Страница:
– Рада видеть вас снова. – Рене слегка улыбнулась.
– И я рад вас видеть.
Она повернулась и пошла к выходу. Собрав свои вещи, Джек быстро посмотрел назад и увидел, что Рене тоже смотрит на него. Они незаметно улыбнулись друг другу, словно у них одновременно появилась одна и та же приводящая в смущение мысль: «Не могу поверить, что я посмотрела, но то, что ты тоже посмотрел, мне приятно». Рене исчезла в толпе, и Джек вдруг увидел стоящую у перегородки Келси.
Она прошла через дверцы, и они приблизились к судейскому месту, где могли разговаривать так, что никто, кроме умеющих читать по губам, их не слышал.
– Будь осторожен, – сказала Келси.
– По какой причине?
– Если ты и новая душеприказчица будете так строить друг другу глазки, это завтра же отметят утренние газеты.
– Ничего мы не строили... Неужели нам обязательно разговаривать об этом здесь?
– Это из-за нее ты не хотел, чтобы я сидела рядом с тобой у стола адвокатов на этом слушании?
Джек чувствовал, что его в чем-то обвиняют, и это ему не нравилось.
– Это Татум не хотел, чтобы ты была здесь. Поскольку ты открыла тайну, известную адвокату и его клиентке Дейрдре Мидоуз, он тебе больше не доверяет. Я сожалею об этом.
– А как насчет тебя?
– Келси, это не место.
– Это обычный вопрос. А ты мне доверяешь?
Джек помолчал, словно вопрос был слишком сложным, чтобы ответить на него в подобной обстановке.
– Да, я доверяю тебе.
– Больше, чем Рене? – спросила она, прищурившись.
– Я едва знаком с Рене.
– Так я этому и поверила.
Джек заговорил мягче, хотя не боялся, что их кто-нибудь услышит, но дело принимало неприятный оборот.
– Келси, перед моим отъездом в Африку мне казалось, будто мы договорились о том, что в интересах Нейта нам не следует заходить далеко в наших с тобой отношениях. Поэтому мне трудно ответить тебе.
– Будь честен со мной. Что я должна чувствовать, видя, как ты строишь глазки другой женщине, когда ты всего сорок восемь часов назад заверял меня, что у нас все будет хорошо?
– Я имел в виду, что у нас все будет хорошо в профессиональном плане.
– В профессиональном? То, как ты смотрел на меня, было не более профессиональным, чем взгляды, которые ты только что бросал на Рене.
– Я не бросал... – Джек отрицал это, но его слова звучали не слишком убедительно. Увидев, как расстроена Келси, Джек понял: она предпочла бы, чтобы он отрицал все. Только это смягчило бы ее сердечную боль.
– Послушай, – сказал Джек. – Не знаю, что ты заметила, но я, честное слово, не понимаю, какие назревают события.
– Тогда ты слеп. – Келси покачала головой.
– Что?
– Эта женщина жила в африканской пустыне, располагающей к фригидности, почти три года. Борись со своими инстинктами, Джек.
Келси ушла. Джек наблюдал за ней, не зная, что думать, и не желая больше об этом думать. Но заставить себя перестать думать он не мог, и это вызывало у него чувство вины.
Ибо сейчас он не думал ни о ком, кроме Рене.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
48
49
– И я рад вас видеть.
Она повернулась и пошла к выходу. Собрав свои вещи, Джек быстро посмотрел назад и увидел, что Рене тоже смотрит на него. Они незаметно улыбнулись друг другу, словно у них одновременно появилась одна и та же приводящая в смущение мысль: «Не могу поверить, что я посмотрела, но то, что ты тоже посмотрел, мне приятно». Рене исчезла в толпе, и Джек вдруг увидел стоящую у перегородки Келси.
Она прошла через дверцы, и они приблизились к судейскому месту, где могли разговаривать так, что никто, кроме умеющих читать по губам, их не слышал.
– Будь осторожен, – сказала Келси.
– По какой причине?
– Если ты и новая душеприказчица будете так строить друг другу глазки, это завтра же отметят утренние газеты.
– Ничего мы не строили... Неужели нам обязательно разговаривать об этом здесь?
– Это из-за нее ты не хотел, чтобы я сидела рядом с тобой у стола адвокатов на этом слушании?
Джек чувствовал, что его в чем-то обвиняют, и это ему не нравилось.
– Это Татум не хотел, чтобы ты была здесь. Поскольку ты открыла тайну, известную адвокату и его клиентке Дейрдре Мидоуз, он тебе больше не доверяет. Я сожалею об этом.
– А как насчет тебя?
– Келси, это не место.
– Это обычный вопрос. А ты мне доверяешь?
Джек помолчал, словно вопрос был слишком сложным, чтобы ответить на него в подобной обстановке.
– Да, я доверяю тебе.
– Больше, чем Рене? – спросила она, прищурившись.
– Я едва знаком с Рене.
– Так я этому и поверила.
Джек заговорил мягче, хотя не боялся, что их кто-нибудь услышит, но дело принимало неприятный оборот.
– Келси, перед моим отъездом в Африку мне казалось, будто мы договорились о том, что в интересах Нейта нам не следует заходить далеко в наших с тобой отношениях. Поэтому мне трудно ответить тебе.
– Будь честен со мной. Что я должна чувствовать, видя, как ты строишь глазки другой женщине, когда ты всего сорок восемь часов назад заверял меня, что у нас все будет хорошо?
– Я имел в виду, что у нас все будет хорошо в профессиональном плане.
– В профессиональном? То, как ты смотрел на меня, было не более профессиональным, чем взгляды, которые ты только что бросал на Рене.
– Я не бросал... – Джек отрицал это, но его слова звучали не слишком убедительно. Увидев, как расстроена Келси, Джек понял: она предпочла бы, чтобы он отрицал все. Только это смягчило бы ее сердечную боль.
– Послушай, – сказал Джек. – Не знаю, что ты заметила, но я, честное слово, не понимаю, какие назревают события.
– Тогда ты слеп. – Келси покачала головой.
– Что?
– Эта женщина жила в африканской пустыне, располагающей к фригидности, почти три года. Борись со своими инстинктами, Джек.
Келси ушла. Джек наблюдал за ней, не зная, что думать, и не желая больше об этом думать. Но заставить себя перестать думать он не мог, и это вызывало у него чувство вины.
Ибо сейчас он не думал ни о ком, кроме Рене.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
48
В баре «Спаркис» был в самом разгаре «Веселый час», но Джеку было невесело. Он сидел на табурете у стойки с тех пор, как покинул зал заседаний суда, печально размышлял и изливал душу Тео, который обслуживал клиентов, но в основном присматривал за кассовым аппаратом, чтобы новый бармен не обворовывал его. «Спаркис» привлекал «крутую» публику. Это было место постоянных сборищ рабочих, мужчин и женщин, а не типичное «удобное для секретарей» заведение для выпивки на скорую руку, поблизости от авеню Брикелл или площади Альгамбра-Секл, где главным образом тусуются мелкие служащие. Здесь не торговали первосортной водкой или шотландским виски «Ригал», а единственным импортным пивом было «Эль Президенте», доминиканская «сервеса»[14], которую Тео продавал по вторникам по цене ниже себестоимости, сборщикам помидоров с ближайшей фермы, потому что наверняка никто, кроме него, не давал им шанса повеселиться. Впрочем, в основе своей на простом человеческом уровне «Веселый час» в «Спаркис» был заурядным явлением. Плохое освещение, громкая музыка, изобилие спиртного. В туалетах – торговля ребристыми, «в гармошку», презервативами и щиплющими язык ментоловыми таблетками от дурного запаха изо рта. Мужчины, высматривающие женщин, женщины, высматривающие мужчин, люди, которые слишком громко говорят и смеются, одна и та же обстановка в конце каждой недели, разрешение возникающих споров, замечания по поводу каждого неверного шага в коротком танце между двумя бутылками пива.
– Позвони ей, – сказал Тео, стараясь перекричать звон ударяющихся друг о друга бутылок и пустую болтовню за стойкой.
– Кому позвонить? – спросил Джек.
Тео отправил официантку с очередным подносом коктейлей «два на одного». Еще два заказа дожидались своего выполнения, но он отложил листочки с заказами в сторону и нагнулся под стойку, что предвещало лишь неприятности. Это была его собственная «заначка». В этот момент Джек заметил, что его приятель надел сегодня свою противную тенниску с надписью: «Я не так Думать, как ты Напился».
– Господи, только не это! – взмолился Джек.
Тео, бросив на него зловещий взгляд, поставил на стойку два стакана и особую бутылку «Эррадура аньехо»[15].
– Возьми трубку и позвони Рене. Иначе будем пить.
– Как будем пить? С закуской или без?
Тео отодвинул в сторону солонку с дырочками и небольшую миску с дольками лимона.
– Без.
– Ты жестокий человек.
– И мы не перестанем пить, пока один из нас не свалится на пол. Давай смотреть в глаза правде, Жако. Мы оба знаем, что таращиться в потолок буду не я.
– С чего ты взял, что мне хочется позвонить ей?
– С того, что ты уже полчаса, не умолкая, только о ней и говоришь. Так что либо звони Рене сейчас, либо завтра будешь весь день прикладывать лед к голове.
– От «эррадуры» у меня никогда не бывает похмелья.
– Забудь про текилу. Я так врежу тебе по голове, что ты выйдешь в другую комнату, чтобы услышать звон в собственных ушах. Поэтому не спрашивай меня в очередной трахнутый раз, думаю ли я, что ты должен позвонить ей. Звони!
Тео подвинул телефон по стойке, но Джек все еще пребывал в нерешительности. Строго говоря, с точки зрения стратегии ему следовало наброситься на нее немедленно. Джеку и его клиенту совсем не хотелось, чтобы Рене услышала о Татуме от Джерри Коллетти или от Ларсена, детектива по делам об убийствах, до того как Джек поговорит с ней. Но что-то беспокоило и удерживало его. Он посмотрел на Тео:
– Не стану утверждать, что Рене флиртовала, но это очень походило на флирт.
– Ты пытаешься заставить меня ревновать? – Тео поморщился и послал Джеку нарочито подчеркнутый воздушный поцелуй.
Джек не обратил на это внимания.
– С какой стати ей хорошо ко мне относиться, не говоря уже о том, чтобы флиртовать? Если верить вчерашней газете, Салли Феннинг, родная сестра Рене, наняла моего клиента, чтобы он пустил ей пулю в лоб.
– Ты, Жако, только что сказал магические слова: «Если верить вчерашней газете». Рене, конечно же, не верит ей. А это дает тебе хороший предлог соединиться с ней по телефону, а потом и в физическом смысле.
– Тео! – простонал Джек.
– Обрати на нее внимание; я хотел сказать «обрати на нее внимание».
– Да, конечно.
– Звони. – Тео передал ему трубку.
Джек набрал номер гостиницы, найдя его в телефонном справочнике. Тео стоял над ним и молча наблюдал, словно хотел убедиться в том, что он действительно набирает номер. Барышня на гостиничном коммутаторе соединила его с номером Рене, и та ответила после третьего сигнала вызова.
– Рене, привет, это Джек, – начал он, потом подумал и по-идиотски добавил: – Свайтек, – отчего у Тео начали вращаться глаза. – Я не задержу вас, мне просто хотелось продолжить разговор, который мы начали несколько раньше. Ну, вы знаете, о том, чтобы договориться о деловой встрече.
– О деловой встрече? – Тео скривил лицо.
Джек отмахнулся от него и ожидал ответа. Молчание показалось более продолжительным, чем было на самом деле, но у Джека создалось впечатление, что Рене что-то обдумывает.
– Можете подобрать меня через полчаса? – спросила она наконец.
– Сегодня вечером?
– Ну, если сегодняшний вечер не подходит...
– Нет-нет, сегодняшний вечер вполне подходит.
– Уверены? Я собиралась взять такси, но раз уж вы позвонили, я подумала, что, наверное, лучше поехать не одной.
– Забудьте о такси, я подвезу вас. Куда вы собираетесь ехать?
– В старый дом Салли.
– Особняк на Венецианских островах?
– Нет. – Рене снова помолчала и добавила: – В ее по-настоящему старый дом. Тот, где убили Кэтрин.
Джек крепко сжал трубку, но ничего не ответил.
– Вам не обязательно ехать, если не хотите, – продолжала Рене.
Музыка, смех, бесконечный шум бара – все внезапно сосредоточилось в затылочной части его мозга и превратилось там в надоедливое жужжание.
– Я хочу и подберу вас через двадцать минут.
– Позвони ей, – сказал Тео, стараясь перекричать звон ударяющихся друг о друга бутылок и пустую болтовню за стойкой.
– Кому позвонить? – спросил Джек.
Тео отправил официантку с очередным подносом коктейлей «два на одного». Еще два заказа дожидались своего выполнения, но он отложил листочки с заказами в сторону и нагнулся под стойку, что предвещало лишь неприятности. Это была его собственная «заначка». В этот момент Джек заметил, что его приятель надел сегодня свою противную тенниску с надписью: «Я не так Думать, как ты Напился».
– Господи, только не это! – взмолился Джек.
Тео, бросив на него зловещий взгляд, поставил на стойку два стакана и особую бутылку «Эррадура аньехо»[15].
– Возьми трубку и позвони Рене. Иначе будем пить.
– Как будем пить? С закуской или без?
Тео отодвинул в сторону солонку с дырочками и небольшую миску с дольками лимона.
– Без.
– Ты жестокий человек.
– И мы не перестанем пить, пока один из нас не свалится на пол. Давай смотреть в глаза правде, Жако. Мы оба знаем, что таращиться в потолок буду не я.
– С чего ты взял, что мне хочется позвонить ей?
– С того, что ты уже полчаса, не умолкая, только о ней и говоришь. Так что либо звони Рене сейчас, либо завтра будешь весь день прикладывать лед к голове.
– От «эррадуры» у меня никогда не бывает похмелья.
– Забудь про текилу. Я так врежу тебе по голове, что ты выйдешь в другую комнату, чтобы услышать звон в собственных ушах. Поэтому не спрашивай меня в очередной трахнутый раз, думаю ли я, что ты должен позвонить ей. Звони!
Тео подвинул телефон по стойке, но Джек все еще пребывал в нерешительности. Строго говоря, с точки зрения стратегии ему следовало наброситься на нее немедленно. Джеку и его клиенту совсем не хотелось, чтобы Рене услышала о Татуме от Джерри Коллетти или от Ларсена, детектива по делам об убийствах, до того как Джек поговорит с ней. Но что-то беспокоило и удерживало его. Он посмотрел на Тео:
– Не стану утверждать, что Рене флиртовала, но это очень походило на флирт.
– Ты пытаешься заставить меня ревновать? – Тео поморщился и послал Джеку нарочито подчеркнутый воздушный поцелуй.
Джек не обратил на это внимания.
– С какой стати ей хорошо ко мне относиться, не говоря уже о том, чтобы флиртовать? Если верить вчерашней газете, Салли Феннинг, родная сестра Рене, наняла моего клиента, чтобы он пустил ей пулю в лоб.
– Ты, Жако, только что сказал магические слова: «Если верить вчерашней газете». Рене, конечно же, не верит ей. А это дает тебе хороший предлог соединиться с ней по телефону, а потом и в физическом смысле.
– Тео! – простонал Джек.
– Обрати на нее внимание; я хотел сказать «обрати на нее внимание».
– Да, конечно.
– Звони. – Тео передал ему трубку.
Джек набрал номер гостиницы, найдя его в телефонном справочнике. Тео стоял над ним и молча наблюдал, словно хотел убедиться в том, что он действительно набирает номер. Барышня на гостиничном коммутаторе соединила его с номером Рене, и та ответила после третьего сигнала вызова.
– Рене, привет, это Джек, – начал он, потом подумал и по-идиотски добавил: – Свайтек, – отчего у Тео начали вращаться глаза. – Я не задержу вас, мне просто хотелось продолжить разговор, который мы начали несколько раньше. Ну, вы знаете, о том, чтобы договориться о деловой встрече.
– О деловой встрече? – Тео скривил лицо.
Джек отмахнулся от него и ожидал ответа. Молчание показалось более продолжительным, чем было на самом деле, но у Джека создалось впечатление, что Рене что-то обдумывает.
– Можете подобрать меня через полчаса? – спросила она наконец.
– Сегодня вечером?
– Ну, если сегодняшний вечер не подходит...
– Нет-нет, сегодняшний вечер вполне подходит.
– Уверены? Я собиралась взять такси, но раз уж вы позвонили, я подумала, что, наверное, лучше поехать не одной.
– Забудьте о такси, я подвезу вас. Куда вы собираетесь ехать?
– В старый дом Салли.
– Особняк на Венецианских островах?
– Нет. – Рене снова помолчала и добавила: – В ее по-настоящему старый дом. Тот, где убили Кэтрин.
Джек крепко сжал трубку, но ничего не ответил.
– Вам не обязательно ехать, если не хотите, – продолжала Рене.
Музыка, смех, бесконечный шум бара – все внезапно сосредоточилось в затылочной части его мозга и превратилось там в надоедливое жужжание.
– Я хочу и подберу вас через двадцать минут.
49
Они попали в хвост «пикового» потока машин, идущих из города, и достигли Девяносто пятой улицы около семи вечера, когда солнце уже давно село.
Деловой район майамского побережья появился с обеих сторон небольшого ответвления, которое соединяло 95-ю межштатную дорогу с 1-й федеральной автострадой. Большая часть поселка производила впечатление маленького провинциального городка – тихие улицы жилых домов, аптека на углу рядом с местным заведением общественного питания, белая церковь без колокольни, видневшаяся сквозь густые кроны пальм и дубов. Этот поселок переживал переходный этап: в основном его освоили молодые семьи, поселившиеся в кварталах, которые располагались подальше от межштатной дороги. Но дом Салли не был построен в шестидесятых годах, он стоял на своем месте, как в западне, всего в двух кварталах от 95-й межштатной. Этот дом сельского типа все еще красовался своими старыми жалюзи на окнах, алюминиевыми навесами и верандой у главного входа, которая словно зазывала: «Этот дом сдается внаем». Джеку даже показалось, что на полянке перед домом он вот-вот увидит пластикового розового фламинго.
Своего «мустанга» он запарковал на подъездной дорожке. На ступеньках, ведущих в дом, которые освещал фонарь, расположенный на веранде, их ожидал мужчина с огромным, похожим на кувшин животом, в синих джинсах и нижней рубашке с глубоким вырезом на груди.
– А это кто такой? – спросил Джек, глядя через ветровое стекло.
– Управляющий недвижимостью, – ответила Рене. – Поддерживайте меня в том, что я буду делать.
– В том, что вы будете делать?
– Я не сказала ему, что здесь когда-то жила моя сестра, а спросила, нельзя ли посмотреть хозяйство. Объяснила ему, что мне срочно нужно жилье, поэтому я дам ему на десять процентов больше нынешней цены, если место мне понравится. Вот почему он согласился встретиться со мной вечером в пятницу.
– Здесь кто-нибудь сейчас живет?
– Какой-то одинокий старик. Со времени убийства дом либо сдается внаем помесячно, либо вообще пустует.
– Мне кажется, что после такой истории здесь согласится жить только тот, кто полностью на мели.
– Да, – согласилась Рене и тихо добавила: – Даже набольшей мели, чем когда-то была Салли.
Они прошли по пешеходной дорожке, и управляющий имуществом приветствовал их у ступеней.
– Вы, надо думать, Джимми? – спросила Рене.
– Собственной персоной, – ответил мужчина. Изо рта у него торчала зубочистка, а большие пальцы рук были засунуты в петельки для брючного ремня.
– Меня зовут Рене, а это Джек, – сказала она, и все обменялись рукопожатиями. – Мы приехали посмотреть дом.
– Вы все знаете об убийстве тут маленькой девочки, так?
– Да, знаем.
– Я хочу, чтоб все было начистоту. Потому что люди приходят сюда все время, понятно? Смотрят тут все вокруг, место им нравится, потом они узнают об этой девчонке и сразу меняют свое мнение. Пустая трата моего времени.
– Нас это не пугает.
– Heт детей, да?
– Нет, – ответила Рене. – Детей нет.
Мужчина вынул из кармана большую связку ключей, нашел нужный и открыл замок. Распахнув дверь, он сразу же сделал шаг назад. В нос Джеку ударил едкий застоявшийся запах кошачьего помета, приводящий на память пропитанный аммиаком ковер.
– Кошки, – пояснил Джимми. – У чудилы, который сейчас здесь живет, их целых одиннадцать штук.
– Одиннадцать? – удивился Джек.
– Да, терпеть не могу этих вонючих тварей. Идите вперед, смотрите. Я подожду вас тут.
Рене вошла первой и включила свет. За ней последовал Джек. Джимми остался на улице. Дверь захлопнулась, как только они вошли. Джимми явно не хотел выпускать вонь наружу.
В маленькой гостиной пол был покрыт потертым зеленым ковром, а горбатый диван – белой простыней сомнительной свежести. Джек насчитал пять спящих на ней кошек. Два кресла, оттоманка и даже кофейный столик были также покрыты старыми простынями, на которых Джек обнаружил еще трех кошек.
– Ух ты, ну и вонища же здесь!
Рене взглянула на него:
– Попробуйте пожить в Африке в течение трех лет, братишка.
Джек сделал шаг вперед и вздрогнул, наступив на запищавшую под его ногой кошачью игрушку. Он нервно засмеялся, но Рене не обратила на это внимания. Она внезапно перестала реагировать на звуки, запахи, предметы – на все, кроме прошлого, встретиться с которым пришла сюда. Джек тоже почувствовал, что настроение у него изменилось. Ни шуточек, ни игривых улыбок, ни нарочитых способов снять напряжение от пришедших на память трагических событий, от того кошмарного преступления, которое случилось здесь, в этом доме, привело к гибели ребенка и коренным образом изменило жизнь молодой матери.
– Ей было двадцать четыре года, когда это произошло. – Голос Рене дрогнул.
Джек стоял, ощущая, как кровь пульсирует в его висках. Двадцать четыре. Могли он вспомнить, как чувствует себя человек, когда ему всего двадцать четыре года? Мог ли вообще представить себе такую молодую женщину с четырехлетней дочерью, совершенно разорившуюся, работающую по ночам в заведении «Хуттер», и ее мужа, который работает в двух местах, чтобы держать семью хоть отчасти на плаву? Разве это та жизнь принцессы, о которой Салли мечтала в детстве? Та самая жизнь, когда ей шесть раз в неделю приходилось возвращаться домой пропахшей сигаретным дымом и пивом. Когда она была вынуждена чрезмерно подчеркивать гримом красоту своего лица, надевать плотно облегающую тело кофточку, чтобы под ней были видны торчащие соски, и носить нейлоновые шорты, напоминающие узкие бикини. И все это только потому, что если бы она одевалась как обыкновенная женщина, то потеряла бы несколько долларов чаевых. А был ли во взрослой жизни Салли счастливый период? Понимала ли Салли, что ее никудышная жизнь не так уж плоха и могла бы быть значительно хуже, поскольку настоящий кошмар был еще только впереди?
– Кажется, идти дальше одна я не смогу, – призналась Рене.
Джек, не отдавая себе отчета в том, что делает, взял ее за руку, и они вместе двинулись по темному коридору. Шли они медленно, и под их ногами скрипели половицы террасы – скрип, скрип, скрип, – словно они отсчитывали время в обратном направлении, время их ухода в чудовищный мрак прошлого. Джек не тянул Рене вперед. Наконец Рене остановилась у открытой двери в ванную комнату.
Джек был рядом и включил свет, что позволило осмотреть внутреннюю часть помещения. На крышке унитаза сидела кошка, словно ожидая возможности напиться, потом она убежала. На раковине была широкая полоса ржавчины, а белую часть керамики покрывала плесень. Зеркало на шкафчике для лекарств прорезала глубокая трещина. Прямо напротив ванной комнаты была дверь, вероятно, ведущая во внутренний дворик.
– Вот откуда он проник в дом, – сказала Рене.
– Через окна с жалюзи? Она кивнула.
– Он просунул руку сквозь жалюзи и открыл замок, повернув круглую ручку.
Джек посмотрел на замок, представил себе, как поворачивается ручка, и подумал о том, что делали Салли и маленькая Кэтрин, когда появился незнакомец. Интересно, о чем думал этот монстр, когда закрыл за собой дверь, вошел в дом и направился к спальне? Дрожал ли он или, возбужденный сексуально, ничего не боялся? А может быть, он по-настоящему трусил, той болезненной трусостью социально опасного человека, которая не шла ни в какое сравнение с бесконечными часами его извращенных фантазий, боязнью того, что все его планы и надежды окажутся несбыточными? Ведь его не удовлетворит ни власть над девочкой, ни над ее матерью, вызывающей у него вожделение, ни то, что он может делать с ними все, что захочет.
Рене прошла мимо раковины и остановилась в немом изумлении.
Джек сразу же понял почему. Ванна. Ее не было. Ее убрали и заменили душем с поддоном, но отпечаток от ванны зиял огромным шрамом, жестоким напоминанием о разыгравшейся здесь трагедии. Джек видел многие места преступлений и их фотографии, но привыкнуть к этому зрелищу так и не сумел. При осмотре такого места до сознания доходило, что преступление действительно произошло, что ничего нельзя изменить, что комок будет сдавливать твое горло до тех пор, пока ты не почувствуешь боль, не услышишь крики, не представишь себе в полном объеме ужас, охвативший жертву. Именно здесь преступник склонился над ванной, наполнил ее водой и смыл кровь Салли со своего ножа. Именно здесь он застирал окровавленную блузку Салли, опуская ее в воду и выжимая, пока вода не стала розовой. Потом он принес дочь Салли, еще живую, связанную по рукам и ногам, и опустил в ванну, испытывая наслаждение от того, что в глазах ее застыл ужас. Потом он медленно перевернул Кэтрин лицом вниз и смотрел, смотрел с удовольствием. Джек знал, что он смотрел, потому что провел четыре года, защищая подобных монстров, приговоренных к смертной казни. Он видел, как тусклый свет загорался в их глазах, когда они вспоминали о своих «победах», Эти чудовища не видели никакого смысла в убийстве, если не могли наблюдать последний момент расставания с жизнью. Этот сукин сын смотрел, как содрогается тело девочки, как поднимается и опускается ее голова, как поднимаются и опускаются ее связанные ноги – страшное подобие движений Русалочки. Он удовлетворил свое любопытство лишь тогда, когда своими собственными глазами увидел, сколько нужно окровавленной воды, чтобы заполнить ею ее маленькие легкие.
– Мы можем уйти, – предложил Джек.
– Нет, я хочу посмотреть спальню.
Они вышли из ванной комнаты и направились дальше по коридору. Дверь спальни была приоткрыта примерно на фут, как раз настолько, чтобы кошки могли беспрепятственно входить и выходить. Рене открыла дверь полностью и включила свет. В люстре на потолке было четыре лампы, но горела только одна, отчего в полутемной комнате появилось множество теней – теней кошачьих, теней от десятков кошек. Кошек на кровати, на трюмо, на полу, в корзинах для грязного белья, разбросанных по полу. И Джек почувствовал, как его глаза наполняются слезами.
– Похоже, его одиннадцать кошек принесли большой приплод, – заметил он.
– Я хочу осмотреть стенной шкаф.
Из того, что он читал о преступлении, Джек знал, что убийца прятался в стенном шкафу. Рене обошла спящий рыжий комочек, и Джек последовал за ней в конец спальни. Рене остановилась перед закрытой дверцей.
– Открыть ее? – спросил Джек. Безмолвно посмотрев на дверцу, Рене кивнула.
Джек предложил открыть дверцу без колебаний, но, когда потянулся к ручке, что-то в нем затрепетало. С момента преступления прошло пять лет, с тех пор в доме жили десятки разных людей, и умом он понимал: бояться того, что могло быть по другую сторону дверцы, не следовало. Но что-то внутри его противилось этому.
– Пожалуйста, – попросила Рене, – откройте.
Металлическая ручка дверцы была холодна, так же холодна, как кровь, которая текла по жилам убийцы. Он повернул ручку. Запор щелкнул. Открыв дверцу, Джек неожиданно увидел черное пятно, отчего сердце у него ушло в пятки. Поверх ботинок Джека промчалась кошка.
Они с Рене переглянулись, стараясь успокоить разыгравшиеся нервы. Джек раскрыл дверцы полностью и заглянул внутрь.
– Вы говорите, что он вошел через окно в ванной комнате, да?
– Так мне рассказывала Салли. Согласно полицейскому докладу, были признаки проникновения через дверь ванной комнаты.
– Значит, он проник в ванную комнату, прошел через холл к спальне Кэтрин и спрятался в стенном шкафу?
– Такова версия.
Джек показал на дверцу в потолке внутри стенного шкафа.
– А куда, по-вашему, ведет эта дверца?
– На чердак? – неуверенно ответила Рене, взглянув наверх.
К стене шкафа были прикреплены полки, которые можно было использовать как лестницу. Джек поднялся на третью полку, толкнул клееную фанеру и открыл дверцу в потолке.
– Да, это чердак. Интересно, не пробрался ли он сюда этим путем?
– Думаю, это возможно. Салли, по-моему, не знала всех версий, которые отрабатывала полиция. Прокурор проявлял особую скрытность в том, что касалось расследования, которое он вел.
– Расскажите мне об этом. Несколько недель назад я сам слегка повздорил с ним. Они считают, что, поскольку следствие еще не закончено, предавать его результаты широкой огласке не стоит.
– Вы не хотели бы заглянуть?
– На чердак?
– У полиции было пять лет на расследование этого преступления. Почему бы и нам не посмотреть?
– О'кей, конечно. Почему бы нет? – Джек пожал плечами.
Он поднялся по полочкам, откинул потолочную дверцу в сторону и просунул голову на чердак. Воздух на чердаке был тяжелый, и Джек почти сразу вспотел, поскольку температура там оказалась градусов на десять выше, чем в доме. Присмотревшись, Джек увидел голую электрическую лампочку на проводе. Он потянул за шнур, и чердак осветился.
– Есть свет, – сообщил Джек.
– Хорошо, – ответила Рене.
Джек поднялся по оставшимся ступенькам и подтянулся на руках. На чердаке не было пола – только открытые балки да изоляция. Поэтому ему пришлось распределить свой вес между тремя балками. Слабого освещения было достаточно для того, чтобы осмотреть весь чердак. Он был такой же длины, как и дом, и шел от одного конца крыши до другого. Джек очутился в том месте, где высота чердака была наибольшей, то есть в самом центре. До крыши было около трех футов. Окон он не видел.
– Вряд ли он мог попасть в дом отсюда, – сказал Джек. – Никакого доступа извне сюда нет.
– А доступа из другой комнаты нет?
Джек со страхом ожидал, что Рене спросит об этом.
– Я посмотрю. – Он пополз, как краб, по балкам, опасаясь проткнуть потолок рукой или ногой. Чем дальше Джек уползал от дверцы в потолке, тем жарче становилось. Он не чувствовал, как от пота к его спине прилипает рубашка. Потянув ногу по открытой изоляции, Джек поднял целое облако волокнистой гнили и закашлялся. Другой дверцы в потолке не было.
– Думаю, стенной шкаф – единственное место, через которое можно попасть на чердак! – крикнул он.
– Пожалуй, проверю стенной шкаф в другой спальне! – прокричала в ответ Рене.
Джек оценил обстановку, в которой оказался. Голова упиралась в крышу, тело распростерлось на балках, словно он тренировался, готовясь к соревнованиям по катанию тачек на какой-нибудь деревенской ярмарке. «Теперь ей еще и это пришло в голову», – подумал он, а вслух сказал:
– Хорошая мысль.
Джек слышал шаги Рене, когда она проходила по коридору, соединявшему спальни. Он слышал также, как она открыла дверь, по-видимому, хозяйской спальни, а потом еще одну – вероятно, стенного шкафа.
– Ничего нет, – донеслось до Джека. Перегорела лампочка, и чердак погрузился в темноту.
– Вот дерьмо! – пробормотал Джек. Он оставался в прежнем положении, надеясь, что лампочка снова загорится. Слабый свет шел от открытой потолочной дверцы в стенном шкафу, так что темнота была не абсолютной. Джек знал, что балки расположены на стандартном расстоянии друг от друга, составлявшем шестнадцать дюймов, так что он мог найти путь обратно без дополнительного освещения. Джек ждал, когда глаза адаптируются к темноте. И тут он заметил нечто.
В другом конце чердака, над хозяйской спальней, снизу проникал луч света. «Что за черт?»
– Рене, где вы?
– В хозяйской спальне.
– Видите отверстие в потолке?
– Нет.
Свет по-прежнему проникал из хозяйской спальни, напоминая луч лазера. Раньше Джек не замечал его, но это потому, что чердак был освещен. Когда же свет на чердаке погас, а в хозяйской спальне горел, этот луч был хорошо виден. Джек пополз в направлении этого «маяка», пока не приблизился к нему на расстояние вытянутой руки.
Глядя на луч света, он заметил, что изоляция возле одной из балок вырезана. Размер отверстия был не больше десятицентовой монеты, но изоляция, отвернутая в сторону, позволяла заключить, что кто-то это отверстие проделал здесь специально. Джек припал к отверстию и посмотрел в него.
– Рене, вы уверены, что не видите отверстия? Последовала короткая пауза, словно она искала отверстие.
– Нет, – ответила Рене. – Всего лишь потолочный вентилятор.
«Потолочный вентилятор». Джек отвернул еще немного изоляцию и обнаружил электрический ящик и скобу для подвески вентилятора. Рядом со скобой для вентилятора он обнаружил еще одну скобу. Она присоединялась только к балке, но не к вентилятору и казалась совершенно бесполезной. Джек посмотрел внимательнее, и проникающий свет позволил ему прочитать имя производителя на одной из сторон скобы – Велбон.
Деловой район майамского побережья появился с обеих сторон небольшого ответвления, которое соединяло 95-ю межштатную дорогу с 1-й федеральной автострадой. Большая часть поселка производила впечатление маленького провинциального городка – тихие улицы жилых домов, аптека на углу рядом с местным заведением общественного питания, белая церковь без колокольни, видневшаяся сквозь густые кроны пальм и дубов. Этот поселок переживал переходный этап: в основном его освоили молодые семьи, поселившиеся в кварталах, которые располагались подальше от межштатной дороги. Но дом Салли не был построен в шестидесятых годах, он стоял на своем месте, как в западне, всего в двух кварталах от 95-й межштатной. Этот дом сельского типа все еще красовался своими старыми жалюзи на окнах, алюминиевыми навесами и верандой у главного входа, которая словно зазывала: «Этот дом сдается внаем». Джеку даже показалось, что на полянке перед домом он вот-вот увидит пластикового розового фламинго.
Своего «мустанга» он запарковал на подъездной дорожке. На ступеньках, ведущих в дом, которые освещал фонарь, расположенный на веранде, их ожидал мужчина с огромным, похожим на кувшин животом, в синих джинсах и нижней рубашке с глубоким вырезом на груди.
– А это кто такой? – спросил Джек, глядя через ветровое стекло.
– Управляющий недвижимостью, – ответила Рене. – Поддерживайте меня в том, что я буду делать.
– В том, что вы будете делать?
– Я не сказала ему, что здесь когда-то жила моя сестра, а спросила, нельзя ли посмотреть хозяйство. Объяснила ему, что мне срочно нужно жилье, поэтому я дам ему на десять процентов больше нынешней цены, если место мне понравится. Вот почему он согласился встретиться со мной вечером в пятницу.
– Здесь кто-нибудь сейчас живет?
– Какой-то одинокий старик. Со времени убийства дом либо сдается внаем помесячно, либо вообще пустует.
– Мне кажется, что после такой истории здесь согласится жить только тот, кто полностью на мели.
– Да, – согласилась Рене и тихо добавила: – Даже набольшей мели, чем когда-то была Салли.
Они прошли по пешеходной дорожке, и управляющий имуществом приветствовал их у ступеней.
– Вы, надо думать, Джимми? – спросила Рене.
– Собственной персоной, – ответил мужчина. Изо рта у него торчала зубочистка, а большие пальцы рук были засунуты в петельки для брючного ремня.
– Меня зовут Рене, а это Джек, – сказала она, и все обменялись рукопожатиями. – Мы приехали посмотреть дом.
– Вы все знаете об убийстве тут маленькой девочки, так?
– Да, знаем.
– Я хочу, чтоб все было начистоту. Потому что люди приходят сюда все время, понятно? Смотрят тут все вокруг, место им нравится, потом они узнают об этой девчонке и сразу меняют свое мнение. Пустая трата моего времени.
– Нас это не пугает.
– Heт детей, да?
– Нет, – ответила Рене. – Детей нет.
Мужчина вынул из кармана большую связку ключей, нашел нужный и открыл замок. Распахнув дверь, он сразу же сделал шаг назад. В нос Джеку ударил едкий застоявшийся запах кошачьего помета, приводящий на память пропитанный аммиаком ковер.
– Кошки, – пояснил Джимми. – У чудилы, который сейчас здесь живет, их целых одиннадцать штук.
– Одиннадцать? – удивился Джек.
– Да, терпеть не могу этих вонючих тварей. Идите вперед, смотрите. Я подожду вас тут.
Рене вошла первой и включила свет. За ней последовал Джек. Джимми остался на улице. Дверь захлопнулась, как только они вошли. Джимми явно не хотел выпускать вонь наружу.
В маленькой гостиной пол был покрыт потертым зеленым ковром, а горбатый диван – белой простыней сомнительной свежести. Джек насчитал пять спящих на ней кошек. Два кресла, оттоманка и даже кофейный столик были также покрыты старыми простынями, на которых Джек обнаружил еще трех кошек.
– Ух ты, ну и вонища же здесь!
Рене взглянула на него:
– Попробуйте пожить в Африке в течение трех лет, братишка.
Джек сделал шаг вперед и вздрогнул, наступив на запищавшую под его ногой кошачью игрушку. Он нервно засмеялся, но Рене не обратила на это внимания. Она внезапно перестала реагировать на звуки, запахи, предметы – на все, кроме прошлого, встретиться с которым пришла сюда. Джек тоже почувствовал, что настроение у него изменилось. Ни шуточек, ни игривых улыбок, ни нарочитых способов снять напряжение от пришедших на память трагических событий, от того кошмарного преступления, которое случилось здесь, в этом доме, привело к гибели ребенка и коренным образом изменило жизнь молодой матери.
– Ей было двадцать четыре года, когда это произошло. – Голос Рене дрогнул.
Джек стоял, ощущая, как кровь пульсирует в его висках. Двадцать четыре. Могли он вспомнить, как чувствует себя человек, когда ему всего двадцать четыре года? Мог ли вообще представить себе такую молодую женщину с четырехлетней дочерью, совершенно разорившуюся, работающую по ночам в заведении «Хуттер», и ее мужа, который работает в двух местах, чтобы держать семью хоть отчасти на плаву? Разве это та жизнь принцессы, о которой Салли мечтала в детстве? Та самая жизнь, когда ей шесть раз в неделю приходилось возвращаться домой пропахшей сигаретным дымом и пивом. Когда она была вынуждена чрезмерно подчеркивать гримом красоту своего лица, надевать плотно облегающую тело кофточку, чтобы под ней были видны торчащие соски, и носить нейлоновые шорты, напоминающие узкие бикини. И все это только потому, что если бы она одевалась как обыкновенная женщина, то потеряла бы несколько долларов чаевых. А был ли во взрослой жизни Салли счастливый период? Понимала ли Салли, что ее никудышная жизнь не так уж плоха и могла бы быть значительно хуже, поскольку настоящий кошмар был еще только впереди?
– Кажется, идти дальше одна я не смогу, – призналась Рене.
Джек, не отдавая себе отчета в том, что делает, взял ее за руку, и они вместе двинулись по темному коридору. Шли они медленно, и под их ногами скрипели половицы террасы – скрип, скрип, скрип, – словно они отсчитывали время в обратном направлении, время их ухода в чудовищный мрак прошлого. Джек не тянул Рене вперед. Наконец Рене остановилась у открытой двери в ванную комнату.
Джек был рядом и включил свет, что позволило осмотреть внутреннюю часть помещения. На крышке унитаза сидела кошка, словно ожидая возможности напиться, потом она убежала. На раковине была широкая полоса ржавчины, а белую часть керамики покрывала плесень. Зеркало на шкафчике для лекарств прорезала глубокая трещина. Прямо напротив ванной комнаты была дверь, вероятно, ведущая во внутренний дворик.
– Вот откуда он проник в дом, – сказала Рене.
– Через окна с жалюзи? Она кивнула.
– Он просунул руку сквозь жалюзи и открыл замок, повернув круглую ручку.
Джек посмотрел на замок, представил себе, как поворачивается ручка, и подумал о том, что делали Салли и маленькая Кэтрин, когда появился незнакомец. Интересно, о чем думал этот монстр, когда закрыл за собой дверь, вошел в дом и направился к спальне? Дрожал ли он или, возбужденный сексуально, ничего не боялся? А может быть, он по-настоящему трусил, той болезненной трусостью социально опасного человека, которая не шла ни в какое сравнение с бесконечными часами его извращенных фантазий, боязнью того, что все его планы и надежды окажутся несбыточными? Ведь его не удовлетворит ни власть над девочкой, ни над ее матерью, вызывающей у него вожделение, ни то, что он может делать с ними все, что захочет.
Рене прошла мимо раковины и остановилась в немом изумлении.
Джек сразу же понял почему. Ванна. Ее не было. Ее убрали и заменили душем с поддоном, но отпечаток от ванны зиял огромным шрамом, жестоким напоминанием о разыгравшейся здесь трагедии. Джек видел многие места преступлений и их фотографии, но привыкнуть к этому зрелищу так и не сумел. При осмотре такого места до сознания доходило, что преступление действительно произошло, что ничего нельзя изменить, что комок будет сдавливать твое горло до тех пор, пока ты не почувствуешь боль, не услышишь крики, не представишь себе в полном объеме ужас, охвативший жертву. Именно здесь преступник склонился над ванной, наполнил ее водой и смыл кровь Салли со своего ножа. Именно здесь он застирал окровавленную блузку Салли, опуская ее в воду и выжимая, пока вода не стала розовой. Потом он принес дочь Салли, еще живую, связанную по рукам и ногам, и опустил в ванну, испытывая наслаждение от того, что в глазах ее застыл ужас. Потом он медленно перевернул Кэтрин лицом вниз и смотрел, смотрел с удовольствием. Джек знал, что он смотрел, потому что провел четыре года, защищая подобных монстров, приговоренных к смертной казни. Он видел, как тусклый свет загорался в их глазах, когда они вспоминали о своих «победах», Эти чудовища не видели никакого смысла в убийстве, если не могли наблюдать последний момент расставания с жизнью. Этот сукин сын смотрел, как содрогается тело девочки, как поднимается и опускается ее голова, как поднимаются и опускаются ее связанные ноги – страшное подобие движений Русалочки. Он удовлетворил свое любопытство лишь тогда, когда своими собственными глазами увидел, сколько нужно окровавленной воды, чтобы заполнить ею ее маленькие легкие.
– Мы можем уйти, – предложил Джек.
– Нет, я хочу посмотреть спальню.
Они вышли из ванной комнаты и направились дальше по коридору. Дверь спальни была приоткрыта примерно на фут, как раз настолько, чтобы кошки могли беспрепятственно входить и выходить. Рене открыла дверь полностью и включила свет. В люстре на потолке было четыре лампы, но горела только одна, отчего в полутемной комнате появилось множество теней – теней кошачьих, теней от десятков кошек. Кошек на кровати, на трюмо, на полу, в корзинах для грязного белья, разбросанных по полу. И Джек почувствовал, как его глаза наполняются слезами.
– Похоже, его одиннадцать кошек принесли большой приплод, – заметил он.
– Я хочу осмотреть стенной шкаф.
Из того, что он читал о преступлении, Джек знал, что убийца прятался в стенном шкафу. Рене обошла спящий рыжий комочек, и Джек последовал за ней в конец спальни. Рене остановилась перед закрытой дверцей.
– Открыть ее? – спросил Джек. Безмолвно посмотрев на дверцу, Рене кивнула.
Джек предложил открыть дверцу без колебаний, но, когда потянулся к ручке, что-то в нем затрепетало. С момента преступления прошло пять лет, с тех пор в доме жили десятки разных людей, и умом он понимал: бояться того, что могло быть по другую сторону дверцы, не следовало. Но что-то внутри его противилось этому.
– Пожалуйста, – попросила Рене, – откройте.
Металлическая ручка дверцы была холодна, так же холодна, как кровь, которая текла по жилам убийцы. Он повернул ручку. Запор щелкнул. Открыв дверцу, Джек неожиданно увидел черное пятно, отчего сердце у него ушло в пятки. Поверх ботинок Джека промчалась кошка.
Они с Рене переглянулись, стараясь успокоить разыгравшиеся нервы. Джек раскрыл дверцы полностью и заглянул внутрь.
– Вы говорите, что он вошел через окно в ванной комнате, да?
– Так мне рассказывала Салли. Согласно полицейскому докладу, были признаки проникновения через дверь ванной комнаты.
– Значит, он проник в ванную комнату, прошел через холл к спальне Кэтрин и спрятался в стенном шкафу?
– Такова версия.
Джек показал на дверцу в потолке внутри стенного шкафа.
– А куда, по-вашему, ведет эта дверца?
– На чердак? – неуверенно ответила Рене, взглянув наверх.
К стене шкафа были прикреплены полки, которые можно было использовать как лестницу. Джек поднялся на третью полку, толкнул клееную фанеру и открыл дверцу в потолке.
– Да, это чердак. Интересно, не пробрался ли он сюда этим путем?
– Думаю, это возможно. Салли, по-моему, не знала всех версий, которые отрабатывала полиция. Прокурор проявлял особую скрытность в том, что касалось расследования, которое он вел.
– Расскажите мне об этом. Несколько недель назад я сам слегка повздорил с ним. Они считают, что, поскольку следствие еще не закончено, предавать его результаты широкой огласке не стоит.
– Вы не хотели бы заглянуть?
– На чердак?
– У полиции было пять лет на расследование этого преступления. Почему бы и нам не посмотреть?
– О'кей, конечно. Почему бы нет? – Джек пожал плечами.
Он поднялся по полочкам, откинул потолочную дверцу в сторону и просунул голову на чердак. Воздух на чердаке был тяжелый, и Джек почти сразу вспотел, поскольку температура там оказалась градусов на десять выше, чем в доме. Присмотревшись, Джек увидел голую электрическую лампочку на проводе. Он потянул за шнур, и чердак осветился.
– Есть свет, – сообщил Джек.
– Хорошо, – ответила Рене.
Джек поднялся по оставшимся ступенькам и подтянулся на руках. На чердаке не было пола – только открытые балки да изоляция. Поэтому ему пришлось распределить свой вес между тремя балками. Слабого освещения было достаточно для того, чтобы осмотреть весь чердак. Он был такой же длины, как и дом, и шел от одного конца крыши до другого. Джек очутился в том месте, где высота чердака была наибольшей, то есть в самом центре. До крыши было около трех футов. Окон он не видел.
– Вряд ли он мог попасть в дом отсюда, – сказал Джек. – Никакого доступа извне сюда нет.
– А доступа из другой комнаты нет?
Джек со страхом ожидал, что Рене спросит об этом.
– Я посмотрю. – Он пополз, как краб, по балкам, опасаясь проткнуть потолок рукой или ногой. Чем дальше Джек уползал от дверцы в потолке, тем жарче становилось. Он не чувствовал, как от пота к его спине прилипает рубашка. Потянув ногу по открытой изоляции, Джек поднял целое облако волокнистой гнили и закашлялся. Другой дверцы в потолке не было.
– Думаю, стенной шкаф – единственное место, через которое можно попасть на чердак! – крикнул он.
– Пожалуй, проверю стенной шкаф в другой спальне! – прокричала в ответ Рене.
Джек оценил обстановку, в которой оказался. Голова упиралась в крышу, тело распростерлось на балках, словно он тренировался, готовясь к соревнованиям по катанию тачек на какой-нибудь деревенской ярмарке. «Теперь ей еще и это пришло в голову», – подумал он, а вслух сказал:
– Хорошая мысль.
Джек слышал шаги Рене, когда она проходила по коридору, соединявшему спальни. Он слышал также, как она открыла дверь, по-видимому, хозяйской спальни, а потом еще одну – вероятно, стенного шкафа.
– Ничего нет, – донеслось до Джека. Перегорела лампочка, и чердак погрузился в темноту.
– Вот дерьмо! – пробормотал Джек. Он оставался в прежнем положении, надеясь, что лампочка снова загорится. Слабый свет шел от открытой потолочной дверцы в стенном шкафу, так что темнота была не абсолютной. Джек знал, что балки расположены на стандартном расстоянии друг от друга, составлявшем шестнадцать дюймов, так что он мог найти путь обратно без дополнительного освещения. Джек ждал, когда глаза адаптируются к темноте. И тут он заметил нечто.
В другом конце чердака, над хозяйской спальней, снизу проникал луч света. «Что за черт?»
– Рене, где вы?
– В хозяйской спальне.
– Видите отверстие в потолке?
– Нет.
Свет по-прежнему проникал из хозяйской спальни, напоминая луч лазера. Раньше Джек не замечал его, но это потому, что чердак был освещен. Когда же свет на чердаке погас, а в хозяйской спальне горел, этот луч был хорошо виден. Джек пополз в направлении этого «маяка», пока не приблизился к нему на расстояние вытянутой руки.
Глядя на луч света, он заметил, что изоляция возле одной из балок вырезана. Размер отверстия был не больше десятицентовой монеты, но изоляция, отвернутая в сторону, позволяла заключить, что кто-то это отверстие проделал здесь специально. Джек припал к отверстию и посмотрел в него.
– Рене, вы уверены, что не видите отверстия? Последовала короткая пауза, словно она искала отверстие.
– Нет, – ответила Рене. – Всего лишь потолочный вентилятор.
«Потолочный вентилятор». Джек отвернул еще немного изоляцию и обнаружил электрический ящик и скобу для подвески вентилятора. Рядом со скобой для вентилятора он обнаружил еще одну скобу. Она присоединялась только к балке, но не к вентилятору и казалась совершенно бесполезной. Джек посмотрел внимательнее, и проникающий свет позволил ему прочитать имя производителя на одной из сторон скобы – Велбон.