Страница:
Прежде, чем вопросы Верны посыпались градом, Ричард обратился к генералу.
— И последнее. Теперь, когда у них на пути нет армии, я уверен, что Джегань попытается взять Народный Дворец.
Генерал Мейфферт почесал белокурую голову, обдумывая сказанное.
— Возможно, — он посмотрел вверх, — но Дворец расположен на огромном плато. К нему есть только два входа: маленькая дорога с разводным мостом и большие внутренние двери. Если двери будут закрыты, этим путём никто не пройдёт. А дорога довольно бесполезна для вооружённого нападения.
— Тем не менее, на всякий случай, мы отправим часть наших лучших воинов во дворец, как подкрепление. Когда мы уйдём на юг, генерал Тримак и внутренняя гвардия окажутся лицом к лицу со всей армией Джеганя.
— Атаковать Дворец? — генерал скептически покачал головой. — Он неприступен.
— У Джеганя есть одарённые, — напомнила ему Кара, — и не забывайте, Лорд Рал, те Сёстры проделывали это раньше. Помните, в самом начале?
Прежде, чем Ричард успел ответить, Верна перехватила его руку и развернула к себе, одарив хмурым взглядом.
— Почему Сёстры запустили заклинание, о котором вы упоминали, эту Огненную Цепь?
— Чтобы заставить людей забыть, что Кэлен существует.
— Но зачем им это нужно?
Ричард вздохнул.
— Сестра Улиция хотела, чтобы Кэлен украла из Народного Дворца шкатулки Одена. Заклинание Огненной Цепи делает человека невидимым. Из-за него никто не помнит Кэлен. Никто не помнит, как она вошла в Сад Жизни и забрала шкатулки.
— Забрала шкатулки… — Верна удивлённо моргнула — Ради всего святого, зачем?
— Сестра Улиция ввела их в игру — сказала Никки.
— Милостивый Создатель — сказала Верна и прижала руку ко лбу — я оставлю там несколько Сестёр со строгими инструкциями.
— Возможно, ты должна быть одной из них, — сказал Ричард. Он выглянул наружу. Поднялся ветер и принёс с собой косой дождь.
— Мы не можем позволить Дворцу пасть. Порождение разрушений в Древнем Мире — достаточно простое дело для Сестёр. Защита Дворца от орды Джеганя и его одарённых, возможно, задача намного более сложная.
— Наверное, ты прав, — согласилась Верна и собрала растрепанные ветром волнистые волосы, упавшие ей на лицо. — А пока я подумаю, что можно сделать, чтобы остановить Улицию и её Сестёр Тьмы.
Ричард посмотрел на Никки и Кару, затем на мужчин снаружи, которые готовились исполнить свою новую миссию.
— Мне нужно вернуться.
Генерал Мейфферт ударил кулаком в грудь.
— Мы будем сталью против стали, Лорд Рал, что бы вы могли быть магией против магии.
Верна коснулась щеки Ричарда, в её карих глазах было понимание.
— Береги себя, Ричард. Мы все нуждаемся в тебе.
Он кивнул и тепло улыбнулся ей. В этой улыбке было гораздо больше, чем можно было выразить словами.
Рука генерала Мейфферта скользнула вокруг талии Кары.
— Могу ли я проводить Вас к лошадям?
Кара очень женственно улыбнулась ему.
— Думаю, что мы бы хотели этого.
Никки натянула капюшон плаща, готовясь выходить под ливень. Она посмотрела на Ричарда и подозрительно нахмурилась.
— Откуда ты взял эту идею с призрачными легионами?
Он положил руку на её талию и повёл под ливень.
— Шота подкинула. Она сказала, что я должен прекратить преследовать призраков. Она имела в виду, что фантом нельзя найти, его нельзя поймать. Я хочу, что бы эти люди стали фантомами.
Прежде, чем они побежали к лошадям, Никки мягко положила руку ему на плечо.
— Ты все сделал правильно, Ричард.
Должно быть, она прочла боль в его глазах.
Глава 26
Глава 27
— И последнее. Теперь, когда у них на пути нет армии, я уверен, что Джегань попытается взять Народный Дворец.
Генерал Мейфферт почесал белокурую голову, обдумывая сказанное.
— Возможно, — он посмотрел вверх, — но Дворец расположен на огромном плато. К нему есть только два входа: маленькая дорога с разводным мостом и большие внутренние двери. Если двери будут закрыты, этим путём никто не пройдёт. А дорога довольно бесполезна для вооружённого нападения.
— Тем не менее, на всякий случай, мы отправим часть наших лучших воинов во дворец, как подкрепление. Когда мы уйдём на юг, генерал Тримак и внутренняя гвардия окажутся лицом к лицу со всей армией Джеганя.
— Атаковать Дворец? — генерал скептически покачал головой. — Он неприступен.
— У Джеганя есть одарённые, — напомнила ему Кара, — и не забывайте, Лорд Рал, те Сёстры проделывали это раньше. Помните, в самом начале?
Прежде, чем Ричард успел ответить, Верна перехватила его руку и развернула к себе, одарив хмурым взглядом.
— Почему Сёстры запустили заклинание, о котором вы упоминали, эту Огненную Цепь?
— Чтобы заставить людей забыть, что Кэлен существует.
— Но зачем им это нужно?
Ричард вздохнул.
— Сестра Улиция хотела, чтобы Кэлен украла из Народного Дворца шкатулки Одена. Заклинание Огненной Цепи делает человека невидимым. Из-за него никто не помнит Кэлен. Никто не помнит, как она вошла в Сад Жизни и забрала шкатулки.
— Забрала шкатулки… — Верна удивлённо моргнула — Ради всего святого, зачем?
— Сестра Улиция ввела их в игру — сказала Никки.
— Милостивый Создатель — сказала Верна и прижала руку ко лбу — я оставлю там несколько Сестёр со строгими инструкциями.
— Возможно, ты должна быть одной из них, — сказал Ричард. Он выглянул наружу. Поднялся ветер и принёс с собой косой дождь.
— Мы не можем позволить Дворцу пасть. Порождение разрушений в Древнем Мире — достаточно простое дело для Сестёр. Защита Дворца от орды Джеганя и его одарённых, возможно, задача намного более сложная.
— Наверное, ты прав, — согласилась Верна и собрала растрепанные ветром волнистые волосы, упавшие ей на лицо. — А пока я подумаю, что можно сделать, чтобы остановить Улицию и её Сестёр Тьмы.
Ричард посмотрел на Никки и Кару, затем на мужчин снаружи, которые готовились исполнить свою новую миссию.
— Мне нужно вернуться.
Генерал Мейфферт ударил кулаком в грудь.
— Мы будем сталью против стали, Лорд Рал, что бы вы могли быть магией против магии.
Верна коснулась щеки Ричарда, в её карих глазах было понимание.
— Береги себя, Ричард. Мы все нуждаемся в тебе.
Он кивнул и тепло улыбнулся ей. В этой улыбке было гораздо больше, чем можно было выразить словами.
Рука генерала Мейфферта скользнула вокруг талии Кары.
— Могу ли я проводить Вас к лошадям?
Кара очень женственно улыбнулась ему.
— Думаю, что мы бы хотели этого.
Никки натянула капюшон плаща, готовясь выходить под ливень. Она посмотрела на Ричарда и подозрительно нахмурилась.
— Откуда ты взял эту идею с призрачными легионами?
Он положил руку на её талию и повёл под ливень.
— Шота подкинула. Она сказала, что я должен прекратить преследовать призраков. Она имела в виду, что фантом нельзя найти, его нельзя поймать. Я хочу, что бы эти люди стали фантомами.
Прежде, чем они побежали к лошадям, Никки мягко положила руку ему на плечо.
— Ты все сделал правильно, Ричард.
Должно быть, она прочла боль в его глазах.
Глава 26
Рэчел зевнула. Словно ниоткуда, появилась Виолетта и с размаху дала ей такую затрещину, что Рэчел свалилась с камня, на котором сидела.
Оглушённая, Рэчел приподнялась. Опираясь на одну руку, другой она держалась за щёку, ожидая пока одуряющая боль ослабит хватку, а всё окружающее перестанет расплываться. Довольная результатом, Виолетта вернулась к работе. Сознание Рэчел было так затуманено от недосыпания, что она перестала следить за происходящим, позволив Виолетте застать себя врасплох. Глаза защипало от подступивших слёз, но Рэчел прекрасно понимала, что нельзя показывать, как ей больно. Нельзя даже ничего говорить.
— Зевать невежливо — в лучшем случае; и неуважительно — в худшем. — Виолетта повернула к Рэчел откормленное лицо. — Если ты не будешь вести себя подобающе, тогда в следующий раз я воспользуюсь плетью.
— Да, королева Виолетта. — Покорно ответила Рэчел. Она слишком хорошо знала, что это не пустая угроза.
Рэчел так устала, что с трудом держала глаза открытыми. Когда-то она уже была «игрушкой» Виолетты, но теперь, кажется, стала просто объектом издевательств. Виолетта была полностью поглощена местью. На ночь она закрепляла у Рэчел во рту особое металлическое приспособление. Это было ужасное испытание. Её заставляли продевать язык в клювообразный зажим образованный двумя плоскими шершавыми кусками железа. Затем язык зажимали, как клещами.
Рэчел скоро усвоила, что сопротивление могло привести лишь к порке. А потом стражники силой открывали ей рот и щипцами всё равно протаскивали язык в зажим. Было очень больно. В конце концов, стражники всегда побеждали: язык некуда было спрятать. Потом вокруг её головы застёгивали железную маску, прикреплённую к зажиму, чтобы полностью обездвижить язык.
После такого Рэчел не могла говорить, ей было трудно даже глотать.
Затем Виолетта закрывала её на ночь в старом железном сундуке. Она говорила, что хочет показать Рэчел, каково быть немой и постоянно испытывать боль. И Рэчел было больно. Постоянное пребывание в железной клетке по ночам, с жутким устройством, сжимающим язык, почти лишило её рассудка. Поначалу, до безумия напуганная пленом и чувством одиночества, не имея возможности выбраться и избавиться от кошмарного механизма, Рэчел постоянно плакала. Виолетта же, посмеиваясь, накидывала на сундук тяжёлый ковёр, чтобы заглушить крики. От плача, зажатому в клещи языку становилось ещё больнее, он даже стал кровоточить.
А окончательно Рэчел прекратила плакать, когда Виолетта сквозь маленькое окошко пригрозила, что велит Сикс и в самом деле отрезать ей язык, если она не замолчит. Рэчел не сомневалась, что ведьма выполнит приказ. После этого случая она больше не кричала и не плакала. Вместо этого девочка сворачивалась клубочком в своей железной темнице и вспоминала всё, чему её учил Чейз. Вспоминала, пока эти мысли не успокаивали её.
Чейз сказал бы, что Рэчел не должна думать о своём положении. Нужно просто дождаться случая, когда она сможет найти из него выход. Чейз учил её следить за поведением людей и искать моменты, когда они не обращают на тебя внимания. Этим она и занималась каждую ночь, лёжа в железном сундуке, не в силах заснуть. И ждала утра, когда люди вытащат её из ящика и снимут на день страшное устройство.
Из-за того, что ее язык был ободран и кровоточил, Рэчел с трудом могла есть, хотя еды ей и так давали немного. Каждое утро, после того, как снимали зажим, язык часами болезненно пульсировал. Челюсти тоже болели, из-за того, что рот был всю ночь открыт. Есть было попросту больно. Но когда она всё-таки ела, у еды всегда был вкус грязного металла. Говорить тоже было больно, поэтому Рэчел говорила, только когда к ней обращалась Виолетта. А она, видя, что Рэчел предпочитает молчать, иногда презрительно улыбалась и называла её своей маленькой молчуньей.
Рэчел была совершенно подавлена, снова оказавшись в лапах у столь злобного человека, и опечалена гибелью Чейза сильнее, чем когда-либо. Она не могла заставить себя забыть о его жестоком ранении. Рэчел нескончаемо горевала о нём. Душевные муки, физические страдания и полное одиночество казались невыносимыми. Когда Виолетта не занималась рисованием, не приказывала что-нибудь людям, не ела, не примеряла украшения и платья, она развлекалась, издеваясь над Рэчел.
Иногда, напоминая Рэчел, как та угрожала ей огневой палочкой, Виолетта, держа Рэчел за запястье, клала ей на руку маленький, раскалённый добела уголёк. Однако, больше, чем всё, что могла сделать Виолетта, Рэчел ранила скорбь по Чейзу. Со смертью Чейза, ей было почти всё равно, что произойдёт с ней самой.
Как выражалась Виолетта, Рэчел нуждалась в наказании за все ужасные поступки, которые совершила. Виолетта почему-то решила, что главной виновницей потери языка была Рэчел. Она говорила, что Рэчел придётся долго заслуживать прощение за столь серьёзный проступок. Кроме того, она проявила неуважение, сбежав из замка. Виолетта смотрела на побег Рэчел, как на постыдный отказ оттого, что называлось «великодушием» по отношению к никчемной сиротке. Новоиспечённая королева часто подолгу рассуждала о том, на какие хлопоты пришлось пойти им с матерью ради неблагодарной бродяжки Рэчел.
Время от времени Виолетта уставала издеваться над ней. В такие моменты Рэчел думала, что её казнят. Она слышала, как Виолетта приговаривала к смерти узников, обвинённых в «государственной измене». Стоило кому-нибудь достаточно её рассердить, или Сикс заметить, что некий человек представляет угрозу короне — Виолетта приказывала казнить несчастного. Если же кто-то допускал серьёзную ошибку и вслух выражал сомнение в её власти, то Виолетта приказывала стражам сделать казнь медленной и мучительной. Иногда она приходила проверить, что её приказ выполняется в точности.
Рэчел помнила, как Виолетта начала ходить на казни, приказы о которых отдавала королева Милена. Как «игрушка», Рэчел должна была сопровождать Виолетту. Рэчел отводила глаза от страшного зрелища. Виолетта смотрела всегда.
Сикс создала целую систему, когда люди могли тайно доносить на всех, кто высказывался против королевы. Она советовала Виолетте награждать доносчиков за преданность. И Виолетта неплохо платила за имена «предателей».
Раньше, ещё до побега Рэчел, Виолетте уже нравилось причинять людям боль. Да и Сикс часто повторяла, что боль — хороший учитель. Теперь Виолетте доставляла удовольствие сама мысль, что она контролирует жизни других и одним словом может заставить людей страдать.
А ещё она стала очень подозрительной. Ко всем. Вернее, ко всем, кроме Сикс, на которую полагалась, как на единственного человека, стоящего доверия. Виолетта совсем не доверяла большинству своих «верноподданных», часто называя их «никто». Рэчел помнила, что раньше Виолетта так называла её.
В прошлом, когда Рэчел жила в замке, люди старались следить за собой, чтобы не перейти дорогу не тому человеку. Но тогда они просто подчинялись привычным для себя правилам. Люди не без оснований боялись королеву Милену, но иногда всё же позволяли себе улыбки и смех. Прачки сплетничали; повара иногда делали из теста смешные рожицы; уборщики, занимаясь своим делом, насвистывали; а караульные, проходя по коридорам замка, обменивались шутками.
Сейчас все лишь тихо содрогались, когда поблизости оказывались королева Виолетта или Сикс. Никто из уборщиков, прачек, швей, поваров и солдат не смеялся и даже не улыбался. Все поспешно выполняли свою работу и выглядели испуганными. Воздух в замке был словно наполнен ужасом — в любое время могли донести на кого угодно. Все спешили убраться с дороги, выказывая уважение королеве, идущей впереди своей высокой мрачной советницы. Похоже, Сикс люди боялись не меньше, чем саму Виолетту. Когда Сикс улыбалась своей странной пустой змеиной улыбкой, люди застывали на месте с широко распахнутыми глазами, на лбах у них выступал пот. Они облегчённо сглатывали, когда советница скрывалась из виду.
— Вот тут, — сказала Сикс.
— Что, вот тут? — спросила Виолетта и принялась грызть хлебную палочку.
Рэчел снова устроилась на камне и напомнила себе, что должна следить за происходящим. Пощёчину она получила по своей вине, раз заскучала и перестала следить за окружающим. Нет, не виновата, сказала себе Рэчел. Виновата Виолетта. Чейз говорил, что нельзя брать на себя чужую вину.
Чейз… Её сердце снова сжалось от боли, когда она вспомнила о Чейзе. Нужно было подумать о чём-то другом, чтобы не расплакаться. Виолетта была нетерпима ко всему, что Рэчел делала без разрешения. Это относилось и к слезам.
— Вот здесь. — Повторила Сикс с преувеличенным терпением. Когда Виолетта лишь уставилась на неё, Сикс провела длинным пальцем по освещенной факелами каменной стене. — Чего не хватает?
Виолетта наклонилась, всматриваясь в стену.
— Гм…
— Где солнце?
— Ну, — сказала Виолетта резким голосом, выпрямившись и махнув пальцем в направлении желтого диска, — вот здесь. Несомненно, ты видишь, что это солнце.
Сикс мгновение пристально на неё смотрела.
— Да, конечно, я вижу, что это солнце, моя королева. — Её пустая улыбка вернулась. — Но где оно находится на небе?
Виолетта потёрла мелком подбородок.
— На небе?
— Да. Где оно находится в небе? В зените? — Сикс указала пальцем на небо. — Должны ли мы полагать, что смотрим прямо вверх, на солнце в небе? На картине изображён самый полдень?
— Ну, нет, конечно, не самый полдень, ты знаешь, что это не может быть полдень. Предполагается, что уже вечереет. И ты это знаешь.
— Правда? И как понять, что уже вечереет? В конечном счёте, не имеет значения, знаю ли я, что за время суток должно быть. Рисунок должен говорить об этом. Он ведь не может спросить это у меня, не так ли?
— Полагаю, не может. — Согласилась Виолетта.
Сикс снова провела пальцем по стене под изображением солнца.
— И чего же, получается, не хватает?
— Не хватает, не хватает… — Забормотала Виолетта. — О! — Она быстро провела прямую линию в том самом месте, на которое указывал палец Сикс. — Горизонт. Нужно обозначить время дня, изобразив линию горизонта. Ты рассказывала об этом раньше. Видимо, выскочило из головы. — Она гневно посмотрела на Сикс. — Нужно так много всего запомнить, знаешь ли. Все эти штуки так сложно упорядочить в голове.
Холодная улыбка застыла на лице Сикс.
— Да, моя королева, конечно. Я приношу извинения, за то, что забыла, как сложно для меня было выучить эти подробности, когда я была в твоём возрасте.
Рисунок, над которым работала Виолетта, был сложнее всех остальных в пещере, но Сикс всегда была рядом в нужное время, чтобы напомнить Виолетте о том, что и где нужно нарисовать.
Виолетта помахала мелком перед Сикс.
— С твоей стороны будет благоразумно всегда помнить об этом.
Сикс осторожно сцепила пальцы.
— Да, моя королева, конечно. — Она сжала губы и, наконец, отвела пристальный взгляд от Виолетты, повернувшись к стене. — Теперь, на данном этапе нам нужна звёздная карта для этой области. Я могу дать тебе подробные объяснения позже, если захочешь, но сейчас, почему бы мне просто не показать, что именно нужно?
Виолетта посмотрела, куда указывает Сикс и пожала плечами.
— Конечно. — Ожидая, она снова принялась сосать хлебную палочку.
Сикс открыла маленькую книгу. Виолетта наклонилась, разглядывая её в мерцающем свете. Сикс постучала по странице длинным ногтем, когда Виолетта, наконец, с хрустом перекусила палочку.
— Видишь азимут? Помнишь урок о расчёте угла этой звезды относительно горизонта?
— Да-а-а… — Протянула Виолетта, с таким видом, будто действительно понимала, о чём говорит Сикс. — Значит, здесь нужно использовать это угловое соотношение. Верно?
— Да, правильно. Это выражение — фактора, который связывает всё воедино.
Виолетта кивнула.
— Что в свою очередь привязывает всё к нему… Что в свою очередь ведёт к… — произнесла она задумчиво.
— Верно. Сцепление. Это один из элементов, удерживающих его на месте во время окончательного объединения. Что, в свою очередь, делает необходимым наличие горизонта, который ты только что нарисовала, чтобы зафиксировать этот угол. Иначе связь не была бы жёсткой.
Виолетта снова закивала.
— Думаю, теперь я вижу, почему они должны быть связаны. Если соотношение не зафиксировано, — она выпрямилась и указала на дугу символов, — то результат может последовать в любое время. Сегодня, завтра, или… или… не знаю, через дюжину лет.
Сикс хитро улыбнулась.
— Правильно.
Виолетта триумфально улыбнулась, радуясь своим достижениям.
— Но где мы берём все эти символы и откуда знаем, где они расположены в рисунке? Если на то пошло, откуда мы знаем, что их нужно использовать именно в те моменты, когда ты говорила?
Сикс терпеливо вздохнула.
— Что ж, я могу сначала научить тебя всему, но это займёт около двенадцати лет. Ты готова так долго ждать мести?
Виолетта нахмурилась.
— Нет.
Сикс пожала плечами.
— Тогда, полагаю, моя помощь в создании рисунка — кратчайший путь к результату.
Виолетта скривила рот.
— Видимо…
— Основы ты знаешь, моя королева. Для текущей стадии развития своих умений ты очень хорошо справляешься. Уверяю тебя, хоть я и помогаю с некоторыми сложностями, ничто не сможет работать без участия твоего значительного дара. Я не смогла бы сделать эту работу без тебя.
Виолетта заулыбалась, словно ученик, которого похвалил учитель. Кинув ещё один осторожный взгляд на открытый томик в руках Сикс, она, наконец, вернулась к стене, старательно перерисовывая необходимые элементы из книги.
Рэчел была поражена, как хорошо могла рисовать Виолетта. Все стены в пещере — от входа и на всём протяжении до самого дальнего уголка, где они и работали, — были покрыты рисунками. В каждом доступном месте. Иногда казалось, что они втиснуты в малейшие просветы между более старыми рисунками. Некоторые картины были прорисованы очень хорошо, с деталями вроде света и тени. Большинство, однако, было просто изображениями костей, зерна, змей и разных животных.
Были картины с людьми, пьющими из кружек с изображениями черепа и скрещённых костей. В одном месте нарисованная палочками женщина выбегала из горящего дома, вся объятая пламенем, в другом — мужчина рядом с тонущей лодкой. На третьей картине змея кусала человека в лодыжку. Стена была также покрыта изображениями гробов и могил всех видов. Эти картины объединяло одно: они изображали ужасные вещи.
Но не было ни одной картины, которая хотя бы приближалась по сложности к рисунку Виолетты.
Другие рисунки только изредка изображали людей в натуральную величину, но даже они имели мало деталей — лишь падающие на человека камни или лошадь, топчущая его. Большинство рисунков изображали примерно то же самое, но были лишь несколько ладоней в ширину. Картина же Виолетты поднималась в высоту на несколько футов от земли — настолько, насколько та доставала рукой, и простиралась глубоко в пещеру. Виолетта нарисовала всё сама, хотя и под руководством Сикс.
Однако, больше всего, Рэчел встревожило то, что, поработав над рисунком продолжительное время, нарисовав звёзды, формулы, диаграммы и странные, сложные символы, Виолетта, в конце концов, в самом центре изобразила фигуру человека.
Это был Ричард.
Рисунок Виолетты не был похож ни на что другое в пещере. По сравнению с ним, прочие рисунки были простыми и грубыми. Все они изображали несложные, очевидные вещи, вроде облаков с косыми чертами, означающими дождь, волка с оголёнными клыками, или просто человека, что хватаясь за грудь, падал на землю. Больше на картинах не было ничего, кроме нескольких простейших символов рядом с фигурками людей.
Этот же рисунок был совершенно иным. Здесь были цифры и схемы, слова на странных языках, написанные вдоль линий диаграмм, числа, аккуратно расположенные рядом со сходящимися углами. И по всей картине были разбросаны странные геометрические символы. Каждый раз, когда Виолетта рисовала один из символов, Сикс стояла рядом, сконцентрировавшись и шепча инструкции даже для малейших штрихов, иногда поправляя Виолетту, если та ошибалась.
Ведьма не давала даже коснуться мелком до стены, если следующая линия могла бы оказаться не на своём месте или нарушить последовательность. Один раз Сикс испугано схватила Виолетту за запястье, прежде чем та дотронулась мелком до стены. Облегчённо вздохнув, Сикс передвинула руку Виолетты и помогла начать линию в правильном месте.
В отличие от других рисунков в пещере, нарисованных простым мелом, рисунок Виолетты был раскрашен разными цветами. На картине Виолетты были зелёные деревья, голубая вода, жёлтое солнце и багровые облака. Некоторые схемы были выполнены целиком в белом цвете, другие были многоцветные, и цвета на них были расположены в строгом порядке.
И, в отличие от остальных рисунков, рисунок Виолетты светился в темноте. Когда, выходя из пещеры, Рэчел оборачивалась назад, она могла видеть части того рисунка. Светился не мел, потому что тот же мелок в других местах картины не оставлял такого сияния в темноте.
Особенно необычно светилась часть одного из знаков. Яркие линии образовывали странное лицо, видимое только в темноте, в той области картины, которая была полностью покрыта сложными схемами. Когда рядом горел факел, лица видно не было — та часть рисунка выглядела просто переплетением линий. Рэчел так и не разобралась, из каких элементов схем могло сложиться лицо. Но в темноте оно глядело на неё, глаза двигались, следя, как она уходит.
Однако мурашками Рэчел покрывалась от изображения Ричарда. Оно было настолько хорошо нарисовано, что Рэчел легко узнавала черты лица.
Рэчел изумлялась, каким хорошим художником оказалась Виолетта. Правда, были и другие подробности, помимо лица, по которым можно было узнать Ричарда, даже если б рисунок был не так хорош. Его чёрный костюм был прорисован точно так, как его помнила Рэчел. Даже края туники украшали какие-то загадочные символы. Сикс была очень внимательна, давая указания Виолетте, когда та рисовала эти узоры. В рисунке Виолетты, на Ричарде также была развевающаяся накидка, будто расшитая золотой нитью.
Виолетта его так нарисовала, что казалось, будто он находится в воде. Всё вокруг него тоже было покрыто волнистыми цветными разводами, которые Сикс называла «аурами». Между каждым новым цветом и Ричардом располагались сложные формулы и схемы. Сикс сказала, что в конце, с последним штрихом, эти перемешанные элементы между ним и его сущностью объединятся, сформировав промежуточный барьер. Что это значило, Рэчел не понимала, но очевидно, что для Виолетты это было важно.
Похоже, Сикс особенно гордилась именно этой частью — с элементами промежуточного барьера. Иногда она просто стояла и долго вглядывалась в неё. На рисунке Ричард держал Меч Истины; но оружие было изображено очень бледно, словно оно существует, и в то же время — нет. Меч казался почти частью Ричарда, пересекая его грудь. Хотя, с уверенностью сказать, что оружие находится в руке, было нельзя именно из-за того, что меч был нарисован так бледно. Виолетта долго работала, чтобы добиться такого эффекта. Сикс заставляла переделывать этот фрагмент несколько раз, потому что, по её словам, получалось слишком «материально».
Рэчел была озадачена, почему Ричард был нарисован вооружённым, ведь меч теперь был у Самюэля. Однако каким-то образом единственно правильным казалось изобразить Ричарда с мечом. Может быть, и у Сикс было такое же ощущение.
Виолетта отступила назад и наклонила голову, оценивая свою работу. Сикс стояла, как вкопанная, всматриваясь в картину, словно рядом никого не было. Она протянула руку и нерешительно, лёгким прикосновением притронулась к узорам вокруг Ричарда.
— Как скоро мы окончательно объединим элементы? — Спросила Виолетта.
Пальцы Сикс медленно, легко двигались вдоль схем, и некоторые элементы отвечали на прикосновения, искрясь и начиная светиться в полумраке.
— Скоро, — прошептала она. — Скоро.
Оглушённая, Рэчел приподнялась. Опираясь на одну руку, другой она держалась за щёку, ожидая пока одуряющая боль ослабит хватку, а всё окружающее перестанет расплываться. Довольная результатом, Виолетта вернулась к работе. Сознание Рэчел было так затуманено от недосыпания, что она перестала следить за происходящим, позволив Виолетте застать себя врасплох. Глаза защипало от подступивших слёз, но Рэчел прекрасно понимала, что нельзя показывать, как ей больно. Нельзя даже ничего говорить.
— Зевать невежливо — в лучшем случае; и неуважительно — в худшем. — Виолетта повернула к Рэчел откормленное лицо. — Если ты не будешь вести себя подобающе, тогда в следующий раз я воспользуюсь плетью.
— Да, королева Виолетта. — Покорно ответила Рэчел. Она слишком хорошо знала, что это не пустая угроза.
Рэчел так устала, что с трудом держала глаза открытыми. Когда-то она уже была «игрушкой» Виолетты, но теперь, кажется, стала просто объектом издевательств. Виолетта была полностью поглощена местью. На ночь она закрепляла у Рэчел во рту особое металлическое приспособление. Это было ужасное испытание. Её заставляли продевать язык в клювообразный зажим образованный двумя плоскими шершавыми кусками железа. Затем язык зажимали, как клещами.
Рэчел скоро усвоила, что сопротивление могло привести лишь к порке. А потом стражники силой открывали ей рот и щипцами всё равно протаскивали язык в зажим. Было очень больно. В конце концов, стражники всегда побеждали: язык некуда было спрятать. Потом вокруг её головы застёгивали железную маску, прикреплённую к зажиму, чтобы полностью обездвижить язык.
После такого Рэчел не могла говорить, ей было трудно даже глотать.
Затем Виолетта закрывала её на ночь в старом железном сундуке. Она говорила, что хочет показать Рэчел, каково быть немой и постоянно испытывать боль. И Рэчел было больно. Постоянное пребывание в железной клетке по ночам, с жутким устройством, сжимающим язык, почти лишило её рассудка. Поначалу, до безумия напуганная пленом и чувством одиночества, не имея возможности выбраться и избавиться от кошмарного механизма, Рэчел постоянно плакала. Виолетта же, посмеиваясь, накидывала на сундук тяжёлый ковёр, чтобы заглушить крики. От плача, зажатому в клещи языку становилось ещё больнее, он даже стал кровоточить.
А окончательно Рэчел прекратила плакать, когда Виолетта сквозь маленькое окошко пригрозила, что велит Сикс и в самом деле отрезать ей язык, если она не замолчит. Рэчел не сомневалась, что ведьма выполнит приказ. После этого случая она больше не кричала и не плакала. Вместо этого девочка сворачивалась клубочком в своей железной темнице и вспоминала всё, чему её учил Чейз. Вспоминала, пока эти мысли не успокаивали её.
Чейз сказал бы, что Рэчел не должна думать о своём положении. Нужно просто дождаться случая, когда она сможет найти из него выход. Чейз учил её следить за поведением людей и искать моменты, когда они не обращают на тебя внимания. Этим она и занималась каждую ночь, лёжа в железном сундуке, не в силах заснуть. И ждала утра, когда люди вытащат её из ящика и снимут на день страшное устройство.
Из-за того, что ее язык был ободран и кровоточил, Рэчел с трудом могла есть, хотя еды ей и так давали немного. Каждое утро, после того, как снимали зажим, язык часами болезненно пульсировал. Челюсти тоже болели, из-за того, что рот был всю ночь открыт. Есть было попросту больно. Но когда она всё-таки ела, у еды всегда был вкус грязного металла. Говорить тоже было больно, поэтому Рэчел говорила, только когда к ней обращалась Виолетта. А она, видя, что Рэчел предпочитает молчать, иногда презрительно улыбалась и называла её своей маленькой молчуньей.
Рэчел была совершенно подавлена, снова оказавшись в лапах у столь злобного человека, и опечалена гибелью Чейза сильнее, чем когда-либо. Она не могла заставить себя забыть о его жестоком ранении. Рэчел нескончаемо горевала о нём. Душевные муки, физические страдания и полное одиночество казались невыносимыми. Когда Виолетта не занималась рисованием, не приказывала что-нибудь людям, не ела, не примеряла украшения и платья, она развлекалась, издеваясь над Рэчел.
Иногда, напоминая Рэчел, как та угрожала ей огневой палочкой, Виолетта, держа Рэчел за запястье, клала ей на руку маленький, раскалённый добела уголёк. Однако, больше, чем всё, что могла сделать Виолетта, Рэчел ранила скорбь по Чейзу. Со смертью Чейза, ей было почти всё равно, что произойдёт с ней самой.
Как выражалась Виолетта, Рэчел нуждалась в наказании за все ужасные поступки, которые совершила. Виолетта почему-то решила, что главной виновницей потери языка была Рэчел. Она говорила, что Рэчел придётся долго заслуживать прощение за столь серьёзный проступок. Кроме того, она проявила неуважение, сбежав из замка. Виолетта смотрела на побег Рэчел, как на постыдный отказ оттого, что называлось «великодушием» по отношению к никчемной сиротке. Новоиспечённая королева часто подолгу рассуждала о том, на какие хлопоты пришлось пойти им с матерью ради неблагодарной бродяжки Рэчел.
Время от времени Виолетта уставала издеваться над ней. В такие моменты Рэчел думала, что её казнят. Она слышала, как Виолетта приговаривала к смерти узников, обвинённых в «государственной измене». Стоило кому-нибудь достаточно её рассердить, или Сикс заметить, что некий человек представляет угрозу короне — Виолетта приказывала казнить несчастного. Если же кто-то допускал серьёзную ошибку и вслух выражал сомнение в её власти, то Виолетта приказывала стражам сделать казнь медленной и мучительной. Иногда она приходила проверить, что её приказ выполняется в точности.
Рэчел помнила, как Виолетта начала ходить на казни, приказы о которых отдавала королева Милена. Как «игрушка», Рэчел должна была сопровождать Виолетту. Рэчел отводила глаза от страшного зрелища. Виолетта смотрела всегда.
Сикс создала целую систему, когда люди могли тайно доносить на всех, кто высказывался против королевы. Она советовала Виолетте награждать доносчиков за преданность. И Виолетта неплохо платила за имена «предателей».
Раньше, ещё до побега Рэчел, Виолетте уже нравилось причинять людям боль. Да и Сикс часто повторяла, что боль — хороший учитель. Теперь Виолетте доставляла удовольствие сама мысль, что она контролирует жизни других и одним словом может заставить людей страдать.
А ещё она стала очень подозрительной. Ко всем. Вернее, ко всем, кроме Сикс, на которую полагалась, как на единственного человека, стоящего доверия. Виолетта совсем не доверяла большинству своих «верноподданных», часто называя их «никто». Рэчел помнила, что раньше Виолетта так называла её.
В прошлом, когда Рэчел жила в замке, люди старались следить за собой, чтобы не перейти дорогу не тому человеку. Но тогда они просто подчинялись привычным для себя правилам. Люди не без оснований боялись королеву Милену, но иногда всё же позволяли себе улыбки и смех. Прачки сплетничали; повара иногда делали из теста смешные рожицы; уборщики, занимаясь своим делом, насвистывали; а караульные, проходя по коридорам замка, обменивались шутками.
Сейчас все лишь тихо содрогались, когда поблизости оказывались королева Виолетта или Сикс. Никто из уборщиков, прачек, швей, поваров и солдат не смеялся и даже не улыбался. Все поспешно выполняли свою работу и выглядели испуганными. Воздух в замке был словно наполнен ужасом — в любое время могли донести на кого угодно. Все спешили убраться с дороги, выказывая уважение королеве, идущей впереди своей высокой мрачной советницы. Похоже, Сикс люди боялись не меньше, чем саму Виолетту. Когда Сикс улыбалась своей странной пустой змеиной улыбкой, люди застывали на месте с широко распахнутыми глазами, на лбах у них выступал пот. Они облегчённо сглатывали, когда советница скрывалась из виду.
— Вот тут, — сказала Сикс.
— Что, вот тут? — спросила Виолетта и принялась грызть хлебную палочку.
Рэчел снова устроилась на камне и напомнила себе, что должна следить за происходящим. Пощёчину она получила по своей вине, раз заскучала и перестала следить за окружающим. Нет, не виновата, сказала себе Рэчел. Виновата Виолетта. Чейз говорил, что нельзя брать на себя чужую вину.
Чейз… Её сердце снова сжалось от боли, когда она вспомнила о Чейзе. Нужно было подумать о чём-то другом, чтобы не расплакаться. Виолетта была нетерпима ко всему, что Рэчел делала без разрешения. Это относилось и к слезам.
— Вот здесь. — Повторила Сикс с преувеличенным терпением. Когда Виолетта лишь уставилась на неё, Сикс провела длинным пальцем по освещенной факелами каменной стене. — Чего не хватает?
Виолетта наклонилась, всматриваясь в стену.
— Гм…
— Где солнце?
— Ну, — сказала Виолетта резким голосом, выпрямившись и махнув пальцем в направлении желтого диска, — вот здесь. Несомненно, ты видишь, что это солнце.
Сикс мгновение пристально на неё смотрела.
— Да, конечно, я вижу, что это солнце, моя королева. — Её пустая улыбка вернулась. — Но где оно находится на небе?
Виолетта потёрла мелком подбородок.
— На небе?
— Да. Где оно находится в небе? В зените? — Сикс указала пальцем на небо. — Должны ли мы полагать, что смотрим прямо вверх, на солнце в небе? На картине изображён самый полдень?
— Ну, нет, конечно, не самый полдень, ты знаешь, что это не может быть полдень. Предполагается, что уже вечереет. И ты это знаешь.
— Правда? И как понять, что уже вечереет? В конечном счёте, не имеет значения, знаю ли я, что за время суток должно быть. Рисунок должен говорить об этом. Он ведь не может спросить это у меня, не так ли?
— Полагаю, не может. — Согласилась Виолетта.
Сикс снова провела пальцем по стене под изображением солнца.
— И чего же, получается, не хватает?
— Не хватает, не хватает… — Забормотала Виолетта. — О! — Она быстро провела прямую линию в том самом месте, на которое указывал палец Сикс. — Горизонт. Нужно обозначить время дня, изобразив линию горизонта. Ты рассказывала об этом раньше. Видимо, выскочило из головы. — Она гневно посмотрела на Сикс. — Нужно так много всего запомнить, знаешь ли. Все эти штуки так сложно упорядочить в голове.
Холодная улыбка застыла на лице Сикс.
— Да, моя королева, конечно. Я приношу извинения, за то, что забыла, как сложно для меня было выучить эти подробности, когда я была в твоём возрасте.
Рисунок, над которым работала Виолетта, был сложнее всех остальных в пещере, но Сикс всегда была рядом в нужное время, чтобы напомнить Виолетте о том, что и где нужно нарисовать.
Виолетта помахала мелком перед Сикс.
— С твоей стороны будет благоразумно всегда помнить об этом.
Сикс осторожно сцепила пальцы.
— Да, моя королева, конечно. — Она сжала губы и, наконец, отвела пристальный взгляд от Виолетты, повернувшись к стене. — Теперь, на данном этапе нам нужна звёздная карта для этой области. Я могу дать тебе подробные объяснения позже, если захочешь, но сейчас, почему бы мне просто не показать, что именно нужно?
Виолетта посмотрела, куда указывает Сикс и пожала плечами.
— Конечно. — Ожидая, она снова принялась сосать хлебную палочку.
Сикс открыла маленькую книгу. Виолетта наклонилась, разглядывая её в мерцающем свете. Сикс постучала по странице длинным ногтем, когда Виолетта, наконец, с хрустом перекусила палочку.
— Видишь азимут? Помнишь урок о расчёте угла этой звезды относительно горизонта?
— Да-а-а… — Протянула Виолетта, с таким видом, будто действительно понимала, о чём говорит Сикс. — Значит, здесь нужно использовать это угловое соотношение. Верно?
— Да, правильно. Это выражение — фактора, который связывает всё воедино.
Виолетта кивнула.
— Что в свою очередь привязывает всё к нему… Что в свою очередь ведёт к… — произнесла она задумчиво.
— Верно. Сцепление. Это один из элементов, удерживающих его на месте во время окончательного объединения. Что, в свою очередь, делает необходимым наличие горизонта, который ты только что нарисовала, чтобы зафиксировать этот угол. Иначе связь не была бы жёсткой.
Виолетта снова закивала.
— Думаю, теперь я вижу, почему они должны быть связаны. Если соотношение не зафиксировано, — она выпрямилась и указала на дугу символов, — то результат может последовать в любое время. Сегодня, завтра, или… или… не знаю, через дюжину лет.
Сикс хитро улыбнулась.
— Правильно.
Виолетта триумфально улыбнулась, радуясь своим достижениям.
— Но где мы берём все эти символы и откуда знаем, где они расположены в рисунке? Если на то пошло, откуда мы знаем, что их нужно использовать именно в те моменты, когда ты говорила?
Сикс терпеливо вздохнула.
— Что ж, я могу сначала научить тебя всему, но это займёт около двенадцати лет. Ты готова так долго ждать мести?
Виолетта нахмурилась.
— Нет.
Сикс пожала плечами.
— Тогда, полагаю, моя помощь в создании рисунка — кратчайший путь к результату.
Виолетта скривила рот.
— Видимо…
— Основы ты знаешь, моя королева. Для текущей стадии развития своих умений ты очень хорошо справляешься. Уверяю тебя, хоть я и помогаю с некоторыми сложностями, ничто не сможет работать без участия твоего значительного дара. Я не смогла бы сделать эту работу без тебя.
Виолетта заулыбалась, словно ученик, которого похвалил учитель. Кинув ещё один осторожный взгляд на открытый томик в руках Сикс, она, наконец, вернулась к стене, старательно перерисовывая необходимые элементы из книги.
Рэчел была поражена, как хорошо могла рисовать Виолетта. Все стены в пещере — от входа и на всём протяжении до самого дальнего уголка, где они и работали, — были покрыты рисунками. В каждом доступном месте. Иногда казалось, что они втиснуты в малейшие просветы между более старыми рисунками. Некоторые картины были прорисованы очень хорошо, с деталями вроде света и тени. Большинство, однако, было просто изображениями костей, зерна, змей и разных животных.
Были картины с людьми, пьющими из кружек с изображениями черепа и скрещённых костей. В одном месте нарисованная палочками женщина выбегала из горящего дома, вся объятая пламенем, в другом — мужчина рядом с тонущей лодкой. На третьей картине змея кусала человека в лодыжку. Стена была также покрыта изображениями гробов и могил всех видов. Эти картины объединяло одно: они изображали ужасные вещи.
Но не было ни одной картины, которая хотя бы приближалась по сложности к рисунку Виолетты.
Другие рисунки только изредка изображали людей в натуральную величину, но даже они имели мало деталей — лишь падающие на человека камни или лошадь, топчущая его. Большинство рисунков изображали примерно то же самое, но были лишь несколько ладоней в ширину. Картина же Виолетты поднималась в высоту на несколько футов от земли — настолько, насколько та доставала рукой, и простиралась глубоко в пещеру. Виолетта нарисовала всё сама, хотя и под руководством Сикс.
Однако, больше всего, Рэчел встревожило то, что, поработав над рисунком продолжительное время, нарисовав звёзды, формулы, диаграммы и странные, сложные символы, Виолетта, в конце концов, в самом центре изобразила фигуру человека.
Это был Ричард.
Рисунок Виолетты не был похож ни на что другое в пещере. По сравнению с ним, прочие рисунки были простыми и грубыми. Все они изображали несложные, очевидные вещи, вроде облаков с косыми чертами, означающими дождь, волка с оголёнными клыками, или просто человека, что хватаясь за грудь, падал на землю. Больше на картинах не было ничего, кроме нескольких простейших символов рядом с фигурками людей.
Этот же рисунок был совершенно иным. Здесь были цифры и схемы, слова на странных языках, написанные вдоль линий диаграмм, числа, аккуратно расположенные рядом со сходящимися углами. И по всей картине были разбросаны странные геометрические символы. Каждый раз, когда Виолетта рисовала один из символов, Сикс стояла рядом, сконцентрировавшись и шепча инструкции даже для малейших штрихов, иногда поправляя Виолетту, если та ошибалась.
Ведьма не давала даже коснуться мелком до стены, если следующая линия могла бы оказаться не на своём месте или нарушить последовательность. Один раз Сикс испугано схватила Виолетту за запястье, прежде чем та дотронулась мелком до стены. Облегчённо вздохнув, Сикс передвинула руку Виолетты и помогла начать линию в правильном месте.
В отличие от других рисунков в пещере, нарисованных простым мелом, рисунок Виолетты был раскрашен разными цветами. На картине Виолетты были зелёные деревья, голубая вода, жёлтое солнце и багровые облака. Некоторые схемы были выполнены целиком в белом цвете, другие были многоцветные, и цвета на них были расположены в строгом порядке.
И, в отличие от остальных рисунков, рисунок Виолетты светился в темноте. Когда, выходя из пещеры, Рэчел оборачивалась назад, она могла видеть части того рисунка. Светился не мел, потому что тот же мелок в других местах картины не оставлял такого сияния в темноте.
Особенно необычно светилась часть одного из знаков. Яркие линии образовывали странное лицо, видимое только в темноте, в той области картины, которая была полностью покрыта сложными схемами. Когда рядом горел факел, лица видно не было — та часть рисунка выглядела просто переплетением линий. Рэчел так и не разобралась, из каких элементов схем могло сложиться лицо. Но в темноте оно глядело на неё, глаза двигались, следя, как она уходит.
Однако мурашками Рэчел покрывалась от изображения Ричарда. Оно было настолько хорошо нарисовано, что Рэчел легко узнавала черты лица.
Рэчел изумлялась, каким хорошим художником оказалась Виолетта. Правда, были и другие подробности, помимо лица, по которым можно было узнать Ричарда, даже если б рисунок был не так хорош. Его чёрный костюм был прорисован точно так, как его помнила Рэчел. Даже края туники украшали какие-то загадочные символы. Сикс была очень внимательна, давая указания Виолетте, когда та рисовала эти узоры. В рисунке Виолетты, на Ричарде также была развевающаяся накидка, будто расшитая золотой нитью.
Виолетта его так нарисовала, что казалось, будто он находится в воде. Всё вокруг него тоже было покрыто волнистыми цветными разводами, которые Сикс называла «аурами». Между каждым новым цветом и Ричардом располагались сложные формулы и схемы. Сикс сказала, что в конце, с последним штрихом, эти перемешанные элементы между ним и его сущностью объединятся, сформировав промежуточный барьер. Что это значило, Рэчел не понимала, но очевидно, что для Виолетты это было важно.
Похоже, Сикс особенно гордилась именно этой частью — с элементами промежуточного барьера. Иногда она просто стояла и долго вглядывалась в неё. На рисунке Ричард держал Меч Истины; но оружие было изображено очень бледно, словно оно существует, и в то же время — нет. Меч казался почти частью Ричарда, пересекая его грудь. Хотя, с уверенностью сказать, что оружие находится в руке, было нельзя именно из-за того, что меч был нарисован так бледно. Виолетта долго работала, чтобы добиться такого эффекта. Сикс заставляла переделывать этот фрагмент несколько раз, потому что, по её словам, получалось слишком «материально».
Рэчел была озадачена, почему Ричард был нарисован вооружённым, ведь меч теперь был у Самюэля. Однако каким-то образом единственно правильным казалось изобразить Ричарда с мечом. Может быть, и у Сикс было такое же ощущение.
Виолетта отступила назад и наклонила голову, оценивая свою работу. Сикс стояла, как вкопанная, всматриваясь в картину, словно рядом никого не было. Она протянула руку и нерешительно, лёгким прикосновением притронулась к узорам вокруг Ричарда.
— Как скоро мы окончательно объединим элементы? — Спросила Виолетта.
Пальцы Сикс медленно, легко двигались вдоль схем, и некоторые элементы отвечали на прикосновения, искрясь и начиная светиться в полумраке.
— Скоро, — прошептала она. — Скоро.
Глава 27
— Лорд Рал!
Ричард повернулся как раз вовремя, чтобы заметить, что бежавшая со всех ног Бердина прыгнула на него. Она приземлилась ему на грудь, обхватив руками и ногами, так, что удар чуть не вышиб из него дух. Волнистые каштановые волосы, заплетённые в длинную косу, захлестнулись вокруг него. Ричард отступил на шаг, удерживая Морд-Сит. Правда, вцепившись в него руками и ногами, она, похоже, не нуждалась в поддержке.
Ричард в жизни не видел, чтобы так прыгала даже белка-летяга. Несмотря на все тяжёлые мысли, он не мог удержаться от улыбки, увидев воодушевление Бердины. Кто бы мог подумать, что Морд-Сит когда-нибудь сможет выражать радость столь непосредственно, словно ребёнок. Ухмыльнувшись, она отклонилась, сжимая его плечи и обхватывая ногами торс, и бросила взгляд поверх его плеча в сторону нахмурившейся Кары.
— Он до сих пор любит меня больше всех, я точно знаю.
Кара только закатила глаза. Взяв Бердину за талию, Ричард поднял её и поставил на пол. Он помнил, что ростом она была ниже большинства Морд-Сит и более чувственная и жизнерадостная, чем остальные. Это сочетание по-детски наивной чувственности и озорного игривого характера всегда обезоруживающе действовало на Ричарда. Она открыто и горячо любила Ричарда, но дочерней любовью — искренне и невинно. Однако, под искрящейся наружностью милого ребёнка, как у любой Морд-Сит, скрывалась способность к внезапной и беспощадной жестокости.
— Наша встреча согревает моё сердце, Бердина. Надеюсь, у тебя всё в порядке?
Она озадаченно посмотрела на него.
Ричард повернулся как раз вовремя, чтобы заметить, что бежавшая со всех ног Бердина прыгнула на него. Она приземлилась ему на грудь, обхватив руками и ногами, так, что удар чуть не вышиб из него дух. Волнистые каштановые волосы, заплетённые в длинную косу, захлестнулись вокруг него. Ричард отступил на шаг, удерживая Морд-Сит. Правда, вцепившись в него руками и ногами, она, похоже, не нуждалась в поддержке.
Ричард в жизни не видел, чтобы так прыгала даже белка-летяга. Несмотря на все тяжёлые мысли, он не мог удержаться от улыбки, увидев воодушевление Бердины. Кто бы мог подумать, что Морд-Сит когда-нибудь сможет выражать радость столь непосредственно, словно ребёнок. Ухмыльнувшись, она отклонилась, сжимая его плечи и обхватывая ногами торс, и бросила взгляд поверх его плеча в сторону нахмурившейся Кары.
— Он до сих пор любит меня больше всех, я точно знаю.
Кара только закатила глаза. Взяв Бердину за талию, Ричард поднял её и поставил на пол. Он помнил, что ростом она была ниже большинства Морд-Сит и более чувственная и жизнерадостная, чем остальные. Это сочетание по-детски наивной чувственности и озорного игривого характера всегда обезоруживающе действовало на Ричарда. Она открыто и горячо любила Ричарда, но дочерней любовью — искренне и невинно. Однако, под искрящейся наружностью милого ребёнка, как у любой Морд-Сит, скрывалась способность к внезапной и беспощадной жестокости.
— Наша встреча согревает моё сердце, Бердина. Надеюсь, у тебя всё в порядке?
Она озадаченно посмотрела на него.