— Какой уж есть, — Змиулан скромно потупил глаза. — Как говорится, ни отнять, ни прибавить.
   — Так чего же ты хочешь от меня? — ляпнула Виста и поспешно поправилась. — Впрочем, дурацкий вопрос. И так понятно. Но должна тебя разочаровать, любезный друг, ничего у тебя не выйдет.
   Она улыбнулась ему на пределе своего обаяния.
   — Не торопись, красавица, — Змиулан ответил не менее очаровательной улыбкой. — Конечно, ты не простая селянка, готовая задрать подол за пару ласковых слов. Ты — ведьма, и страсть для тебя не цель, но лишь средство, не так ли? Поэтому, помимо удовольствия, ты можешь получить от меня кое-что еще.
   — Например? — сощурилась девушка.
   — Я скажу тебе, но прежде ответь на мой вопрос, только честно, — Змиулан взъерошил свои роскошные золотые кудри. — Разве я противен тебе?
   Виста усмехнулась, отрицательно качнула головой.
   — Твоя внешность безукоризненна, спору нет, впечатление произвести ты умеешь, но ведь это лишь одно из твоих обличий.
   — Ну и что? — горячо возразил он. — Каждый видит во мне то, что хочет увидеть, то, что ожидает увидеть, наконец, то, чего заслуживает. Разве это плохо, воплощать человеческие мечты в плоть и кровь? А ты, как человек ищущий, получишь еще и знания.
   — Какие же знания ты хочешь мне предложить? — взгляд Висты затвердел.
   — Любые, какие пожелаешь, — Змиулан пожал плечами. — В пределах, конечно, моих возможностей. Но, заверяю тебя, они у меня немалые. Во всяком случае, заметно выше, чем у всех человеческих колдунов.
   — Всех? — быстро спросила Виста.
   — Всех, — спокойно подтвердил Змиулан. — А что, у тебя есть интерес к кому-либо из них?
   — Может быть, — холодно ответила Виста. — Но скажи мне честно, а что ты вообще можешь?
   Змиулан довольно улыбнулся, обнажив ослепительно белые зубы.
   — Для такой очаровательной ведьмочки, как ты — очень и очень многое, — доверительным голосом сообщил он.
   — Ты можешь убить? — резко спросила Виста.
   — Нет, что ты, я не убийца, — Змиулан недовольно сморщился. — Для этого есть оборотни.
   — Понятное дело, — разочарованно поджала губы Виста. — Так я и думала. Как и все мужчины — одни только обещания.
   — Что за глупости? — воскликнул Змиулан. — Сейчас ты говоришь, как простая селянка. Но ведь ты ведьма и должна знать, что все в этом мире имеет свой предел. У всех свои возможности и свои ограничения. Я не могу убивать, не могу воскрешать мертвых…
   — Прямо как джинн, — заметила насмешливо Виста.
   — Джинн? — нахмурился Змиулан. — Это который на юге? Да, я кое-что слышал об этих существах. Пожалуй, ты права, у нас есть нечто общее.
   — Пожалуй, — согласилась Виста. — Только джинны исполняют три желания, а у тебя — только одно.
   — У меня не одно, — слащаво улыбнулся Змиулан. — У меня — целых два! Первое — это твое плотское, а второе…
   — Какое такое плотское? — перебила его Виста. — Ты не будишь у меня никаких чувств.
   — Ой ли, девонька? — усмехнулся он.
   — Ну, разве что чуть-чуть, самую малость, — улыбнулась она. — Как к любимому брату.
   — Эх, тяжело с вами, ведьмами, — Змиулан сник. — Какие вы все бесчувственные, бездушные и расчетливые. Никакой чистой любви, то ли дело с обычными бабами.
   Он мечтательно закатил глаза.
   — Так чего ж ты тогда сюда заявился, дружок?
   — Понравилась ты мне, дева, — Змиулан сделал такие серьезные глаза, что Виста невольно расхохоталась.
   — Ну, а найти кого-нибудь и доставить к нему ты можешь? — деловито спросила девушка.
   — Конечно-конечно, запросто, — он снова расцветал, вовсю распространяя вокруг свое нечеловеческое обаяние. — Хоть прямо сейчас!
   — Нет. Сейчас не надо. Я сначала обдумаю твое предложение.
   — Я и не тороплю, — он передал ей маленькое перышко. — Возьми это. Когда надумаешь, подбрось в воздух и призови меня.
   Змиулан счастливо рассмеялся и исчез, рассыпавшись искрами, от которых тотчас же занялся костер.
   — Вот стервец, — улыбнулась девушка. — Умеет же делать бабам приятное.
   Огонь взялся как нельзя кстати, потому что в следующий миг кусты затрещали и на поляну ввалился Ладомир, сжимая в руке двух жирных глухарей. Он хмуро огляделся и Виста едва не расхохоталась, заметив, как он точно повторял повадки Змиулана, или вернее, как точно Змиулан повторял повадки витязя.
   Виста раскашлялась, чтобы Ладомир не заметил рвущегося из нее смеха, и уткнулась взглядом в землю. И потому не видела, как округлились его глаза, когда он заметил на земле еще одну пару глухарей. Ладомир бросил какой-то странный взгляд на девушку, в котором мешалось удивление пополам с уважением, но ничего не сказал.
   После отъезда из Киева они вообще мало разговаривали. Виста догадывалась о чувствах, переполнявших витязя. События в той злосчастной роще, похоже, оставили неизгладимый след в его простой душе воина, привыкшей видеть мир лишь в черно-белых цветах. Восстанавливать отношения Виста поначалу не спешила, надеясь что Ладомир сделает первый шаг к примирению. Однако со временем пришло понимание, что витязь скорее удавится, и она поняла, что начинать придется все-таки ей.
 

2

 
   После ужина Ладомир вытащил оселок и точильный камень, достал Лунный меч, и принялся внимательно разглядывать клинок. Кромка лезвия была безукоризненно ровна, без единой щербинки или зазубрины. Ни разу в жизни Ладомиру не приходилось видеть такого ровного лезвия. Но едва он решил потрогать его пальцем, как его остановил резкий крик девушки.
   — Эй, ты что, хочешь отрезать себе руку? — осведомилась она. — Этот меч не нуждается в правке и заточке, и его лучше вообще не вынимать без надобности, иначе ты рискуешь обрезать себе все выступающие части тела.
   — Ты меня принимаешь за дурака? — хмуро отозвался витязь. — Я не настолько неуклюж, как тебе хочется думать.
   — Дело не в тебе, и не в твоей неуклюжести, дело в мече, — сообщила Виста. — Я слышала, его лезвие настолько остро, что человечий глаз не может разглядеть его настоящую кромку. Поэтому, если ты еще собираешься пользоваться своими пальцами, держи их подальше от меча.
   Подобрав сухую ветку, Ладомир медленно поднес ее к клинку и тотчас его глаза поползли на лоб. Не дойдя до меча, ветка разделилась надвое, будто наткнувшись на невидимое лезвие.
   — Убедился теперь? Лучше спрячь клинок, пока еще чего не отрезал невзначай.
   Ладомир не ответил. Он подобрал еще несколько веток, с огромным интересом повторил опыт, пытаясь с разных сторон все-таки разглядеть эту невидимую кромку. Попытки не увенчались успехом, он разочарованно вздохнул и отложил меч в сторону.
   — Даже не знаю, говорить тебе или нет, — задумчиво проговорила Виста.
   Витязь качнул неопределенно головой, дескать, хочешь — говори, нет — не говори. Виста мысленно выругалась — вот еще заносчивый гордец!
   — Хоть ты и не заслуживаешь доброго к себе отношения, — заметила она. — Я все-таки кое-что расскажу об этом клинке.
   Ладомир по-прежнему хранил гордое молчание, и Виста, скрипнув зубами, продолжила.
   — У нас говорили, что этому мечу можно придать любую форму. Похоже, не врали — я до сих пор помню, как резко он изменился еще в подземелье.
   — Может быть, — равнодушно сказал витязь. — Но разве это имеет какое-либо значение?
   — Тебе виднее, — улыбнулась Виста. — Просто я подумала, что ты можешь захотеть немного удлинить его.
   — Нет, не захочу. Меня он вполне устраивает.
   — Ладно-ладно, пусть будет таким, — согласилась девушка, не обращая внимания на его холодный тон. — А еще у нас говорили, что этот меч дается в руки только избранным, тем, кому суждено уничтожить кого-то, кто мешает богам или просто им не угоден. В общем, этот меч убивает все живое и неживое.
   — А к примеру Кащея Бессмертного им можно завалить? — вдруг оживился Ладомир.
   Виста просияла. Не зря говорят, что лучшее средство привлечь внимание мужчины — это завести разговор об оружии. Вот только ответа на его вопрос она не знала. Впрочем, сейчас это было не главное. Главное ответить хоть как-нибудь, хоть что-нибудь, лишь бы проломить, наконец, стену отчуждения между ними.
 

3

 
   Они мчались, не жалея коней, нигде не останавливаясь, пересаживаясь на заводных прямо на скаку, как заправские степняки. Ураганом проносились через веси и села, стаптывая на дороге всех, кто не успевал вовремя убраться с дороги. Начиная от кур и гусей и заканчивая замешкавшимися смердами.
   Проклятия и ругань, а нередко и камни неслись им вслед, а один раз Ладомир с удивлением почувствовал, как что-то больно клюнуло его в спину. Сунув туда руку, он с удивлением вытащил застрявшую в кольчуге стрелу. Хорошую каленую стрелу, с острым, бронебойным наконечником. От опасной раны витязя спасла лишь безумная скачка, из-за чего стрела ударила на излете и только слегка поцарапала кожу. Возмущенный такой наглостью витязь едва удержался от того, чтобы не развернуться и не проучить зарвавшихся селян. Впрочем, такая возможность ему представилась очень скоро.
   Дорога заметалась между холмами, и вскоре из-за очередного поворота донесся тревожный гул людской толпы. Что-то знакомое послышалось в этом гуле, что-то очень близкое и почти родное. Сердце витязя зашлось в сладкой истоме, а все мышцы заныли, предчувствуя нечто приятное.
   И прежде, чем кони вынесли их за поворот, Ладомир наконец понял, что пробудилось в нем — предчувствие боя, жаркого и страстно желанного боя. Вот только странное отсутствие характерного железного лязга немного смущало.
   Когда же их глазам предстала бушующая орава смердов, напрочь перекрывшая дорогу, его разочарованию не было предела.
   Четыре или пять десятков мужиков бодро и с видимым удовольствием метелили друг дружку. То и дело над толпой взлетали крепкие кулаки, чтобы затем со смачным хрустом врезаться в чье-либо перекошенное яростью лицо. Люди рычали, как дикие звери, отплевывали кровь и разбитые зубы, и с удвоенной яростью бросались в драку. Иногда из толпы выбрасывали кого-либо наружу. Человек падал, оттирал окровавленное лицо рукавом рубахи, а затем с ругательствами рвался обратно.
   — Ох и любят кулаки наши дураки, — Ладомир зло сплюнул.
   Его взгляд с надеждой скользнул по склонам крутых холмов, подпиравших дорогу с двух сторон и разочарованно вернулся назад. В объезд, пожалуй, будет далековато.
   — Что это? — глаза девушки, разглядывавшей во все глаза драку, постепенно выползали на лоб.
   — Не видишь разве? Кулачный бой, как его смерды называют. Хотя, какой это бой, — Ладомир скривил презрительно губы.
   — Ты не любишь кулачный бой? — удивилась Виста. — Ведь ты же воин.
   — Кулак — оружие смерда, — уронил он, а затем поучительным тоном добавил. — Оружие воина — благородный меч. Только последний дурень будет бросаться на закованного в железо воина с голыми руками.
   — Но как же быть если твое оружие сломано или у тебя выбили его из рук?
   — Ты пойми, Виста, простую вещь, — стал объяснять Ладомир, удивляясь своему терпению. — Хороший воин даже умирает с оружием в руках. А если ты теряешь его, или ломаешь, это значит, ты плохой воин. Ты не умеешь владеть им, и ты обречен. Конечно, можно попытаться отобрать его у врага. Хотя если тебе противостоит опытный воин, это бесполезно, и тебе останется лишь погибнуть, как и подобает воину — в бою. Но никто не будет бросать меч, чтобы сойтись грудь в грудь с никчемным воином, не умеющим владеть оружием. Поэтому этот кулачный бой — так, забава для смердов, баловство. Отдыхают они так.
   — Отдыхают? — поразилась Виста, наблюдая, как мелькают в толпе огромные, с голову младенца, кулаки. — А я подумала, убивают кого.
   — Как же, убивают, — насмешливо сказал витязь. — Морды опухнут, зубы повыбивают, да к вечеру разойдутся.
   — К вечеру?
   Девушка окинула взглядом крепкие, кряжистые фигуры мужиков. Да, пожалуй, такие бугаи еще долго могут охаживать друг друга.
   — Что ж нам, в объезд или ждать до вечера? А если попробовать прямо через них?
   — Один бы я проехал. Но вот с вами…
   — С кем это с нами? — удивилась девушка.
   — С тобой да лошадьми. Еще изувечат вас сгоряча. А лошадей жалко, им-то за что страдать? — рассудил Ладомир.
   Из толпы вылетел и врезался в лошадь витязя низкорослый мужичонка, растрепанный, красный, как рак, с ошалелыми глазами. Узрев пред собой лошадиную морду он, не долго думая, шарахнул по ней кулаком со всей дури. Дури в нем было много и бедное животное негодующе всхрапнуло, попыталось отодвинуться от сумасшедшего, но Ладомир стиснул его ребра стальными тисками колен, удержал на месте.
   Тем временем налитые кровью глаза мужика переместились на всадника, но выразить свои чувства мужик не успел, потому что витязь с огромным удовольствием впечатал ему в лоб каблук сапога.
   — В следующий раз — убью, — пообещал Ладомир, глядя, как мужик копошится в пыли, пытаясь подняться.
   Тот кое-как взгромоздился на дрожащие ноги, зыркнул исподлобья на витязя и неожиданно взвизгнул тонким голосом:
   — Наших бьют!
   Толпа задвигалась, перестраиваясь, прекращая драку, а затем из ее недр выступил вперед огромный детина. Наголову возвышаясь над остальными, распираемый мышцами так, что рубаха на нем уже полопалась во многих местах, он выглядел настоящим гигантом. Даже в латах плечи витязя выглядели заметно уже, чем у него. Виста метнула озабоченный взгляд на Ладомира, но тот по-прежнему кривился в презрительной гримасе, а заметив ее тревогу, ободряюще подмигнул.
   — Нам повезло. Скоро дальше поедем, — прошептал он.
   — Шумило, глянь-ка на этого, — пожаловался мужичонка гиганту. — Я тут стою себе тихо-мирно, никого не трогаю, а этот как налетит! Мало что чуть не задавил своей зверюгой, что почему-то на лошадь похожа, так он еще сапогом тычет, вот, едва башку не сорвал!
   Гигант придвинулся к витязю и тот с неприятным холодком отметил, что их глаза почти на одном уровне.
   — Ты чо это? — внушительно пробасил гигант, изо всех сил стараясь придать своему лицу грозное выражение. — Пошто Киселя обидел?
   — Да кулаки у него видать чешутся, — вставил мужичонка. — Эй, вояка, почеши-ка ты свои кулачки вот об него, — он указал на Шумило, — али забоишься?
   Толпа быстро расступалась, расчищая место, и неодобрительно поглядывая в сторону заезжих. Похоже, никто не сомневался в предстоящей драке.
   — Не много ли смерду чести будет? — усмехнулся Ладомир.
   Люди возмущенно загалдели, послышалась ругань в адрес трусливого воина, а заодно и в адрес всей трусливой княжьей дружины. Проняло и Шумилу, его лицо, наконец, стало по-настоящему злое.
   — Ты не бойся-то замараться, — посоветовал витязю словоохотливый Кисель. — Шумило у нас, считай, уже княжий воин. Не сегодня-завтра уедет в Киев, а с его-то силушкой князья да бояре на части изорвут, да по своим дружинам и растащат.
   — Изорвать-то могут, — согласился витязь. — Но разве что на портянки.
   — Так ты будешь драться али как? — проревел угрожающе Шумило, сжимая свои пудовые кулаки.
   — Смотри, паря, — добавил Кисель. — Не захочешь мараться, так мы люди не гордые, можем и сами того… Замарать.
   Ладомир прыгнул с лошади, медленно подошел к Шумиле, смерил его пренебрежительным взглядом.
   — Драться, парень, я с тобой не буду, а вот дурня поучить — это я завсегда.
   Кулак гиганта взвился в воздух, но Ладомир быстро шагнул к нему вплотную и без замаха ударил его в лицо раскрытой ладонью. Шумило содрогнулся всем телом, однако устоял, встряхнул головой, попробовал снова ударить витязя, но тот опять увернулся и опять ударил ладонью. Из носа смерда показалась кровь, глаза увлажнились, он отступил и взревел дурным голосом. Ничего не видя из-за хлынувших ручьем слез, замахал вслепую кулаками, и Ладомир вновь без труда увернулся, ударил еще раз. Парень, наконец, пошатнулся и медленно осел в дорожную пыль.
   Он пришел в себя сразу же, едва его голова столкнулась с землей, но витязь не дал ему даже шевельнуться. Его колено упало на широченную, как стол, грудь, в руке сверкнул засапожный нож. Лицо Шумилы исказилось от страха, глаза зажмурились, но нож Ладомира воткнулся в землю, лишь слегка поцарапав кожу на виске.
   — А теперь слушай и запоминай, дурень, — голос Ладомира напомнил перепуганному парню шипение разъяренной змеи. — Воина учат не драться, а убивать. Это только в вашей драке не бьют в спину, не бьют лежачего и прочая ерунда. А в бою убивают любой ценой. Поэтому там побеждают не силой, которой ты кичишься и которая годится только для драки, в бою побеждают умением. Запомни это и лучше не суйся в Киев. Не для тебя это, такого дурня, как ты, сожрут и не поперхнутся. Паши землю, корчуй пни — вот лучшее применение твоей силы. Скучно, согласен, зато живой и здоровый.
   Ладомир встал, оглянулся на недовольные лица подступивших смердов, оскалился и, хотя по возрасту многие были заметно старше витязя, они попятились, как пятятся молодые щенки, почуяв матерого волка.
   Едва они тронулись, как Виста яростно прошептала ему в ухо:
   — Значит теперь ты говоришь, что любой ценой, любыми средствами. Так какого же черта ты поливал меня грязью, когда я помогла тебе избавиться от того оболтуса возле Киева?
   — Окстись, Виста, — холодно ответил Ладомир, а в его голосе послышались нотки, с которыми обычно говорят с больными на голову. — Там был не бой, там был честный поединок. А в поединке нельзя бить в спину, нельзя бить лежачего, это бесчестье. Как же ты не понимаешь очевидного, впрочем, молодой девушке, тем более тебе, как… э-э-э… это простительно…
   Ладомир хотел было сказать, как красивой девушке, ведь всем известно, что красивой ум только в тягость, но решил промолчать, дабы не оскорбить ее. Однако, Виста поняла по-своему и все-таки оскорбилась.
   — Мне, значит, простительно? Ну так растолкуй мне, вражьей лазутчице, грязной убийце и как ты там еще хотел меня обозвать, по каким же признакам ты отличаешь драку от поединка?
   Ладомир тяжело вздохнул.
   — Не надо никаких признаков, Виста, я это чую. И потом, я вовсе не хотел тебя никак обзывать. Наоборот, — он замялся, но волевым усилием заставил себя продолжить. — Я хотел сказать, как красивой девушке.
   Остолбеневшая Виста растерялась и ничего не ответила. Да и Ладомир замолчал надолго, почувствовав, что сказал лишнее, и уже злясь на себя. Ведь обещал же он себе, что ничего общего, а тем более — личного, у него и этой предательницы быть не может!
 

Глава тринадцатая

 

1

 
   Вечером, готовясь к ночлегу, Виста ощутила чужой взгляд и сдавленно выругалась. Неужто снова пожаловали Ночные Лезвия? Быть может их послал Тайкес, чтобы добить ее? Но откуда он так быстро узнал, что она выжила?
   А может это связано с новым заданием витязя? Возможно ли, что волхв или воевода приставили к ним своего соглядатая?
   Виста оглянулась на витязя, укладывавшегося спать.
   — Ладомир, — тихо позвала Виста.
   Он повернул голову с такой надменностью, что Виста враз проглотила язык. Вот ведь… Носится со своей воинской честью, как курица с торбой!
   Ладно, злорадно подумала она, будет тебе завтра утром честь, когда скажу, что всю ночь проспал без задних ног, не заметив головореза под своим высоко задранным носом!
   Чутье и опыт помогли довольно быстро заметить наблюдавшего. Он расположился шагах в тридцати от костра. Пока Виста размышляла, как половчее зайти ему в спину, он вдруг оставил слежку и стал быстро уходить в лес.
   Навострив все свои чувства, она попыталась найти еще кого-нибудь и, не обнаружив, расслабилась. Похоже, удостоверившись, что они расположились ночевать, соглядатай также отправился спать.
   Виста улыбнулась. Что ж, самое время сходить в гости ей самой, с ответным визитом.
   Когда Ладомир заснул, она быстро оделась — маска, перчатки с когтями, сапожные шипы, перевязи с оружием. Проверила насколько легко вынимается меч, попрыгала — не звенит ли где. Подбросив в огонь побольше толстых сучьев, она оглянулась на храпящего витязя и бесшумно растворилась в лесу.
   Пройдя по следам наблюдавшего, Виста довольно быстро вышла на лагерь преследователей. Она бесшумно вскарабкалась на ближайшее дерево, высунулась на миг из-за ствола, окинула рассеянным взглядом всю поляну и нырнула назад. Закрыла глаза, восстановила в памяти увиденное.
   Их было трое. Рослые, крепкие мужчины, со спокойными и уверенными лицами, мягкими скупыми движениями. Они были одеты просто, без излишеств и вычурности, но добротно, в самый раз для леса.
   Только один из них, похоже, самый молодой, позволил себе броскую золотую серьгу, но Виста была уверена, что он не забывал прикрывать ее в нужных случаях, например, во время слежки.
   Второй был немного постарше, его лицо укрывалось надвинутым капюшоном, и в нем Виста уловила нечто неуловимо знакомое, хотя и не успела понять, что именно.
   Но куда больше внимания заслуживал третий. Это был самый старший из троицы, лет пятидесяти на вид и совершенно седой. Он казался грузным и неуклюжим, но наметанный глаз Висты обмануть было нельзя. Этот человек представлял наибольшую опасность.
   Виста прильнула щекой к шершавой коре, разогнала ненужные мысли и вслушалась в едва слышный говор у костра. И вскоре она уже слышала каждое произнесенное слово. Она больше не выглядывала из-за дерева, опасаясь выдать себя неосторожным взглядом, но без труда определила принадлежность всех голосов.
   — Атаман, мы столько дней тащимся по их следам, я не уверен, что этот чертов меч стоит наших усилий, — этот голос принадлежал мужчине с серьгой.
   — Напрасно, — донесся сиплый голос второго, в котором Виста признала седого. — Богатырский меч-кладенец всегда стоит очень дорого. Он один может обеспечить всем нам безбедную старость.
   — Почему ты так уверен, Лютый? Что-то я не заметил в нем ничего особенного, хоть бы камешек какой сверкнул.
   — Кладенцы славны не самоцветными камнями, — снисходительно уронил Лютый.
   — Оно, конечно, тебе виднее. Но если он так дорог, может стоит сейчас и напасть?
   — Нет. Ты ничего не понял. Стоимость этого меча измеряется не только в золоте.
   Он замолчал, а человек с серьгой не выдержал:
   — Ну, а еще в чем?
   — Еще… Еще в жизнях тех дурней, кто позарился на легкую добычу. Но ведь ты не хочешь повысить таким образом его цену?
   Чем больше Виста слушала голос Лютого, тем больше он ей не нравился.
   — Но если мы не попытаемся сделать это сегодня ночью, у нас совсем не останется времени. Через день они доберутся до Быстрицы, а дальше, люди говорят, нечисть лютует вовсю. И нам придется звать всю банду, — раздраженно заметил владелец серьги.
   Виста невольно улыбнулась, поняв его невысказанную мысль — подмога означала дележку добычи на большее число разбойников.
   — Ты видишь в ночи хорошо, но так ли хорошо, как это умеет делать волк? — равнодушным голосом спросил Лютый.
   — Мы должны рискнуть. Ты же сам сказал, что меч стоит может обеспечить нас на всю жизнь!
   — Ты умеешь красться бесшумно, но делаешь ли ты это также хорошо, как кошка? — снова спросил Лютый.
   — Да что ты заладил со своим поганым зверьем! Я же с тобой не по бабам отправился!
   — Остынь, брат, — раздался насмешливый голос третьего разбойника. — Или ты торопишься подохнуть в этом лесу?
   Виста задумалась, размышляя о третьем. Что же она учуяла в нем?
   — Дохнут мои враги! — прорычал человек с серьгой и, судя по захрустевшим сучьям, нервно заходил взад-вперед.
   — Почему вы так уверены, что мы не сможем управиться сами? Конечно, они опытные воины, даже эта девка, но ведь и мы не впервые меч в руки взяли. Тем более, если ты колданешь вовремя.
   Колдун, вдруг поняла девушка. Третий — колдун, как же она сразу не догадалась! Ну, что ж, скоро увидим, насколько он хорош.
   — Я же сказал тебе, парень, за плечами у этого воина не просто дорогой меч, это меч-кладенец. Он не достается простым воинам, понимаешь? Простым — не достается, — Лютый произнес последние слова по слогам.
   — Это богатырь, парень, если ты еще не понял, — пояснил колдун. — Он один, без всякой девки, сожрет нас и не подавится. Я думаю, что без ватаги нам не справиться.
   — Богатырь? — прошипел человек с серьгой. — Ну и что? Арбалетному болту все едино в чьей башке делать дырку — в обычной или богатырской.
   — Давно ли ты сражался с богатырями, а? — насмешливо поинтересовался колдун.
   — Ладно, хватит! — атаман повысил голос. — Пора спать. Завтра мы решим, что делать. Ложитесь, я первый на страже.
   А ведь было бы неплохо вырезать всех троих, подумалось Висте, а затем показать утром их головы Ладомиру. Человек с серьгой производил впечатление чересчур резкого и горячего, а значит, весьма уязвимого и самого слабого из трех. Не чуяла особой силы Виста и за колдуном. Будь их только двое она справилась бы с ними без проблем.
   Но вот Лютый… Он был слишком закрытым для чувств и пока она не могла точно оценить его силы. Риск был слишком велик и Виста, скрепя сердце, отказалась от своих планов. Пора возвращаться. Она осторожно спустилась с дерева и отправилась назад.
   А прямо с утра, не успел Ладомир и глаз протереть, как Виста ошарашила его ехидным вопросом:
   — Как спалось-почивалось тебе, милдруг? Не мешал ли тебе кто-нибудь спать?