Голдсмит Оливия. Семейный стриптиз

   – Наверное, – согласилась она, проглотив порцию са­лата. – Только в жизни так не бывает.
   – Еще как бывает! – Натали кивнула в сторону Джо­анн. – Ей лучше знать. Она платила негодяйке двести бак­сов в час за то, чтобы поболтать о постельных проблемах с Джеромом, а та с ним трахалась!
   – Правда? – Энджи уставилась на Джоанн во все глаза.
   – Ну-у… не совсем. Во-первых, платила я сто семьде­сят в час, а во-вторых, они еще тогда гм-м-м… не… траха­лись, но трах был уже рядом. – Джоанн улыбнулась. – Тя­жело было, конечно. Но сейчас я уже не считаю себя жер­твой. Не скажу, чтобы мне было приятно вспоминать тот период жизни, но он остался позади, а я иду дальше. – Она снова улыбнулась, искренне и светло.
   Салаты доели молча, а за кофе Натали с Джоанн верну­лись к проблемам Центра. Когда они углубились в финан­совые вопросы, Энджи потеряла нить разговора.
   – Может быть, к Адрианне обратиться? – вынырнув из своих мыслей, услышала она голос матери.
   Имя Адрианны Лендер, знаменитой актрисы и киноре­жиссера, Энджи было известно.
   – Адрианна помогает Центру? – удивилась она. Натали ухмыльнулась:
   – Радость моя, Адрианна и есть наш Центр!
   – Значит, нам надо выкроить побольше денег на зар­платы. Сколько, по-твоему, нам может понадобиться? Ви­дишь ли… —задумчиво протянула Джоанн, – контракт на мою следующую книгу…
   «Самое время откланяться», – решила Энджи. Не только потому, что не хотела присутствовать при обсуждении соб­ственного жалованья. Просто она вдруг почувствовала, что с ней произошло что-то очень важное. Нелегкое это, ока­зывается, дело – признание в предательстве мужа и луч­шей подруги. Зато теперь у нее было ощущение, что все ос­талось позади.

ГЛАВА 20

   Мишель просунула голову в ворот розового свитера, затем через ноги натянула юбку из серой фланели. Собст­венно, натягивать юбку ей не пришлось. Кошмар про­шлой недели уничтожил ее аппетит, а обмен веществ, по­хоже, многократно ускорил. Как бы там ни было, но она здорово похудела, потому что «молния» застегнулась без проблем.
   Мишель отступила на шаг и критически обозрела себя в зеркале. Казалось бы, потеря веса должна идти женщине на пользу, но отражение откровенно насмехалось над этим мнением. Лицо – сплошь кости, впадины да гигантский нос. Череп будто усох, зато кожа не успела – результат со­ответствующий. Даже волосы, ее гордость, потеряли золо­тистый блеск и соломенной желтизной лишь подчеркива­ли бледность щек. Мишель всегда казалась хорошенькой без особых усилий, но это лицо можно было предъявить в банке только под слоем макияжа.
   Обсудив все «за» и «против», Мишель с Джадой при­шли к выводу, что обеим пора возвращаться на работу.
   – Еще пару дней безвылазного сидения в доме, убор­ки или сюсюканья с Поуки – и ты угодишь в психушку, – заявила Джада. Мишель отлично поняла, что подруга и себя включила в состав потенциальных пациентов псих­больницы.
   Тем же вечером Мишель предупредила Фрэнка, что со следующего дня возвращается в банк. Тот, как обычно, принялся отговаривать («К чему тебе эта работа? По-моему, я достаточно зарабатываю…»), но Мишель было нужно – необходимо! – размеренное постоянство рабо­чей рутины. Она хотела ускользнуть из дома, оскверненно­го не только в переносном, но и в прямом смысле до такой степени, что никакие чистящие средства не в силах были вернуть прежний вид стенам, окнам, мебели. Кроме того, на работе всегда можно поболтать с приятельницами на нейтральные темы, а это очень отвлекает от непреходящей тревоги за будущее. Плюс ко всему – что бы ни говорил Фрэнк – даже ее мизерный заработок теперь мог приго­диться. Судебная тяжба, как известно, дело недешевое. Ра­зумеется, вслух она этого не произнесла. Довольно с Фрэнка проблем; да и мужская гордость не позволила бы ему согласиться.
   Фрэнк почти не делился с женой своими страхами, но Мишель видела, что напряжение его с каждым днем нарас­тает.
   – У них ничего против меня нет! – твердил он в ответ на ее расспросы, а сам часами вел телефонные переговоры с Брузманом. Мишель в душе недоумевала, как мужу уда­ется, практически не работая, тратить столько денег на новую обстановку, уж не говоря о гонораре адвоката.
   Забрав из спальни Дженны электрические щипцы, ко­торые та, по обыкновению, не положила на место, Ми­шель отправилась в ванную. Там она сунула вилку в розет­ку и распахнула шкафчик со своим косметическим богат­ством – полестней разноцветных флакончиков, тюбиков и баночек. Приблизив лицо к зеркалу, она покачала голо­вой. Кошмар! Кожа как мел, темные мешки под глазами, бескровные губы. Придется потрудиться.
   Предварительно затянув волосы на затылке, Мишель накладывала основу для макияжа, когда на память пришли слова из где-то услышанной песни: «Гроза не вечна, сделай счастливое лицо…» Так-mo вот. Довольно себя жалеть. Не смей появляться в банке со скорбной миной!
   Когда макияж был завершен, из зеркала на нее смотре­ло совсем другое лицо с матово-кремовой кожей, нежным румянцем и чуть поблескивающими розовыми губами. Темнота под глазами исчезла, они стали больше и вырази­тельнее от перламутровых теней. Мишель усмехнулась. Забавно все же, что женщины с такими трудами избавляются от теней под нижними веками только затем, чтобы создать искусственные на верхних! Что ж, отлично. Выглядит даже лучше, чем когда-либо. Осталось поднять боевой дух – и вперед!
   Выходя из ванной, Мишель мурлыкала о том, что гроза не вечна.
 
   Мишель заранее договорилась с Джадой, что придет чуть позже обычного, когда все уже будут на местах. Джада в том числе. Взяв несколько дней без оплаты, больше она не могла себе позволить – чек за услуги Брузмана нужно было отрабатывать. Конечно, она предпочла бы поехать вместе с Джадой, но та ее идею забраковала. Мишель оби­делась было, но тут же поняла, что несправедлива к подру­ге. До всех этих трагических событий они не ездили вместе; с какой стати начинать теперь?
   За минуту до девяти Мишель припарковалась на стоян­ке у банка, вышла из машины и вдохнула поглубже. Все нормально. Выше нос, как говорит Джада. Ты ни в чем не виновата. Она прошла к служебному входу и ткнула кнопку звонку. Открыл Бобби, симпатичный парнишка, на пол­ставки подрабатывающий охранником.
   – Привет-привет, – бросил он.
   Ну вот, а ты боялась. Легче легкого!
   Мишель приветливо поздоровалась с коллегами, затем сняла пальто, повесила в шкаф рядом с другими и прошла прямиком к автомату с кофе. Она была тронута тем, что за время ее отсутствия (всего-то неделя, но все же) никто не убрал ее чашку с привычного места. Мишель налила себе кофе, повернулась – и с чашкой в руке застыла перед своим столом… который больше не был ее столом! Исчезли фотографии Фрэнка и детей, исчез снимок Поуки и кро­хотный горшочек с плющом – подарок на прошлый День матери. Исчезло все, что делало стандартный офисный стол кусочком ее дома.
   У Мишель пересохло в горле. Опасливо подняв голову, она обвела взглядом сослуживцев. Что это? Злая шутка? Проверка на прочность? Трое из коллег занимались клиен­тами, Бен висел на телефоне, Анна тоже, а остальные отве­ли глаза. В полной растерянности Мишель машинально опустилась в кресло и уставилась на стол. Рука ее дрожала. «Нужно поставить чашку, а то разолью кофе, – мелькнуло в голове. – Что же теперь делать?»
   – Привет, Мишель. – Закончив разговор по телефону, Анна пересекла кабинет и остановилась перед ней. – Пока тебя не было, наши консультанты произвели перестановку, – деловито сообщила она. – Твой стол перенесли в нишу. – Анна кивнула на выступ стены, который создавал нечто вроде алькова рядом со входом в хранилище. На это место многие зарились, поскольку оно было скрыто от глаз посетителей, но оно не подходило для тех, кто работал с клиентами.
   – Да, но… тут ведь Бетси всегда сидит! – возразила Мишель. Бетси, которая обслуживала сейфы, нужен был доступ к хранилищу, и лучшего места для нее, чем в нише, в кабинете не нашлось бы.
   – Бетси поставили стол рядом с другим входом, с той стороны, так что теперь во время работы с сейфами нас не будут отвлекать. Соответственно, обеспечивается повышение производительности труда, – закончила она лекторским тоном, круто развернулась и прошла к своему столу, где немедленно уткнулась в папку с документами.
   С горящими под слоем косметики щеками Мишель встала и прошла на свое новое место. Протиснувшись между стеной и столом, опустилась в кресло. С тем же ус­пехом ее могли запихнуть и в кладовку; обзор был бы боль­ше. Рабочий уголок Анны да стеклянная стена кабинета Джады – вот и все, на что ей теперь позволено смотреть. Одна. Совершенно одна. Пария… Могла ли эта переста­новка быть случайностью? Вряд ли.
   Мишель придвинула к себе пачку заявлений на выдачу ссуд и сделала деловое лицо, потому что счастливое где-то потерялось.
 
   Все утро Мишель проработала с накопившимися за время ее отсутствия документами и позвонила нескольким клиентам, неверно заполнившим формуляры. С теми, кого предстояло обрадовать положительным решением, она ре­шила повременить до обеденного перерыва – больше шансов застать людей дома. Хорошую новость приятно со­общать. Жаль только, что у нее самой хороших новостей не густо.
   Часы показывали половину двенадцатого; к Мишель никто так ни разу и не обратился, если не считать двух жаждущих ссуды клиентов, а самой ей не хватало духу по­дойти как ни в чем не бывало к Бену или к кому-нибудь из младших клерков, поболтать о том о сем. Не дай бог, они обошлись бы с ней, как дамы на школьной ярмарке. Нет уж, спасибо! Больше ей такого не вынести.
   Вопрос о том, почему ее в прямом смысле задвинули в угол, не переставал мучить Мишель. Неужели для того, чтобы изолировать от «порядочных» людей? Или это все-таки совпадение? Очень не хотелось клеветать на коллег и уж тем более не хотелось думать, что перестановка совер­шилась по личному распоряжению Джады, но откуда ей знать? В конце концов, Джада – не только подруга Ми­шель, для нее благополучие детей превыше всего. Если Джада потеряет работу, она потеряет все.
   Только теперь, когда ее собственное положение в бан­ке пошатнулось, Мишель поняла, насколько и для нее са­мой важна эта работа. Ей нравилось помогать людям, под­сказывать, как организовать лучше свои финансовые дела и что для этого нужно сделать. Нравилось приносить поль­зу и слышать в ответ «спасибо». Да и с Фрэнком всегда было чем поделиться. Вечерами, узнав, как у него дела, Мишель рассказывала ему о своих. Да и с коллегами всегда можно было перекинуться парой слов или шуткой…
   Всегда – но не теперь. Какая радость сидеть в тесном углу, затертой между стенами, леденея от неприязни со­служивцев? Ужас! Мишель тяжело вздохнула. А может быть, не так уж все плохо, просто неудачно совпало? Первый день на работе, перестановка, неловкость коллег – вот на нее и накатило… Что, если взять себя в руки и самой сделать первый шаг? Наверняка и напряжение снимется, и место в нише, за которое многие боролись, будет в радость. Телефонный звонок отвлек ее от раздумий.
   – Мишель? Это я, Джада.
   – О, привет! Как ты?
   – Извини, что сразу не позвонила, когда ты пришла. Сначала нужно было предстать перед мистером Маркусом, а потом битый час проторчала в отделе обработки данных и хоть бы слово поняла из того, что там вещали.
   – Неважные дела, – сочувственно отозвалась Ми­шель. Какое счастье! Джада по-прежнему с ней! – Хочешь, я зайду? Можем вместе пообедать.
   – Нет, Мишель, идея не из лучших. Слущай-ка, мне не хотелось это говорить, но ты должна знать. Насчет твоей работы… На меня тут… слегка давят… Ничего страшного, волноваться не о чем, но пока нам лучше…
   – Ясно, – поспешно вставила Мишель. – Нет про­блем. – Ей вдруг стало трудно дышать.
   – К тому же в данный момент мне очень нужна твоя помощь.
   – Все, что пожелаешь.
   – Открой нижний правый ящик, – сказала Джада. – Только не смотри в мою сторону!
   Мишель бледно улыбнулась.
   – Подарок? Сюрприз для меня? – Она потянула за ручку ящика.
   – Увы, подруга. Может, для тебя это и сюрприз, но для меня уж точно не подарок. – Голос Джады в трубке дрог­нул.
   Мишель вынула из ящика лист бумаги; ей не составило труда распознать типовое заявление на выдачу займа, за­полненное рукой Джады. Десять тысяч долларов. Ого!
   – Вижу. Что дальше?
   – Честно говоря, Мишель, не знаю, что мне делать. Я выписала Брузману чек на десять тысяч.
   – Десять тысяч?! – в ужасе выдохнула Мишель. – Он потребовал от тебя такие деньги!
   – Для начала, – сообщила Джада с горечью. – Но зато обещал действовать быстро и вернуть детей.
   – Я понимаю, но такая сумма… Никогда не думала…
   – Хуже всего, что с тех пор от него самого ни слуху ни духу, общаемся через секретаршу. Он вечно то в суде, то у клиента, то еще где-нибудь.
   – Ну, в этом нет ничего удивительного, Брузман класс­ный адвокат, потому и занят.
   – До того классный, что взялся за мое дело, прибрал к рукам мои денежки и был таков?
   Боже, боже! Мишель похолодела. Интересно, во что этот скользкий тип обходится Фрэнку? Наверняка ведь еще дороже! Гораздо, гораздо дороже…
   – И как ты собираешься с ним расплачиваться?
   – Ответ у тебя перед глазами.
   Мишель снова взглянула на заявление, потом подняла голову. Джада стояла у стола с прижатой к уху трубкой и массируя затылок. Встретившись взглядом с Мишель, она резко отвернулась.
   – Не смотри сюда! – прошипела она. Молчание, казалось, длилось вечно.
   – Послушай, подруга, – первой прервала его Джа­да. – Здесь нет ничего противозаконного, я не прошу тебя идти ради меня на преступление. Думаю, что смогу найти обеспечение под заем. Дом трогать нельзя, поскольку для этого требуется подпись Клинтона, но все равно я как-ни­будь выкручусь. От тебя мне нужно одно – чтобы ты отнеслась к моему заявлению так же, как к любому другому, только продвинула его по-быстрее. Очень быстро! Деньги мне нужны завтра. О'кей?
   – О'кей, – согласилась Мишель. – Секундочку, Джа­да! Пока ты на проводе, не объяснишь, почему меня задви­нули в угол?
   – Приказ начальства, – вздохнула Джада. – Маркус обеспокоен. Какой-то подонок что-то не то ляпнул. Лично я думаю, что как только все более-менее уляжется, у тебя проблем не будет. Разве что парочка задниц будет косить­ся. Но на данный момент они все до единого задницы. Гляжу вот через стенку – и вижу море задниц.
   Мишель хмыкнула:
   – Не самое приятное зрелище.
   – Конечно. Но их лица, боюсь, еще паскуднее, – ото­звалась Джада, и Мишель не сдержала смеха. Ей стало легче дышать и потеплело на сердце. Как бы ни было тяжко обеим, они с Джадой вместе, и они выстоят.
 
   Мишель работала как одержимая, заполняя бесчислен­ные бланки, необходимые для продвижения заявки Джады. Время от времени, отрываясь от писанины, она бралась за телефон и набирала номер очередного клерка, без согласия которого дело не пошло бы. Фокус был в том, чтобы убедить каждого, что заявка Джады давным-давно ждала своей очереди, и виной задержки лишь ее, Мишель, небрежность.
   – Вы не поверите, как я оплошала! – проникновенно сообщала она в трубку. – Задержала заявку собственного начальства на целую неделю! – Просто удивительно, насколько сговорчивыми и предупредительными станови­лись коллеги, стоило им услышать о чужих промахах.
   Мишель вовсе не трудно было это делать для подруги, она не испытывала ни стыда, ни особых опасений по пово­ду того, что заявку могут отклонить. Проблема виделась Мишель в другом: даже учитывая, что Джада сумеет-таки выплатить ссуду, на большее ее не хватит. Ей нечем будет оплачивать не только услуги Брузмана, но и возможные (немалые) судебные издержки. Второй ссуды ей уж точно не дадут, а Брузман не из тех, кто станет дожидаться, когда у клиентки появятся средства.
   Бедная Джада! К кому ей обращаться, если Брузман от нее откажется? К дешевому, а значит, и плохому адвокату? В «Юридическую помощь» для неимущих?..
   Покачав головой, Мишель взглянула на свои часики – из ниши ей даже настенных офисных часов не было видно. Почти пять. Поднимаясь, чтобы размять ноги и налить очередную чашку кофе, она услышала шум у двери.
   Опять! Мишель вздохнула. Едва ли не каждый день перед самым закрытием банка на пороге объявляется кли­ент, которому позарез нужно положить деньги на счет, снять со счета или сделать еще что-нибудь не менее сроч­ное. И каждый день охранники ждали этого момента, чтобы дать толстосуму от ворот поворот. На пути к автома­ту с кофе Мишель увидела, что охранник буквально нава­лился на дверь и толкал ее изо всех сил, несмотря на то что запоздавший посетитель просунул в щель между двумя стеклянными створками ногу в коричневом ботинке. Ох­ранника Мишель не знала; по-видимому, из новеньких или кого-то подменял. Но усердствовал он не на шутку. Что-то определенно должно было хрустнуть, вопрос толь­ко – нога или стекло?
   – Прекратите! – выпалила Мишель. – Прекратите немедленно. Вы его покалечите, а банку платить!
   Охранник оглянулся, на мгновение ослабив нажим плеча. Этого мгновения клиенту хватило, чтобы про­скользнуть внутрь, и он захромал к своей спасительнице. Мишель улыбнулась в ожидании благодарности, однако не тут-то было:
   – Где кабинет вашего менеджера?
   Черт! Я его впустила, сохранила ему ногу, а он все равно решил подать на банк в суд!
   – А я не могу вам помочь? – как можно вежливее поинтересовалась она.
   – Вы Джада Джексон?
   – Нет.
   – В таком случае не можете, – заявил настырный тип и заковылял дальше, к стеклянной стене кабинета Джады на другом конце офиса.
   Отставив чашку, Мишель бросилась к подруге на вы­ручку и оказалась в дверях как раз вовремя, чтобы услы­шать вопрос клиента:
   – Вы – Джада Джексон? Я судебный исполнитель. – Он вынул из внутреннего кармана большой конверт и про­тянул Джаде. – Это вам! Вручено в присутствии свидетелей. – После чего развернулся и, сильно припадая на пра­вую ногу, зашагал к двери.
   Проводив его взглядом, Мишель так и не поняла, обза­велся ли он хромотой во время стычки с охранником, или же этот инцидент не имел к увечью отношения. Когда она обернулась, Джада уже открыла конверт и круглыми от ужаса глазами уставилась на первый из доброго десятка листов.
   – Боже! О боже, боже мой… – простонала Джада, падая в кресло. – Это… это… это же решение о временной опеке! Он получил опеку над детьми!
   Мишель замотала головой:
   – Не может быть! Ты еще не была в суде. Ты не… Джада лихорадочно шуршала листами.
   – Зато он был в суде! Клинтон, известный мастер тя­нуть резину, меня опередил! Чем занимался Брузман, дьявол его побери?! Как такое могло случиться? – Она подняла глаза на Мишель. – Он добился, чтобы я выплачивала али­менты на детей все то время, пока они остаются у него.
   – Но это абсурд! – воскликнула Мишель. – Полный абсурд. Суд не мог принять такое решение…
   – Очень даже мог. Мы ведь хотели опередить его и предъявить точно такое же решение ему. По крайней мере, я думала, что Брузман занят именно этим. – Она снова опустила голову.
   Мысли, как бешеные, метались в голове Мишель.
   – Как ты думаешь, Брузман успел обналичить твой чек? Нужно срочно его остановить!
   – Плюс сменить адвоката. Не могу поверить, – доба­вила Джада. – Я должна платить Клинтону за то, что он украл моих детей?! – Она затрясла головой, словно стара­ясь избавиться от наваждения.
   – Безумие, – согласилась Мишель. – Полный абсурд. Дети без тебя не смогут. Клинтон ими никогда не занимал­ся и не будет. Ты не должна платить за то, что твоим детям плохо, верно ведь?
   – Нет, – тонким, тоскливым, едва слышным голосом ответила Джада. – Платить я не должна. Я вполне могу не платить – и отправиться в тюрьму за неуважение к суду.

ГЛАВА 21

   Джада застыла на сиденье рядом с Мишель. Она была совершенно неподвижна, если не считать сложенных на коленях, мелко дрожащих рук. Руки жили своей жизнью, а тело словно превратилось в камень, холодный и тяжелый. Джада не удивилась бы, если бы под ней лопнули пружи­ны, когда она рухнула на переднее сиденье машины Ми­шель. Рухнула – и застыла каменным идолом с трясущи­мися руками. Мишель же все это время щебетала без умол­ку в бесплодной попытке отвлечь ее и успокоить.
   – Говорю тебе, так будет лучше! Ты ведь уже попробо­вала с Брузманом – и что? Клинтон разбил тебя наголову. А там наверняка все про женщин знают. В смысле… у них ведь даже в названии это слово есть, верно? Интересно, туда только женщины обращаются? Интересно, а юристы у них тоже одни только женщины?
   Мишель отлично понимала, что тараторит, как сорока, но не знала, как иначе вывести Джаду из того ступора, в который подруга впала, увидев судебные документы. Ми­шель старалась изо всех сил. Отвела Джаду в копироваль­ную комнату, повесила табличку «Не работает» и заперла дверь, что было запрещено правилами, после чего сделала по просьбе Джады и от ее имени несколько деловых звон­ков. В данный момент она везла оцепеневшую подругу в какой-то Центр, где, по слухам, попавшим в беду женщи­нам предлагали юридическую помощь.
   – Ладно, неважно. В любом случае они должны знать, что делать, потому что наверняка с таким миллион раз встречались. Они подскажут, к кому обратиться вместо прохиндея Брузмана. Да и платить этот безумный гонорар не придется.
   Джада молча кивнула. Ответить не было сил. Как не было сил поверить в то, что Клинтон зашел так далеко. Джаде казалось, что она прекрасно знает человека, за ко­торого когда-то вышла замуж, но его нынешнее поведение стало для нее сюрпризом. Пугающим, леденящим душу сюрпризом. На что он еще способен?..
   Джада очень старалась успокоиться и взять себя в ру­ки – даже достала проклятые документы и положила на колени. Ее тошнило от их вида, но и не смотреть она не могла. Сейчас на коленях лежало ее будущее. Фразы пры­гали у нее перед глазами, вонзаясь в мозг раскаленными иглами: «Будучи основным кормильцем…», «отсутствует целый день и большую часть вечера», «с детьми практически не общается», «одержима работой», «делает карьеру, ман­кируя обязанностями жены и матери».
   Смятые листы казались Джаде белесыми тарантулами, нацелившими на нее свои смертельные жала. Ей хотелось завизжать, сбросить с колен эту лживую, убийственную мерзость и растереть каблуками прямо здесь, на полу ма­шины Мишель, но она знала, что, подобно головам мифи­ческой гидры, листы-тарантулы будут возрождаться вновь и вновь. Джада невольно застонала.
   – Все будет в порядке, вот увидишь! – сочувственно шепнула Мишель, словно утешала Фрэнки или Дженну.
   Господи, если бы отвести от Джады несчастье было так же просто, как подуть на разбитую коленку!
   – Ты что, не понимаешь, о чем здесь идет речь? – резче, чем хотела, произнесла Джада. – Что будет в поряд­ке? Ничего не будет в порядке! Он же пытается доказать, что я никудышная мать. Что работа мешала мне занимать­ся детьми. Что я стала в семье кормильцем потому, что ценю работу выше семьи, а значит, должна содержать его и детей даже теперь, когда он их у меня отнял.
   – Чушь! – звенящим от возмущения голосом вос­кликнула Мишель, резко выворачивая руль вправо. – Ты замечательная мать, Джада! Ты одна за ними ухаживала, воспитывала их, все для них делала. Я это знаю. И они это знают. Произошла ошибка, какой-то сбой в этой дурацкой юридической машине. Но мы все исправим, вот увидишь! В Центре все сделают, как надо.
   Джада недоверчиво покачала головой. Пожалуй, она была рада тому, что больше не увидит Рика Брузмана, но что ей предложат в неведомом Центре? И вообще – что может во всем этом понимать Мишель? Откуда белой ку­колке, живущей за мужем как за каменной стеной, знать, насколько жестокой бывает жизнь к другим? Способна ли хоть одна белая женщина проникнуться напряжением, в котором вечно живет она, ее унаследованным от родите­лей-иммигрантов страхом перед юристами, властями, су­дами?.. Джада искоса взглянула на подругу. Да, Мишель пытается помочь, но в иные минуты Джаде казалось, что разделяющая их пропасть слишком широка, чтобы пере­прыгнуть, и слишком велика, чтобы обойти вокруг.
   Словно прочитав ее мысли, Мишель легко сжала коле­но Джады и шепнула умоляюще:
   – Ну, хоть попробуй, ладно? – Она свернула на стоян­ку. – Рут Адамс рассказывала, что ее сестре здесь очень помогли, вытащили из большой беды.
   Мишель заглушила мотор, и в наступившей тишине са­лона Джаде захотелось ткнуться лбом в приборную доску и зарыдать в голос. Но вместо этого она расправила плечи, собрала груду бледных тарантулов и выбралась из машины вслед за подругой.
   – «Юридическая помощь для женщин», – прочла Мишель вывеску у входа. – Неплохо придумано, правда?
   Не обнаружив указателя, Мишель узнала у дежурного, где находится офис Кризисного центра, и пару минут спустя они добрались до цели.
   В приемной Джаде досталось место рядом с миниатюр­ной азиаткой в китайском халате, которая лихорадочно и без остановки потирала сухонькие желтые ладони. Ми­шель пристроилась справа от пожилой женщины с сине-багровым кровоподтеком вокруг глаза. «Превосходно! – сказала себе Джада. – Самая подходящая для тебя компа­ния – психопатки и жены садистов. Боже всемогущий, прости мне гордыню и научи состраданию к ним! Если я здесь, значит, на то твоя воля, господи…» Все ее усилия, вся ее борьба за семью пошли прахом. Она проиграла. Она точно такая же, как эти несчастные, напуганные, забитые женщины.