Ерпылев Андрей Юрьевич. Америка off…

   Алексей давно уже благоразумно сменил роскошное авто на подержанные «жигули», став однажды свидетелем того, как группа молодых парней, едва ли не его ровесников, бейсбольными битами, трубами и кусками арматуры буквально в какие-то минуты превратила в металлолом, не подлежащий восстановлению, чей-то «мерседес» последней модели, припаркованный возле какого-то банка. Был ли внутри хозяин автомобиля, или он благополучно успел сделать ноги, Мерзлин не знал, но проверять не собирался… По крайней мере, не на собственной шкуре.
   Да, напрягать лишний раз людей, в одночасье потерявших практически все сбережения, затем работу и под занавес вынужденных простаивать в огромных очередях за товарами, представить которые дефицитом ещё недавно не могли и в страшных снах. Демонстрация достатка и успеха как-то сама собой стала выходить из моды…
   Леша поднялся в офис и, кивнув девочкам, прошел к себе в кабинет.
   Сказать, зачем продолжает заниматься этим делом – скупкой бесполезных денежных знаков чужой страны, к тому же переживающей тяжкий кризис, а сейчас ещё и воюющей с соседней, он бы не смог. Объемы выдачи на-гора в последнее время упали в несколько десятков раз, и пришлось закрыть большинство обменников, но бросить все, остановившись на достигнутом, как-то не поднималась рука… Слишком много было вложено сил и средств в безнадежное мероприятие, по меткому определению дяди Яши.
   «Что я буду делать с этой массой резаной бумаги? – задавал себе вопрос коммерсант, представляя огромные кубы, состоящие из плотно уложенных одна к одной пачек, которые возвышались на бетонированном полу сухого и обширного подвала подмосковной дачи, точное расположение которой не знал даже вездесущий дядя, а на неказистую надземную часть не клюнул бы самый нетребовательный домушник. – Это просто сумасшествие какое-то…»
   Он включил телевизор, извлек из бара, замаскированного в книжном шкафу, бутылку текилы, бокал и уселся в кресло.
   – …одним из факторов, приведших страну на грань экономического коллапса, – вещал с огромного экрана широко разрекламированного «Ролсена» незнакомый мужчина плотного телосложения, иногда бросая на зрителя сквозь стеклышки очков без оправы стальной взгляд небольших, глубоко посаженных глаз. – Основной задачей нового правительства и меня лично будет борьба с подобными проявлениями стяжательства и беспринципности, ставящими под угрозу жизнь общества…
   Алексей не донес до рта налитый до половины бокал.
   «Новое правительство? – пронзила его мысль. – Неужели…»
   Не успев еще додумать до конца, он выхватил из кармана мобильник и набрал номер дяди.
   – Дядя Яша? Что происходит? Я только что включил телевизор…
   – Где ты шатаешься? – заорал дядя так, что его голос можно было услышать не только в приемной, но и на улице, даже на дальней ее стороне, несмотря на тройной стеклопакет в окне. – Я все утро не могу до тебя дозвониться! Опять по бабам шляешься?..
   Под бабами, конечно, подразумевалась все та же Танька, постепенно занимавшая в жизни Алексея все более и более прочное место, что не могло не вызвать неодобрения со стороны дяди, видевшего для любимого племянника совсем не такую спутницу жизни. Действительно, эту ночь Леша провел у нее. в крохотной однокомнатной квартирке близ станции метро «Выхино», по привычке отключив телефон, дабы не доставали знакомые и тот же дядя, в частности. Ну и включил его, вспомнив о существовании приборчика, лишь подъезжая к офису.
   – Да ладно, дядь Яш, – миролюбиво ответил он на упреки родственника. – Сам, что ли, не был молодым?..
   – Я-то был, но меня не объявляли едва ли не главным врагом народа! – выпалил дядя.
   – Что?..
   – Слушай и не перебивай! – оборвал его на полуслове Яков Эдуардович. – Ты где сейчас?
   – В офисе…
   – О господи!.. Собирайся и быстренько дуй куда-нибудь подальше от тех мест, где тебя могут знать. Домой не показывайся, в офисе – тем более. Телефон отключи, поменяй «симку», а еще лучше – сам аппарат… Про твою Таньку кто-нибудь знает?
   – Да вроде нет…
   – Вот и отлежись у нее. Из города теперь не выбраться. Потом…
   – Да в чем дело?
   – Президент только что отправил в отставку правительство. Новый премьер – один из его коллег… Ну, ты понимаешь. Человек довольно молодой, но решительный. Взят курс на политику «закручивания гаек». Первым делом будут показательно топить таких, как ты…
   – Ерунда какая-то…
   – Какая еще ерунда! Мне сообщил один верный человек, что ты один из первых в списке… Ну, не первых, не первых, но в первой сотне – точно!..
   Дослушивал Мерзлин уже на ходу, опустошая сейф, бросая в сумку кое-какие документы, с корнем выдирая из системного блока компьютера винчестер… Над пистолетом, запрятанным в дальний угол сейфа, под папки, он немного подумал, но все-таки решительно засунул «Макаров» за опояску брюк.
   Ничего не сказав девочкам, даже не попрощавшись, он сбежал по лестнице и, решив не трогать машину, быстрым шагом понесся в соседний проходной двор, выводящий прямо к метро.
   А еще через пятнадцать минут к зданию подкатили сразу четыре микроавтобуса. Из трех, грохоча подкованными ботинками, посыпались вооруженные до зубов фигуры в камуфляже, а из последнего – репортеры с видеокамерами и микрофонами…

* * *

   – Холодает… – Сержант Аткинс присел рядом с Роджером, лениво изучающим окрестности в бинокль.
   – Ничего, – эхом откликнулся Бэрринстон. – Будет хоть немного прохладнее… Надоела эта чертова жара…
   – Знаешь, Родди, если бы мне кто-нибудь полгода назад сказал, что я буду сидеть тут непонятно зачем, потихоньку продавая местным оружие и консервы, я бы плюнул ему в морду, – задумчиво пробормотал сержант, дразня соломинкой крохотного скорпиона, больше напоминающего своими размерами таракана – очень смелого таракана, с самоотверженностью камикадзе атакующего непонятный предмет, казавшийся ему бревном.
   – Аналогично… – вяло пробормотал Бэрринстон.
   Аткинс ждал, что Роджер вставит одну из своих шуточек, которых у него в запасе было неисчерпаемое количество, но не дождался и тяжело вздохнул.
   Служба на блокпосту превратилась в настоящую рутину. Еще недавно опасавшиеся налетов боевиков, истомившиеся от безделья солдаты теперь просто вожделели, чтобы какому-нибудь взбалмошному шейху пришла в голову идея завладеть бетонными коробками. Увы, если на горизонте и появлялась изредка машина, она проносилась мимо с оскорбительным пренебрежением, даже не посигналив издевательски ощетинившемуся стволами укреплению. И уж точно никому не приходила в голову идея остановиться.
   Местные водители, спешившие куда-то по своим делам, относились к приземистому сооружению с безжизненно повисшим на флагштоке линялым звездно-полосатым стягом, словно к какому-нибудь холму или скале, высящейся здесь от сотворения времен…
   – Я слышал, что нас все-таки собираются выводить отсюда, – сообщил он бывшему подчиненному, а теперь равноправному коллеге.
   – Куда?..
   Сержант пожал плечами и оттолкнул соломинкой скорпиона, уже подбирающегося к затянутой в перчатку руке.
   – Не знаю… Может быть, в Штаты, а может быть – на какую-нибудь базу поблизости…
   – Хорошо бы в Германию. Я там служил в девяносто девятом… Девки там знатные – задастые, будто коровы. Ну и все такое прочее… Глаза там, и все остальное… И пиво замечательное – наше в подметки не годится.
   – Нет, в Германии, да и в Европе вообще, нас, похоже, не ждут. Там такие дела творятся – волосы дыбом встают! Думаешь, зря я у солдат приемник отобрал?
   Аткинсон кратко, но эмоционально поведал Роджеру о небывалых антиамериканских настроениях во всем мире, о волне демонстраций против американского присутствия, охватившей всю без исключения Европу после недельных боевых действий между Кубой и «трехзвездными» США, о блокировании военных баз, избиениях и даже убийствах военнослужащих, имевших неосторожность покинуть территорию своей части…
   – Что ты обо всем этом думаешь? – спросил он товарища, казалось, слушавшего его вполуха.
   – Что думаю? – Сержант спрятал бинокль в футляр и поднялся. – Думаю, что скоро земля будет у нас гореть под ногами… Нас будут жалить со всех сторон, а мы будем огрызаться, тратя силы и шаг за шагом сдавая позиции. А когда мы выдохнемся окончательно – нас просто раздавят. Как эту вот букашку…
   Он носком ботинка вдавил в утрамбованный песок отважного скорпиончика, уже взявшегося штурмовать нового врага…

Глава 25

   В этот день путь продолжать не стали, а, отогнав «Банни Брэдли» подальше от коварных зарослей в чистое поле, остановились на ночлег. Убедившись, что спутницы крепко спят, Сергей, стараясь не шуметь, выбрался из бронемашины, отошел от нее на почтительное расстояние и извлек из кармана «мухомор».
   Джедай выглядел недовольным и неприветливым, будто Извеков оторвал его ото сна. А вообще, скажите на милость, он выглядел хоть раз приветливым и довольным?
   – Привет, – сказал путешественник, – чего такой смурной?
   – Да так что-то… – промямлил атлант, глядя в сторону. – Нездоровится…
   – Тебе нездоровится? – поразился Сергей. – Ты же вечный!
   – Какой уж там вечный… Разве что по сравнению с вами, однодневками…
   – Ладно, не будем отвлекаться. Что это за черный человек, который нанял этих олухов устроить нам засаду?
   – Черный человек? – Глаза Йоды забегали. – Какой еще?..
   – Не верти! – грозным шепотом прикрикнул Извеков и для убедительности стукнул кулаком по земле в опасной близости от удельсаанта. – Кто это такой? Ты все знаешь!
   – Ну, уж и все…
   – Короче!
   Атлант немного помялся и наконец решился:
   – Помнишь, я рассказывал тебе о наших давних соперниках?..
   – О лемурийцах?..
   Призрак тяжело вздохнул и рассказал все…
   – Да-а-а… – протянул Сергей, когда рассказ подошел к концу. – Не так уж все изменилось в ваших отношениях за тысячи лет…
   – Почему? Открытой войны нет.
   – Очень радует. Конечно, попробовали бы вы повоевать, находясь в изолированных коконах. Значит, лемурийцы не разделяют ваши миролюбивые намерения и готовы вырыть томагавк войны?
   – Выходит, так…
   – А раньше ты меня предупредить, конечно, не мог.
   – Кто же знал, что они решатся на подобную подлость? Зурх первым нарушил договор!
   – Ага, ты его и по имени знаешь…
   Джедай сокрушенно развел руками.
   – По крайней мере, что нас впереди ждет, хоть можешь сказать?
   – Вряд ли он предпримет сейчас какие-то решительные шаги… Ведь он уверен, что уничтожил вас.
   – А что ему мешало пронаблюдать за выполнением задания?
   – Ничего. Но, скорее всего, он будет поджидать вас уже на финише.
   – Почему?
   – Полоса нормального времени скоро заканчивается, а с противниками, двигающимися, как сонные мухи, вы справитесь без труда.
   – Что мешает ему снабдить боевиков такими вот «мухоморами»? И вообще, как он связывается с ними? Катается колобком в поисках подходящих?
   Йода хмыкнул:
   – Ты задаешь слишком много вопросов. Я просто не успеваю отвечать.
   – А ты попытайся. Ночь длинная, а в случае чего мы ее еще удлиним…
   – Ладно. Во-первых, то, что ты называешь «мухоморами», – только наше изобретение, атлантское. Лемурийцы пошли иным путем, не технологическим…
   – Как это?
   – Да очень просто. Для посвященных, естественно. Они развивали свои психические способности, в то время как мы совершенствовали технику. То, что невозможно победить друг друга, используя одинаковые средства, мы выяснили еще тысячи лет назад…
   – И что? Они все экстрасенсы?
   – Не все, конечно, но многие. Ну? Ответил я на твои вопросы?
   – Не на все.
   – А-а, ты про контакт… Они просто вселяются в тех людей, кого хотят использовать в своих целях.
   – Значит…
   – Твой черный человек – просто марионетка в руках Зурха. Вернее, его новая оболочка. После ментального вторжения человек самостоятельно функционировать уже не в состоянии… Кстати, мы тоже обладаем не только технологией, но немного и тем, что ты называешь экстрасенсорикой. Пусть не так мастерски, как лемурийцы, но… Хочешь сравнить?
   – Извини, не хочу!
   – То-то… Скорее всего, Зурх проник в сознание первого попавшегося ему человека, разумеется, подходящего по качеству.
   – То есть?
   – Вероятно, – тяжело вздохнул джедай, удрученный несообразительностью подопечного, – в мужчину средних лет, крепкого телосложения… Возможно, в военного.
   – Почему?
   – Лемурийцы ненавидят технику, в том числе и оружие, полагаясь больше насилу, выносливость, реакцию… Боевые искусства азиатов в основном их заслуга. Не напрямую, конечно, но они давно готовят бойцов для грядущей битвы…
   – В таком случае, – ухмыльнулся Извеков, – и я один из их учеников…
   – А-а… Ты о своей боевой подготовке? Не волнуйся. Против любого лемурийца или даже их непосредственного ученика ты – просто желторотый птенец. Не обижайся. Это касается подавляющего большинства бойцов вашего мира. Даже вашего президента, – пошутил Йода.
   Сказать, что Сергея все это обрадовало, было бы большим преувеличением…

* * *

   С верной «Банни Брэдли» пришлось, в конце концов, распрощаться – не тащиться же в обитаемые и вполне благополучные (чего вы хотите, там еще только начиналось пятое июля – второй день Катастрофы) места на видавшей виды боевой машине? Подержанный голубой «форд», брошенный кем-то на обочине, оказался вполне достойной заменой.
   До цели оставалось несколько десятков миль – совсем ничего, особенно по сравнению с тысячами успешно преодоленных, поэтому миновать небольшой придорожный мотель оказалось выше человеческих сил.
   – Вы как хотите, – решительно заявила Мэгги при виде огромного плаката с веселым Микки-Маусом, утверждающим, что более дешевых номеров проезжему не найти даже в Москве (видимо, художник пользовался оч-ч-чень устаревшими данными – номер в любом клоповнике Москвы вплотную приблизился по стоимости к вполне приличному нью-йоркскому), – а я намерена сегодня переночевать под крышей и на чистых простынях, причем после того, как приму настоящую ванну.
   Салли горячо поддержала, хотя вряд ли помнила, что такое «настоящая ванна», Сергей же не стал особенно возражать – цель никуда не убежит, а пренебрегать элементарными удобствами, не зная, какие приключения далее свалятся на… (на голову, на голову, не переживайте), глупо. Тем более…
   Правда, Мэгги пришлось несколько разочароваться: вместо ванны пришлось довольствоваться примитивным душем, но и это было большим достижением прогресса по сравнению с теми условиями, в которых боевой экипаж «Банни Брэдли» вынужден был находиться ранее.
   Компания сняла два номера, щедро заплатив еще исправно циркулирующими здесь «зелеными», и предалась нирване.
   Сергею не совсем по-джентльменски пришлось принимать душ первым, но зато очень точно вымеренное и весьма ограниченное время, и вылететь оттуда с треском, едва успев смыть грязь. Зато уж подруга плескалась под колючими струями столько, сколько пожелала ее душа, истосковавшаяся по комфорту, а после еще столько же провела перед зеркалом, мурлыча себе что-то бравурное под нос. Извеков даже успел сладко вздремнуть на действительно стерильных, хрустящих простынях и разбужен был довольно бесцеремонно…

* * *

   Луны за окном не оказалось, поэтому ее успешно заменял фонарь, вокруг которого в душной июльской ночи носились сумасшедшие мотыльки, время от времени таранившие стекло безмозглыми головенками с непреклонностью фанатиков. Сергей стоял у приоткрытой рамы, осторожно дымя наружу, чтобы не нарушить сон дорогой его сердцу женщины, разметавшейся на смятых простынях и восхитительной в своей зрелой красоте.
   Да-да. Только в огромном зеркале на стене душевой, одноразовым станком снимая с подбородка многодневную щетину, он разглядел глубокие морщины, прорезавшие лоб, резкие складки от крыльев носа, горько опущенные уголки рта мужчины, перевалившего за сорок… Извеков узнавал и не узнавал себя в этом лживом стекле, слегка затуманенном паром, поднимающимся от горячей воды. Казалось, что это отец, которого он не видел никогда и даже не представлял, смотрит на своего сына из непостижимой глубины…
   Джедай был прав – дорога не прошла для путешественников даром.
   Не приобретя ни мудрости, ни жизненного опыта, они потеряли добрые два десятка лет жизни за какие-то несколько недель безумной гонки. Самые лучшие годы, годы побед и свершений, любви и ненависти, находок и потерь. Какая награда сможет вернуть эту невосполнимую потерю или хотя бы скрасить остаток растраченной жизни? Слишком высокая цена даже за спасение мира…
   А если впереди ждет этот черный человек, безжалостный оборотень с душой древнего бессмертного существа? Не слишком ли досадно будет погибнуть на последних шагах, заплатив столь высокую цену? Или потерять кого-то из дорогих и близких спутников? Нет, этому сценарию нельзя дать ни одного шанса.
   Сергей щелчком выбросил наружу окурок, описавший в темноте светящуюся дугу и малиновым светлячком нырнувший в густую траву. Один мотылек кинулся было вслед за новым товарищем, более привлекательным и ярким, чем прежние, но, потеряв из виду, снова разочарованно присоединился к суматошной карусели у лампы…
   Стараясь не шуметь, Извеков оделся, рассовал по карманам оружие, осторожно извлек из кармана куртки Мэгги её удельсаант, слабо фосфоресцирующий в темноте зеленоватым светом, и сунул его за пазуху.
   Поцеловав напоследок милое лицо, чему-то улыбающееся во сне, Сергей осторожно прикрыл девушку простыней и шагнул к порогу. В дверях он еще раз оглянулся. В полумраке ее лицо казалось по-прежнему юным…
   «Собрался уходить, – вспомнил он где-то слышанную или прочитанную примету, – не оглядывайся…»
   Комната Салли оказалась незапертой.
   Индианка выбрала детский номер, украшенный смешными картинками на стенах и мягкими игрушками, расставленными и разложенными на полках и подоконнике. Ребенок есть ребенок. Вот и теперь она крепко спала, разметав по подушке смоляные в полумраке волосы и крепко обняв огромного плюшевого медведя.
   Ее «мухомор» едва заметно теплился нежно-розовым светом…

* * *

   Сунув заспанному портье за стойкой полсотни баксов, Сергей строго-настрого запретил будить его спутниц, пообещав, что вернется к обеду, только смотается в Верошуа и обратно. Заплачено за ночлег было вперед и сполна, поэтому пухлолицый молодой негр только пожал плечами – мало ли какие дела могут быть у такого обеспеченного человека – и, пожелав доброго пути, снова развалился в мягком кресле, сложив на объемистом животе толстые руки.
   Окна номеров выходили на другую строну от стоянки, где ночевал «форд», поэтому Извеков не боялся, что негромкий шум работающего двигателя разбудит кого-нибудь из оставленных им женщин.
   Вперед – мир ждет твоей помощи, морпех!

Глава 26

   Истребитель, давно уже ставший продолжением собственного тела и уже не вызывавший такого отторжения, как в первые дни, слушался штурвала так же чутко, как и старый Гришин «мигарь», оставленный за тысячи километров отсюда на заносимом– сейчас первым снежком аэродроме.
   Хотя «суперхорнет» несколько уступал знакомой машине по маневренности и по боевым качествам вообще, его оснащение не могло не радовать опытного пилота. Поначалу казалось, что нипочем не запомнить все эти датчики, табло, дисплеи и мониторы, окружающие человека, запертого в довольно просторной капсуле кабины почище иного космонавта. Но, разобравшись, Савенко уже с трудом понимал, как до того обходился без таких необходимых и усердных помощников, превращающих жизнь летчика в настоящий праздник.
   Качнув крылом, Григорий взглянул вниз, на бело-голубую кайму вдоль красноватого песчаного берега.
   Ага! Вон там – едва различимые с высоты домики базы, серебристые полуцилиндры ангаров, сероватые нитки взлетно-посадочных полос. А там, значит, знакомый уже до мельчайших подробностей риф, где в заветном гроте прячется по-прежнему неуловимый толстяк…
   С прибытием на базу самолетов, когда один из первых был закреплен за майором Савенко, количество свободного времени резко сократилось, и служба больше не напоминала курортный отдых. За расконсервацией «птичек», в которой самое живейшее участие кроме техников принимали и сами пилоты (а что вы хотели от летчиков, большинство из которых видело подобные только в учебных фильмах о вооружении вероятного противника и на страницах справочников), времени на рыбалку и прочие забавы почти не оставалось. Порой, наломавшись за день (дрессировки на тренажерах никто не отменял), Григорий мог лишь, засыпая на ходу, принять душ и упасть в постель, моментально отрубаясь.
   «Все равно, – подумал майор, выравнивая машину, – в воскресенье найду в себе силы и прогуляюсь с удочкой на риф. Должен же я посмотреть в глаза этому радужному подлецу!»
   Последний поединок закончился тем, что рыба мастерски обрезала леску о какую-то веточку коралла, после чего подлец еще издевательски всплыл на поверхность в паре метров от незадачливого рыбака и показал из воды вечно улыбающуюся тупую морду. Скрылся он только после активной бомбардировки подвернувшимися под руку раковинами и кусками кораллов.
   Казалось бы, после такого приключения уважающий себя подводный обитатель постарался бы поменять жилище, но только не толстяк. То ли жилищная проблема испортила местную рыбью братию еще больше, чем москвичей, то ли еще что, но когда через неделю Григорий, легкомысленно не прихватив с собой удочку, вновь появился на излюбленном месте, знакомец уже встречал его, курсируя у входа в свое жилище и выпрашивая подачку в виде хлебных крошек. Пилот даже разглядел обрывок лески, торчавшей у наглеца изо рта и, похоже, совсем не докучавшей ему.
   Была, конечно, возможность одолжить у знакомого техника с труднопроизносимой фамилией Раздушивайло гарпунное ружье для подводной охоты, чтобы перевести единоборство в иную плоскость, а то и прихватить с собой пару взрывпакетов для радикального и во всех отношениях оглушительного финиша, но…
   Сейчас, делая круг над морем, Савенко представил, как он с боевого разворота пикирует на риф, наводя на грот управляемую ракету, и от души расхохотался. Вот если бы у толстяка под рукой, пардон, под плавником был «стингер»…
   – Фалькон, Фалькон! – тут же ожил наушник. – Что за звуки? Какая-то проблема?
   – Ничего страшного, – успокоил «землю» майор, все еще хихикая. – Просто анекдот прикольный вспомнил…
   – Вернетесь – расскажете! – отрезала «земля» голосом полковника Степанцова. – А пока не засоряйте эфир!
   – Так точно!
   Ну, что ж, задание выполнено – пора на базу.
   Пилот завершил разворот и, крутанув в воздухе просто так, лихости ради, пару бочек ^[69], начал снижение…

* * *

   Леша Мерзлин прогуливался пешком по аллее какого-то парка, настоящей редкости в этом море однотипных девяти– и двенадцатиэтажек.
   Мягкий снежок довольно густо сыпался сверху, укутывал плотной шубой кусты, деревья и лавочки, сочно хрустел под ногами. Похоже, что этот декабрьский снег лег уже постоянно, до весны, и больше не растает. Хотя… Как можно угадать здесь, в Москве, где тонны разнообразных химикатов разъедают сугробы и в десятиградусный мороз?
   Невдалеке молоденькая девушка, почти девочка, в коротенькой дубленке и красной вязаной шапочке, из-под которой выбивались светлые волосы, играла с огромной лохматой собакой неизвестной Алексею породы, по-женски неуклюже бросая что-то ярко-желтое, должно быть мячик, и звонко хохоча, когда меховое чудо притаскивало предмет обратно. Парень невольно загляделся на возню этих двух беззаботных существ, для которых не существовало никаких видимых проблем, кроме промокших варежек, забитой снегом шерсти и нахлобучки, ожидающей за все это дома.
   «Может, тоже собаку завести? – с неожиданной завистью подумал он, чувствуя себя древним, едва ли не сорокалетним, стариком. – Гулять с ней здесь… Нет, Танька убьет».
   После вынужденного переезда к своей пассии Леша очень быстро разочаровался в совместной с ней жизни, которую представлял до этого несколько иначе. Согласитесь, что общение с девушкой или женщиной, заключающееся в желанных, пусть и в частых, но мимолетных свиданиях на пару-тройку часов, редко – на ночь, это одно, а жизнь под одной крышей, влекущая за собой массу мелких условностей и обязанностей, иногда приятных, но чаще всего обременительных, – совсем другое.
   Без памяти обрадованная поначалу тем, что Лешик всегда будет под рукой, и днем и ночью, Татьяна, понемногу привыкнув, начала проявлять некие фамильные черты характера… Именно благодаря подобным таракашкам, ее маме, работнице оборонного предприятия, живущей в одном из городов ближнего Подмосковья (да вы, читатель, с ней уже знакомы!), пришлось одной воспитывать дочку с пятилетнего возраста, лишь изредка вспоминая мужа, исчезнувшего как-то из ее жизни с маленьким чемоданчиком, до совершеннолетия Тани существовавшего лишь в виде нерегулярных и жалких алиментов, а после оного – сгинувшего без следа…