Эллен не знала, что и думать. Но ей все равно пришлось бы уехать из Ипсвича, так почему бы не податься в Нормандию? Ее сердце забилось чаще при мысли о том, каким приключением может оказаться такая поездка. С другой стороны, ее снова лишили выбора – ее мнением никто не поинтересовался.
   Эллен увидела, что Донован направился в кузницу, и собралась было пойти за ним, но Гленна мягко остановила ее, положив руку ей на плечо.
   – Дай ему немного времени. Ты сможешь поговорить с ним завтра! – Она потянула Эллен в дом. – Пойдем, я покажу тебе, где ты будешь спать. – Гленна тихо вздохнула. – Нам придется нелегко, но мы справимся!
   Эллен показалось, что Гленна успокаивала скорее саму себя. Девочка кивнула.
 
   Эллен боялась снова повстречать Эдит, поэтому она не решилась пойти на рынок, хотя ей очень хотелось рассказать продавщице паштетов о том, какое приключение ее ждет. Несмотря на это, дни перед отъездом были самыми захватывающими в ее жизни. В первый день она встала на восходе солнца, быстро оделась и отказалась от завтрака, чтобы не опоздать в мастерскую к Доновану. Она запомнила, где лежит каждый из его инструментов, так что могла сразу же подавать ему то, что было нужно, и после выполнения работы убирать каждый инструмент на место. Она наполнила ведро водой и почистила горн – это ей придется делать теперь каждое утро. Теперь она была готова работать с мастером.
   С первого же дня Донован вел себя так, словно она всегда была его подмастерьем. Он дал ей пару четких указаний насчет распорядка дня и принялся за работу, чтобы успеть выполнить уже взятые заказы до отъезда. То, как он работает, восхищало Эллен. Иногда он настолько увлекался, что забывал даже пообедать. Каждое из его движений было выверенным, и он не терял ни секунды понапрасну. Эллен казалось, что она поняла, почему Ллевин считал, что он недостаточно хорош, чтобы ковать мечи. Ллевин был хорошим кузнецом, но для него это была просто работа, а для Донована – призвание.
   Он редко объяснял что-либо девочке, но Эллен понимала суть любой операции. Она чувствовала, подозревала, угадывала, что и почему Донован делал. Ее даже не смущало то, что она сама ничего не делала, а могла только смотреть. Она внимательно наблюдала за его работой и за каждый день усваивала больше, чем могла бы научиться за неделю в другом месте. Вечером у нее болели глаза, и она падала на кровать, словно после тяжелого физического труда, хотя даже не брала в руки молот. Донован с ней почти не разговаривал, но каждый день смотрел на нее все дружелюбнее.
 
   Утром в день отъезда Эллен встала раньше обычного. Впрочем, от волнения она почти не спала в эту ночь. Гленна подарила ей немного белья, две льняные рубашки и камзол, которые наверняка раньше принадлежали Ллевину. Эллен упаковала все это вместе со своими пожитками в мешок, подаренный ей Эльфгивой. Он давно уже утратил ее запах, но у Эллен каждый раз наворачивались слезы на глаза, когда она открывала его.
   Гленна тоже встала до восхода солнца. Уже несколько дней она плохо спала и была в скверном настроении. Ее мучил вопрос, что нужно брать с собой на чужбину, а что должно остаться на родине.
   Ей хотелось взять с собой абсолютно все, но пришлось отобрать только те вещи, которые были крайне необходимы. Мебель и крупные предметы домашней утвари она решила оставить. Она постоянно меняла свое мнение, и то упаковывала, то распаковывала два больших сундука, которые они собирались взять с собой. Наконец она сложила туда одежду, льняное белье, подсвечники, скатерти, часть домашней утвари и, прежде всего, документ, который им привез рыцарь Фицгамлин. Когда рассвело, проснулись Донован и Арт. Они молча позавтракали. Вскоре пришли соседи и друзья, чтобы попрощаться и пожелать отъезжавшим счастливого пути. Так как Эллен никого из них не знала, она пошла за кузницу, вытащила маленькие деревянные четки, которые подарил ей священник из церкви святого Климента во время последней воскресной мессы, и опустилась на колени. Перебирая гладкие деревянные бусины четок, девочка молилась – за людей, которых она любила, и которых, скорее всего, больше никогда не увидит. Теперь она была готова к поездке.
   – И следите за козой, не режьте ее, даже когда она перестанет приносить молоко, слышите? – Гленна рыдала, обращаясь к соседям, которые должны были следить за домом. Нервы у нее явно были на пределе.
   – Да ладно, перестань, коза – это не самое главное, – буркнул Донован даже более недовольно, чем обычно.
   – Мы сможем выковать много красивых мечей для молодых благородных рыцарей! – радостно воскликнул Арт.
   Он просто сиял. Его хорошее настроение было для всех в эти дни словно лучик надежды.
   Донован раздраженно толкнул его под бок.
   – Ну пойдем уже, Арт, пора!
   Когда они вышли из дома, рыдания Гленны стали еще громче. Она постоянно оглядывалась – до тех пор, пока они не свернули за угол.
   Эллен еще никогда не была в порту у доков, так что все казалось ей интересным и необычным. Хотя Орфорд тоже был портовым городом, Эллен не видела настоящих кораблей, за исключением рыбацких суденышек. Она с любопытством огляделась. Везде были сложены бочки, сундуки, тюки и мешки, а возле деревянной хижины, которая, казалось, вот-вот развалится, стояли голодные мужчины в поношенной одежде. Это были нищие, которые надеялись получить хоть какую-то работу у начальника порта. Загружать и выгружать огромные сундуки, бочки и тюки было очень тяжело, за это плохо платили, к тому же это было опасно. Иногда мужчины погибали оттого, что на них падал груз с палубы корабля, а многие тонули, когда падали в воду и их не успевали вытащить.
   На набережной стояли тележки, запряженные волами, – на них подвозили товары. Извозчики громко переругивались и создавали чудовищную суету.
   Повсюду было полно отъезжающих. В конце набережной собрались паломники, которые громко советовали друг другу, как лучше всего пройти намеченный путь. Торговцы, словно осы, увивались вокруг отъезжающих, надеясь продать им необходимые мелочи. Перед роскошным, выкрашенным в яркие цвета кораблем, стояли представители высшего духовенства. «Посланники Папы, скорее всего», – подумала Эллен, глядя на их дорогие алые и пурпурные одеяния. Монахи и священники, стоявшие рядом с ними, в своих простых шерстяных рясах казались полевыми мышками. Школяры, врачи и молодые дворяне с любопытством рассматривали представителей Церкви.
   В порту сновали также купцы и авантюристы – часто эти занятия совмещал один и тот же человек.
   На краях каменных стен, на соломенных тюках, сундуках и мешках сидели в ожидании отплывающие. Никто из них не хотел идти на корабль слишком рано, они предпочитали оставаться на суше, пока шла загрузка их судна, чтобы провести как можно меньше времени на качающейся палубе.
   Когда Донован и его попутчики после длительных поисков в этой суете наконец-то нашли начальника порта, этот пахнущий спиртным и гнилой рыбой мужчина, весьма недружелюбно настроенный, направил их к впечатляющих размеров двухмачтовому судну. Эллен с удивлением отметила, что это был самый большой корабль в гавани. По деревянному трапу бесчисленные грузчики переносили в огромных бочках и сундуках провиант, питьевую воду и всевозможные товары. Рабочие поднимали такие огромные тюки, что за ними их практически не было видно.
   Пожилой норманнский моряк давал четкие указания, что куда ставить. Казалось, он знал каждый уголок корабля. Следуя его приказам, мужчины тянули поклажу и укладывали ее так, чтобы во время шторма ничего не повредилось. На корабль завели лошадей рыцарей, а также несколько овец и занесли клетку с домашними птицами. Суета на палубе становилась все больше, но моряк успевал командовать всеми, оставаясь при этом спокойным.
   – Слышишь, ты, неси копья вниз! В правом нижнем углу еще есть место. Поставь их там вертикально, пиками вверх, и закрепи, ясно?
   Коротышка, тащивший копья, кивнул и пошел выполнять приказание.
   – Сундуки с кольчугами и доспехи отнесите вниз. Двигайтесь быстрее!
   Эллен оглянулась. Неподалеку стояло несколько человек, которые, как и Донован с женой, не были ни рыцарями, ни солдатами. Они наблюдали за тем, как грузят корабль.
   – Возможно, это тоже ремесленники, которые едут в Танкарвилль? – Эллен дернула Гленну за рукав и указала подбородком в направлении этой небольшой группки людей.
   – Да, – ответила Гленна и повернулась к мужу. – Смотри, вон Эдзель, ювелир, с женой и обоими детьми! – прошептала она ему.
   Гленна с радостью подошла к этой группке, таща за собой Эллен.
   Норманны собрали на корабле представителей самых разных профессий. Флетчер, занимавшийся изготовлением стрел, и Ив, который делал луки, стояли рядом. Гленна шепотом пояснила Эллен, что они братья и еще никогда не расставались. В этот момент навстречу Гленне бросился Эдзель. На руках он держал малыша, который напомнил Эллен Кенни. Вздохнув, она грустно улыбнулась. Малыш показал ей язык, и она совсем затосковала.
   – А вон Вебстеры. Это супружеская пара из Норвича. Они ткут полотно и шьют белье, и тоже поедут с нами, – сказал Эдзель.
   А вот насчет двух доступных женщин, бросавшихся в глаза благодаря желтым накидкам, ярко накрашенным губам и нарумяненным щекам, он ничего не сказал.
   – А кто вон та молодая девушка? – спросила его Гленна.
   – Точно не скажу. По-моему, она делает паштеты, – равнодушно ответил он, пожимая плечами.
   Только сейчас Эллен заметила свою знакомую и с удивлением подошла к ней.
   – Привет, а ты что тут делаешь?
   – Привет! Ну, тот рыцарь… ну, ты знаешь… Так вот, он сказал, что мои паштеты – самые вкусные из всех, что он ел в своей жизни. Он говорит, что его господин – большой любитель рыбных паштетов, так что рыцарь предложил мне хороший заработок и постоянную работу. Я никогда и мечтать не могла о том, чтобы уехать так далеко из дома.
   – А твоя мама была не против? – удивленно спросила Эллен.
   – Она ничего об этом не знает, я просто ушла – так, как всегда утром ухожу на работу. Когда она заметит, что меня нет, мы будем уже в открытом море, на свободе! А ты? Ты же вроде хотел работать у кузнеца. Что, не вышло?
   – Нет, как раз вышло, и именно поэтому я тут! А вообще это долгая история! – Эллен улыбнулась. Она была очень рада, что на корабле будет еще кто-то знакомый кроме Донована, Гленны и Арта.
   – Кстати, меня зовут Роза. – Девушка вытерла руку о передник и протянула ее Эллен.
   – Элан, – коротко представилась она и попыталась пожать ей руку по-мужски, но при этом стараясь не сделать девушке больно.
   Роза смотрела на нее с нескрываемым восхищением и, улыбнувшись, стрельнула в Эллен глазами. На мгновение Эллен стало страшно. «Она действительно думает, что я буду за ней ухаживать, если она постоянно будет строить мне глазки», – с отчаянием подумала девочка.
   Через какое-то время корабль полностью загрузили, и пассажирам велели подниматься на борт. Капитан приказал всем поторопиться. Большую часть трюма и палубы корабля занимал груз, поэтому каждому с трудом удавалось пристроить свои сундуки и тюки и найти себе место в этой тесноте. Когда корабль отчалил, Эллен прислонилась спиной к большой запечатанной бочке, пахнущей дубом и вином.
   – Надеюсь, на борту нет крыс! – проворчала Гленна, с неудовольствием осматриваясь, и только после этого села.
   – Это было бы очень странно, я и представить себе не могу корабль без крыс. Парочка крыс на корабле не повредит, в конце концов, говорят, что крысы бегут с тонущего корабля. Когда крысы начнут выпрыгивать за борт, мы сможем понять, что у нас неприятности, – ухмыляясь, сказал Донован.
   Гленна смерила мужа возмущенным взглядом.
   – Если кто-то тут думает, что острит и что он у нас самый умный, то он в корне ошибается! – буркнула она и повернулась к Доновану спиной.
   Донован пожал плечами и подошел к другим английским ремесленникам, стоявшим на палубе и разговаривавшим.
   Рыцари сразу же после выхода в море сели играть в кости, и лишь один мужчина, хорошо одетый, но с грязноватыми длинными волосами, стоял у поручней. От доступных женщин стало известно, что этого мужчину зовут Уолтер Мап и что он слуга короля. Во время предыдущей поездки в Англию он заболел и не смог сразу же вернуться в Нормандию, поэтому теперь Фицгамлин взял его с собой, так как Мап уже выздоровел и был в состоянии вернуться к своему господину. Уолтер Мап воспитывался в Париже и умел читать и писать по-французски – именно поэтому он и состоял на службе у короля. А еще он знал латынь. Уолтер Мап был не только образованным, но и воспитанным человеком. Он приветливо относился ко всем на корабле. Со всеми женщинами он разговаривал так, словно они были благородными дамами, и пытался шутками разрядить напряженную обстановку. Когда волнение на море становилось сильнее и дул ветер, Уолтер Мап, как и большинство пассажиров, позеленев, свисал с поручней, опорожняя свой желудок. Эллен и Роза были единственными, за исключением матросов, кто не был подвержен морской болезни, но они страдали от вони рвотных масс.
   Эллен поднялась, чтобы взглянуть, все ли в порядке с Уолтером, который уже давно свисал с поручней, и ее рубашка немного задралась. Роза заметила красноватое пятно у нее на штанах и схватила ее за руку.
   – Погоди, ты, должно быть, поранился. Гляди, у тебя на штанах кровь. Если ты даже просто поцарапался ржавым гвоздем, это может быть опасно. – Роза провела рукой по доске, на которой сидела Эллен, но она была гладкой. – Тут ничего нет, чем ты мог бы пораниться. Возможно, пятно уже несвежее.
   Эллен не могла понять, откуда у нее на штанах взялась кровь. Если не считать чудовищных болей в животе, мучивших ее уже пару часов, – она приняла их за проявление морской болезни – она не чувствовала никакой боли и была уверена, что не поранилась. Спрятавшись за каким-то тюком, где ее никто не видел, Эллен спустила штаны и поняла, что кровь идет у нее из промежности. Эллен стало страшно. Она смутно помнила о том, что у ее матери тоже были кровотечения, – та называла эту кровь «нечистой», – но почему сейчас кровь шла у нее, сколько это продлится и что же ей делать, Эллен не знала. Она чувствовала себя совершенно беспомощной. Что будет, если Гленна это увидит? Она сразу же поймет, что Эллен – девочка, и расскажет об этом Доновану. Тогда ее путешествие закончится, так и не начавшись. У Эллен на глаза навернулись слезы. Возможно, ее даже накажут за это и посадят в тюрьму, или же оставят в Нормандии на произвол судьбы. Ее бросало то в жар то в холод, а боли в животе еще усилились.
   И тут перед ней возникла Роза. Она взглянула на обнаженный пах Эллен и увидела, что там, где у мужчин находится член, у Эллен ничего нет кроме небольшого количества волос.
   – Ух ты! Да ты же не мальчишка! – заявила она. – И что, это у тебя первый раз месячные? – поинтересовалась девушка.
   Эллен молча кивнула и от стыда не могла поднять глаза.
   – Я, наверно, пойду к Хэйзел, такие женщины в этом хорошо разбираются.
   – Пожалуйста, не выдавай меня! – прошептала Эллен, умоляюще глядя на Розу.
   – Не буду я тебя выдавать, у тебя же наверняка есть причины, если ты хочешь, чтобы тебя считали мальчишкой. Я просто скажу, что у меня первый раз месячные, так что не волнуйся. Что, больно?
   Казалось, Роза больше знала о кровотечениях, чем Эллен.
   – Живот болит.
   Эллен, натянув штаны, так и осталась сидеть за тюком.
   – Хэйзел дала мне пару кусков льняной ткани и показала, как их закреплять, – объяснила Роза, вернувшись. – Женщины в это время следят за тем, чтобы не садиться на юбку, иначе появятся пятна, но ты носишь штаны и гетры, так что тебе придется следить за тем, чтобы камзол прикрывал твои бедра, и старайся на него не садиться. Кроме того, ты должна достаточно часто менять повязки и стирать их, иначе будет ощущаться запах, – Роза протянула Эллен тряпки. – А вот тебе подорожник, пожуй пару листиков. Он помогает при болях. У тебя есть еще одни штаны?
   Эллен кивнула.
   – В моем мешке.
   Она не способна была предпринять какие-либо действия и была невероятно благодарна Розе за помощь.
   – Вот, надень их и отдай мне штаны с пятном. Я постираю их и тряпки, тогда на это не обратят внимания. Не бойся, никто ничего не заметит, – сказала Роза, вытащив из мешка Эллен штаны.
   – Ты мне так помогла, спасибо тебе за это! – прошептала Эллен и положила сложенную ткань себе между ног. Чтобы тряпка не сползала, Роза завязала у нее на бедрах кусок ткани побольше – так, как это ей посоветовала сделать Хэйзел, а Эллен надела чистые штаны. «Вот бы Ллевин это видел», – подумала она и с трудом подавила истерическое хихиканье.
   Роза сразу же вошла в роль ангела-хранителя Эллен, и та была благодарна ей за дружеское участие.
   – Ну что, тебе лучше? – спросила через некоторое время Хэйзел у Розы, которая в первый момент не поняла, о чем идет речь.
   – Мне? Да я никогда не чувствовала себя лучше!
   – А вот мне подорожник тоже всегда помогает, а на Тиру – Хэйзел мотнула головой в сторону своей подружки – на Тиру он совершенно не действует. Это у каждой по-своему.
   Только сейчас Роза поняла, в чем же, собственно, дело.
   – Я тебе действительно очень благодарна. Боли были просто ужасные. Но сейчас я снова себя хорошо чувствую! – солгала Роза, и глазом не моргнув.
   – Если тебе снова станет плохо, приходи ко мне. У меня еще есть подорожник.
   – Спасибо, – пробормотала Роза.
   – Ладно, пойду, пока мужчины себе всякого не понапридумывали, – сказала Хэйзел, многозначительно улыбнувшись. – Мы завсегда с Тирой как мимо них проходим, так они начинают свистеть, облизывать губы или отпускать шуточки всякие. А ты девушка приличная, так что с тобой они по-таковски обращаться не должны.
   – А почему ты этим занимаешься? – поинтересовалась Роза.
   – Да я ж ничего больше и не умею-то! – Хэйзел равнодушно пожала плечами. – У меня и мама, и бабушка этим занимались, и сама я родилась в веселом доме. Больше я ничему не научилась, так что выбора у меня особого и не было.
   – А скажи, все мужчины такие?
   – Почти все, – сказала Хэйзел, взглянув на поручни. – За нами не ухлестывают только этот Уолтер Мап и Элан. По-моему, они хорошие. И по-моему, парнишка на тебя глаз положил.
   – Мы с ним только друзья, больше ничего, правда!
   – Ты, главное, не сдавайся, все у вас еще получится! – Хэйзел показалось, что в голосе Розы прозвучало разочарование, и она ободряюще потрепала девушку по плечу.
 
   На четвертый день плавания Эллен подошла к поручням и стала рядом с Уолтером. Ей нравились его веселость и вежливая манера обращения.
   – Ты заметил, как на тебя Роза смотрит? – Уолтер приобнял Эллен за плечи и приблизил свое лицо к ее уху.
   – Это ты о чем?
   Эллен не понимала, на что он намекает.
   – Она в тебя влюбилась и бегает за тобой, как дьявол за душой грешника, дорогой мой Элан. Она за тобой постоянно наблюдает, – прошептал он ей. – Вон, смотри, она опять следит за тобой.
   Эллен рассмеялась. Роза была ее единственной подругой, и вчера они снова полночи проболтали.
   – Ox, Мап, у тебя буйная фантазия!
   Уолтер приподнял брови.
   – Если тебе нужен мой совет, объяснись с ней – конечно, если ты ничего от нее не хочешь. Отвергнутая любовь порождает самую сильную ненависть! Поверь мне и не забывай мои слова.
   – Все не так, как ты думаешь. Правда. Между нами только дружба, – ответила Эллен, уверенная в своей правоте.
   – Ну как знаешь! – Уолтер стал смотреть на море. Казалось, он немного обиделся, но уже через мгновение возбужденно указал Эллен на горизонт. – Вон, смотри! Это берег Нормандии. Видишь устье реки? Там Сена впадает в море. Мы поплывем вверх по течению до Танкарвилля, – объяснил он.
   Эллен посмотрела на восток. Хотя дул попутный ветер, корабль поднимался по Сене медленнее, чем ожидала Эллен. Она с нетерпением глядела на берег, куда они вскоре должны были высадиться. Старый норманнский моряк пробежал на другую сторону палубы и перевесился через перила.
   – Он что, с ума сошел? – От удивления Эллен приподняла брови и посмотрела на Уолтера.
   Он был единственным англичанином, который умел говорить по-французски, и поэтому знал обо всем, что происходило на борту. Мап, рассмеявшись, покачал головой. В этот момент небритый моряк с огрубевшим от ветра лицом приложил руки ко рту и что-то крикнул кормчему, а потом перебежал на другую сторону палубы и снова перевесился через перила.
   – Боже, да что же он такое делает?
   – Моряки говорят, что в Сене мелей больше, чем звезд на небе. – Уолтер ухмыльнулся. – Если он не будет следить за этим, то наше путешествие закончится прежде, чем мы дойдем до Танкарвилля. – Мап прочитал на лице Эллен полное непонимание происходящего. – Этот моряк перевешивается через поручни, чтобы ему удобнее было смотреть. Он должен быть очень внимательным, чтобы корабль не сел на мель. Вон, видишь, рядом с ним стоит молодой матрос?
   – Ну, ясное дело, вижу, я ж не ослеп, – сказала Эллен, удивившись, откуда в ней взялось столько раздражения.
   – Этот старик, скорее всего, начинал точно так же, глядя из-за плеча опытного моряка. В злачных местах портовых городов моряки не только пьют, но и обмениваются опытом. От других матросов и из собственного опыта он знает о расположении мелей в русле Сены, и определяет их по ландшафту, береговой линии и цвету воды, поэтому он так внимательно все осматривает.
   – Скажи, а откуда ты все это знаешь? – с изумлением спросила Эллен.
   Польщенный, Мап улыбнулся.
   – Не все такие молчуны, как ты. Кроме тебя мне все рассказывают, что у них на душе.
   Эллен больше ничего не сказала и стала задумчиво рассматривать чужую землю на правом и левом берегах реки. Почва была темно-коричневой и казалась сочной, а в ярко-зеленой траве на лужайках виднелись бесчисленные пестрые цветы. Увидев это, Эллен захотелось поскорее ощутить под ногами землю.
   – Боже, как же мне надоела эта качка! – простонала она. Уолтер удивленно взглянул на девочку.
   – Только не говори мне, что у тебя в конце путешествия началась морская болезнь! Ведь качки сейчас уже почти нет.
   – Что за чушь, со мной все в порядке. Просто хочется уже побегать по земле, – грубо отрезала она.
   На берегу стояли откормленные пятнистые коровы с огромными глазами и удивленно наблюдали за проплывавшим мимо кораблем.
   – Ух ты, только посмотри, овцы! И ягнята! – восторженно закричала Эллен, показывая на противоположный берег.
   – Слушай, Элан, я уже начинаю беспокоиться о твоем душевном здоровье. Овцы сожрали в Англии половину травы, так почему, скажи Бога ради, ты удивляешься при виде этих совершенно обычных овечек?
   – Но когда грузили корабль, на борт заводили овец, – смущенно сказала Эллен. – Я думал, в Нормандии овец нет.
   – Ах, вот оно что! – Уолтер кивнул, ухмыльнувшись. Эллен злило то, что она так мало знает о Нормандии.
   – У английских овец лучше шерсть, и ее больше, чем у овец, которых разводят в других странах, поэтому норманны перевозят наших овец к себе, чтобы их там разводить. Но почему-то овцы в Англии все равно лучше. Я думаю, это связано с особым кормом. – Мап на мгновение задумался. – А может быть, причина в английской погоде…
   Он еще не довел свою мысль до конца, когда его прервал ткач, незаметно подошедший к ним.
   – Это все потому, что англичане лучше умеют пользоваться ножницами. Кроме того, они постоянно молятся своим святым, а я уверен, что помощь Господа в таком деле не помешает! – сказал ткач, гордо глядя на них.
   Уолтер задумчиво кивнул, а Эллен была рада тому, что он над ней больше не смеется. Девочка залюбовалась вечерним небом и равниной, простиравшейся, сколько хватало взгляда. Хвойные и лиственные леса сменялись пастбищами и лугами, перемежающимися огромными цветущими яблоневыми садами. Весенний ветер срывал нежные розовые лепестки, и они кружили в воздухе, словно тысячи снежинок. «Нам тут будет хорошо», – радостно подумала Эллен.
   – Эй, смотрите, вон, это он! Танкарвилль! – закричал кто-то на палубе.
   Эллен с любопытством всмотрелась вдаль. Она увидела роскошный замок, возвышающийся на плоской скале, которая выдавалась в Сену. С двух сторон скалу омывала река, защищая крепость от врагов. Светлые камни крепостной стены серебристо отсвечивали в лучах вечернего солнца. На скале виднелись бесчисленные хижины, казалось, пытавшиеся взять крепость штурмом, и все же от этого пейзажа веяло умиротворением. В небольшой бухте под замком стояли два больших торговых корабля и множество рыбацких суденышек. Берега Сены в этом месте по обе стороны от скалы поросли густым лесом. Наверняка там водилось много дичи, а значит, было раздолье для охотников – как рыцарей, так и простых людей Танкарвилля.
   Все путешественники столпились на палубе, чтобы полюбоваться своей новой родиной. Каждый из них привез сюда свои надежды и страхи, но теперь эти люди видели лишь красоту Танкарвилля и любовались им. На западе солнце окрасило небо в розоватый цвет, а выше пурпурные облака, словно нарисованные овечки, тянулись по голубому небу. Вскоре солнце окрасило небо над горизонтом в разные цвета, и лишь на севере небо было черным, угрожающим – надвигалась гроза.
 
   Танкарвилль, 1162 год
   Пока Донован занимался обустройством кузницы, Эллен гуляла в городе и в примыкавшей к нему деревне. Она наслаждалась летом и свободой, которая должна была закончиться, как только кузница будет готова. По приказу Фицгамлина к английским ремесленникам приходил деревенский священник, который учил их французскому языку. Эллен всегда убегала с этих занятий – в конце концов, он был слугой Божьим, а Бога не обманешь, поэтому Эллен боялась при священнике выдавать себя за мальчишку. Как бы то ни было, худощавому священнику с тусклыми карими глазами эти занятия были в тягость. Он нисколько не скрывал, что его коробит, когда чужеземцы издеваются над его красивым языком, пытаясь говорить в нос, подражая ему. Хотя Донован каждый раз выговаривал ей за это, Эллен нравилось наблюдать за работой норманнских ремесленников. К тому же так она учила язык намного быстрее, чем могла бы научиться у священника. Иногда она сидела возле колодца, наблюдая за служанками и пытаясь понять их глупую болтовню.