Ерпылев Андрей Юрьевич. Америка off…

   Мэгги отрицательно покачала головой.
   На столе резко затрезвонил допотопный полевой телефон, наскоро протянутый из зала в каморку, где проходило «интервью».
   – Слушаю, – бросил президент в трубку, снова наливая себе в стаканчик немного «бурбона». – И?.. Да.. Да.. А остальные?.. Не переставайте вызывать… Отправили?.. Как только будут первые результаты, доложите немедленно… Да…
   Он с грохотом бросил зеленого монстра-трубку на рычаги и опрокинул в рот очередную дозу ароматной жидкости.
   – Не желаете? – запоздало поинтересовался он у присутствующих.
   Желали все, особенно, судя по синхронно перекатившимся по мощным шеям кадыкам, конвоиры.
   Увы, им президентского «бурбона» попробовать не удалось.
   – Вы свободны, сержант, – бросил старшему хозяин кабинета, – и ваши подчиненные тоже.
   – Но…
   – Это приказ.
   Когда дверь за морскими пехотинцами закрылась, президент сделал приглашающий жест:
   – Присаживайтесь поближе, господа! Чувствуйте себя моими гостями. Думаю, разговор будет долгим…

Глава 32

   – Роджер, проснись! – Бэрринстона снова кто-то тряс за плечо, но он ни за что не желал покидать объятия Морфея, продолжая барахтаться в волнах теплого моря среди красоток в миниатюрных бикини, которые едва-едва можно было разглядеть на мокрой загорелой коже, а то и без оных. – Проснись, черт тебя раздери!
   – Если ты, кто бы это ни был, не оставишь меня в покое сию же минуту, – внятно и четко произнес сержант, не открывая глаз, – я встану и разобью тебе морду…
   Он уже узнал голос сержанта морской пехоты Фила Юджина, своего нового приятеля по бараку, но окончательно отказаться от нежных ласк загорелых русалок не мог.
   Нельзя сказать, чтобы режим содержания американских солдат и офицеров в Лайбли, британском лагере для интернированных близ Басры, отличался особой жестокостью или хотя бы жесткостью. Наоборот, условия там, по сравнению с месяцами, проведенными Бэрринстоном и его подчиненными в пустыне, казались настоящим санаторием – двенадцатиместные комнаты-блоки, двухъярусные койки с регулярно сменяемым постельным бельем, душ, регулярные прогулки, футбол, волейбол… А главное – кормежка, далекая от того рациона, к которому они привыкли: свежее мясо, овощи, фрукты, белый хлеб, пиво по выходным… Единственное, что смущало, – это колючая проволока по периметру и веселые смуглые физиономии арабов, каждый день собиравшихся со всей округи и даже приезжавших из отдаленных районов, чтобы своими глазами полюбоваться на вчерашних всесильных оккупантов, запертых в загоне, будто овцы…
   Несмотря на все ухищрения, сладкие девицы все же уплыли куда-то, а плескаться в одиночку было не очень-то интересно, поэтому Роджер тяжело вздохнул и сел на койке, привычно пригнув голову, чтобы не врезаться во второй этаж, уже пустовавший.
   Пустовал не только второй ярус сержантской койки, но и вообще весь кубрик, как метко окрестили блок морские пехотинцы, в основном и населявшие его. Фил, здоровенный веснушчатый парень, предки которого, несомненно, приплыли в Новый Свет из Ирландии, тоже нетерпеливо подпрыгивал на месте, точно малый ребенок, которому не терпится по-маленькому.
   – Если бы ты знал, Фил… – мечтательно закатил глаза Роджер, которому простоватая физиономия приятеля сейчас была просто… ножом по сердцу. – Нет, если бы ты только догадывался своей рыжей башкой, с какими классными девахами я только что кувыркался в прибое, то тут же посыпал ее пеплом, пошел за барак и утопился в отхожем месте.
   – Чего? – оторопело переспросил Юджин, совершенно незнакомый с классикой, тем более древнегреческой, изучению которой Бэрринстон в свое время опрометчиво посвятил целых три года молодой жизни. – Каким таким пеплом? Ты что, еще не совсем проснулся?
   Сержант махнул рукой на неотесанного марина и поинтересовался:
   – Какого черта ты меня разбудил? Нас что, собрались-таки расстрелять, и ты прибежал, чтобы сообщить мне эту приятную новость?
   – Лучше, Род, гораздо лучше! – толстогубый рот морпеха растянулся до ушей. – Нас отпускают! Совсем отпускают, представляешь? По домам!
   – С чего это вдруг? – недоверчиво прищурился Роджер. – Английская королева дала дуба, и по всей Земле объявлена амнистия? Или Штаты помирились со всем миром?
   – Америка вернулась! Целехонькая, с иголочки, и все там живы и здоровы! Развернулась, говорят…
   – Это бред, Фил. Бред сивой кобылы, – покачал головой Роджер, давно уже разучившийся верить в детские сказки. – Все равно что сказать, что из сваренного вкрутую яйца вылупился цыпленок… Или даже не из яйца, а из его пустой скорлупы.
   – Ей-ей, не вру! Пойдем, послушаешь сам. Там чин какой-то прибыл из Штатов с целой командой. Томми ^[77], гады, такие вежливые стали, черномазых от колючки отогнали… Говорят, вечером целый банкет будет!
   – Все бы тебе жрать… Ладно, пойдем взглянем от скуки…

* * *

   Леша Мерзлин, немного исхудавший и бледный после проведенного в тюрьме месяца с большим гаком, вышел под яркое совсем по-весеннему солнышко и загородился ладонью от его веселого привета.
   Конечно, отпустили его не сразу после того, как он рассказал следователю о своей «заначке» и под конвоем омоновцев, будто опасный маньяк-головорез, показал все на месте, под микрофон и видеокамеру, и даже не через месяц, но отношение к нему разительно переменилось. Алексея перевели в другую камеру, меньше размером и более комфортную, соседями по которой оказались не агрессивные люмпены вроде того же Матюши, а гораздо более привлекательные типы, обвинявшиеся в основном по экономическим статьям. Также были разрешены передачи и чтение книг из не слишком богатой тюремной библиотеки…
   И вот теперь – свобода.
   Куцая, под подписку о невыезде, но все равно свобода. Что с ней только, интересно, делать…
   Прямо напротив ворот СИЗО торчала яркая вывеска обменника, на которой бывший миллиардер совершенно равнодушно прочел, что сегодняшний «самый выгодный курс в Москве» равен 54,60 рубля за доллар. Чего бередить себя зря? Государство наверняка этими деньгами лучше распорядится. Хотя рубль сейчас совсем не тот, что до кризиса…
   Вместо судьбы утерянных навсегда миллиардов Лешу теперь живо волновал вопрос – нашли ли оперативники припрятанный им на лестничной площадке возле Танькиной квартиры пакет с евро? Если нет, то на пару месяцев им двоим должно хватить, а дальше… А если и нашли, то дядя Яша, конечно, не оставит блудного племянника в беде… Стоп, а не его ли это тачка маячит за углом? Ага, посигналили!
   Закинув сумку с небогатым барахлишком на плечо, Мерзлин помахал рукой иномарке с густо затемненными стеклами и заторопился на другую сторону улицы, выглядывая, когда появится более-менее приличный промежуток между ползущими, как жуки, автомобилями.
   – Встречаете? – распахнул он дверцу. – Заждались?..
   Остальные слова замерли у него в горле: на заднем сиденье «вольво» вольготно раскинулся давешний знакомец Эраст, такой же худощавый, будто сушеный, разве что с немного отросшими волосами.
   – Конечно, заждались! – сверкнул частоколом стальных коронок авторитет. – Здорово, Челябинский! Сидай…
   Неизвестно откуда взявшийся за спиной Рыба не слишком вежливо запихнул Алексея в машину и уселся сам, притиснув его к жесткому боку вора. Машина тут же тронулась с места.
   – Ну что, Челябинский, попробовал, каковы харчи у Хозяина?
   Леша молча пожал плечами.
   – Да ты не стесняйся, тут все свои! Ничего, откормим в лучшем виде. Телку тебе подгоним, какую хочешь, на выбор, тачку… Хату – без проблем. Ты ж у нас теперь свой в доску кореш.
   – Телку не нужно… – пробормотал Мерзлин. – У меня есть…
   – Тут, понимаешь, такое дело… – поскучнел Эраст. – Зазноба твоя тут же, как тебя замели, хахаля себе завела… Пацаны видали, говорят – хлюпик очкастый… Она же тебя и сдала легавым.
   – С-с-сука…
   – Эт точно, Леха! Все бабы – б…! Не журись, не одного тебя так кидали! Ты вот что лучше скажи, следаки тебя на бабки не пробили?
   – ???
   – Ну, на баксы, которые ты хоронил… Там ведь немеряно…
   Леша покачал головой:
   – Знаешь, Эраст… Я следователю все рассказал… И все отдал. Теперь у меня ни гроша нет.
   – Не свисти! – нехорошо оскалился вор. – Быть такого не может!..
   – Это правда.
   Машина пронеслась через весь город и пересекла МКАД…
   Дядя Яша, застрявший в пробке, не успел к воротам СИЗО всего на какие-то минуты…

* * *

   – Ну что, Кирилл, еще по стопарю?
   Друзья сидели в холостяцкой квартире Авдошина, приканчивая уже второй пузырь под немудреную закуску и задушевную беседу.
   Хотя провели они все месяцы, прошедшие с мимолетной встречи на узловой уральской станции, почти что бок о бок, встретиться им довелось только сейчас.
   – Давай, Серый, накатим…
   – За что?
   – За то, что не пришлось и в этот раз кровь русскую лить.
   – Это точно… По краю ведь ходили все время… Вздрогнем!
   Офицеры опрокинули мутные стопки из разных сервизов и закусили чем придется с порядком разоренного стола.
   – Ты только подумай, – горячо втолковывал Сергей Наметнову, стуча в такт кулаком по столу так, что подпрыгивали все предметы. – Стоило какой-нибудь высокоумной голове приказать разогнать хоть один митинг или, наоборот, с той стороны решили бы приложить кого-нибудь из ментуры или наших, все – пиши пропало! Народ до такого градуса дошел, что тем, в девяносто третьем, и не снилось… Не сдержали бы мои краповые, не то что милиция. Да и твои танкисты не удержали бы…
   Кирилл молча наполнил рюмки и убрал пустую бутылку под стол, под бочок к первой.
   – Ты вот что мне скажи… – не унимался Авдошин, нетвердой рукой пытаясь пронзить вилкой маринованный огурчик, крутящийся в баночном рассоле ловким морским котиком; со стороны это занятие напоминало охоту яростного, но не очень опытного гарпунера. – Стал бы стрелять по своим, если бы сверху спустили такой приказ?
   – Нет, Серый, не стал бы, – отрицательно покачал головой танкист.
   – А как же долг? Присяга?
   – Я присяги стариков, женщин и детей убивать не давал! – взъярился Кирилл. – Да и мужиков русских – тоже! Коснись, я бы лучше в другую сторону танк развернул! Так и передай своим!
   – Успокойся ты! – замахал на него Сергей. – Не пришлось, и слава богу! А фискальство ты на меня не вешай… У меня и без этого грехов – во! – Раскрытая ладонь вэвэшника ударила по кадыку. – Гореть в аду буду по полной!
   – Ладно, извини… – буркнул Кирилл, звякнув своей стопкой по стопке друга. – Нервы просто на пределе… Мы ж как огня боялись все время, что погонят народ давить…
   – Понимаю… Ну, за то, что все устаканилось! Америка, чтоб ей повылазило, на месте, а старый враг – лучше нового друга…
   – За Америку, что ли? Не буду!
   – Вот еще! За нас с тобой, чудило!..
   Выпив и закусив, хозяин грохнул по шаткому столику донышком непочатой поллитровки, извлеченной из хрущевского холодильника.
   – Гуляем, танкист?
   – Да без проблем!..

Глава 33

   Сергей долго лежал в темноте с открытыми глазами, не понимая, что его, собственно, разбудило.
   Из-за закрытых жалюзи шум улицы практически не был слышен, да и какой шум в этом фешенебельном квартале на окраине? Светящиеся цифры на часах безапелляционно сообщали, что сейчас «2:47», то есть самый разгар часа Быка. В это время всем добропорядочным гражданам, особенно такой добропорядочной страны, как Америка (а также неким личностям, для которых право на гражданство, Несмотря на их заслуги перед США, все еще под вопросом), полагается дрыхнуть без задних ног. Для тех же, кто не может, существует масса широко разрекламированных средств, не вызывающих привыкания…
   Со вздохом поворошив кучку пестрых аптечных упаковок на столике у кровати, Извеков ограничился лишь половиной стакана бутилированной воды без газа и снова откинулся на подушку.
   М-м-да, мистер Извекофф… Вот и пришел к вам нежданно-негаданно тот возраст, когда крепкий и сладкий юношеский сон вспоминается, как полузабытая детская сказка…
   Что же все-таки разбудило, выдавило на поверхность бытия из душного кошмара, преследующего с незначительными вариациями которую ночь подряд?
   Сергей со вздохом попытался припомнить подробности сегодняшнего изматывающего скитания по пыльным закоулкам своего подсознания, но, как и всегда, смог выделить лишь не связанные друг с другом отрывки… Хоть записывай! Утром не вспомнится и этого, останется лишь тягостное чувство, словно от какой-то забытой встречи, несделанного дела, неясной потери… Как всегда…
   «А что бы ты хотел? – ехидно пропищал кто-то, прячущийся между ушами. – Тебе физиологически пятьдесят лет! Ты старик, Серый! Еще червонец – и на пенсию, которой ты, как ни раздувай щеки, не заработал… Ничего, будешь собирать пустые бутылки, прокормишься как-нибудь…»
   Конечно, внутренний голос по обыкновению утрировал.
   Никакие пустые бутылки Сергею ни сейчас, ни через десять лет, не грозили (интересно, а вообще сдают пустую стеклотару в Америке?). Пожизненная пенсия от правительства США не дала бы голодать не только ему, но и отсутствующим детям и внукам. Если добавить сюда еще и гонорар от книги, надиктованной между делом одному пронырливому врайтеру, то и правнукам… Еще лекции в университетах разных штатов, расписанные на полгода вперед, предложение консультировать фильм о нем с Мэгги (Лос-Анджелес с Голливудом тоже оказались в нулевой зоне, а шоу должно продолжаться, несмотря ни на что…), реклама кое-каких товаров для экстремального туризма на телевидении… Кругленькая сумма, естественно, честно Поделенная на три части, полученная на аукционах от продажи и всяких мелочей из «Банни Брэдли», вплоть до стреляных гильз… Кстати, на саму бронемашину наложило лапу военное ведомство, объявив собственностью правительства США, в чем вообще-то было совершенно право…
   Может, проклятая газета виновата?
   Недели две назад на глаза Сергею попал номер «Нью-Йорк таймс» с немного смазанным портретом улыбающегося Лешки Мерзлина на первой полосе под аршинными буквами заголовка: «СПЕЦСЛУЖБЫ РОССИИ УНАСЛЕДОВАЛИ МИЛЛИАРДЫ». Лишь первые строки статьи: «Полмесяца назад в окрестностях Москвы найден чудовищно обезображенный труп молодого человека, организовавшего скупку обесценившихся после Катастрофы долларов США в России. Неизвестно, каковы были конечные цели этой акции, тогда не имевшей смысла, но юноша с задатками талантливого финансиста сумел в кратчайший срок сконцентрировать в своих руках астрономическую сумму – по разным данным, от пяти до восьми миллиардов долларов наличными! Естественно, подобные операции с валютой, само владение которой в России еще недавно являлось уголовным преступлением, не могли не привлечь внимания спецслужб…»
   Наглотавшись успокоительных пилюль, Извеков читал и перечитывал роковую статью, хватался за телефон, чтобы звонить маме Мерзлина в Челябинск, но бросал трубку, лишь услыхав в мембране ее совершенно старческий голос… Великого комбинатора постигло чересчур уж жестокое наказание даже за грех предательства.
   Сон все никак не шел, а после выпитой воды добавился еще и некоторый дискомфорт…
   Хочешь не хочешь, а пришлось подняться и, накинув халат (в квартире женщины, морпех!), плестись в туалет, расположенный через две двери по коридору.
   Вот уж никогда не думал бы паренек, выросший в советской малолитражной квартире с совмещенным санузлом, что ему доведется жить в таких хоромах! Несколько спален, не говоря уже о ванных и туалетах… И это еще не свой дом на побережье Мэйна, о покупке которого сейчас Мэгги ведет переговоры с риэлтерской компанией, а всего лишь городская квартира на двенадцатом этаже огромного старого дома на 17-й стрит…
   Такая простая и компанейская (и вообще…), Мэгги оказалась истинной американкой в бытовых вопросах. Сергею сразу же была выделена отдельная ванная, хмм… места общего, вернее, единоличного пользования и, конечно, спальня, хотя специального пропуска в «храм сна» своей законной дражайшей половины (как же, венчаны по полной программе в православном соборе Нью-Йорка!) от него никто не требовал. Дискриминация? Да бросьте! Просто Сергей некоторое время назад начал замечать за собой некоторую склонность к храпу. Да и вообще приходилось вставать иногда по ночам, совсем как сейчас…
   А супруга-то тоже, кстати, мается бессонницей: из-под двери ее ванной комнаты протянулся тонкий, как вязальная спица, лучик света.
   Решила принять ванну с ароматическими солями для более крепкого сна? Время что-то слишком уж неподходящее… Да и плеска воды не слышно… Уснула в ванне? Как бы не захлебнулась во сне – ванна-то огромная, чуть ли не два метра длиной. А может быть, ей плохо?..
   Сергей прижался ухом к двери и вслушался.
   За нетолстой филенкой царила тишина. Спит?
   Вдруг сердце болезненно дернулось и пропустило удар. Не отдавая себе отчета в происходящем, мужчина крепко рванул на себя дверь, чувствуя, как с хрустом вылетают из дорогостоящей настоящей древесины винты, крепящие несерьезную задвижку, и, ожидая гневного оклика жены, а то и чего-нибудь тяжелого, шагнул внутрь…
   От увиденного Сергей едва не рухнул на пол…

* * *

   – Да-а-а… Я, честно говоря, ожидала иного результата…
   Мэгги, закутанная в махровый халат, полулежала в своей кровати, откинув мокрую голову на высоко взбитую подушку и закрыв глаза.
   Сергей примостился на пуфике рядом и все гладил, гладил, гладил, не в силах остановиться, ее худенькие плечи под рыхлой тканью.
   Стоило ему бросить взгляд на наскоро перебинтованные запястья жены, особенно беззащитные и хрупкие по контрасту с толсто намотанными бинтами, испятнанными проступающим розовым, как его начинало колотить муторной, безостановочной дрожью, будто едущего по неровной брусчатке велосипедиста.
   Да, на этот раз он успел вовремя, а если она решится еще раз и выберет что-нибудь более верное, чем неубедительное тоненькое лезвие, выломанное из женского бритвенного станка?
   Извеков вспомнил, как оскальзываясь и расшибая локти о кромку ванны, он вынимал из мутно-розовой воды неожиданно тяжелое, скользкое, словно огромный кусок мыла, обнаженное тело супруги, не подающей признаков жизни, широкие красные полосы, струящиеся по бледным запястьям, безуспешные попытки зажать мокрыми ладонями глубокие порезы, и ему стало по-настоящему плохо.
   – Тебя колотит, Серж, – произнесла Мэгги, не поднимая век. – Переоденься в сухое и выпей чего-нибудь горячего. И мне тоже принеси… Лучше всего – водки. Я никуда не убегу, все прошло, успокойся… В нашем с тобой возрасте нужно заботиться о здоровье…
   Она внезапно отвернулась к стене и зарыдала.
   Сергей снова и снова гладил ее по вздрагивающим плечам, растерянно приговаривая по-русски:
   – Ты поплачь, поплачь, родная… Это помогает…

* * *

   Миновало почти полгода с того момента, как прекратила существование установка Дженнингса, сейчас иначе чем «дьявольским изобретением сумасшедшего профессора» в прессе и по телевидению не называемая. Возвращение США в теплую семью наций ничего особенного в охватившем весь мир сумасшествии не изменило.
   Собственно говоря, что могли представлять из себя Штаты, от которых осталось лишь чуть более одной седьмой (если считать только не затронутые катаклизмом, паникой и гражданской войной территории)? Довесок в виде никому не понятной и крайне неохотно идущей на контакты (если быть честными до конца – контакт был всего один) цивилизации, которой теперь принадлежала почти треть штатов и большая часть Канады, сердечной любви к блудной сестре ни у кого не вызывал.
   Дружная компания жила теперь в квартире Мэгги в Филадельфии, счастливо отделавшейся всего лишь двумя сутками кошмара в виде вставшего на дыбы океана и потери связи. Многочисленные родственники «спасительницы страны» (о русском ее спутнике и Салли упоминалось как о чем-то второстепенном), также почти сплошь жители восточного побережья, в обычное время вряд ли вспомнившие бы об этой пигалице, теперь просто доводили всю троицу до исступления своими бесконечными визитами и приглашениями. Особенно бесили девушку, горько оплакивающую безвременно потерянную молодость (редкий льстец дал бы этой, не растерявшей еще, правда, былой красоты, зрелой женщине меньше пятидесяти – пятидесяти пяти), насквозь лживые соболезнования тетушек и кузин, многим из которых она сейчас годилась если не в матери, то в старшие сестры – точно.
   – Ах, дорогая, как вам идет седина!.. Эти морщинки у глаз лишь подчеркивают глубину ваших глаз!.. Каким средством вы пользуетесь для маскировки пигментных пятен?..
   Взрыв произошел после очередного излияния двух семидесятивосьмилетних старушенций-близняшек – бостонских двоюродных бабушек. Старушки явно от прогрессирующего старческого слабоумия, но на полном серьезе пригласили «милую миссис Извекофф» посетить их дом престарелых. В ответ миссис закатила такую истерику, что пришлось вызывать сразу несколько бригад «скорой помощи» – божьим одуванчикам, которых едва не прихватил с собой дедушка кондратий, матери Мэгги, да и самой виновнице торжества, которая впервые узнала, что такое сердечные боли… И вот теперь…
   Скорее всего виновата чересчур непосредственная девчушка – маленькая' племянница – назвавшая ее намедни «бабушкой Мэг»… Как тогда переменилась в лице миссис Извекофф, хотя и удалось все свести к шутке… Наверняка она задумала страшное именно тогда.

* * *

   – Знаешь, – нарушила молчание Мэгги, по-прежнему не поворачивая головы, – я наткнулась на одном сайте на очень экстравагантный способ самоубийства… В сети есть такие странички, где совершенно серьезно обсуждаются различные способы ухода из жизни… Так вот, там рекомендуют выпить за один раз пять литров свежевыжатого морковного сока. Представляешь, обычный магазинный не подходит…
   – И что? – Сергей понял, что супруга немного оттаяла, если к ней возвратилось чувство юмора, и решил подыграть: – Смерть от разрыва желудка гарантирована?..
   – Не угадал. Превышение в организме предельно допустимой дозы витамина Д в несколько раз. Или Е… Не помню точно. Голова кружится… Не важно. Одним словом – авитаминоз.
   – Думаю, что раньше у тебя отросли бы кроличьи уши.
   – А одна женщина, представляешь, ушла из жизни, выпив четырнадцать литров дистиллированной воды…
   – Дистиллированной? Не водопроводной?
   – Чудак… Дело было не в твоей России, а в Швеции. Конечно, дистиллированной.
   – А как это определили впоследствии? По повышению уровня воды в Балтийском море? Или по снижению солености?
   – Ты все шутишь, а у женщины смерть наступила из-за вымывания из организма всех жизненно важных солей. «Полного прекращения осмотических явлений», – процитировала Мэгги по памяти, улыбаясь сквозь слезы. – Вот.
   – И все равно, она бы лопнула уже на седьмом литре.
   – Если была такой объемистой, как тетя Мойра из Кентукки, то вряд ли…
   Так, шутя и пикируясь, они провели большую часть ночи – тесно прижавшись друг к другу в одной постели. Серьезный настрой вернулся к Мэгги нескоро.
   – Понимаешь, Серж… Мы произвели неравноценный обмен. Все эти позолоченные бубенчики и стеклянные бусы для дикарей – славу, связи, деньги – на самое ценное, что может быть у человека, – молодость… Как бы я сейчас хотела обменять все это барахло обратно, даже с доплатой. Пускай я была бы нищей, словно церковная крыса, последней безработной и бездомной, но… молодой, Серж, молодой. К сожалению, это невозможно…
   «Может быть, сказать ей? Нет, кто знает, каким срывом это закончится».
   – Когда мы с тобой шли к цели, мысли были заняты одним: дойти и вернуть все обратно. О себе как-то не думалось, даже засела в голове какая-то детская надежда, что стоит остановить весь этот ужас, и все вернется на свои места. Словно в сказке… Не вернулось. И Америка не та, и мир совсем не тот, и молодости не вернешь… Как бы я сейчас хотела вытрясти душу из этого чертова атланта… Если у него есть душа…
   «Сказать или нет? А вдруг я лишь подарю пустую надежду, которая просто убьет ее?..»
   Сергею показалось, что «мухомор», больше не менявшийся с того самого момента, как лемуриец развеял своим оружием атланта, едва заметно шевельнулся в кармане халата. Может быть, получится?
   – Когда я поняла все это, то мне расхотелось жить… Зачем ты помешал мне, Серж?
   – Знаешь, Мэгги… – Горло сдавило, словно тисками, и Сергей закашлялся, нащупывая корчащийся все активнее удельсаант. – Я хочу рассказать тебе вот что…

* * *

   – Неужели получится?
   Мэгги волновалась, словно девушка, вернее, настоящая девушка, а не вынужденно заключенная в теле почти пожилой уже женщины.
   – Не знаю… Может быть, и получится. Хотя в тот раз мне помогал джедай…
   – А вдруг… – бледность разлилась по лицу женщины, сжимающей в руках темно-синюю, поблескивающую металлом пирамидку: «мухоморы» после гибели атланта разом потеряли склонность к округлым формам и нежным цветам, – ты забыл комбинацию…
   – Нет, – решительно отрезал Сергей, понимая, что любое колебание тут только во вред. – Все получится. Я все отлично помню.
   – Постой… А как это?.. Ну, как это происходит?