им необходимо было помочь. Им надо было дать новую силу. Она почти физически чувствовала слабость в руках, высовывающихся из рукавов красных мундиров. Она хотела, чтобы они стали сильнее, сильнее, сильнее, чтобы их разум и тела отдохнули и освежились.
   Словно сильный ветер дул сквозь нее, из нее, в глубь кристалла, в тела и разум солдат-защитников. Широкий взмах меча обороняющегося, и солдат в зеленом мундире был сбит с седла. За ним еще один и еще один! Бойцы в зеленых мундирах падали, словно спелые колосья во время жатвы! Вот среди них началась паника, они повернулись, обратились в бегство. Колландцы бросились за ними, в поднятую копытами лошадей пыль, преследуя и гоня их прочь, заставляя их отступать, не давая повернуть назад.
   — Давай! Давай! Давай!
   Пыль поднялась, заклубилась и…
   Закрыла собой купола двойной столицы, город, лес, холмы, большие горы и горы поменьше.
   Еще одна армия. Зеленые мундиры и немного черных. Эта армия больше, чем та, которую отогнали от столицы Колландии. Они борются с солдатами, одетыми в яркие оранжевые мундиры Канции. Солдаты в зеленых и черных мундирах побеждают. Мертвые или умирающие в оранжевых мундирах лежат повсюду на равнине и разбросаны по холмам. Нет сомнения в том, что бойцов в оранжевой форме оттесняют назад, все ближе и ближе к двойной столице.
   Это не должно случиться!
   Сила, сила, сила просачивается через ее руки. Из ее рук — в тела и разум воинов-защитников.
   Солдат в зеленом мундире выронил меч и упал замертво. Второго тоже срубили мечом. А вот солдат в черном мундире кричит в агонии, но копыто огромного боевого коня раздавливает череп злосчастного германдца. Все больше и больше солдат в черных или зеленых мундирах погибало или лишалось лошадей. Все больше и больше солдат в оранжевых мундирах одолевало в бою противника.
   Солдаты в оранжевых мундирах перестали отступать. Обе армии встали лицом к лицу в две, полные решимости не сдаваться линии. Вот полетели копья, зазвенели мечи; зрелище становилось все более и более отвратительным.
   Армия Канции сражалась теперь хорошо, но все еще численностью уступала противнику как бы отчаянно не сражалась. Неважно, как отчаянно сражаются канцийцы, все равно их должны были всех перебить. Им была необходима помощь. Магическая помощь. Помощь колдуньи.
   С такой силой, которую она и не представляла, Шарлен почувствовала в своем теле, в своей душе образование огромного гневного шара, шара гнева. Он все рос, рос и рос внутри ее. Она верила, что механизм его справедлив и положителен, однако эта сила была так велика, что она не могла и думать о том, чтобы совладать с ней.
   В кристалле над сражающимися армиями появился огромный шар ревущего пламени. Сражение остановилось. Солдаты обеих армий посмотрели вверх. Черные и зеленые задрожали. Оранжевые замахали руками и приободрились. Потому что и сам шар был оранжевого цвета. Он начал спускаться. Люди бросали оружие, напрасно пытаясь отгородиться, защититься от его жара. Шар заполыхал и лошади затанцевали, сбрасывая седоков и ужасе разбегаясь в стороны.
   Резким и внезапным рывком огненный шар пронесся над армией вторжения. Крохотные язычки пламени выросли из его боков, протянулись вниз, сжигая все на своем пути, пока он несся, набирая скорость. Люди пригнулись от страха и побросали горячее как огонь оружие. Лошади ринулись в разные стороны. Наступил хаос.
   Шар взорвался с потрясшим землю грохотом. Искры дождем посыпались на армию Келвинии. Канцийцы атаковали. Приободренные паникой в стане неприятеля, последовавшей за применением ведьминого огня, они не встретили почти никакого сопротивления. Их мечи свободно свистели в воздухе. Копья разили цель. Люди — хорошие, плохие, равнодушные — падали и умирали.
   — О, Лестер, — простонала Шарлен, представляя, каково ему только что пришлось, понимая, что аналогичный ужас теперь завладел и многими другими его сторонниками. Но остановить уже ничего было нельзя. Армия вторжения отступала, бросая все…
   Шарлен почувствовала, что падает. Она ощутила, что уткнулась лицом в землю. Острые травинки залезли ей в нос и щекотали уши. Она почувствовала, что сама умирает.
   — О, что я наделала? — простонала она. — Что я наделала?
   — Ты сделала то, что было необходимо сделать, — произнес кто-то другой, стоящий над ней. — Что я должна была сделать, а ты — помочь мне сделать.
   — Но все эти убийства! Все эти смерти!
   — Это все глупости мужчин. Мы не можем переделать их природу. Мы можем только постараться, чтобы смогла победить правая сторона.
   — Мяу! — сказал Катба, друг и родственник ее другого тела. Мягко и утешающе он потерся о голову Шарлен и издал успокаивающее мурлыкание.
 
   Зоанна недоверчиво уставилась в свой кристалл. Бойцы Келвинии и цвет войск Германдии разбиты наголову! Такое не должно было случиться. Она наделила их особой силой с помощью вновь приобретенных знаний и ослабила силы врага. Теперь они терпели поражение, а это противоречило всякой логике. Что же случилось?
   Затем она поняла все.
   — Хельба! — громко закричала она. Ей это казалось невозможным, она ведь видела старую колдунью почти мертвой. Ей следовало бы знать, что хорошая колдунья — мертвая колдунья, а не почти мертвая.
   В кристалле над армией Келвинии образовался всплеск ведьминого огня. Люди падали с лошадей, во многих местах выгорала трава, высыхала грязь после недавнего дождя.
   Это окончательно прояснило дело. Определенно, виной тому была ведьма.
   — Проклинаю ее! Проклинаю! — выругалась Зоанна. Она сделает это буквально и так эффективно, как только позволят ей силы. Сначала ей нужно будет получить в кристалле образ колдуньи, а потом — она клянется всем злом, существующим на свете — она превратит ее в пепел!
   Изображение в кристалле смазалось, закрутилось и погасло помимо ее воли. Потом непрозрачность исчезла, и появилось изображение изборожденного суровыми морщинами лица Хельбы.
   — Хельба! Я до тебя доберусь! Я тебя прикончу!
   Лицо мрачно улыбнулось.
   — Неужели, Зоанна? Попробуй!
   Этот вызов переполнил ее терпения. Зоанна воздела руки, проговорила слова могущества и послала к Хельбе огненный шар.
   Но он вернулся обратно и обрушился на нее, отбросив в глубь комнаты и опрокинув на спину среди груды дымящейся мебели и прочей обстановки. Позади нее во дворцовой стене появилась большая трещина.
   Зоанна села, задыхаясь, ощупывая ребра, моргая. Она сфокусировала свое внимание на кристалле. В нем виднелась довольная Хельба.
   — Хельба, — задыхаясь, прошептала она. — Ты сильна!
   — Сильнее тебя, Зоанна.
   — Мы можем стать союзниками. Мы…
   — Ты должна навсегда покинуть это измерение. Ты и твой монарх-самозванец должны исчезнуть. Уйдите по собственной воле, или вы будете уничтожены.
   — Ты не смеешь запугивать меня, старый мешок с костями!
   — Зоанна, я не угрожаю. Разрушительная сила, которой я владею, значительно превосходит твою.
   — Докажи! — завопила Зоанна, совершенно теряя самообладание.Докажи это, ты, старая карга!
   — Конечно, Зоанна.
   Старушечье лицо в кристалле сменилось старой узловатой рукой. Пальцы разошлись в сторону до самого максимума. За рукой, на одном с ней уровне, горели два глубоко жгучих кошачьих глаза.
   — Нет! Нет! Нет! — в панике вскричала Зоанна.
   — Да, да, да! — вторил ей насмешливый голос Хельбы.
   Кристалл порозовел, затем стал алеть. С опозданием Зоанна попыталась сотворить какой-нибудь мысленный экран, чтобы предотвратить то, что вот-вот должно было случиться. Она пришла в такую ярость, что и не подумала подготовить себе защиту.
   Неожиданно раздался громкий хруст. Кристалл почернел и словно подернулся пеплом. Затем он взорвался с сильным хлопком. Зоанна, которая встала на ноги, готовясь отразить атаку, снова оказалась на полу. Обломки разбившегося и растолченного в порошок кристалла покрывали ее с головы до ног.
   — Проклинаю тебя, Хельба! Проклинаю! — кричала она. Песчинки набились ей в рот и в глаза. Она никогда не чувствовала себя такой разгромленной и такой злой.
   — В чем дело, дорогая? — Рауфорт выбрал именно этот момент для своей обычной прогулки по этому крылу дворца. Он остался совершенно невозмутим при виде беспорядка и, фактически, едва ли вообще заметил его.
   Зоанна в ярости уставилась на его приземистую фигуру, все еще кипя и бушуя. Как он смеет вести себя так, словно ничего и не случилось!
   — Ты! — закричала она ему. — Это все твоя вина!
   — Да, дорогуша моя, — сказал Рауфорт голосом Хельбы. Зоанна в ужасе уставилась на него.
   — Прощай, жестокосердная, — сказала Хельба. После этого ее проекция исчезла, остался только удивленный Рауфорт.
   Зоанна некоторое время смотрела на пустое место, где раньше был кристалл. Единственный раз, поняла она, ее магию преодолели и превзошли. Она недооценила Хельбу, подумав, что та умирает и с ней все кончено, и потому перестала обращать на нее внимание. Это было колоссальной ошибкой. Колдунья выжила, выздоровела и собрала свои магические силы для эффективного отпора.
   Что ж, Зоанна тоже может это сделать! Еще один визит к профессору Девэйлу, и она будет готова. Но сначала ей было необходимо посмотреть, что она может сделать, чтобы собрать и поддержать те разгромленные войска, которые она направила в Канцию. Иначе война будет проиграна до того, как она будет готова прикончить Хельбу.
   Нуждаясь в чем-то, чтобы занять свой мозг, она повторяла и разучивала словесную взбучку, которую задаст Рауфорту в следующий раз, когда он только подаст ей в этом малейший предлог.
 
   Сент-Хеленс усердно прислушивался. Приближавшиеся звуки теперь вновь удалялись, словно отливающая от берега волна. Но почему?
   — Интересно, интересно, — громко произнес он. Никто не мог слышать его, кроме, очевидно, глухой крысомыши, которая открыто глодала его кусок хлеба. Он нехотя запустил в грызуна левым ботинком. Ботинок прошел на волосок от цели. Сент-Хеленс стянул правый башмак и бросил его с тем же незначительным эффектом. Он снова принялся расхаживать по своей тесной, но чистой камере.
   — Эти мальчишки сказали, что сдаются, и я подумал, что это от того, что они проигрывают. Но теперь мне кажется, что наши войска отброшены. Новое колдовство?
   Суета около двери в темницу совсем не испугала его. Он встал и подождал, пока еще одного пленника сведут вниз по лестнице. Дверь его камеры распахнулась, и в нее втолкнули крупного келвинийца.
   — Мор! — недоверчиво воскликнул Сент-Хеленс. — Мор Крамб!
   Мор потер кровоподтек на своей правой щеке. Он потряс головой, словно стараясь избавиться от облепившей ее паутины.
 
   — Да, они захватили меня, трепач. Меня и еще около сотни, а то и больше, из тех, кого окружили на перевале. Одни боги знают, сколько нас там полегло!
   У Сент-Хеленса отвисла челюсть.
   — Ты обвиняешь в этом меня? Ты обзываешь, называешь меня болтливым ртом?
   — А кто же ты? Ты был всецело за эту войну. Ты едва мог дождаться, пока получишь свое назначение!
   — Мор, я никогда не хотел сражаться! Но ведь есть пророчество, и король…
   — Король, которого ты знаешь, это не наш дорогой Рафарт! Он ужасная имитация из другого мира! Ты знал это, и все равно ты одобрял его замыслы!
   Сент-Хеленс почувствовал, что краснеет. В другое время он бы взорвался, но перед ним был друг. Кроме того, он и сам знал, что тот прав.
   — Мы все были заколдованы или зачарованы. Я уверен, что это все дело рук Зоанны.
   — Зоанны? — с недоверием повторил Мор. — Она же мертва!
   — Мне бы этого очень хотелось. Всем нам этого бы хотелось. Но она, должно быть, сумела скрыться от гнева Джона и привести с собой того, кто сейчас выдает себя за Рафарта, из того измерения, которое посещал Келвин. Это единственно разумный ответ.
   Мор мрачно уставился на него, потом опустил кулаки и подошел к охапке соломы. Он опустился на нее устало, так, словно растерял весь свой пыл.
   — Сент-Хеленс, что мы будем делать?
   — Боюсь, что мы должны проиграть войну.
   — А мы можем проиграть? Когда работает это пророчество?
   — Я никогда не верил в него так безоговорочно, как это делаете вы, остроухие, — сказал Сент-Хеленс. — Келвина в нашем измерении нет. Его, может быть, уже нет в живых.
   — Мне кажется, это уничтожило бы само пророчество, — шумно вздохнул Мор. Было видно, что он так же растерян, как и Сент-Хеленс.
   — Способ может найтись, — сказал Сент-Хеленс.
   — Какой способ? Мои люди бегут так, словно они никогда не остановятся.
   — Юные короли. Они вроде как мои друзья. Симпатичные малыши. Они даже вымыли эту камеру и предложили мне капитуляцию своих двух стран.