Гаглоев Эльберд. По слову Блистательного Дома

   Андрий опять потянулся к своему бокалу.
   – Прости мое незнание, но что означает этот браслет? – заинтересованно спросил ценитель и любитель разнообразных рыцарских ритуалов фавор Унго.
   – А означает это, достойный собеседник мой, – удивленно глянул на него отхлебнувший в очередной раз кавалер Андрий, – что получивший сей браслет достоин быть воином Сухой Головы, а поскольку испытания весьма сложны и опасны, носящий такой браслет – побратим всем порубежникам. Воистину, из дальних стран приехал ты к нам, достойный фавор, если не знаешь такого.
   А дальше случилось странное. Внутренняя Стража увеличила пошлину на дорогах, но лишь для воинов Сухой Головы. И стала она равняться цене двух боевых коней.
   Тивас от изумления аж поперхнулся своим дымом. Все неаборигены вопросительно уставились на чего. Он вынул трубу изо рта, трубкой это сооружение просто язык не поворачивается назвать, откашлялся и просветил нас темных:
   – В начале осени все достигшие восемнадцатилетия воины Сухой Головы едут в Столицу. Воины Хушшар лично дают клятву верности Главе Блистательного Дома. А тот, в свою очередь, эту клятву принимает. У каждого. Лично. Потому так и крепко Порубежье, что Хушшар верны лично Императору. Не Блистательному Дому, как Лорды и коронные полки, а лично его Главе. И препятствовать этому ритуалу… Это странно. Ах, да. Цена двух боевых коней, тем более коней Хушшар – это очень много. Раз в пять больше, чем собрал за бой Саин.
   Мы дружно охнули.
   – Прости, что перебил, достойный Андрий.
   – Из сколь дальних стран вы прибыли, чужеземцы? – задумчиво протянул кавалер Андрий. – Неудивительно, что изумленные Хушшар прислали гонца к господину нашему, своему верному союзнику и соратнику с приглашением на Совет Отцов. И неудивительно, что господин наш лорд Шарм'Ат принял это приглашение и отправился в земли Сухой Головы лишь с двумя из своего гоарда, как того и требует традиция. Удивительно то, что лишь десяток Внутренней Стражи попытался воспрепятствовать этому. Господин наш лорд Шарм'Ат, как я упоминал, добр и оставил жизни двоим, дабы те сообщили о случившемся. Сам же проследовал на Совет Отцов. Вернувшись оттуда, он разослал нас собирать жителей земли своей под свой меч.
   – С прискорбием должен сообщить тебе, почтенный кавалер Андрий, что те двое, которые пощадил достойный лорд, так и не сообщили о случившемся.
   – Почему же? Да и откуда тебе это известно?
   – Те двое и еще десяток пали жертвой своей неучтивости, – информировал Андрия Хамыц.
   – Как так? – недоуменно поднял бородку кавалер. – Они умелые воины.
   Черное лило Тиваса залучилось невероятной скромностью.
   – Троих изничтожил достойный фавор. – И Унго застенчиво потупил глазки.
   – Троих воспитывал до смерти своим копьем наш певец. – Хамыц с готовностью продемонстрировал свои прекрасные зубы. – А одного надвое развалил мечом. – Улыбка стала значительно шире. – Десятника по имени Дагобер.
   – Остальных перебил стрелами этот скромный, молчаливый юноша. – И Тивас величественно махнул рукой в сторону смущенно нахохлившегося Баргула.
   – Великолепно, просто великолепно. Какая решительная победа! – довольно промурлыкал Андрий. И тут на его высокое чело присела темная тучка. – Почтенный Тивас, достойный бард, простите мое недоверие, но надвое – это как? Они ведь окольчужены. И кольчуги их хороши.
   – А вот так – надвое, – радостно хмыкнул Тивас. – Отсюда, – чубуком от трубки он указал на свою макушку, – и до седла. Седло, кстати, он тоже разрубил.
   – Невероятно, – удивленно протянул кавалер. – Но для этого нужна сила вагига. Да и меч их работы. Не то чтобы я не верю, но мечтал бы я увидеть такое своими глазами.
   – А почему не показать, – гибко поднялся Хамыц. – Брат мой Баргул, не сохранились ли в наших переметных сумках кольчуги этих недостойных? И закати кусок шелка. Хочу нашим сестричкам еще по платочку подарить.
   Тот молча вышел, чтобы через пару минут вернуться.
   – Ту, которую мой старший, Хамыц, разрубил я брать не стал. И те, что фавор попортил, тоже. А остальные подобрал. Добыча, – пояснил он.
   – Добрый Бындур, нет ли в твоем хозяйстве чурбана, который стоит разрубить? – пророкотал Хамыц.
   – Найдем.
   И скоро двое давешних крепышей втащили в зал кусок бревна высотой с рослого человека, а толщиной – в, скажем так, крепкого. Баргул натянул кольчугу на чурбан, с сожалением качнул головой, даром-де добро переводите.
   Хамыц сжал в левой руке кусок шелка, встряхнул кистью правой и закатил речь:
   – В моей земле, когда мужчина достигает двадцати лет, он может просить у старших доверить ему боевой меч. Его подвергают испытанию. Он должен показать верность своего глаза, силу своей руки и восхвалить мастерство отца клинка. Я сделаю так.
   И с этими словами высоко подбросил платок. Меч синей молнией вырвался из ножен и разрубил надвое лежащий на блюде перед кавалером окорок. Следом крутанулся над головой Хамыца и надвое развалил обтянутый кольчугой чурбан, метнулся снизу, коснулся уже падающего шелкового платка и влетел в ножны, а Хамыц, хлопнувшись на колено, поймал над полом уже два платка.
   – Никогда бы не поверил, – медленно проговорил Граик, – что такое возможно. И таким мечом.
   – Впервые вижу вас столь удивленным, почтенный магистр, – приторможенно съязвил кавалер.
   – А я вас.
   – Неудивительно. Если бы я сам не видел этого – сказал бы, что сие невозможно. Но какое мастерство! – И Андрий опасливо осмотрел чисто разрубленный окорок. На блюде же не было даже намека на царапину. Тут в нем возобладал военный чиновник. – Почтенный Хамыц, не скажете ли, где делают такие клинки?
   – Ах, оставьте, кавалер. Вы лучше скажите, где учат так ими владеть?
   Хамыц выставил вперед ладонями руки.
   – Все скажу. Все, – лукаво улыбнулся. – Только выпить дайте.
   Но выпить ему не дали.

ГЛАВА 25

   Капитальная, сколоченная из толстых досок, украшенная затейливой резьбой дверь громко шарахнула о стену, распахнутая молодецким пинком. Постояла с минуту и, лишенная петель, рухнула. И в открывшийся проем полезла другая дверь. Здоровенный, почти в рост человека, окованный железными полосами щит. Над щиток топорщился развесистыми рогами шлем, из-под которого люто смотрели на окружающую действительность два ярко-синих глаза. Обладатель всего этого роскошного антуража сделал три шага вперед и явил себя изумленным взглядам присутствующих. Непристойного, огромного роста человек столь героических параметров, что огрохеренный щит не смог укрыть полностью всю эту груду мышц. Ни тяжеленных грубокованных наплечников, ни чудовищного пластинчатого доспеха, ни туго обтянутой кольчугой, распираемой изнутри мускулюсом руки, небрежно помахивающей обоюдострой секирой великанских размеров. За спиной скандального посетителя просочились в дверь и развернули строй по обе его стороны еще девятеро крепышей, не таких, впрочем, авантажных, но вполне убедительных, в серых, до колен, кольчугах, с кольчужными же капюшонами, с треугольными кавалерийскими щитами и длинными прямыми мечами в верхних конечностях. Щитоносный предводитель нечленораздельно проревел что-то на тему:
   – Всем встать.
   Тележное колесо с многочисленными свечами, используемое вместо люстры, аж закачалось, пораженное мошью голосовых связок. Эхо пугливо спряталось под потолком.
   Излишней популярностью у аборигенов, как мне показалось, вновь прибывший не пользовался. Скорее, наоборот. Никто не поднял свою почтенную поясницу, однако по помещению тихой волной прокатился негромкий шорох. Весьма характерный, тот самый, который издают клинки, покидая хорошо смазанные ножны. Пипл явно готовился к мордобою с применением колющих и режущих предметов.
   В зал, отодвинув местного викинга, буквально влетел огнегривый, высокий и мощнотелый персонаж. Он тоже был в серой кольчуге Внутренней Стражи, однако, в отличие от подтанцовки, не держал оружия в руках. Оно покоилось в ножнах на широком поясе. Длинный неширокий меч и тяжелый кинжал.
   Уместив ладони на рукоятях, огнегривый обвел всех в высшей степени вызывающим взглядом и глубоким, звучным голосом заорал:
   – Именем Блистательного Дома!
   Напугав нас таким образом, он заткнулся, сунул руки за ворот кольчуги и извлек оттуда украшение, представляющее собой крупный, в пол-ладони, яростно-голубой камень в обрамлении каких-то завиточков белого металла. Красота эта люто блестела и висела на этакой затейливой, белой же, цепи. От фигуры оратора явственно дохнуло властностью и правом повелевать. Некоторые встали.
   Но тих был наш бивак угрюмый. Недовольный произведенным эффектом выступающий возопил вновь:
   – Именем Блистательного Дома! Лорд Шарм'Ат обвиняется в крамоле против Блистательного Дома. Все повеления указанного лорда объявляются незаконными. Гоард указанного лорда надлежит лишить оружия и власти и содержать под стражей до выяснения. Дознание доверить Внутренней Страже. Жителям Земли Шарм'Ат оружие сдать в кремни Внутренней Стражи. Кто противоречить будет этому слову, да будет лишен свободы, а буде окажет сопротивление – и жизни.
   За стилистику не отвечаю, но общий смысл передаю. У кавалера Андрия бодро отвалилась челюсть.
   А оратор продолжал голосить:
   – Кто же выполнит повеление лорда Шарм'Ат да будет признан мятежным и да будет предан смерти как мятежник.
   Жители Земли Шарм'Ат, обалдевшие от новостей, постепенно вставали, скромно убирая ножички и смущенно потупив глазки.
   – По слову Блистательного Дома. Человека, именующего себя Тивас, как замыслившего против короны, и спутников его, буде такие найдутся, надлежит пленить, взять под стражу и в железе доставить в Столицу для дознания.
   – Саин, а попадешь ли ты в камень на груди этого болтуна? – негромко поинтересовался наш чернокожий интриган.
   В общем-то, скандала было не избежать, так как путешествовать в железах я не испытывал ни малейшего желания. Сходные мысли читались и на лицах моих благородных спутников. Местные жители совершенно явно находились под каким-то психогенным воздействием и уже поглядывали на нас без симпатии. Даже добрейший Бындур смотрел на нас осуждающе. Возможно, что законопослушные селяне и не смогли бы задержать нас, но резня аборигенов никак не входила в мои планы.
   Оратор продолжал рассказывать, кого еще надо пленить, лишить оружия и власти, препроводить в Столицу для дознания, озвучивая все новые и новые запреты. Воодушевленный вниманием аудитории, он увлекся и поэтому мой подлый бросок вульгарно зевнул. Мне явно был антипатичен этот огнегривый полицай, и посему нож, расколов камень, врезал ему прямо в солнечное сплетение. Кольчуга сдержала удар, но дыхание сбилось и оратор замолк, судорожно пытаясь пихнуть воздух диафрагмой хоть в какую-нибудь сторону.
   Селяне зароптали. Я с перепугу поволок из-за спилы свои разоружительные ножички и тут увидел, что кавалер Андрий подобрал свою упавшую было челюсть и воздел себя на ноги. Надменно вперив в пространство свою опавшую было эспаньолку, он яростно сверкнул глазами, ткнул обличающий перст в сторону потерпевшего и торжествующе каркнул:
   – Самозванец!
   Нестойкие селяне, почуяв вождя, подоставали припрятанное оружие и, опрокидывая столы, двинулись было вперед, желая проучить покусителя и потоптателя, но тихонько стоявший по сию пору викинг вдруг проявил неожиданную прыть. Легко зашвырнув за спину поверженного оратора, он закрылся своим воротоподобным щитом и прохрипел что-то на тему:
   – Буду бить.
   Растерявшиеся было кольчужники сомкнули щиты и, выставив клинки, щекотнули нескольких бездоспешных аборигенов. Первая кровь пролилась, и месные благоразумно раздались в стороны перед кольчужниками, уступив инициативу шеренге латников кавалера. А за спинами их уже заскрипели натягиваемыми тетивами трое в зеленом.
   – Стойте, – рявкнул Андрий. – Корчма не место для боя.
   Вышел из-за стола и встал между противниками.
   – Я – кавалер Андрий. Хочу говорить с твоим командиром.
   Но командир не мог говорить. Его, пардон, рвало. Но блевал злыдень с умом, постепенно приближаясь к распахнутой двери.
   – Достойный Бындур, есть ли еще выходы из твоего заведения? – спросил я.
   – Как же нет, – удивился тот, – и выход на ристалище, и выход на задний двор.
   – Веди нас к выходу на задний двор.
   Что-то мне подсказывало, что наш огнегривый приятель рассчитывал не только на свой психотропный амулет и приготовил нам еще какую-нибудь гадость.
   – За мной.
   Мы вышли из зала незамеченными. Увлеченные противостоянием скандалисты абсолютно не обратили внимания на наш аглицкий уход.
   Дверь на задний двор оказалась не только запертой, но и охранялась давешними двумя здоровяками, вооруженными какими-то рубящими сооружениями весьма злодейского вида.
   Я выволок из-за спины один из коротких мечей, откинул засов и по какому-то наитию решил покинуть этот гостеприимный кров нетрадиционным путем. Вместо того чтобы просто выйти, я прыгнул руками вперед, кувыркнулся и, развернувшись, встал. Как выяснилось, поступил я разумно, потому что там, где должна была быть моя голова, совершенно случайно пролетал меч одного из двух серых кольчужников, стоящих по обе стороны от дверей. Второй только стал ко мне поворачиваться, когда я впечатал его ударом обеих ног в стенку. Того, кто пытался укоротить меня на голову, неведомая сила втащила внутрь, мягко шлепнула и выбросила, только вместо лица у него была какая-то бесформенная масса. Из дверей тягуче выпрыгнул Хамыц.
   – Ты и Граик – к дверям на ристалище. Бындур, проводи. Вы двое, – здоровяки дружно кивнули, – держите дверь.
   – А эти?
   – Если живы – свяжите.
   – Унго, Баргул, со мной. К главному входу.
   Я очень надеялся на стрелковые таланты своих друзей, так как не знал, сколько полицаев у этого самого главного входа.
   Мы успели вовремя.
   Перед входом гарцевали полтора десятка верховых с факелами в руках. В дверях появилась фигура отблевавшегося огнегривого.
   – Бей их, – заорал он в корчму и шустро скатился с крыльца.
   – Корчму поджечь! Чужих бей.
   – А баб?
   – Всех.
   Взметнулись руки с факелами. И тут защелкала тетива лука. Когда я читал о том, что лучник должен держать в воздухе семь стрел, то, признаться, не верил. Но так быстро и из пистолета не всякий выстрелит. А нашего Баргула можно смело заносить в книгу Гиннесса. Пока я сбил ножами двоих, он ополовинил строй противников, сунул лук в сагайдак и закрутил в руке свою несерьезного вида секиру.
   – Подеремся, – белозубо усмехнулся.
   Как выяснилось, Унго оставил стрелялку на своем транспортном средстве, однако решил не ударять в грязь лицом и продемонстрировать тайные таланты своей Брунгильды. Зашелестела разматываемая цепь, и один из врагов вылетел из седла с пробитой насквозь головой, странной птицей мелькнуло оголовье секиры, и еще один схватился за распахнутую глотку, а другой так и не понял, куда делась его буйная голова. С громким щелчком Брунгильда восстановила свою целостность, и против нас осталось всего четверо. Самая быстрая реакция оказалась, конечно же, у командира. Огнегривый взлетел в седло.
   – Убейте их, – заорал он, указывая в нашу сторону.
   А в корчме вовсю ворочалась драка.

ГЛАВА 26

   Вначале все шло очень мирно. Кавалер Андрий чеканным голосом цитировал законоуложения, в соответствии с которыми бойцам невидимого фронта надлежало сложить оружие и выдать властям самозванца, незаконно воспользовавшегося Знаком Блистательного Дома, так как знак, полученный законно, неразрушим. Викинг порыкивал, удивленно внимая звукам членораздельной речи. Но приказ непосредственного руководителя пробудил его низменные инстинкты, и он решил развалить благородного кавалера надвое.
   И быть бы кавалеру Андрию павшим героем, если бы Тивас предательски не метнул в череп этому рогатому кошмару вульгарную табуретку. Табуретка, сбила наступательный порыв великана, но ненадолго. Однако этого времени кавалеру Андрию хватило, чтобы укрыться за стальной стеной своих воинов. Приняв из рук оруженосца шлем, он скомандовал атаку.
   Гулко щелкнули тетивы луков, и трое серых вылетели из строя с пробитыми головами. Латники двинули вперед. Трое налетели на викинга и мерно зазвенели мечами, не давая ему прийти на помощь остальным. Двое, во главе с Андрием, ударили слева, а последняя тройка навалилась на правый фланг. Сталь зазвенела о сталь, отыскивая сладкую плоть. Разница в подготовке сказалась сразу. Серые, может, и были неплохими вояками, но против гоарда Андрия, натасканного с младых ногтей, так сказать, с конца копья вскормленных, с какой-то другой дряни вспоенных, оказались абсолютно несостоятельными. Латники первой же атакой буквально смели героическую полицию, залив окрестности кровищей. Один лишь викинг остался на ногах, с невероятной для своей комплекции резвостью отражая сыплющиеся на него удары. Трое атаковавших его не были новичками в ратных развлечениях и явно владели навыками коллективного боя против одного, однако ничего не могли с ним поделать. Щит оказывался именно там, где надо, секира весело попархивала, отбивая жалящие клинки. Великан не был даже ранен. Увидев, что остался один, гигант легко разорвал дистанцию и впервые выдал что-то членораздельное.
   – Беги, господин. Я задержу их.
   И атаковал. Один латник получил весьма конкретный удар щитом и отлетел, гремя доспехами. Второго секира вроде бы легонько зацепила между шлемом и наплечником, и он рухнул наземь, зажимая руками пурпурную струю. Третий согнулся и упал, сбитый молодецким пинком в подвздошье, а секира на противоходе громко бамцнула четвертого по шлему. Тот не выдержал, раскололся. Латники шарахнулись назад, сбили щиты. Заскрипели натягиваемые луки.
   – Не стрелять! – Голос Андрия остановил готовые сорваться стрелы. – Фабио, мою боевую пару.
   И вышел сквозь строй, держа в обеих руках странное оружие. Длинный изогнутый клинок на длинной же, в локоть, рукояти. С левой руки его свисал небольшой шипастый кистень на нетолстой цепи. На полторы головы был ниже Андрий и значительно субтильнее, однако великан медлил. Но напал. Стремительно и мощно. Щит должен был опрокинуть кавалера, а секира срубить влет, но страшно ударил в щит странный меч и развалил верхнюю полосу оковки, а кистень вроде бы несильно звякнул по лезвию секиры, но яростный свист стали сменился разочарованным гулом, и секира немузыкально шлепнула по щиту своего владельца, меч высверкнул, обрушился на шлем великана, отлетел, принял удар секиры, и уже кистень щелкнул по шлему, и ошеломленный викинг отшатнулся, закрывая дверной проем. Глаза его яростно блеснули.
   – Беги, господин.
   И вновь бросился вперед. Какое-то время вообще невозможно было разобрать, так стремительно летала секира, отбрасывал и метался меч, равномерно тюкал кистень. Когда они разошлись, было видно, что обоим досталось. У Андрия был снесен плюмаж со шлема, на доспехах появилось несколько вмятин, с ноги текло. Великану досталось больше. Один рог на шлеме был сломан, да и сам шлем выглядел так, будто по нему влупили стальным градом, щит был изрублен и держался на честном слове, под правой рукой кольчуга висела лохмотьями. Из-под нее обильно текло. Самого великана заметно пошатывало. Но из дверей он уходить не собирался. И тут вмешался человек с абсолютно иной энергетикой мышления.
   – Андрий, пригнись!
   Тот послушно шлепнулся на колено, и через него в развевающихся черных одеждах, этакий Черный Плащ местного значения, пролетел Тивас, оперся на свой многофункциональный посох и двумя ногами выстрелил в щит викинга. Тот, и так ошеломленный, причем многократно, не удержался на ногах, упал и покатился по ступеням крыльца. Мгновенно вскинулся, как кот, отшвырнул не выдержавший столь непочтительного обращения щит, оглянулся, заорал:
   – Господин!
   И швырнул куда-то в темноту свою секиру. Достал из-за спины два топора и попер обратно в дверь.
 

Саин

 
   Опять конные. Но теперь я уже знал, что делать. Меч привычно скользнул в руку. Всадник налетал, активно размахивая над головой мечом, и пал жертвой заблуждения, что конный всегда прав, рубанув по моей симпатичной голове. Я принял его удар и, слегка переступив ногами, достал его в бок. Меч дважды дернулся в руке, первый раз рассекая кольчугу, а второй – разрубив позвоночник. Конь проскакал еще несколько шагов, и наездник мешком свалился наземь. Моя возмущенная душа требовала мести, и я, птицей взлетев в седло одного из бесхозных коней, направился к этому рыжему гаду, чтобы в конном поединке высказать свою точку зрения о его, в высшей степени неджентльменском, поведении, но он решил избегнуть объяснений, скрывшись с места происшествия. Пришлось поспешить за ним. Краем глаза успел заметить, как из дверей корчмы выкатился викинг в абсолютно растрепанном состоянии, с раздолбанным щитом и уже однорогий. Я почти настиг беглеца, как вдруг из темноты вылетело что-то вроде телеграфного столба, шарахнуло меня в бок и вынесло из седла. Я в очередной раз грохнулся наземь. Нет, конные схватки – это явно не моя стихия. Упал я больно, но терпимо. Встал, нащупал штуковину, которая вынесла меня из седла, и установил, что это неприличных размеров секира. Кажется, я догадываюсь, чьих это рук дело, подумалось мне, и я направился к владельцу этого предмета с намерением поступить с ним некрасиво. А вдали раздавался топот коня, уносящего на своей сильной спине чрезвычайно антипатичного мне огнегривого. Когда же я добрался до предполагаемого владельца секиры, то перед ним уже стоял доблестный фавор и велеречиво предлагал ему подраться.
 

Баргул

 
   Баргул легким полуоборотом ушел от свистнувшего клинка, всадник помчался мимо.
   – Ты плохой воин, – констатировал наш тинейджер и бросил секиру в петлю на ремне. – Я убью тебя, не коснувшись.
   – Ща сам сдохнешь, – развернул коня оппонент. Ему надоело гоняться за этим юрким мальчишкой. – Держи, – заорал он, выводя меч из восьмерки.
   Как клещами его схватило за руку, повело, дернуло, небо поменялось местами с землей пару раз, он был опытным воином и не раз падал с коня. Но удовольствия это никогда не доставляло. Не порадовало и сейчас.
   – Ах ты, тварь, – возмутился он.
   Мальчишка сидел на его коне, в его седле.
   – Я сказал, что убью тебя не коснувшись, – прокричал он. – Смотри.
   Наклонился к уху коня и завизжал, одновременно разрывая ему губы уздой. Конь испугался, поднялся на дыбы, и кованое копыто с размаху ударило прямо под капюшон. Вояка отлетел на пару шагов, упал, конечности пару раз дернулись, и он умер. Баргул сдержал слово.
 

Унго

 
   – Защищайся, кавалер, – проорал серый и пустил коня наметом.
   – Не премину, – пробормотал Унго, наблюдая за приближающимся всадником. – Но право, это даже скучно, – и, приняв удар на Брунгильду, ответным ударом разрубил всаднику бок, отсек ногу и вывалил требуху коню.
   Дитя жестокого мира, он был чужд идеям «Гринпис», но не чужд милосердию и вторым ударом добил несчастное животное.
   Унго посмотрел, как издевается над серым юный Баргул, как расправился со своим противником Саин, и бросился в погоню за рыжим. Его высокое внимание привлек шум в корчме, и он направился посмотреть на события, происходящие внутри, но не успел. Из дверей с грохотом выкатился давешний грубоголосый великан и шумно пересчитал ступени. Вскочил, отбросил пришедший в негодность щит, огляделся, выяснил, что его любимому господину грозит нешуточная опасность в лице настигающего Саина, швырнул секиру и вышиб указанную опасность из седла. Проделал он все это так стремительно, что достойный фавор не успел ему помешать. Теперь же этот великан стоял, сжимая в ручищах два топора, и угрюмо поблескивал глазами сквозь щель забрала на вываливающих из дверей корчмы Андрия с Тивасом в сопровождении возбужденного местного бомонда. Из-за угла показались Хамыц, Граик и Бындур. Хамыц немедленно заорал.
   – Унго, их там четверо было. Граик всех поубивал. Даже меч мне вытащить не дал. – Тут он заметил викинга: – Ха! Этот зачем еще живой? – и поволок меч из ножен.
   Великан затравленно оглянулся, но топоры не опустил. Сделал шаг в единственно свободную от почитателей сторону, однако оттуда в круг света вступил Саин с крайне недовольной раскорябанной физиономией. В руках он нес потрясающих размеров секиру.
   – Твоя херня? – поинтересовался он и швырнул означенный предмет под ноги викингу.
   Секира жалобно зазвенела. Саин поднял руку, и его бастард, красновато блеснув в свете факелов, уставился в сторону викинга. Тот изумленно глянул на Саина, сунул топоры за спину, поднял секиру, бережно провел рукой по лезвию.
   – Благодарен, – рыкнул.
   – Э! Делать что будем? Давай убьем этого и пойдем вино пить. Или с собой возьмем, пусть тоже вино пьет. Вон он большой какой. Эй! Вино будешь пить? – блеснул зубами Хамыц.
   – Этот человек побил моих людей. Пусть бьется со мной! – непримиримо заявил Андрий.
   – А меня с коня сшиб. Я из-за него рыжего достать не смог, – пожаловался Саин.
   – Так негоже, достойные друзья мои. Пусть этот человек бьется с тем кого выберет, – предложил Унго. – Ведь он хорошо бился, почтенный кавалер?