Гейман Александр. Чудо-моргушник в Некитае

   Крестьянин оглядел пещерных жителей и закончил:
   - Вот я и надеюсь: чай, граф этот не один такой на свете? Он ведь сказал - "нам, бздежникам" - значит, есть и другие такие же. Вот я и уповаю - может, и ко мне такой бздежник пожалует, а? Крепко в это верю!
   - Так вот почему он нас кормить взялся! - мелькнула у всех общая мысль.
   - Вы бы, благородные господа, записывали друг за другом, - попросил меж тем крестьянин подобострастно, но с настойчивостью. - За его сиятельством в особенности - сколько раз он пернет. По-мелкому уж ладно, можно не следить, а по-крупному хотя бы. А я уж так вам благодарен буду пирог из потрохов принесу!
   Пещерники переглянулись и снова прыснули. Однако Суперкозел обещал все исполнить.
   - Вот и ладно, - обрадовался крестьянин, - а я вам, святые отшельники, за это хоть что сварю! Ох, господа, совсем забыл! У меня там в повозке большой бочонок вина, не могу один закатить в гору. Кто бы помог мне, а?
   На этот призыв дружно откликнулись все и поспешили из пещеры. Но Суперкозел и профессор Манго задержались у тела спящего графа. Суперкозел неодобрительно показал на нагое тело и злобно процедил:
   - Граф, а голый! Нехорошо, верно?
   - Нехорошо, - согласился доктор Манго.
   - Наказать его надо, чтобы благородные манеры соблюдал.
   - Обязательно, - согласился психиатр.
   - А давай его трахнем ночью! - предложил Суперкозел.
   - Отличная мысль!
   - А ты будешь?
   - Буду!
   - Только, чур, я первый. Я Конан! - заорал в восторге Суперкозел.
   АРТУА СОЛО
   Не подозревая о нависшей над ним грозной опасности, граф Артуа шел по тихой улочке провинциального городка на французско-швейцарской границе. На нем были сапоги с высокими голенищами и шляпа с черным пером - тот самый костюм, в котором Артуа был, когда во время репетиции трансграничной онанавтики выяснилась его небывалая доселе святость. Отсутствовала лишь его шпага - когда некитайские гвардейцы признали в нем святого архата, Артуа закинул её куда-то к хренам. А потом графу некогда было её разыскивать - да он ведь и на празднесто онанавтики без границ не остался, да и на фиг святому шпага?
   Прохожие, ввиду костюма Артуа, принимали его за дигамбара, а они просто кишели в местах французско-швейцарской границы, и никто не изъявлял особого любопытства - ведь в здешних местах, из-за близости Шамбалы, всегда пруд-пруди было проходимцев всякого толка - и дигамбаров, и францисканцев, и исмаилитов, и прерафаэлитов, и попросту любителей заглянуть ночью в чужие амбары. Конечно, знай неискушенные некитайцы, что голышом идет не очередной ханыга-анахорет или суфий-шарамыга, то они бы пали в пыль и лобызали следы графа. Но к чему это было скромному гасконцу, обычному благородному графу? Хоть и святой, он путешествовал инкогнито, не заботясь о положенных ему почестях. Всего час назад он не удержался и нарочно восемь раз подряд перешел туда и сюда франко-швейцарскую границу. Он даже ботфорты снял, чтобы его обнаженность была абсолютной. И что же? Задержали его французские - либо швейцарские - пограничники? Ни фигошеньки - ноль внимания! Так что плюньте в шары этому говенному рецензенту додику-педирасу Гастону де Мишо дескать, графу слабо будет проявить такой героизм. А граф вот восемь раз за пятнадцать минут повторил этот подвиг - и хоть бы хны, даже не проголодался.
   Как же так? - придет в недоумение иной несообразительный читатель. Ничего не понятно: то Ли Фань пишет, что граф гулял взад-вперед через франко-швейцарскую границу, то вдруг оказывается, что все происходит в предгорьях Шамбалы, где пруд пруди некитайских швейцарцев - как, дескать, это может быть? Он что, гашиша обкурился, наш досточтимый автор?
   В рот не брал этой гадости, господа, ни при чем тут гашиш, равно как марихуана либо анаша, либо иные галлюциногенные препараты. Все дело просто. Некитай - это ведь страна чудес, привыкнуть пора бы уж, мои дорогие. И в число этих чудес входит тот широко известный факт, что иные уголки в самых разных частях света непостижимым образом входят в состав Некитая. С одной стороны - все верно, это как будто бы швейцарская провинция, тихий городок на границе с Францией. А с другой стороны - она же и провинция Некитая. Получается, таким образом, что-то вроде трансграничной зоны: вот она, Швейцария (или Бангкок, или Кукуштан, или улица имени Непобедимых Зулусов, или Капитолий) - а вот же он и Некитай. Странно? - ещё бы! Вся наука до сих пор за голову держится, диссертаций понаписали, дескать, восьмое измерение, фуе-мое*, а все равно никто ничего понять не может. Перевелись
   ___
   * начальная буква в выражении фуе-мое изменена. А хрен ли сделаешь общественная нравственность, господа! - это вам не хрен собачий.
   нынче Эйнштейны! Но на практике все это давно освоено и широко используется. Открывая тайну, господа, спешу признаться, что именно через такие вот трансграничные зоны и проникли в Некитай все иностранные послы, а также наши доблестные галлы. Так что графу Артуа не пришлось провести долгие годы, преодолевая просторы Ирана, Турана, Трансгималаев и тому подобные необитаемые и непроходимые места, губительные для жизни европейского человека. Нет, аббат и граф добрались всего только до Некитайской Швейцарии - и голый Вася (точнее, голый Артуа). Подобным же образом внедрился в Некитай и лорд Тапкин - его трансграничная зона оказалась в подпольной опиумокурильне с задней стороны Клуба Храпунов. А у барона Пфлюгена это было акушерское отделение лепрозория имени Мюллера (это на углу Унтер ден Линден и Рогфейер-штрассе). Ну и прочие добрались как-нибудь.
   Впрочем, вернемся к графу Артуа. Он подошел к красивому аккуратному двухэтажному домику с белыми окнами, удостоверился, что это гостиница, и вступил внутрь:
   - Мне нужна комната, - обратился он к портье, сонного вида пожилому некитайцу.
   - Дигамбар? - подозрительно покосился на графа портье.
   - Нет, я просто святой, - поправил его Артуа. - Я француз, мсье.
   - А! - воскликнул портье. - Постойте-ка, а вы случайно не встречали некоего онанавта графа Артуа? Он как будто тоже святой?
   Конечно, любой другой на месте графа не мог бы противостоять позыву тщеславия и признался бы: "Да, это я и есть". Но не таков граф - его скромность превозмогла суетное побуждение, и он отвечал, прижав палец к губам:
   - Т-с-с!.. Я путешествую инкогнито.
   В этот миг зазвонил телефон старомодной конструкции, характерной для начала ХХ века. Портье поднял трубку. Из неё отчетливо послышалось:
   - Это некитайское министерство внутренних дел. Мы ведем экстренний розыск одного онанавта-француза, некоего графа Артуа. Он ходит в шляпе и неглиже. Не останавливался ли такой у вас в гостинице?
   - Нет, - сонно буркнул портье, - у нас тут только инкогнито.
   Читатель! Теперь-то ты понял, наконец, почему столь тщательный всенекитайский розыск оказался вотще? Да все чрезвычайно просто - дело единственно в том, что граф путешествовал инкогнито!
   Портье так и записал в журнал регистрации посетителей: Инкогнито. Он спросил, ещё раз с неудовольствием оглядев нагое тело гостя:
   - Позвольте спросить, а чем вы будете платить за номер?
   - Запишите все на счет французской миссии в Некитае, - спокойно отвечал граф. Но внезапно он усомнился: а не подорвет ли он тем самым бюджет аббата Крюшона, этого старого экономного труженика на ниве христианской проповеди в стане язычников? Граф передумал и поправился: Нет, знаете, сделайте иначе. Запишите все на счет некитайского императора.
   - Некитайского императора? - поморщился портье.
   - Да, я близкий друг его жены, - впрочем, и его величества тоже, спокойно объяснил граф.
   Портье скорчил гримасу неудовольствия, но ключ от номера выдал. Когда граф уже поднимался по лестнице, послышалось недовольное ворчание:
   - На счет некитайского императора, на счет некитайского императора... Никто платить не хочет, ну что за время такое! Одна шантрапа только и шляется. Ни у кого нет живых денег. Сапоги-то снимите! - заорал вдруг ворчливый старик в спину графу. - У нас тут не положено в обуви! И шляпу повешайте.
   Граф пожал плечами, вернулся в холл и разулся. Шляпу он повешал на лосиные рога, служащие вешалкой для всех постояльцев, и после этого проследовал в свою комнату. Никто из прислуги не проявил к нему никакого любопытства - очевидно, по той же причине, какой было вызвано недовольство портье - нагота графа делала излишними ожидания насчет чаевых и вообще кредитоспособности Артуа. Графу навстречу попалась горничная. Он было молодецки подкрутил усы, но девушка кинула сердитый взор на его обнаженность и с презритльным выражением на лице проследовала мимо. Это нехорошо отозвалось в сердце гасконца - он привык совсем к иному отношению со стороны дам.
   Невольно загрустив, Артуа зашел в свой номер и раскрыл окно, желая обозреть окрестный вид. Граф меланхолически облокотился на подоконник и вздохнул. Меж тем снизу послышались отчетливые голоса:
   - Шляются тут нынче всякие... - ворчал кто-то голосом портье. - Что это за моду взяли - все в дигамбары подались... Ни тебе кошелька на поясе, ни вещей при себе, ни чаевых, это уж само собой... Запиши-ка, мол, на счет некитайского императора! А я, может, в гробу этого вашего императора видел - да есть ли ещё где такой, нет ли его вообще!..
   - Во-во, - бойко поддержал женский голосок. - Тут тоже один такой прошел по коридору - и давай меня к себе заманивать. Крутит усы, а морковкой-то своей так в меня и целит! Я ему плюнула в бесстыжие шары да и пошла себе.
   Да уж не про меня ли это она? - оторопел граф, благородно оскорбленный в лучших чувствах. - Что-то я не помню, чтобы тащил вверх свою морковку!
   - С такими только так и надо, - поддержала подругу другая служанка. Что с них взять - ни платочка какого не подарит, ни на чулки пару серебряных не даст. Голье, одно слово!
   - Ой, - вдруг всполошилась первая служанка, - я ведь не проверила - у этого нового постояльца - как его там?
   - Инкогнито, - с отвращением произнес портье. - Граф это вообще-то, дрочилка из Парижа.
   - Во-во, у этого самого дрочилки инкогнито, - я у него что не проверила - а поставили ему под кровать горшок-то ночной или нет?
   - А тебе что? - возразила вторая. - Ну, не поставили - сбегает во двор до кусточков, вот и все.
   - Нет, так нельзя! - возразила горничная. - У нас так в распорядке не записано.
   - Да плюнь ты! - принялись урезонивать излишне добросовестную прислугу все остальные. - Что тебе его ночной горшок - думаешь, он туда бриллиантов насерет? Куда ему - такому и копейкой-то сходить слабо!
   Ну, зачем, зачем они так? - с горькой обидой подумал граф. - Совсем не знают человека, а говорят! Артуа вздохнул и устремил взор вдаль, в сторону белоснежных альпийских вершин. Глаза его заволокло мечтательное выражение. А вот бы, подумалось ему, он в самом деле испражнялся алмазами! Ел бы то же, что и все, а на горшок ходил бы исключительно драгоценными камнями.
   БУДНИ АЛМАЗОХОДЦА
   Живое воображение Артуа мгновенно нарисовало ему радужную картину. Фешенебельная комната в фешенебельном отеле. Персонал, снующий вокруг на цыпочках. Орды репортеров, караулящих у входа и под окнами комнаты. Сердца, пламенные взоры и объятия всех женщин всех стран и народов. А он, виновник этого мирового ажиотажа, сидит со свойственной ему скромностью в туалетной комнате на горшке. Сзади в белоснежных ливреях стоят на вытяжку два блюстителя графского стула - Родшид и Рогфейер. Граф, отправляя нужду, вслух философствует:
   - Интересно, выйдут у меня сегодня изумруды или опять среди алмазов попадутся только рубины? Как вы считаете, доктор?
   Академик всех академий, профессор медицины и минералогии, пятижды лауреат Нобелевских премий, милостиво допущенный к изучению редчайшего феномена, багровея от счастья, что сам святой граф Артуа, Алмазоходец, удостаивает его беседы, - доктор Хичкок почтительно отвечает:
   - Согласно расчетам, ваше сверхвысочество, наша новая диета должна способствовать выходу изумрудов, сэр!
   - А может, я и пяток топазов сегодня сотворю, - задумчиво роняет граф. - Что-то давненько я не какал топазами!..
   Тем временем в золотое дно, устланое лебяжим пухом и нежнейшими брабантскими кружевами ударяется первый камень.
   - Родшид, голубчик, - любопытствует граф Артуа, - вы не разглядели чем это я сходил?
   - Алмаз двадцать четыре карата, ваше сиятельство! - осипшим от волнения голосом отвечает Родшид - он, сколько ни присутствует при таинстве алмазного схода, каждый раз впадает в транс благоговейного остолбенения.
   - А теперь что?
   - Брильянт чистой воды... Тридцать карат... опять алмаз...
   - Рубин вышел, - вставляет Рогфейер, ревниво наклонясь над горшком. С мой мизинец.
   - Ах, опять рубин, - вздыхает граф. - А где же изумруды?
   - Пошли! Вот только что пошли! - хором восклицают Родшид и Рогфейер.
   - А! Ну, наконец-то! А то я давно обещал испанской королеве колье из изумрудов для её племянницы. Она, бедная, ждет-ждет, а у меня, как назло, все алмазы да рубины. А топазов нет случайно? - спрашивает Артуа. - А то английская королева намекала мне в прошлом письме, что герцог Уэльсский мечтает о топазовых запонках.
   - Жирно будет, - цедит сквозь зубы Родшид. - Дари всем герцогам топазовые запонки - никакой задницы не хватит.
   - Совершенно верно! - горячо вступается Рогфейер. - И колье нечего дарить всяким там королевам - надо, пущай денежки платит.
   - Ах, какие вы, право, мелочные, господа... - вздыхает его алмазоходчество святой граф Артуа. - Ну, что такое для меня изумрудное колье? Пустячок, не стоящий благородного разговора.
   Но личные ювелиры и огранщики алмазоходного графа с жаром опровергают это суждение.
   - Ах, господа, перестаньте же, - урезонивает их Артуа. - посмотрите-ка лучше, не застряло ли там у меня ещё что-нибудь? А то будет как в прошлый раз - хожу, хожу - чувствую, все какое-то неудобство. Завернул вечером к маркизе д'Артузи - и что же? - она вытащила у меня два некстати прилипших сапфира.
   Рогфейер золотой щеточкой осторожно смахивает мелкие алмазные крошки в два и три карата, прилипшие к благородной коже божественного алмазоходца.
   - Ох, Рогфейер, да оставьте вы это! - брюзгливо упрекает его граф. Опять вы возитесь с этой пылью. Я смою её в душе, только и забот.
   - Как можно, ваше сиятельство! - в ужасе восклицают двое блюстителей алмазного схода. - Алмазная крошка, она тоже денежек стоит.
   - Как вы неисправимо мелочны, господа, - снова вздыхает граф. - Ну, попадется там пара камешков в три-четыре карата, стоит ли из-за этого беспокоиться? А какой у меня нынче урожай, господа?
   Граф принимает золотой горшок с драгоценным грузом, подобострастно протянутый ему блюстителями в белых ливреях.
   - А что-то вроде сегодня алмазов как будто меньше, а, братцы? раздумчиво произносит граф.
   - Не-е... - мычат сквозь зубы Родшид и Рогфейер и багровеют.
   Но графа не проведешь - он жестом подзывает парочку плечистых стоматолов, и те стальным пинцетом разжимают челюсти Родшиду.
   - А! а! а! - благодушно улыбаясь, говорит Артуа и достает изо рта Родшида брильянт в четыреста карат. - Ай-ай-ай, братец, - журит он заглотистого миллионера, - ты что же это? Я камешек зародил, пропустил через тракт, выкакал, а ты его - себе за щеку? Разве у нас это в договоре записано, мсье Родшид?
   Родшид безмолвно плачет, косясь глазом на то, как граф вытаскивает такой же величины алмаз изо рта Рогфейера. Они трое каждый раз разыгрывают эту сцену, ставшую почти ритуальной. Рогфейер и Родшид знают, что попадутся, но все равно всякий раз пытаются заныкать и проглотить самые крупные камни, а граф их снова ловит с поличным.
   Подскочившие ювелиры уже производят подробную опись алмазного схода с указанием достоинства каждого камня. Родшид и Рогфейер получают свою долю в виде алмазной крошки, а крупные камни принимают на реализацию через сеть всемирных магазинов "Бриллианты от Артуа". Пай каждого из этих двоих - 15%, но они настолько не доверяют один другому, что условились с графом лично присутствовать при акте чудотворного алмазоходства. Ну, а граф великодушно позволяет им это - в конце концов, у всех свои слабости, миллионеры тоже люди, чего там - пусть созерцают, графу не жалко...
   - Да, - сказал себе граф, на миг отрываясь от возвышенных мыслей, как жаль, что алмазоходство не свойственно природе гасконских дворян! А то бы... Эх!..
   Благородный мечтатель не мог знать, конечно, что его умственные прозрения были не так уж невероятны, как ему в тот миг казалось. Ведь совсем недалеко, за восемьнадцать тысяч километров, его хорошего друга, сына благословенной солнечной Италии де Перастини в эту самую минуту слабило когтями муравьеда и амурского тигра! Конечно, когти диких животных - это все-таки не алмазы, для их возникновения в кишечнике не требуется таких колоссальных давлений, как в земных недрах. Но, во-первых, они тоже денежек стоят, как сказали де Перастини, когда он позже продавал эти когти в фактории (один фунт когтей - две беличих шкурки). Так что, по сути, разница только в цене, а так - что там, что здесь, что от алмазо-, что от когтеходства - прямая промышленная выгода. Могут возразить: нашел, дескать, что сравнить - алмаз любой дурак запросто высрет - он круглый, твердый, гладкий, без всяких там закорючек, а вот попробуй кто срать когтями, как бедный де Перастини! Это же больно! Просто никакого сравнения с алмазами. Вот и неверно, господа! Во-первых, позвольте продолжить, и тут все достаточно сходно. Мелкий-то алмаз, я не спорю, любой олух высерет и не заметит - это вам не коготь муравьеда. Но ведь и маленький коготь не причиняет больших неудобств. Ну, а крупный алмаз? Дорогой читатель, ты пробовал когда-нибудь испражняться Голкондой? Или Графом Орловым? А? Не пробовал? Ну, так сходи в музей, попроси камешки на время для научного эксперимента, а потом запихай их себе в глотку - получилось? Ну, а теперь попробуй-ка извлечь их наружу из своей задницы! Понимаешь теперь, каково приходилось графу (приходилось, разумеется, в его выспренних мечтах) - ведь он-то испражнял преимущественно крупные бриллианты, по сто да четыреста карат каждый! Так что нет никакой существенной разницы между, так сказать, астральным опытом графа и тем, что вживе, въявь, посюсторонне-телесно ощущал де Перастини. Ну, а насчет того, что в горшок лучше все же ходить алмазами, чем когтями, это кто спорит. Да что делать, если не у всех получается!
   Граф ещё раз огорченно вздохнул, с неохотой отрываясь от возвышенных упований, и взор его упал вниз. И вовремя - под окном проходила миловидная швейцарская некитайка весьма недурных форм. В провинциальной тишине сонного городка слышно было, как шуршат её юбки одна о другую.
   - Хм-хм, - произнес граф, мигом подтянувшись и навострив глаз. Он принял небрежный вид человека, осматривающего окрестности, и с рассеянным видом стал подкручивать щегольские черные усики. При этом он внезапно очевидно, под влиянием своих запредельных видений - ощутил сильный позыв испустить ветры. Но это не смутило графа - как светский человек он в совершенстве владел искусством травить по-тихоньку, так что выпуск ветров происходил постепенно и неуловимо для слуха.
   Артуа снова кашлянул, и сдобная молодка подняла взгляд кверху. Она кокетливо улыбнулась, заметив пригожего кавалера, её глаза встретились с глазами пылкого гасконца. И в этот самый миг случилось небывалое и непоправимое несчастье: ветры графа внезапно все враз вырвались на волю с таким грохотом, будто рухнул потолок! Сказать попросту, граф пернул - да так, что в округе всполошились все собаки и подняли дикий лай. И это в тот самый миг, когда зрачки двух молодых людей проницали одни в пропасть других, давая залог последующему проницанию сердец и прочего, чем мы награждены по воле Творца. Ах, до чего некстати!..
   Молодка отвела глаза и пошла себе дальше как ни в чем ни бывало, а граф Артуа замер у окна, весь покраснев как свекла. Он был совершенно уничтожен. "Надо догнать её и извиниться!" - сверкнула благородная мысль у него в мозгу.
   Пылкий аристократ сбежал вниз. У него уже не было времени, и он обул на ногу только один ботфорт. Надвинув на голову шляпу, Артуа, прихрамывая, побежал вслед за прекрасной незнакомкой. За углом он увидел её и сбавил ход, решив, что неприлично будет догонять даму бегом. Скорым шагом Артуа следовал за некитайкой, постепенно сокращая разделяющее их расстояние. Миловидная молодка оглянулась и, заметив графа, фыркнула, и, заулыбавшись, побежала прочь, подхватив юбки. Граф Артуа снова был вынужден перейти на бег. Так они совершили несколько рывков, и наконец граф приблизился на расстояние, приличное для оклика.
   - Сударыня! - позвал граф. - Умоляю вас, не бегите от меня. Мне нужно с вами поговорить.
   - Чего вам? - обернувшись, застыла красотка.
   - Тут между нами вышло одно недоразумение, - учтиво произнес граф и снял шляпу.
   - О чем вы, сударь?
   - Да вы тут давеча шли у меня под окном, а я как раз выглянул - да и бзнул ненарочно. Очень прошу прощения, это нечаянно у меня вырвалось, извинился граф. - Вы не подумайте, будто у меня к вам неуважение какое, мямлил граф, вертя в руках шляпу. - Слово чести - я ненарочно пукнул. Так вы уж на меня не сердитесь, умоляю, сударыня!.. Хотел тихонько, а...
   - О, что вы, сударь! Какие обиды! - рассмеялась красавица. - Я и не заметила даже - я думала, это крыша где-нибудь обвалилась.
   - А, ну это хорошо, - сказал граф с облегчением. - А то я, знаете, стою у окна, переживаю - как-то, думаю, нехорошо вышло. Дай, думаю, догоню, извинюсь...
   - О, какие пустяки! - успокаивала дама. - Меня это нисколечки не обидело. Пожалуйста, тренируйтесь, сколько хотите - вы ведь на чемпионат собираетесь, правда?
   Граф не понял насчет чемпионата, но расспрашивать ему было как-то неловко, и он промямлил:
   - Э... ну да... так что ещё раз прошу прощения!.. - и Артуа замахал шляпой.
   - До свидания, сударь, приятно было поговорить с учтивым кавалером, отвечала молодка и, как бы разговаривая сама с собой, произнесла в воздух: - Ах, эти ветрогонщики такой смешной народ! Чудаки, честное слово.
   Успокоенный граф хотел было проводить даму до дома, но тут заметил, что он в одном ботфорте, и устыдился непорядка в своем костюме. Он вернулся в гостиницу, однако войти туда вновь ему уже было не суждено. У самого входа его перехватил какой-то невзрачный мужичонка, швейцарский некитаец среднего сословия. Мужичонка стал всячески убеждать Артуа перебраться к нему в дом:
   - Сударь, к чему вам это убогое заведение? - уговаривал он. Разочтите сами - тут кормят Бог знате как, простыни несвежие, полно клопов... Горничные грубые, к видному мужчине никакого снисхождения... А моя-то хозяйка приготовит все - пальчики оближешь! Масло свое, домашнее, овощи прямо с грядки. А винцо какое, а жареный каплун! А по соседству молодушка одна живет, вдовеет, бедная, так всегда благородному господину, значит, массаж там...
   - Дружок, все это очень заманчиво, - отозвался граф. - Мне и самому не хотелось бы задерживаться в этой негостеприимной гостинице. Но, видишь ли, я тут гощу на счет некитайского императора, и у меня нет с собой свободной наличности. А...
   - И не надо! - замахал руками некитаец. - Какие могут быть разговоры! Селитесь у меня да живите, сколько угодно - чем дольше, тем лучше. Зачем нам наличность!
   - И что же - безо всякой платы? - недоверчиво осведомился граф.
   - Ну, разумеется, ваше сиятельство! Может, потом разбогатеете, будете мимо ехать - ну, глядишь, вспомните ничтожного Е Нина, подкинете монету-другую... Да вы не сомневайтесь, господин граф Инкогнито, - улещал хозяин-доброхот. - Комната чистая, большая, клопов я своими руками всех передавил. А если что, так это, вдовушку-то всегда позовем!..
   - Ну, - развел руками граф, - право, ты умеешь уговаривать. Сейчас, я только зайду заберу свой второй ботфорт...
   - Нет, нет! - снова замахал руками некитаец. - Я сам, сам!.. Вы уж не ходите к этим злодеям.
   Он зашел в гостиницу и вскоре буквально вырвался оттуда, отругиваясь на ходу и крепко прижимая к груди графский сапог. За ним вывалился персонал гостиницы. Часть прислуги ругалась с некитайцем, а другая, против всех ожиданий, стала обхаживать графа, умоляя его остаться.
   - Не слушайте их! - тянул Артуа за руку некитаец. - Ихний готель сущий вертеп, а это разбойники, право слово, разбойники!
   - Ну, я уже решил, - отвечал граф на уговоры портье и горничной, что давеча неучтиво скривилась на его улыбку. - Я иду с этим добрым человеком, буду жить у него.
   "Какая муха их всех укусила? - недоумевал про себя Артуа. - То ночного горшка жалко, то чуть не ревут, что ухожу..."
   Меж тем Е Нин уже подвел графа к своему дому. Надо отдать должное хозяину, он ни в чем не солгал: комната графа была просторной и уютной, с уборной и даже маленькой ванной; жена Е Нина оказалась сама приветливость и не мешкая пригласила обоих за стол. Что же - блюда оказались весьма недурны, а старушка-хозяйка - настоящей мастерицей по части соусов и приправ. Чета некитайцев на пару потчевала графа:
   - Ваше сиятельство, а вот отведайте ещё редечной запеканки с чесночным соусом - там прослойка из телячьего языка!
   - А вот бобы со свининкой, угоститесь! - с другой стороны придвигал тарелку хозяин.