— Хоть не мертвая! — сказал он вслух, без особого энтузиазма.
   Фериан приготовил образ, собрал для передачи. Образ будет означать его самого для ребенка — девочка будет мгновенно понимать, кто нарушил уединение ее сознания. Фериан очень тщательно выбирал образ, предполагая, что ее прошлое запечатало у нее в сознании вполне определенные предубеждения. Затем он с силой протолкнул образ в ее сознание.
   Образ был браксинский и он тут же вспыхнул внутри нее.
   Дитя Дармела лиу Туконе восстал. Волны отвращения поднялись вокруг Фериана, давили на него, это была инстинктивная реакция девочки — желание изгнать его, но девочка на самом деле не знала, как это сделать.
   Она отрицала реальность.
   Фериан настаивал.
   Она сломалась.
   «Нет никаких браксинских экстрасенсов!»
   Фериан ухватился за ее реакцию и крепко держался за нее. Одна ясная мысль может служить линией жизни для ее сознания, несмотря на то, что оно заперто. Девочка старалась уйти от него, вернуться во внутренний мир, который обещал (но полностью не давал) освобождение от всей боли и раздражения. Фериан позволил ей туда уйти. И последовал за ней.
   (Кипящая вина. Ненависть к себе. Болото морального уродства — образ самой себя).
   Это для него не было новостью и Фериан откинул их прочь.
   (Ужас! Боль!).
   Он ухватился за них.
   Мысль отошла назад, назад, назад через уродство к центральному средоточию страдания, к…
* * *
   Дармел кричит.
   Девочка испуганно поднимается из полусна в мир, за пределами ее понимания. Воздух пульсирует от ужаса и агонии там, где раньше был только воздух. Нечеловеческая боль накатывает на нее — откуда она исходит? Девочка смутно осознает, что мать выбежала в прихожую, испуганный ребенок следует за матерью.
   Живой яд, введенный ее отцу много дней назад, активизировался. Яд пустил корни у него в груди, он мутирует, растет и питается плотью Дармела, пока не выходит на плече — черная коагулирующая паралитическая живая ткань. Если бы это проявилось на руке или на ноге, то отца можно было бы спасти — немедленной ампутацией, для чего у Суан имелся специальный кинжал. Но яд уже добрался до областей, слишком ценных для удаления. Дармел лиу Туконе бьется в агонии. Черная пена брызжет у него изо рта и ужас перехватывает дыхание. Черная масса пятнами покрывает пол у ног испуганной жены.
   Ее девочка, что совсем недавно была просто ребенком, переживает боль отца так, словно это ее боль, его крики и агония пробуждают ее экстрасенсорные способности. Девочка умирает вместе с отцом, познавая безумие гибнущей плоти. В исступлении Дармел вырывает из тела больной кусок, как взбесившееся животное, которое хочет избавиться от частей тела, приносящих ему боль.
   Кусок оторванного мяса попадает в Суан и пускает корни до того, как можно что-то сделать и извлечь его. Черная смертоносная гадость поглощает новую жизнь, быстро пожирает одежду и вторгается в тело Суан. Зная, какой конец ее ждет, и, имея в своем распоряжении лишь мгновение, пока кровавой пеной не заволокло сознание, Суан вонзает в себя кинжал, быстро, чтобы не успеть испугаться. Жуткий образ самоубийства разрывается в сознании девочки вместе со страхом и болью, которые испытывала мать в последние мгновения жизни.
   Ребенок борется с желанием умереть и страданием, но это бесполезно. Но вот она находит ключ — ключ к тому, как закрыть сознание. Видение уходит, за ним исчезают звуки. Спокойная, благословенная тьма окутывает измученное сознание, оставляя только мысли в относительно безболезненной пустоте. Мысли… и память.
   «Я видела его».
   Ужасное, ужасное знание; какой ребенок может столкнуться с этим и не сойти с ума?
   «Я видела его. Наемного убийцу. Хаша, помоги мне…»
   Она помнит его таким, каким он был в тот день, азеанец, как все остальные… только другой . Они стоят в Музыкальном Зале, ждут конца антракта, она смотрит на него, пока он разговаривает с ее родителями. Слова у него лживые. Его одежда, золотистая кожа — лживые, и его азеанские глаза… Они должны быть черными, бархатисто-черными, глубокими, они скрывают ужасные тайны. Он смертоносен, но завораживает, хищник в человечьем облике, и когда он поворачивается посмотреть на нее, по ней ударяет полная сила его личности, и девочка содрогается. Как ей объяснить взрослым, что она видит? Кто поверит ребенку? Какой взрослый серьезно воспримет такую фантазию — а это определенно фантазия! — или поймет, что ее латентные экстрасенсорные способности, впервые проявившиеся сейчас, пронзили азеанскую наружность этого человека, различив под ней врага, вторгнувшегося на чужую территорию?
   Убийца, жаждущий смерти, отворачивается и протягивает своей жертве — ее отцу — стакан легкого вина. Девочка чувствует охотничий азарт, разделяет его на мгновение и сила этого человека подавляет ее. Но она не кричит. Не взывает к родителям. Они не поверили бы ей, если бы их предупредила, и у них есть для этого основания. Она должна ошибаться — должна!
   Убийца улыбается, переполняясь чувством торжества. Когда ее отец принимает чашу со смертью своей.
   «Я могла тебя спасти! Ты мог выжить! Мне следовало что-то сказать — хоть что-то! Я должна была сделать так, чтоб ты поверил. Ты мог бы остаться в живых. Я убила тебя!»
   Девочка ползет вперед, ощупью находит дорогу; чувство вины притупило другие чувства, остались лишь ощущения от прикосновения. Несмотря на удушливую тьму, она пытается двигаться, добраться до места, где все еще бурлит и кипит Черная Смерть, желая разделить судьбу тех, кого убила своим молчанием.
   «Возьми меня!» — просит она Черную Смерть.
   Но яд закончился, действие его прекратилось. Яд мертв. Он бессилен взять еще одну жертву, независимо оттого, что эта смерть будет справедливой.
   Мириады далеких враждебных разумов грозят ворваться в недавно обретенное экстрасенсорное сознание.
   В отчаянии она навсегда захлопывает перед ними дверь.
* * *
   Девочка знает, что уязвима, одна, и… ее ненавидят. Она винит себя за смерть родителей. Она понимает: все увиденное — правда, но у нее не хватает знаний, чтобы ее интерпретировать. Нужно работать с ненавистью к себе, чувством вины, перекинувшемся на нее желанием матери умереть, а затем, конечно, с желанием собственной смерти…
   Директор кивнул и налил Фериану еще вина. Притупляющий ощущения алкоголь медленно возвращал зонда к реальности, даже если алкоголь блокировал его экстрасенсорные способности. Потребовалось пять больших стаканов, чтобы он смог говорить.
   — Ты сможешь это сделать? — осведомился Набу.
   Фериан колебался. Еще выпил.
   — Ты не знаешь, о чем просишь, — невыразительно сказал он.
   — О том, к чему тебя готовили.
   — Меня учили заниматься телекоммуникациями. Меня учили действовать как браксана, — Фериан большим глотком осушил еще один стакан. — Помнишь: возможность, что выпадает раз в жизни. Главное Оружие. Отправить его на Бракси, позволить ему стать шпионом Империи. По крайней мере, ты так говорил моей матери, когда убеждал ее жить с памятью об изнасиловании. А также выносить меня с этой памятью в душе и родить, — Фериан внутренне содрогнулся. — Разум девочки — это ад саморазрушения. Не надо меня обрекать на работу с ним, если только ты не хочешь отправить меня на вечный отдых раньше времени.
   — Послушай, — директор подался вперед и торопливо заговорил. — Она не нужна государству. Они позволят Институту забрать ее и забудут о том, что она когда-то существовала. Ты понимаешь, что это значит? Н и к о г д а еще не появлялось на свет потенциального телепата, подобного ей! Никогда не встречалось такого высокого, как у нее, изначального рейтинга, и определенно еще не было полного пробуждения до наступления половой зрелости. Черт побери ее родителей! — выругался он. — Мы не раз пытались побеседовать с ними. Почему они не игнорировали наши попытки? Если бы мы ее обучали…
   — Вы не начали бы так рано, и ты это знаешь. А что касается ее родителей… — Фериан вздохнул. — Они заплатили страшную цену за все, что сделали с ней. Но я думаю, что какую-то часть ее сознания можно спасти. — Он снова наполнил стакан дрожащей рукой. — Перевести вину в злость, перенаправить ненависть с себя на внешний объект… вот как-то так.
   — Какой объект? — насторожился ли Пазуа.
   — Думаю, им станет убийца ее отца. «Хищник с глазами бархатной смерти», — вот как она его назвала, — Фериан поморщился. — Или на его расу, если не получится на него лично.
   — Браксинцев?
   — Я так предполагаю. Она так предполагает.
   «Представитель племени браксана», — подумал Фериан, и внутри у него все сжалось, когда он заново пережил воспоминание, что разделил с девочкой. Где тут был страх девочки и где — его собственный страх? Эти золотистые глаза, которым следовало быть черными, взгляд их проникал в его душу, и хотя эмоциональные реакции Фериана не окрашивались смущением или непониманием, как у девочки, он оценил убийцу лиу Туконе точно так же, как и она. «Человек, с которым я надеюсь никогда не встретиться, — подумал Фериан. — Очень опасный человек».
   — Значит, будешь питать ее ненавистью? К Бракси? — переспросил директор.
   Фериан кивнул и в этот момент понял, что согласится выполнить задание.
   — Будет очень тяжело, — предупредил ли Пазуа.
   Фериан заставил себя рассмеяться.
   — Не впервой! — и залпом осушил очередной стакан.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

   «Цивилизованный человек жаждет иллюзии варварства. Или его культура удовлетворяет эту необходимость, устраивая соответствующие церемонии, или его совратит первый контакт с культурой, которая это может предложить».
Харкур

   Во тьме между звездами шевелится Цель. Ее направляет мысль, усиленная телепатией, она выходит наружу из своего создателя — директора Института — и ищет в психосфере Лугаста первого выбранного рецептора.
   Тот мысленно отвечает:
   — Это Адран ли Касуре, лугастинский телепат.
   — Директор Набу ли Пазуа, из Института. Как я предполагаю, вы получили сообщение?
   — Минимальное. Вы хотите что-то передать на Бракси?
   — Под моим руководством.
   (Образ: Адран ли Касуре кивает).
   — Конечно.
   — Готовьтесь к подключению.
   Более слабое сознание расслабляется, плывет… и поглощается сознанием учителя, силой, если не личностью. И вновь директор направляет сознание к Бракси, усиленное поддержкой ученика.
   Затем он вступает в контакт на Киау, и обеспечивает дальнейшую передачу.
   И достигает Иенды.
   Суула.
   Адриша.
   Пока, наконец, не пронзает щупиком мысли сам Холдинг.
   И Бракси.
   — Фериан? — следует запрос.
   Ответ очень слабый, но интенсивность нарастает, когда браксанский зонд концентрируется на передаче и добавляет свою силу к усилиям других.
   — Да, я на связи, — ответил Фериан. — Хотя принимаю с трудом. Это лучшее, что можно сделать?
   — К сожалению.
   — Значит, придется довольствоваться этим. Тут сложилась следующая ситуация. Они полностью купились на мой рассказ. Мне пришлось пройти базовый генетический осмотр, но их интересовало только подтверждение моей браксанской половины; не думаю, что у них вообще есть азеанские коды в файлах. Они подтвердили наличие у меня браксанской крови, хотя у них такая примитивная наука, что они не могли свести ее до конкретной родословной. В результате я прошел проверку, меня приняли и сочли своим.
   — Хорошо. Ты обустроился?
   — Я перевел свои сбережения в местную валюту и занял место на самой Бракси, рядом с Куратом, в секторе высшего класса. С моей браксанской внешностью никто не задает мне здесь вопросов. В связи с ассимиляцией возникли две проблемы.
   — Языковые?
   — Нет, с этим все в порядке. Конечно, язык слишком сложный, чтобы начать сразу же свободно общаться. Я не знаю, с какого из сорока двух речевых режимов начинать и тем более не способен вести два разговора одновременно, как они. Но, используя телепатические способности, мне обычно удается найти правильный режим — или скрыть оплошность, если не получилось сразу. Самая большая проблема с едой. (Сенсорный образ: завтрак.)Здесь добавляется столько специй, что я с трудом это ем.
   — Хаша, я понимаю, что ты имеешь в виду.
   — И это была первая еда за день. Не буду заставлять тебя лицезреть ужин. С любым блюдом здесь подают вино. Могу сказать, что браксинские сорта великолепны на вкус, но слишком крепкие, ими можно заправлять звездные лайнеры. Кажется, они добавляют туда и какие-то фармакологические препараты, может, немного галлюциногенов или слабых афродизиаков. То, что мне давали в процессе подготовки, — вода в сравнении с этим вином! Неудивительно, что они умирают раньше нас.
   — Что еще?
   (Уклонение. Смущение).
   — Фериан…
   — Хорошо, хорошо, женщины. Что я делаю не так? Они практически умоляют меня заняться с ними сексом — знаешь ли, это связано с расой — но я сделал ошибку, предположив, что одна может захотеть провести со мной ночь, и получил в награду ругательства, которые… ну, я тебя избавлю от них. Очевидно, я нанес какой-то ужасный удар по ее браксинской чести. Я также прилагал героические усилия, чтобы быть более яростным, но за это получил еще большее количество царапин. Мне больно, директор.
   — Боль — это ценное чувство, Фериан, не забывай об этом.
   — … И теперь, раз ты мне напомнил, — будь прокляты также и эти Социальные Кодексы!
   — Ты уже установил какие-то контакты?
   — С несколькими членами Домов кайм’эра, а также молодым браксаном по имени Селек. Кстати, я сам представляюсь Фераном, поэтому, пожалуйста, тоже пользуйся этим позывным, или я когда-нибудь оговорюсь не в том обществе.
   — И что этот Селек?
   — Он водил меня в Музей эротического искусства. (Невольный образ: сдержанный браксан проводит рукой в перчатке по бедру почти обнаженной официантки. Невольное объяснение: ресторан при Музее. Селек). Мы немного поговорили. Здесь нет понятия дружбы, знаешь ли, по крайней мере, между представителями одного пола. Так как мне судить о каких-то отношениях? Я имею в виду, какими критериями пользоваться? Хотя я скажу тебе одну вещь. Я вижу, почему их не беспокоят шпионы — и поверь мне, они их не беспокоят. Единственное, что мне помогает, — это моя телепатия. Я не могу представить, чтобы не функциональный телепат продержался здесь более одного дня… Хаша, что бы я отдал за простую яичницу! Без специй.
   — Ну, ты еще ею полакомишься. Обязательно! Это все?
   — Пока да. Я убедился, что наше предположение правильное. Браксаны испытывают очень сильное недоверие к любым нематериальным силам; поэтому здесь и не развивалась телепатия. Никто ее открыто не обсуждает; но насколько я понял, если ребенок проявляет подобные способности, от него избавляются — кстати, у браксанов детоубийство в порядке вещей. Таким образом, сохраняется превосходство расы. В любом случае, я думаю, что я сам нахожусь в относительной безопасности. Как мы и договаривались, я буду ждать контакта в оговоренные часы.
* * *
   — Фериан? Как ты?
   — Нормально. Кто на связи? Она кажется лучше.
   — На последнем этапе подключился эр Влас. Это зонд, и тебе будет легче общаться с ним, а он уже передаст сообщения в Империю. Есть новости?
   — Нет. Я просто укрепляю контакты. Сечавех успешно организовал прецедент несколько десятилетий назад: появился из ниоткуда и добрался до статуса кайм’эра. Думаю, я вызываю у них меньшие подозрения, чем вызывал бы, появись я до него. Селек показал мне Курат, и меня знают в его Доме, но пока я там нахожусь, разговоры о политике почти не ведутся, по крайней мере, ничего полезного не говорят. Он дал мне попользоваться Хозяйкой Дома — аппетитная штучка.
   — Половая жизнь идет легче?
   — Привыкаешь.
   — А как насчет еды?
   — На это потребуется больше времени. Сегодня познакомился с Д’врой.
   — С кем?
   — Ох, прости, откуда тебе знать? Она — чистокровная браксанка, Хозяйка Дома Йирила… здесь. (Образ: широкоплечая женщина с хорошими формами, белокожая и черноволосая, надменная, властная, агрессивно сексуальная. Мир для нее — грязь. Когда она заходит в комнату, мужчины замолкают. Она заставляет любого мужчину — даже азеанца — отчаянно мечтать о покорении, но у нее есть законное право убивать любого, кто дотронется до нее против воли).
   — Она и в самом деле нечто.
   — Да. Кажется, она заинтересовалась мной, но я думаю, что не готов к отношениям с ней. Йирил и двое других сформировали нечто типа триумвирата, который здесь почти всем заправляет. Объединение кайм’эра в любом деле кажется редкостью, поэтому если несколько из них все-таки договариваются, получается очень эффективно. Как я понимаю, через Д’вру будет легко следить за этим трио. Конечно, если у меня с ней что-то получится.
   — Триумвират: Йирил, Винир и Сечавех?
   — Нет, они вытеснили Винира несколько лет назад в пользу его сына. Ему под руку не попадайся! (Образ: Затар. Подтекст: нервозность). Он умеет держать себя в руках и чрезвычайно опасен. Другие позволяют себе любые отрицательные эмоции, какие только придут на ум, и таким образом пропускают мою необычность. Но я предчувствую, что как раз этот может и заметить.
   — Ты его боишься?
   — (Уклончиво). Я предпочел бы это не обсуждать.
   — Хорошо. Я не стану на тебя давить. Помни: первым делом безопасность; ты не принесешь нам никакой пользы, если эти люди начнут тебя подозревать.
   — (Сухой смешок.) Не беспокойся, директор. Самосохранение — главное у браксанов. Я — не исключение.
* * *
   — Феран?
   — Имею честь быть твоим врагом, директор.
   — Что это?
   — Прости, привычка.
   — Черт побери, очень странная привычка!
   — Браксанское приветствие. Что-то не так?
   — Ты… другой.
   — В каком смысле?
   — (Неуверенность.) Больше напоминаешь свою красноволосую протеже.
   — Которая очень похожа на браксинку.
   — Я знаю. Именно это меня и беспокоит. Будь осторожен, Феран.
   — Я осторожен, директор.
   — Как идут дела?
   — Очень мило. Я провел ночь с Д’врой — конечно, по ее инициативе.
   — Великолепно. Добился чего-нибудь?
   — Все зависит от того, как ты…
   — Феран! Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
   — Прости. Просто я уже настроился на жизнь здесь, а затем, когда приходит время сеанса связи, мне приходится все это выключать…
   — Ну, возьми себя в руки. Ты делаешь что-то конструктивное?
   — Я перебрался в Курат. Я знаю достаточно людей, чтобы оставаться в безопасности, и Курат показался мне лучшим местом для ведения наблюдения. Знаешь ли, я ведь браксан.
   — Только наполовину — и обе половины принадлежат Институту.
   — Я знаю, знаю. Хорошо, я в идеальной позиции для шпионажа. Я устроился, пользуюсь достаточным уважением, и никто не подозревает о моем телепатическом контакте с тобой. Надеюсь разобраться с местной политикой перед тем, как идти дальше. И я ищу Хозяйку.
   — Кого?
   — Кого-то, кто будет заниматься Домом. Нельзя ожидать от мужчины, что он будет вести хозяйство, ведь так? Так, а кто сегодня участвует в сеансе связи?
   (Отвечают четыре голоса, ментально.)
   — Хорошо, все мужчины. Ну, тогда посмотри вот этот образ, директор…
* * *
   — Феран…
   — Я польщен, директор.
   — Пропусти это. Наш начальный класс рецепторов уловил последнюю передачу. Поэтому больше никакой телепатической порнографии. Понятно?
   — Но она относилась к…
   — Без нее можно обойтись. Понятно?
   — (Пауза.) Да, директор.
   — Я разговаривал со своими помощниками, и мы все пришли к одному мнению. Ты должен при первой же возможности уехать отдыхать — с самой планеты Бракси. Мне не нравится то, что, как я чувствую, происходит с твоей психикой.
   — Что происходит с моей психикой, директор, это мое личное дело. Давай-ка проясним этот вопрос! Тебе нужна информация и я получаю ее для тебя! Но не учи меня, как жить, или где, или с кем заниматься сексом, или как часто и все остальное!
   — Успокойся, Феран.
   — Сейчас я очень занят, пытаюсь выяснить, кто мой отец. Твой шпионаж может подождать.
   — Ты это невсерьез, надеюсь?
   — Для меня это играет важную роль. Ты понимаешь каково это — не знать, кто твой отец?
   — Это ни имеет значения. У тебя есть прикрытие…
   — Но эта легенда неправильная. Это позор — браксан, знающий только свою мать. Твоей «миссии» придется подождать, директор. Прости, я займусь ею после. Обещаю.
   — (Пауза.) Как хочешь, Фериан.
   — Я — Феран.
   — Как пожелаешь.
* * *
   Стандартная передача класса 2Д, расширенная/сверхсветовая, доходит до Базы № 1, Азеа, и
   Стабилизованная/ниже скорости света, ретранслируется:
   — Будьте добры, пожалуйста, директора Эбре ни Кахва!
   Глава Звездного Контроля шевелится, включает визуальную связь.
   — На связи.
   — Набу ли Пазуа, из Института.
   — Ли Пазуа… да, помню. — Помощник подносит краткие файлы, ни Кахв быстро просматривает их, пока они разговаривают с директором Института. — Что я могу для вас сделать?
   — Вы приказали проверить данные на Фериана дель Канара. Я сделал это.
   В данных указывалось следующее: «Фериан дель Канар, продукт изнасилования Лиа ки Джаннор браксинцем (браксаном?) во время покорения Лииса, личность отца неизвестна. Потенциальные телепатические способности оценены: 9.38 +, функциональный телепат = 9,33. Замечание о надежности: в полной мере неизвестно, зависит от условий». Эбре ни Кахв задумчиво хмурится.
   — Все идет, как планировалось? — спрашивает он.
   — Фериан хорошо приспосабливается — возможно, даже слишком хорошо. Я беспокоюсь, не слишком ли мы подчеркивали его браксанскую часть.
   — Если то, что вы говорите мне, правда, то я не вижу в этом вреда. Если только нет других факторов, которые следует учитывать…
   — Я рассказал вам все, относящееся к ситуации.
   — Конечно, — Эбре находит место в данных ли Пазуа, где появляется фраза: «Нелоялен?», и снова ее подчеркивает. — А если дело обстоит именно так, то нет оснований беспокоиться. Вы тщательно его подготовили, и он соответствующим образом адаптируется. Я прав?
   — Это и было нашей целью.
   — Ну, тогда доверяйте своим планам. Доверяйте Фериану.
   Немного погодя он добавил, пожалуй, ни совсем откровенно:
   — Я доверяю.
* * *
   — Фериан?
   — Меня зовут Феран, директор, и я здесь. Я ждал вас.
   — На этот раз с тобой было трудно связаться. Человек, обеспечивающий последнее звено в нашей связи не мог тебя найти…
   — Я не перемещался.
   — Нет. (Пауза.) Но ты изменился.
   — Возможно.
   — Что случилось?
   — Так ничего. Лина беременна.
   — Кто такая Лина?
   — Моя Хозяйка.
   — О-о! Мои поздравления.
   — (Образ: Фериан дель Канар пожимает плечами.) Праздновать начинают, если ребенок выживет, директор, и не раньше. Наша раса слабая в этом отношении — фактически бесплодная. Мы не признаем беременность, только успешное рождение…
   — Фериан…
   — Он может родиться азеанцем?
   — Что?
   — Я спросил, ребенок может родиться с азеанскими чертами?
   — Не думаю. Я проверю коды твоего репродуктивного процесса. (Пауза. Беспокойство). Но зачем? Ты определенно не станешь ждать год…
   — Я хочу увидеть своего сына.
   — Фериан…
   — Я увижу своего сына, директор! Разве это слишком много для браксана? Я прошу слишком многого?
   — Ты зашел слишком далеко. Я думаю, тебе лучше вернуться домой…
   — Я не вернусь домой, директор. Для меня нет места в Империи, и ты это знаешь. Я остаюсь здесь. Я буду выполнять работу, которую ты хочешь, но я остаюсь здесь. Это мой окончательный ответ.
   — А твоя Хозяйка знает, как готовить яичницу?
   — А что это?
   — Неважно. Ничего. Как еда?
   — Прекрасная. Повар готовит не совсем так, как нужно, но ничего — с этим можно жить. Надеюсь импортировать кого-то, кто лучше знает специи Центра. Прошлым вечером ко мне на ужин приходил Затар, и было стыдно подавать ему пищу, так сильно смахивающую на азеанскую.
   — Есть какая-нибудь интересная информация?
   — Немного. Думаю, моим отцом мог быть и Сечавех. Я научился уважать его ненадежность — ему нельзя доверять, и это несмотря на его влияние. Если мы с ним одной крови, то я бы этим гордился.
   — Это все?
   — Пока да. Живи в опасности, директор!
   — И ты тоже.
* * *
   — Феран?
   — Связь очень слабая, директор. Я едва тебя слышу.
   — Связь хорошая, дело в тебе.
   — Со мной все в порядке.
   — Как я предполагаю, ты там не зарабатываешь себе на жизнь?
   — О, как раз зарабатываю! Мы с Кетиром создали совместное предприятие на рынке рабов Белекор — конечно, все держится в тайне — это не дело для браксана, и плохо, если кто-то обнаружит, что браксан так активно торгует инородцами. Но я смог значительно расширить свои владения на полученную прибыль.