Страница:
– М-м-да… – Сергей топтался на краю дороги, обрывающейся в никуда, спихивая носком ботинка камешки в мутные струи, бурлящие в нескольких метрах под ногами. – Какие будут предложения?..
Мэгги и Салли синхронно пожали плечами.
– Наверное, – неуверенно пробормотала фэбээровка, – нужно поискать брод…
– Нет, – перебила ее индианка, – лучше всего соорудить плот.
– Отвечаю по пунктам, – не удержался от колкости Извеков. – А – где именно? Бэ – из чего?
– Ну-у… – снова пожал плечами слабый пол (им бы синхронным плаванием заняться!). – Ты мужчина, тебе и карты в руки…
Пришлось объяснять на пальцах, которых явно не хватало, и поэтому в ход шли другие части тела… Голова, например.
Срочно вызванный (интересно, что появлялся он из удельсаанта, выбранного совершенно случайно: нажать на кнопку могла Мэгги, но выползал джедай почему-то из «мухомора» Сергея) атлант вообще ничего внятного посоветовать не мог, лишь сыпал всякой заумью, видимо, все еще пребывал в потрясении от вида суровых борцов с исчадиями ада.
В конце концов, было решено ехать вдоль реки до более или менее подходящей переправы: моста, брода, зарослей или месторождений материала, годного для постройки плавсредства. Направление движения было выбрано самым верным способом под названием «орел или решка», но…
Далеко отъехать от полусуществующего моста не удалось, так как из-за вечной дымки со стороны форта в небе показалось огромное облако пыли.
– Похоже, братья во Христе очухались… – сообщил своим спутницам Сергей, хотя этого и не требовалось.
– Бежать или защищаться?
Пылевое облако начало растягиваться в стороны, свидетельствуя о том, что беглецов прекрасно видят и постараются всеми силами отрезать пути к отступлению.
– Сколько у нас боеприпасов? – деловито спросила Мэгги. – Одну ракету Салли израсходовала…
– Опомнись, Мэг! – одернул ее Извеков. – Убивать людей только из-за того, что возникло недоразумение, просто глупо.
– Да они поджарят нас или, в лучшем случае, повесят просушиться на солнышке! – Лицо девушки пошло красными пятнами. – Или бог знает какие штуки вроде сажания на кол или колесования приготовлены там у них для еретиков. Хотела бы я посмотреть, как ты будешь объяснять им недоразумение, стоя у стенки перед расстрельным взводом! Или вам, русским, не привыкать…
– Послушай…
– Вы бы выбрали другое время для перепалки! – оборвала их Салли, недвусмысленно подбрасывая на ладони свой «мухомор». – Я вот лично думаю, что самое время рвать отсюда когти со всей возможной скоростью.
– Не поможет, – покачал головой Сергей. – Ну ускоримся мы, и что дальше? Ехать до бесконечности вдоль реки? Там все равно придется замедляться. Думаешь, Христово воинство будет ждать, пока мы постоим плот? Туг ведь за каким-нибудь холмиком не спрячешься. Все не просто как на ладони, а словно в горсточке…
– К тому же неизвестно, сколько придется вот так бегать ускоренными, – подхватила бледная Мэгги. – Помните, что старик говорил про тропик? Мне не улыбается превратиться в дряхлую старуху, пытаясь оторваться от этих… – красноречивый жест в сторону распавшегося на отдельные пыльные хвосты облака. – Лучше уж взять грех на душу.
– Старик! – воскликнул Извеков, выхватывая из кармана удельсаант. – Может, он что-нибудь подскажет?
Увы, ни на какие вызовы джедай не появлялся, хотя перепробовали все три «мухомора».
– Сбежал, старый… – На американку было жалко смотреть. – Испугался, развалина атлантская!..
– Тогда остается одно… Все внутрь. Мэгги – за штурвал.
Сергей занял свое место в башне и слегка покрутил маховик, заставив «Банни Брэдли» хищно повести своим малокалиберным, но грозным орудием. Рядом примостилась юная индианка, закусившая бледную губку, но твердо держащая руку на джойстике управления пусковыми установками.
– Огонь открывать только по моей команде! – предупредил ее командир на всякий случай.
– Есть, сэр! – пискнул срывающийся голосок.
Между тем преследователи приближались, правда, и не так быстро, как поначалу. Видимо, то обстоятельство, что демоны не прячутся, не пускаются в бегство, а готовятся драться не на жизнь, а на смерть, их несколько озадачило, хотя и не заставило отказаться от намерений.
Извеков еще раз подвигал башней справа налево и обратно, демонстрируя свою серьезность. Однако наступающие остановились лишь метрах в пятистах от «Банни» и то только тогда, когда она огрызнулась короткой очередью, вреда никому не причинившей, но изрядно охладившей пыл самых рьяных.
Теперь все преследователи нарисовались в окулярах оптики предельно четко и дали возможность оценить их силы.
Всего порвать возмутителей спокойствия, как Тузик грелку, собралось более пяти десятков боголюбцев – наверняка все мужское население форта, способное держать в руках оружие. Прибыли они на двух с лишним десятках разнообразных колесных устройств: от стареньких, но от того не менее грозных «хаммеров», вооруженных безоткатными орудиями, легкими пушками, счетверенными пулеметными установками, сразу видно, самодельными, до каких-то трехколесных агрегатов на огромных дутых шинах. Особенно неприятным было то обстоятельство, что в задних рядах некие расторопные личности, прячась за спинами первых, разворачивали какие-то конструкции, напоминающие пусковые ракетные установки. Слава всевышнему, ничего равного «Брэдли» по огневой мощи не наблюдалось…
Цейтнот затягивался, и от группы преследователей отделилась знакомая фигура.
– Послушайте меня, заблудшие души! – разнесся громовой глас старосты.
Сергей переглянулся с Салли и слегка кивнул орудием: громкоговорящим оборудованием боевая «Банни» была обделена.
– Мы не причиним вам зла! – ободренный согласием продолжил Джейкобс. – Мы верим, что видим перед собой добрых христиан, неосторожно угодивших в колдовские сети…
«Угу, мы тоже вам верим… – подумал Извеков, снова „кивнув“ орудием. – Больно уж сладко поете, гражданин староста!..»
– …поэтому мы готовы простить вас и посчитать недоразумением тот разгром, который вы учинили в форте. Вы пройдете очищение, и мы с чистым сердцем примем вас в свою любящую семью…
– Не верь ему, Серж! – заверещала Салли. – Я слышала, как они там обсуждали возле «Банни», что с нами сделают…
– Погоди! Дай парламентеру высказаться.
– Кому-у?
Сергей лишь досадливо дернул плечом, вслушиваясь в слова мэра.
– …чтобы трудом и благостным поведением своим снискали вы снисхождение Господне и обрели, когда настанет час, успокоение в райских кущах… – вещал привыкший к проповедям староста.
Речь его текла легко и успокаивающе, словно заклинания гипнотизера, так что Сергей слегка даже расслабился. Но последние слова Джейкобса заставили его встрепенуться.
– …или вообще поедете прочь своим путем… – в голосе вдруг зазвенела злоба, – если отдадите нам свою краснокожую дьяволицу, чтобы постигла ее заслуженная кара!
Оп-па! Вот с этого бы и начинал!
Извеков бросил косой взгляд на Салли, забившуюся в угол с выражением ужаса на вытянувшейся мордочке, и зло усмехнулся:
– Морская пехота своих не выдает! Не дрейфь, деваха!
Длинная очередь из башенного пулемета прогремела так неожиданно для преследователей, уже надеявшихся на капитуляцию' своих жертв, что они даже опоздали залечь, и если бы Сергей бил прицельно, разом положил бы их не менее десятка, неосторожно скучившихся и завороженно слушающих своего пастыря. Они, конечно, тут же попадали наземь, неуклюже и вразнобой, но не от пуль, прошедших не ниже чем в метре над их головами.
Предводитель, рухнувший чуть ли не первым, долго шарил по земле в поисках своего матюгальника, а найдя его, минуты две откашливался и отплевывался от забившей рот грязи, прежде чем прошипел далеким от благостности голосом:
– Вы сами выбрали свою судьбу, исчадия ада! Вам все равно придется пройти очищение, но это будет очищение огнем!..
– Салли, возьми на прицел левую ракетницу, а я расстреляю правую… Только целься точнее, чтобы этих придурков под удар попало как можно меньше…
Девчонка кивнула, тщательно наводя ракеты на цель, но Сергей никак не мог отдать приказ.
– Стой, – удержал он индианку за запястье, – что-то не похоже, чтобы они готовились нас поджарить…
В стане противника действительно наблюдалось что-то странное.
Воинство не только не кинулось к своим стрелялкам, но принялось еще глубже закапываться в грязь, а сам предводитель на карачках быстро-быстро пополз назад и затих под колесом самого дальнего джипа.
– Что это с ними?
– Кто его знает… Может, военная хитрость…
Хороша же хитрость! Некоторые святоши уже откровенно драпали, затравленно оглядываясь, бросая автоматы и винтовки, а остальные замерли, выставив к небу зады и уткнувшись лицами в землю, будто молились чему-то.
– Они что, с ума все посходили?..
Извеков, наконец, разглядел, что некоторые улепетывающие обитатели форта тычут вытянутыми пальцами куда-то назад и, недоумевая, развернул в указанную сторону прибор наблюдения, установленный во вращающемся ободе башенного люка.
В следующее мгновение он едва не рухнул вниз…
Из-за реки на берег величественно наплывали небольшим журавлиным клином несколько причудливых серебристых конструкций, которые не могли держаться в воздухе, тем более в доброй полусотне метров от поверхности воды, по определению…
Глава 20
Мэгги и Салли синхронно пожали плечами.
– Наверное, – неуверенно пробормотала фэбээровка, – нужно поискать брод…
– Нет, – перебила ее индианка, – лучше всего соорудить плот.
– Отвечаю по пунктам, – не удержался от колкости Извеков. – А – где именно? Бэ – из чего?
– Ну-у… – снова пожал плечами слабый пол (им бы синхронным плаванием заняться!). – Ты мужчина, тебе и карты в руки…
Пришлось объяснять на пальцах, которых явно не хватало, и поэтому в ход шли другие части тела… Голова, например.
Срочно вызванный (интересно, что появлялся он из удельсаанта, выбранного совершенно случайно: нажать на кнопку могла Мэгги, но выползал джедай почему-то из «мухомора» Сергея) атлант вообще ничего внятного посоветовать не мог, лишь сыпал всякой заумью, видимо, все еще пребывал в потрясении от вида суровых борцов с исчадиями ада.
В конце концов, было решено ехать вдоль реки до более или менее подходящей переправы: моста, брода, зарослей или месторождений материала, годного для постройки плавсредства. Направление движения было выбрано самым верным способом под названием «орел или решка», но…
Далеко отъехать от полусуществующего моста не удалось, так как из-за вечной дымки со стороны форта в небе показалось огромное облако пыли.
– Похоже, братья во Христе очухались… – сообщил своим спутницам Сергей, хотя этого и не требовалось.
– Бежать или защищаться?
Пылевое облако начало растягиваться в стороны, свидетельствуя о том, что беглецов прекрасно видят и постараются всеми силами отрезать пути к отступлению.
– Сколько у нас боеприпасов? – деловито спросила Мэгги. – Одну ракету Салли израсходовала…
– Опомнись, Мэг! – одернул ее Извеков. – Убивать людей только из-за того, что возникло недоразумение, просто глупо.
– Да они поджарят нас или, в лучшем случае, повесят просушиться на солнышке! – Лицо девушки пошло красными пятнами. – Или бог знает какие штуки вроде сажания на кол или колесования приготовлены там у них для еретиков. Хотела бы я посмотреть, как ты будешь объяснять им недоразумение, стоя у стенки перед расстрельным взводом! Или вам, русским, не привыкать…
– Послушай…
– Вы бы выбрали другое время для перепалки! – оборвала их Салли, недвусмысленно подбрасывая на ладони свой «мухомор». – Я вот лично думаю, что самое время рвать отсюда когти со всей возможной скоростью.
– Не поможет, – покачал головой Сергей. – Ну ускоримся мы, и что дальше? Ехать до бесконечности вдоль реки? Там все равно придется замедляться. Думаешь, Христово воинство будет ждать, пока мы постоим плот? Туг ведь за каким-нибудь холмиком не спрячешься. Все не просто как на ладони, а словно в горсточке…
– К тому же неизвестно, сколько придется вот так бегать ускоренными, – подхватила бледная Мэгги. – Помните, что старик говорил про тропик? Мне не улыбается превратиться в дряхлую старуху, пытаясь оторваться от этих… – красноречивый жест в сторону распавшегося на отдельные пыльные хвосты облака. – Лучше уж взять грех на душу.
– Старик! – воскликнул Извеков, выхватывая из кармана удельсаант. – Может, он что-нибудь подскажет?
Увы, ни на какие вызовы джедай не появлялся, хотя перепробовали все три «мухомора».
– Сбежал, старый… – На американку было жалко смотреть. – Испугался, развалина атлантская!..
– Тогда остается одно… Все внутрь. Мэгги – за штурвал.
Сергей занял свое место в башне и слегка покрутил маховик, заставив «Банни Брэдли» хищно повести своим малокалиберным, но грозным орудием. Рядом примостилась юная индианка, закусившая бледную губку, но твердо держащая руку на джойстике управления пусковыми установками.
– Огонь открывать только по моей команде! – предупредил ее командир на всякий случай.
– Есть, сэр! – пискнул срывающийся голосок.
Между тем преследователи приближались, правда, и не так быстро, как поначалу. Видимо, то обстоятельство, что демоны не прячутся, не пускаются в бегство, а готовятся драться не на жизнь, а на смерть, их несколько озадачило, хотя и не заставило отказаться от намерений.
Извеков еще раз подвигал башней справа налево и обратно, демонстрируя свою серьезность. Однако наступающие остановились лишь метрах в пятистах от «Банни» и то только тогда, когда она огрызнулась короткой очередью, вреда никому не причинившей, но изрядно охладившей пыл самых рьяных.
Теперь все преследователи нарисовались в окулярах оптики предельно четко и дали возможность оценить их силы.
Всего порвать возмутителей спокойствия, как Тузик грелку, собралось более пяти десятков боголюбцев – наверняка все мужское население форта, способное держать в руках оружие. Прибыли они на двух с лишним десятках разнообразных колесных устройств: от стареньких, но от того не менее грозных «хаммеров», вооруженных безоткатными орудиями, легкими пушками, счетверенными пулеметными установками, сразу видно, самодельными, до каких-то трехколесных агрегатов на огромных дутых шинах. Особенно неприятным было то обстоятельство, что в задних рядах некие расторопные личности, прячась за спинами первых, разворачивали какие-то конструкции, напоминающие пусковые ракетные установки. Слава всевышнему, ничего равного «Брэдли» по огневой мощи не наблюдалось…
Цейтнот затягивался, и от группы преследователей отделилась знакомая фигура.
– Послушайте меня, заблудшие души! – разнесся громовой глас старосты.
Сергей переглянулся с Салли и слегка кивнул орудием: громкоговорящим оборудованием боевая «Банни» была обделена.
– Мы не причиним вам зла! – ободренный согласием продолжил Джейкобс. – Мы верим, что видим перед собой добрых христиан, неосторожно угодивших в колдовские сети…
«Угу, мы тоже вам верим… – подумал Извеков, снова „кивнув“ орудием. – Больно уж сладко поете, гражданин староста!..»
– …поэтому мы готовы простить вас и посчитать недоразумением тот разгром, который вы учинили в форте. Вы пройдете очищение, и мы с чистым сердцем примем вас в свою любящую семью…
– Не верь ему, Серж! – заверещала Салли. – Я слышала, как они там обсуждали возле «Банни», что с нами сделают…
– Погоди! Дай парламентеру высказаться.
– Кому-у?
Сергей лишь досадливо дернул плечом, вслушиваясь в слова мэра.
– …чтобы трудом и благостным поведением своим снискали вы снисхождение Господне и обрели, когда настанет час, успокоение в райских кущах… – вещал привыкший к проповедям староста.
Речь его текла легко и успокаивающе, словно заклинания гипнотизера, так что Сергей слегка даже расслабился. Но последние слова Джейкобса заставили его встрепенуться.
– …или вообще поедете прочь своим путем… – в голосе вдруг зазвенела злоба, – если отдадите нам свою краснокожую дьяволицу, чтобы постигла ее заслуженная кара!
Оп-па! Вот с этого бы и начинал!
Извеков бросил косой взгляд на Салли, забившуюся в угол с выражением ужаса на вытянувшейся мордочке, и зло усмехнулся:
– Морская пехота своих не выдает! Не дрейфь, деваха!
Длинная очередь из башенного пулемета прогремела так неожиданно для преследователей, уже надеявшихся на капитуляцию' своих жертв, что они даже опоздали залечь, и если бы Сергей бил прицельно, разом положил бы их не менее десятка, неосторожно скучившихся и завороженно слушающих своего пастыря. Они, конечно, тут же попадали наземь, неуклюже и вразнобой, но не от пуль, прошедших не ниже чем в метре над их головами.
Предводитель, рухнувший чуть ли не первым, долго шарил по земле в поисках своего матюгальника, а найдя его, минуты две откашливался и отплевывался от забившей рот грязи, прежде чем прошипел далеким от благостности голосом:
– Вы сами выбрали свою судьбу, исчадия ада! Вам все равно придется пройти очищение, но это будет очищение огнем!..
– Салли, возьми на прицел левую ракетницу, а я расстреляю правую… Только целься точнее, чтобы этих придурков под удар попало как можно меньше…
Девчонка кивнула, тщательно наводя ракеты на цель, но Сергей никак не мог отдать приказ.
– Стой, – удержал он индианку за запястье, – что-то не похоже, чтобы они готовились нас поджарить…
В стане противника действительно наблюдалось что-то странное.
Воинство не только не кинулось к своим стрелялкам, но принялось еще глубже закапываться в грязь, а сам предводитель на карачках быстро-быстро пополз назад и затих под колесом самого дальнего джипа.
– Что это с ними?
– Кто его знает… Может, военная хитрость…
Хороша же хитрость! Некоторые святоши уже откровенно драпали, затравленно оглядываясь, бросая автоматы и винтовки, а остальные замерли, выставив к небу зады и уткнувшись лицами в землю, будто молились чему-то.
– Они что, с ума все посходили?..
Извеков, наконец, разглядел, что некоторые улепетывающие обитатели форта тычут вытянутыми пальцами куда-то назад и, недоумевая, развернул в указанную сторону прибор наблюдения, установленный во вращающемся ободе башенного люка.
В следующее мгновение он едва не рухнул вниз…
Из-за реки на берег величественно наплывали небольшим журавлиным клином несколько причудливых серебристых конструкций, которые не могли держаться в воздухе, тем более в доброй полусотне метров от поверхности воды, по определению…
Глава 20
– Куда мы премся к черту на рога! – ныл Форстер, сидевший за рулем «хамвея», который направлялся в небольшой городок, расположенный неподалеку от блокпоста. – Там же тыщи арабов, злых на нас, как черти…
– Допустим, не тыщи, а всего лишь чуть более тысячи человек, – лениво ответил Роджер, слегка опуская стекло– кондиционер барахлил, а солдаты в давно не стиранном обмундировании воздух отнюдь не озонировали. – Деревня, одним словом… По довоенным данным, конечно.
– Вот-вот! Именно, что по довоенным…
– Ладно, не ворчи… Не надоело, что ли, консервы лопать? Меня лично от этой тушеной свинины с бобами уже воротит. Баранины хочу! Свежей, на вертеле, с чесночком…
Кто-то из сидящих позади шумно сглотнул слюну, увлекшийся, видно, гастрономическим описанием.
– А еще здорово на решетке поджарить… – вступил в разговор Тэдди Маршалл. – Ну, как барбекю. И соусом все полить, соусом… Не этим кетчупом из жестянок, а домашним, из настоящих томатов. Вот у меня мама готовит… Готовила…
– Ага! – хмыкнул более чем пессимистично настроенный сегодня Форстер. – Будет вам барбекю… Воткнут в одно место вертел и ну над угольями поджаривать… Правда, томаты здесь, наверное, не растут, так что придется обойтись верблюжьей колючкой.
– Прекрати, Линк, жути-то нагонять! – бухнул откуда-то с «тещиного места» Арчи Миллер, неделю назад все же получивший капральские лычки после того, как Роджеру, наконец, присвоили сержанта. – И без того тошно…
– Тошно? – подскочил Форстер. – А чего тогда сам вызвался ехать? Тоже по баранине соскучился?
– Соскучился, – упрямо кивнул здоровяк. – А еще надоело сидеть, как запечный таракан, и ждать, когда тебя взорвут к чертовой матери! Сам-то чего?
– А я… Я… – потерялся на мгновение чернокожий, но тут же собрался: – А потому что я тупой черный идиот!
– Прекратите! – буркнул Бэрринстон, обрывая спор, грозящий перейти в сферы, далекие от насаждаемой в армии политкорректности. – Ты, Миллер, заткнись, а ты, Форстер, лучше гляди на дорогу.
Замечание было в общем-то более чем риторическое. Даже если бы бронированный джип съехал с бетонки, переметенной песком, то твердая, как стол, поверхность пустыни легко бы заменила последнюю. По ней можно было с одинаковым успехом ехать в любом направлении, словно по огромному плотно укатанному стадиону, в чем ветеран Бэрринстон убедился на собственном опыте во время наступления на Багдад весной 2003 года. Существовала, правда, вероятность залететь на пятачок коварного зыбуна или наехать на мину, но обе возможности здесь были маловероятны – первая из-за довольно плотной, хотя и чахлой растительности, удерживающей песок, а вторая – из-за отдаленности от очагов цивилизации. Инструкции езду по бездорожью, естественно, категорически запрещали…
– А на что менять-то будем? – спросил все еще причмокивающий в предвкушении барбекю Лайонелл. – Ну, баранов и все такое…
Роджер пожал плечами, а неугомонный водитель тут же заявил:
– Как на что? На валюту Соединенных Штатов, конечно! – И первый заржал, приглашая остальных.
Шутка никого не рассмешила, а сержант еще раз посоветовал не в меру разговорчивому рядовому следить за дорогой и помалкивать. Сержант Аткинс намедни привез с базы несколько пачек местных динаров, которые тоже сильно упали в цене после Катастрофы, но все же не до такой степени, как доллары. В крайнем случае, он надеялся выменять что-нибудь съестное на патроны к распространенным здесь автоматам Калашникова, два ящика которых были погружены в джип перед вылазкой. Не дело, конечно, снабжать вероятного противника боеприпасами, но местный старейшина слыл другом американцев, а на медленно, но уверенно портящиеся на жаре, несмотря на все ухищрения, консервы уже никто не мог смотреть.
Приземистые строения городка вынырнули из-за плоского пригорка внезапно, будто всадники на полном скаку из засады.
Красноватые глинобитные стены с узкими окошками не то что без стекол – даже без занавесок, роющиеся в пыли наравне с облезлыми животными, напоминающими собак, полуголые дети, чахлые кустарники, претендующие на титул фруктовых деревьев… Века проносились над такими вот городками и деревнями, разбросанными по всему Востоку, практически не оставляя следов. Разве что вооружены были теперь аборигены не луками и стрелами, как их пращуры, а автоматическим оружием, да воду из единственного на всю деревню колодца женщины носили не в самодельных глиняных кувшинах, а в огромных, с яркими надписями на боках, двенадцатилитровых банках из-под автомобильной смазки да в сверкающих ведрах из неразорвавшихся фугасных авиабомб со спиленными стабилизаторами…
Дом местного главы обнаружили по развевающемуся над его крышей вылинявшему на солнце пустыни красно-бело-черному флагу с тремя зелеными звездочками, равно могущему обозначать привязанность хозяина как к прежнему режиму, так и к новому – государственная символика не менялась.
Визит незваных гостей заинтересовал обитателей затерянного в пустыне селения настолько, что к тому моменту, когда Роджер, ежесекундно сверяясь с разговорником, выяснил, что старейшина «там» («там» означало всю пустыню, щедро обведенную говорившим широким жестом), вокруг джипа собралось несколько сотен любопытствующих горожан.
Попытки уточнить, что делает «там» старейшина, ни к чему не привели, поэтому Бэрринстон и его подчиненные так никогда и не узнали, отправился ли мэр на охоту, в гости к каким-нибудь родственникам в соседнее селение или опочил где-нибудь на затерянном в песках кладбище… Зато к общей радости кто-то привел местного торговца, с горем пополам понимающего английский язык и даже пытающегося на нем изъясняться.
– Мы… Пища… Жрать, то есть кушать… – попытался втолковать улыбающемуся в шестьдесят четыре великолепных зуба толстячку Роджер, подкрепляя свои слова красноречивыми жестами. – Баран… Нет, не ты баран, а мы купить баран… Хотя ты тоже баран.
– Bay! Демократия! Свобода! – радостно вторил коммерсант, расталкивая соотечественников и маня пришельцев за собой. – Америка – гоу хоум!..
Вся толпа гуськом следовала за этой странной процессией.
Торговец привел американцев к такому же глинобитному, как и остальные, сарайчику, но побеленному и разукрашенному старательно скопированными с банок, бутылок и коробок логотипами: «Coca-Cola», «Tuborg», «Buble-Gum» и далее в том же духе. Миллер даже нашел свою фамилию и тут же указал Форстеру на нее пальцем.
Внутри «магазин» оказался тесной каморкой с полками, забитыми до отказа, в основном консервными банками из того же армейского рациона, что вызывал тошноту у обитателей блокпоста.
– Нет! Живой баран… – Роджер даже приложил к каске пальцы, имитируя рога, и фальшиво поблеял. – Мясо…
– Конституция! – обрадовался торгаш. – Америкэн порк!
Он тут же повел гостей за магазин, где на пыльной травке паслись три десятка таких же пыльных овечек, возглавляемых бараном, могучие рога которого внушали невольное уважение. Араб дернул одну из овец за пук шерсти на спине, перевязанный зеленой тряпочкой, и утвердительно ткнул себе в грудь, подтверждая, что животные – его собственность. Бэрринстон показал три пальца и торговец кивнул. Контакт был установлен.
– Сколько? – спросил сержант, для наглядности подтвердив слова международным жестом – потерев друг о друга большой и указательный пальцы.
В ответ араб поочередно указал пальцем на автоматы, висящие на груди Миллера, Маршалла и Лайонелла.
– Он чего, с ума сошел? – огорошенно спросил Арчи сержанта. – За трех паршивых баранов – три ствола!
– Постой, – махнул на него рукой Бэрринстон и, вынув из кармана, продемонстрировал овцевладельцу тонкую пачечку динаров.
Араб отрицательно покачал головой, брезгливо отстранил деньги и вновь указал на автоматы…
Когда джип возвращался на блокпост, все его окна были открыты настежь – в салоне остро и непривычно воняло овцами, относительно смирно лежащими позади со связанными ногами, а Форстер не уставал возмущаться:
– Пушку и пол-ящика патронов за каких-то четырех паршивых овец! Да вы сошли с ума! Нужно было пальнуть пару раз в воздух, и эти дикари тут же наложили бы в штаны…
– Ага! А потом опомнились бы, повынимали из-под кроватей или что им там их заменяет такие же стволы и понаделали в нас столько дырок, что можно было бы процеживать бульон! – ядовито заметил Миллер, опасливо отодвигающийся к борту, когда какое-нибудь особенно шустрое животное начинало биться на полу. – Ты-то в машине отсиживался!
– Прекратите! – снова одернул спорщиков Бэрринстон. – Винтовка все равно принадлежала Стивенсону, поэтому спишем ее, как утерянную в бою… Вы лучше представьте себе, как шипит на угольях свежее мясо…
Сегодня он был ведущим звена из трех «суперхорнетов», пилотируемых коллегами по базе Жеромом Лагранжем и соотечественником Колей Трушниковым.
– Пике, – негромко, но четко бросил он в микрофон, идя на снижение.
Пара ведомых повторила маневр, следуя за «первым», как пришитые. Тройка хищного вида самолетов с нарастающей скоростью устремилась к земле…
Противник, похоже, профукал атаку звена, или его системы ПВО были начисто уничтожены предшествующими атаками ракет и авиации. По крайней мере, дисплей, реагирующий на излучение локаторов, молчал. За пять километров до цели Григорий взял штурвал на себя, и разогнавшийся самолет сделал горку.
Вот и цель: лениво дымящий завод или что там из себя еще представляют едва различимые на рыжем фоне пустыни прямоугольники с несколькими трубами. Удар должен быть нанесен вот по этим приземистым зданиям, наверное, складам…
Мгновение, и две 907-килограммовые бомбы с лазерным наведением сошли с подвески. Краем глаза пилот видел, что ведомые также нанесли удар.
– Ну все, – довольно пробормотал Григорий, выравнивая самолет и заходя на круг для повторного удара по второстепенным целям. – Теперь пусть сбивают…
Блистер кабины на мгновение потемнел – сработала система поляризации, смягчающая вспышку разрыва, и майор Савенко увидел на месте складов разбухающее облако дыма и пыли, в котором что-то продолжало взрываться.
Увы, он сглазил. Тесное пространство кабины наполнилось тревожным звуком зуммера. Молчащие доселе РЛС противника ожили, и дисплей показывал ракетную атаку сразу с двух точек.
Поочередное мелодичное треньканье, и на дисплее возникли два квадрата – места пуска ракет. Одновременно самолет отстрелил серию инфракрасных обманок– ложных целей. По четыре на каждую зенитную ракету. Григорий резко опустил штурвал от себя и влево.
F/A-18E/F резко клюнул носом, сорвался на крыло и ушел вбок от несущейся с земли сверхзвуковой смерти.
Спустя мгновение пилот выровнял машину, обошел позицию зенитного комплекса с тыла и спикировал еще раз, помешав зенитчикам перезарядиться и произвести второй выстрел.
Две управляемые ракеты AGM-88 HARM разнесли то, что еще недавно представляло угрозу всему находящемуся в воздухе, «вдребезги пополам», как любил выражаться Гришин дедушка. Более полутонны взрывчатки уничтожили все живое и неживое в радиусе четверти километра.
Больше ничего не пиликало, и оставалось только сбросить остаток бомб на заводской поселок и железнодорожную станцию…
– Молодец! – раздалось в наушниках, и динамичная картинка превратилась в статичную. – Душевно отстрелялся, Гриня!
Тимофей Николаевич приоткрыл дверь тренажера и заглянул в кабину.
– Ну, ты… – повертел полковник Степанцов носом. – Будто вагон цемента разгрузил. Разве можно так напрягаться…
Рубаху Григория действительно можно было выжимать.
– Да ведь жарко тут. товарищ полковник. И управление у этой птички тяжеловато, не то что у наших «мигов»…
Кондиционер работал из рук вон плохо, как и большинство оборудования базы, собранного «на живую нитку».
– Ну, ты еще «сушку» закажи! – развел руками полковник. – Что дают, на том и работаем. Будут «миги» – на них будем летать, не будет – будем осваивать эти «хорнеты»… Ты посмотри, какую работу за какой-то месяц провернули, а ты – «миги», «миги»… Кстати, увлекаться индивидуализмом не стоит – вы команда. Жерома вон все-таки зацепили…
– Зацепили? А у меня ничего не отразилось – целехонек.
– Не бери в голову, это работа компьютерщиков. Ладно, вылезай из этой душегубки, Каравайчук уже заждался.
Григорий выкарабкался из тесной кабины тренажера, и духота ангара показалась ему лесной прохладой после парной, где он провел сорок пять минут. На его место по дюралевой лесенке тут же забрался капитан Каравайчук, по-простому Каравай, молодой, но довольно опытный пилот, успевший на своем недлинном веку повоевать в Нагорном Карабахе и еще где-то, о чем совсем не любил распространяться. Майор успел обменяться с ним мимолетным рукопожатием и от души посочувствовал парню, которому придется отрабатывать атаку в поистине тропической атмосфере. Про себя он поклялся перед следующей тренировкой поменьше пить и применить какой-нибудь зверский дезодорант. Хотя от аромата иного дезодоранта в такой каморке сомлеешь еще быстрее…
Насвистывая, он направился к выходу, расстегнувшись чуть ли не до пупа. Слава богу, нравы на базе царили более чем свободные и застегиваться наглухо никто не требовал. Например, начальник центра подготовки полковник Степанцов, за свою строевую жизнь износивший немало самых разнообразных хабэ, пэша [65] и т.п., не признавал ничего, кроме пестрых рубах-распашонок и шорт, благо температура в это время года мало способствовала ношению более строгой одежды. Служивые из местных, в основном аэродромная обслуга, в своих глухих черных мундирах, застегнутых на все пуговицы, не вызывали у северян ничего, кроме сострадания.
А вообще жизнь здесь была просто райская: службой особенно не донимали, справедливо полагая, что «ученого учить – только портить», а все боевые самолеты в мире различаются между собой не слишком разительно; кормили на убой; номера, вернее, бунгало на двоих-троих, были поистине царские. Природа же… Нет, суша особыми прелестями не баловала – морщинистые барханы до горизонта да хиленькая бесцветная растительность везде, где ее искусственно не поливают, но море… Безлюдные пески обрывались в удивительно синее море, коралловые рифы которого кишели разнообразными рыбками и прочими чудесами, которые можно было увидеть воочию, а не за стеклом телевизионного экрана, отойдя всего десяток метров от уреза воды – хочешь с удочкой, хочешь без. К тому же солнце палило так, что загореть дочерна, наверное, можно было, не снимая верхней одежды… Курорт, да и только! Ко всему прочему, обще мусульманский запрет на спиртное на территории базы не действовал…
«Сейчас приму душ, перекушу трохи и – на риф! – мечтал Григорий, уже предвкушая, как забросит удочку поближе к примеченному им позавчера гроту в кораллах. – Фиг у меня сегодня тот толстяк сорвется!..»
«Толстяком» он прозвал здоровенную сине-желто-зеленую рыбину таких кислотных оттенков, что напоминала китайскую пластизолевую игрушку вроде тех, которые они с Надюхой покупали маленькому Даньке…
Воспоминание о жене и сыне, оставшихся где-то за тысячи верст отсюда, где уже, наверное, зарядили дожди, а за ними придут всегдашние хвори и простуды, несколько пригасило радужное настроение пилота. Но ведь в конце концов и запродал он на год свою душу вертким перекупщикам именно для того, чтобы вырваться из тисков нищеты, не отпускавших военного летчика уже больше пятнадцати лет, с того самого дня, как слетел с флагштока части красный флаг Родины и был поднят другой – пестрый, как матрас…
– Допустим, не тыщи, а всего лишь чуть более тысячи человек, – лениво ответил Роджер, слегка опуская стекло– кондиционер барахлил, а солдаты в давно не стиранном обмундировании воздух отнюдь не озонировали. – Деревня, одним словом… По довоенным данным, конечно.
– Вот-вот! Именно, что по довоенным…
– Ладно, не ворчи… Не надоело, что ли, консервы лопать? Меня лично от этой тушеной свинины с бобами уже воротит. Баранины хочу! Свежей, на вертеле, с чесночком…
Кто-то из сидящих позади шумно сглотнул слюну, увлекшийся, видно, гастрономическим описанием.
– А еще здорово на решетке поджарить… – вступил в разговор Тэдди Маршалл. – Ну, как барбекю. И соусом все полить, соусом… Не этим кетчупом из жестянок, а домашним, из настоящих томатов. Вот у меня мама готовит… Готовила…
– Ага! – хмыкнул более чем пессимистично настроенный сегодня Форстер. – Будет вам барбекю… Воткнут в одно место вертел и ну над угольями поджаривать… Правда, томаты здесь, наверное, не растут, так что придется обойтись верблюжьей колючкой.
– Прекрати, Линк, жути-то нагонять! – бухнул откуда-то с «тещиного места» Арчи Миллер, неделю назад все же получивший капральские лычки после того, как Роджеру, наконец, присвоили сержанта. – И без того тошно…
– Тошно? – подскочил Форстер. – А чего тогда сам вызвался ехать? Тоже по баранине соскучился?
– Соскучился, – упрямо кивнул здоровяк. – А еще надоело сидеть, как запечный таракан, и ждать, когда тебя взорвут к чертовой матери! Сам-то чего?
– А я… Я… – потерялся на мгновение чернокожий, но тут же собрался: – А потому что я тупой черный идиот!
– Прекратите! – буркнул Бэрринстон, обрывая спор, грозящий перейти в сферы, далекие от насаждаемой в армии политкорректности. – Ты, Миллер, заткнись, а ты, Форстер, лучше гляди на дорогу.
Замечание было в общем-то более чем риторическое. Даже если бы бронированный джип съехал с бетонки, переметенной песком, то твердая, как стол, поверхность пустыни легко бы заменила последнюю. По ней можно было с одинаковым успехом ехать в любом направлении, словно по огромному плотно укатанному стадиону, в чем ветеран Бэрринстон убедился на собственном опыте во время наступления на Багдад весной 2003 года. Существовала, правда, вероятность залететь на пятачок коварного зыбуна или наехать на мину, но обе возможности здесь были маловероятны – первая из-за довольно плотной, хотя и чахлой растительности, удерживающей песок, а вторая – из-за отдаленности от очагов цивилизации. Инструкции езду по бездорожью, естественно, категорически запрещали…
– А на что менять-то будем? – спросил все еще причмокивающий в предвкушении барбекю Лайонелл. – Ну, баранов и все такое…
Роджер пожал плечами, а неугомонный водитель тут же заявил:
– Как на что? На валюту Соединенных Штатов, конечно! – И первый заржал, приглашая остальных.
Шутка никого не рассмешила, а сержант еще раз посоветовал не в меру разговорчивому рядовому следить за дорогой и помалкивать. Сержант Аткинс намедни привез с базы несколько пачек местных динаров, которые тоже сильно упали в цене после Катастрофы, но все же не до такой степени, как доллары. В крайнем случае, он надеялся выменять что-нибудь съестное на патроны к распространенным здесь автоматам Калашникова, два ящика которых были погружены в джип перед вылазкой. Не дело, конечно, снабжать вероятного противника боеприпасами, но местный старейшина слыл другом американцев, а на медленно, но уверенно портящиеся на жаре, несмотря на все ухищрения, консервы уже никто не мог смотреть.
Приземистые строения городка вынырнули из-за плоского пригорка внезапно, будто всадники на полном скаку из засады.
Красноватые глинобитные стены с узкими окошками не то что без стекол – даже без занавесок, роющиеся в пыли наравне с облезлыми животными, напоминающими собак, полуголые дети, чахлые кустарники, претендующие на титул фруктовых деревьев… Века проносились над такими вот городками и деревнями, разбросанными по всему Востоку, практически не оставляя следов. Разве что вооружены были теперь аборигены не луками и стрелами, как их пращуры, а автоматическим оружием, да воду из единственного на всю деревню колодца женщины носили не в самодельных глиняных кувшинах, а в огромных, с яркими надписями на боках, двенадцатилитровых банках из-под автомобильной смазки да в сверкающих ведрах из неразорвавшихся фугасных авиабомб со спиленными стабилизаторами…
Дом местного главы обнаружили по развевающемуся над его крышей вылинявшему на солнце пустыни красно-бело-черному флагу с тремя зелеными звездочками, равно могущему обозначать привязанность хозяина как к прежнему режиму, так и к новому – государственная символика не менялась.
Визит незваных гостей заинтересовал обитателей затерянного в пустыне селения настолько, что к тому моменту, когда Роджер, ежесекундно сверяясь с разговорником, выяснил, что старейшина «там» («там» означало всю пустыню, щедро обведенную говорившим широким жестом), вокруг джипа собралось несколько сотен любопытствующих горожан.
Попытки уточнить, что делает «там» старейшина, ни к чему не привели, поэтому Бэрринстон и его подчиненные так никогда и не узнали, отправился ли мэр на охоту, в гости к каким-нибудь родственникам в соседнее селение или опочил где-нибудь на затерянном в песках кладбище… Зато к общей радости кто-то привел местного торговца, с горем пополам понимающего английский язык и даже пытающегося на нем изъясняться.
– Мы… Пища… Жрать, то есть кушать… – попытался втолковать улыбающемуся в шестьдесят четыре великолепных зуба толстячку Роджер, подкрепляя свои слова красноречивыми жестами. – Баран… Нет, не ты баран, а мы купить баран… Хотя ты тоже баран.
– Bay! Демократия! Свобода! – радостно вторил коммерсант, расталкивая соотечественников и маня пришельцев за собой. – Америка – гоу хоум!..
Вся толпа гуськом следовала за этой странной процессией.
Торговец привел американцев к такому же глинобитному, как и остальные, сарайчику, но побеленному и разукрашенному старательно скопированными с банок, бутылок и коробок логотипами: «Coca-Cola», «Tuborg», «Buble-Gum» и далее в том же духе. Миллер даже нашел свою фамилию и тут же указал Форстеру на нее пальцем.
Внутри «магазин» оказался тесной каморкой с полками, забитыми до отказа, в основном консервными банками из того же армейского рациона, что вызывал тошноту у обитателей блокпоста.
– Нет! Живой баран… – Роджер даже приложил к каске пальцы, имитируя рога, и фальшиво поблеял. – Мясо…
– Конституция! – обрадовался торгаш. – Америкэн порк!
Он тут же повел гостей за магазин, где на пыльной травке паслись три десятка таких же пыльных овечек, возглавляемых бараном, могучие рога которого внушали невольное уважение. Араб дернул одну из овец за пук шерсти на спине, перевязанный зеленой тряпочкой, и утвердительно ткнул себе в грудь, подтверждая, что животные – его собственность. Бэрринстон показал три пальца и торговец кивнул. Контакт был установлен.
– Сколько? – спросил сержант, для наглядности подтвердив слова международным жестом – потерев друг о друга большой и указательный пальцы.
В ответ араб поочередно указал пальцем на автоматы, висящие на груди Миллера, Маршалла и Лайонелла.
– Он чего, с ума сошел? – огорошенно спросил Арчи сержанта. – За трех паршивых баранов – три ствола!
– Постой, – махнул на него рукой Бэрринстон и, вынув из кармана, продемонстрировал овцевладельцу тонкую пачечку динаров.
Араб отрицательно покачал головой, брезгливо отстранил деньги и вновь указал на автоматы…
Когда джип возвращался на блокпост, все его окна были открыты настежь – в салоне остро и непривычно воняло овцами, относительно смирно лежащими позади со связанными ногами, а Форстер не уставал возмущаться:
– Пушку и пол-ящика патронов за каких-то четырех паршивых овец! Да вы сошли с ума! Нужно было пальнуть пару раз в воздух, и эти дикари тут же наложили бы в штаны…
– Ага! А потом опомнились бы, повынимали из-под кроватей или что им там их заменяет такие же стволы и понаделали в нас столько дырок, что можно было бы процеживать бульон! – ядовито заметил Миллер, опасливо отодвигающийся к борту, когда какое-нибудь особенно шустрое животное начинало биться на полу. – Ты-то в машине отсиживался!
– Прекратите! – снова одернул спорщиков Бэрринстон. – Винтовка все равно принадлежала Стивенсону, поэтому спишем ее, как утерянную в бою… Вы лучше представьте себе, как шипит на угольях свежее мясо…
* * *
Григорий Савенко вышел в расчетный квадрат на предельно допустимой высоте, используя небольшую облачность, нехарактерную для данной местности, особенно в это время года. До цели оставалось не более сорока километров.Сегодня он был ведущим звена из трех «суперхорнетов», пилотируемых коллегами по базе Жеромом Лагранжем и соотечественником Колей Трушниковым.
– Пике, – негромко, но четко бросил он в микрофон, идя на снижение.
Пара ведомых повторила маневр, следуя за «первым», как пришитые. Тройка хищного вида самолетов с нарастающей скоростью устремилась к земле…
Противник, похоже, профукал атаку звена, или его системы ПВО были начисто уничтожены предшествующими атаками ракет и авиации. По крайней мере, дисплей, реагирующий на излучение локаторов, молчал. За пять километров до цели Григорий взял штурвал на себя, и разогнавшийся самолет сделал горку.
Вот и цель: лениво дымящий завод или что там из себя еще представляют едва различимые на рыжем фоне пустыни прямоугольники с несколькими трубами. Удар должен быть нанесен вот по этим приземистым зданиям, наверное, складам…
Мгновение, и две 907-килограммовые бомбы с лазерным наведением сошли с подвески. Краем глаза пилот видел, что ведомые также нанесли удар.
– Ну все, – довольно пробормотал Григорий, выравнивая самолет и заходя на круг для повторного удара по второстепенным целям. – Теперь пусть сбивают…
Блистер кабины на мгновение потемнел – сработала система поляризации, смягчающая вспышку разрыва, и майор Савенко увидел на месте складов разбухающее облако дыма и пыли, в котором что-то продолжало взрываться.
Увы, он сглазил. Тесное пространство кабины наполнилось тревожным звуком зуммера. Молчащие доселе РЛС противника ожили, и дисплей показывал ракетную атаку сразу с двух точек.
Поочередное мелодичное треньканье, и на дисплее возникли два квадрата – места пуска ракет. Одновременно самолет отстрелил серию инфракрасных обманок– ложных целей. По четыре на каждую зенитную ракету. Григорий резко опустил штурвал от себя и влево.
F/A-18E/F резко клюнул носом, сорвался на крыло и ушел вбок от несущейся с земли сверхзвуковой смерти.
Спустя мгновение пилот выровнял машину, обошел позицию зенитного комплекса с тыла и спикировал еще раз, помешав зенитчикам перезарядиться и произвести второй выстрел.
Две управляемые ракеты AGM-88 HARM разнесли то, что еще недавно представляло угрозу всему находящемуся в воздухе, «вдребезги пополам», как любил выражаться Гришин дедушка. Более полутонны взрывчатки уничтожили все живое и неживое в радиусе четверти километра.
Больше ничего не пиликало, и оставалось только сбросить остаток бомб на заводской поселок и железнодорожную станцию…
– Молодец! – раздалось в наушниках, и динамичная картинка превратилась в статичную. – Душевно отстрелялся, Гриня!
Тимофей Николаевич приоткрыл дверь тренажера и заглянул в кабину.
– Ну, ты… – повертел полковник Степанцов носом. – Будто вагон цемента разгрузил. Разве можно так напрягаться…
Рубаху Григория действительно можно было выжимать.
– Да ведь жарко тут. товарищ полковник. И управление у этой птички тяжеловато, не то что у наших «мигов»…
Кондиционер работал из рук вон плохо, как и большинство оборудования базы, собранного «на живую нитку».
– Ну, ты еще «сушку» закажи! – развел руками полковник. – Что дают, на том и работаем. Будут «миги» – на них будем летать, не будет – будем осваивать эти «хорнеты»… Ты посмотри, какую работу за какой-то месяц провернули, а ты – «миги», «миги»… Кстати, увлекаться индивидуализмом не стоит – вы команда. Жерома вон все-таки зацепили…
– Зацепили? А у меня ничего не отразилось – целехонек.
– Не бери в голову, это работа компьютерщиков. Ладно, вылезай из этой душегубки, Каравайчук уже заждался.
Григорий выкарабкался из тесной кабины тренажера, и духота ангара показалась ему лесной прохладой после парной, где он провел сорок пять минут. На его место по дюралевой лесенке тут же забрался капитан Каравайчук, по-простому Каравай, молодой, но довольно опытный пилот, успевший на своем недлинном веку повоевать в Нагорном Карабахе и еще где-то, о чем совсем не любил распространяться. Майор успел обменяться с ним мимолетным рукопожатием и от души посочувствовал парню, которому придется отрабатывать атаку в поистине тропической атмосфере. Про себя он поклялся перед следующей тренировкой поменьше пить и применить какой-нибудь зверский дезодорант. Хотя от аромата иного дезодоранта в такой каморке сомлеешь еще быстрее…
Насвистывая, он направился к выходу, расстегнувшись чуть ли не до пупа. Слава богу, нравы на базе царили более чем свободные и застегиваться наглухо никто не требовал. Например, начальник центра подготовки полковник Степанцов, за свою строевую жизнь износивший немало самых разнообразных хабэ, пэша [65] и т.п., не признавал ничего, кроме пестрых рубах-распашонок и шорт, благо температура в это время года мало способствовала ношению более строгой одежды. Служивые из местных, в основном аэродромная обслуга, в своих глухих черных мундирах, застегнутых на все пуговицы, не вызывали у северян ничего, кроме сострадания.
А вообще жизнь здесь была просто райская: службой особенно не донимали, справедливо полагая, что «ученого учить – только портить», а все боевые самолеты в мире различаются между собой не слишком разительно; кормили на убой; номера, вернее, бунгало на двоих-троих, были поистине царские. Природа же… Нет, суша особыми прелестями не баловала – морщинистые барханы до горизонта да хиленькая бесцветная растительность везде, где ее искусственно не поливают, но море… Безлюдные пески обрывались в удивительно синее море, коралловые рифы которого кишели разнообразными рыбками и прочими чудесами, которые можно было увидеть воочию, а не за стеклом телевизионного экрана, отойдя всего десяток метров от уреза воды – хочешь с удочкой, хочешь без. К тому же солнце палило так, что загореть дочерна, наверное, можно было, не снимая верхней одежды… Курорт, да и только! Ко всему прочему, обще мусульманский запрет на спиртное на территории базы не действовал…
«Сейчас приму душ, перекушу трохи и – на риф! – мечтал Григорий, уже предвкушая, как забросит удочку поближе к примеченному им позавчера гроту в кораллах. – Фиг у меня сегодня тот толстяк сорвется!..»
«Толстяком» он прозвал здоровенную сине-желто-зеленую рыбину таких кислотных оттенков, что напоминала китайскую пластизолевую игрушку вроде тех, которые они с Надюхой покупали маленькому Даньке…
Воспоминание о жене и сыне, оставшихся где-то за тысячи верст отсюда, где уже, наверное, зарядили дожди, а за ними придут всегдашние хвори и простуды, несколько пригасило радужное настроение пилота. Но ведь в конце концов и запродал он на год свою душу вертким перекупщикам именно для того, чтобы вырваться из тисков нищеты, не отпускавших военного летчика уже больше пятнадцати лет, с того самого дня, как слетел с флагштока части красный флаг Родины и был поднят другой – пестрый, как матрас…