– Не двигайся, – настойчиво прошептал ее дружок.
   – Я боюсь.
   – И не смотри им в глаза. Иначе они подумают, что ты бросаешь им вызов.
   – Джони, ну сделай же что-нибудь!
   – Я вызываю полицейских. Следи за тем, чтобы у тебя не двинулся ни один мускул.
   – У меня в кошельке есть сухая шелуха мускатного ореха.
   – Оставь ее. Эти собаки натренированы нападать на людей, которые пытаются вынуть оружие.
   Собаки рычали, пуская слюну.
   – Они меня загрызут, – пробормотала Дейрдре дрожащим голосом.
   – Не загрызут, если ты не будешь двигаться. Просто стой на месте.
   Более крупная собака опять гавкнула шесть или семь раз, что прозвучало как пулеметная очередь. Дейрдре завизжала, отчего собака лязгнула зубами. Дейрдре полезла за своей шелухой, а другая собака схватила ее за ногу и повалила на землю.
   – Дейрдре!
   Она яростно отбивалась от собаки ногами и кулаками, отчаянно пытаясь закрыть голову и откатиться в сторону. Ее рука дрожала в пасти собаки. Потом вдруг собака отпустила руку Дейрдре, и обе собаки замерли на месте. Дейрдре тряслась, боясь сделать хотя бы одно движение. Собаки перестали рычать, будто потеряли к ней всякий интерес. Казалось, они прислушиваются к кому-то или к чему-то, но Дейрдре не слышала ничего.
   С такой же быстротой, с какой они подбежали к ней, собаки понеслись к погрузочной платформе. Сквозь туманное сознание Дейрдре все же показалось, что она расслышала звук собачьего свистка.
   Все еще лежа на земле, Дейрдре осмотрела свою руку. Собачьи зубы прорвали рукав и впились в тело. При виде собственной крови она застонала.
   – Веди себя тихо, – порекомендовал Джони с другой стороны забора. – Полицейские уже едут.
   Услышав зуммер сотового телефона, Дейрдре вздрогнула. Ее кошелек куда-то исчез во время нападения собак, но по звуку вызова можно было понять, что он где-то сзади. Дейрдре подползла к телефону на четвереньках, подняла его и ответила.
   – Так мы команда или нет? – Это был тот же неестественный голос.
   Дейрдре поморщилась от пульсирующей боли в покусанной руке.
   – Что вы, черт побери, натворили!
   – Ночной сторож натворит что угодно за небольшую подачку. Он даже может исчезнуть и оставить мне свой собачий свисток. Забавное у этого свистка свойство, правда?
   – Я никак не могу считать это забавным. Выпустите меня отсюда!
   – Успокойтесь. Я даю вам право выбирать, Дейрдре.
   – Выбирать из чего?
   – Выбор очень прост. Вы можете либо выиграть, либо проиграть. Вот и все.
   – О чем, черт бы вас побрал, вы говорите?
   – Мы поговорим позже, после того как вы успокоитесь. Между прочим, стоит вам только сказать одно слово кому-либо делаю ударение на слове кому-либо, – вы наверняка проиграете. Проиграете по большому счету. Вы слышите меня?
   Она не ответила.
   – Вы слышите меня? – повторил он.
   – Да.
   – Хорошо. Ключ от ворот приклеен клейкой лентой к фонарному столбу. А теперь убирайтесь отсюда ко всем чертям.
   В трубке раздался треск отключаемого аппарата. Дейрдре перевернулась в темноте на бок и прижала руку, чтобы остановить кровотечение. Она едва сдерживала слезы.

19

   Леонард Парсонс, судья по делам о наследствах, завещаниях и опеке, казалось, был чертовски зол. Хуже того, он смотрел со своего судейского места прямо на клиента Джека. Звонок из его кабинета поступил в девять часов утра. Избитый Джерри Коллетти подал ходатайство по чрезвычайным обстоятельствам, и судья приказал всем наследникам по завещанию Салли Феннинг явиться в зал заседаний суда ровно в одиннадцать часов.
   – Доброе утро, – произнес судья. Тон его был добросердечен, но глаза под мохнатыми седыми бровями светились, как два тлеющих уголька. Судья, который хмурит брови, – это дурной знак в любом суде, но особенно неприятен в «суде шепота», всегда отличавшегося сравнительно любезными диалогами.
   – Доброе утро, ваша честь, – последовал ответ адвокатов и их клиентов. Даже чрезвычайно уверенный в своих способностях Джерри Коллетти на этот раз обзавелся собственным адвокатом. Вместе с Джеком и его клиентом в зале присутствовали десять человек. Восемь из них – Коллетти, бывший муж Салли, прокурор, репортер и их адвокаты – сидели за отдельным столом около скамьи присяжных в противоположном от Джека и его клиента конце зала, словно хотели находиться от Татума Найта как можно дальше. Позади них сидела Вивиен Грассо, личный представитель завещателя. Она, казалось, присвоила себе право на нейтралитет и сидела не за столом, а на перекладине, отгораживающей адвокатов от публики.
   Больше в зале никого не было, и это свидетельствовало о том, что шестой наследник все еще не появлялся.
   – Мистер Андерсон, – обратился судья к адвокату Коллетти. – Пожалуйста, вам предоставляется слово по поводу вашего ходатайства.
   Коллетти продолжал сидеть. Правая сторона лица у него была темно-красного цвета и распухла, лоб забинтован. Его адвокат встал, поблагодарил суд и вышел вперед.
   – Судья, ни у кого не вызывает сомнения тот факт, что мистер Коллетти находится в крайне тяжелом состоянии. И хотя это слушание ведется в плане рассмотрения ходатайства, мы просим суд принять вместо устного свидетельства письменное ходатайство под присягой, поданное моим клиентом. Если адвокат противоположной стороны пожелает подвергнуть его перекрестному допросу, он готов к этому.
   – Я нахожу это разумным. Какие-нибудь возражения?
   – Здесь – никаких, – ответили хором сидевшие в другой половине зала.
   – Возражений нет, – отозвался Джек.
   – Спасибо, – поблагодарил Андерсон. – Свидетельства, предоставляемые суду, сводятся к следующему: вчера поздно ночью, когда мистер Коллетти шел к своему автомобилю, стоявшему на парковке за пивной Джона Мартина в Корал-Гейбл, ему были нанесены телесные повреждения различной степени тяжести, в основном гематомы и скрытые травмы, не говоря уже о сотрясении мозга. К счастью, ни одно из телесных повреждений не угрожает жизни мистера Коллетти. Как сказано в письменном показании под присягой, это нападение совершил такой же наследник, как и пострадавший, а именно Татум Найт.
   – Ну и крокодил! – брякнул Татум.
   – Не прерывайте, пожалуйста! – твердо потребовал судья. – А вы, мистер Найт, следите за своими выражениями.
   – Я разве выругался?
   – Это на грани нецензурного выражения. Если вы сомневаетесь, помните: мы в «суде шепота».
   – Примите наши извинения, – сказал Джек. – Больше этого не повторится.
   – Как я уже сказал, – продолжал адвокат Коллетти, избиение произошло прошлой ночью. А сегодня рано утром мистер Коллетти обнаружил на своем компьютере примечательное сообщение. Оно поступило вчера вечером в шесть сорок три, то есть за несколько часов до нападения. Он же прочитал его лишь после того, как нападение было совершено. Мы сделали распечатку этого сообщения для суда. Это довольно короткое сообщение. Там написано: «Жизнь и так коротка. Выходи из игры уже сейчас».
   Джек посмотрел на своего клиента. Татум наклонился к Джеку и тихо прошептал:
   – У меня и компьютера-то даже нет.
   – Кто отправил сообщение? – спросил судья.
   – Мы не знаем. Оно было послано из одного из копировальных центров деловых бумаг Майами, которые сдают компьютеры внаем кому угодно в почасовом графике. Тем не менее я считаю, что это сообщение вполне логично связано с увечьями, нанесенными потом мистеру Коллетти мистером Найтом. Как хорошо известно суду, мы действуем в условиях, продиктованных довольно необычным завещанием. Наследников шестеро, но получить наследство может только один. И единственный способ оказаться победителем в «игре», как это названо в сообщении, – либо пережить своих соперников, либо вынудить их отказаться от своих прав на наследство. Мистер Коллетти утверждает, что именно эту цель и преследовал избивший его мистер Найт. Это была возмутительная попытка вселить страх в других наследников и заставить их, а особенно мистера Коллетти, выйти из игры.
   – Дерьмо собачье, – сказал Татум на ухо Джеку.
   – Мистер Найт! – воскликнул судья. – Еще одно подобное выражение – и я привлеку вас к ответственности за неуважение к суду.
   – Выражение? Да мой собственный адвокат едва расслышал его.
   Джек шикнул на него, понимая, что постоянный шепот в «суде шепота», должно быть, обострил у судьи чувство слуха. А может быть, просто его слуховой аппарат был включен на полную мощность.
   – Извините, ваша честь, – сказал Джек.
   Судья бросил на него сердитый взгляд и снова обратился к адвокату Коллетти:
   – Какое возмещение ущерба вы требуете?
   – Мистер Коллетти еще не имел возможности оценить все свои легальные оптации. В данный момент мы просим суд отдать запретительный судебный приказ, который дозволил бы мистеру Найту общаться с другими наследниками только через своего адвоката. Кроме того, мы просим, чтобы суд запретил мистеру Найту приближаться к другим наследникам менее чем на пятьсот ярдов, за исключением случаев слушаний дела в суде или присутствия личных представителей.
   – Хорошо, – ответил судья. – Мистер Свайтек, что мистер Найт имеет сказать в свое оправдание?
   Джек начал было подниматься, но Татум схватил его за руку и прошептал:
   – Я сам хочу ответить.
   – Нет, мы же договорились...
   – Не важно, о чем мы договорились. Я хочу дать показания.
   – Мистер Свайтек, пожалуйста.
   Джек в смущении посмотрел на судью, потом снова взглянул на своего подзащитного, который страстно желал высказаться.
   – Ваша честь, мне нужно несколько минут на то, чтобы поговорить с моим клиентом.
   – Хорошо. Но помните, что я отвел всего один час на это слушание. Каждая минута, которую вы употребите на болтовню с вашим клиентом, будет потеряна для предоставления вами своей аргументации. Мы сделаем перерыв на пять минут, – добавил он, ударив молотком.
   – Всем встать! – скомандовал судебный пристав.
   Джек и все остальные стояли, глядя, как судья Парсонс выходит через боковую дверь.
   – Пойдем поговорим. – взял своего клиента за руку. Они быстро прошли по проходу между рядами стульев через заднюю дверь в коридор. Джек отыскал свободную комнату около лифтов, затащил туда Татума и закрыл дверь.
   – Клянусь, я не трогал Коллетти.
   – Я сказал тебе сегодня утром, когда Коллетти подавал на нас жалобу, что это не имеет никакого значения.
   – Это имеет значение для меня, – возразил Татум, повышая голос.
   – Для целей, которые преследует данное слушание, твоя невиновность не имеет значения.
   – Ты видел лицо Коллетти? – спросил Татум саркастически. – Работа хренового любителя. Если бы это сделал я, то скажу тебе одно: он не стал бы сегодня утром включать свой компьютер, чтобы прочитать сообщение, присланное ему по электронной почте. Прошло бы не меньше недели, прежде чем он смог бы вспомнить собственное имя, не говоря уже о пароле.
   – На этом мы и построим нашу защиту, Татум? Это то, что ты хочешь сказать судье?
   – У меня нет необходимости говорить это судье. Я хочу сказать ему, что не делал этого.
   – А теперь послушай меня. Если ты пойдешь на место для дачи показаний, тебя подвергнут перекрестному допросу. Адвокат Коллетти сможет повесить на тебя все, что угодно.
   – Ничего такого, с чем я не смогу справиться.
   – В самом деле? А ну-ка попробуй отвертеться от такого вопроса. – Джек подошел поближе, играя роль адвоката Джерри, задающего вопросы. – Мистер Найт, первый раз вы встретили мистера Коллетти на чтении завещания Салли Феннинг? Неделю назад, во вторник, правильно?
   – Правильно.
   – Не прошло и двух недель после того, как мистер Коллетти познакомился с вами, и он оказался в кабинете неотложной помощи.
   – Я не направлял его туда.
   – Мистер Найт; поскольку вы являетесь наследником по завещанию Салли Феннинг, я полагаю, что вы однажды встречались с ней, это так?
   – Да, один раз.
   – Когда?
   – За несколько недель до того, как она умерла.
   – Вы хотите сказать – за несколько недель до того, как ее убили, не так ли?
   – Да, это одно и то же.
   – Итак, вы встречаете ее один раз в своей жизни, и две недели спустя ее убивают выстрелом в голову.
   – Ну и что?
   – Позвольте мне спросить вас, сэр: сколько других людей умерли или попали в больницу через две недели после единственной встречи с вами?
   Татум искоса посмотрел на Джека.
   – До хрена, если посчитать.
   – Хороший ответ, Татум, – сказал Джек, кончив играть роль адвоката заявителя.
   – Дерьмо все это, Джек. Я просто хочу встать и сказать судье, что я этого не делал.
   – Так дело не пойдет. Мне очень жаль, но, если ты начнешь давать свидетельские показания, адвокат Коллетти подвергнет тебя допросу с «пристрастием». Не успеешь ты понять, что происходит, все в зале заседаний уже будут знать, чем ты раньше зарабатывал на жизнь, будут знать о твоей встрече с Салли Феннинг и о том, что она пыталась нанять тебя, чтобы ты пустил ей пулю в лоб. Итак, если ты не хочешь оказаться первым в списке подозреваемых в убийстве Салли, я предлагаю тебе следовать моим советам.
   Татума обуревали страсти, но Джек был намерен добиться своего.
   – Что ты точно хочешь, чтобы я делал?
   – Держи свои тайны при себе. Не давай никаких показаний. Мы примем без прений запретительный приказ.
   – Что это за хреновина?
   – Я постараюсь извлечь из этого как можно больше пользы. Я скажу судье, что мистер Найт начисто отвергает выдвинутые против него надуманные обвинения и у него нет никакого желания приближаться менее чем на пятьсот ярдов к другим наследникам. Так что запретительный приказ мы примем без возражений.
   Татум подошел к окну и смотрел на парковку внизу.
   – А знаешь, мне незачем говорить им о своей встрече с Салли.
   – Если ты выйдешь на место для дачи показаний, то нанесешь себе вред и тебе придется искать другого адвоката.
   Татум грустно засмеялся:
   – Тео предупреждал меня, что ты мастер что надо.
   – Тео и мне много чего рассказал о тебе. И вот мы оба здесь. Что из этого получится?
   Татум отвернулся от окна и посмотрел на Джека:
   – Прекрасно. Примем без возражений. Ноты должен понять одну вещь.
   – Что именно?
   – Если этой комнатной шавке Джерри Коллетти достанутся все деньги, я вышибу дух из вас обоих.
   – Я не боюсь угроз, Татум.
   Татум широко улыбнулся своему адвокату и похлопал его по плечу:
   – Шутка, дружок.
   Джек не ответил на его улыбку. Он открыл дверь и направился в зал заседаний.

20

   Джеку показалось, что за ним следят, и он был прав.
   После слушания дела о наследстве он попрощался с Татумом в дверях зала заседаний и поехал в своей машине один. Все его перемещения по разбитому, покрытому колдобинами асфальту вплоть до огороженной парковки в точности повторяли двое мужчин. Младший шел петушиным шагом, переваливаясь с боку на бок и выставив вперед подбородок. Он рассматривал свое отражение во всех затемненных окнах машин, мимо которых они проходили, словно в его голове бесконечно проигрывалась одноименная песня из кинофильма «Шафт». Более пожилой слегка сутулился, а на его лице застыло угрюмое выражение человека, озабоченного неразрешимыми проблемами, над которыми он был вынужден работать ночами и бесконечно стучать по клавишам компьютера. Даже если бы Джек не знал Рика Ларсена, он и так догадался бы, что это он – детектив-ветеран, занимающийся расследованием убийств. Друзьями они не были, но оба питали уважение друг к другу. Много хороших полицейских годами шли на то, чтобы выражать сомнение в пользу ответчика, которого защищал Джек. Они знали, что отец Джека сам был полицейским до того, как пойти долгой дорогой политического деятеля, которая дважды выводила его на пост губернатора. История личных отношений Джека и Ларсена была более сложной. Еще молодым детективом Ларсен занимался делом Тео Найта в составе группы полицейских, которые в конечном счете подвели невинного человека под статью, предусматривающую смертную казнь. И лишь когда анализы ДНК вернулись, Ларсен сообщил Джеку – неофициально, разумеется, – что его сомнения в виновности Тео были отвергнуты старшими начальниками по причине его молодости и неопытности.
   – Кто твой новый партнер? – спросил Джек, повернувшись лицом к мужчине.
   Ларсен улыбнулся и, вынимая окурок сигары, зажатой между зубами, уточнил:
   – Ты имеешь в виду Кальвина Кляйна, который стоит здесь?
   – Что это все значит? – осведомился его партнер.
   – Если не знаешь, тебе не стоит быть детективом. – Он подмигнул Джеку. – У тебя найдется минутка?
   – Конечно. О чем пойдет речь? – Джек положил свой портфель на капот машины.
   – Салли Феннинг. Как тебе наверняка известно, я расследую ее убийство.
   – Да, я обрадовался, узнав об этом.
   – Почему?
   – Вы, ребята, так и не поймали убийцу ее дочери. И мне показалось, что она вполне заслужила такого хорошего детектива для поимки ее собственного убийцы.
   – Этим я сейчас и занимаюсь.
   – Что и привело тебя ко мне.
   – Вообще-то нет. Это выводит меня на Татума Найта, а уж от него к тебе.
   – Ты хочешь допросить его?
   – Очень хотелось бы. Но он не хочет с нами разговаривать.
   Джек не выказал удивления. Татум забыл сказать ему, что встречался с полицией.
   – Вы говорили с ним любезно?
   – Конечно. Я сказал ему, что он может либо помогать следствию, либо оказаться сам под следствием. Я намерен создать домашнюю обстановку.
   Джек засмеялся:
   – Мне следует отдать тебе должное, Ларсен. Ты единственный известный мне детектив, способный сказать подобную небылицу, сохраняя при этом совершенно невинное выражение лица.
   – И иногда это даже дает результат. Но шутки в сторону. Если твой клиент не заговорит, мне придется поддать жару.
   – Что ты хочешь узнать?
   Детектив снял солнцезащитные очки как бы специально для того, чтобы посмотреть Джеку прямо в глаза.
   – Он убил Салли Феннинг?
   – Ответ – нет.
   – Он знает, кто это сделал?
   – Нет.
   – Полагаешь, я приму эти ответы за чистую монету?
   – Никак нет.
   – Это он избил Джерри Коллетти?
   – Нет.
   – Тогда почему он не встал и не сказал судье Парсонсу, что он не делал этого?
   – Таково было решение его адвоката.
   – Что ты скрываешь?
   – Ничего.
   – Я наблюдал за слушанием. Ты что-то скрываешь.
   – Это всего лишь твое предположение.
   По другую сторону забора по исковерканной мостовой прогремел автобус. Воздух сразу же наполнился запахом отработанного дизельного топлива, но детектива это не смутило.
   – Скажи мне следующее: какого черта Салли Феннинг упомянула в своем завещании такого головореза, как Татум Найт?
   – Хотел бы я спросить саму Салли.
   – А я хотел бы спросить Татума.
   – Что он с этого будет иметь?
   – Он может либо сотрудничать, либо...
   – О, пожалуйста! Скажи еще что-нибудь.
   Ларсен глупо улыбнулся.
   – Вот что не дает мне покоя. Из пяти наследников, которые пока известны, четверо имеют прямое отношение к первому замужеству Салли и к смерти ее дочери. Как Татум вписывается в эту группу?
   Джек, разумеется, не мог добровольно поделиться информацией о встрече Татума с Салли до ее убийства, но небольшой диалог считал небесполезным.
   – Это интересно, – заметил Джек. – Похоже, ты абсолютно уверен в том, что все четыре других наследника имели определенное отношение к прошлой жизни Салли.
   – Да, я воспользовался дедукцией.
   – Думаю, это нечто большее, чем простая дедукция. Бывший муж Салли, адвокат в бракоразводном процессе и прокурор, который так и не смог никому предъявить обвинения в убийстве дочери Салли, – все они, несомненно, имели отношение к прошлому Салли. Но журналистка написала лишь несколько статей, основанных на фактах, о страшном преступлении, а это едва ли даст основания отнести ее к той же несимпатичной категории других наследников.
   – Согласен. Она иная зверюшка.
   – Если предположить, что Салли решила оставить свое состояние своим врагам, чтобы они дрались за него между собой, то в чем же провинилась журналистка, чтобы Салли сочла ее своим злейшим врагом?
   – Теперь ты начал задавать вопросы мне?
   – Если ответишь на этот вопрос, я подумаю насчет Татума.
   – Мне нужно нечто большее, чем такое обещание.
   – Я посоветую ему встретиться с тобой. Это все, что я могу обещать.
   Ларсен бросил на Джека суровый взгляд.
   – Согласен. Но только потому, что я знаю тебя как человека слова, скажу тебе следующее: Дейрдре Мидоуз не просто написала несколько газетных статей о Салли Феннинг, а пошла дальше.
   – Насколько же дальше?
   – Она сочинила целую книгу, черт бы ее побрал. Все об убийстве дочери Салли Феннинг. Ни один из издателей пока не купил ее, но, как я понимаю, журналистка все еще предпринимает попытки продать ее.
   – И?..
   – И это все, ребята. По крайней мере до тех пор, пока я не поговорю с Татумом Найтом.
   – Разумно. – Джек взял свой портфель. – Спасибо за информацию. Я посмотрю, что можно сделать.
   – Я позвоню тебе завтра, – сказал Ларсен.
   Джек кивнул и открыл машину. Уходя, Ларсен легонько махнул рукой, потом остановился и обернулся:
   – Еще одно.
   – Что?
   – Крутой у тебя клиент, Свайтек.
   – Да, такой же, как его братец. – И Джек серьезно добавил: – Уверяю тебя, он далеко не Тео.
   – На что ты намекаешь?
   – Не забудь выполнять свою домашнюю работу.
   – Я уже многое сделал.
   – Проделай еще раз. Для своей же пользы. Вот так мне постоянно говорили по поводу Тео. Пока я не доказал, что он невиновен.
   Ларсен отвернулся, словно пропустил его слова мимо ушей. Джек стоял и смотрел, щурясь от яркого солнца, как детектив пересекал парковку и направился к воротам.

21

   Тео был слишком хорош для своего бара. Его коллеги по джазу, выступая в баре «Спаркис», всегда играли какую-то какофоническую муть. Нет, они не считали ниже своего достоинства играть в такой грязной крысиной норе, как «Спаркис». Больше всего им досаждала аудитория. Тео как хотел, так и получил в свою собственность настоящий бар с джазом; когда он купил его, бар уже работал и имел постоянную клиентуру. Клиенты остались преданы «Спаркис», приносили ему прибыль и слепо верили в то, что музыкальное искусство достигло своей высшей точки песенкой «Ачи-сердцеед». Потом бар начал приходить в упадок, что продолжалось и поныне. Тео питал страсть к саксофону, но ренту платила деревенщина.
   Он закончил программу мощным соло, достойным «Блю Ноут». Две женщины в ковбойских шляпах побежали к автоматическому проигрывателю и обрушили на Тео ураган электронной музыки. Стол напротив занимала компания работников фирмы, торгующей автомобилями и расположенной на другой стороне улицы. На музыку они не обращали никакого внимания. Один из них так громко смеялся, что из его ноздрей полилось пиво. Но несколько человек зааплодировали, а одна женщина, сидевшая в конце зала, даже показала Тео два больших пальца, заставив его улыбнуться. Мало-помалу категория «Спаркис» изменится. Тео не сомневался в этом.
   Он осторожно поставил на подставку свой саксофон, старенький «Бушер-400», доставшийся ему от человека, который учил его играть на нем. Сайрус, двоюродный дед Тео, был когда-то звездой ночного клуба в старом Овертауне, майамском Гарлеме, и ему было бы приятно узнать, что даже четыре года пребывания в камере смертников не убавили страсти, которую старик привил Тео, когда тот был еще подростком.
   – Что будете пить, приятель? – спросил Тео, заходя за стойку и повязывая белый передник.
   – Содовую воду.
   – Напоролись на что-нибудь твердое, да?
   – Не могу пить. Я принимаю болеутоляющие средства. Тео поднял взгляд от стойки, чтобы получше разглядеть посетителя. Освещение было слабым, но даже в полутемном помещении этот тип производил удручающее впечатление.
   – Черт побери! Это ужасно. Я видел людей, которые выползали с такими лицами отсюда. А чтобы кто-нибудь входил сюда в таком виде, вижу впервые.
   – Подвергся настоящему профессиональному мордобою.
   – Похоже на то.
   – Вашего брата работа.
   Тео поставил стакан на стойку. Они никогда не встречались, но Тео много слышал от Джека об этом типе.
   – Вы, должно быть, Джерри-гений.
   – У вас с вашим дружком Свайтеком завелась стандартная шутка, не так ли? Говорю последний раз: Джентльмен Джерри.
   – Что привело вас сюда, мистер Джентльмен?
   – А как вы думаете?
   – Глупость.
   Джерри улыбнулся, но при этом поморщился от боли.
   – Вот дерьмо, даже смеяться больно.
   – Это не моя проблема.
   Джерри осторожно поднес стакан ко рту, но слева в складке рта у него была большая опухоль, отчего по его подбородку потек ручеек содовой.
   – Вы правы. Это моя проблема. И вашего брата.
   – Только потому, что вы большой мастер бросаться дерьмовыми бездоказательными утверждениями.
   – Вы серьезно собираетесь убеждать меня, что эта работа не вашего брата?
   – Вы правильно все поняли.
   – Кто вы такой? Его алиби?
   – Нет. Я его партнер по спаррингу. Мы с ним боксируем уже много лет. Так что мне достаточно пару секунд посмотреть на ваше лицо, чтобы сказать: эта работа не Татума.