Гриппандо Джеймс. Тот, кто умрет последним

   И снова наступила тишина. Все обменялись беспокойными взглядами и внезапно услышали медленное похлопывание в ладоши. Аплодировал в насмешку Джерри Коллетти.
   – Очень удачный тактический ход, Свайтек. – Свирепо посмотрев на Джека, Коллетти обвел взглядом людей, сидящих вокруг стола, как будто искал у них поддержки. – Все мы знаем, что есть два способа получить деньги Салли. Первый – пережить других. Второй – вынудить других отказаться от наследства. Кажется, я правильно говорю, не так ли, мадам душеприказчица?
   – Правильно, – ответила Вивиен.
   – Таким образом, если исключить то, что мы убьем друг друга, каждый из нас должен предложить некую стратегию. Мы можем договориться, например, о том, что каждый получит одну шестую часть наследства. Открыто этот путь мы еще не исследовали, но все мы отстаивали свою позицию, не так ли? Каждый хочет занять такое положение, которое сулит ему большую долю наследства.
   – Мы встретились не для того, чтобы отстаивать чьи-то позиции, – вмешался Джек.
   – Все, что бы мы ни делали, имеет отношение к позиции, – возразил Джерри. – Одни из нас умны, другие – нет. По крайней мере один из нас настолько прозрачен, что избил меня до полусмерти, – он посмотрел на Татума Найта, – пытаясь убедить меня выйти из игры. Но теперь, как мне кажется, мистер Найт объединился с человеком, у которого есть более реалистичный план. Он состоит в том, чтобы напугать до смерти остальных наследников, заставить всех поверить в то, что этот таинственный мистер Сирап готов убивать нас, и тогда наиболее слабые духом сами сойдут с беговой дорожки.
   – Вы намекаете на то, что я устроил эту встречу специально для того, чтобы напугать всех? – осведомился Джек.
   – Каков ваш адвокатский гонорар, мистер Свайтек, в том случае, если Татум Найт получит наследство? Одна треть от сорока шести миллионов? Неплохая мелочь на карманные расходы.
   – Вы законченный циник, – бросил Джек. – Я хочу одного: чтобы все остальные не были так близоруки и отнеслись к сказанному с полной серьезностью.
   – Я тоже надеюсь, что они отнесутся к этому серьезно, – отозвался Джерри. – Для этого я готов сделать всем присутствующим такое же предложение, какое уже сделал клиенту мистера Свайтека. Я заплачу двести пятьдесят тысяч немедленно, не требуя взамен никаких обещаний. Все, что от вас нужно, – это отказаться от наследства.
   Участники совещания обменялись взглядами, но никто не проронил ни слова.
   – Есть желающие? – спросил Джерри.
   – Это законно? – поинтересовалась Дейрдре.
   – Не вижу в этом ничего противозаконного, – ответила Вивиен. – Сделки между наследниками – частое явление.
   – Ну так вот, вы слышали, – заявил Джерри. – Непосредственно из уст душеприказчицы.
   – Неужели найдется сумасшедший, готовый отказаться от сорока шести миллионов долларов? – поморщилась Дейрдре.
   – Пожалуй, я соглашусь, – ответил Мейсон Радски. Все посмотрели на прокурора.
   – Значит, есть человек, желающий получить эти деньги? – усмехнулся Джерри.
   Адвоката прокурора, казалось, хватит удар, и он, бросив взгляд на своего клиента, дрожащим голосом произнес:
   – Не следует спешить, Мейсон.
   – Чепуха, – возразил Радски. – Кто-то уже здорово поколотил Джерри Коллетти. Теперь уже ясно, что шестой наследник – предполагаемый убийца ребенка. Не думаю, что создавшаяся ситуация разрешится чем-либо, кроме трагедии.
   – Давайте поговорим об этом наедине, – предложил его адвокат.
   – Нет, мисс Грассо, получив почтовый перевод мистера Коллетти, я выйду из игры. Я предоставлю вам любые документы, необходимые для официального отказа от наследства.
   – Вы уверены? – спросила Вивиен.
   – Вполне.
   У Джерри заблестели глаза.
   – Кто-нибудь еще?
   Все молча переглядывались, словно пытаясь угадать мысли друг друга.
   – Хорошо, это уже шаг вперед, – сказал Джерри. – Мистер Радски только что заработал четверть миллиона долларов, а все остальные повысили свои шансы от одного к шести до одного к пяти.
   – Только учтите следующее, – промолвил Радски. – Это может иметь не только хорошие последствия, но и катастрофические. В любом случае то, что сказал мистер Коллетти, совершенно верно. Ваши шансы повысились. К лучшему это или к худшему.
   Прокурор и его адвокат встали. Больше никто не двинулся с места. Мужчины вышли, ни с кем не простившись. Дверь закрылась, и в зале воцарилась неловкая тишина. Казалось, никто не знал, что сказать.
   Джек решил оставить свои мысли при себе. «Я не мог бы выразить это лучше вас, мистер Радски».

40

   Келси не могла дышать. По крайней мере ей казалось, что не могла. На каком-то уровне сознания Келси чувствовала, что ее грудь поднимается, а легкие расширяются, но сердце стучало в паническом ритме, хотя она жадно глотала воздух. Келси упивалась холодным воздухом, который щекотал ноздри и обжигал гортань. Она могла вдохнуть в себя столько, сколько хотела, но выдохнуть не могла, как будто воздух заполнял ее легкие и оставался там. Как ни старалась Келси выдохнуть его, этого ей не удавалось. Она попыталась закричать, но тщетно. Воздух был слишком плотный, слишком влажный.
   Вода! Она тонула, быстро теряя сознание. Вела бессмысленную борьбу. Ее ноги, казалось, высохли, но голова промокла, погружалась в воду, застряла под чем-то. Келен не могла ни двинуться, ни повернуть голову. Ей удавалось только одно: сильнее втягивать в себя холод, упиваться этой черной влагой, которая душила ее.
   В комнате стало темно. Ее сознание помутнело. Келси вдруг высохла, а ее легкие полностью очистились. Однако сердце Келси билось все учащеннее по мере того, как образы становились более отчетливыми, хотя это уже был не сон. Это было отчасти сном, отчасти воспоминанием – страшным воспоминанием о наихудшем дне Нейта, едва начинавшего ходить, – о дне, настолько пугающем, что сознание Келси не желало возвращаться к нему. Только устав до изнеможения, она была не в силах бороться с этим и пребывала где-то между сознанием и забытьём.
   Келси быстро пошла по улице и бесцеремонно постучала в парадную дверь. Это был дом ее старшей сестры, куда она могла приходить когда угодно. Проходя через гостиную и кухню, Келси слышала, как ее сестра с подругами играли в карты и смеялись, сидя за столом. Она сказала им «привет» и вошла в семейную комнату, где на полу играли дети. Келси насчитала пятерых – трех мальчиков и двух девочек. Они казались карликами по сравнению с башней «Него», построенной ими.
   – Где Нейт? – спросила она.
   Дети смеялись и спорили, но их внимание было полностью сосредоточено на сооруженной ими башне, поэтому никто ей ничего не ответил. На диване сидела пожилая женщина, которая одним глазом наблюдала за детьми, а другим смотрела телевизионную передачу.
   – Он на кухне со своей матерью, – ответила она.
   – Нет, я его мать.
   – Он сказал, что хочет к маме.
   Сердце Келси буквально вырывалось из груди. Она снова прошла через зал, заглядывая в спальные комнаты и окликая Нейта, но никакого ответа не получала.
   – Где Нейт? – спросила она сестру, вернувшись на кухню.
   – Он в детской комнате, играете детьми, – отозвалась сестра, не отрывая глаз от карт.
   – Его там нет.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Его там нет. Его нет нигде!
   Келси снова позвала Нейта так громко, что ее голос был слышен в любой части дома. В ответ – тишина. Женщины бросили карты и разошлись – кто в гостиную, кто в гараж, кто в палисадник.
   – Нейт!
   – Где ты, Нейт?
   – Нейт, милый!
   Келси побежала во двор за домом: громко зовя Нейта, она носилась от одного конца дома к другому, заглядывала в мусорные баки, за кусты. Повернув за угол дома, Келси уже задыхалась от бега, потом остановилась как вкопанная. Вдоль боковой стены дома проходил деревянный настил. На настиле стояла бадья с подогретой водой, прикрытая пластиковой крышкой, чтобы туда не попадали листья и насекомые. Предполагалось, что эта крышка, закрытая на висячий замок, не позволит попасть туда и детям. Однако замка не было. Келси помчалась вверх по лестнице и чуть не упала на колени.
   На настиле у бадьи лежала нижняя рубашечка Нейта.
   – Нейт! – закричала она, вскочив в постели. Оглядев комнату, Келси покрылась холодным потом. Тут она с облегчением узнала свою спальню. Она была дома. Кошмарный сон, а вернее, воспоминание снова пришло к Келси, чтобы и во сне не давать ей покоя. Нейту тогда было всего два года и он не умел плавать, но, к счастью, бадья была заполнена водой лишь наполовину. Келси встала с постели и бесшумно прошла на кухню. Там горел свет и фотокопии все еще лежали на столе – там, где она их оставила. После нападения на нее Келси собрала дополнительную информацию о смерти дочери Салли.
   Она изучала свои находки, перед тем как пойти спать, что оказалось ужасной ошибкой.
   А может быть, весьма своевременным предупреждением.
   Келси села за стол и перелистала подборку старых газетных статей. На последней статье она задержала взгляд. В ней сообщалось о докладе судебно-медицинского эксперта, исследовавшего причины смерти дочери Салли. Он констатировал «удушение в результате погружения в воду». Келси прочитала статью еще раз, хотя никак не могла сосредоточиться. Сам этот факт вызывал болезненные чувства у любой матери, у любого психически нормального человека.
   Этот псих, кто бы он там ни был, ополоснул в ванной руки и нож, а потом утопил девочку в воде, покрасневшей от крови ее матери.
   Келси задрожала от этой мысли, и в ее ушах вновь прозвучали слова человека, напавшего на нее у библиотеки юридического института: «Либо Татум Найт выйдет из игры, либо твой сын Нейт последует за дочерью Салли».
   Сон истощил силы Келси, и она подперла голову руками, чтобы сохранить ясность мысли. Если бы этот негодяй хотел изнасиловать ее или причинить вред Нейту, ему бы ничего не стоило сделать это. Но он хотел одного: чтобы Татум вышел из игры. Келси пришлось поверить его словам о том, что, если она обратится в полицию, за это расплатится Нейт. И все же кто-то пытался предупредить Келси насчет того, что она должна что-то делать. Иначе почему ей никак не удается избавиться от этого кошмарного сна?
   Если, конечно, ее не предупреждали о том, что она уже опоздала.
   Похолодев от этой мысли, Келси быстро встала и схватила телефонную трубку. Ее мать жила в престижном доме с круглосуточной охраной, в самом безопасном месте, известном Келси. Тем не менее она решила не оставаться там с сыном, чтобы ни он, ни мать не заметили ее озабоченности. Келси набрала номер и заговорила, услышав сонное «алло» матери:
   – Мама, привет, это я... Извини, уже поздно, но мне необходимо справиться о Нейте. С ним все в порядке?.. Слава Богу. – Келси перевела дыхание и дрожащим голосом добавила: – Я в самом деле думаю, что Нейту лучше пожить некоторое время у тебя.

41

   Дейрдре Мидоуз смотрела на пустой экран компьютера. Даже деловой шум в отделе новостей «Трибюн» не вдохновлял ее написать репортаж о преступлении. Она не могла отнести это на счет отсутствия материала. На бульваре Бискейн был обнаружен труп проститутки, районного судью поймали при получении взятки. Время ленча еще не наступило, а ее сознание блуждало где-то далеко-далеко.
   – Что слышно? – спросил редактор, пробегая мимо кабины Дейрдре, в которой царил полный беспорядок.
   – О, обычные пикантные новости, характерные для Майами, – ответила она слабым голосом.
   Последние сутки, сразу же после того как Дейрдре покинула кабинет Вивиен Грассо, она пребывала в состоянии прострации. Ее одолевали тяжелые мысли. А виноват во всем Джек Свайтек. Он вернулся из Африки и тотчас предупредил всех о том, что им нужно бояться Алана Сирапа. На Дейрдре уже нападали собаки и какой-то сумасшедший угрожал убить ее либо кого-то из других наследников, а она об этом никому ничего не сказала. Дейрдре не хотелось думать о том, что в данном случае ею руководила надежда заработать деньги. Дело было в ее безопасности.
   Но единственный ли выход – молчание?
   К черту все это, размышляла Дейрдре. Она не несет ответственность за безопасность других, поскольку они и теперь остаются в игре, затеянной Салли. (После письма Алана Сирапа, после предупреждения Свайтека о том, что Алан Сирап и есть преследователь Салли, после того как Татум Найт побил Джерри Коллетти, после того как Джерри предложил отступного в размере четверти миллиона долларов каждому, – после этого все, что бы с ними ни случилось, это их чертово дело.)
   У Дейрдре зазвонил телефон, и она подняла трубку.
   – Мидоуз, – ответила она.
   – Как мой любимый репортер чувствует себя сегодня утром?
   Дейрдре сильнее сжала трубку. Это был тот же самый металлический голос – голос источника информации.
   – Никакая я вам не любимая, приятель.
   – Неправда. Я человек слова, а две недели молчания превращают тебя в моего партнера. Трудно поверить, что прошло так много времени с тех пор, когда мы разговаривали в последний раз, верно?
   – Что вам от меня нужно? – спросила Дейрдре.
   – Я должен поздравить тебя. Как я понимаю, вчера ты имела еще один шанс объявить всей группе о нашем партнерстве, но поступила правильно. Заткнула свой большой рот и держала язык за зубами.
   – Откуда вам это известно?
   – У меня, как и у тебя, есть свои источники информации.
   – Кто?
   – Не задавай глупых вопросов.
   – Откуда вам известно, что эти источники надежны?
   – Они заслуживают полного доверия. От таких ты и сама не отказалась бы.
   Дейрдре взяла ручку и блокнот.
   – Мне очень хотелось бы иметь их.
   – Настолько, что ты готова записать их имена? Дейрдре похолодела. Неужели он видел ее или так хорошо ее знает, что догадался о том, что она протянула руку за блокнотом?
   – Я решил вознаградить тебя. Можешь считать это маленькой подачкой, которую я даю тебе за хорошее поведение.
   – Слушаю вас.
   – Уверен, ты не забыла о нашей договоренности – быть первой, кто умрет, или унаследовать сорок шесть миллионов долларов.
   – Как можно забыть такое? – отозвалась Дейрдре несколько тверже.
   – Хорошо. Поскольку я не хочу, чтобы ты подумала, будто я подобрел, пойми следующее: если будешь делать то, что тебе говорят, это будет в интересах всех.
   – Что вы имеете в виду?
   – Не все должны умереть.
   – Никто не должен умереть.
   – Это зависит от тебя, не так ли?
   – Нет, не возлагайте на меня эту ответственность! – резко возразила она.
   – Не разговаривай со мной таким тоном! – Он повысил голос. – Или я могу передумать.
   – Передумать насчет чего? – Дейрдре уже с трудом сдерживалась.
   – У меня есть для тебя одна история.
   Дейрдре снова дрожащими руками подвинула к себе блокнот и приготовилась писать.
   – Что за история?
   – Это о Татуме Найте.
   – Начало хорошее.
   – Запиши вот что: Татум встречался с Салли Феннинг за две недели до того, как она погибла. Она приехала на машине к бару, которым владеет Тео, брат Татума. Бар называется «Спаркис».
   – О чем они говорили?
   – Она наняла его для того, чтобы он убил ее.
   Дейрдре потеряла дар речи, но это длилось только мгновение.
   – Что она сделала?
   – У тебя проблемы со слухом?
   – Нет. Это очень интересная история. Но я не могу ничего написать, не проверив достоверность этих данных.
   – Можешь и напишешь.
   – Но мне нужен еще один источник информации, чтобы «Трибюн» напечатала репортаж...
   – Заткнись и слушай, черт побери! Я не сказал, чтобы ты опубликовала эту историю. Я сказал тебе записать ее.
   – Зачем записывать, если я не могу этого опубликовать?
   – Покажи эту историю Джеку Свайтеку и пригрози ему, что опубликуешь ее.
   – В чем должна заключаться угроза?
   – Скажи ему, что эта история появится в завтрашнем номере на первой странице, если его клиент не пойдет к душеприказчице Салли и не попросит ее исключить его из списка наследников.
   Дейрдре слышала каждое слово, но в свой блокнот не записала ничего. Все это было слишком необычным, чтобы оказаться на бумаге.
   – К чему все это?
   – Как я уже говорил, умереть должны не все. Если нам удастся вынудить некоторых наследников отказаться от миллионов Салли, то это будет так же хорошо, как если бы они умерли.
   Дейрдре вспомнила, что Джерри Коллетти говорил о том же на вчерашнем совещании.
   – Да, это так.
   – Так что напиши эту историю. Напиши хорошо. Ты заставишь Татума Найта задуматься о том, что он сразу же окажется первым в списке лиц, подозреваемых в убийстве Салли Феннинг. Потому что, если Татум не выйдет из игры, мы вернемся к моему изначальному плану. Кому-то придется умереть.
   В телефоне раздался щелчок. Дейрдре положила трубку и тяжело опустилась на стул. Ее умственные способности окончательно истощились. Дейрдре претило шантажировать кого бы то ни было. Но напугать Татума липовой историей, конечно, предпочтительнее, чем оставаться в стороне и ждать, когда ее источник информации замочит кого-нибудь из таких же, как она, наследников.
   Дейрдре размышляла, постукивая пальцами по своей записной книжке. Салли Феннинг наняла Татума, чтобы тот убил ее. «Запиши это, но не публикуй. Простые слова на бумаге заставят Татума Найта отказаться от погони за сорока шестью миллионами долларов. Только слова...»
   Нет, дошло до ее сознания. Не только слова. Слова сами по себе не имеют никакой силы или по крайней мере не имеют столь внушительной силы, чтобы испугать таких ребят, как Джек Свайтек и Татум Найт.
   Такой силой обладают лишь достоверные слова.
   Дейрдре обвела взглядом широкий зал отдела новостей. Медленно прошлась глазами по бронзовой пластинке на стене с именами прежних репортеров «Трибюн», лауреатов премии Пулитцера. Наконец ее взгляд остановился на двери, ведущей в кабинет редактора, который отверг ее предложение опубликовать материалы расследования по делу Салли Феннинг.
   «Мать честная! А что, если это правда?» – подумала она.

42

   Южный Коконат-Гроув – это спокойный жилой квартал с лабиринтом улиц, проложенных в тропическом лесу. Не случайно корты и аллеи носят такие названия, как Лиственный путь, Пойнсиана^[12] и Кумкват^[13]. Тень, очарование и уединенность – главные пункты любой рекламной литературы, касающейся этого квартала. Каждый участок окружен далеко простирающимися джунглями. Люди селятся здесь, потому что, стоя на крыше своего дома, можно видеть дома соседей.
   Люди уезжают отсюда, потому что тебя могут убить на твоей собственной подъездной дорожке и никто этого не заметит.
   Детектив Рик Ларсен запарковал свой маленький «шевроле» без отличительных знаков позади ряда полицейских машин с синими мигалками. Он взял свою записную книжку, выбрался из машины и пошел вокруг бугенвиллей и раскачивающегося бамбука, которые тянулись вдоль улицы. Вечера в Гроув были такими же темными, как ночи в Черном лесу. Даже еще темнее, когда небо закрывали облака. С самого заката здесь шел дождь, и было трудно сказать, продолжался ли он до сих пор или это ветер сдувал капли воды с густых крон деревьев. Типичная для Гроув неразбериха.
   С другой стороны кустарника доносились голоса. Ларсен прошел, нагнувшись под желтую полицейскую оградительную ленту, которая перекрывала подъездную дорожку. Приближаясь к месту преступления, он услышал, как под его ногами захрустел мелкий гравий.
   – Что у нас здесь?
   Место преступления осветили вспышки. Следственная группа фотографировала участок. Другие полицейские не спеша осматривали двор, надеясь найти хоть что-нибудь. Тело лежало лицом вниз. Его осматривала помощник судебно-медицинского эксперта, записывая на диктофон свои наблюдения.
   Молодой коп в униформе, первый, кто прибыл на место преступления, быстро ввел Ларсена в курс дела.
   – Белый мужчина. Лет пятидесяти.
   – Он здесь живет?
   – Нет. Владелица дома обнаружила его, когда выносила мусор. Она и вызвала полицию.
   – Она знает его?
   – Нет. Говорит, что никогда не видела.
   – Она что-нибудь видела?
   – Нет.
   – Свидетели есть?
   – Пока нет.
   – Вылили при нем какие-нибудь документы, удостоверяющие личность?
   – Никаких. На нем была тенниска и тренировочные шорты без карманов. По его обуви и одежде можно предположить, что он прогуливался или совершал пробежку трусцой. Правда, он был не в лучшей форме. Думаю, он скорее всего прогуливался по совету врача, который предложил ему поднять свою задницу и понизить содержание холестерина.
   – Еще что-нибудь?
   – Это почти все. Приехала судебно-медицинский эксперт и принялась за дело.
   Ларсен сделал несколько пометок в своем блокноте и пошел к телу. Эксперт не успела закончить фразу, которую говорила в свой диктофон: «Ранний нестойкий цианоз, туловище и конечности бледнеют при прикосновении...»
   Она выключила диктофон и подняла глаза на детектива:
   – Как дела, Рик?
   – Лучше, чем у него.
   – Это уже хорошо, правда?
   Ларсен слегка улыбнулся, как делал это всегда.
   – Что случилось?
   – Принимая во внимание перелом правой бедренной кости, примерно шесть сломанных ребер, перерастяжение локтевого сустава, сломанную шею и Бог знает сколько внутренних повреждений, я сказала бы, что он не просто поскользнулся и упал.
   – Наезд и бегство?
   – Вполне обоснованное предположение.
   – Как он оказался на подъездной дорожке? Прилетел по воздуху или его сюда притащили?
   – Прилетел. Я отметила траекторию его полета. В воздух он поднялся, видимо, где-то южнее подъездной дорожки и пролетел, как крылатая ракета, сквозь вон тот развесистый банан. Приземлился в палисаднике, где мы поставили флажок, а потом его протянуло сюда, на подъездную дорожку.
   – Кто-нибудь изучает тормозной путь?
   – Он еще не обнаружен. Улица блокирована на всем протяжении до шоссе. Можете сами посмотреть.
   – Наверное, так я и поступлю.
   Ларсен пошел прочь, но остановился. У него был своего рода ритуал – всегда посмотреть на лицо жертвы, прежде чем уйти и заняться составлением чертежа места преступления, измерениями, детальным исследованием. Это был хороший способ напомнить самому себе о том, что работал он на людей.
   Ларсен нагнулся и осветил своим миниатюрным фонариком лицо.
   – Сукин сын, – пробормотал он.
   – Вы знаете его?
   – А вы разве не знаете? Это же помощник прокурора штата.
   – Я работаю в офисе Майами-Дейд лишь несколько месяцев. И со многими еще не общалась.
   – Ну так вот, здесь лежит человек, с которым вам общаться уже не придется, – спокойно заметил Ларсен. – Это Мейсон Радски.

43

   Когда зазвонил телефон, Джек был один в своем крытом дворике и любовался тем, как сверкают молнии над заливом Бискейн. Он постоял немного в нерешительности, вспомнив, как его бывшая жена страдала параноидальным страхом взять трубку во время грозы, словно молния могла пробежать по телефонным проводам в дом и спалить ее.
   «Может быть, это она», – саркастически усмехнулся Джек.
   – Алло.
   – Добрый вечер, мистер Свайтек.
   Джек потряс трубку. Голос в трубке имел какой-то металлический оттенок, и Джек подумал, уж нет ли на самом деле какой-то связи между телефоном и молнией.
   – Кто это?
   – Не вешайте трубку. Если вы это сделаете, то потом пожалеете.
   Голос оставался искаженным, но Джек знал, что его телефон в порядке.
   – О чем это вы?
   – О Мейсоне Радски.
   – Что с ним?
   – Он мертв.
   Джеку вдруг захотелось сесть.
   – Мертв?
   – Да.
   – Что вам известно об этом?
   – Мне известно следующее: угнанная машина, которая сбила его, никогда не будет найдена.
   – Где тело?
   – О нем нечего беспокоиться. Копы уже на месте преступления.
   – В таком случае зачем вы звоните мне?
   – Потому что вы тот, к чьему голосу все прислушиваются в группе наследников Салли Феннинг. А у меня для них есть сообщение.
   – Какое?
   – Передайте вот что: человек, который сбил Мейсона Радски, знал, что тот вышел из состязания за обладание наследством Салли Феннинг.
   Джек встал, словно решил, что это поможет ему думать.
   – Вы хотите сказать, что это было преднамеренное убийство?
   – Безусловно. Никто на тормоза не давил, так что полиция не обнаружит никаких тормозных следов.
   – Кто его убил?
   – Как я уже сказал, это сделал человек, знавший, что Мейсон Радски принял предложение Джерри Коллетти.
   – Вы имеете в виду двести пятьдесят кусков?
   – Повторяю: Мейсон Радски был убит человеком, который знал, что тот уже не участвует в гонке за сорока шестью миллионами Салли Феннинг.
   – Не понимаю. Если он знал это, что же послужило мотивом убийства?
   – Я хочу, чтобы именно это поняли все. В особенности вы, поскольку ходят слухи, что на вашего клиента тоже давят, убеждая отказаться от наследства.
   – Уверен, такое давление испытывают все. Таковы правила, по которым ведется эта игра.
   – Ну так больше она так вестись не будет, – сказал собеседник, и его измененный голос чуть не сорвался.
   – Салли задумала ее именно так. Либо вы выигрываете, пережив остальных, либо вынуждаете остальных отказаться от наследства и остаться в живых.