Гуардини Романо. Господь

   Приведенный нами эпизод вызывает в памяти аналогичные места, где рассказывается, как мучающихся людей доставляют к Иисусу и Он им помогает. Но помогает не как врач и не чудом воссоздавая поврежденное тело; за муками тела и души Иисус видит злую силу, демона, скажем точнее – сатану. Он обитает в больном, и телесные муки знаменуют собой следствие этого страшного вселения. Против него обращается Иисус и изгоняет его силою Духа. Тогда исчезают и муки.
   Когда мы читаем это, наш рассудок вначале протестует: не означает ли это просто недостаточность медицинских познаний? Ведь там, где искусство врачевания было слабо развито, оно всегда усматривало за болезнями враждебные силы – нет ли и здесь подобного? Не смотрел бы Иисус на положение вещей совсем по-другому во времена прогресса науки? Однако современные исследования, начинающие освобождаться от оков рационализма нового времени, говорят нам, что более ранние времена были восприимчивее наших и благодаря этому имели представление о таких состояниях и силах, которые впоследствии были перекрыты рассудочными построениями. Таким образом, мы опять начинаем догадываться о религиозных предпосылках здоровых и болезненных состояний.
   Но затем возникает возражение со стороны нравственного чувства. Оно противится допущению существования неуловимых сил. Оно безо всякого труда признает природную действительность с одной стороны и духовную норму – с другой, факты бытия и факты психики, – но здесь оно подозревает невежество и фантазию. Ссылка на бесовщину кажется чем-то неприемлемым, порожденным низкой ступенью религиозности и подлежащим преодолению. И совесть права, когда она противится двусмысленности и сомнительным представлениям, возникающим из склонности к демонизму.
   Все же и здесь решающим является наше отношение к Иисусу: признаем ли мы Его окончательно Тем, Кто Сам есть высшая норма, или придерживаемся собственного суждения? Если имеет место последнее, то мы должны согласиться, что Иисус в этом отношении стоит на преодоленной с тех пор ступени сознания, что Он разделял медицинские воззрения Своего времени и т.п. Если же мы мыслим по-христиански, и принимаем Его как начало и норму, то мы прислушаемся к Нему и примем Его поучение. Тем более, раз здесь речь идет не о случайных высказываниях, а о принципиальной позиции Иисуса, которая постоянно проявляется. В основе Его мессианского самопознания лежит необходимость борьбы против сатанинской силы. Он знает, что Он не только должен научить некоей истине и указать некий путь, не только принести живое отношение к религии и установить связь с Богом, но и сломить силы, которые противостоят воле Божией. Для Иисуса речь идет не только о возможности зла, которое заложено в свободе человека, и не только о склонности ко злу, проистекающей из грехов отдельных людей и всего рода человеческого, но и о личной власти, которая принципиально стремится ко злу. Не столько об испорченности самих по себе добрых вещей или обретении злых свойств, но о самом зле. Существует некто, явно противостоящий Богу. Он хочет вырвать мир из Божией власти и даже свергнуть Самого Бога. Но так как Бог есть абсолютное добро, то он стремится отвратить мир от Бога и разрушить его.
   Это имеет в виду Писание, когда говорит, что Сатана создает тьму, непроницаемую для света, исходящего от Бога, что он совращает людей и что он «человекоубийца от начала» (Ин 8.44). Согласно Писанию, он – владыка некоего «царства». Он созидает обращенный во зло противопорядок, при котором между сердцами людей, их духом, их деятельностью и творчеством, их отношением друг к другу и к вещам существует связь, как будто осмысленная, но в действительности противная всякому смыслу. В Евангелии от Иоанна мы находим особенно знаменательные слова о том, что сатана стремится воздвигнуть против святого Царства Божия свое антицарство, некий антимир против возникающего нового творения Божия. Это не имеет ничего общего, например, с романтическим мышлением, которое говорит о «другом полюсе», «противоположном» Богу, о противостоянии темного светлому, злого доброму, представляющемся необходимым для устроения всего целого, поскольку предполагается, что бытие созидается из взаимодействия этих двух сил. Это нехристианские мысли, и к тому же они почти всегда ничем не обоснованы. У Бога нет противоположного Ему полюса. Бог живет в чистой святости и свободе, и Он самодостаточен. Он один истинно Сущий, и нет ничего другого, что существовало бы «рядом» с Ним или «напротив» Его. Сатана – не принцип, не изначальная сила, а отпавшая, взбунтовавшаяся тварь, старающаяся воздвигнуть против Бога безумное царство мнимости и беспорядка. У него, конечно, есть власть, но лишь потому, что человек согрешил. Против сердца, соблюдающего себя в истине и смирении, сатана бессилен. Его власть ограничена пределами распространения человеческого греха. И она продлится лишь до Суда, что само по себе нестерпимо долго, так как каждое мгновение зла ужасающе длительно для людей, которым оно угрожает, но перед лицом вечности – это не более, чем миг. Как предсказывает Апокалипсис, сила эта прейдет «скоро» (Откр 3.11 и 22.7).
   Иисус знает, что Он послан против Сатаны. Тьму, наведенную сатаной, Он должен пронизать светом Божией истины, растворить в Божией любви самоупоение себялюбия и закоренелость ненависти: созидающей силой Божией преодолеть опустошение, производимое злом; Своей святой чистотой усмирить смятение, вызываемое сатаной в чувствах человека. Таким образом, Иисус ведет борьбу со злым духом, стремится проникнуть в совращенную человеческую душу, просветить совесть, разбудить сердце и высвободить добрые силы.
   А сатана сопротивляется. Он даже нападает сам. Уже искушение в пустыне – нападение, цель которого – низвести Иисуса на более низкую ступень его посланничества, превратить в себялюбие Его спасительную волю (Мф 4.1-11). Сатана возбуждает соблазн в сердцах людей. Его стараниями они распаляются. Он ожесточает умы так, что люди не принимают благовестия. Он вводит во внутренний обман, в силу которого они, якобы для соблюдения Славы Божией и Его порядка, восстают на Его Сына. И сатана достигает того, что в момент бесконечных возможностей происходит невообразимое: носитель союза с Богом отказывает Ему в вере, более того – обращается против Вестника Божия и обрекает Его на гибель.
   Но Иисус стоит непоколебимо. В незамутненной ясности Он продолжает нести искупление. Никакой противник не может Его запугать. Возвещаемое Им Он не ослабляет ни на йоту. Он не дает ненависти вовлечь себя в ответную ненависть, насилию – в дух насилия, хитрости – в неправедное лукавство. Он неуклонно возглашает Божию Весть, святую реальность Царства Божия... Поэтому сатана не может одолеть Его суть, но убивает Его, как человека. Однако именно то, что уничтожает великую мессианскую возможность, приносит искупление. Иисус видит, что Своей непосредственной силой Он не пробьет ожесточения. Тут Он «слаб». Любовь, благодать, жизнь, которая есть «свет человеков» (Ин 1.4), «не в силах» пробиться. Так сознание Спасителя возвышается до непостижимого величия жертвы: Он приемлет гибель и превращает ее в искупление. Замышленное на погибель становится во спасение. Из глубины этого сознания Он говорит (Лк 11.21-22): «Когда сильный с оружием охраняет свой дом, тогда в безопасности его имение. Когда же сильнейший его нападет на него и победит его, тогда возьмет все оружие его, на которое он надеялся, и разделит похищенное у него». То же убеждение высказано в Евангелии от Иоанна, когда Христос говорит Своим ученикам: «Мужайтесь: Я победил мир» (Ин 16.33). И еще: «Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон» (Ин 12.31). Эти слова основываются на других, переданных Лукой, повествующим о том, как посланные Им ученики возвращаются и сообщают, что злые духи повиновались им: «Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию» (Лк 10.18). В этом заключен тот же смысл, что и в приведенных Иоанном словах: «Прежде нежели был Авраам, Я есмь» (Ин 8.58).
   Эта борьба скрыта под такими внешними проявлениями, как речь, исцеление, воспитание. Но за внешне воспринимаемой борьбой с видимыми противниками идет борьба таинственная, страшная, недоступная человеческому восприятию. В ней Иисус борется всеми глубинами Своего существа, всеми силами Своего духа, всем накалом Своего сердца, недоступными разуму и чувствам Его близких. Здесь Он в полном одиночестве противостоит противнику в предельно беспощадной борьбе.
   Нам кажется, что, в сущности, Он мог бы легко одолеть врага. Ведь по отношению к духу лжи и бесчестия дух Иисуса не только сильнее, но просто силен. Однако – и здесь нам приоткрывается значение вочеловечения и искупления – задача, поставленная Отцом, была, очевидно, иной. Как видно, искупление должно было произойти не путем прямого вмешательства божественной силы, а посредством вступления Сына человеческого на арену борьбы этого мира; поэтому Он обладал только некоторой, определенной таинственным образом степенью могущества. Видимо, кенозис – «уничижение», как определяет вочеловечение апостол Павел (Флп 2.7), означает, что Отец предназначил Сыну вести борьбу слабым и уязвимым, так, чтобы оставалось неизвестным, победит ли Он, – «победит» в том изначальном смысле, согласно которому стены тьмы падут немедленно, а в порабощенных людских сердцах воссияют истина в духе и любовь. Эта борьба могла быть и проиграна, – тогда само поражение означало бы иную победу, а преодоленность превратилась бы в преодолевающую жертву.
   Среди этой борьбы, ведущейся в страшном напряжении, с предельной бдительностью и всей внутренней силой духа, раздаются слова противников: «Дивился весь народ и говорил: не это ли Христос, Сын Давидов? Фарисеи же, услышав сие, сказали: Он изгоняет бесов не иначе, как силой веельзевула, князя бесовского (Мф 12.23-24).
   Иисус отвечает: разве же вы не видите, как Я противостою сатане? Не видите непримиримой, вечной вражды? Как же можете вы говорить, что во Мне действует он, – а это означало бы, что Мои деяния сочетаются с тем, что делает он, в одном «царстве»? В иные минуты вражда к Богу становится попросту глупой, даже самая умная вражда, в особенности она. В иные минуты, право, если бы ангелы умели насмехаться, с неба послышался бы взрыв хохота над глупостью, овладевающей влиятельными, умными, образованными людьми, когда они становятся безбожниками!
   Но затем прорывается страшная серьезность. Ее источник – то поле битвы, на котором Иисус противостоит Своему исконному врагу, то знание и та готовность, которые превосходят всякое понимание слушателей: «Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает. Посему говорю вам: всякий грех и хула простятся человекам; а хула на Духа не простится человекам... ни в сем веке, ни в будущем» (Мф 12.30-32).
   Что здесь произошло? Эти люди хулили Святого Духа. Они обратились не только против Бога вообще, против Его заповеди, против Его господства, не только против Христа, Его личности, Его проповеди. Его деяний, но и против Духа Божия. Против Его сердца. Против Его духовного склада. Против того, как Он мыслит, как обращается с самим Собой и с людьми... Подумаем о вещах человеческих: можно представить себе, что друг, по недостатку деликатности, причиняет своему другу боль; он несправедливо судит о друге, неосторожно задевает его чувствительные места, и тому подобное. Все это может поколебать дружбу в зависимости от того, как далеко заходит неделикатность или насколько важно то, о чем идет речь. Но совсем иное положение возникло бы, если бы друг стал нападать не только на дело, не только на слова, не только на поведение, но и на духовный склад своего друга, – если бы он ему сказал: у тебя пустое сердце, злое умонастроение, нечистый замысел. Такой упрек, если он произносится серьезно, должен был бы разбить дружбу... Нечто подобное здесь и происходит. В Иисусе действует самый сокровенный духовный склад Бога. Утверждать, что тут действует сатана, значит проявлять, если можно так выразиться, абсолютную злую волю. Так говорить может только человек, дух которого с его внутреннего согласия подпал под власть тьмы. Здесь прощение невозможно, потому что наступило то, что выходит за пределы земного состояния человека: окончательное закоснение во зле.
   Человек нового времени отменил сатану и его царство. Произошло это странным образом. Первым был использован прием осмеяния; постепенно сатану превратили в комическую фигуру. Нечто от этого у нас в крови: ведь почти никогда не удается изобразить черта так, чтобы в этом не проскальзывала насмешка. Первоначально здесь проявлялось христианское чувство: насмешка освобожденного над своим прежним господином. Но эта насмешка веры превратилась в смех неверия, а это вновь служит делу сатаны. Нигде его власть не сильна как там, где люди над ним потешаются. В других случаях ему придали героический вид, наделив его величием зла, возвышенностью отчаяния, превратили его в темную силу, необходимую для плодотворности существования, ту силу, которая «желает зла и творит добро», а потому и достойна своеобразного почитания...
   Или доказывали, что христианское знание относительно сатаны – то же самое, что вера в демонов, которая появляется всюду, на определенных ступенях религиозного развития как следствие определенных психических сдвигов и постепенно преодолевается, исчезает как только человек становится здоровее и свободнее.
   У современного человека есть определенная духовная воля, сознательная, но также и бессознательная, действующая еще глубже. Она требует, чтобы существование было естественным, было сочетанием природных сил и субстанций, – и вместе с тем идеальным сочетанием законов, ценностей, норм. Оно не должно определяться личностным началом. Право быть личностью человек оставляет лишь за собой. В его окружении должны быть представлены только безличная реальность и безличные нормы. Одушевленность природы он допускает только как поэтический вымысел, а если этот последний претендует на серьезность, то объявляет его мифологией и суеверием.
   Христианство же говорит: в конечном итоге бытие должно быть личностным. Оно ждет этого. Но существует некто, желающий все обратить во зло. Он не выступает как таковой; более того, он прячется именно за разум и объективность, старается зачаровать. В науке, стремящейся к объективности, он наводит путаницу, мешающую видеть ясное; порождает нескончаемую цепь противоречий, в которой первое утверждение неизменно опровергается вторым; уничтожает духовную общность так, что исследователь все время предается вслепую работе по своей специальности. Под предлогом технической и человеческой рационализации он превратил современный экономический порядок в механизм, порабощающий людей. Можно было бы также сказать, что, благодаря своему уму, человек стал глупыми, так как средства он принимает за цель и превращает владельца машины в ее слугу. Приходится сказать, что это прекрасная работа демона.
   Можно многое добавить. Правда, трудно это видеть и описать, потому что то, о чем идет речь, искажает зрение и ослепляет. Непоследовательность в поведении, слепота взгляда, холодность сердца, плохая ориентация воли – все это однозначно. Тот, кто поражен этими духовными недугами, будет видеть только объекты, факты, последствия и логику. Врага же он не видит.
   Иисус заставил его остановиться. Он посмотрел ему в глаза и победил. В той мере, в какой мы становимся способными смотреть глазами Христа, мы увидим его. По мере того как живет в нас духом и сердцем Христос, мы низвергаем и покоряем дьявола. Эти мысли, конечно, заставят улыбнуться благоразумных мира сего.
 

8. ПОСЛАНИЕ АПОСТОЛОВ

   Мы уже говорили однажды о том, кто такой апостол, в чем сущность его дела и как он осуществляет свое призвание. Теперь опять вернемся к нему с целью понять посланничество Иисуса. Мы уже видели, что Господь говорил не только народу, а очень скоро собрал вокруг себя узкий кружок учеников и воспитал из них посланников Своего учения – двенадцать апостолов. Кроме того, мы находим у Луки сообщение о еще большем числе учеников и в более широком смысле. О тех и о других сказано, что Иисус их послал.
   О послании двенадцати Марк рассказывает в шестой, Матфей – в десятой, а Лука – в девятой главе. Он их посылает по двое с сообщением, что Царство Небесное приблизилось; он дает им силу исцелять и освобождать души; убеждает их без человеческой помощи, без денег и без насилия приходить, где будут принимать, оставаться и проповедовать там, и возвращаться, если их не принимают. Это уже относится к сравнительно раннему периоду Его общественной деятельности. Через некоторое время Он посылает «семьдесят других» – учеников в более широком смысле слова (Лк 10.1-24). Они тоже должны будут идти по двое, в мире и без насилия. Сначала они будут проповедовать в «весях и городах иудиных»: поскольку они посланы не к язычникам и не к самарянам, а только к еврейскому народу; их предупреждают о том, что их ожидает: они могут быть приняты, и тогда должны нести мир; но могут быть и отвергнуты, и тогда должны будут уйти, и их мир вернется к ним.
   Еще раз говорится о посланничестве тогда, когда повествуется о событиях после Воскресения Иисуса. Иоанн рассказывает, как Иисус при неожиданной встрече говорит, что они должны быть свидетелями того, что они видели и в силе Святого Духа прощать людям их грехи. «Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас»; и Он дует на них, говоря «Примите Духа Святого» (Ин 20.21-22). Непосредственно перед Своим Вознесением Он говорит: «Дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни, до скончания века» (Мф 28.18-20). Теперь по-сланничество распространяется по всему миру, для всех и до конца мира и времени.
   Последний раз говорится о посланничестве, когда Господь повергает на землю Савла-гонителя и призывает его быть апостолом, сосудом избранным, который пронесет перед народами и царями Его имя (Деян 9.15)– событие, которое затем всегда упоминается в речах и письмах апостола.
   Здесь создается глубокая связь. Понимание ее дано нам в словах, сказанных при послании семидесяти двух: «Кто вас принимает, Меня принимает, а кто принимает Меня, принимает Пославшего Меня» (Мф 10.40). Эти слова мы снова слышим после Воскресения:
   «Как Отец Меня послал, так и Я посылаю вас» (Ин 20.21).
   Здесь очевидна святая последовательность посланий. Иисус знает, что Его послал Отец, Живущий в свете неприступном (1 Тим 6.16). Никто не видел Его.
   Только Он, пришедший от Отца, видел Его (Ин 6.46). Отец удален, еще никто Его не достиг, впервые Сын возвещает о Нем. Отец не говорит с нами непосредственно. Его Откровение есть Его Сын, Его живое Слово. Также среди людей Сын становится вестником Отца. Часто последнее, что человек испытывает, будь-то тоска или страх, сила или слабость, так сокровенно в нем, что он сам едва это знает. Но в его Сыне все это вдруг открывается, становится видимым и слышимым. А здесь речь идет о бесконечно больше. Сам Отец остается сокрытым в себе; Его откровение происходит в Сыне. «Кто видит Меня, видит Отца» (Ин 14.9). Каждая попытка непосредственно достичь Отца приводит только к познанию Божества в общем смысле слова. К подлинному Отцу, последней тайне, приходят только через Сына. Для того, чтобы возвещать об Отце, Был послан Иисус... И Он в свою очередь посылает апостолов. Иисус говорит не о Себе, а об Отце. Также и апостолы должны возвещать не о самих себе, но о Христе... Так должно происходить во все времена, до конца мира. Это значит, что «апостолы» должны всегда продолжать свое благовестие: в тех, кто связан с ними преемственностью служения.
   Что происходит, когда говорит апостол? Тогда «приходит» Христос: «Кто вас принимает, принимает Меня» (Мф 10.40). Кто внимательно слушает сказанное апостолом, проникает вместе с ним в понимание Послания, которое приносит Христос: «Кто принимает Меня, тот принимает пославшего Меня», т.е. Отца. Христа нельзя познать абстрактным путем и из преходящих переживаний, но только через Послание, ибо Он не идея, а история. Через апостола приходит Христос. Нельзя как угодно познать Отца как высшее существо или основу всех вещей, потому что Он сокрыт. Но во Христе Он открывается. Ту же святую цепь Христос выявляет и как передачу святой чистоты, как отпущение грехов: «Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас... кому простите грехи, тому простятся» (Ин 20.21-23). Как посредника полноты божественной жизни при возвещении Евхаристии: «Как послал Меня живой Отец, и Я живу Отцем, так и ядущий Меня жить будет Мною» (Ин 6.57). Снова, как связь любви: «Как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас; пребудьте в любви Моей. Если заповеди Мои соблюдете, пребудете в любви Моей, как и Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви» (Ин 15.9-10). И снова: «Кто любит Меня, тот соблюдает слово Мое; и Отец Мой возлюбит его и мы придем к Нему и обитель у Него сотворим... Слово же, которое вы слышите, не есть Мое, но пославшего Меня Отца» (Ин 14.23-24).
   Все это происходит «в Духе Святом». В прощальной беседе Иисус пространно говорит об этом: «Я умолю Отца и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины»... (Ин 14.16-17). «Когда же приидет Утешитель, Которого Я пошлю вам от Отца, Дух истины, Который от Отца исходит, Он будет свидетельствовать о Мне. А также и вы будете свидетельствовать» (Ин 15.26-27). «Святой Дух наставит верующих на всякую истину: ибо не от Себя говорить будет, но будет говорить, что услышит – и будущее возвестит вам. Он прославит Меня, потому что от Моего возьмет и возвестит вам. Все, что имеет Отец, есть Мое; потому Я сказал, что от Моего возьмет и возвестит вам» (Ин 16.13-15). От Христа приходит то, что Дух дает апостолам; из истины и любви Духа дают апостолы всем народам. И в Своем последнем слове перед вознесением Иисус говорит: «Вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли» (Деян 1.8).
   Апостолы посланы в Духе Святом. Лишь через событие Пятидесятницы завершается их Послание. Святой Дух есть живая сущность Бога. Он проницает «и глубины Божий» (1 Кор 2.10). В нем Бог любовью ведает Себя.
   В Духе Святом Отец обладает вечным Своим Словом, Логосом. В нем посланничество Сына совершается в мире, ибо Дева Мария зачала от Духа Святого (Мф 1.18). Через Него Сын входит в человеческую историю как ее подлинное содержание. В Святом Духе на Пятидесятницу Христос раскрывается пониманию апостолов, и в Духе они говорят возвещенное Им слово (Деян 2.1-41). И также в Духе Слово принимается слушателями, так как без Него оно остается услышанным только ухом. Дух хочет войти в святое святых человека, ибо Он сам приходит из глубины Бога и создает эту глубинность.
   В Послании чувствуется большая срочность, сознание, что время пришло: «Поднимите глаза и посмотрите на поля, как они побелели для жатвы» (Ин 4.35). Время ждет, чтобы апостол возвестил о Христе. Наступила полнота времен в ожидании прихода Сына Божьего в мир (Мк 1.15). Об этом же говорит Павел: мир находится в муках рождения и ожидает откровения сынов Божиих (Рим 8.19).
   Следовало ожидать, что слово апостолов будет принято с радостью, однако уже при Послании Двенадцати Иисус подготовливает их к тому, что люди могут Его не принять. При послании семидесяти двух Иисус говорит об этом еще более впечатляюще. Они будут посланы как агнцы среди волков. Над ними будут творить зло и убивающий их будет думать, что он исполняет волю Божию (Мф 10.16-22 и Ин 16.2). Они будут не выше своего Учителя (Мф 10.24-25).
   С ними будет случаться то, о чем говорится в прологе Евангелия от Иоанна: Посланный придет в мир, но мир Его не примет; Он принесет свет, но свет будет объят тьмою. Таким образом апостол разделяет судьбу и божественную тайну Своего Учителя (Ин 13.16; 17.22-26). Слова, в которые обличены послания, дают нам ощущение чего-то доверительного. Что-то бесконечно драгоценное, от которого зависит спасение людей, послано во враждебный мир. Вероятней всего, что с ним обойдутся безжалостно, однако все зависит от того, как его примут. Здесь заключена глубокая тайна, и мы должны постараться проникнуть в нее. Бог всемогущ. Его могущество не отделено от смысла, но могущество и смысл составляют одно. Истина – это Он Сам. Итак, когда это бесконечная Божия истина вещает сама, то она должна была бы подняться во всей своей мощи. Сила истины, которую мы образно называем «Светом», и который должен духовно светить, как солнце над темной землей! Как могут тогда посланники выдержать такое испытание?
   Кажется, что Бог, входя в мир, захотел отказаться от власти. Как будто Его истина перед вратами мира слагает с себя свою непреодолимость и принимает образ, который дает возможность человеку закрыться от нее. Что Божия истина сужает свою бесконечную силу света, обволакивается темнотой, так что взгляд человека может отказаться от истины, находясь перед вратами мира. Может быть, эта слабость самого творения, соответствующая воле Творца, которая ограничивает могущество Создателя. Не надо ли быть уже сильным, чтобы предчувствовать приходящую силу? Не является ли потрясение сильной личностью или событием тем сильнее, чем более силен человек, испытывающий это потрясение. Слабость одного делает другого слабым. Какая же радость для сильного встреча с сильным!.. Итак, может быть, как раз слабость человека делает Бога «слабым». И не только ограниченность человека, но и его грех, его растерянность, его несогласие, его злая воля. Открывающаяся истина требует от слушающего желания истины, чтобы войти в нее. Требовательная святость предполагает готовность к любви в призванном. Когда ее не хватает, то истина связана, свет меркнет, пыл угасает. Так, то, что должно быть противоестественным, становится возможным: свобода выбора перед Богом; возможность решения идти против Бога. Но тогда верить – значит не просто желать Божией истины, но услыхать голос, который исходит именно из «Божией слабости». Иметь святое рыцарство сердца, которое заступается за беззащитную правду; бдительность духа, который узнает истину сквозь тьму; ясновидение любви и предчувствие желания. В том-то и состоит несказанная тайна любви, ибо когда семьдесят вернулись и сообщили о своем посланничестве, у Луки говорится: «В этот час Он возрадовался в Святом Духе и сказал: „Благодарю Тебя, Отче, Господь неба и земли, потому что Ты сокрыл это от мудрых и разумных и открыл младенцам. Да, Отче, ибо таково было благоволение пред Тобою“