Страница:
– Мистер Свайтек, я спросил, устраивает ли вас такое решение.
Джеку хотелось еще надавить, но судья, казалось, склонялся к тому, чтобы поддержать его, и Свайтеку не было смысла терять уже появившуюся возможность, проявляя слишком большое упорство.
– Пока да. Но если я не получу все, что мне нужно, то вернусь в суд, – ответил Джек.
– Очень хорошо, – сказал судья. – Прокурору дается два дня на то, чтобы он предоставил следственные материалы мистеру Свайтеку. И я предупреждаю вас: никаких увиливаний. Мне будет неприятно, если это дело вновь вернется ко мне.
Стук молотка возвестил окончание слушания. Радски сошел с возвышения, откуда давал показания. Он избегал смотреть на Джека. Когда Джек собирал материалы в свой портфель, Патриция Комптон подошла и поздравила его.
– Спасибо.
– Жалко, что так никто и не был привлечен к уголовному преследованию по поводу убийства дочери Салли.
– Полностью с вами согласен.
– Я не намерена столкнуться с такой же проблемой в случае с убийством самой Салли Феннинг. Надеюсь, вы передадите это своему клиенту?
– Разумеется, – ответил Джек не долго думая. – Сразу же, как только я увижу ваши бумаги. Позвоните мне, когда они будут готовы. – Джек повернулся и пошел к выходу.
24
25
26
Джеку хотелось еще надавить, но судья, казалось, склонялся к тому, чтобы поддержать его, и Свайтеку не было смысла терять уже появившуюся возможность, проявляя слишком большое упорство.
– Пока да. Но если я не получу все, что мне нужно, то вернусь в суд, – ответил Джек.
– Очень хорошо, – сказал судья. – Прокурору дается два дня на то, чтобы он предоставил следственные материалы мистеру Свайтеку. И я предупреждаю вас: никаких увиливаний. Мне будет неприятно, если это дело вновь вернется ко мне.
Стук молотка возвестил окончание слушания. Радски сошел с возвышения, откуда давал показания. Он избегал смотреть на Джека. Когда Джек собирал материалы в свой портфель, Патриция Комптон подошла и поздравила его.
– Спасибо.
– Жалко, что так никто и не был привлечен к уголовному преследованию по поводу убийства дочери Салли.
– Полностью с вами согласен.
– Я не намерена столкнуться с такой же проблемой в случае с убийством самой Салли Феннинг. Надеюсь, вы передадите это своему клиенту?
– Разумеется, – ответил Джек не долго думая. – Сразу же, как только я увижу ваши бумаги. Позвоните мне, когда они будут готовы. – Джек повернулся и пошел к выходу.
24
В два часа ночи Дейрдре Мидоуз подъехала к месту преступления. У бакалейной лавки почти целую неделю стоял фургон белого цвета. Двери были закрыты на замок, но охранник из службы безопасности почувствовал гнилостный запах, чем-то напоминающий запах мяса и тухлых яиц. Дейрдре услышала разговор по полицейскому радио. Ее автомобильный приемник всегда был настроен на эту волну, так, на всякий случай. Вдруг проскочит что-нибудь интересное. И она прибыла через несколько минут после того, как полицейские оцепили район. Один из присутствовавших там офицеров неофициально подтвердил, что внутри автомобиля находится труп, отчего сердце Дейрдре забилось сильнее. Тяжкие преступления создавали в Майами тот ритм, под который танцевали репортеры, занимающиеся уголовными делами, а преднамеренное убийство могло заставить Дейрдре «байлар ла бамба»[10].
– Мужчины или женщины? – спросила Дейрдре. Она стояла у желтой полицейской ленты и разговаривала с полицейским в униформе.
– Пока не знаю, – ответил тот.
Ее вопросы сыпались, как пулеметная очередь: Дейрдре собирала факты, продумывала про себя текст будущего репортажа по мере того, как оценивала полученную информацию. Это была ее повседневная работа, за которую она получала совсем небольшой гонорар и еще более скромное общественное признание. Дейрдре надеялась, что скоро все изменится, если ей хоть немножко повезет с Салли Феннинг.
Зазвонил ее сотовый телефон. Она сунула блокнот в сумочку и поднесла аппарат к уху.
– Привет, Дейрдре! – услышала она мужской голос.
Это прозвучало как-то совершенно неуместно, но Дейрдре сразу же узнала измененный голос. Это был тот же самый неестественный голос, что и в их последнем разговоре.
– Чем это вы занимаетесь в такой ранний час? Не спится? – спросила она.
– Это не ваше дело.
Дейрдре открыла сумочку, вынула диктофон и приставила его к аппарату.
– Уберите магнитофон, – потребовал он сразу же после того, как она нажала на кнопку «ЗАПИСЬ».
Дейрдре похолодела, не понимая, каким образом он это узнал.
– Я вас вижу, – пояснил он.
Она огляделась. На стоянку приехали два фургона СМИ; их готовили к видеосъемкам. По другую сторону от места преступления стояли полицейские машины и фургон судебно-медицинского эксперта. В остальном обширная стоянка, представлявшая собой ровный, покрытый асфальтом акр, освещенный желтоватым светом фонарей охраны, была пуста.
– Где вы? – спросила она.
– Я повсюду, куда бы вы ни пошли, – засмеялся он, и его смех, трансформированный устройством для изменения голоса, напомнил ей атмосферные помехи.
– Что вам нужно? – Дейрдре с трудом делала глотательные движения и пыталась сохранить самообладание.
– Прежде всего я хочу поздравить вас.
– С чем?
– С тем, что вы промолчали на судебном слушании. Вы ничего не сказали о нападении собак около склада. Вы вели себя очень разумно, так же разумно вы поступили, не обратившись в полицию.
– Откуда вы знаете, что я не обращалась в полицию?
– Потому что ты честолюбивая сука.
– Какое это имеет отношение к чему бы то ни было?
– Я знаю, что ты не пойдешь в полицию и не расскажешь им то, что знаешь. Ты из тех, кто постарается получить от них что-нибудь взамен – какие-нибудь пикантные подробности для газеты. Но я не видел ничего интересного ни в одном из подписанных твоим именем репортажей. Поэтому предполагаю, что в полиции ты не была.
Дейрдре молчала, слегка обеспокоенная тем, как хорошо он ее знает.
– Что вам теперь нужно?
– Почему ты считаешь, будто мне что-то нужно? Я тот, кто очень много дает, Дейрдре.
– Что же вы предлагаете?
– Новую сенсацию. Первый из шести наследников по завещанию Салли Феннинг скоро умрет.
У Дейрдре пробежал мороз по коже, но ей хотелось продолжить разговор.
– Когда?
– Через две недели.
– Который из них?
– Это отчасти зависит от тебя.
– Не понимаю.
– Предлагаю тебе сделку. Это можешь быть ты, это может быть кто-либо другой. Если это будешь ты, то смерть будет быстрой и безболезненной. Тебе решать. Тебе хотелось бы остаться живой и поделиться наследством в сорок шесть миллионов долларов со мной, своим партнером? Или ты намерена отправиться к праотцам?
– Это и есть тот самый выбор, о котором вы упомянули в прошлый раз?
– Верно. Если ты выберешь молчание, это сделает нас обоих богатыми. Если же ты предупредишь остальных, то доведешь меня до белого каления и будешь убита.
– Как это вы себе представляете – делать подобный выбор?
– Просто. Вот так: ты молчишь еще пару недель, и я пойму это как согласие. То есть я буду считать, что мы совершили сделку.
Руки у нее дрожали.
– Почему вы выбрали именно меня?
– Я знаю, что ты способна принять правильное решение.
– Не будьте так уверены.
– Не глупи, девочка. На твою половину из сорока шести миллионов долларов можно купить много решений собственных проблем, которые доставят тебе радость. Так что запомни: через две недели падет первая жертва. Если ты проявишь сообразительность, это будешь не ты.
– Вы больны.
– Ты права. Но и я тоже прав в одном. Если ты вообще думаешь о том, что обязана что-то сделать ради спасения других, то поверь мне: они не стоят того, чтобы их спасали.
Дейрдре некоторое время размышляла о том, что он имел в виду, сказав это. Но это время оказалось слишком долгим. Телефон молчал. Связь прекратилась. Дейрдре положила телефон в сумочку и ушла с места преступления, потеряв всякий интерес к репортажу об очередном трупе в кузове автофургона.
– Мужчины или женщины? – спросила Дейрдре. Она стояла у желтой полицейской ленты и разговаривала с полицейским в униформе.
– Пока не знаю, – ответил тот.
Ее вопросы сыпались, как пулеметная очередь: Дейрдре собирала факты, продумывала про себя текст будущего репортажа по мере того, как оценивала полученную информацию. Это была ее повседневная работа, за которую она получала совсем небольшой гонорар и еще более скромное общественное признание. Дейрдре надеялась, что скоро все изменится, если ей хоть немножко повезет с Салли Феннинг.
Зазвонил ее сотовый телефон. Она сунула блокнот в сумочку и поднесла аппарат к уху.
– Привет, Дейрдре! – услышала она мужской голос.
Это прозвучало как-то совершенно неуместно, но Дейрдре сразу же узнала измененный голос. Это был тот же самый неестественный голос, что и в их последнем разговоре.
– Чем это вы занимаетесь в такой ранний час? Не спится? – спросила она.
– Это не ваше дело.
Дейрдре открыла сумочку, вынула диктофон и приставила его к аппарату.
– Уберите магнитофон, – потребовал он сразу же после того, как она нажала на кнопку «ЗАПИСЬ».
Дейрдре похолодела, не понимая, каким образом он это узнал.
– Я вас вижу, – пояснил он.
Она огляделась. На стоянку приехали два фургона СМИ; их готовили к видеосъемкам. По другую сторону от места преступления стояли полицейские машины и фургон судебно-медицинского эксперта. В остальном обширная стоянка, представлявшая собой ровный, покрытый асфальтом акр, освещенный желтоватым светом фонарей охраны, была пуста.
– Где вы? – спросила она.
– Я повсюду, куда бы вы ни пошли, – засмеялся он, и его смех, трансформированный устройством для изменения голоса, напомнил ей атмосферные помехи.
– Что вам нужно? – Дейрдре с трудом делала глотательные движения и пыталась сохранить самообладание.
– Прежде всего я хочу поздравить вас.
– С чем?
– С тем, что вы промолчали на судебном слушании. Вы ничего не сказали о нападении собак около склада. Вы вели себя очень разумно, так же разумно вы поступили, не обратившись в полицию.
– Откуда вы знаете, что я не обращалась в полицию?
– Потому что ты честолюбивая сука.
– Какое это имеет отношение к чему бы то ни было?
– Я знаю, что ты не пойдешь в полицию и не расскажешь им то, что знаешь. Ты из тех, кто постарается получить от них что-нибудь взамен – какие-нибудь пикантные подробности для газеты. Но я не видел ничего интересного ни в одном из подписанных твоим именем репортажей. Поэтому предполагаю, что в полиции ты не была.
Дейрдре молчала, слегка обеспокоенная тем, как хорошо он ее знает.
– Что вам теперь нужно?
– Почему ты считаешь, будто мне что-то нужно? Я тот, кто очень много дает, Дейрдре.
– Что же вы предлагаете?
– Новую сенсацию. Первый из шести наследников по завещанию Салли Феннинг скоро умрет.
У Дейрдре пробежал мороз по коже, но ей хотелось продолжить разговор.
– Когда?
– Через две недели.
– Который из них?
– Это отчасти зависит от тебя.
– Не понимаю.
– Предлагаю тебе сделку. Это можешь быть ты, это может быть кто-либо другой. Если это будешь ты, то смерть будет быстрой и безболезненной. Тебе решать. Тебе хотелось бы остаться живой и поделиться наследством в сорок шесть миллионов долларов со мной, своим партнером? Или ты намерена отправиться к праотцам?
– Это и есть тот самый выбор, о котором вы упомянули в прошлый раз?
– Верно. Если ты выберешь молчание, это сделает нас обоих богатыми. Если же ты предупредишь остальных, то доведешь меня до белого каления и будешь убита.
– Как это вы себе представляете – делать подобный выбор?
– Просто. Вот так: ты молчишь еще пару недель, и я пойму это как согласие. То есть я буду считать, что мы совершили сделку.
Руки у нее дрожали.
– Почему вы выбрали именно меня?
– Я знаю, что ты способна принять правильное решение.
– Не будьте так уверены.
– Не глупи, девочка. На твою половину из сорока шести миллионов долларов можно купить много решений собственных проблем, которые доставят тебе радость. Так что запомни: через две недели падет первая жертва. Если ты проявишь сообразительность, это будешь не ты.
– Вы больны.
– Ты права. Но и я тоже прав в одном. Если ты вообще думаешь о том, что обязана что-то сделать ради спасения других, то поверь мне: они не стоят того, чтобы их спасали.
Дейрдре некоторое время размышляла о том, что он имел в виду, сказав это. Но это время оказалось слишком долгим. Телефон молчал. Связь прекратилась. Дейрдре положила телефон в сумочку и ушла с места преступления, потеряв всякий интерес к репортажу об очередном трупе в кузове автофургона.
25
Джеку очень хотелось знать, какую часть следственных материалов пятилетней давности прокурор штата готов показать ему. Судья дал Мейсону Радски два дня на то, чтобы тот показал все, чем он поделился с Дейрдре Мидоуз в связи с убийством дочери Салли Феннинг. И прокурор выжидал до пятьдесят девятой минуты сорок седьмого часа, прежде чем известить Джека о том, что материалы готовы для просмотра. Джек мог бы вывернуть их наизнанку за то, что они тянули резину, если бы он не был эти двое суток занят другим делом. Джек пытался доказать, что никак нельзя назвать воровством тот факт, что его клиент взял из кассы сорок с небольшим «зеленых», но, уходя из магазина, выронил свой кошелек с пятьюдесятью восемью долларами. Это было что-то вроде защиты в уголовном процессе с опорой на некую экономическую теорию. Но она не работала хотя бы только потому, что подзащитный оставил на месте преступления удостоверяющие его личность фотографию и номер социального страхования.
Все, что прокуратура штата могла предъявить по расследованию убийства Кэтрин Феннинг, умещалось на одной видеопленке в запечатанном конверте с надписью, сделанной Мейсоном Радски. Прокурор клятвенно заверял: на пленке записано все, что было показано Дейрдре Мидоуз. Джек привез с собой Келси. Одна голова хорошо, а две лучше.
– Что это такое? – спросил Джек полицейского, сидевшего у входа в зал заседаний на складном стуле. Но тот на заданный вопрос ответил молчанием.
– Извините, офицер, я спросил: что на этой пленке?
– Сожалею, – ответил тот. – Я получил строгий приказ от мистера Радски не отвечать ни на один из ваших вопросов.
– Тогда зачем вы здесь?
– Слежу за тем, чтобы пленку не выносили за пределы этого зала.
– Поскольку в зале нет окон, не лучше ли вам выполнять эту обязанность, сидя по другую сторону двери? Мы с моей коллегой хотели бы иметь возможность свободно общаться, просматривая эту пленку.
Фараон подумал над этим предложением и сказал:
– Полагаю, что это приемлемо. Джек поблагодарил его и закрыл дверь. Келси рассматривала видеокассету.
– «Опрос С. Феннинг», – прочитала она наклейку. – Да она почти пятилетней давности.
– Бывший муж Салли говорил мне, что опрашивали их обоих. Они, надо думать, записали на видеопленку только опрос Салли.
– Почему?
– Это хитрая уловка правоохранительных органов. Они прибегают к ней, когда есть возможность получить добровольное признание, которое понравится присяжным.
– А в чем могла признаться Салли?
– Давай просмотрим пленку и узнаем.
Джек вставил кассету в видеомагнитофон и включил телевизор. По экрану пробежала бледно-голубая полоса, за которой последовали «снег» и импульсные помехи. Когда экран очистился, прямо на них посмотрела Салли Феннинг.
Салли на пленке была представлена в самом невыгодном свете, такой Джек ее еще не видел. Ее веки сильно припухли, а лицо было бледным. Искажающий свет, направленный прямо на лицо Салли, усугублял картину. Салли была не из тех женщин, которым для того, чтобы казаться красивыми, нужен макияж. Но даже естественная красота порой бывает бессильна, особенно при наплыве камеры на лицо и плечи объекта съемки, как в этом случае.
– Она выглядит такой усталой, – проговорила Келси.
– Что-то подсказывает мне, что они начали видеозапись не с самого начала опроса. Похоже, мы видим последствия многочасового допроса.
– Сколько времени прошло с убийства ее дочери? Джек посмотрел дату на видеокассете.
– Думаю, несколько месяцев.
Салли на экране смотрела в камеру, ожидая вопросов.
Наконец послышался голос: Вы готовы продолжать, миссис Феннинг!
Камера оставалась сфокусированной на лице Салли, а мужской голос шел откуда-то из-за кадра.
– Это Радски, – сказал Джек.
– Готова, – ответила Салли.
– Я хочу задать вам еще несколько вопросов о человеке, который, по вашим словам, преследовал вас. Первый – вы можете сказать мне, как он выглядел?
– В сущности, нет. Я видела его всего один раз со спины. Однажды ночью я посмотрела в окно и заметила, как кто-то убегает. Боюсь, я не очень разглядела его.
– Как звучал его голос?
– Не помню. Каждый раз, когда он звонил, его голос был изменен с помощью какого-то механического устройства.
– Вы кого-нибудь подозреваете? Кого-нибудь из посетителей бара, который надоедал бы вам, причинял неприятности ?
– Официантке в баре постоянно причиняют неприятности всякие уроды. Это что-то вроде профессионального риска. На самом деле это мог быть кто угодно.
Камера продолжала работать, но голосов не было слышно. Салли выпила глоток воды.
– Миссис Феннинг, – продолжал Радски. – У меня есть доклад о результатах вашего тестирования на детекторе лжи.
Келси отвела глаза от экрана и спросила:
– Ее проверяли на полиграфе?
– По всей видимости, – ответил Джек.
– Результаты по меньшей мере любопытны, – продолжал Радски. – Ваш ответ на один из вопросов был явно лживым.
– Не понимаю, как это могло случиться.
– Давайте исследуем это, не возражаете? Вопрос был поставлен так: изменялили вы когда-нибудь своему мужу? Вы дали отрицательный ответ.
– Это правильно.
– Вы лгали, не так ли ?
Джек внимательно просматривал пленку. Салли, похоже, боролась с собой; она моргнула дважды и сказала:
– Я могу объяснить.
– Пожалуйста, объясните, – попросил Радски.
– Это случилось еще до того, как мы вступили в брак.
В динамиках заскрипел сдавленный смех Радски.
– Как возможно обманывать своего мужа еще до того, как вы вышли за него замуж?
– Я встречалась только с Майком в течение двух лет. За несколько месяцев до нашей свадьбы мы поссорились и порвали отношения. Я была в отчаянии. Я сошлась с одним человеком, поскольку думала, что он друг, а он... в общем, я совершила ошибку. Фактически это не было изменой, так как мы с Майком не состояли в браке. У нас в тот период даже не было любовных свиданий. Но в душе я считала, что обманываю его. Так что я не лгала, когда ответила «нет» на вопрос детектора лжи. Ноя чувствовала, что я вроде как лгу, и думаю, именно это машина и подметила.
Снова наступила тишина, словно Радски пытался заставить ее устыдиться. Наконец прозвучал очередной вопрос.
– Неужели вы в самом деле полагаете, что я вам поверю ?
– Это правда.
– Я начинаю сомневаться в правдивости ответов, которые вы давали до сих пор.
Салли поджала губы, словно переходя к обороне.
– Что вы имеете в виду?
– Вы утверждаете, что существовал преследователь.
– Да, существовал.
– Но вы не можете сказать нам, как он выглядел.
– Нет, не могу.
– Вы не можете сказать нам, как звучал его голос.
– Нет.
– Вы ничего не можете сказать нам о нем, кроме того, что он «мог быть кем угодно»:
– Жаль, что я больше ничего не могу вам сказать.
– И долго ли продолжалось это приставание до убийства вашей дочери ?
– Несколько месяцев.
– Но вы не делали никаких заявлений в полицию до тех пор, пока вашу дочь не убили.
– Обращение в полицию еще больше разозлило бы его.
– Вы даже своему мужу об этом не говорили.
– Я боялась, что он заставит меня уйти с работы, а это было нам не по средствам. И я не хотела, чтобы он вошел в раж и начал делать глупости. Например, приобрел пистолет. Мне не хотелось, чтобы в доме, где живет четырехлетняя девочка, было оружие.
– Давайте прекратим врать, а, миссис Феннинг?
Джек придвинулся ближе к экрану, чувствуя, что прокурор сейчас задаст убийственный вопрос. Салли нервничала. Обвинительный тон Радски явно начинал приносить плоды.
– Я не вру, – сказала она дрожащим голосом.
– Истинная причина того, почему вы не сказали мужу о преследователе, состоит в том, что вы боялись, как бы он не подумал, будто вы его снова обманываете.
– Безумие какое-то.
– Вы и после изменяли ему, не так ли? Именно поэтому вы не заявили в полицию о том, что вас преследуют.
– Вы ошибаетесь.
– Вот почему вы не сказали вашему мужу, что кто-то вас преследует.
– Это неправда.
– Что случилось, Салли? Вы не хотели покинуть своего мужа, и ваш любовник пришел в ярость ?
– Нет.
– Пришел в такое бешенство, что стал преследовать вас?
– Нет.
– Пришел в такое бешенство, что убил вашу дочь ?
– Нет, нет!
Казалось, Салли вот-вот заплачет. Никто не предложил ей платка. И она вытерла слезы рукавом.
– Давайте начистоту; Салли. Правда уже вышла наружу на полиграфе. Признаки обмана появились в вашем ответе на другой вопрос.
– На какой ?
– Вы ответили «нет» на следующий вопрос: «Вы знаете, кто убил вашу дочь?»
Салли открыла рот от удивления.
– Вы думаете, что я лгала, отвечая на этот вопрос ?
– Так написано в докладе специалиста по полиграфам. Ваш ответ дает отметки о лжи.
– В таком случае машина сделала ошибку.
– Или вы лжете, – сказал Радски.
Лицо Салли выразило изумление, и она, казалось, потеряла дар речи.
– Не хотите ли вы сказать, что я покрываю убийцу моей дочери ?
– Позвольте точно сказать вам, что я имею в виду.
Джек увидел, что рука Радски потянулась к камере. Он нажал кнопку, и экран погас.
– Больше нет ничего? – спросила Келси.
– Попытайся быстро прокрутить пленку на несколько кадров вперед.
Келси нажала кнопку на видеомагнитофоне, но пленка была пуста.
– Похоже, это конец, хотя, фигурально говоря, я только теперь начинаю видеть картину происшедшего.
– Я тоже, – произнес Джек сдавленным голосом. – И картину, далеко не из приятных.
Все, что прокуратура штата могла предъявить по расследованию убийства Кэтрин Феннинг, умещалось на одной видеопленке в запечатанном конверте с надписью, сделанной Мейсоном Радски. Прокурор клятвенно заверял: на пленке записано все, что было показано Дейрдре Мидоуз. Джек привез с собой Келси. Одна голова хорошо, а две лучше.
– Что это такое? – спросил Джек полицейского, сидевшего у входа в зал заседаний на складном стуле. Но тот на заданный вопрос ответил молчанием.
– Извините, офицер, я спросил: что на этой пленке?
– Сожалею, – ответил тот. – Я получил строгий приказ от мистера Радски не отвечать ни на один из ваших вопросов.
– Тогда зачем вы здесь?
– Слежу за тем, чтобы пленку не выносили за пределы этого зала.
– Поскольку в зале нет окон, не лучше ли вам выполнять эту обязанность, сидя по другую сторону двери? Мы с моей коллегой хотели бы иметь возможность свободно общаться, просматривая эту пленку.
Фараон подумал над этим предложением и сказал:
– Полагаю, что это приемлемо. Джек поблагодарил его и закрыл дверь. Келси рассматривала видеокассету.
– «Опрос С. Феннинг», – прочитала она наклейку. – Да она почти пятилетней давности.
– Бывший муж Салли говорил мне, что опрашивали их обоих. Они, надо думать, записали на видеопленку только опрос Салли.
– Почему?
– Это хитрая уловка правоохранительных органов. Они прибегают к ней, когда есть возможность получить добровольное признание, которое понравится присяжным.
– А в чем могла признаться Салли?
– Давай просмотрим пленку и узнаем.
Джек вставил кассету в видеомагнитофон и включил телевизор. По экрану пробежала бледно-голубая полоса, за которой последовали «снег» и импульсные помехи. Когда экран очистился, прямо на них посмотрела Салли Феннинг.
Салли на пленке была представлена в самом невыгодном свете, такой Джек ее еще не видел. Ее веки сильно припухли, а лицо было бледным. Искажающий свет, направленный прямо на лицо Салли, усугублял картину. Салли была не из тех женщин, которым для того, чтобы казаться красивыми, нужен макияж. Но даже естественная красота порой бывает бессильна, особенно при наплыве камеры на лицо и плечи объекта съемки, как в этом случае.
– Она выглядит такой усталой, – проговорила Келси.
– Что-то подсказывает мне, что они начали видеозапись не с самого начала опроса. Похоже, мы видим последствия многочасового допроса.
– Сколько времени прошло с убийства ее дочери? Джек посмотрел дату на видеокассете.
– Думаю, несколько месяцев.
Салли на экране смотрела в камеру, ожидая вопросов.
Наконец послышался голос: Вы готовы продолжать, миссис Феннинг!
Камера оставалась сфокусированной на лице Салли, а мужской голос шел откуда-то из-за кадра.
– Это Радски, – сказал Джек.
– Готова, – ответила Салли.
– Я хочу задать вам еще несколько вопросов о человеке, который, по вашим словам, преследовал вас. Первый – вы можете сказать мне, как он выглядел?
– В сущности, нет. Я видела его всего один раз со спины. Однажды ночью я посмотрела в окно и заметила, как кто-то убегает. Боюсь, я не очень разглядела его.
– Как звучал его голос?
– Не помню. Каждый раз, когда он звонил, его голос был изменен с помощью какого-то механического устройства.
– Вы кого-нибудь подозреваете? Кого-нибудь из посетителей бара, который надоедал бы вам, причинял неприятности ?
– Официантке в баре постоянно причиняют неприятности всякие уроды. Это что-то вроде профессионального риска. На самом деле это мог быть кто угодно.
Камера продолжала работать, но голосов не было слышно. Салли выпила глоток воды.
– Миссис Феннинг, – продолжал Радски. – У меня есть доклад о результатах вашего тестирования на детекторе лжи.
Келси отвела глаза от экрана и спросила:
– Ее проверяли на полиграфе?
– По всей видимости, – ответил Джек.
– Результаты по меньшей мере любопытны, – продолжал Радски. – Ваш ответ на один из вопросов был явно лживым.
– Не понимаю, как это могло случиться.
– Давайте исследуем это, не возражаете? Вопрос был поставлен так: изменялили вы когда-нибудь своему мужу? Вы дали отрицательный ответ.
– Это правильно.
– Вы лгали, не так ли ?
Джек внимательно просматривал пленку. Салли, похоже, боролась с собой; она моргнула дважды и сказала:
– Я могу объяснить.
– Пожалуйста, объясните, – попросил Радски.
– Это случилось еще до того, как мы вступили в брак.
В динамиках заскрипел сдавленный смех Радски.
– Как возможно обманывать своего мужа еще до того, как вы вышли за него замуж?
– Я встречалась только с Майком в течение двух лет. За несколько месяцев до нашей свадьбы мы поссорились и порвали отношения. Я была в отчаянии. Я сошлась с одним человеком, поскольку думала, что он друг, а он... в общем, я совершила ошибку. Фактически это не было изменой, так как мы с Майком не состояли в браке. У нас в тот период даже не было любовных свиданий. Но в душе я считала, что обманываю его. Так что я не лгала, когда ответила «нет» на вопрос детектора лжи. Ноя чувствовала, что я вроде как лгу, и думаю, именно это машина и подметила.
Снова наступила тишина, словно Радски пытался заставить ее устыдиться. Наконец прозвучал очередной вопрос.
– Неужели вы в самом деле полагаете, что я вам поверю ?
– Это правда.
– Я начинаю сомневаться в правдивости ответов, которые вы давали до сих пор.
Салли поджала губы, словно переходя к обороне.
– Что вы имеете в виду?
– Вы утверждаете, что существовал преследователь.
– Да, существовал.
– Но вы не можете сказать нам, как он выглядел.
– Нет, не могу.
– Вы не можете сказать нам, как звучал его голос.
– Нет.
– Вы ничего не можете сказать нам о нем, кроме того, что он «мог быть кем угодно»:
– Жаль, что я больше ничего не могу вам сказать.
– И долго ли продолжалось это приставание до убийства вашей дочери ?
– Несколько месяцев.
– Но вы не делали никаких заявлений в полицию до тех пор, пока вашу дочь не убили.
– Обращение в полицию еще больше разозлило бы его.
– Вы даже своему мужу об этом не говорили.
– Я боялась, что он заставит меня уйти с работы, а это было нам не по средствам. И я не хотела, чтобы он вошел в раж и начал делать глупости. Например, приобрел пистолет. Мне не хотелось, чтобы в доме, где живет четырехлетняя девочка, было оружие.
– Давайте прекратим врать, а, миссис Феннинг?
Джек придвинулся ближе к экрану, чувствуя, что прокурор сейчас задаст убийственный вопрос. Салли нервничала. Обвинительный тон Радски явно начинал приносить плоды.
– Я не вру, – сказала она дрожащим голосом.
– Истинная причина того, почему вы не сказали мужу о преследователе, состоит в том, что вы боялись, как бы он не подумал, будто вы его снова обманываете.
– Безумие какое-то.
– Вы и после изменяли ему, не так ли? Именно поэтому вы не заявили в полицию о том, что вас преследуют.
– Вы ошибаетесь.
– Вот почему вы не сказали вашему мужу, что кто-то вас преследует.
– Это неправда.
– Что случилось, Салли? Вы не хотели покинуть своего мужа, и ваш любовник пришел в ярость ?
– Нет.
– Пришел в такое бешенство, что стал преследовать вас?
– Нет.
– Пришел в такое бешенство, что убил вашу дочь ?
– Нет, нет!
Казалось, Салли вот-вот заплачет. Никто не предложил ей платка. И она вытерла слезы рукавом.
– Давайте начистоту; Салли. Правда уже вышла наружу на полиграфе. Признаки обмана появились в вашем ответе на другой вопрос.
– На какой ?
– Вы ответили «нет» на следующий вопрос: «Вы знаете, кто убил вашу дочь?»
Салли открыла рот от удивления.
– Вы думаете, что я лгала, отвечая на этот вопрос ?
– Так написано в докладе специалиста по полиграфам. Ваш ответ дает отметки о лжи.
– В таком случае машина сделала ошибку.
– Или вы лжете, – сказал Радски.
Лицо Салли выразило изумление, и она, казалось, потеряла дар речи.
– Не хотите ли вы сказать, что я покрываю убийцу моей дочери ?
– Позвольте точно сказать вам, что я имею в виду.
Джек увидел, что рука Радски потянулась к камере. Он нажал кнопку, и экран погас.
– Больше нет ничего? – спросила Келси.
– Попытайся быстро прокрутить пленку на несколько кадров вперед.
Келси нажала кнопку на видеомагнитофоне, но пленка была пуста.
– Похоже, это конец, хотя, фигурально говоря, я только теперь начинаю видеть картину происшедшего.
– Я тоже, – произнес Джек сдавленным голосом. – И картину, далеко не из приятных.
26
Занятия у Келси начинались во второй половине дня, и Джек повез ее к юридическому факультету университета Майами. Большую часть пути они проделали молча, слушая радио. Согласно «Новостям этого часа», в порту Майами был задержан человек, подозреваемый в терроризме. Ему предстояла депортация.
– Ух ты! – саркастически заметила Келси. Подумать только! Депортация! Они и впрямь становятся крутыми.
– Да, – сказал Джек. – Можно подумать, что они поймали щеночка, написавшего на ковер. Нехороший террорист. Нехороший. Нехороший, нехороший, нехороший, нехороший. А теперь возвращайся в свой центр диверсионной подготовки и не покидай его, пока не научишься как следует, по всем правилам искусства проникать в эту страну.
Келси нервно усмехнулась. Смех такого рода стал для нее в последнее время привычным явлением. И они продолжали молча ехать по проезду Братства, мимо футбольных полей, на которых раздетые до пояса загорелые студенты отстаивали честь своих факультетов. Казалось, им обоим было нужно время, чтобы в полной мере оценить просмотренную видеозапись. И лишь когда Джек въехал в круг, где из машин выходили люди, направлявшиеся в юридическую библиотеку, а потом в парк, они наконец обменялись мыслями.
– Джек, что, по твоему мнению, произошло, когда Радски выключил камеру?
– Уверен, он начал угрожать ей. Препятствие отправлению правосудия. Соучастница в совершении преступления после убийства и все другое, что только могло прийти ему в голову.
– Правильно. Он грозился бросить ее в тюрьму, если только... если только – что?
– Если только она не скажет ему, кто убил ее дочь.
– Вот где в моем сознании начинает все рушиться. Может быть, это потому, что я сама мать, но мне трудно себе представить, почему Салли отказалась назвать человека, убившего ее ребенка, какой бы пылкой ни была их любовь. Допуская, разумеется, что такая любовная связь вообще существовала.
– А как насчет Сьюзен Смит?
– Кого?
– Замужней женщины из Южной Каролины, которая закрыла в машине двух своих сыновей и отправила их на дно озера, чтобы стать бездетной и, следовательно, более привлекательной для своего любовника.
– Ты в самом деле думаешь, что Салли Феннинг находилась на подобной экстремальной грани?
– Если верить Татуму Найту, она была весьма экстремальной женщиной, поскольку наняла для себя убийцу.
– Это произошло через пять лет после зверского убийства ее дочери. Так что ты говоришь о совсем другом этапе ее жизни. Возможно, до той трагедии она была совершенно иной.
Джек смотрел в окошко и думал.
– Эта мысль заслуживает внимания. Но существуют и другие причины, по которым Салли отказывалась назвать убийцу своей дочери. Может, она боялась, что он вернется и закончит начатое дело.
– Именно на это и намекал Радски в видеозаписи?
– Не ясно. Возможно, и сам Радски не знал, покрывала ли она намеренно своего любовника или не называла имя убийцы из-за страха. Как бы там ни было, полиграф убедил его в следующем: первое – у Салли был любовник, и второе – ей было известно имя убийцы ее дочери. Келси покачала головой.
– Если Салли действительно покрывала любовника, то она омерзительна.
– Любой согласится с этим. Но если Радски понял все неправильно, если Салли никого не покрывала и если у нее вообще не было никакой любовной связи, то ее оклеветали так, как нельзя оклеветать ни одну мать.
– И коль скоро Дейрдре Мидоуз намеревалась повторить те же самые клеветнические утверждения в своей книге, то она виновата не менее прокурора.
– Этим и объясняется, что они оба оказались в списке наследников Салли. В списке ее смертельных врагов.
Они помолчали. Келси посмотрела на часы и прикинула время до начала занятий.
– Ну и к чему же все это нас привело?
– Все возвращается к тем же самым вопросам: были все они ее смертельными врагами из-за этих злонамеренных и ложных обвинений? Или из-за того, что они открыли грязную правду?
– Как же мы найдем ответ на эти вопросы?
– Мне известен лишь один способ – продолжать копать. Келси помахала рукой трем женщинам, проходившим мимо машины. Джек решил, что это ее однокашницы.
– Ну, мне пора, – сказала Келси. – Позвони, если появится еще что-нибудь, в чем я могу тебе помочь.
– Позвоню. Вообще-то мы, наверное, увидимся завтра вечером.
– Завтра вечером?
– Да, когда приду забрать Нейта. Я обещал угостить его в пятницу пиццей в ресторане «Большой сыр».
Келси закачала головой, как болванчик.
– Извини. Я забыла сказать тебе. Моя мать пригласила его в какое-то общественное место для соревнований по шафл-борду взрослых мальчиков или что-то вроде этого.
– Бог мой, это влетит тебе в копеечку.
– О да! Большое дело. – Она усмехнулась и прищурилась. – Значит, завтра вечером ты свободен, да?
– Значит, да.
– Так...
– Что «так»?
Келси лукаво улыбнулась ему:
– А почему бы не пообедать нам самим?
– То есть без Нейта?
– Да, устроить свидание.
Джек открыл рот, но медлил с ответом.
– Что-нибудь не так? – спросила Келси. – Можно подумать, словно я только что пригласила тебя принять участие в опробовании блюд для Саддама Хусейна.
– Это переводит наши с тобой отношения на другой уровень.
– Да, что-то вроде этого.
– И это был бы превосходный уровень в иных условиях. Но мне казалось, будто мы молчаливо договорились о том, что это такой уровень, на который мы никогда не будем подниматься. Ради Нейта.
– Я думала так же, пока ты не начал дразнить меня в магазине «Только книги». Тебя, по-моему, очень развеселило то, что у Мартина создалось впечатление, будто мы любовники. И я тогда решила, что это не такое уж безумное предположение.
Джек глубоко вздохнул. Он вспомнил этот разговор и пожалел о том, что принял в нем участие. Вместе с тем разговор казался вполне невинным: просто разведенный парень с уязвленным самолюбием немножко пофлиртовал с привлекательной молодой женщиной. Джек не ожидал, что этот разговор приведет их к чему-нибудь. Но теперь понял, в какой момент Келси могла истолковать его неправильно.
– Келси, послушай, мне очень жаль.
– А теперь послушай меня, хорошо? Когда я, мать-одиночка, встречаюсь с мужчинами, передо мной встает проблема ответственности. Первое – мы должны понравиться друг другу, и второе – я должна надеяться, что ему понравится мой сын. С тобой все наоборот. Вот вам большой дядя, который просто обожает моего сына, а я не должна назначать ему свиданий, потому что... почему?
– Потому что, если из этого ничего не получится...
– Я устала жить такой жизнью, Джек, бояться того, что из этого ничего не получится. А что, если получится?
Джек поразмыслил над этим, позволил себе роскошь подумать, что он не обречен все время безропотно терпеть кровоточащие раны, полученные в результате битвы, называемой разводом.
– Не стану отрицать, я думал над этим. Теоретически, разумеется.
– Всего одно свидание. Нам даже незачем говорить об этом Нейту. Если нам покажется, будто что-то в этом не так, мы пообещаем друг другу отнестись к этому по-взрослому и вернуться к прежнему положению вещей. Договорились?
Джек выжидающе улыбнулся, давая Келси возможность развить свою мысль. Она взяла его руку и потрясла ее.
– Куда ты хочешь пойти? – спросил Джек.
– Выбирай сам. Я люблю сюрпризы.
– Сюрпризы работают на меня.
– Да, я работаю на тебя. Но мы не будем касаться этого.
– Нет, я имел в виду, что сюрпризы работают на меня. Я отнюдь не собирался изображать большого начальника и напоминать тебе о том, что ты работаешь на...
Келси приложила пальцы к его губам, заставив замолчать.
– Я знаю, что ты имел в виду. А теперь перестань быть таким букой, или я раздумаю и позволю тебе убить еще один пятничный вечер со твоим приятелем Тео. – Она улыбнулась, вышла из машины, слегка подмигнула ему и закрыла дверцу.
«Пятничный вечер с Тео», – думал Джек, стараясь не слишком любоваться уходящей на свои лекции Келси. «Это тоже работает на меня».
Мигель Риос искал ключи от квартиры. Он слишком увлекся «Маргаритками» за обедом и понял, какой это крепкий напиток, когда было уже слишком поздно. Подружка Мигеля предложила довезти его до дома и остаться у него на ночь, но он наотрез отказался. Она стала особенно навязчивой, когда Мигель сказал ей, что надеется получить сорок шесть миллионов в наследство и, как видно, не очень смущаясь тем, что это деньги его бывшей жены.
С четвертого раза он нашел замок, повернул ключ и открыл дверь. Прямо под фонарем над дверью висел почтовый ящик, набитый корреспонденцией как минимум двухдневной давности. Мигель взял целую кучу и вошел в дом. Ноги у него устали от езды на велосипеде в течение целого дня – одно из неудобств службы полицейского велосипедиста.
– Ух ты! – саркастически заметила Келси. Подумать только! Депортация! Они и впрямь становятся крутыми.
– Да, – сказал Джек. – Можно подумать, что они поймали щеночка, написавшего на ковер. Нехороший террорист. Нехороший. Нехороший, нехороший, нехороший, нехороший. А теперь возвращайся в свой центр диверсионной подготовки и не покидай его, пока не научишься как следует, по всем правилам искусства проникать в эту страну.
Келси нервно усмехнулась. Смех такого рода стал для нее в последнее время привычным явлением. И они продолжали молча ехать по проезду Братства, мимо футбольных полей, на которых раздетые до пояса загорелые студенты отстаивали честь своих факультетов. Казалось, им обоим было нужно время, чтобы в полной мере оценить просмотренную видеозапись. И лишь когда Джек въехал в круг, где из машин выходили люди, направлявшиеся в юридическую библиотеку, а потом в парк, они наконец обменялись мыслями.
– Джек, что, по твоему мнению, произошло, когда Радски выключил камеру?
– Уверен, он начал угрожать ей. Препятствие отправлению правосудия. Соучастница в совершении преступления после убийства и все другое, что только могло прийти ему в голову.
– Правильно. Он грозился бросить ее в тюрьму, если только... если только – что?
– Если только она не скажет ему, кто убил ее дочь.
– Вот где в моем сознании начинает все рушиться. Может быть, это потому, что я сама мать, но мне трудно себе представить, почему Салли отказалась назвать человека, убившего ее ребенка, какой бы пылкой ни была их любовь. Допуская, разумеется, что такая любовная связь вообще существовала.
– А как насчет Сьюзен Смит?
– Кого?
– Замужней женщины из Южной Каролины, которая закрыла в машине двух своих сыновей и отправила их на дно озера, чтобы стать бездетной и, следовательно, более привлекательной для своего любовника.
– Ты в самом деле думаешь, что Салли Феннинг находилась на подобной экстремальной грани?
– Если верить Татуму Найту, она была весьма экстремальной женщиной, поскольку наняла для себя убийцу.
– Это произошло через пять лет после зверского убийства ее дочери. Так что ты говоришь о совсем другом этапе ее жизни. Возможно, до той трагедии она была совершенно иной.
Джек смотрел в окошко и думал.
– Эта мысль заслуживает внимания. Но существуют и другие причины, по которым Салли отказывалась назвать убийцу своей дочери. Может, она боялась, что он вернется и закончит начатое дело.
– Именно на это и намекал Радски в видеозаписи?
– Не ясно. Возможно, и сам Радски не знал, покрывала ли она намеренно своего любовника или не называла имя убийцы из-за страха. Как бы там ни было, полиграф убедил его в следующем: первое – у Салли был любовник, и второе – ей было известно имя убийцы ее дочери. Келси покачала головой.
– Если Салли действительно покрывала любовника, то она омерзительна.
– Любой согласится с этим. Но если Радски понял все неправильно, если Салли никого не покрывала и если у нее вообще не было никакой любовной связи, то ее оклеветали так, как нельзя оклеветать ни одну мать.
– И коль скоро Дейрдре Мидоуз намеревалась повторить те же самые клеветнические утверждения в своей книге, то она виновата не менее прокурора.
– Этим и объясняется, что они оба оказались в списке наследников Салли. В списке ее смертельных врагов.
Они помолчали. Келси посмотрела на часы и прикинула время до начала занятий.
– Ну и к чему же все это нас привело?
– Все возвращается к тем же самым вопросам: были все они ее смертельными врагами из-за этих злонамеренных и ложных обвинений? Или из-за того, что они открыли грязную правду?
– Как же мы найдем ответ на эти вопросы?
– Мне известен лишь один способ – продолжать копать. Келси помахала рукой трем женщинам, проходившим мимо машины. Джек решил, что это ее однокашницы.
– Ну, мне пора, – сказала Келси. – Позвони, если появится еще что-нибудь, в чем я могу тебе помочь.
– Позвоню. Вообще-то мы, наверное, увидимся завтра вечером.
– Завтра вечером?
– Да, когда приду забрать Нейта. Я обещал угостить его в пятницу пиццей в ресторане «Большой сыр».
Келси закачала головой, как болванчик.
– Извини. Я забыла сказать тебе. Моя мать пригласила его в какое-то общественное место для соревнований по шафл-борду взрослых мальчиков или что-то вроде этого.
– Бог мой, это влетит тебе в копеечку.
– О да! Большое дело. – Она усмехнулась и прищурилась. – Значит, завтра вечером ты свободен, да?
– Значит, да.
– Так...
– Что «так»?
Келси лукаво улыбнулась ему:
– А почему бы не пообедать нам самим?
– То есть без Нейта?
– Да, устроить свидание.
Джек открыл рот, но медлил с ответом.
– Что-нибудь не так? – спросила Келси. – Можно подумать, словно я только что пригласила тебя принять участие в опробовании блюд для Саддама Хусейна.
– Это переводит наши с тобой отношения на другой уровень.
– Да, что-то вроде этого.
– И это был бы превосходный уровень в иных условиях. Но мне казалось, будто мы молчаливо договорились о том, что это такой уровень, на который мы никогда не будем подниматься. Ради Нейта.
– Я думала так же, пока ты не начал дразнить меня в магазине «Только книги». Тебя, по-моему, очень развеселило то, что у Мартина создалось впечатление, будто мы любовники. И я тогда решила, что это не такое уж безумное предположение.
Джек глубоко вздохнул. Он вспомнил этот разговор и пожалел о том, что принял в нем участие. Вместе с тем разговор казался вполне невинным: просто разведенный парень с уязвленным самолюбием немножко пофлиртовал с привлекательной молодой женщиной. Джек не ожидал, что этот разговор приведет их к чему-нибудь. Но теперь понял, в какой момент Келси могла истолковать его неправильно.
– Келси, послушай, мне очень жаль.
– А теперь послушай меня, хорошо? Когда я, мать-одиночка, встречаюсь с мужчинами, передо мной встает проблема ответственности. Первое – мы должны понравиться друг другу, и второе – я должна надеяться, что ему понравится мой сын. С тобой все наоборот. Вот вам большой дядя, который просто обожает моего сына, а я не должна назначать ему свиданий, потому что... почему?
– Потому что, если из этого ничего не получится...
– Я устала жить такой жизнью, Джек, бояться того, что из этого ничего не получится. А что, если получится?
Джек поразмыслил над этим, позволил себе роскошь подумать, что он не обречен все время безропотно терпеть кровоточащие раны, полученные в результате битвы, называемой разводом.
– Не стану отрицать, я думал над этим. Теоретически, разумеется.
– Всего одно свидание. Нам даже незачем говорить об этом Нейту. Если нам покажется, будто что-то в этом не так, мы пообещаем друг другу отнестись к этому по-взрослому и вернуться к прежнему положению вещей. Договорились?
Джек выжидающе улыбнулся, давая Келси возможность развить свою мысль. Она взяла его руку и потрясла ее.
– Куда ты хочешь пойти? – спросил Джек.
– Выбирай сам. Я люблю сюрпризы.
– Сюрпризы работают на меня.
– Да, я работаю на тебя. Но мы не будем касаться этого.
– Нет, я имел в виду, что сюрпризы работают на меня. Я отнюдь не собирался изображать большого начальника и напоминать тебе о том, что ты работаешь на...
Келси приложила пальцы к его губам, заставив замолчать.
– Я знаю, что ты имел в виду. А теперь перестань быть таким букой, или я раздумаю и позволю тебе убить еще один пятничный вечер со твоим приятелем Тео. – Она улыбнулась, вышла из машины, слегка подмигнула ему и закрыла дверцу.
«Пятничный вечер с Тео», – думал Джек, стараясь не слишком любоваться уходящей на свои лекции Келси. «Это тоже работает на меня».
Мигель Риос искал ключи от квартиры. Он слишком увлекся «Маргаритками» за обедом и понял, какой это крепкий напиток, когда было уже слишком поздно. Подружка Мигеля предложила довезти его до дома и остаться у него на ночь, но он наотрез отказался. Она стала особенно навязчивой, когда Мигель сказал ей, что надеется получить сорок шесть миллионов в наследство и, как видно, не очень смущаясь тем, что это деньги его бывшей жены.
С четвертого раза он нашел замок, повернул ключ и открыл дверь. Прямо под фонарем над дверью висел почтовый ящик, набитый корреспонденцией как минимум двухдневной давности. Мигель взял целую кучу и вошел в дом. Ноги у него устали от езды на велосипеде в течение целого дня – одно из неудобств службы полицейского велосипедиста.