– Вообще-то, босс, – сказал Татум, – теперь твоя очередь.
– Очередь?! – воскликнул Джек. – Вы, идиоты, убиваете по очереди?
– Это начиналось не так, – проговорил Татум. – Но после того, как я сказал Мигелю, что его жену трахает Коллетти во время бракоразводного процесса, ему не терпелось размозжить голову этому хлыщу. С чем я был согласен. Пока мы имели возможность заставлять всех верить в то, что это дело рук преследователя-психа по имени Алан Сирап, мы чувствовали себя в полной безопасности.
– И чья же очередь настала, когда понадобилось совать револьвер в лицо Келси?
– Наверное, моя, – ответил Мигель, и в тот же момент Джек заметил, что он держит в руке револьвер, отделанный никелем. – Никто не собирался причинять ей вред, – продолжал Мигель. – Все это было задумано для того, чтобы полиция решила, что убийца хочет вывести Татума из игры.
– Похоже, что вы были автором всех угроз, а, Мигель? Телефонный звонок Дейрдре Мидоуз, звонок мне после убийства прокурора, фальшивая запись на вашем автоответчике сегодня утром. Все это ваши проделки, не так ли?
– Какая разница? Это мог быть я или Татум. Это способен сделать любой. Достаточно пойти и купить за сорок долларов прибор для изменения голоса в шпионском магазине.
– Неужели вы думаете, что вам удастся выйти сухим из воды?
– Возможно, – ответил Мигель. – А может быть, и нет. Но сорок шесть миллионов долларов стоят того, чтобы рискнуть.
– Но вы оба названы наследниками. Один из вас должен выйти из игры, и тогда вы поделите куш между собой, так? Или одному из вас придется убить другого, чтобы забрать все.
– В первую очередь главное, Свайтек. Застрели его, Татум.
– Нет. Я же сказал, что теперь твоя очередь.
– Почему?
– Потому что я знаю, ты способен на убийство, когда задет ваш латинский мачизмо[19], как в случае с Джерри Коллетти.
Я знаю и то, что ты можешь сыпать угрозами, как в случае с Келси. Но хотел бы я посмотреть, как ты убьешь за деньги. Как я убрал Дейрдре и Мейсона Радски.
– Хорошо, ты, болячка в заднице. Я сам застрелю его.
Джек посмотрел прямо на Мигеля, надеясь, что при прямом зрительном контакте у того сдадут нервы. Это срабатывало, пока Мигель держал револьвер опущенным. Потом он опустил глаза, словно переместив цель с головы Джека на его торс. Рука Мигеля поднялась, и Джек понял, что на него смотрит дуло револьвера.
Но не успел Мигель нажать на спусковой крючок, оконное стекло разлетелось вдребезги от пробившего его града пуль. Четыре пущенные одна за другой пули попали Мигелю в грудь. Он покачнулся и упал на пол, истекая кровью.
Татум скользнул на пол и потащил за собой Джека. Плотно прижав револьвер к голове Джека, он держал его как заложника. Планам Татума пришел конец.
Мощный Татум придавил Джека. Он не мог двинуться из-за того, что к его голове был плотно приставлен ствол револьвера. Лежа на полу, Джек видел подошвы ботинок Мигеля в другом конце помещения. По углублению между керамическими плитками медленно тек ручеек крови.
Наконец из двери послышался голос.
– Отпусти его, – сказал Тео.
– Убирай отсюда свою задницу! – крикнул Татум. – Или я вышибу из него мозги!
Джек лежал, не издавая ни звука. Ему хотелось закричать Тео, чтобы тот бежал отсюда. Но Джек знал, что это бесполезно. Тео не оставит его.
Потом дверь открылась, и Джек услышал, как Тео ступает по кафелю.
– Патруль-сюрприз, – усмехнулся Тео.
Это была его классическая шутка. Когда-нибудь они посмеются над ней, если доживут до той поры, когда смогут рассказать эту историю. Татум вытащил Джека из-за дивана, пользуясь им как живым щитом и все еще держа револьвер у его головы. Взгляды Джека и Тео встретились, но лишь на мгновение. Тео пристально смотрел на брата.
– Ты звонил полицейским? – спросил Татум.
– Нет. С этим делом я предпочитаю разобраться сам.
Джек нахмурился, словно желая сказать: «Было бы лучше, если бы ты позвонил в полицию». Но лицо Тео выражало решимость: эту проблему он действительно хотел устранить сам.
– Возьми револьвер Мигеля, – предложил Татум.
Револьвер лежал на полу рядом с телом Мигеля. Тео пошел в другой конец комнаты, а Татум поворачивал Джека, свой щит, по мере того как Тео проходил мимо, направляясь к телу Мигеля. Тео обошел лужу крови и нагнулся, чтобы взять револьвер– Не голыми руками, придурок! – воскликнул Татум. – Используй пиджак.
Тео снял свою ветронепроницаемую куртку, обернул ею руку, взял револьвер и вопросительно посмотрел на брата.
– Нам нужно убить его, – сказал Татум.
– Ничего нам не нужно делать.
– Верно. Ты должен сделать это, выстрелив из револьвера Мигеля.
Тео не отвечал.
– Сделай это, Тео. Застрели Джека. Если не застрелишь ты, это сделаю я.
– Думаешь, я собираюсь исполнять твои приказы?
– Я предлагаю, сделку, брат. Сорок шесть миллионов долларов. Мы разделим их. Не понимаешь, что ли? Все погибли, кроме меня. На мою улицу пришел праздник. На мою и твою. Все, что тебе нужно сделать, – это нажать на спусковой крючок, и мы станем партнерами. Все чисто.
– И что мы скажем?
– Послушай меня. Версия такая. Джек, ты и я пришли, чтобы прижать Мигеля, вон того котеночка. Признавшись в убийстве, он застрелил Джека. Потом ты застрелил Мигеля. И мы в полной безопасности, братишка. Все, что нам нужно сделать, – это избавиться от Джека.
Тео молчал.
– Ты обдумываешь это, да? – прошипел Татум сквозь зубы. – Сорок шесть миллионов долларов. Ну давай же, сделай доброе дело для своего брата. Застрели Джека из револьвера Мигеля.
Тео упорно молчал.
– Сделай же это, черт побери!
Тео опустился на колени возле тела Мигеля, вставил револьвер в его руку и медленно поднял ее.
– Так даже лучше, – заметил Татум. – Пусть спусковой крючок нажмет палец самого Мигеля.
Получалось так, будто револьвер держал сам Мигель. Взяв безжизненную руку Мигеля своими огромными руками, Тео прицеливался в голову Джека.
– Правильно, Тео. Только раз слегка нажми.
Сердце Джека пропустило один удар. Тео – его друг. Он никогда не застрелит своего приятеля, адвоката, который вытащил его задницу из камеры смертников. Ни за что и никогда.
Может быть, кроме случая, когда на кону двадцать три миллиона долларов.
– Тео! – взмолился Джек. – Это безумие, дружок. Татум подводил тебя раньше, обманет и теперь.
– Стреляй же! – кричал Татум.
В мгновение ока револьвер дернулся, и в комнате прозвучал выстрел. Револьвер Татума взлетел в воздух, а его голова откинулась назад. Джек скользнул вперед по полу. Тео поспешил к раненому брату. Татум лежал, раскинувшись на спине, судорожно глотая воздух и прижав руку к горлу. Пуля пробила ему шею. Из сонной артерии хлестала кровь. Вокруг Татума образовалась красная лужа. Глаза его выражали безнадежность. Такого взгляда Джек не видел с тех пор, когда защищал обитателей камер смертников. Это был легко узнаваемый, почти неестественный взгляд человека испуганного и удивленного, взгляд убийцы, который внезапно осознал, что тоже смертен.
Татум посмотрел на стоящего над ним Тео.
– Ты, кусок дерьма, – прошептал он, захлебываясь кровью. – Ты убил своего брата.
Лицо Тео окаменело.
– Ты опять ошибаешься, Татум, я спас его.
Голова Татума упала на пол, и тело стало неподвижным.
63
64
– Очередь?! – воскликнул Джек. – Вы, идиоты, убиваете по очереди?
– Это начиналось не так, – проговорил Татум. – Но после того, как я сказал Мигелю, что его жену трахает Коллетти во время бракоразводного процесса, ему не терпелось размозжить голову этому хлыщу. С чем я был согласен. Пока мы имели возможность заставлять всех верить в то, что это дело рук преследователя-психа по имени Алан Сирап, мы чувствовали себя в полной безопасности.
– И чья же очередь настала, когда понадобилось совать револьвер в лицо Келси?
– Наверное, моя, – ответил Мигель, и в тот же момент Джек заметил, что он держит в руке револьвер, отделанный никелем. – Никто не собирался причинять ей вред, – продолжал Мигель. – Все это было задумано для того, чтобы полиция решила, что убийца хочет вывести Татума из игры.
– Похоже, что вы были автором всех угроз, а, Мигель? Телефонный звонок Дейрдре Мидоуз, звонок мне после убийства прокурора, фальшивая запись на вашем автоответчике сегодня утром. Все это ваши проделки, не так ли?
– Какая разница? Это мог быть я или Татум. Это способен сделать любой. Достаточно пойти и купить за сорок долларов прибор для изменения голоса в шпионском магазине.
– Неужели вы думаете, что вам удастся выйти сухим из воды?
– Возможно, – ответил Мигель. – А может быть, и нет. Но сорок шесть миллионов долларов стоят того, чтобы рискнуть.
– Но вы оба названы наследниками. Один из вас должен выйти из игры, и тогда вы поделите куш между собой, так? Или одному из вас придется убить другого, чтобы забрать все.
– В первую очередь главное, Свайтек. Застрели его, Татум.
– Нет. Я же сказал, что теперь твоя очередь.
– Почему?
– Потому что я знаю, ты способен на убийство, когда задет ваш латинский мачизмо[19], как в случае с Джерри Коллетти.
Я знаю и то, что ты можешь сыпать угрозами, как в случае с Келси. Но хотел бы я посмотреть, как ты убьешь за деньги. Как я убрал Дейрдре и Мейсона Радски.
– Хорошо, ты, болячка в заднице. Я сам застрелю его.
Джек посмотрел прямо на Мигеля, надеясь, что при прямом зрительном контакте у того сдадут нервы. Это срабатывало, пока Мигель держал револьвер опущенным. Потом он опустил глаза, словно переместив цель с головы Джека на его торс. Рука Мигеля поднялась, и Джек понял, что на него смотрит дуло револьвера.
Но не успел Мигель нажать на спусковой крючок, оконное стекло разлетелось вдребезги от пробившего его града пуль. Четыре пущенные одна за другой пули попали Мигелю в грудь. Он покачнулся и упал на пол, истекая кровью.
Татум скользнул на пол и потащил за собой Джека. Плотно прижав револьвер к голове Джека, он держал его как заложника. Планам Татума пришел конец.
Мощный Татум придавил Джека. Он не мог двинуться из-за того, что к его голове был плотно приставлен ствол револьвера. Лежа на полу, Джек видел подошвы ботинок Мигеля в другом конце помещения. По углублению между керамическими плитками медленно тек ручеек крови.
Наконец из двери послышался голос.
– Отпусти его, – сказал Тео.
– Убирай отсюда свою задницу! – крикнул Татум. – Или я вышибу из него мозги!
Джек лежал, не издавая ни звука. Ему хотелось закричать Тео, чтобы тот бежал отсюда. Но Джек знал, что это бесполезно. Тео не оставит его.
Потом дверь открылась, и Джек услышал, как Тео ступает по кафелю.
– Патруль-сюрприз, – усмехнулся Тео.
Это была его классическая шутка. Когда-нибудь они посмеются над ней, если доживут до той поры, когда смогут рассказать эту историю. Татум вытащил Джека из-за дивана, пользуясь им как живым щитом и все еще держа револьвер у его головы. Взгляды Джека и Тео встретились, но лишь на мгновение. Тео пристально смотрел на брата.
– Ты звонил полицейским? – спросил Татум.
– Нет. С этим делом я предпочитаю разобраться сам.
Джек нахмурился, словно желая сказать: «Было бы лучше, если бы ты позвонил в полицию». Но лицо Тео выражало решимость: эту проблему он действительно хотел устранить сам.
– Возьми револьвер Мигеля, – предложил Татум.
Револьвер лежал на полу рядом с телом Мигеля. Тео пошел в другой конец комнаты, а Татум поворачивал Джека, свой щит, по мере того как Тео проходил мимо, направляясь к телу Мигеля. Тео обошел лужу крови и нагнулся, чтобы взять револьвер– Не голыми руками, придурок! – воскликнул Татум. – Используй пиджак.
Тео снял свою ветронепроницаемую куртку, обернул ею руку, взял револьвер и вопросительно посмотрел на брата.
– Нам нужно убить его, – сказал Татум.
– Ничего нам не нужно делать.
– Верно. Ты должен сделать это, выстрелив из револьвера Мигеля.
Тео не отвечал.
– Сделай это, Тео. Застрели Джека. Если не застрелишь ты, это сделаю я.
– Думаешь, я собираюсь исполнять твои приказы?
– Я предлагаю, сделку, брат. Сорок шесть миллионов долларов. Мы разделим их. Не понимаешь, что ли? Все погибли, кроме меня. На мою улицу пришел праздник. На мою и твою. Все, что тебе нужно сделать, – это нажать на спусковой крючок, и мы станем партнерами. Все чисто.
– И что мы скажем?
– Послушай меня. Версия такая. Джек, ты и я пришли, чтобы прижать Мигеля, вон того котеночка. Признавшись в убийстве, он застрелил Джека. Потом ты застрелил Мигеля. И мы в полной безопасности, братишка. Все, что нам нужно сделать, – это избавиться от Джека.
Тео молчал.
– Ты обдумываешь это, да? – прошипел Татум сквозь зубы. – Сорок шесть миллионов долларов. Ну давай же, сделай доброе дело для своего брата. Застрели Джека из револьвера Мигеля.
Тео упорно молчал.
– Сделай же это, черт побери!
Тео опустился на колени возле тела Мигеля, вставил револьвер в его руку и медленно поднял ее.
– Так даже лучше, – заметил Татум. – Пусть спусковой крючок нажмет палец самого Мигеля.
Получалось так, будто револьвер держал сам Мигель. Взяв безжизненную руку Мигеля своими огромными руками, Тео прицеливался в голову Джека.
– Правильно, Тео. Только раз слегка нажми.
Сердце Джека пропустило один удар. Тео – его друг. Он никогда не застрелит своего приятеля, адвоката, который вытащил его задницу из камеры смертников. Ни за что и никогда.
Может быть, кроме случая, когда на кону двадцать три миллиона долларов.
– Тео! – взмолился Джек. – Это безумие, дружок. Татум подводил тебя раньше, обманет и теперь.
– Стреляй же! – кричал Татум.
В мгновение ока револьвер дернулся, и в комнате прозвучал выстрел. Револьвер Татума взлетел в воздух, а его голова откинулась назад. Джек скользнул вперед по полу. Тео поспешил к раненому брату. Татум лежал, раскинувшись на спине, судорожно глотая воздух и прижав руку к горлу. Пуля пробила ему шею. Из сонной артерии хлестала кровь. Вокруг Татума образовалась красная лужа. Глаза его выражали безнадежность. Такого взгляда Джек не видел с тех пор, когда защищал обитателей камер смертников. Это был легко узнаваемый, почти неестественный взгляд человека испуганного и удивленного, взгляд убийцы, который внезапно осознал, что тоже смертен.
Татум посмотрел на стоящего над ним Тео.
– Ты, кусок дерьма, – прошептал он, захлебываясь кровью. – Ты убил своего брата.
Лицо Тео окаменело.
– Ты опять ошибаешься, Татум, я спас его.
Голова Татума упала на пол, и тело стало неподвижным.
63
Джек стоял у штурвала и смотрел, как Тео прошел к носу рыбацкой лодки и рассыпал пепел. Стояло раннее субботнее утро. Горизонт все еще был окрашен в оранжевый цвет восходящим солнцем, а теплый ветер с востока доносил легкий плеск океана, вероятно, из Нассау. Казалось, это вполне соответствовало моменту, ибо Татум любил ездить туда и играть в азартные игры. Чайки сопровождали их лодку в надежде поживиться рыбацкой подкормкой, пока та шла по темно-синим волнам. Одна из них нырнула в волны, схватила клювом кусочек кости, а потом, поднявшись в воздух, бросила его.
– Даже падальщикам он не нужен, – тихо сказал Тео.
Похоронить брата в море решил Тео. Рыбная ловля с лодки была единственным занятием, которое связывало братьев. Многие мили воды между ними и мир, который не встретил братьев с распростертыми объятиями. Мир, который всегда знал, что без Татума станет лучше. Он был негодяем, это точно. Но его смерть не обрадовала Тео. Нет, он не предавался печали, а хотел забыть о предательстве брата.
Джек и Тео рассказали полицейским обо всем еще на месте преступления. Джек отвечал на звонки представителей СМИ не для того, чтобы раздувать ажиотаж, не потому, что жаждал известности, а потому, что Тео избегал известности еще больше. За несколько часов в вечерних новостях появились сведения о том, что Татум убил Салли Феннинг при странных обстоятельствах, действуя как убийца, которого наняла сама Салли, и что Мигель Риос убил дочь Салли, обезумев от ревности, и что это убийство оставалось нераскрытым в течение пяти лет. Детали варьировались в зависимости от канала, передающего эти новости. Однако журналисты сообщали в основном точные сведения, главным образом благодаря серьезной подготовительной работе, проделанной в свое время Дейрдре Мидоуз. Последняя большая статья появилась в воскресном выпуске «Трибюн». Статья основывалась на выдержках из неопубликованной рукописи Дейрдре. Редактор дал восторженную оценку Дейрдре, но при этом сообщал сомнительные утверждения о том, что расследование дела Салли Феннинг, которое вела Дейрдре, поддерживала редакция «с самого начала и на все сто процентов». Все это походило на попытку представить посмертно Дейрдре к премии Пулитцера, о которой она мечтала при жизни.
– Я готов. – Тео вытер со лба соленые брызги. – Поехали.
– Ты поступаешь хорошо, – похвалил его Джек.
– Да. По крайней мере в этом случае у меня не будет соблазна прийти и нагадить на его могилу.
Джек запустил двигатель и повел лодку домой. Возвращались они почти целый час, который прошел в полном молчании. Джек решил, что Тео пойдет на пользу завтрак вне дома, притом что Тео был не дурак поесть. Поэтому они пошли в «Зеленую улицу», кафе на открытом воздухе в районе Коконат-Гроув, чтобы не спеша позавтракать. До убийства Салли Феннинг кафе «Зеленая улица» было любимым местом Джека и его «меньшего брата» Нейта. Заходили они сюда после машинной уборки листьев с велосипедных дорожек на Главном шоссе, тенистой улице, по которой гулял ветер и где были расположены небольшие ресторанчики и магазины. Это была часть городского района Гроув, все еще сохранявшая черты деревни хиппи с тремя улицами. Мысли о Нейте удручали Джека, хотя в целом он был настроен оптимистически. Келси больше не работала на Джека, и их едва начавшийся роман закончился. После того как Келси помогла Тео, ее взаимоотношения с Джеком стали еще прохладнее. Дружба Джека с Нейтом могла бы снова восстановиться, если бы мальчик смирился с мыслью о том, что Джек и его мать явно не созданы друг для друга.
Все это было сложно, слишком сложно для простого воскресного завтрака.
Зима должна была наступить недели через две. Солнце пока грело, поэтому любители бега трусцой и велосипедисты пользовались последними погожими днями. На улице люди в теннисках рассматривали витрины и выгуливали собак. Все говорило о том, что жизнь продолжается, а декабрь на юге Флориды еще не вступил в свои права. Углубленный в чтение газетной статьи, Джек не заметил, как Тео покончил со своей порцией оладий и съел половину его порции. Джек скользнул глазами по краткому пересказу материала на первой странице «А», после чего перешел ко второй части рассказа о Салли Феннинг. Эта часть вызвала у него противоречивые эмоции, но в основном он испытал чувство облегчения оттого, что все это закончилось.
Салли умирала от СПИДа, – говорит ее сестра Рене Феннинг, педиатр, работающая в одной благотворительной организации в Африке, и последняя душеприказчица Салли. – И вообще не хотела жить после убийства ее дочери. Я не знала о том, что сестра неизлечимо больна, пока не увидела отчет о вскрытии. Вскрытие дало основания предположить: Салли овладело еще большее отчаяние, когда она убедилась в том, что второй муж заразил ее смертельно опасным вирусом иммунодефицита.
Рене отрицала, что сестра вторично вышла замуж только «из-за денег». Однако «Трибюн» выяснила, что бывший муж Салли ко времени ее смерти входил в число двадцати пяти самых богатых людей Франции. Большая часть его денег, около сорока шести миллионов, после развода отошла к Салли. Их брак длился менее двух лет. Полученные деньги так и не принесли ей счастья, – говорит Рене.
Эта трагедия привела к тому, что Салли убил человек, которого она для этого наняла. В сущности, это можно расценить как самоубийство. Согласно источникам, близким к следственным органам, Салли, по-видимому, не могла найти лучшего способа уйти из жизни, чем заставить тех, кто довел ее до этого, драться за ее миллионы – то есть вступить в смертельную игру за выживание наиболее алчного, игру, которую наемному убийце и преследователю, известному под именем Алан Сирап, предстояло сделать захватывающей.
Джек пропустил многословное описание завещания Салли, развернувшуюся игру и убийства, то есть все то, что он уже знал, и стал читать заключительную часть статьи, цитирующей слова Рика Ларсена, детектива по делам об убийствах.
Она[20], возможно, не планировала это именно так, но должна была предположить формирование альянсов, а также и то, что некоторые игроки способны пойти на крайние меры. Так, Татум и Мигель Риос объединились, оказывая друг другу взаимную помощь в устранении других претендентов, и представляя эти убийства как дело загадочного преследователя-психопата, отсутствующего Алана Сирапа. – Ларсен пожал плечами, вынул изо рта что-то в виде сигары и добавил: – Всеобщее мнение защитников, работающих по понедельникам с похмелья, сводится к тому, что Салли, вероятно, догадалась, что все кончится борьбой между Татумом Найтом и Аланом Сирапом, так и не узнав, что последний был ее мужем.
В конечном счете недостаток сведений, которыми располагала Салли, имел трагические последствия для адвоката Майами Джерри Коллетти, помощника прокурора штата Мейсона Радски и репортера «Трибюн» Дейрдре Мидоуз. Ясно, что ситуация вышла из-под контроля, – говорит Рене Феннинг. – Уверена, Салли ожидала мелких столкновений и, может быть, даже судебных тяжб между наследниками. Но мне кажется, она также предполагала, что кто-то из наследников выйдет из игры еще до того, как эта игра превратится в физическое насилие. Моя сестра никогда не запустила бы этот процесс, если бы считала, что люди, одержимые алчностью, способны пойти на убийство.
Примечание редактора: Репортер «Трибюн» Дейрдре Мидоуз внесла свой вклад в этот отчет статьями, ранее опубликованными в нашей газете и материалами книги, которую она писала перед смертью.
Джек отложил газету. Тео сидел напротив него за небольшим круглым столом, быстро прожевывая пищу.
– Что-то не так? – спросил он сдавленным голосом, поскольку говорил с набитым ртом.
– Довольно слабая статья.
Проглотив слишком большой кусок оладьи, Тео поморщился. Джек был почти уверен, что сейчас увидит на его шее такое же вздутие, как у питона, проглотившего кролика.
– Слабая в каком смысле?
– В ней нет и намека на ответ на очень важный вопрос.
– На какой?
Джек полез в карман за бумажником, полагая, что Тео снова забыл свой. Посмотрев на друга, он пояснил:
– Это вопрос, в поисках ответа на который погибли пять человек, – а именно: кто получит деньги?
– Даже падальщикам он не нужен, – тихо сказал Тео.
Похоронить брата в море решил Тео. Рыбная ловля с лодки была единственным занятием, которое связывало братьев. Многие мили воды между ними и мир, который не встретил братьев с распростертыми объятиями. Мир, который всегда знал, что без Татума станет лучше. Он был негодяем, это точно. Но его смерть не обрадовала Тео. Нет, он не предавался печали, а хотел забыть о предательстве брата.
Джек и Тео рассказали полицейским обо всем еще на месте преступления. Джек отвечал на звонки представителей СМИ не для того, чтобы раздувать ажиотаж, не потому, что жаждал известности, а потому, что Тео избегал известности еще больше. За несколько часов в вечерних новостях появились сведения о том, что Татум убил Салли Феннинг при странных обстоятельствах, действуя как убийца, которого наняла сама Салли, и что Мигель Риос убил дочь Салли, обезумев от ревности, и что это убийство оставалось нераскрытым в течение пяти лет. Детали варьировались в зависимости от канала, передающего эти новости. Однако журналисты сообщали в основном точные сведения, главным образом благодаря серьезной подготовительной работе, проделанной в свое время Дейрдре Мидоуз. Последняя большая статья появилась в воскресном выпуске «Трибюн». Статья основывалась на выдержках из неопубликованной рукописи Дейрдре. Редактор дал восторженную оценку Дейрдре, но при этом сообщал сомнительные утверждения о том, что расследование дела Салли Феннинг, которое вела Дейрдре, поддерживала редакция «с самого начала и на все сто процентов». Все это походило на попытку представить посмертно Дейрдре к премии Пулитцера, о которой она мечтала при жизни.
– Я готов. – Тео вытер со лба соленые брызги. – Поехали.
– Ты поступаешь хорошо, – похвалил его Джек.
– Да. По крайней мере в этом случае у меня не будет соблазна прийти и нагадить на его могилу.
Джек запустил двигатель и повел лодку домой. Возвращались они почти целый час, который прошел в полном молчании. Джек решил, что Тео пойдет на пользу завтрак вне дома, притом что Тео был не дурак поесть. Поэтому они пошли в «Зеленую улицу», кафе на открытом воздухе в районе Коконат-Гроув, чтобы не спеша позавтракать. До убийства Салли Феннинг кафе «Зеленая улица» было любимым местом Джека и его «меньшего брата» Нейта. Заходили они сюда после машинной уборки листьев с велосипедных дорожек на Главном шоссе, тенистой улице, по которой гулял ветер и где были расположены небольшие ресторанчики и магазины. Это была часть городского района Гроув, все еще сохранявшая черты деревни хиппи с тремя улицами. Мысли о Нейте удручали Джека, хотя в целом он был настроен оптимистически. Келси больше не работала на Джека, и их едва начавшийся роман закончился. После того как Келси помогла Тео, ее взаимоотношения с Джеком стали еще прохладнее. Дружба Джека с Нейтом могла бы снова восстановиться, если бы мальчик смирился с мыслью о том, что Джек и его мать явно не созданы друг для друга.
Все это было сложно, слишком сложно для простого воскресного завтрака.
Зима должна была наступить недели через две. Солнце пока грело, поэтому любители бега трусцой и велосипедисты пользовались последними погожими днями. На улице люди в теннисках рассматривали витрины и выгуливали собак. Все говорило о том, что жизнь продолжается, а декабрь на юге Флориды еще не вступил в свои права. Углубленный в чтение газетной статьи, Джек не заметил, как Тео покончил со своей порцией оладий и съел половину его порции. Джек скользнул глазами по краткому пересказу материала на первой странице «А», после чего перешел ко второй части рассказа о Салли Феннинг. Эта часть вызвала у него противоречивые эмоции, но в основном он испытал чувство облегчения оттого, что все это закончилось.
Салли умирала от СПИДа, – говорит ее сестра Рене Феннинг, педиатр, работающая в одной благотворительной организации в Африке, и последняя душеприказчица Салли. – И вообще не хотела жить после убийства ее дочери. Я не знала о том, что сестра неизлечимо больна, пока не увидела отчет о вскрытии. Вскрытие дало основания предположить: Салли овладело еще большее отчаяние, когда она убедилась в том, что второй муж заразил ее смертельно опасным вирусом иммунодефицита.
Рене отрицала, что сестра вторично вышла замуж только «из-за денег». Однако «Трибюн» выяснила, что бывший муж Салли ко времени ее смерти входил в число двадцати пяти самых богатых людей Франции. Большая часть его денег, около сорока шести миллионов, после развода отошла к Салли. Их брак длился менее двух лет. Полученные деньги так и не принесли ей счастья, – говорит Рене.
Эта трагедия привела к тому, что Салли убил человек, которого она для этого наняла. В сущности, это можно расценить как самоубийство. Согласно источникам, близким к следственным органам, Салли, по-видимому, не могла найти лучшего способа уйти из жизни, чем заставить тех, кто довел ее до этого, драться за ее миллионы – то есть вступить в смертельную игру за выживание наиболее алчного, игру, которую наемному убийце и преследователю, известному под именем Алан Сирап, предстояло сделать захватывающей.
Джек пропустил многословное описание завещания Салли, развернувшуюся игру и убийства, то есть все то, что он уже знал, и стал читать заключительную часть статьи, цитирующей слова Рика Ларсена, детектива по делам об убийствах.
Она[20], возможно, не планировала это именно так, но должна была предположить формирование альянсов, а также и то, что некоторые игроки способны пойти на крайние меры. Так, Татум и Мигель Риос объединились, оказывая друг другу взаимную помощь в устранении других претендентов, и представляя эти убийства как дело загадочного преследователя-психопата, отсутствующего Алана Сирапа. – Ларсен пожал плечами, вынул изо рта что-то в виде сигары и добавил: – Всеобщее мнение защитников, работающих по понедельникам с похмелья, сводится к тому, что Салли, вероятно, догадалась, что все кончится борьбой между Татумом Найтом и Аланом Сирапом, так и не узнав, что последний был ее мужем.
В конечном счете недостаток сведений, которыми располагала Салли, имел трагические последствия для адвоката Майами Джерри Коллетти, помощника прокурора штата Мейсона Радски и репортера «Трибюн» Дейрдре Мидоуз. Ясно, что ситуация вышла из-под контроля, – говорит Рене Феннинг. – Уверена, Салли ожидала мелких столкновений и, может быть, даже судебных тяжб между наследниками. Но мне кажется, она также предполагала, что кто-то из наследников выйдет из игры еще до того, как эта игра превратится в физическое насилие. Моя сестра никогда не запустила бы этот процесс, если бы считала, что люди, одержимые алчностью, способны пойти на убийство.
Примечание редактора: Репортер «Трибюн» Дейрдре Мидоуз внесла свой вклад в этот отчет статьями, ранее опубликованными в нашей газете и материалами книги, которую она писала перед смертью.
Джек отложил газету. Тео сидел напротив него за небольшим круглым столом, быстро прожевывая пищу.
– Что-то не так? – спросил он сдавленным голосом, поскольку говорил с набитым ртом.
– Довольно слабая статья.
Проглотив слишком большой кусок оладьи, Тео поморщился. Джек был почти уверен, что сейчас увидит на его шее такое же вздутие, как у питона, проглотившего кролика.
– Слабая в каком смысле?
– В ней нет и намека на ответ на очень важный вопрос.
– На какой?
Джек полез в карман за бумажником, полагая, что Тео снова забыл свой. Посмотрев на друга, он пояснил:
– Это вопрос, в поисках ответа на который погибли пять человек, – а именно: кто получит деньги?
64
– Я собираюсь вернуться в Африку, – сказала Рене. Она стояла на ступеньке у входа в дом Джека в свитере без рукавов и джинсах, которые сидели свободно, но не мешали разглядеть очертания ее фигуры. Джек, прислонившись к косяку открытой двери, не знал, что ответить.
– Так скоро?
– Боюсь, это так. Я уже направлялась в аэропорт, но решила остановиться, чтобы поблагодарить вас.
– Я рад, что вы это сделали. Входите, пожалуйста, если у вас есть минутка.
– Спасибо.
Джек посторонился и пропустил ее. Из кухни вышел Тео, чтобы приветствовать их. Он вернулся с рыбалки на лодке, стоявшей за домом Джека, и от него пахло рыбой.
– Извините за запах, – смущенно проговорил Тео.
– Рене возвращается в Африку, – сообщил Джек.
– Опять на борьбу с работорговцами, да? – спросил Тео.
– Моя работа там еще не закончена.
– Браво! Вы удивительная девушка. Вам это известно?
– Спасибо. Отчасти.
– Послушайте, я вот все думал кое о чем, – продолжал Тео. – Однажды по телевизору передавали, что у человека возникает вожделение как от шоколада, так и от секса.
– Тео, перестань! – взмолился Джек.
– Это связано со стимуляцией определенной части мозга, – ответила Рене.
– Точно. Значит, люди, которым не хватает секса, сгорают от страсти к шоколаду?
– Думаю, это вытекает из сказанного.
– Значит ли это, что люди, которым не хватает шоколада, сгорают от страсти по сексу?
Рене улыбнулась.
– Тео! – простонал Джек.
– Ну, дерьмо, Свайтек. Она окажется в трех тысячах миль отсюда и будет спать одна в какой-нибудь лачуге, пока ты не соберешься с духом и не попросишь ее.
– Тео, будь добр, принеси нам что-нибудь выпить.
– У меня есть как раз то, что вам нужно.
Джек подождал, когда его друг исчезнет на кухне, после чего пригласил Рене в гостиную. Они сели в кресла по разные стороны коктейльного столика.
– Тео – это бесконечное развлечение, правда? – улыбнулась Рене.
– Он всегда наготове, этого у него не отнять. Они переглянулись.
– Не возражаете, если я задам вам вопрос сугубо личного свойства?
– Возможно, нет. Смотря какой вопрос.
– О Салли.
– Это представляется мне открытой территорией после всего, через что вам пришлось пройти.
– Меня удивляет то, что она вложила все свои сорок шесть миллионов в игру, задуманную ею для шестерых или, как потом оказалось, для пятерых людей, которых считала своими врагами. Полагаю, она могла бы достичь цели и с двадцатью шестью миллионами или даже с шестью.
– Она ушла со всем, что имела.
– Именно это и смущает меня. Такой тип, как Татум, дрался бы и за гораздо меньшую сумму. По-моему, Салли не следовало совсем лишать наследства сестру. Она могла бы оставить вам двадцать миллионов и позволить другим драться за двадцать шесть.
– Могла, но не сделала этого.
Джек подождал, надеясь, что она скажет еще что-нибудь. Но Рене молчала.
– Именно это я и собиралась сказать вам, заехав сюда. Джек соскользнул на самый край кресла.
– Да?
– Оказывается, она не оставила меня без наследства. Джек заморгал, словно не был уверен в том, что расслышал правильно.
– Повторите еще раз.
– Одной из моих обязанностей как душеприказчицы Салли является поиск всех завещаний и дополнений к ним. Так вот, выяснилось, что было еще одно завещание.
– Еще одно?
– Да. Составленное на французском языке, оно хранилось в сейфе одного парижского банка. Оно датировано более поздним числом, чем завещание, составленное во Флориде.
– Это означает, что завещание, составленное во Флориде, недействительно?
– Именно так я это и понимаю.
– И по этому завещанию наследство получает...
– Я, – серьезно ответила Рене.
– Все?
– Да, все.
Джек не мог сдержать улыбки.
– Прекрасно. Значит, эти придурки здесь, во Флориде, дрались и убивали друг друга из-за завещания, которое...
– Не стоило и бумаги, на которой было написано, – решительно добавила она.
– Ну, знаете ли... – удивился Джек.
– Да, знаете ли.
– А может, правильнее было бы сказать: что вы знали?
– О чем вы?
– Вылили вы удивлены, обнаружив новое завещание? Или вы знали, что у Салли был СПИД? Вы знали о том, что она задумала план уничтожения своих врагов, хотела посчитаться с людьми, которые сгубили ее жизнь? Знали ли вы, что она гарантировала себе посмертный смех, составив второе завещание в пользу сестры?
– Надеюсь, мы с вами согласимся на том, что я очень удивлена.
– У меня есть основания думать иначе?
– Нет, если, конечно, вы не думаете, что я стояла в стороне и смотрела на эту кровавую бойню, прекрасно зная: только у меня есть возможность рассказать о существовании второго завещания и прекратить кровопролитие.
– Мне отвратительна сама мысль об этом.
– Я никогда не сделала бы этого. Заметьте, я не объята горем из-за смерти кого бы то ни было из них. Адвокат по делам о разводе, прокурор, репортер, мечтавшая разбогатеть и прославиться, написав эту мерзкую книгу. Все они сделали жизнь Салли невыносимой. Но я лечу людей, а не убиваю их.
Джек задумался. Рене смотрела ему в глаза, и этот взгляд пронзал его. Ему хотелось верить ей, и он чувствовал, что его убедили. Джека обманывали и раньше, по большому счету обманывала его бывшая жена, и он был вполне уверен, что знал разницу между ложью и правдой.
Тео появился из кухни с шестью стаканами на подносе – в трех был коктейль, в остальных – вода.
– Напитки? – спросил он.
– Хотелось бы, – ответила Рене, – но из-за всех этих дополнительных мер предосторожности в аэропорту мне пора ехать. Увы! Обещаете, что мы снова увидимся?
– Конечно. – Джек поднялся, чтобы проводить ее. Рене попрощалась с Тео, который, конечно же, не преминул заключить ее в объятия, обдав запахом рыбы. Джек открыл дверь.
– И что же вы собираетесь делать со всеми этими деньгами?
– М-м... Это очень пригодится для благотворительных целей в Африке.
– Я надеялся, что вы скажете именно это.
– Конечно, я не идиотка. Я думала над тем, что, пожалуй, отложу миллион или два на случай, если рано отойду от дел.
– Я надеялся на то, что вы скажете и это.
– Как бы там ни было, вы удивитесь тому, как много позволят сделать в моем скромном занятии эти сорок шесть миллионов. Приезжайте как-нибудь повидаться со мной. – Рене сделала полшага вперед и поцеловала Джека в уголок губ. – Точнее сказать, приезжайте в любое время.
Он смотрел со своей веранды, как Рене шла к взятому напрокат автомобилю. Тео присоединился к нему и предложил выпить.
– Ты отпустишь ее?
– Она вернется.
– Нет, не вернется.
– Ты снова прав, дружище, – вздохнул Джек. Тео сунул ему в руку стакан.
– Выпей-ка вот это и почувствуешь себя лучше.
Джек сделал быстрый глоток, вздрогнул и сразу же запил коктейль большим стаканом воды.
– Ух ты! Такое чувство, словно весь рот в огне.
– Это потому, что настолько холодная водка почти обжигает, попадая внутрь. А может, я чуток перелил соуса халипе-ньо.
– Халипеньо? Что это еще за чертовщина?
– Это «горящий дикий вопль».
– Никогда о нем не слышал.
– Мы с любвеобильным мальчиком сочинили его несколько дней назад.
Джек сделал еще два глотка, вспоминая, как Тео угрожал Хавьеру поджечь его.
– Едва ли он войдет в моду.
– Черт возьми, а я-то думал, что он сделает нас богатыми.
Хлопнула дверца машины Рене, и Джек услышал, как заработал двигатель. Джеку не удавалось избавиться от мысли о том, как Рене выходит из самолета в Абиджане, едет по длинной и пыльной дороге после Корхого и в конечном счете меняет кишащую мухами хижину с глинобитными стенами и гниющей крышей на приличное место для лечения своих пациентов. Вспомнил он также о Джерри Коллетти и других, которые отдали жизнь за обладание состоянием Салли. Потом Джек поймал взгляд Рене, когда машина задним ходом выезжала с подъездной дорожки, и увидел выражение удовлетворения на ее лице, того же удовлетворения, которое делало присутствие в доме Тео таким забавным.
Он слегка улыбнулся Тео.
– Ну почему людям так хочется разбогатеть?
– Перечислить тебе причины в алфавитном порядке или по номерам – от первого до сорокашестимиллионного?
Джек засмеялся, но его глаза затуманились, когда Рене нажала на сигнал и уехала.
– Тео?
– Да?
– Было бы неплохо взять небольшой отпуск. Ты не подумаешь, что я сошел с ума, если я проведу его в Африке?
Тео опрокинул порцию «горящего дикого вопля», едва поморщившись.
– Я подумаю, что ты сошел с ума, если не сделаешь этого.
– Так скоро?
– Боюсь, это так. Я уже направлялась в аэропорт, но решила остановиться, чтобы поблагодарить вас.
– Я рад, что вы это сделали. Входите, пожалуйста, если у вас есть минутка.
– Спасибо.
Джек посторонился и пропустил ее. Из кухни вышел Тео, чтобы приветствовать их. Он вернулся с рыбалки на лодке, стоявшей за домом Джека, и от него пахло рыбой.
– Извините за запах, – смущенно проговорил Тео.
– Рене возвращается в Африку, – сообщил Джек.
– Опять на борьбу с работорговцами, да? – спросил Тео.
– Моя работа там еще не закончена.
– Браво! Вы удивительная девушка. Вам это известно?
– Спасибо. Отчасти.
– Послушайте, я вот все думал кое о чем, – продолжал Тео. – Однажды по телевизору передавали, что у человека возникает вожделение как от шоколада, так и от секса.
– Тео, перестань! – взмолился Джек.
– Это связано со стимуляцией определенной части мозга, – ответила Рене.
– Точно. Значит, люди, которым не хватает секса, сгорают от страсти к шоколаду?
– Думаю, это вытекает из сказанного.
– Значит ли это, что люди, которым не хватает шоколада, сгорают от страсти по сексу?
Рене улыбнулась.
– Тео! – простонал Джек.
– Ну, дерьмо, Свайтек. Она окажется в трех тысячах миль отсюда и будет спать одна в какой-нибудь лачуге, пока ты не соберешься с духом и не попросишь ее.
– Тео, будь добр, принеси нам что-нибудь выпить.
– У меня есть как раз то, что вам нужно.
Джек подождал, когда его друг исчезнет на кухне, после чего пригласил Рене в гостиную. Они сели в кресла по разные стороны коктейльного столика.
– Тео – это бесконечное развлечение, правда? – улыбнулась Рене.
– Он всегда наготове, этого у него не отнять. Они переглянулись.
– Не возражаете, если я задам вам вопрос сугубо личного свойства?
– Возможно, нет. Смотря какой вопрос.
– О Салли.
– Это представляется мне открытой территорией после всего, через что вам пришлось пройти.
– Меня удивляет то, что она вложила все свои сорок шесть миллионов в игру, задуманную ею для шестерых или, как потом оказалось, для пятерых людей, которых считала своими врагами. Полагаю, она могла бы достичь цели и с двадцатью шестью миллионами или даже с шестью.
– Она ушла со всем, что имела.
– Именно это и смущает меня. Такой тип, как Татум, дрался бы и за гораздо меньшую сумму. По-моему, Салли не следовало совсем лишать наследства сестру. Она могла бы оставить вам двадцать миллионов и позволить другим драться за двадцать шесть.
– Могла, но не сделала этого.
Джек подождал, надеясь, что она скажет еще что-нибудь. Но Рене молчала.
– Именно это я и собиралась сказать вам, заехав сюда. Джек соскользнул на самый край кресла.
– Да?
– Оказывается, она не оставила меня без наследства. Джек заморгал, словно не был уверен в том, что расслышал правильно.
– Повторите еще раз.
– Одной из моих обязанностей как душеприказчицы Салли является поиск всех завещаний и дополнений к ним. Так вот, выяснилось, что было еще одно завещание.
– Еще одно?
– Да. Составленное на французском языке, оно хранилось в сейфе одного парижского банка. Оно датировано более поздним числом, чем завещание, составленное во Флориде.
– Это означает, что завещание, составленное во Флориде, недействительно?
– Именно так я это и понимаю.
– И по этому завещанию наследство получает...
– Я, – серьезно ответила Рене.
– Все?
– Да, все.
Джек не мог сдержать улыбки.
– Прекрасно. Значит, эти придурки здесь, во Флориде, дрались и убивали друг друга из-за завещания, которое...
– Не стоило и бумаги, на которой было написано, – решительно добавила она.
– Ну, знаете ли... – удивился Джек.
– Да, знаете ли.
– А может, правильнее было бы сказать: что вы знали?
– О чем вы?
– Вылили вы удивлены, обнаружив новое завещание? Или вы знали, что у Салли был СПИД? Вы знали о том, что она задумала план уничтожения своих врагов, хотела посчитаться с людьми, которые сгубили ее жизнь? Знали ли вы, что она гарантировала себе посмертный смех, составив второе завещание в пользу сестры?
– Надеюсь, мы с вами согласимся на том, что я очень удивлена.
– У меня есть основания думать иначе?
– Нет, если, конечно, вы не думаете, что я стояла в стороне и смотрела на эту кровавую бойню, прекрасно зная: только у меня есть возможность рассказать о существовании второго завещания и прекратить кровопролитие.
– Мне отвратительна сама мысль об этом.
– Я никогда не сделала бы этого. Заметьте, я не объята горем из-за смерти кого бы то ни было из них. Адвокат по делам о разводе, прокурор, репортер, мечтавшая разбогатеть и прославиться, написав эту мерзкую книгу. Все они сделали жизнь Салли невыносимой. Но я лечу людей, а не убиваю их.
Джек задумался. Рене смотрела ему в глаза, и этот взгляд пронзал его. Ему хотелось верить ей, и он чувствовал, что его убедили. Джека обманывали и раньше, по большому счету обманывала его бывшая жена, и он был вполне уверен, что знал разницу между ложью и правдой.
Тео появился из кухни с шестью стаканами на подносе – в трех был коктейль, в остальных – вода.
– Напитки? – спросил он.
– Хотелось бы, – ответила Рене, – но из-за всех этих дополнительных мер предосторожности в аэропорту мне пора ехать. Увы! Обещаете, что мы снова увидимся?
– Конечно. – Джек поднялся, чтобы проводить ее. Рене попрощалась с Тео, который, конечно же, не преминул заключить ее в объятия, обдав запахом рыбы. Джек открыл дверь.
– И что же вы собираетесь делать со всеми этими деньгами?
– М-м... Это очень пригодится для благотворительных целей в Африке.
– Я надеялся, что вы скажете именно это.
– Конечно, я не идиотка. Я думала над тем, что, пожалуй, отложу миллион или два на случай, если рано отойду от дел.
– Я надеялся на то, что вы скажете и это.
– Как бы там ни было, вы удивитесь тому, как много позволят сделать в моем скромном занятии эти сорок шесть миллионов. Приезжайте как-нибудь повидаться со мной. – Рене сделала полшага вперед и поцеловала Джека в уголок губ. – Точнее сказать, приезжайте в любое время.
Он смотрел со своей веранды, как Рене шла к взятому напрокат автомобилю. Тео присоединился к нему и предложил выпить.
– Ты отпустишь ее?
– Она вернется.
– Нет, не вернется.
– Ты снова прав, дружище, – вздохнул Джек. Тео сунул ему в руку стакан.
– Выпей-ка вот это и почувствуешь себя лучше.
Джек сделал быстрый глоток, вздрогнул и сразу же запил коктейль большим стаканом воды.
– Ух ты! Такое чувство, словно весь рот в огне.
– Это потому, что настолько холодная водка почти обжигает, попадая внутрь. А может, я чуток перелил соуса халипе-ньо.
– Халипеньо? Что это еще за чертовщина?
– Это «горящий дикий вопль».
– Никогда о нем не слышал.
– Мы с любвеобильным мальчиком сочинили его несколько дней назад.
Джек сделал еще два глотка, вспоминая, как Тео угрожал Хавьеру поджечь его.
– Едва ли он войдет в моду.
– Черт возьми, а я-то думал, что он сделает нас богатыми.
Хлопнула дверца машины Рене, и Джек услышал, как заработал двигатель. Джеку не удавалось избавиться от мысли о том, как Рене выходит из самолета в Абиджане, едет по длинной и пыльной дороге после Корхого и в конечном счете меняет кишащую мухами хижину с глинобитными стенами и гниющей крышей на приличное место для лечения своих пациентов. Вспомнил он также о Джерри Коллетти и других, которые отдали жизнь за обладание состоянием Салли. Потом Джек поймал взгляд Рене, когда машина задним ходом выезжала с подъездной дорожки, и увидел выражение удовлетворения на ее лице, того же удовлетворения, которое делало присутствие в доме Тео таким забавным.
Он слегка улыбнулся Тео.
– Ну почему людям так хочется разбогатеть?
– Перечислить тебе причины в алфавитном порядке или по номерам – от первого до сорокашестимиллионного?
Джек засмеялся, но его глаза затуманились, когда Рене нажала на сигнал и уехала.
– Тео?
– Да?
– Было бы неплохо взять небольшой отпуск. Ты не подумаешь, что я сошел с ума, если я проведу его в Африке?
Тео опрокинул порцию «горящего дикого вопля», едва поморщившись.
– Я подумаю, что ты сошел с ума, если не сделаешь этого.