Голдсмит Оливия. Семейный стриптиз

   Она приступила к самой грязной работе – чистке ниши и тогда обнаружила, что ковер в этом уголке отошел от пола и слегка загибается. «Господи, сколько же там, на­верное, пыли накопилось!» – со вздохом подумала Ми­шель. Она отогнула ковер и с удивлением увидела, что квадрат досок под ним совершенно чист. Более того, не­сколько досок не набегали друг на друга, как на паркетном полу в гостиной, а просто соприкасались краями. Мишель машинально протянула руку в резиновой перчатке и с лег­костью вынула одну из досок.
   Все остальное происходило словно во сне. Под доска­ми обнаружились четыре прямоугольные, завернутые в га­зету, пакета, туго притиснутые друг к другу. Один из них Мишель достала, осторожно отогнула уголок газеты – и увидела пачки стодолларовых купюр в банковской упаковке.
   Сама не своя от шока, Мишель поднялась, прошла в комнату и рухнула на кровать лицом вниз. Еще совсем не­давно она была банковским работником, и ей не составля­ло труда прикинуть сумму, спрятанную в платяном шкафу ее одиннадцатилетней дочери. Полмиллиона! Почти пол­миллиона долларов хранятся под стоптанными кроссовка­ми и новенькими лаковыми туфельками «на выход»…
   Перед ней замелькали кадры жизни с Фрэнком и деть­ми. Какой она была, эта жизнь? Удобной. Легкой. Рост цен, инфляция, экономические кризисы, сказавшиеся на всех, кого она знала, ее семью не затронули. Бизнес Клин­тона рухнул, а дело Фрэнка по-прежнему процветало. Ми­шель покупала себе все, что понравится, и Фрэнк ее только поощрял. Он дарил ей драгоценности, возил всю семью на море. Регулярно пополнял ее счет, и она спокойно оплачи­вала квитанции. Месяц за месяцем. Месяц за месяцем.
   Она вспомнила обыск. И встречи с Брузманом. И заве­рения Фрэнка, что он ни в чем не виновен…
   – Дура, – произнесла она вслух. – Дура!
   Мама была права. Я действительно дура. И Фрэнк тоже принимает меня за дуру.
   Но даже круглая дура понимает, откуда берутся такие деньги.

ГЛАВА 30

   Едва открыв глаза, Энджи ринулась в ванную. Каждое утро, прежде чем пройти с Джадой и Мишель обычный ма­ршрут, она должна была сначала пройти через эту пытку, а потом целый день бороться с тошнотой, накатывающей от любого запаха. Беременность и обоняние развивались в едином темпе, причем любое мясо отдавало падалью. Соб­ственно, она теперь питалась только хлебом. Библейское «не хлебом единым жив человек» следовало бы дополнить: если этот человек – не беременная женщина. «Вот вам и еще одна разница между полами», – с горечью подумала Энджи, по кусочку отламывая от горбушки, и представила крохотную жизнь, растущую внутри ее. К врачу пора схо­дить… А зачем?
   Она все еще сомневалась, стоит ли продлевать муки хоть на один день; но мысль об аборте, об уничтожении маленького человечка и о том, чтобы принять такое реше­ние в одиночку, была невыносима. Она так любила Рэйда, так мечтала всегда быть рядом с ним… Одним махом убить свою мечту, пусть ей и не суждено осуществиться? Немыс­лимо.
   Но и оставаться со своей тайной один на один станови­лось все тяжелее. До сих пор Энджи удавалось скрывать от отца приступы рвоты, а Энтони, бизнес которого требовал частых отлучек, пока не замечал округлившейся талии до­чери. И слава богу. Ничем он ей сейчас не поможет, только разразится угрозами в адрес Рэйда и, конечно, заплатит за операцию, приняв за нее решение, которое вправе прини­мать только женщина.
   Сегодня Энджи уехала на работу рано, оставив Энтони записку на кухонном столе – струсила сообщить ему лич­но о том, что нашла подходящий вариант и завтра переез­жает. Хватит с нее маминых советов насчет мебели, рас­спросов о цене, соседях, планировке…
   В своем кабинете Энджи налила чашку цветочного чая – о кофе давно речь не шла – и опустилась в кресло за столом. Она хваталась за любое дело, потому что только работа избавляла от мыслей о собственных проблемах. Но сколько ни откладывай… Не только каждый день и час – каждая секунда приближала тот момент, когда решение будет принято. Если не ею самой, то природой.
   Энджи была одна – и не одна. Спала она крепче и вместе с тем тревожнее, чем когда-либо в жизни, и просы­палась уставшей. Объем работы и переживания за клиен­ток вкупе с растущей внутри тайной выжимали из нее все силы. К середине рабочего дня Энджи уже едва держалась на ногах, а дважды даже задремала за столом, уронив голо­ву прямо на папки, и проснулась с затекшей шеей и струй­кой слюны в уголке рта. На папке с делом Джады так и ос­талось темное пятно – след дневного отдыха адвоката.
   Энджи придвинула к себе папку и перелистала страницы. Джорджу Крескину правдами и неправдами удалось добиться срочного слушания дела об опекунстве, так что сроки поджимали. Интересно, есть ли способ оттянуть на­чало процесса?.. Энджи решила посоветоваться с Майклом Райсом. Дел у него тоже по горло, но он всегда готов по­мочь, а ей сейчас любая помощь ох как нужна.
   Майкл был у себя, в комнатушке не больше кабинета Энджи, где царил, однако, безукоризненный порядок. Оторвав взгляд от папки с делом, он педантично завернул колпачок ручки.
   – Кого я вижу! Уже на работе – и бодрствуешь! – Поймав виноватый взгляд Энджи, он рассмеялся и кивнул на стул. – Присаживайся. Я вчера заглянул к тебе, а ты по­чиваешь. Я ведь предупреждал, что наша работа затягивает и выматывает!
   Энджи не смогла не улыбнуться в ответ. Хороший он все-таки, Майкл. Симпатичный и на удивление доброжедательный для провинциального, обремененного семьей «белого воротничка».
   – Не взглянешь ли вот на это? – Она протянула толь­ко что полученную копию отчета миссис Элрой. – На мой взгляд, хуже и быть не может. Или у страха глаза велики? Джада будет в шоке.
   Майкл вскинул брови:
   – Джада? Вы перешли на «ты»?
   Энджи лишь пожала плечами. Она очень надеялась, что преувеличивает опасность, однако Майкл ничем ее не утешил.
   – Ну и ну! – протянул он задумчиво, откладывая лис­ты. – Похоже, без показаний лояльного специалиста не обойтись.
   – Ты такого знаешь?
   – А как же! Лучше доктора Полласки из Йеля не най­ти. Мы с ней давно дружим. Но прежде чем тратить деньги на эксперта со стороны, скажи-ка вот что: ты напрочь отбрасываешь возможность, что миссис Джексон… – он сверился с отчетом, —…действительно является неуравно­вешенной особой, с возможной склонностью к наркотикам – и далее по тексту? – Не успела Энджи ответить, Майкл воскликнул: – Боже правый, да они сюда втиснули вырезки из газет и часть показаний против Руссо и его жены! Это та самая подруга? Дети действительно дружили?
   – Стоп-стоп! Не надо делать поспешных выводов. Очень может быть, что Мишель сама окажется среди наших клиенток. Обвинение ей не предъявлено, да и муж пока только обвинен, а не осужден. Мы живем в Америке, Майкл!
   – Ха! Скажи это судье. Я его знаю как облупленного. То, что выглядит как крыса, он без колебаний крысой и назовет.
   Энджи вскочила на ноги.
   – Но ведь это же бесстыжая, беспросветная несправед­ливость! Джада из кожи вон лезла, чтобы сохранить семью, пока этот тип развлекался в свое удовольствие. Неслыханно!
   Майкл улыбнулся, и Энджи вдруг рассвирепела:
   – Надо мной смеешься? Ну, если тебе так смешно, обойдусь и без твоей помощи. Я выиграю это дело, вот уви­дишь!
   – Ты мне нравишься, Энджи, вот я и улыбаюсь, – без тени обиды отозвался Майкл. – Я и сам был таким же: ув­леченным, страстным. В профессиональном смысле, – быстро добавил он при виде заалевших щек Энджи. – Ну что ты вскочила? Садись. Наша задача сейчас – вырабо­тать стратегию не хуже, чем у Крескина. Надо отдать ему должное – пока он нас переиграл. Не станешь же ты тол­кать речи о справедливости в надежде на понимание судьи, верно? Следовательно, мы должны найти других свидете­лей, другого инспектора соцслужбы. Можно попробовать и с детьми поработать.
   – Джада об этом и слышать не желает.
   – Я ее понимаю. Однако судья, скорее всего, изъявит желание увидеть старших детей и задать им кое-какие во­просы. Крескин, будь уверена, миндальничать не станет и подготовит ребят соответственно.
   – Они обожают мать и хотят вернуться домой. Пусть судья это от них и услышит.
   – Малыши с ожогами по всему телу тоже твердят, что они очень любят маму, которая тушила о них сигареты, – возразил Майкл. – Все дети любят своих матерей, это нормально, Энджи.
   На Энджи внезапно накатила такая мощная волна ус­талости, что она опустила голову и бессильно прикрыла глаза. Сколько всего предстоит сделать, сколькому на­учиться… А времени совсем мало, и она так устала! Не вы­играть ей, наверное, этот процесс… Разозлившись на себя за малодушие, Энджи резко вскинула голову и встретила пристальный взгляд старшего коллеги.
   – Нужно как-то изворачиваться, – сказал Майкл. – Думаю, стоит провести собственное расследование и, на­пример, покопаться в прошлом Тони Грин. Кстати, что там, интересно, за свекровь? Чиста как стеклышко? А муж? Не видел ли кто-нибудь его с косячком? Не нагрузился ли он хоть разок сильнее, чем положено достойному папаше? Не поднял ли на жену руку? Важна каждая мелочь, Энд­жи, – и то, что ты уже собрала, и то, что еще можно выудить. Иначе Крескина не одолеть. Придется, правда, рас­кошелиться… У твоей Джады деньги есть?
   Энджи молча закатила глаза. Майкл пожал плечами и скорчил забавную мину: «Кто бы сомневался?» Пробежав глазами последнюю страницу, он отложил папку.
   – Предлагаю вынести это дело на всеобщее обсужде­ние сегодня же – оно и впрямь горит. Если ты уверена в своей клиентке, я буду стоять за тебя горой. Думаю, нам удастся добыть малую толику средств из закромов Лоры.
   – Каких средств? Центр ведь мне платит.
   – Угу. – Майкл ухмыльнулся. – Только не говори, что твоего жалованья хватит на оплату услуг экспертов, дет­ских психологов и частных сыщиков для проверки мистера Джексона и К. – Он встал из-за стола, потянулся устало и прошелся от стола к окну и обратно. – Надо попытаться вызвать из соцслужбы другого инспектора, а также организовать для миссис Джексон анализ на наркотики. – Он побарабанил пальцами по папке. – Мистеру Джексону тоже, между прочим, не мешало бы его сдать. Если не возражаешь, готовить свидетелей к даче показаний будем вместе.
   – Но ты ведь очень занят! Найдешь время? Майкл неожиданно горько усмехнулся:
   – Чего-чего, а уж времени у меня навалом.
 
   – И вовсе тебе не обязательно переезжать, – в десятый раз повторил Энтони дочери. – Разве здесь места мало?
   Энджи терпеливо сносила обиженное ворчание отца. Не упал замертво, услышав новость о ее переезде, – и на том спасибо. Однако без возражений не обошлось. Энджи любила отца – несмотря на все его недостатки, несмотря на измену матери, – но жить с ним постоянно было бы не­возможно. Да и неправильно. Он все еще относился к ней как к ребенку, а у ребенка-то, возможно, скоро свое дитя появится! Великую тайну Энджи пока ему не открыла: не огорошивать же человека двумя колоссальными сюрпри­зами сразу! Так недолго и отца лишиться.
   Энджи приподняла коробку, и отец вмиг оказался рядом.
   – Я сам отнесу!
   Энджи погладила его по руке. Седеет папуля, и лицо все в морщинах… Время идет, старость не за горами, а он все не может привыкнуть к мысли, что дочь способна под­нять тяжелую коробку.
   В улыбке Энджи сквозила грусть. Ничего-то у тебя не вышло, папуля! После развода с мамой жизнь так и не нала­дилась. Ты разочарован? Наверное, в молодости мечталось о чем-то большем и лучшем? Вот и я, похоже, пойду тем же путем: от рухнувшей мечты – к разочарованию…
   От внезапного прилива любви к отцу у Энджи повлаж­нели глаза.
   – Спасибо тебе, папуля, – сказала она. – Спасибо за то, что заставил тогда уйти из ресторана, а потом утешал и разрешил пожить у тебя. Пойми, мне пора учиться жить одной, но я тебя очень люблю, и мы будем видеться посто­янно.
   Энтони оторвал коробку от пола.
   – Еще бы! – буркнул он. – С какой это стати нам не видеться? Ведь, слава богу, не в Китай уезжаешь, а за два квартала отсюда.
   – Именно. Придешь на следующей недельке в гости? К тому времени я уже, наверное, пару тарелок распакую.
   – Как распакуешь, так и приду, – бодро отозвался Эн­тони, но провести дочь ему не удалось. «Любовь уязви­ма, – подумала Энджи. – И бесценна». – Помогать с ве­щами на новой квартире не нужно? Точно?
   – Точно. Мама поможет.
   – Ладно. Отлично.
   Энджи вздохнула, безошибочно уловив обиду в его го­лосе. Что ж. Когда-то он сделал свой выбор, теперь прихо­дится расплачиваться. Она сделала свой – ей за него и пла­тить. Энджи вышла, не оглядываясь.
   Протеже Майкла подыскала очень удачную квартиру на первом этаже двухэтажного дома, солнечную, с выхо­дом на маленькое патио. Правда, вместо кухни – узкое пространство, отделенное стойкой от гостиной, зато две спальни, и обе довольно просторные. Сейчас ей, разумеет­ся, вторая спальня ни к чему, но кто знает… Вдруг понадобится через несколько месяцев?
   Энджи поняла, что плачет, лишь когда идущая впереди машина расплылась у нее перед глазами. Она едва не про­ехала поворот на Лакспюр, но в последний момент успела затормозить и свернуть, никого не подрезав. Ее новое жи­лище было расположено в самом конце зеленой улицы, сплошь из симпатичных частных домиков. Подъехав ближе, она увидела у дверей уже поджидающих ее маму, Билла и Лору. При виде Энджи Билл выбросил вперед руку с сумкой.
   – Кофе для новосела! – сообщил он. – К кофе – пи­рожки или печенье по вашему выбору, мэм.
   Энджи была рада, что не в одиночестве переступает порог новой квартиры. Ей еще повезло – в сравнении, к примеру, с клиентками Центра. Есть работа, крыша над головой, новые друзья… Посмотрим, как ты запоешь, доро­гая, если будешь называться матерью-одиночкой.
   Грузчики начали вносить коробки с вещами, все бро­сились помогать, а Натали, само собой, сыпать распоряже­ниями, куда ставить посуду, куда класть постельное белье и в каком именно порядке Энджи должна развесить одеж­ду в шкафу. Заказать двуспальную кровать Натали догада­лась заранее, и ее доставили, как ни странно, вовремя.
   «Слава богу, что мама не знает о моей беременнос­ти», – думала Энджи. Натали, конечно, поплакала бы не­множко, потом взяла бы себя в руки и развила кипучую деятельность, разложив все по полочкам: что Энджи должна делать, в какой больнице рожать, в какой день и час. Мало кто способен противостоять Натали, когда она включает свою энергию на полную мощность.
   Пока Энджи, Билл и Лора сражались с упаковкой мат­раца, Натали ловко собирала раму.
   – Подручные не помешают? – раздался откуда-то сверху мужской голос.
   Выглянув из-за матраца, Энджи обнаружила на пороге спальни Майкла в плотных брюках и ярко-красном свите­ре, но без куртки, несмотря на холод.
   – Подручные, подножные… – пыхтя, отозвался Билл. – Всех берем!
   Энджи была тронута вниманием Майкла. У семейного человека забот по выходным хватает, но он все-таки при­ехал. Его помощь оказалась кстати: вместе с Натали они справились-таки с деревянной конструкцией кровати даже без двух недостающих винтов.
   К четырем часам с основными делами было поконче­но. Квартира выглядела… курьезно. Не то чтобы плохо, но как-то необычно – на стенах картины и несколько приличных бра, зато ни дивана, ни кресел, ни хотя бы пуфика. Кроме новенькой кровати, из мебели у Энджи был лишь письменный стол размером с конторку, который переехал вместе с ней к Рэйду из прежней квартиры Натали.
   Билл напоследок прошелся по комнатам.
   – Мило. Очень мило. Изысканно. Обожаю простоту во всем. К чему, спрашивается, сидеть человеку возвышенно­му, одухотворенному?
   – Сидеть-то ни к чему, – ответила Энджи. – Полежать бы…
   – Как насчет обеда где-нибудь поблизости? – Натали обвела взглядом всех помощников. – Я угощаю!
   Майкл отказался и отбыл первым, не дожидаясь благо­дарностей хозяйки; Лора и Билл тоже отклонили предло­жение, сославшись на дела. Энджи заподозрила, что так оно все и было задумано, и была тронута тактичностью коллег.
   – Спасибо! – Она расцеловала обоих в обе щеки.
   – О-о-о! Французский поцелуйчик! – Билл со смехом протопал на выход.
   Лора тоже скрылась за дверью, но тут же просунула го­лову обратно:
   – Чуть не забыла! Я выделила дополнительные средст­во на дело Джады Джексон и договорилась со знакомой из Йельского детского центра насчет другого инспектора соцслужбы.
   – Отлично! Тысяча благодарностей, Лора.
   Закрыв дверь, Энджи обернулась и встретила озабочен­ный взгляд матери.
   – Точно не хочешь выйти? – спросила Натали. – По­сидели бы вдвоем. Только ты да я.
   – Нет. Честное слово, не могу. Мне нужно прилечь, мамочка.
   – Ладно. Тогда я быстренько заеду на работу, а потом куплю какой-нибудь китайской вкуснятины к ужину, идет?
   Энджи на миг прижала мать к себе.
   – Господи, что бы я без тебя делала!
   Едва дверь захлопнулась, она рухнула на голый матрац, плюнув на подушки, простыни и прочие удобства. В жиз­ни, кажется, так не уставала. Работа, подготовка к переез­ду, беременность плюс сегодняшняя суматоха – наверное, сказалось все вместе.
   Она так и лежала недвижимо, пока не пришли Джада и Мишель, обе с гостинцами: Джада держала на вытянутых руках блюдо с макаронной запеканкой, а Мишель – пол­ную миску своих легендарных коврижек. Крохотная при­хожая вмиг наполнилась кулинарными запахами, но Энд­жи мужественно боролась с неизбежным приступом тош­ноты.
   – Тебе одиноко? – спросила Джада, остановив на Энджй внимательный взгляд. – Или страшно на новом месте? Или мы просто не вовремя?
   Энджи вдруг разрыдалась, и ее вырвало прямо тут же, в прихожей.
   Четверть часа спустя все трое устроились на голом мат­раце. За это время Джада вымыла пол, а Мишель помогла вымыться Энджи. Какое счастье, что девочки оказались рядом! Сама не заметив как, Энджи выложила свою груст­ную историю до конца: и о своей идиотской забывчивости рассказала, и о тошноте, и о других симптомах, на которые не сразу обратила внимание…
   – Боже милостивый! – Мишель взяла ее за руку. – Это уж слишком. Ты беременна! От него?! От этого мар­товского кота из Бостона?
   – Сомнений нет? – уточнила Джада. Энджи мотнула головой:
   – Ни малейших. И все равно… Знаете, чем я занимаюсь? Без конца покупаю тесты на беременность, как будто дюжины положительных результатов недостаточно.
   – Я делала то же самое с Шерили, – невесело усмехну­лась Джада. – Думала, что совсем не время рожать. По­мнишь, Мишель?
   – Да уж, прогулочки были те еще! – согласилась Ми­шель, и подруги обменялись понимающими взглядами.
   – А ты никогда не думала об… – Энджи запнулась, —…о том, чтобы прервать беременность?
   – Целыми днями только об этом и думала. Молилась. Даже мысли о самоубийстве были.
   – Этого ты мне никогда не говорила! – в ужасе выдо­хнула Мишель.
   – Эти мысли по утрам не приходят, девочка. Только по ночам. – Джада посмотрела на Энджи. – Но мне ведь нужно было заботиться о старших… – Она надолго замол­чала, закусив нижнюю губу, и покачала головой. – А те­перь у меня их всех забрали. – Джада вновь подняла глаза на Энджи. – Как я тебя понимаю!
   – Все так плохо! – всхлипнула Энджи. – Так не во­время! Я чувствую себя круглой идиоткой.
   – Не плачь, пожалуйста. – Мишель задумчиво глади­ла руку Энджи. – Я, например, постоянно чувствую себя круглой идиоткой. А насчет «не вовремя»… вам не кажется, что в жизни почти все случается не вовремя?
   – Для нас, – возразила Джада. – Но не для господа. Он знает, что делает.
   Энджи вытерла глаза носовым платком из пачки, кото­рую ей сунула в руку Мишель, шумно высморкалась и под­няла на Джаду круглые от изумления глаза. Эта женщина может потерять все самое дорогое ее сердцу, и она верит в мудрость всевышнего?!
   – Давайте-ка застелем кровать! – бодро предложила Мишель. – Где белье? В этом шкафу? А ты быстренько под душ – и ныряй в свежую постель! Знаешь, как приятно? – Поднявшись с кровати, она критически прищурилась: – Стены не метало бы помыть, а паркет натереть хорошень­ко, чтоб засверкал.
   – По-прежнему стерильную чистоту на весь мир пыта­ешься навести? – усмехнулась Джада.
   – Ну, нравится мне мыть – и что с того? Если не дове­ду мир до совершенства, так хоть руки чем-то займу.
   Из ванной Энджи действительно вышла приободрен­ной – то ли теплый душ подействовал, то ли близкий отдых, а скорее всего, часть гнета упала с плеч от того, что она поделилась своей великой тайной. Подруги уложили ее в постель, взбили подушки и укутали как больную.
   – Спасибо, что заглянули, – вдруг смутившись, почти официальным тоном поблагодарила она.
   Мишель и Джада посмотрели на Энджи, та на них, и все трое расхохотались.
   – Мама сейчас вернется с какой-нибудь китайской снедью. Останетесь с нами поужинать?
   Подруги в унисон помотали головами.
   – Я ей еще не рассказала, – призналась Энджи. – Сначала хочу сама принять решение.
   Джада похлопала ее по плечу.
   – Решение за тобой, а советовать может только гос­подь.
   – Мы тебе поможем, – добавила Мишель. – В любом случае.
   Энджи с улыбкой откинулась на подушки. Она знала: теперь ей есть на кого опереться.

ГЛАВА 31

   Дженна лежала ничком на кровати, накрыв голову ру­ками. Мишель молча сидела рядом. Едва войдя в дом после школы, дочь разразилась рыданиями и без единого слова скрылась у себя в спальне. Мишель потребовалось все ее самообладание, чтобы не помчаться следом сию же секун­ду, а дать Дженне хоть четверть часа на слезы в одиночестве. Утешить мою девочку, кроме меня, некому, но ведь в ее страданиях есть часть и моей вины.
   Негромко постучавшись и не дождавшись ответа, она все-таки вошла, пристроилась на краешке кровати под балдахином с рюшами и опустила ладонь на спину дочери. Дженна с младенчества обожала, когда ее гладили между лопаток, но сейчас резко дернулась, как от раскаленного утюга, и сбросила руку матери. Мишель со вздохом сложи­ла руки на коленях и застыла, сгорбившись.
   С тех пор как начался процесс и снимки четверых Рус­со обошли все газеты, а лицо Фрэнка замелькало в «Кри­минальных новостях», дети совсем сникли. Дженна воз­вращается из школы бледная, как мел, безмолвствующая или в истерике. А Фрэнки… Мишель подавила очередной вздох. Мальчик был еще слишком мал, чтобы до конца осознавать смысл происходящего, но оскорбительные клички и бойкот, который объявили бывшие друзья, не могли не ранить даже такого малыша. Плюс ко всему он очень скучал по Кевону и страдал, думая, что тот его пре­дал.
   Даже Поуки, сохранившему верность своему малень­кому приятелю, не удавалось вызвать улыбку на лице Фрэнки. Ребенок опять просыпался в мокрой постели и плакал навзрыд от стыда за то, что сделал. Прежде Мишель казалось, что хуже, чем Джаде, и быть не может: ведь ее детей даже нет рядом. Сейчас она не была в этом так увере­на. У Джады хотя бы есть надежда вернуть своих крошек и наладить жизнь…
   А Энджи, бедняжка, столкнулась с двойным предатель­ством, потеряла любимого и подругу и осталась один на один с немыслимо трудным решением. Бедная, бедная де­вочка! Ей самой помощь нужна, а она не жалеет ни време­ни, ни сил, помогая другим. Даже мне согласна… Нужно наконец решить, как поступить с Фрэнком. Но это потом. Позже. Только не сейчас.
   Лучше подумать о чем-нибудь хорошем. Вот начнется слушание дела об опекунстве, Энджи победит, я увижу ее триумф и счастье на лице Джады.
   Да, справедливость восторжествует. Только не для нее. Видеть страдания Дженны и Фрэнки невыносимо. Смот­реть в глаза Фрэнку, зная, что он лжец и преступник, – невыносимо. Представлять свою жизнь без него невыносимо…
   Мишель протянула руку и осторожно, нежно провела пальцами по щиколотке дочери. Дженна опять дернулась, но на этот раз перевернулась на спину и, приподнявшись на локтях, обожгла мать злым взглядом.
   – О праве человека на личную жизнь что-нибудь слы­шала? – процедила она. – Ну так и не лезь в мою! – Дочь зарыдала в голос и вдруг бросилась маме на шею. – Про­сти. Прости меня! Я просто…
   – Знаю, солнышко. Все знаю. – Мишель погладила дочку по длинным густым волосам.
 
   Все упали духом. «Семья разваливается на глазах», – думала Мишель, убирая со стола после ужина. Фрэнка целый день не было; он лишь позвонил предупредить, что задержится допоздна. Мишель накормила ребят – если можно так сказать, поскольку нетронутые отбивные от­правились в ведро вместе с большей частью гарнира, – и в доме наступила тишина.
   Вернув кухне первозданный вид, Мишель поднялась на второй этаж взглянуть, как там Фрэнки. Малыш, как всегда, играл в солдатиков под кроватью; из-под края по­крывала торчала маленькая круглая попка в пижамных штанишках.
   – Скоро спать, – мягко напомнила Мишель.
   Попка вильнула – и только.
   Дженна с головой ушла в борьбу не на жизнь, а на смерть, разворачивающуюся в самой убийственной из «ви­деострелялок». Мишель очень тревожили эти ежевечерние игры, ставшие любимым развлечением дочери. С другой стороны, возможно, лучшего способа для ребенка снять стресс не существует? Ей ли судить? Она как богу верила человеку, который предал не только ее, но и детей; челове­ку, который вступил в сделку, с дьяволом, поставив на карту их будущее. И вот это страшное будущее наступило.