Страница:
Он рухнул в кресло с откидывающейся спинкой, поднял ноги, включил телевизор с помощью пульта дистанционного управления и начал разбирать почту. Печатный мусор Мигель отложил в сторону и вскрыл конверт без обратного адреса.
Внутри оказалось напечатанное на машинке письмо, поместившееся на одной странице. Оно не было адресовано никому конкретно, так, просто общий привет: «К таким же наследникам, как и я».
В письме сообщалось:
«Это не угроза. Я просто делюсь информацией со всеми вами. Над всеми наследниками по завещанию Салли Феннинг нависла смертельная угроза. Я имею в виду всех нас, включая и меня самого. Хотелось бы сказать больше, но я могу сказать лишь следующее: если вы предпочтете оставаться в этой игре, будьте осторожны. Будьте чрезвычайно осторожны. Пожалуйста, Отнеситесь К Этому Со Всей Серьезностью».
В нижней части неподписанного письма было напечатано имя. Мигель прочитал его, поднял трубку телефона и набрал номер своего адвоката. Автоответчик веселым голосом секретарши Паркера Адамса предложил ему оставить свое сообщение после сигнала.
«Говорит Мигель Риос по поводу наследства Салли Феннинг. Мне хотелось бы рассказать вам о письме, которое я получил по почте. Оно от Алана Сирапа, шестого наследника».
27
28
29
30
Внутри оказалось напечатанное на машинке письмо, поместившееся на одной странице. Оно не было адресовано никому конкретно, так, просто общий привет: «К таким же наследникам, как и я».
В письме сообщалось:
«Это не угроза. Я просто делюсь информацией со всеми вами. Над всеми наследниками по завещанию Салли Феннинг нависла смертельная угроза. Я имею в виду всех нас, включая и меня самого. Хотелось бы сказать больше, но я могу сказать лишь следующее: если вы предпочтете оставаться в этой игре, будьте осторожны. Будьте чрезвычайно осторожны. Пожалуйста, Отнеситесь К Этому Со Всей Серьезностью».
В нижней части неподписанного письма было напечатано имя. Мигель прочитал его, поднял трубку телефона и набрал номер своего адвоката. Автоответчик веселым голосом секретарши Паркера Адамса предложил ему оставить свое сообщение после сигнала.
«Говорит Мигель Риос по поводу наследства Салли Феннинг. Мне хотелось бы рассказать вам о письме, которое я получил по почте. Оно от Алана Сирапа, шестого наследника».
27
Пора узнать побольше об Алане Сирапе.
Вечером в четверг Джеку позвонил Татум, а рано утром в пятницу Джек узнал, что все пять наследников получили по такому же письму. И все же никто, казалось, не знал, кто такой Сирап или по крайней мере никто не хотел поведать о том, что им о нем известно. Джек договорился о ленче с Вивиен Грассо. Как адвокат, составлявший завещание Салли Феннинг, и как управляющая ее наследством, Вивиен была обязана найти всех наследников. В связи с последним письмом Джек хотел выяснить, каковы результаты поисков Алана Сирапа к настоящему времени.
– Какое-то странное письмо, – сказала Вивиен.
Джек показал ей письмо, полученное Татумом, и она быстро прочитала его.
Джек, делавший вид, что читает меню, поднял глаза. «Старый Лиссабон» был его любимым португальским рестораном в Майами, и на ленч он всегда заказывал фирменное блюдо – моллюска, приготовленного на гриле с картофелем по-французски. Это блюдо предпочитали отнюдь не все, но его предпочитал каждый, кому надоели обычные «пятничные» кальмары, панированные, сильно прожаренные и потопленные в большом количестве соуса «Маринар», то есть приготовленные таким способом, каким можно превратить во вполне съедобное блюдо даже хоккейную шайбу.
– «Странное» – это только одна сторона дела, – заметил Джек. – На ум приходит и еще одно слово: «пугающее».
Вивиен устало улыбнулась и вернула Джеку письмо.
– Ну-ну, Джек, что-то подсказывает мне, что твой клиент далеко не из пугливых.
– А я подозреваю, что и ваша клиентка из этой категории.
– Салли прожила тяжелую жизнь. Но так и есть: она была достаточно крутой.
– Хорошо ли вы ее знали?
– Хорошо ли мы вообще знаем своих клиентов?
– Одних лучше, чем других.
Вивиен выжала дольку лимона в свой чай со льдом.
– Я имею дело с очень богатыми клиентами. Большинство из них весьма тщательно оберегают от посторонних свою частную жизнь. Салли в этом отношении ничем не отличалась от других.
– Итак, вы говорите, что...
– Я знала ее настолько хорошо, чтобы составить ей завещание. Вот что я говорю.
Официант принес им свежевыпеченный хлеб и тарелку с оливковым маслом, куда его можно было макать. Джек отломил кусок, но разговор продолжал:
– Вивиен, вы много лет знакомы с моим отцом. Почти столько же лет вы знаете и меня. Поэтому вам должно быть известно, что я не лгу, говоря, что все, сказанное вами, останется строго между нами и вот этим моллюском, правильно?
– Ну, дружок, начинается.
Джек улыбнулся, потом серьезно спросил:
– Кому принадлежит идея затеять эту нездоровую игру на выживание наиболее жадного? Самой Салли Феннинг?
Вивиен стучала пальцами по столу, словно решая, как лучше ответить на этот вопрос и отвечать ли вообще.
– Я не хочу ставить вас в неудобное положение, но происходит нечто важное.
– Все в порядке. Честно говоря, мне совсем не по душе, чтобы ты, а тем более твой отец думали, будто я способна позволить втянуть себя в какую-то игру, связанную с кровавой местью. Поэтому послушай. Я согласна с тем, что составление чернового варианта завещания Салли Феннинг, по которому все ее состояние получает последний из шести наследников, оставшийся в живых, весьма нетривиально. Но я никогда не подозревала, что частью плана Салли были угрозы и телесные увечья.
– Так в чем состоял план?
– Вот как я восприняла это. Деньги никогда не приносили ей ничего приятного. Когда она в них нуждалась, их у нее не было. Когда деньги у нее появились, они не сделали ее счастливой.
– К такому же выводу пришел и я.
– Что касалось Салли, то она хотела разделить проклятие с людьми, которых она не любила. По тому, как мы сформулировали завещание, каждый из наследников Салли должен был прожить всю свою жизнь, думая, что находится всего в одном ударе сердца от того, чтобы получить наследство в сорок шесть миллионов долларов. Но только один из них вообще когда-нибудь увидел бы эти деньги, а к тому времени, когда наследник эти деньги получит, он или она скорее всего окажутся слишком старыми, чтобы насладиться этим богатством. В этом было нечто от мести, но ничего криминального.
– Что она рассказала вам о своих наследниках, своих врагах?
– Имена, адреса, номера социального страхования. Кроме Алана Сирапа. Было названо лишь его имя. Салли обещала дать его адрес и номер социального страхования, но так и не сделала этого. Честно говоря, имея дело со здоровой двадцатидевятилетней женщиной, я не приставала к ней каждый день с просьбами дать наконец эти данные. Завещание было действительным и без этих подробностей.
– Из ваших слов я делаю вывод, что вы не копались в прошлом наследников Салли.
– Нет, не копалась.
– Так что вам неизвестно, почему мой клиент стал наследником по ее завещанию.
– Вообще-то нет. А тебе?
Джеку пришлось увести разговор в сторону, ибо он не мог сказать Вивиен, что Татум был профессиональным убийцей.
– Основываясь на том, что я узнал о других, я могу лишь предположить, что Салли и его считала своим врагом.
– Это не показалось тебе странным?
– Если какой-нибудь клиент не желает выставлять напоказ все свое грязное белье, то это, честно говоря, меня никак не касается. Салли имела право оставить деньги тому, кому хотела, даже если эти люди были ее врагами. Даже если это означало, что она лишит наследства свою сестру.
– Рене, правильно? – Джеку хотелось поговорить о сестре Салли с тех пор, как он узнал о ее существовании от телохранителя Салли, но для практикующего юриста, имеющего не одного платного клиента, трудно углубляться во все, особенно в мелкие детали.
– Правильно, это единственная ныне здравствующая родственница Салли.
Подошел помощник официанта и снова наполнил их стаканы. Джек подождал, когда он уйдет, и спросил:
– Что вам известно о ней?
– Я знаю, что Салли в течение некоторого времени тесно сотрудничала с сестрой в рамках какого-то гуманитарного проекта в Африке.
– Когда?
– До того, как снова вышла замуж.
– Между ними пробежала черная кошка?
– Этого я не знаю. Но по-моему, Салли очень любила свою сестру.
– Но она ничего не оставила ей по завещанию.
– Подумай сам.
Джек посмотрел в окно. Проезжающие по Коралуэй машины сливались в одно пятно.
– Думаю, что отмщение может быть приятным, – сказал он задумчиво. – Но почему женщина, не имеющая других родственников, лишает наследства любимую сестру?
– На этот вопрос ответа у меня нет, – сказала Вивиен.
– Возможно, существует лишь один человек, который может ответить на этот вопрос. Что, Рене все еще живет в Африке?
– Да, я послала ей извещение о смерти Салли.
– Так что у вас есть ее точный адрес?
– Он у меня в конторе. А живет она в Кот-д'Ивуар.
– Мне всегда хотелось побывать в Африке, – признался Джек, немного подумав.
– Теперь у тебя есть предлог поехать туда. Официант вернулся к их столику и спросил:
– Вы готовы сделать заказ?
– Я все размышляю, не пора ли мне привести в порядок свои заметки, – сказал Джек.
Официант возмущенно посмотрел на него.
– Нет, прошу прощения, я имел в виду... О, не обращайте внимания.
Вечером в четверг Джеку позвонил Татум, а рано утром в пятницу Джек узнал, что все пять наследников получили по такому же письму. И все же никто, казалось, не знал, кто такой Сирап или по крайней мере никто не хотел поведать о том, что им о нем известно. Джек договорился о ленче с Вивиен Грассо. Как адвокат, составлявший завещание Салли Феннинг, и как управляющая ее наследством, Вивиен была обязана найти всех наследников. В связи с последним письмом Джек хотел выяснить, каковы результаты поисков Алана Сирапа к настоящему времени.
– Какое-то странное письмо, – сказала Вивиен.
Джек показал ей письмо, полученное Татумом, и она быстро прочитала его.
Джек, делавший вид, что читает меню, поднял глаза. «Старый Лиссабон» был его любимым португальским рестораном в Майами, и на ленч он всегда заказывал фирменное блюдо – моллюска, приготовленного на гриле с картофелем по-французски. Это блюдо предпочитали отнюдь не все, но его предпочитал каждый, кому надоели обычные «пятничные» кальмары, панированные, сильно прожаренные и потопленные в большом количестве соуса «Маринар», то есть приготовленные таким способом, каким можно превратить во вполне съедобное блюдо даже хоккейную шайбу.
– «Странное» – это только одна сторона дела, – заметил Джек. – На ум приходит и еще одно слово: «пугающее».
Вивиен устало улыбнулась и вернула Джеку письмо.
– Ну-ну, Джек, что-то подсказывает мне, что твой клиент далеко не из пугливых.
– А я подозреваю, что и ваша клиентка из этой категории.
– Салли прожила тяжелую жизнь. Но так и есть: она была достаточно крутой.
– Хорошо ли вы ее знали?
– Хорошо ли мы вообще знаем своих клиентов?
– Одних лучше, чем других.
Вивиен выжала дольку лимона в свой чай со льдом.
– Я имею дело с очень богатыми клиентами. Большинство из них весьма тщательно оберегают от посторонних свою частную жизнь. Салли в этом отношении ничем не отличалась от других.
– Итак, вы говорите, что...
– Я знала ее настолько хорошо, чтобы составить ей завещание. Вот что я говорю.
Официант принес им свежевыпеченный хлеб и тарелку с оливковым маслом, куда его можно было макать. Джек отломил кусок, но разговор продолжал:
– Вивиен, вы много лет знакомы с моим отцом. Почти столько же лет вы знаете и меня. Поэтому вам должно быть известно, что я не лгу, говоря, что все, сказанное вами, останется строго между нами и вот этим моллюском, правильно?
– Ну, дружок, начинается.
Джек улыбнулся, потом серьезно спросил:
– Кому принадлежит идея затеять эту нездоровую игру на выживание наиболее жадного? Самой Салли Феннинг?
Вивиен стучала пальцами по столу, словно решая, как лучше ответить на этот вопрос и отвечать ли вообще.
– Я не хочу ставить вас в неудобное положение, но происходит нечто важное.
– Все в порядке. Честно говоря, мне совсем не по душе, чтобы ты, а тем более твой отец думали, будто я способна позволить втянуть себя в какую-то игру, связанную с кровавой местью. Поэтому послушай. Я согласна с тем, что составление чернового варианта завещания Салли Феннинг, по которому все ее состояние получает последний из шести наследников, оставшийся в живых, весьма нетривиально. Но я никогда не подозревала, что частью плана Салли были угрозы и телесные увечья.
– Так в чем состоял план?
– Вот как я восприняла это. Деньги никогда не приносили ей ничего приятного. Когда она в них нуждалась, их у нее не было. Когда деньги у нее появились, они не сделали ее счастливой.
– К такому же выводу пришел и я.
– Что касалось Салли, то она хотела разделить проклятие с людьми, которых она не любила. По тому, как мы сформулировали завещание, каждый из наследников Салли должен был прожить всю свою жизнь, думая, что находится всего в одном ударе сердца от того, чтобы получить наследство в сорок шесть миллионов долларов. Но только один из них вообще когда-нибудь увидел бы эти деньги, а к тому времени, когда наследник эти деньги получит, он или она скорее всего окажутся слишком старыми, чтобы насладиться этим богатством. В этом было нечто от мести, но ничего криминального.
– Что она рассказала вам о своих наследниках, своих врагах?
– Имена, адреса, номера социального страхования. Кроме Алана Сирапа. Было названо лишь его имя. Салли обещала дать его адрес и номер социального страхования, но так и не сделала этого. Честно говоря, имея дело со здоровой двадцатидевятилетней женщиной, я не приставала к ней каждый день с просьбами дать наконец эти данные. Завещание было действительным и без этих подробностей.
– Из ваших слов я делаю вывод, что вы не копались в прошлом наследников Салли.
– Нет, не копалась.
– Так что вам неизвестно, почему мой клиент стал наследником по ее завещанию.
– Вообще-то нет. А тебе?
Джеку пришлось увести разговор в сторону, ибо он не мог сказать Вивиен, что Татум был профессиональным убийцей.
– Основываясь на том, что я узнал о других, я могу лишь предположить, что Салли и его считала своим врагом.
– Это не показалось тебе странным?
– Если какой-нибудь клиент не желает выставлять напоказ все свое грязное белье, то это, честно говоря, меня никак не касается. Салли имела право оставить деньги тому, кому хотела, даже если эти люди были ее врагами. Даже если это означало, что она лишит наследства свою сестру.
– Рене, правильно? – Джеку хотелось поговорить о сестре Салли с тех пор, как он узнал о ее существовании от телохранителя Салли, но для практикующего юриста, имеющего не одного платного клиента, трудно углубляться во все, особенно в мелкие детали.
– Правильно, это единственная ныне здравствующая родственница Салли.
Подошел помощник официанта и снова наполнил их стаканы. Джек подождал, когда он уйдет, и спросил:
– Что вам известно о ней?
– Я знаю, что Салли в течение некоторого времени тесно сотрудничала с сестрой в рамках какого-то гуманитарного проекта в Африке.
– Когда?
– До того, как снова вышла замуж.
– Между ними пробежала черная кошка?
– Этого я не знаю. Но по-моему, Салли очень любила свою сестру.
– Но она ничего не оставила ей по завещанию.
– Подумай сам.
Джек посмотрел в окно. Проезжающие по Коралуэй машины сливались в одно пятно.
– Думаю, что отмщение может быть приятным, – сказал он задумчиво. – Но почему женщина, не имеющая других родственников, лишает наследства любимую сестру?
– На этот вопрос ответа у меня нет, – сказала Вивиен.
– Возможно, существует лишь один человек, который может ответить на этот вопрос. Что, Рене все еще живет в Африке?
– Да, я послала ей извещение о смерти Салли.
– Так что у вас есть ее точный адрес?
– Он у меня в конторе. А живет она в Кот-д'Ивуар.
– Мне всегда хотелось побывать в Африке, – признался Джек, немного подумав.
– Теперь у тебя есть предлог поехать туда. Официант вернулся к их столику и спросил:
– Вы готовы сделать заказ?
– Я все размышляю, не пора ли мне привести в порядок свои заметки, – сказал Джек.
Официант возмущенно посмотрел на него.
– Нет, прошу прощения, я имел в виду... О, не обращайте внимания.
28
Работая в стиле таких ресторанов, как «Китайский гриль», «Смит и Воленски», ресторана Джо Аллена и прочих бесчисленных процветающих нью-йоркских заведений подобного рода, ресторан «Нобу», казалось, работал еще лучше, поскольку Майами-Бич представлял возможность загорать всем посетителям.
Для своего первого свидания с Келси Джек выбрал именно «Нобу». Джек считал его превосходным местом: никакого пресыщения, свойственного японским обедам, оживленная атмосфера и типичная публика с Саут-Бич, не позволявшая двум собеседникам отклоняться оттого, о чем здесь беседовали. Келси, со своей стороны, приняла необходимые меры: оделась в черное с золотыми украшениями, что делало ее совершенно непохожей на ту Келси, которая предстала перед Джеком в кричащем красном наряде во время их деловой вылазки в клуб «Вертиго». Сегодня вечером она показалась Джеку еще более привлекательной. Конечно, он и прежде замечал, как хороша собой Келси, но в этот вечер позволил себе обратить внимание на маленькие детали, вызывавшие его восхищенную улыбку. На ее волосы, ласково касавшиеся шеи, на то, как слегка поворачивалась голова Келси, когда она улыбалась. Джек был ее работодателем, а она всегда оставалась матерью его «меньшего брата» Нейта. Но сейчас было настоящее свидание – или по крайней мере первая попытка свидания, – и он оценил, что Келси изо всех сил старается показать, будто все прочее ничего не значит.
– Я хочу открыть тебе один секрет, – сказала она. Было уже десять сорок вечера, и они вернулись туда, откуда выехали три часа назад, – к ее входной двери.
– Какой? – спросил Джек.
– У меня есть пятнадцатилетняя приходящая няня.
– Что в этом секретного?
– Она должна возвращаться домой в одиннадцать часов. Именно поэтому я и наняла ее.
– Что ты имеешь в виду?
– Если бы я решила избавиться от тебя, то использовала бы ее пребывание в доме как предлог для этого. Ты, например, мог бы предложить мне пойти куда-нибудь выпить, но, зная, что няня здесь, я посмотрела бы тебе честно в глаза и сказала, что должна вернуться до одиннадцати часов.
– О!
– Не будь таким мрачным. Теперь я жалею, что не наняла ее старшую сестру.
– Я рад, что ты довольна тем, как мы провели время. Мне тоже понравилось.
– У нас еще есть несколько минут, пока няня в доме. – Келси посмотрела на свою веранду с качелями. – Не хочешь посидеть еще немного?
– Конечно, хочу.
Джек прошел с Келси через веранду. На ней висели небольшие качели, сделанные, вероятно, только для нее и Нейта. Они сели на них и, тесно прижавшись друг к другу, смотрели на лужайку, на пальмы и клумбы, освещенные луной. Легкий бриз шевелил дубовые листья, и они шелестели, как океанский прибой.
– Я уж и не вспомню, когда сидел на качелях. – Джек попытался посильнее оттолкнуться.
– Это качели на веранде, а не космический челнок, Джек.
– Извини.
– Ничего.
Келси ласково похлопала по тыльной стороне его руки и оставила там свою руку. Мягкие кончики ее пальцев и гладкая ладонь лежали на его руке. Стоило слегка повернуть руку в запястье, чтобы их пальцы скрестились. Этот обычный жест пробудил совсем необычные чувства.
– Как приятно! – сказал Джек.
– В самом деле?
Качели продолжали двигаться по инерции, а они получали удовольствие оттого, что молча сидели рядом.
– Я не собираюсь говорить о деле... – начал наконец Джек.
– Тогда не говори.
– Это только отчасти касается работы, но меня это очень вдохновляет. Я собираюсь в Африку.
– Почему в Африку?
– Там живет сестра Салли. Я хочу поговорить с ней. Но в основном мне просто хочется поехать туда. Думаю, это будет приятное путешествие.
– Куда именно ты едешь?
– Кот-д'Ивуар. Так по-французски называется Берег Слоновой Кости.
– Понятно. Я немного говорю по-французски.
– Отлично. Может, ты научишь меня кое-чему. Французский язык там государственный.
– Ты хоть немного говоришь по-французски?
– Не знаю ничего, кроме слов к песенке «Леди Мармелад», Знаешь эту старую песенку Патти ла Белле?.. «Voulez-vous crochet avec moi».
Келси засмеялась.
– Что тут смешного? – спросил Джек.
– Там поется «coucher», а не «crochet». Ты изменил смысл фразы «Хочешь пойти со мной в кровать?» на «Хочешь вязать вместе со мной?»
Они засмеялись. Затем воцарилась тишина – молчаливое признание того, что оба сейчас серьезно размышляли над тем, что значит «вязать вместе». Их взгляды встретились, и Джека потянуло к ее губам.
Они вздрогнули, услышав, что из дома донеслись какие-то звуки. Оба одновременно повернули головы и увидели, как в окне мелькнуло лицо Нейта, после чего многозначительно закачались жалюзи.
– Натан, тебе давно пора спать, – пожурила мальчика Келси.
Нейт, смеясь, побежал прочь. Келси улыбнулась Джеку.
– Так ты вообще-то не против свиданий с матерью-одиночкой?
Джек колебался, пытаясь преодолеть сомнения.
– Мы должны думать о Нейте.
– Ты так хорошо к нему относишься. Мне это очень приятно.
– Он прекрасный парнишка.
– Он – да. Но я говорю о тебе. Я встречалась со многими волонтерами из общества «Большие братья, Большие сестры». По-моему, многие из них делают это потому, что такая работа поднимает их в собственных глазах: им кажется, будто они посвящают свою жизнь чему-то важному, исполняют свой гражданский долг. Но самые лучшие из них делают это из любви к детям.
– Я, наверное, отношусь ко второй категории.
– Вот это и занимает меня. Откуда это у тебя берется?
– Не знаю. У нас с бывшей женой детей не было, но не потому, что мы их не хотели.
– Прости, что вторглась в твои сугубо личные дела.
– Ничего. Я не из тех, кто постоянно думает о том, что был бы женат до сих пор, если бы наш брак не был бездетным.
– Это не помогает. Ручаюсь.
– Вообще-то я хотел бы иметь детей.
– Интересно, как выглядел бы мир, если бы в нем появился Джек-младший?
– На самом деле... А, не надо об этом.
– О чем?
– Ну, это не совсем равноценный обмен на маленький секрет о приходящей няне, но Джек-младший, вообще-то говоря, уже существует.
– Что?!
– Женщина, с которой я встречался до того, как женился на Синди, сдала грудного младенца для усыновления. По ее словам, ребенок был от меня. Я о нем и слыхом не слыхивал, а узнал лишь около года назад.
– Она сказала тебе об этом после того, как вы с Синди поженились?
– Гораздо позднее.
– Ух ты! Вот это новость! «Привет, я вернулась. Что это ты поделывал все это время? А у меня, между прочим, был от тебя ребенок».
– Да, это был настоящий сюрприз.
– Ты примерно подсчитал, сколько лет этому ребенку сейчас?
– Он того же возраста, что и Нейт.
– Надеешься когда-нибудь с ним увидеться?
– Едва ли. Но если это когда-нибудь случится, то Нейт, конечно же, дал мне хорошую практику.
– Практику? – Келси убрала свою руку.
Увидев выражение ее лица, Джек пошел на попятный.
– Это, наверное, не то слово.
– Нет. Хуже того. Я бы сказала, что это довольно мерзкое слово.
– Прости. Я имел в виду только то, что Нейт – типичный шаловливый мальчик, который подготовил меня к чему угодно.
– Что как раз и звучит как «практика».
– Ну-ну, Келси. Ты же знаешь, как много Нейт значит для меня.
Она спрыгнула с качелей и подошла к перилам веранды. Джек приблизился к ней, но Келси к нему не повернулась.
– Эй, – начал он, обращаясь к ее затылку. Она молча смотрела в сторону лужайки.
– Нейт – это не практика.
– А я? – Что? Келен повернулась к нему.
– Точный учет времени очень важен во взаимоотношениях, не так ли?
– Конечно.
– Джек, скажи честно. Скольким женщинам ты назначал свидания после развода?
– У меня было несколько случайных связей.
– Так что я первая женщина, которой ты по-настоящему добивался?
– Добивался? – Голос Джека выдавал напряжение. – Келси, честно говоря, это была больше твоя идея, чем моя.
– Ну, тогда прости меня за то, что я приставила тебе пистолет к виску.
– Ничего ты не приставляла... – Джек умолк и в полном замешательстве почесал затылок. – Что происходит? Только что мы сидели на качелях и держались за руки, и вдруг... я ничего не понимаю.
Парадная дверь Келси открылась, и няня высунула голову.
– Мне очень жаль, Келси, но, если меня не будет дома к одиннадцати пятнадцати, родители не разрешат мне присматривать за вашим ребенком.
– Не извиняйся. Если мистер Свайтек сейчас же уйдет, ты успеешь домой вовремя. Ты готов, Джек?
Джек еще раньше согласился отвезти няню домой на обратном пути.
– Думаю, да.
Девушка на цыпочках прошла мимо них и спустилась вниз. Джек посмотрел на Келси:
– Поговорим об этом еще? Пожалуйста!
– Я позвоню тебе.
– Когда?
– Скоро. – Они стояли в нескольких футах друг от друга, но ни один из них не попытался сократить расстояние. Их смущало то, что еще несколько минут назад они были близки к тому, чтобы пожелать друг другу спокойной ночи и поцеловаться. Келси сдержанно улыбнулась ему. – Спокойной ночи, Джек.
Келси пошла в дом, а Джек все ждал, когда она обернется, поймает его взгляд и сделает ему какой-нибудь знак, означающий поощрение. Но такого знака не последовало. После того как дверь закрылась, Джек пошел по подъездной дорожке и поравнялся с няней. Та лукаво посматривала на него из-под своей челки.
– Извините, что не дала вам попрощаться с Келси, мистер Свайтек.
Он почесал затылок ключом от машины и еще раз посмотрел на дом Келси.
– Ничего. Я почти уверен в том, что в этом виновата не ты.
Для своего первого свидания с Келси Джек выбрал именно «Нобу». Джек считал его превосходным местом: никакого пресыщения, свойственного японским обедам, оживленная атмосфера и типичная публика с Саут-Бич, не позволявшая двум собеседникам отклоняться оттого, о чем здесь беседовали. Келси, со своей стороны, приняла необходимые меры: оделась в черное с золотыми украшениями, что делало ее совершенно непохожей на ту Келси, которая предстала перед Джеком в кричащем красном наряде во время их деловой вылазки в клуб «Вертиго». Сегодня вечером она показалась Джеку еще более привлекательной. Конечно, он и прежде замечал, как хороша собой Келси, но в этот вечер позволил себе обратить внимание на маленькие детали, вызывавшие его восхищенную улыбку. На ее волосы, ласково касавшиеся шеи, на то, как слегка поворачивалась голова Келси, когда она улыбалась. Джек был ее работодателем, а она всегда оставалась матерью его «меньшего брата» Нейта. Но сейчас было настоящее свидание – или по крайней мере первая попытка свидания, – и он оценил, что Келси изо всех сил старается показать, будто все прочее ничего не значит.
– Я хочу открыть тебе один секрет, – сказала она. Было уже десять сорок вечера, и они вернулись туда, откуда выехали три часа назад, – к ее входной двери.
– Какой? – спросил Джек.
– У меня есть пятнадцатилетняя приходящая няня.
– Что в этом секретного?
– Она должна возвращаться домой в одиннадцать часов. Именно поэтому я и наняла ее.
– Что ты имеешь в виду?
– Если бы я решила избавиться от тебя, то использовала бы ее пребывание в доме как предлог для этого. Ты, например, мог бы предложить мне пойти куда-нибудь выпить, но, зная, что няня здесь, я посмотрела бы тебе честно в глаза и сказала, что должна вернуться до одиннадцати часов.
– О!
– Не будь таким мрачным. Теперь я жалею, что не наняла ее старшую сестру.
– Я рад, что ты довольна тем, как мы провели время. Мне тоже понравилось.
– У нас еще есть несколько минут, пока няня в доме. – Келси посмотрела на свою веранду с качелями. – Не хочешь посидеть еще немного?
– Конечно, хочу.
Джек прошел с Келси через веранду. На ней висели небольшие качели, сделанные, вероятно, только для нее и Нейта. Они сели на них и, тесно прижавшись друг к другу, смотрели на лужайку, на пальмы и клумбы, освещенные луной. Легкий бриз шевелил дубовые листья, и они шелестели, как океанский прибой.
– Я уж и не вспомню, когда сидел на качелях. – Джек попытался посильнее оттолкнуться.
– Это качели на веранде, а не космический челнок, Джек.
– Извини.
– Ничего.
Келси ласково похлопала по тыльной стороне его руки и оставила там свою руку. Мягкие кончики ее пальцев и гладкая ладонь лежали на его руке. Стоило слегка повернуть руку в запястье, чтобы их пальцы скрестились. Этот обычный жест пробудил совсем необычные чувства.
– Как приятно! – сказал Джек.
– В самом деле?
Качели продолжали двигаться по инерции, а они получали удовольствие оттого, что молча сидели рядом.
– Я не собираюсь говорить о деле... – начал наконец Джек.
– Тогда не говори.
– Это только отчасти касается работы, но меня это очень вдохновляет. Я собираюсь в Африку.
– Почему в Африку?
– Там живет сестра Салли. Я хочу поговорить с ней. Но в основном мне просто хочется поехать туда. Думаю, это будет приятное путешествие.
– Куда именно ты едешь?
– Кот-д'Ивуар. Так по-французски называется Берег Слоновой Кости.
– Понятно. Я немного говорю по-французски.
– Отлично. Может, ты научишь меня кое-чему. Французский язык там государственный.
– Ты хоть немного говоришь по-французски?
– Не знаю ничего, кроме слов к песенке «Леди Мармелад», Знаешь эту старую песенку Патти ла Белле?.. «Voulez-vous crochet avec moi».
Келси засмеялась.
– Что тут смешного? – спросил Джек.
– Там поется «coucher», а не «crochet». Ты изменил смысл фразы «Хочешь пойти со мной в кровать?» на «Хочешь вязать вместе со мной?»
Они засмеялись. Затем воцарилась тишина – молчаливое признание того, что оба сейчас серьезно размышляли над тем, что значит «вязать вместе». Их взгляды встретились, и Джека потянуло к ее губам.
Они вздрогнули, услышав, что из дома донеслись какие-то звуки. Оба одновременно повернули головы и увидели, как в окне мелькнуло лицо Нейта, после чего многозначительно закачались жалюзи.
– Натан, тебе давно пора спать, – пожурила мальчика Келси.
Нейт, смеясь, побежал прочь. Келси улыбнулась Джеку.
– Так ты вообще-то не против свиданий с матерью-одиночкой?
Джек колебался, пытаясь преодолеть сомнения.
– Мы должны думать о Нейте.
– Ты так хорошо к нему относишься. Мне это очень приятно.
– Он прекрасный парнишка.
– Он – да. Но я говорю о тебе. Я встречалась со многими волонтерами из общества «Большие братья, Большие сестры». По-моему, многие из них делают это потому, что такая работа поднимает их в собственных глазах: им кажется, будто они посвящают свою жизнь чему-то важному, исполняют свой гражданский долг. Но самые лучшие из них делают это из любви к детям.
– Я, наверное, отношусь ко второй категории.
– Вот это и занимает меня. Откуда это у тебя берется?
– Не знаю. У нас с бывшей женой детей не было, но не потому, что мы их не хотели.
– Прости, что вторглась в твои сугубо личные дела.
– Ничего. Я не из тех, кто постоянно думает о том, что был бы женат до сих пор, если бы наш брак не был бездетным.
– Это не помогает. Ручаюсь.
– Вообще-то я хотел бы иметь детей.
– Интересно, как выглядел бы мир, если бы в нем появился Джек-младший?
– На самом деле... А, не надо об этом.
– О чем?
– Ну, это не совсем равноценный обмен на маленький секрет о приходящей няне, но Джек-младший, вообще-то говоря, уже существует.
– Что?!
– Женщина, с которой я встречался до того, как женился на Синди, сдала грудного младенца для усыновления. По ее словам, ребенок был от меня. Я о нем и слыхом не слыхивал, а узнал лишь около года назад.
– Она сказала тебе об этом после того, как вы с Синди поженились?
– Гораздо позднее.
– Ух ты! Вот это новость! «Привет, я вернулась. Что это ты поделывал все это время? А у меня, между прочим, был от тебя ребенок».
– Да, это был настоящий сюрприз.
– Ты примерно подсчитал, сколько лет этому ребенку сейчас?
– Он того же возраста, что и Нейт.
– Надеешься когда-нибудь с ним увидеться?
– Едва ли. Но если это когда-нибудь случится, то Нейт, конечно же, дал мне хорошую практику.
– Практику? – Келси убрала свою руку.
Увидев выражение ее лица, Джек пошел на попятный.
– Это, наверное, не то слово.
– Нет. Хуже того. Я бы сказала, что это довольно мерзкое слово.
– Прости. Я имел в виду только то, что Нейт – типичный шаловливый мальчик, который подготовил меня к чему угодно.
– Что как раз и звучит как «практика».
– Ну-ну, Келси. Ты же знаешь, как много Нейт значит для меня.
Она спрыгнула с качелей и подошла к перилам веранды. Джек приблизился к ней, но Келси к нему не повернулась.
– Эй, – начал он, обращаясь к ее затылку. Она молча смотрела в сторону лужайки.
– Нейт – это не практика.
– А я? – Что? Келен повернулась к нему.
– Точный учет времени очень важен во взаимоотношениях, не так ли?
– Конечно.
– Джек, скажи честно. Скольким женщинам ты назначал свидания после развода?
– У меня было несколько случайных связей.
– Так что я первая женщина, которой ты по-настоящему добивался?
– Добивался? – Голос Джека выдавал напряжение. – Келси, честно говоря, это была больше твоя идея, чем моя.
– Ну, тогда прости меня за то, что я приставила тебе пистолет к виску.
– Ничего ты не приставляла... – Джек умолк и в полном замешательстве почесал затылок. – Что происходит? Только что мы сидели на качелях и держались за руки, и вдруг... я ничего не понимаю.
Парадная дверь Келси открылась, и няня высунула голову.
– Мне очень жаль, Келси, но, если меня не будет дома к одиннадцати пятнадцати, родители не разрешат мне присматривать за вашим ребенком.
– Не извиняйся. Если мистер Свайтек сейчас же уйдет, ты успеешь домой вовремя. Ты готов, Джек?
Джек еще раньше согласился отвезти няню домой на обратном пути.
– Думаю, да.
Девушка на цыпочках прошла мимо них и спустилась вниз. Джек посмотрел на Келси:
– Поговорим об этом еще? Пожалуйста!
– Я позвоню тебе.
– Когда?
– Скоро. – Они стояли в нескольких футах друг от друга, но ни один из них не попытался сократить расстояние. Их смущало то, что еще несколько минут назад они были близки к тому, чтобы пожелать друг другу спокойной ночи и поцеловаться. Келси сдержанно улыбнулась ему. – Спокойной ночи, Джек.
Келси пошла в дом, а Джек все ждал, когда она обернется, поймает его взгляд и сделает ему какой-нибудь знак, означающий поощрение. Но такого знака не последовало. После того как дверь закрылась, Джек пошел по подъездной дорожке и поравнялся с няней. Та лукаво посматривала на него из-под своей челки.
– Извините, что не дала вам попрощаться с Келси, мистер Свайтек.
Он почесал затылок ключом от машины и еще раз посмотрел на дом Келси.
– Ничего. Я почти уверен в том, что в этом виновата не ты.
29
– Я еду с тобой в Африку, – заявил Тео.
Высадив приходящую няню, Джек сделал крюк. Тео со своим джаз-бандом исполнял традиционную для пятничного вечера джигу в джаз-клубе на Вашингтон-авеню. Джек застал его в полуночный перерыв. Тео сидел в конце длинной стойки бара. Из-за плохого освещения Джек чуть не прошел мимо него. Атмосфера была самой подходящей для любителей ночных развлечений. Десятки мерцающих свечей самых разных форм и размеров были установлены в размещенных в линию канделябрах. Тео соскребал каплю воска, упавшего со свечи на стойку и застывшую там.
– Ты не едешь в Африку, – ответил Джек.
– Послушай, ты, безнадежно белый человек, направляешься в страну, где проживают шестнадцать миллионов африканцев. На их среднюю недельную зарплату не купишь и пакетика арахиса, который я только что доел. Тебе следовало бы взвизгивать от радости, если такой парень, как я, предлагает постоянно находиться там рядом с тобой.
– Ладно. Мы это еще обсудим.
– То же самое ты говорил вчера. Все решено. Если едешь ты, я еду тоже. – Тео поднял свой стакан, чтобы чокнуться, и Джек, немного подумав, поднял свою бутылку пива.
– Но я не собираюсь платить за твой авиабилет.
– Я уже позаботился о билетах для нас обоих. Друг моего друга пилотирует реактивный самолет, перевозящий нефтяных чиновников два раза в месяц. Самолет редко бывает заполнен пассажирами даже наполовину. Мы отлетаем в следующий четверг. Все, что тебе предстоит оплатить, – это наши билеты до Хьюстона.
– О каком это еще самолете ты говоришь? – спросил Джек с нескрываемым скептицизмом.
– Джек, в самом деле. Неужели ты допускаешь, что я ставлю тебя ниже рок-звезды, уровня которой ты достиг?
– То же самое говорил Бадди Холли.
У Джека зазвонил мобильник, и он по входящему номеру понял, что это Келси.
– Сейчас вернусь, – сказал он Тео и поспешил сквозь толпу, переполнившую бар, к относительно спокойному месту на задней лестничной клетке.
– Привет! – Одной рукой он прижал к уху телефон, а пальцем другой заткнул свободное ухо, чтобы хоть как-то избавиться от разноголосого шума ночного клуба, доносившегося из соседнего зала.
– Мне жаль, что вчера я проявила слишком бурную реакцию, – заговорила Келси.
– Это ничего. Рад, что ты позвонила.
– Нейт так любит тебя. У него никогда в жизни не было никого, похожего на тебя. Мы развелись с его отцом, когда Нейту было всего три года.
– Как я и говорил. Он самый лучший.
– Именно поэтому меня немного смущают наши отношения.
Джек перестал ходить.
– Это я и сказал тебе в машине, когда ты предложила пообедать вместе.
– Верно, и мы должны прислушиваться к твоему внутреннему голосу, а не к моему.
– Почему так внезапно изменилось направление твоих мыслей?
– Когда мы с тобой вчера сидели на качелях, а я посмотрела наверх и увидела в окне маленькое личико Нейта, у меня душа в пятки ушла. Он был так счастлив, что видит нас вместе. Но потом в моем сознании возник иной образ, мой собственный, и то, как я пытаюсь объяснить Нейту, почему Джек больше к нам не приходит.
– Но ты сказала это с самого начала. Ты устала жить в ожидании худшего варианта развития событий.
– Иногда я действительно устаю от этого.
– Это похоже на то, что говорит мой приятель Тео. В мире существует два типа людей – те, кто рискуют, и... – Джек умолк. Фраза «Те, кто рискует, и те, кто ест дерьмо» звучала приемлемо в баре за кружкой пива рядом с Тео, но в данном случае она прозвучала бы слишком грубо. – И те, кто не рискует, – продолжил он, поморщившись от своей импровизации. – Как бы там ни было, ты понимаешь, о чем я говорю.
– Да, но я мать Нейта. Мне нужно быть очень осторожной, подвергая себя риску.
– Не могу не согласиться с этим.
– Значит, ты понимаешь?
– Понимаю. И не понимаю. Но кажется, я пытаюсь сказать, что никак не ожидал получить такое удовольствие от свидания с тобой сегодня вечером.
– Это сложно, я знаю.
– До того как на твоей веранде между нами пробежала черная кошка, я уже начинал думать, что права именно ты. После развода у меня были связи с двумя женщинами. У обеих были дети школьного возраста, до смерти меня напугавшие. Раз уж я пошел на то, чтобы назначать свидания матерям-одиночкам, почему бы не встречаться с матерью самого прекрасного ребенка в мире?
– У этой медали, безусловно, есть две стороны, но...
– А теперь ты думаешь, что мое первое предчувствие было правильным. Оставь это паре адвокатов, – шутливо посоветовал Джек. – Мы довели друг друга до того, что поменялись ролями.
– Не стоит решать этот вопрос сегодня. Может, к лучшему, что ты едешь в Африку. У меня будет время подумать.
– Правильно. Иметь немного времени на размышления – это здорово.
– Так и порешим? Оставим наши отношения в подвешенном состоянии, то есть вернемся к состоянию обычному?
Джек был в отчаянии. Он чувствовал, что где-то между ними витают нужные слова, но, черт побери, как найти их?
– Ладно. Пусть остаются обычными.
– Спасибо. Удачной поездки. О'кей?
– Она будет удачной.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи. – Джек захлопнул мобильник и сидел в одиночестве на ступеньке лестницы. «Обычное» ему уже не нравилось.
Высадив приходящую няню, Джек сделал крюк. Тео со своим джаз-бандом исполнял традиционную для пятничного вечера джигу в джаз-клубе на Вашингтон-авеню. Джек застал его в полуночный перерыв. Тео сидел в конце длинной стойки бара. Из-за плохого освещения Джек чуть не прошел мимо него. Атмосфера была самой подходящей для любителей ночных развлечений. Десятки мерцающих свечей самых разных форм и размеров были установлены в размещенных в линию канделябрах. Тео соскребал каплю воска, упавшего со свечи на стойку и застывшую там.
– Ты не едешь в Африку, – ответил Джек.
– Послушай, ты, безнадежно белый человек, направляешься в страну, где проживают шестнадцать миллионов африканцев. На их среднюю недельную зарплату не купишь и пакетика арахиса, который я только что доел. Тебе следовало бы взвизгивать от радости, если такой парень, как я, предлагает постоянно находиться там рядом с тобой.
– Ладно. Мы это еще обсудим.
– То же самое ты говорил вчера. Все решено. Если едешь ты, я еду тоже. – Тео поднял свой стакан, чтобы чокнуться, и Джек, немного подумав, поднял свою бутылку пива.
– Но я не собираюсь платить за твой авиабилет.
– Я уже позаботился о билетах для нас обоих. Друг моего друга пилотирует реактивный самолет, перевозящий нефтяных чиновников два раза в месяц. Самолет редко бывает заполнен пассажирами даже наполовину. Мы отлетаем в следующий четверг. Все, что тебе предстоит оплатить, – это наши билеты до Хьюстона.
– О каком это еще самолете ты говоришь? – спросил Джек с нескрываемым скептицизмом.
– Джек, в самом деле. Неужели ты допускаешь, что я ставлю тебя ниже рок-звезды, уровня которой ты достиг?
– То же самое говорил Бадди Холли.
У Джека зазвонил мобильник, и он по входящему номеру понял, что это Келси.
– Сейчас вернусь, – сказал он Тео и поспешил сквозь толпу, переполнившую бар, к относительно спокойному месту на задней лестничной клетке.
– Привет! – Одной рукой он прижал к уху телефон, а пальцем другой заткнул свободное ухо, чтобы хоть как-то избавиться от разноголосого шума ночного клуба, доносившегося из соседнего зала.
– Мне жаль, что вчера я проявила слишком бурную реакцию, – заговорила Келси.
– Это ничего. Рад, что ты позвонила.
– Нейт так любит тебя. У него никогда в жизни не было никого, похожего на тебя. Мы развелись с его отцом, когда Нейту было всего три года.
– Как я и говорил. Он самый лучший.
– Именно поэтому меня немного смущают наши отношения.
Джек перестал ходить.
– Это я и сказал тебе в машине, когда ты предложила пообедать вместе.
– Верно, и мы должны прислушиваться к твоему внутреннему голосу, а не к моему.
– Почему так внезапно изменилось направление твоих мыслей?
– Когда мы с тобой вчера сидели на качелях, а я посмотрела наверх и увидела в окне маленькое личико Нейта, у меня душа в пятки ушла. Он был так счастлив, что видит нас вместе. Но потом в моем сознании возник иной образ, мой собственный, и то, как я пытаюсь объяснить Нейту, почему Джек больше к нам не приходит.
– Но ты сказала это с самого начала. Ты устала жить в ожидании худшего варианта развития событий.
– Иногда я действительно устаю от этого.
– Это похоже на то, что говорит мой приятель Тео. В мире существует два типа людей – те, кто рискуют, и... – Джек умолк. Фраза «Те, кто рискует, и те, кто ест дерьмо» звучала приемлемо в баре за кружкой пива рядом с Тео, но в данном случае она прозвучала бы слишком грубо. – И те, кто не рискует, – продолжил он, поморщившись от своей импровизации. – Как бы там ни было, ты понимаешь, о чем я говорю.
– Да, но я мать Нейта. Мне нужно быть очень осторожной, подвергая себя риску.
– Не могу не согласиться с этим.
– Значит, ты понимаешь?
– Понимаю. И не понимаю. Но кажется, я пытаюсь сказать, что никак не ожидал получить такое удовольствие от свидания с тобой сегодня вечером.
– Это сложно, я знаю.
– До того как на твоей веранде между нами пробежала черная кошка, я уже начинал думать, что права именно ты. После развода у меня были связи с двумя женщинами. У обеих были дети школьного возраста, до смерти меня напугавшие. Раз уж я пошел на то, чтобы назначать свидания матерям-одиночкам, почему бы не встречаться с матерью самого прекрасного ребенка в мире?
– У этой медали, безусловно, есть две стороны, но...
– А теперь ты думаешь, что мое первое предчувствие было правильным. Оставь это паре адвокатов, – шутливо посоветовал Джек. – Мы довели друг друга до того, что поменялись ролями.
– Не стоит решать этот вопрос сегодня. Может, к лучшему, что ты едешь в Африку. У меня будет время подумать.
– Правильно. Иметь немного времени на размышления – это здорово.
– Так и порешим? Оставим наши отношения в подвешенном состоянии, то есть вернемся к состоянию обычному?
Джек был в отчаянии. Он чувствовал, что где-то между ними витают нужные слова, но, черт побери, как найти их?
– Ладно. Пусть остаются обычными.
– Спасибо. Удачной поездки. О'кей?
– Она будет удачной.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи. – Джек захлопнул мобильник и сидел в одиночестве на ступеньке лестницы. «Обычное» ему уже не нравилось.
30
Настенные писсуары в мужском туалете опять кто-то расколол, и двое парней справляли малую нужду в единственной кабинке. Тогда Тео вышел через заднюю дверь на аллею за клубом. Он нашел темное удобное место между двумя запаркованными автомашинами, но убедился в том, что этим местом кто-то уже воспользовался.
– Сукин сын, – выругался он, вытаскивая ногу из того, во что наступил.
Тео пошел дальше по темной аллее, но неожиданно для себя сосредоточился на своем разговоре с Джеком, а не на переполненном мочевом пузыре. Вообще-то он не все рассказал своему другу о том, почему летит в Африку. Конечно, это интересно, но гораздо важнее то, что Джек, воспользовавшись таким парнем, как Тео, избежит ненужных осложнений. Однако Тео руководствовался и личными мотивами. Полиция обращала все больше внимания на его брата, подозревая его в убийстве Салли Феннинг, а Тео сознавал во всей полноте свой долг перед Татумом.
Аллея с каждым шагом становилась темнее. Наконец Тео остановился и огляделся. С обеих сторон его окружали задние стены строений – баров, аптек, прачечных самообслуживания. В половине квартала впереди виднелось большое светящееся пятно – Шестнадцатая улица. Это напоминало свет в конце туннеля, вошедший в пословицу. Стены из шлакобетона были покрашены в бежевый и белый цвета, а все двери и окна защищены черными металлическими решетками. Прищурившись, Тео увидел внутренним взором ряды рук, держащихся за прутья железных решеток. Эти руки без лиц в его сознании ассоциировались с тревожными голосами, раздававшимися из боксов, когда он сидел в камере смертников. Эти воспоминания Тео гнал от себя. Но теперь, когда его брат оказался в опасности, зарешеченные окна и двери напомнили ему ту ночь, которая, как он считал, будет последней в его жизни.
Тео сидел с одной стороны стеклянной тюремной перегородки, его брат Татум – другой. Брата, казалось, очень занимала его бритая голова.
– Сукин сын, – выругался он, вытаскивая ногу из того, во что наступил.
Тео пошел дальше по темной аллее, но неожиданно для себя сосредоточился на своем разговоре с Джеком, а не на переполненном мочевом пузыре. Вообще-то он не все рассказал своему другу о том, почему летит в Африку. Конечно, это интересно, но гораздо важнее то, что Джек, воспользовавшись таким парнем, как Тео, избежит ненужных осложнений. Однако Тео руководствовался и личными мотивами. Полиция обращала все больше внимания на его брата, подозревая его в убийстве Салли Феннинг, а Тео сознавал во всей полноте свой долг перед Татумом.
Аллея с каждым шагом становилась темнее. Наконец Тео остановился и огляделся. С обеих сторон его окружали задние стены строений – баров, аптек, прачечных самообслуживания. В половине квартала впереди виднелось большое светящееся пятно – Шестнадцатая улица. Это напоминало свет в конце туннеля, вошедший в пословицу. Стены из шлакобетона были покрашены в бежевый и белый цвета, а все двери и окна защищены черными металлическими решетками. Прищурившись, Тео увидел внутренним взором ряды рук, держащихся за прутья железных решеток. Эти руки без лиц в его сознании ассоциировались с тревожными голосами, раздававшимися из боксов, когда он сидел в камере смертников. Эти воспоминания Тео гнал от себя. Но теперь, когда его брат оказался в опасности, зарешеченные окна и двери напомнили ему ту ночь, которая, как он считал, будет последней в его жизни.
Тео сидел с одной стороны стеклянной тюремной перегородки, его брат Татум – другой. Брата, казалось, очень занимала его бритая голова.