Страница:
Только теперь мы понимаем, какие отношения должны, по воле Христа, существовать между искупленными людьми. Как говорит Павел, в совокупности людей открылась та сокровенность, в которой живет Христос, и это и есть Церковь. Она – «тело», а отдельные верующие – ее члены; таким образом, каждый из них становится «членом» другого, его поддержкой и опорой
(Рим 12.5; 1 Кор 12.12-13, Кол 4.4). Что задевает одного, задевает и другого; что полезно одному, благоприятно и для другого, и каждый причастен к судьбе другого. Однако, все это еще сокрыто от нас. Мы этого не видим, но должны в это верить. Это еще не свершилось, а только началось. Поэтому движение происходит с трудом и постоянно наталкивается на сопротивление. Повсюду замкнутость противоборствует поднимающемуся изнутри святому самораскрытию. Всюду холод и тяжесть давят на раскрывающуюся внутреннюю жизнь. Быть «ближним» – значит упразднить взаимоисключающее «я – не ты», «мое – не твое», но не впав при этом в скверную обратную крайность. Быть «ближним» не значит подняться на более высокую ступень того, что по силам и по уму человеку; это означает нечто новое: то, что приходит от Бога и превосходит примитивную логику разграничения и соединения. Это – новая возможность существования: любовь Святого Духа между людьми. Христианская любовь означает не соединение разобщенных «я» и «ты» посредством их слияния в природе или за счет человеческой самоотверженности, но то состояние самоутверждения в самоотдаче, сокровенности и достоинстве, которое даруется Святым Духом.
Цель всего этого – нечто всеобъемлющее: Новое Творение, Новый Человек, Новое Небо и Новая Земля. Это и будет воскресший мир. В нем будет царить и главенствовать то состояние, которое мы попытались предугадать. Все будет существовать «открыто», бесконечно открыто. Но тем самым каждый будет сохранен в чистоте и достоинстве. Все будет принадлежать всем. Каждый будет в другом. Но все будет пребывать в чистоте своего образа, в свободе и благоговении. Все будет едино. Иисус сказал это, когда в тайне Евхаристии Он отдал Себя Своим: все должно быть едино, как Отец в Сыне и Сын в Отце, – как они едино в Духе, так и люди, тем же Духом должны быть едино во Христе (Ин 17.22 слл.). Тогда тайна святейшей триединой жизни проникнет всюду, будет царить везде и станет всем во всем. Творение будет принято в нее и только тогда раскроет себя и станет подлинно самим собой. Произойдет это действием Духа. Он сделает так, что все станет «Невестой» (Откр. 21.19).
Здесь говорится об особом воздействии, которое будет исходить от Духа Святого: Он посвятит учеников в полноту Христовой истины, научит их понимать то, что говорил Христос, возьмет то, что «Его», т.е. образ и дело Христа, и «даст им». Постараемся понять, что под этим подразумевается.
Ученики были с Иисусом все время Его общественного служения. Мы уже говорили о том, как тесно связывала общественная жизнь в древности философа или религиозного учителя с его учениками – теснее, чем жизнь семейная, так что эта последняя полностью оттеснялась на задний план. Так было и между Иисусом и Его учениками. Для Него они были действительно «Свои» и составляли вместе с Ним сплоченную общину. Стоит только вспомнить, что мы вообще никогда не встречаем Господа одного, без Его учеников, – за исключением тех часов, когда Он покидает их, чтобы молиться. Они все время с Ним. Они внемлят Его поучениям и могут, когда толпа расходится, задавать Ему вопросы. Они видят, как Он ведет Себя с людьми богатыми и бедными, больными, попавшими в беду и ищущими совета. Они странствуют с Ним, разделяют с Ним трапезу и сопровождают Его, когда Его куда-нибудь приглашают. Они видят Его лицо, слышат Его голос, знают Его манеру поведения, их пронизывают волны, от Него исходящие, и всю Его судьбу они переживают вместе с Ним. Поэтому можно думать, что они глубоко поняли Его. Может быть не все в Нем, – одно больше, другое меньше, – но все же поняли Его Живую суть. Можно предположить, что они знали, Кто Он и чего хочет, и были внутренне созвучны своему учителю. Но при чтении все время удивляешься, До какой степени это было не так.
Можно было бы сказать, что ученики были с Ним недостаточно долго, что Господь был слишком велик, а новизна Его благовествования была слишком ошеломляющей, чтобы они могли за это короткое время дойти до настоящего понимания, но, что во всяком случае, им то и дело открывался доступ к Нему, и они продвигались все дальше, размышляли о Нем, обменивались мыслями, воспринимали собственную жизнь в свете увиденного и услышанного и таким образом все глубже понимали образ и благовествование Христа. Но и этого не было. Только теперь мы подходим к сути дела: непонимание учеников не порождалось той ситуацией, когда человек пасует перед непосильной задачей; у них просто не было к Господу того отношения, при котором Его только и можно понять правильно: они не веровали по-настоящему. Говоря это, мы, конечно, не забываем об их сердечной теплоте и готовности к жертвам. Ведь они «оставляют все и следуют за Ним», и Господь безоговорочно подтверждает это (Мф 19.27-29). Тем не менее самое главное отсутствует. Они не видят Его Тем, Кто Он есть. Нам необходимо сохранить в чистоте основные понятия. «Вера» в новозаветном смысле означает не только религиозное доверие, почитание, самоотдачу, открытость по отношению к религиозному учителю, но нечто вполне определенное, а именно – требуемое Христом отношение к Нему и к тому Богу, Который через Него говорит. Под «верой» подразумевается не какое-то отношение к религиозному провозвестнику вообще, которым мог бы быть Будда, Заратустра, Моисей или Иисус, но нечто единственное в своем роде: отношение к Иисусу Христу, Сыну Божию, ставшему человеком. И с этого начинается пересмотр масштабов. переворот в душе, перестройка мышления, о чем часто говорит Павел... Но этого-то и недоставало ученикам Иисуса. То, что в конечном итоге составляет веру, отсутствовало. Только теперь их непонимание обретает истинное значение.
Взглянем теперь на учеников, какими они предстают перед нами вскоре после смерти Иисуса. Вот, Петр стоит перед возбужденной толпой, в день Пятидесятницы, перед толпой, собравшейся у дома Марка и желающей знать что произошло (Деян 2.14 слл). Когда мы слышим теперь его речь, кажется, что перед нами другой человек. Он не только стал мужественным и что-то постиг – он относится к Иисусу по-новому: как человек, проникший в глубины познания и теперь свидетельствующий об этом, как получивший власть и власть имеющий. Он говорит не об Иисусе, но, в своем единении с Ним, говорит от Него. Его отношение к Иисусу стало иным, а значит стал иным и он сам. Из Имущего, отдающего себя, вопрошающего, он превратился в верующего... Как это случилось? Не потому, что он размышлял, или переживал, или после долгого смятения снова взял себя в руки, но в силу того, о чем мы говорили: Святой Дух пришел и «взял и возвестил ему» Христа и то, что Христово (Ин 16.15).
А как мы вообще осуществляем познание? Может быть все вопросы на свете просто свалены в одну кучу, и каждый тянет наружу то, что ему сподручнее? А может быть не всем и не все доступно? Кому, например, дано познать то таинственное чередование жизни и смерти, столь могучее и вместе с тем такое хрупкое, которое именуется природой? Конечно, только тому, в ком она живет. От того, кому недостает способности ее ощущать, она ускользает. Такой человек может знать очень многое, может даже заниматься естествознанием, но о самой природе он не знает ничего... Кто понимает музыку? Тот, кто несет ее в себе. Другой может многое знать о ней, может учиться у сведущих людей и даже добиваться, упражняясь, некоторых результатов, но подлинное понимание остается ему недоступным. Кто постигает жизнь великого человека? Только тот, в ком есть нечто от величия, хотя бы тоска по нему. Без этого он лишь коллекционирует факты и даты, но суть остается для него скрытой. Так и здесь, – вернее именно здесь в полной мере постигнуть Христа может только тот, в ком живет то, что Христово.
Откуда приходит Христос? Чем Он живет? Какой силой действует? Святым Духом. Ведь Он через Него вступил в историю: «Дух Святый найдет на Тебя и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим», – сказал Ангел Марии (Лк 1.35). Когда Иисус, начиная Свои деяния, крестился в Иордане, полнота Святого Духа сошла на Него (Мф 3.16-17). Вновь и вновь люди чувствуют в Его словах и деяниях таинственную мощь божественного Духа. Тот же Дух должен войти и в человека, дать ему новое внутреннее содержание, связать его со Христом, чтобы и человек мог «познать» Христа, т.е. начать в Него веровать.
Действием Духа Святого возникает вера. Вера – это не просто углубление или расширение естественного познания, равно как и не общая форма религиозного переживания; она – ответ человека на личность и слово призывающего его Христа. Стать верующим в том смысле, который вкладывается в это выражение Писанием, – значит веровать во Христа. А это предполагает пробуждение в человеке новой жизни: акт этой жизни есть вера. В так называемых речах-прениях, приводимых Евангелием от Иоанна, Иисус утверждает с величайшей настойчивостью, что только тот может понимать и любить, кто рожден от Бога; «Иисус сказал им: если бы Бог был Отец ваш, то вы любили бы Меня, потому что Я от Бога исшел и пришел; ибо Я не Сам от Себя пришел, но Он послал Меня. Почему вы не понимаете речи Моей?.. Если... Я говорю истину, почему вы не верите Мне? Кто от Бога, тот слушает слова Божии. Вы потому не слушаете, что вы не от Бога» (Ин 8.42-47). Сам по себе человек не способен веровать. Вера есть акт нового человека. Только с его появлением она становится возможной. А он рождается только от Бога, точнее – в Духе Святом: «Если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие» (Ин 3.5). В Царствие же Божие входят через веру.
Провозвестник христианского существования – прежде всего Павел. Его Послания говорят о небывалой глубине познания христианской жизни, об опыте превращения человека в христианина. Чрезвычайно важно то, что он говорит о «духовном» человеке в отличие от «плотского» (1 Кор 2). Под словом «духовный» он понимает не духовное в отличие от телесного, и не внутреннее в отличие от внешнего, но искупленное существование, заново возникшее от Духа Святого, в отличие от прежнего, неискупленного. Весь человек – тело и душа, внутреннее и внешнее, пища и питье, так же как и наука, и музыка, и все принадлежащее к высшей культуре, равно как и совесть, и этика, и человеческая любовь – все это «плоть». И наоборот, духовным в Павловом смысле должно стать все: рассудок, сердце и воля человека, его творчество и его действия, его ощущения и телесная жизнь. Духовный человек, говорит Павел, – тайна. Он может судить о плотском человеке, но тот не может судить о Нем. Верующий христианин, живущий новотворче-ством Святого Духа, вполне может понимать мир, но Мир не может понимать его. Это не значит, что он одареннее, умнее или сильнее других, обладает более независимым характером и т.п. Не значит это также, что другие оттого не могут его понять, что он занимается какими-то таинственными вещами, стоит на особой точке зрения или имеет какие-то тайные намерения. Нет, духовный человек способен судить о мире благодаря тому, что он в себе несет начало бытия, укорененное в свободе Христа. Тем самым он видит мир с некоторого расстояния, – позиция, какую в самом мире не может занять никто, даже и наиодареннейший человек. Эта возможность создания вочеловечением Бога и искупительным делом Христа. К нему христианин причастен по благодати, и благодаря этому – в той мере, в какой он действительно христианин – он может «судить» о мире, будь он даже в остальном как угодно прост, беден и необразован. Но этим же своим положением он изъят из суждений мира. Мир его вовсе не «видит». Он видит человека – и кроме того, может быть, нечто странное, или тревожащее, или вызывающее возмущение. Но что это такое, он не знает. Он мог бы узнать это только если бы обратился, но тогда он уже не был бы «миром» в этом смысле... Эту мысль мы, по всей вероятности, поймем правильно, если скажем, что по мере дарованной причастности христианин повторяет жизнь Христа. И то, что было изложено выше об отношении современников к Христу, приложимо в каком-то смысле и к тому, как неверующий относится к верующему. Святой Дух необходим и для того, чтобы понять христианина, ибо и христианское существование может быть постигнуто только в вере.
Не чрезмерна ли эта претензия? Не мним ли мы о себе слишком много? Воистину, нет! Ведь мы не осмеливаемся даже утверждать, что мы верующие. Мы только надеемся на это и знаем, что быть верующим мы можем всегда только «со страхом и трепетом» (Флп 2.12). Но, кроме того, речь идет ведь совсем не о каком-либо личном преимуществе, не о том, что мы одареннее, или умнее, или образованнее, или благороднее, или о чем-нибудь еще в том же роде. В любом отношении христианин может быть превзойден кем угодно. Речь идет вовсе не о чем-то таком, чем мы могли бы «хвалиться» (2 Кор 11.18). То, что в нас есть – если есть – приходит от Бога, притом прежде всего как требование вести новую жизнь. То обновленное состояние, о котором шла речь, не означает никакого волшебства, никакого посвящения в тайные мистерии, никакого прорыва к более высоким формам сознания, вообще ничего подобного. Это – нечто весьма прозаическое: обращение. «Когда человек становится христианином», в него закладывается некое начало. «Быть христианином» – значит проводить его в жизнь: переделывать свое мышление по мышлению Христа, свои стремления по Его стремлениям, свою жизнь по Его примеру – и кто же здесь дерзнет заняться самовосхвалением? Путь к вере нельзя представить себе по схеме: мы – тут, а Христос – там; мы размышляем о Нем, уясняем себе, что Он прав, и решаемся перейти к Нему. Этим путем мы не пришли бы к Нему никогда. Он должен влечь нас к Себе. Мы должны просить Его послать нам Духа, чтобы мы могли прийти к Нему. Мы должны высвободиться из самих себя и решиться на прыжок через пропасть в расчете на то, что Он подхватит нас и привлечет к Себе. Если мы так Думаем и надеемся на это – значит наши чаяния уже начали осуществляться. Ибо даже только надеяться, что Он даст нам возможность веровать в Него, мы Можем только тогда, если Он, в какой-то мере, нам ее Уже дал.
Шум раздается с неба. Но этот «шум» – не земной грохот, как и «облако» при вознесении было не тем атмосферным явлением, которое мы обозначаем этим словом, но небесным светом и одновременно – завесой. Так и шум представляет собой небесное волнение, преизобилие, стремительно изливающееся свыше. Являются «разделяющиеся языки, как бы огненные». Это выражение – тот же лепет, старающийся выразить нечто превозмогающе-таинственное, – нечто радостное, сияющее, придающее силу речи. И это опускается на каждого из собравшихся в горнице, «это» небесное могущество, и в учениках происходит перемена. Их боязливость исчезает. Замкнутость сменяется открытостью. К ним приходит понимание, внутренняя зрелость, готовность говорить, свидетельствовать, бороться... Но исшедшее от Бога волнение ощущается и другими. Перед домом собирается толпа находящихся в это время в Иерусалиме паломников из всех стран. Они хотят знать, что здесь происходит. Тогда выступает Петр и заявляет: тем, что здесь происходит, исполняется обетование пророка, согласно которому Дух прорицания и силы изольется на всех, кто принадлежит Богу (Иоил 3.1 слл.). Ссылаясь и на другие пророчества, он неопровержимо доказывает, что возвещенное в них исполнилось в Том, Кого народ в страшные «часы власти тьмы» предал и послал на смерть. Слушатели потрясены. Они принимают благовествование, а уверовав – и крещение, и юная община, первенец Церкви, появляется на свет (Деян 2.1-13).
Вначале эта община ведет тихую жизнь, внешне пока еще полностью ограничивая себя рамками старой храмовой службы и традиционных обычаев, но в действительности, хоть и не отдавая себе в этом отчета, она уже не принадлежит им внутренне и подготовлена к тому, чтобы идти в будущее своим путем (Деян 2.41-47). Перед этим сообществом, которым овладел Дух, народ испытывает священный трепет, и вместе с тем он любит его (Деян 2.47). Прежние враги Иисуса не изменили своей позиции, но боятся народа. Поэтому они, как отмечается в Деяниях, предпринимают против апостолов две вылазки, которые, однако, ни к чему не приводят (Деян 4.2 и 5.17).
Тем не менее кризис назревает. Первоначально апостолам приходится заботиться обо всем, поэтому на них лежит также и призрение бедных, вдов и сирот. Но обязательства разрастаются так, что наступает момент, когда дальше так продолжаться не может. «Забота о столах» не должна отвлекать их от главных задач, поэтому они назначают помощников, разумных и исполненных Святого Духа людей, которые должны будут нести это служение. Их семь, по числу существующих в городе округов, и называются они диаконами (Деян 6.1-6). Один из них – Стефан. Должно быть, это был чудесный человек. Какой-то просветленной силой веет на нас из повествования о нем. Предание и его восприняло неправильно, как и Иоанна, превратив Стефана в мечтательного и чувствительного юношу. В действительности это был человек, могучий духом, в спорах заставлявший противников ощущать свое бессилие перед его духовной мощью. И вот, вокруг него, объятого властью Святого Духа, сгущается соблазн, и кажется, что мы вновь переживаем случившееся в Назарете в начале общественного служения Иисуса (Деян 6.8-15). Стефана приводят на суд и там он держит речь, о которой Деяния Апостолов сообщают в седьмой главе (Деян 1-53). Уже внешне она производит странное впечатление. В ней есть нечто беспомощное. Она произнесена так, как говорят люди из народа: начиная от Адама, перескакивая с одного на другое, и так расписывая детали, что конца вообще не предвидится; затем сам говорящий это чувствует, и с какого-то мгновения его речь стремительно идет к завершению. Но действовала она, должно быть, непреодолимо, не словами, как таковыми, ибо в них нет ничего особенного, но тем «иным», что в них властно присутствует – шумом и пламенем Пятидесятницы. Стефан начинает с возникновения Священной Истории, прослеживает ее пророчества и обетования вплоть до того дня и заключает: Тот, о Ком там говорилось – это Тот, Кого вы убили, Иисус Назарянин... Тут вспыхивает вся ненависть противников. Дрожа от бешенства, они «скрежетали на него зубами. Стефан же, будучи исполнен Духа Святого, воззрев на небо, увидел славу Божию и Иисуса, стоящего одесную от Бога. И сказал: вот, я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога. Но они, закричав громким голосом, затыкали уши свои, и единодушно устремились на него. И, выведя за город, стали побивать его камнями. Свидетели же положили свои одежды у ног юноши, именем Савла. И побивали камнями Стефана, который молился и говорил: Господи Иисусе! приими дух мой. И, преклонив колени, воскликнул громким голосом: Господи! Не вмени им греха сего! И, сказав сие, почил» (Деян 7.54-60).
Значение этого происшествия трудно переоценить. На Пятидесятницу пробудилась вера. Родилось христианское бытие. Возникло сознание, что наше существование основывается на Христе, что в Нем – начало его и конец. Это сознание переосмысляет прошлое, распространяясь на совокупность всего, что происходило с человечеством. Оно постигает себя не только как единичную жизнь, но как историю. В обеих речах, о которых мы говорим, только что возникшее христианское сознание бросает взгляд назад, на Ветхий Завет, и говорит: «Это принадлежит мне!»
История Ветхого Завета двойственна. С одной стороны, она констатирует, что в первой половине второго тысячелетия небольшое племя переселяется из Палестины в Египет и живет там. Принятое вначале доброжелательно, потом оно порабощается и притесняется пока, разросшись и осознав себя народом, не отправляется назад в Палестину. После завоевания этой страны, за которым следует период смут и кулачного права, возникает царство. Спустя несколько веков насилия и произвола, обе его части гибнут под напором великих восточных держав – Вавилона и Ассирии. Народ изгоняется; после продолжительного плена ему разрешают вернуться, но его сил хватает лишь на кратковременные успехи в борьбе с сирийцами; затем его поглощает Римская империя... Это – история, но еще не «история Ветхого Завета». Та исходит из действий Бога, из Союза, который Он заключил сначала с Авраамом, а затем заново – с Моисеем. Теперь народ становится носителем Божией воли, и с этого времени его история определяется его верностью или неверностью этому Завету. Посланцы Бога все время повторяют: историческое существование народа сводится не только к действию его политических и культурных сил, а также и тех религиозных сил, которые являются естественным выражением психологии народа, но предполагают исполнение Божиего Завета. Те же силы всегда будут восставать против Завета, против его духа и Божиего требования, стремясь самостоятельно определять естественный ход истории. Вследствие этого история народа отмечена своеобразной двойственностью: в сущности она должна быть связана с верой в Откровение, но эта вера постоянно разрушается и оттесняется на задний план второстепенными природными силами. Задача хранения Завета неимоверно трудна, и решить ее можно лишь с помощью Того, Кто ее поставил. Вновь и вновь Бог посылает людей, чтобы подвести народ к пониманию его священной истории, на основании Завета истолковать ему современные события, побудить его к вере и к жизни, согласной с Божиим Заветом – чтобы это дерзание подарило ему возможности, намного превосходящие естественные силы этого крошечного народа, окруженного огромными государствами. Эти люди – пророки – и формируют ветхозаветное историческое сознание. Но сквозь их слова просвечивает один отдаленный образ, образ Мессии, и грядущее за ним состояние – мессианское Царство. Это – цель, к которой должна прийти история. Через смутные времена, через все невзгоды ее чадежда устремлена именно к этому. Но пророкам не Удается выполнить свою задачу. Природа и обстоятельства слишком сильны. Судьба пророков почти всегда трагична. Их отвергают, преследуют, убивают; потом, когда уже слишком поздно, собирают их писания и почитают их как святыню. Мы слышим горький отзвук их судьбы в словах Того, о Ком они говорили
Цель всего этого – нечто всеобъемлющее: Новое Творение, Новый Человек, Новое Небо и Новая Земля. Это и будет воскресший мир. В нем будет царить и главенствовать то состояние, которое мы попытались предугадать. Все будет существовать «открыто», бесконечно открыто. Но тем самым каждый будет сохранен в чистоте и достоинстве. Все будет принадлежать всем. Каждый будет в другом. Но все будет пребывать в чистоте своего образа, в свободе и благоговении. Все будет едино. Иисус сказал это, когда в тайне Евхаристии Он отдал Себя Своим: все должно быть едино, как Отец в Сыне и Сын в Отце, – как они едино в Духе, так и люди, тем же Духом должны быть едино во Христе (Ин 17.22 слл.). Тогда тайна святейшей триединой жизни проникнет всюду, будет царить везде и станет всем во всем. Творение будет принято в нее и только тогда раскроет себя и станет подлинно самим собой. Произойдет это действием Духа. Он сделает так, что все станет «Невестой» (Откр. 21.19).
7. ВЕРА И СВЯТОЙ ДУХ
В прощальных речах Господа нам уже встречались те слова, которые говорят о пришествии Святого Духа. Там сказано: «Сие сказал Я вам, находясь с вами. Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам» (Ин 14.25-26). И еще: «Когда же приидет Утешитель, Которого Я пошлю вам от Отца, Дух истины, Который от Отца исходит, Он будет свидетельствовать о Мне. А также и вы будете свидетельствовать, потому что вы с начала со Мною» (Ин 15. 26-27). И: «А теперь иду к Пославшему Меня, и никто из вас не спрашивает Меня: куда идешь? Но оттого, что Я сказал вам это, печалью исполнилось сердце ваше. Но Я истину говорю вам: лучше для вас, чтобы Я пошел; ибо, если Я не пойду. Утешитель не приидет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам. И Он, придя, обличит мир о грехе и о правде и о суде: о грехе, что не веруют в Меня; о правде, что я иду к Отцу Моему. и уже не увидите Меня; о суде же, что князь мира сего (уже) осужден. Еще многое имею сказать вам; но вы теперь не можете вместить. Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину: ибо не от себя говорить будет, но будет говорить, что услышит, и будущее возвестит вам. Он прославит Меня. потому что от Моего возьмет и возвестит вам». (Ин 16.5-14).Здесь говорится об особом воздействии, которое будет исходить от Духа Святого: Он посвятит учеников в полноту Христовой истины, научит их понимать то, что говорил Христос, возьмет то, что «Его», т.е. образ и дело Христа, и «даст им». Постараемся понять, что под этим подразумевается.
Ученики были с Иисусом все время Его общественного служения. Мы уже говорили о том, как тесно связывала общественная жизнь в древности философа или религиозного учителя с его учениками – теснее, чем жизнь семейная, так что эта последняя полностью оттеснялась на задний план. Так было и между Иисусом и Его учениками. Для Него они были действительно «Свои» и составляли вместе с Ним сплоченную общину. Стоит только вспомнить, что мы вообще никогда не встречаем Господа одного, без Его учеников, – за исключением тех часов, когда Он покидает их, чтобы молиться. Они все время с Ним. Они внемлят Его поучениям и могут, когда толпа расходится, задавать Ему вопросы. Они видят, как Он ведет Себя с людьми богатыми и бедными, больными, попавшими в беду и ищущими совета. Они странствуют с Ним, разделяют с Ним трапезу и сопровождают Его, когда Его куда-нибудь приглашают. Они видят Его лицо, слышат Его голос, знают Его манеру поведения, их пронизывают волны, от Него исходящие, и всю Его судьбу они переживают вместе с Ним. Поэтому можно думать, что они глубоко поняли Его. Может быть не все в Нем, – одно больше, другое меньше, – но все же поняли Его Живую суть. Можно предположить, что они знали, Кто Он и чего хочет, и были внутренне созвучны своему учителю. Но при чтении все время удивляешься, До какой степени это было не так.
Можно было бы сказать, что ученики были с Ним недостаточно долго, что Господь был слишком велик, а новизна Его благовествования была слишком ошеломляющей, чтобы они могли за это короткое время дойти до настоящего понимания, но, что во всяком случае, им то и дело открывался доступ к Нему, и они продвигались все дальше, размышляли о Нем, обменивались мыслями, воспринимали собственную жизнь в свете увиденного и услышанного и таким образом все глубже понимали образ и благовествование Христа. Но и этого не было. Только теперь мы подходим к сути дела: непонимание учеников не порождалось той ситуацией, когда человек пасует перед непосильной задачей; у них просто не было к Господу того отношения, при котором Его только и можно понять правильно: они не веровали по-настоящему. Говоря это, мы, конечно, не забываем об их сердечной теплоте и готовности к жертвам. Ведь они «оставляют все и следуют за Ним», и Господь безоговорочно подтверждает это (Мф 19.27-29). Тем не менее самое главное отсутствует. Они не видят Его Тем, Кто Он есть. Нам необходимо сохранить в чистоте основные понятия. «Вера» в новозаветном смысле означает не только религиозное доверие, почитание, самоотдачу, открытость по отношению к религиозному учителю, но нечто вполне определенное, а именно – требуемое Христом отношение к Нему и к тому Богу, Который через Него говорит. Под «верой» подразумевается не какое-то отношение к религиозному провозвестнику вообще, которым мог бы быть Будда, Заратустра, Моисей или Иисус, но нечто единственное в своем роде: отношение к Иисусу Христу, Сыну Божию, ставшему человеком. И с этого начинается пересмотр масштабов. переворот в душе, перестройка мышления, о чем часто говорит Павел... Но этого-то и недоставало ученикам Иисуса. То, что в конечном итоге составляет веру, отсутствовало. Только теперь их непонимание обретает истинное значение.
Взглянем теперь на учеников, какими они предстают перед нами вскоре после смерти Иисуса. Вот, Петр стоит перед возбужденной толпой, в день Пятидесятницы, перед толпой, собравшейся у дома Марка и желающей знать что произошло (Деян 2.14 слл). Когда мы слышим теперь его речь, кажется, что перед нами другой человек. Он не только стал мужественным и что-то постиг – он относится к Иисусу по-новому: как человек, проникший в глубины познания и теперь свидетельствующий об этом, как получивший власть и власть имеющий. Он говорит не об Иисусе, но, в своем единении с Ним, говорит от Него. Его отношение к Иисусу стало иным, а значит стал иным и он сам. Из Имущего, отдающего себя, вопрошающего, он превратился в верующего... Как это случилось? Не потому, что он размышлял, или переживал, или после долгого смятения снова взял себя в руки, но в силу того, о чем мы говорили: Святой Дух пришел и «взял и возвестил ему» Христа и то, что Христово (Ин 16.15).
А как мы вообще осуществляем познание? Может быть все вопросы на свете просто свалены в одну кучу, и каждый тянет наружу то, что ему сподручнее? А может быть не всем и не все доступно? Кому, например, дано познать то таинственное чередование жизни и смерти, столь могучее и вместе с тем такое хрупкое, которое именуется природой? Конечно, только тому, в ком она живет. От того, кому недостает способности ее ощущать, она ускользает. Такой человек может знать очень многое, может даже заниматься естествознанием, но о самой природе он не знает ничего... Кто понимает музыку? Тот, кто несет ее в себе. Другой может многое знать о ней, может учиться у сведущих людей и даже добиваться, упражняясь, некоторых результатов, но подлинное понимание остается ему недоступным. Кто постигает жизнь великого человека? Только тот, в ком есть нечто от величия, хотя бы тоска по нему. Без этого он лишь коллекционирует факты и даты, но суть остается для него скрытой. Так и здесь, – вернее именно здесь в полной мере постигнуть Христа может только тот, в ком живет то, что Христово.
Откуда приходит Христос? Чем Он живет? Какой силой действует? Святым Духом. Ведь Он через Него вступил в историю: «Дух Святый найдет на Тебя и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим», – сказал Ангел Марии (Лк 1.35). Когда Иисус, начиная Свои деяния, крестился в Иордане, полнота Святого Духа сошла на Него (Мф 3.16-17). Вновь и вновь люди чувствуют в Его словах и деяниях таинственную мощь божественного Духа. Тот же Дух должен войти и в человека, дать ему новое внутреннее содержание, связать его со Христом, чтобы и человек мог «познать» Христа, т.е. начать в Него веровать.
Действием Духа Святого возникает вера. Вера – это не просто углубление или расширение естественного познания, равно как и не общая форма религиозного переживания; она – ответ человека на личность и слово призывающего его Христа. Стать верующим в том смысле, который вкладывается в это выражение Писанием, – значит веровать во Христа. А это предполагает пробуждение в человеке новой жизни: акт этой жизни есть вера. В так называемых речах-прениях, приводимых Евангелием от Иоанна, Иисус утверждает с величайшей настойчивостью, что только тот может понимать и любить, кто рожден от Бога; «Иисус сказал им: если бы Бог был Отец ваш, то вы любили бы Меня, потому что Я от Бога исшел и пришел; ибо Я не Сам от Себя пришел, но Он послал Меня. Почему вы не понимаете речи Моей?.. Если... Я говорю истину, почему вы не верите Мне? Кто от Бога, тот слушает слова Божии. Вы потому не слушаете, что вы не от Бога» (Ин 8.42-47). Сам по себе человек не способен веровать. Вера есть акт нового человека. Только с его появлением она становится возможной. А он рождается только от Бога, точнее – в Духе Святом: «Если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие» (Ин 3.5). В Царствие же Божие входят через веру.
Провозвестник христианского существования – прежде всего Павел. Его Послания говорят о небывалой глубине познания христианской жизни, об опыте превращения человека в христианина. Чрезвычайно важно то, что он говорит о «духовном» человеке в отличие от «плотского» (1 Кор 2). Под словом «духовный» он понимает не духовное в отличие от телесного, и не внутреннее в отличие от внешнего, но искупленное существование, заново возникшее от Духа Святого, в отличие от прежнего, неискупленного. Весь человек – тело и душа, внутреннее и внешнее, пища и питье, так же как и наука, и музыка, и все принадлежащее к высшей культуре, равно как и совесть, и этика, и человеческая любовь – все это «плоть». И наоборот, духовным в Павловом смысле должно стать все: рассудок, сердце и воля человека, его творчество и его действия, его ощущения и телесная жизнь. Духовный человек, говорит Павел, – тайна. Он может судить о плотском человеке, но тот не может судить о Нем. Верующий христианин, живущий новотворче-ством Святого Духа, вполне может понимать мир, но Мир не может понимать его. Это не значит, что он одареннее, умнее или сильнее других, обладает более независимым характером и т.п. Не значит это также, что другие оттого не могут его понять, что он занимается какими-то таинственными вещами, стоит на особой точке зрения или имеет какие-то тайные намерения. Нет, духовный человек способен судить о мире благодаря тому, что он в себе несет начало бытия, укорененное в свободе Христа. Тем самым он видит мир с некоторого расстояния, – позиция, какую в самом мире не может занять никто, даже и наиодареннейший человек. Эта возможность создания вочеловечением Бога и искупительным делом Христа. К нему христианин причастен по благодати, и благодаря этому – в той мере, в какой он действительно христианин – он может «судить» о мире, будь он даже в остальном как угодно прост, беден и необразован. Но этим же своим положением он изъят из суждений мира. Мир его вовсе не «видит». Он видит человека – и кроме того, может быть, нечто странное, или тревожащее, или вызывающее возмущение. Но что это такое, он не знает. Он мог бы узнать это только если бы обратился, но тогда он уже не был бы «миром» в этом смысле... Эту мысль мы, по всей вероятности, поймем правильно, если скажем, что по мере дарованной причастности христианин повторяет жизнь Христа. И то, что было изложено выше об отношении современников к Христу, приложимо в каком-то смысле и к тому, как неверующий относится к верующему. Святой Дух необходим и для того, чтобы понять христианина, ибо и христианское существование может быть постигнуто только в вере.
Не чрезмерна ли эта претензия? Не мним ли мы о себе слишком много? Воистину, нет! Ведь мы не осмеливаемся даже утверждать, что мы верующие. Мы только надеемся на это и знаем, что быть верующим мы можем всегда только «со страхом и трепетом» (Флп 2.12). Но, кроме того, речь идет ведь совсем не о каком-либо личном преимуществе, не о том, что мы одареннее, или умнее, или образованнее, или благороднее, или о чем-нибудь еще в том же роде. В любом отношении христианин может быть превзойден кем угодно. Речь идет вовсе не о чем-то таком, чем мы могли бы «хвалиться» (2 Кор 11.18). То, что в нас есть – если есть – приходит от Бога, притом прежде всего как требование вести новую жизнь. То обновленное состояние, о котором шла речь, не означает никакого волшебства, никакого посвящения в тайные мистерии, никакого прорыва к более высоким формам сознания, вообще ничего подобного. Это – нечто весьма прозаическое: обращение. «Когда человек становится христианином», в него закладывается некое начало. «Быть христианином» – значит проводить его в жизнь: переделывать свое мышление по мышлению Христа, свои стремления по Его стремлениям, свою жизнь по Его примеру – и кто же здесь дерзнет заняться самовосхвалением? Путь к вере нельзя представить себе по схеме: мы – тут, а Христос – там; мы размышляем о Нем, уясняем себе, что Он прав, и решаемся перейти к Нему. Этим путем мы не пришли бы к Нему никогда. Он должен влечь нас к Себе. Мы должны просить Его послать нам Духа, чтобы мы могли прийти к Нему. Мы должны высвободиться из самих себя и решиться на прыжок через пропасть в расчете на то, что Он подхватит нас и привлечет к Себе. Если мы так Думаем и надеемся на это – значит наши чаяния уже начали осуществляться. Ибо даже только надеяться, что Он даст нам возможность веровать в Него, мы Можем только тогда, если Он, в какой-то мере, нам ее Уже дал.
8. ВЛАДЫКА ИСТОРИИ
Среди книг Нового Завета есть одна, исполненная жизни в особой степени: она повествует о начальном периоде христианства. Это изложенные евангелистом Лукой Деяния Апостолов [4]. В них описано, как Христос, Которому при жизни был закрыт доступ к человеческому существованию, ибо доступ к Богу открывается верой, – получает его Святым Духом. Пытаясь найти слова, которые могли бы дать нам представление о непостижимом, автор описывает таинственное событие, приуроченное к празднику Пятидесятницы и выходящее за пределы всего привычного: «При наступлении дня Пятидесятницы все они были единодушно вместе. И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святаго, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещавать. В Иерусалиме же находились Иудеи, люди набожные, из всякого народа под небесами. Когда сделался этот шум, собрался народ, и пришел в смятение; ибо каждый слышал их говорящих его наречием. И все изумлялись и дивились, говоря между собою: сии говорящие не все ли Галилеяне? Как же мы слышим каждый собственное наречие, в котором родились, Парфяне, и Мидяне, и Еламиты, и жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Асии, Фригии и Памфилии, Египта и частей Ливии, прилежащих к Киринее, и пришедшие из Рима, (прирожденные) Иудеи и прозелиты, Критяне и Аравитяне, слышим их нашими языками говорящих о великих делах Божиих? И изумлялись все и, недоумевая, говорили друг другу: что это значит? А иные; насмехаясь, говорили: они напились сладкого вина» (Деян 2.1-13).Шум раздается с неба. Но этот «шум» – не земной грохот, как и «облако» при вознесении было не тем атмосферным явлением, которое мы обозначаем этим словом, но небесным светом и одновременно – завесой. Так и шум представляет собой небесное волнение, преизобилие, стремительно изливающееся свыше. Являются «разделяющиеся языки, как бы огненные». Это выражение – тот же лепет, старающийся выразить нечто превозмогающе-таинственное, – нечто радостное, сияющее, придающее силу речи. И это опускается на каждого из собравшихся в горнице, «это» небесное могущество, и в учениках происходит перемена. Их боязливость исчезает. Замкнутость сменяется открытостью. К ним приходит понимание, внутренняя зрелость, готовность говорить, свидетельствовать, бороться... Но исшедшее от Бога волнение ощущается и другими. Перед домом собирается толпа находящихся в это время в Иерусалиме паломников из всех стран. Они хотят знать, что здесь происходит. Тогда выступает Петр и заявляет: тем, что здесь происходит, исполняется обетование пророка, согласно которому Дух прорицания и силы изольется на всех, кто принадлежит Богу (Иоил 3.1 слл.). Ссылаясь и на другие пророчества, он неопровержимо доказывает, что возвещенное в них исполнилось в Том, Кого народ в страшные «часы власти тьмы» предал и послал на смерть. Слушатели потрясены. Они принимают благовествование, а уверовав – и крещение, и юная община, первенец Церкви, появляется на свет (Деян 2.1-13).
Вначале эта община ведет тихую жизнь, внешне пока еще полностью ограничивая себя рамками старой храмовой службы и традиционных обычаев, но в действительности, хоть и не отдавая себе в этом отчета, она уже не принадлежит им внутренне и подготовлена к тому, чтобы идти в будущее своим путем (Деян 2.41-47). Перед этим сообществом, которым овладел Дух, народ испытывает священный трепет, и вместе с тем он любит его (Деян 2.47). Прежние враги Иисуса не изменили своей позиции, но боятся народа. Поэтому они, как отмечается в Деяниях, предпринимают против апостолов две вылазки, которые, однако, ни к чему не приводят (Деян 4.2 и 5.17).
Тем не менее кризис назревает. Первоначально апостолам приходится заботиться обо всем, поэтому на них лежит также и призрение бедных, вдов и сирот. Но обязательства разрастаются так, что наступает момент, когда дальше так продолжаться не может. «Забота о столах» не должна отвлекать их от главных задач, поэтому они назначают помощников, разумных и исполненных Святого Духа людей, которые должны будут нести это служение. Их семь, по числу существующих в городе округов, и называются они диаконами (Деян 6.1-6). Один из них – Стефан. Должно быть, это был чудесный человек. Какой-то просветленной силой веет на нас из повествования о нем. Предание и его восприняло неправильно, как и Иоанна, превратив Стефана в мечтательного и чувствительного юношу. В действительности это был человек, могучий духом, в спорах заставлявший противников ощущать свое бессилие перед его духовной мощью. И вот, вокруг него, объятого властью Святого Духа, сгущается соблазн, и кажется, что мы вновь переживаем случившееся в Назарете в начале общественного служения Иисуса (Деян 6.8-15). Стефана приводят на суд и там он держит речь, о которой Деяния Апостолов сообщают в седьмой главе (Деян 1-53). Уже внешне она производит странное впечатление. В ней есть нечто беспомощное. Она произнесена так, как говорят люди из народа: начиная от Адама, перескакивая с одного на другое, и так расписывая детали, что конца вообще не предвидится; затем сам говорящий это чувствует, и с какого-то мгновения его речь стремительно идет к завершению. Но действовала она, должно быть, непреодолимо, не словами, как таковыми, ибо в них нет ничего особенного, но тем «иным», что в них властно присутствует – шумом и пламенем Пятидесятницы. Стефан начинает с возникновения Священной Истории, прослеживает ее пророчества и обетования вплоть до того дня и заключает: Тот, о Ком там говорилось – это Тот, Кого вы убили, Иисус Назарянин... Тут вспыхивает вся ненависть противников. Дрожа от бешенства, они «скрежетали на него зубами. Стефан же, будучи исполнен Духа Святого, воззрев на небо, увидел славу Божию и Иисуса, стоящего одесную от Бога. И сказал: вот, я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога. Но они, закричав громким голосом, затыкали уши свои, и единодушно устремились на него. И, выведя за город, стали побивать его камнями. Свидетели же положили свои одежды у ног юноши, именем Савла. И побивали камнями Стефана, который молился и говорил: Господи Иисусе! приими дух мой. И, преклонив колени, воскликнул громким голосом: Господи! Не вмени им греха сего! И, сказав сие, почил» (Деян 7.54-60).
Значение этого происшествия трудно переоценить. На Пятидесятницу пробудилась вера. Родилось христианское бытие. Возникло сознание, что наше существование основывается на Христе, что в Нем – начало его и конец. Это сознание переосмысляет прошлое, распространяясь на совокупность всего, что происходило с человечеством. Оно постигает себя не только как единичную жизнь, но как историю. В обеих речах, о которых мы говорим, только что возникшее христианское сознание бросает взгляд назад, на Ветхий Завет, и говорит: «Это принадлежит мне!»
История Ветхого Завета двойственна. С одной стороны, она констатирует, что в первой половине второго тысячелетия небольшое племя переселяется из Палестины в Египет и живет там. Принятое вначале доброжелательно, потом оно порабощается и притесняется пока, разросшись и осознав себя народом, не отправляется назад в Палестину. После завоевания этой страны, за которым следует период смут и кулачного права, возникает царство. Спустя несколько веков насилия и произвола, обе его части гибнут под напором великих восточных держав – Вавилона и Ассирии. Народ изгоняется; после продолжительного плена ему разрешают вернуться, но его сил хватает лишь на кратковременные успехи в борьбе с сирийцами; затем его поглощает Римская империя... Это – история, но еще не «история Ветхого Завета». Та исходит из действий Бога, из Союза, который Он заключил сначала с Авраамом, а затем заново – с Моисеем. Теперь народ становится носителем Божией воли, и с этого времени его история определяется его верностью или неверностью этому Завету. Посланцы Бога все время повторяют: историческое существование народа сводится не только к действию его политических и культурных сил, а также и тех религиозных сил, которые являются естественным выражением психологии народа, но предполагают исполнение Божиего Завета. Те же силы всегда будут восставать против Завета, против его духа и Божиего требования, стремясь самостоятельно определять естественный ход истории. Вследствие этого история народа отмечена своеобразной двойственностью: в сущности она должна быть связана с верой в Откровение, но эта вера постоянно разрушается и оттесняется на задний план второстепенными природными силами. Задача хранения Завета неимоверно трудна, и решить ее можно лишь с помощью Того, Кто ее поставил. Вновь и вновь Бог посылает людей, чтобы подвести народ к пониманию его священной истории, на основании Завета истолковать ему современные события, побудить его к вере и к жизни, согласной с Божиим Заветом – чтобы это дерзание подарило ему возможности, намного превосходящие естественные силы этого крошечного народа, окруженного огромными государствами. Эти люди – пророки – и формируют ветхозаветное историческое сознание. Но сквозь их слова просвечивает один отдаленный образ, образ Мессии, и грядущее за ним состояние – мессианское Царство. Это – цель, к которой должна прийти история. Через смутные времена, через все невзгоды ее чадежда устремлена именно к этому. Но пророкам не Удается выполнить свою задачу. Природа и обстоятельства слишком сильны. Судьба пророков почти всегда трагична. Их отвергают, преследуют, убивают; потом, когда уже слишком поздно, собирают их писания и почитают их как святыню. Мы слышим горький отзвук их судьбы в словах Того, о Ком они говорили