Страница:
– Тогда почему наместник платит одной старухе за его воспитание?
– Если бы это был сын наместника от какой-нибудь местной девчонки, – сказал Имори, – его бы держали во дворце, а не в деревне. Побочный сын – что в этом постыдного? В империи соблазнить женщину – не преступление. Они ведь их там за людей не считают. А вот к сыновьям, даже от наложниц, относятся очень серьезно.
Сихан с сомнением покачал головой.
– Слишком много совпадений. Этот мальчик оказался в таком месте и в такое время, что… Словом, хотелось бы прояснить всё сейчас, чтобы не было потом сюрпризов.
– Не ищи зловещих тайн там, где их нет, – сказал Имори. – К чему усложнять? В жизни все гораздо проще. Может, этот мальчик – сын одного из слуг наместника.
– Все равно проверь на всякий случай, – попросил Кагеру. – Детское имя мальчика – Мотылек. Тайное спросить уже не у кого. Его воспитывала женщина по имени Ута из рода Сок, что на Стрекозьем острове.
Продавец секретов кивнул, запоминая.
– Дальше. Это же не все?
– Не все, – подтвердил Кагеру. – Вторая задача будет потруднее, зато она не такая срочная. Думаю, тебе это тоже будет интересно. На этом самом Стрекозьем острове жил шаман, столетний старик по имени Хару. Имя наверняка ненастоящее. Я хочу узнать о нем как можно больше.
– Что именно?
– Всё что угодно. Любые мелочи. Происхождение, родственники, у кого учился, где шаманствовал раньше. Мне сказали, для деревенского шамана он был неплохо образован, знал старшую речь… Кстати – похоже, он был знаком с новым наместником. Это тебе не тайна?
– Такие тайны стоят не очень дорого, – небрежно сказал Имори. – Похоже, задачка не из сложных. Образованный старец, ведущий жизнь отшельника, – не такая уж редкость. Многие настоятели крупных храмов, профессора, даже наставники императоров с возрастом уходят в отшельники и живут в полной безвестности и нищете. Я могу привести тебе с десяток примеров только навскидку. Знаешь, когда все твои друзья и родственники, включая детей и внуков, переселяются в Нижний мир, к жизни поневоле начинаешь относиться несколько иначе… Говоришь, этот Хару – глубокий старик?
– Был глубоким стариком, – поправил его знахарь. – Он на днях скончался.
Имори пакостно захихикал, тряся жирными щеками.
– Надеюсь, ты к этому не имел отношения?
– Нет, – сухо ответил сихан. – Я немного опоздал и пропустил всё самое интересное.
Имори быстро взглянул на него поверх чарки с вином.
– Что там стряслось-то, на этом Бабочкином острове?
Кагеру ответил не сразу – он прикидывал, какую долю правды можно выложить Имори, чтобы тот остался доволен. Сихан предпочел бы не рассказывать ничего, но рассказ – часть платы за сведения. А вранье Имори вычислил бы мгновенно – в вопросах работы с информацией он мог дать сто очков вперед кому угодно.
– Ты ведь не разбираешься в ворожбе? – с надеждой спросил знахарь.
– Нисколько, – ответил Имори, глядя ему в лицо честным взглядом. – Но ты мне попробуй объяснить в доступных терминах. Итак, там случилось нечто, связанное с вашими колдовскими делишками? Думаешь, старикан наворожил что-то такое, с чем не смог справиться, – и откинулся?
«Вот поганец, – злобно подумал Кагеру, который именно это и предполагал. – А еще утверждает, что не разбирается в магии!»
– В общем, – начал он, – восемь дней назад в дельте Микавы произошел… как бы тебе объяснить… невероятно мощный выплеск некоей силы…
– А как ты о нем узнал? – с невинным видом поинтересовался Имори.
– Прочувствовал на собственной шкуре. Я же знахарь. Я ощущаю подземные толчки, которые происходят в океане за тысячи ри отсюда. Когда в провинции Чирисан несколько лет назад случился крупный пожар – помнишь, начисто выгорел портовый город? – я в ту ночь не мог уснуть: мучился так, словно мои кости поджаривали на медленном огне…
– Вернемся на Стрекозий остров, – напомнил Имори, стараясь не демонстрировать интерес слишком явно. – Ты почувствовал выплеск – и?..
– Промаялся ночь, как пыльным мешком пришибленный, а утром стал собираться в дорогу… Вот на какие подвиги толкает людей праздное любопытство.
– Ого! – восхитился торговец секретами. – Двести ри за восемь дней!
– За пять, – скромно сказал сихан.
– Чтоб меня бесы живьем сожрали! Летел, что ли?
– Почему сразу «летел»? Нанял лодку и поплыл вниз по Микаве. Всю дорогу был сильный попутный ветер. Ничего особенного, просто повезло.
– Теперь понятно, почему в «Яшмовом чертоге» уже третий день нет свежих креветок, – пробормотал Имори. – Из-за твоего попутного ветра за последнюю неделю с низовий до Асадаля не мог добраться ни один корабль. Надеюсь, такая гонка не оказалась напрасной? Дело того стоило?
– Пока не могу сказать, – неопределенно ответил Кагеру. – Когда я разыскал этот остров, всё уже кончилось. Виновник событий отправился в Нижний мир, оставив мне только, образно выражаясь, остывшее пепелище. Чтобы не уходить с пустыми руками, я прихватил с собой мальчика – он был у этого шамана вроде как на побегушках. Попробую без суеты разобраться дома. Хотя он вряд ли мне чем-то поможет, маленький еще. А если окажется, что я вытянул пустышку – так лишние руки в лесу не помешают. Там Головастик уже третий месяц в одиночку тянет все хозяйство, как бы не надорвался…
«Как бы выяснить, что он там накопал?» – оставил себе закладку в памяти Имори.
Он действительно не особенно разбирался в самом процессе колдовства, зато «по долгу службы» часто сталкивался с его последствиями. С сиханом он вел взаимовыгодные дела уже несколько лет, и не только в области торговли тайнами. Кагеру был известен ему прежде всего как искусный врач, составитель зелий и пилюль с широчайшим спектром предназначения. Половина этих зелий была такова, что первая же попытка применения немедленно привела бы их обладателя на эшафот. Однако, к большому сожалению Имори, ему еще ни разу не удалось подловить знахаря ни на чем явно преступном. Большую часть года Кагеру сидел в своем лесу в компании зверей и учеников, и чем он там занимался – неизвестно. Сихан был для Имори самой интересной и трудной из всех его загадок. И, как он подозревал, – самой опасной.
– Мы закончили? – Кагеру отодвинул пустую чашку.
– Я тебе пришлю письмо с курьером, как только будет что посылать. Всё на то же имя?
– Да – префектура Мок, деревня Сасоримура, в дом старосты. Еще вопросы есть?
– Ага. Текущие расходы.
– Ах да, я и забыл, – сихан достал короб и выложил на стол связку серебряных монет. Потом еще две. Монеты были как на подбор – новенькие, блестящие.
– Достаточно?
Имори кивнул и спрятал деньги в рукав. Мотылек проводил их изумленным взглядом. Он и не подозревал, что нищий сихан носит с собой такую сумму. На три-четыре серебряные монетки можно было купить хороший дом на Стрекозьем острове, а за самого Мотылька не дали бы и одной.
На этом деловой разговор окончился. Кагеру и Имори недолго поболтали о столичных новостях, вспомнили добрым словом какие-то совместные дела и распрощались, вполне довольные друг другом.
– Пойдем, – сказал знахарь Мотыльку, когда Имори вышел. – Ты чего не ешь? Не нравится печенье?! Ну тебя и избаловала твоя бабка! Ничего, мы эту дурь выведем!
Мотылек, насупившись, смотрел в тарелку с нетронутой зеленой пастилой.
– Учитель Кагеру…
– Что?
– Я не хочу плыть с вами дальше.
Сихан пристально посмотрел на мальчика.
– Понятно. Наслушался чужих разговоров. Я же сказал – ничему не верь! И что дальше? Побежишь во дворец к наместнику – «папа, папа, вот и я, твой пропавший сын!»
– Нет, – мрачно сказал Мотылек. – Отпустите меня домой. К бабушке.
– Не отпущу, – спокойно сказал Кагеру. – Везти тебя обратно мне некогда, а сам ты не доберешься. Так что бери с собой свою пастилу – и пошли в порт.
– Вы сказали, что силой никого не держите!
– За тех, кого я беру в ученики, все решения я принимаю сам.
Мотылек неожиданно сорвался с места и попытался проскочить мимо знахаря к двери. Но сихан, который был готов к такому повороту событий, поймал его за руку.
– Ну, убегай, – издевательски прошептал он. – Я же сказал – силой не держу. Что же ты не вырываешься?
Мотылек закусил губу от боли. Сихан едва придерживал его кисть двумя пальцами, слегка вывернув ее наружу. Но Мотыльку казалось – если сихан повернет ее еще чуть-чуть, запястье переломится, как сухая камышинка.
– Только заори – и ты еще долго не сможешь пользоваться этой рукой, – едва слышно добавил сихан. – Иди за мной.
На этот раз Мотылек и не думал сопротивляться. Так они шли до самого порта. Со стороны казалось, что наставник ведет своего ученика, заботливо держа его за руку, только по щекам ученика почему-то ползли слезы.
Глава 16
Глава 17
– Если бы это был сын наместника от какой-нибудь местной девчонки, – сказал Имори, – его бы держали во дворце, а не в деревне. Побочный сын – что в этом постыдного? В империи соблазнить женщину – не преступление. Они ведь их там за людей не считают. А вот к сыновьям, даже от наложниц, относятся очень серьезно.
Сихан с сомнением покачал головой.
– Слишком много совпадений. Этот мальчик оказался в таком месте и в такое время, что… Словом, хотелось бы прояснить всё сейчас, чтобы не было потом сюрпризов.
– Не ищи зловещих тайн там, где их нет, – сказал Имори. – К чему усложнять? В жизни все гораздо проще. Может, этот мальчик – сын одного из слуг наместника.
– Все равно проверь на всякий случай, – попросил Кагеру. – Детское имя мальчика – Мотылек. Тайное спросить уже не у кого. Его воспитывала женщина по имени Ута из рода Сок, что на Стрекозьем острове.
Продавец секретов кивнул, запоминая.
– Дальше. Это же не все?
– Не все, – подтвердил Кагеру. – Вторая задача будет потруднее, зато она не такая срочная. Думаю, тебе это тоже будет интересно. На этом самом Стрекозьем острове жил шаман, столетний старик по имени Хару. Имя наверняка ненастоящее. Я хочу узнать о нем как можно больше.
– Что именно?
– Всё что угодно. Любые мелочи. Происхождение, родственники, у кого учился, где шаманствовал раньше. Мне сказали, для деревенского шамана он был неплохо образован, знал старшую речь… Кстати – похоже, он был знаком с новым наместником. Это тебе не тайна?
– Такие тайны стоят не очень дорого, – небрежно сказал Имори. – Похоже, задачка не из сложных. Образованный старец, ведущий жизнь отшельника, – не такая уж редкость. Многие настоятели крупных храмов, профессора, даже наставники императоров с возрастом уходят в отшельники и живут в полной безвестности и нищете. Я могу привести тебе с десяток примеров только навскидку. Знаешь, когда все твои друзья и родственники, включая детей и внуков, переселяются в Нижний мир, к жизни поневоле начинаешь относиться несколько иначе… Говоришь, этот Хару – глубокий старик?
– Был глубоким стариком, – поправил его знахарь. – Он на днях скончался.
Имори пакостно захихикал, тряся жирными щеками.
– Надеюсь, ты к этому не имел отношения?
– Нет, – сухо ответил сихан. – Я немного опоздал и пропустил всё самое интересное.
Имори быстро взглянул на него поверх чарки с вином.
– Что там стряслось-то, на этом Бабочкином острове?
Кагеру ответил не сразу – он прикидывал, какую долю правды можно выложить Имори, чтобы тот остался доволен. Сихан предпочел бы не рассказывать ничего, но рассказ – часть платы за сведения. А вранье Имори вычислил бы мгновенно – в вопросах работы с информацией он мог дать сто очков вперед кому угодно.
– Ты ведь не разбираешься в ворожбе? – с надеждой спросил знахарь.
– Нисколько, – ответил Имори, глядя ему в лицо честным взглядом. – Но ты мне попробуй объяснить в доступных терминах. Итак, там случилось нечто, связанное с вашими колдовскими делишками? Думаешь, старикан наворожил что-то такое, с чем не смог справиться, – и откинулся?
«Вот поганец, – злобно подумал Кагеру, который именно это и предполагал. – А еще утверждает, что не разбирается в магии!»
– В общем, – начал он, – восемь дней назад в дельте Микавы произошел… как бы тебе объяснить… невероятно мощный выплеск некоей силы…
– А как ты о нем узнал? – с невинным видом поинтересовался Имори.
– Прочувствовал на собственной шкуре. Я же знахарь. Я ощущаю подземные толчки, которые происходят в океане за тысячи ри отсюда. Когда в провинции Чирисан несколько лет назад случился крупный пожар – помнишь, начисто выгорел портовый город? – я в ту ночь не мог уснуть: мучился так, словно мои кости поджаривали на медленном огне…
– Вернемся на Стрекозий остров, – напомнил Имори, стараясь не демонстрировать интерес слишком явно. – Ты почувствовал выплеск – и?..
– Промаялся ночь, как пыльным мешком пришибленный, а утром стал собираться в дорогу… Вот на какие подвиги толкает людей праздное любопытство.
– Ого! – восхитился торговец секретами. – Двести ри за восемь дней!
– За пять, – скромно сказал сихан.
– Чтоб меня бесы живьем сожрали! Летел, что ли?
– Почему сразу «летел»? Нанял лодку и поплыл вниз по Микаве. Всю дорогу был сильный попутный ветер. Ничего особенного, просто повезло.
– Теперь понятно, почему в «Яшмовом чертоге» уже третий день нет свежих креветок, – пробормотал Имори. – Из-за твоего попутного ветра за последнюю неделю с низовий до Асадаля не мог добраться ни один корабль. Надеюсь, такая гонка не оказалась напрасной? Дело того стоило?
– Пока не могу сказать, – неопределенно ответил Кагеру. – Когда я разыскал этот остров, всё уже кончилось. Виновник событий отправился в Нижний мир, оставив мне только, образно выражаясь, остывшее пепелище. Чтобы не уходить с пустыми руками, я прихватил с собой мальчика – он был у этого шамана вроде как на побегушках. Попробую без суеты разобраться дома. Хотя он вряд ли мне чем-то поможет, маленький еще. А если окажется, что я вытянул пустышку – так лишние руки в лесу не помешают. Там Головастик уже третий месяц в одиночку тянет все хозяйство, как бы не надорвался…
«Как бы выяснить, что он там накопал?» – оставил себе закладку в памяти Имори.
Он действительно не особенно разбирался в самом процессе колдовства, зато «по долгу службы» часто сталкивался с его последствиями. С сиханом он вел взаимовыгодные дела уже несколько лет, и не только в области торговли тайнами. Кагеру был известен ему прежде всего как искусный врач, составитель зелий и пилюль с широчайшим спектром предназначения. Половина этих зелий была такова, что первая же попытка применения немедленно привела бы их обладателя на эшафот. Однако, к большому сожалению Имори, ему еще ни разу не удалось подловить знахаря ни на чем явно преступном. Большую часть года Кагеру сидел в своем лесу в компании зверей и учеников, и чем он там занимался – неизвестно. Сихан был для Имори самой интересной и трудной из всех его загадок. И, как он подозревал, – самой опасной.
– Мы закончили? – Кагеру отодвинул пустую чашку.
– Я тебе пришлю письмо с курьером, как только будет что посылать. Всё на то же имя?
– Да – префектура Мок, деревня Сасоримура, в дом старосты. Еще вопросы есть?
– Ага. Текущие расходы.
– Ах да, я и забыл, – сихан достал короб и выложил на стол связку серебряных монет. Потом еще две. Монеты были как на подбор – новенькие, блестящие.
– Достаточно?
Имори кивнул и спрятал деньги в рукав. Мотылек проводил их изумленным взглядом. Он и не подозревал, что нищий сихан носит с собой такую сумму. На три-четыре серебряные монетки можно было купить хороший дом на Стрекозьем острове, а за самого Мотылька не дали бы и одной.
На этом деловой разговор окончился. Кагеру и Имори недолго поболтали о столичных новостях, вспомнили добрым словом какие-то совместные дела и распрощались, вполне довольные друг другом.
– Пойдем, – сказал знахарь Мотыльку, когда Имори вышел. – Ты чего не ешь? Не нравится печенье?! Ну тебя и избаловала твоя бабка! Ничего, мы эту дурь выведем!
Мотылек, насупившись, смотрел в тарелку с нетронутой зеленой пастилой.
– Учитель Кагеру…
– Что?
– Я не хочу плыть с вами дальше.
Сихан пристально посмотрел на мальчика.
– Понятно. Наслушался чужих разговоров. Я же сказал – ничему не верь! И что дальше? Побежишь во дворец к наместнику – «папа, папа, вот и я, твой пропавший сын!»
– Нет, – мрачно сказал Мотылек. – Отпустите меня домой. К бабушке.
– Не отпущу, – спокойно сказал Кагеру. – Везти тебя обратно мне некогда, а сам ты не доберешься. Так что бери с собой свою пастилу – и пошли в порт.
– Вы сказали, что силой никого не держите!
– За тех, кого я беру в ученики, все решения я принимаю сам.
Мотылек неожиданно сорвался с места и попытался проскочить мимо знахаря к двери. Но сихан, который был готов к такому повороту событий, поймал его за руку.
– Ну, убегай, – издевательски прошептал он. – Я же сказал – силой не держу. Что же ты не вырываешься?
Мотылек закусил губу от боли. Сихан едва придерживал его кисть двумя пальцами, слегка вывернув ее наружу. Но Мотыльку казалось – если сихан повернет ее еще чуть-чуть, запястье переломится, как сухая камышинка.
– Только заори – и ты еще долго не сможешь пользоваться этой рукой, – едва слышно добавил сихан. – Иди за мной.
На этот раз Мотылек и не думал сопротивляться. Так они шли до самого порта. Со стороны казалось, что наставник ведет своего ученика, заботливо держа его за руку, только по щекам ученика почему-то ползли слезы.
Глава 16
Пешком через лес.
«Уважаемый Господин Холера»
После Асадаля Кагеру перестал торопиться. Теперь они позднее отплывали утром и раньше устраивались на ночной отдых, иногда даже сходили на берег просто так, размять ноги. Несколько раз менялся ветер – тогда они приставали к ближайшему берегу и сидели там, ожидая низовки. Мотылек разводил костер, перетаскивал с лодки небольшую переносную жаровню и под руководством знахаря готовил горячий обед. Вообще на привалах дел у Мотылька было невпроворот: он наводил порядок в лодке, стирал одежду, собирал плавник на растопку, мыл котелки, варил суп, заваривал чай. Питались они сытной, хоть и совсем простой пищей. Волка не кормили, а потому он бегал по окрестностям, сам добывая себе пропитание, – в основном мышей и ящериц. Однажды принес себе на ужин жирного домашнего кота, за что знахарь устроил ему жестокую выволочку.
Кагеру не делал ничего – отдыхал, валяясь на траве, о чем-то размышлял, часами болтал с Мотыльком. Мальчик и сам не заметил, как выложил ему всё о смерти Хару, о той страшной ночи в святилище, когда видения и явь слились в единое целое, о вани, который ворвался в храм, невзирая на заклятия… Какое-то внутреннее чутье подсказывало Мотыльку, что он рассказывает это сихану совершенно напрасно. Но ему нужно было выговориться. А Кагеру был благодарным слушателем. Он сразу объявил Мотыльку, что верит ему и не считает его речи болезненным бредом, и с одобрением отозвался о его храбрости.
– Вступить в единоборство с таким сильным демоном, да в дни Голодных Духов – для этого нужно большое мужество, – сказал он. – На такое способен не всякий взрослый, даже опытный шаман. Может, я и не прогадал, когда решил взять тебя, короеда, в ученики. Но, скорее всего, там была поставлена какая-то защита против подобных тварей. Все же это храм, а не пограничная сторожевая будка. Потому вани и не добрался до тебя.
– Как это? – хмуро спросил Мотылек.
– Это значит, что на самом деле тебе ничто не угрожало. Кроме опасности умереть от страха. Но в будущем, – со значительным видом добавил знахарь, – может статься, что ты наткнешься на такого же сильного квисина где-нибудь в лесу, где стены храма тебе не помогут. И тогда тебе очень пригодится то, чему я собираюсь тебя учить. А ты учиться не хочешь, упорно желая остаться мальчиком на посылках. Ведь не хочешь? Ну признайся, мне же проще будет!
Мотылек пробормотал что-то невнятное, не осмеливаясь возразить напрямую. После Асадаля они вели себя так, словно у них и не возникало никаких разногласий. Кагеру добродушно поддразнивал Мотылька за его угрюмый вид, однако глаз с него не спускал ни на миг, так что мальчику ничего не оставалось, как тоже притвориться, что он все забыл. «Не буду с ним спорить. Еще привяжет или поколотит, как волка. Просто дождусь удобного момента – и сбегу», – решил поначалу Мотылек. Но время шло, Стрекозий остров оставался все дальше и дальше за кормой, и надежда на побег становилась с каждым днем все более призрачной.
Прошло три дня – и местность начала меняться. Пропали тростниковые плавни, берега Микавы сблизились и стали холмистыми; зеленые островки рощ попадались все чаще, вода потемнела и запахла торфом. И вот однажды утром Мотылек обнаружил, что они плывут среди сплошного леса.
– Это еще не чаща. Вот дальше к северу, где начинаются настоящие горы, – рассказывал Кагеру, стоя у руля. – Там совершенно дикие края, непроходимый лес, полно хищного зверья. Говорят, в незапамятные времена с тех гор спустился народ кума – люди-медведи, от которых якобы ведут свой род обитатели Кирима. Поэтому северные горы и зовутся Комасон, что означает «Медвежья крепость»…
– А вы там были? – с любопытством спрашивал Мотылек. – И видели этих людей-медведей?
– Медведи попадались, но самые обычные, бурые. Я ходил через лес – по реке туда не попасть, слишком быстрое течение. Забирался в такую глухомань, что даже тамошние квисины людей ни разу не видели. Бывало, сидишь ночью у костра, над головой шатром ветки сплелись, а квисины глазищами из темноты зыркают и дивятся – ой, кто это тут? О зверях уж и не говорю. Вот, мой Тошнотник как раз оттуда, с гор Комасон. Тоже пришел к костру на чужака посмотреть – да и остался со мной…
На четвертый день плавание совсем замедлилось. Несмотря на то что снова задул сильный попутный ветер, встречное течение сводило его усилия почти на нет. К тому же мешали плотогоны. Знахарь едва успевал уворачиваться от длинных, кое-как связанных между собой кряжистых стволов, которые плыли, почти неуправляемые, порой разворачиваясь поперек течения и угрожая потопить лодку.
– Мы уже в префектуре Мок, или Лесном Пределе. Этот край в древности носил имя Сирим, то есть «девственный лес», – рассказывал сихан. – Но скоро от Лесного Предела останется одно название. Лес вырубают на корню и гонят плоты в Асадаль и дальше, на побережье Тайхео – на постройку императорского флота. Впрочем, до тех мест, где живу я, лесорубы еще не добрались. И пока я буду там жить – не доберутся.
На четвертый день после полудня путешествие по реке завершилось. Лес внезапно расступился, между деревьями замелькали серые дома большого поселка. Поселок назывался Йогарасу – Ночные Вороны. Здесь знахарь вернул лодку угрюмому молчаливому хозяину, доплатив остаток за наем, – изрядные деньги. Мотылек смотрел, как Кагеру бесконечно долго отсчитывает медяки и ракушки, и вспоминал аккуратные связки серебра, исчезнувшие в рукаве Имори.
– Что вертишь головой? – спросил Кагеру, когда они сошли с пристани на берег, нагруженные вещами. – Потерял кого?
– «Стражей» не вижу, – ответил Мотылек. – Надо бы им поднести гостинец, чтобы не разгневались. Наши «стражи» у Перевоза были сердитые, чужаков не любили.
– А-а, – протянул знахарь. – Понял. Здешние сторожа… им подношения уже не нужны. В прошлом году они пропустили кого не надо – и поплатились. Вон, глянь туда…
Он показал налево, куда убегала от пристани вдоль реки разбитая дорога. Там, шагах в тридцати от обочины, на взгорке, тянулся к небу частокол обугленных столбов. Мотылек только посмотрел, а ему уже стало не по себе.
– Подойдем поближе, – сказал Кагеру.
Мотыльку не хотелось, но любопытство пересилило. Подошел – и сразу пожалел об этом. Столбы стояли кругом – высокие, почерневшие от пламени, так что не разобрать вырезанных лиц – как будто оскорбленные квисины надели маски на лица, чтобы мстить неузнанными. Жутью веяло от этого черного круга. А на земле между столбами в куче золы и непрогоревших головешек лежали кости. Много костей, череп, ребра, целый скелет – не то лошадь, не то осел. Видно, давно лежал, между ребрами уже трава проросла. Мотылек пригляделся и похолодел – рядом, среди горелого тряпья, ничком лежал еще один скелет. Небольшой, человеческий.
– Что это? – пролепетал он. – Почему не уберут, не похоронят?
– Их нельзя трогать, – сказал Кагеру. В его голосе Мотыльку послышалась злая насмешка. – Никто не должен год подходить к останкам жертвы. Не то дух вернется.
– Какой дух?
– Уважаемый Господин Холера.
Мотылек испуганно взглянул на него, в животе похолодело. Господин Холера был дух знаменитый, бродячий, невиданно кровожадный. Появлялся тут и там, обычно к концу лета, приходил неожиданно, уходил неохотно, оставляя после себя разорение и горе. В дельте этого квисина старались поминать как можно реже, чтобы не накликать. Потому что знали: раз придет, и всё – роду конец.
– В прошлом году Господин Холера явился в этот поселок, – заговорил знахарь. – Уж не знаю, чем они его обидели. Поселился в нескольких домах – и давай пировать. Люди исходили кровавым поносом и умирали за несколько дней, никто ничего не мог сделать. Здешний шаман попытался выгнать его, но дух разгневался, пожрал его и стал свирепствовать пуще прежнего. Тогда жители Ночных Воронов пригласили моего соседа, шамана из Сасоримуры – это деревушка в десятке ри отсюда. Тот шаман считается самым сильным в Лесном Пределе. После меня, конечно. Он долго не соглашался, но его уговорили. Он взял очень большую плату, а потом, когда дух ушел, – еще столько же. За риск.
– Почему?
– Дело в том, что изгнать Господина Холеру невозможно, – он слишком силен для человека, даже для опытного шамана. Зато его можно попытаться перехитрить. Но если допустить малейший промах – сразу станешь его пищей.
Мотылек с новым страхом взглянул на пожарище.
– Как же тот шаман обманул квисина?
– С помощью одного старинного обряда. Шаман приказал выделить ему самый богатый дом в поселке. Женщины прибрались там, украсили дом цветами, приготовили роскошный ужин. Самые красивые девушки пришли в своих лучших нарядах, чтобы прислуживать за столом. Тогда шаман подошел к одному из домов, где гостил Господин Холера, и пригласил его на ужин.
«Ты гневаешься на эту деревню? – спросил он. – Они тебя ненароком оскорбили, недодали тебе чего-нибудь – и ты пришел, чтобы взять всё самому? О господин, не утруждайся. Мы и так дадим тебе все, что хочешь. Вот угощение, вот прекрасные девицы – выбирай любую…»
– И что, квисина удалось выманить?
– Да, удалось. Всю ночь шаман пировал с ним в лучшем доме поселка, и Господин Холера остался доволен. А утром к крыльцу подвели вот этого осла, чьи кости чернеют в круге, – разукрашенного цветами и лентами, в вышитой попоне, с двумя корзинами, набитыми всяческими подарками. На спине у осла сидела большая соломенная кукла в шелковом халате. Господину Холере предложили сесть на осла и вселиться в куклу, чтобы ему было удобнее путешествовать. Прекраснейшая девица взяла осла за повод и повела его к воротам деревни. А все жители толпой шли за ним следом, кланялись ему, словно имперскому чиновнику, и желали ему счастливого пути. И вот Господин Холера в облике соломенной куклы выехал за ворота деревни.
«Заедем к „сторожам", господин, если вы не возражаете, – попросила его девица. – Я только попрощаюсь с ними…» Но стоило им войти в круг, как жители заорали и завыли, и на уходящих обрушился град камней, копий и стрел. Потом жители завалили трупы осла, девицы и чучело Господина Холеры соломой и хворостом и подожгли. А что «сторожам» при этом досталось – так поделом им. Они опозорились – не уберегли свой дом от чужого квисина, да еще такого страшного, как Господин Холера. Местные потом поставили новый круг, у других ворот – мы мимо него еще пройдем…
– И люди перестали умирать?
– Да.
Кагеру долгим взглядом посмотрел на кости и саркастически добавил:
– Как ни странно, Господин Холера больше в эти края не возвращался… Эй, короед, что нахохлился?
– Страшное имя «Холера», – произнес Мотылек так осторожно, словно брал в руки отравленную иглу. – Оно даже звучит жутко… А их, – он посмотрел в сторону скелетов, – жалко. Они-то чем провинились?
– Это жертва, дружок. Иногда надо пожертвовать чем-то важным, чтобы спасти все остальное. Ладно, нагляделись, пойдем отсюда…
Поселок Ночные Вороны не понравился Мотыльку с первого взгляда. Может быть, дело было в обугленных скелетах у пристани. Может, из-за того, что местные жители, едва завидев соломенную шляпу и посох Кагеру, почему-то прятались по домам, поспешно запирая за собой двери. А может, из-за леса. Лес был везде. Его было тут слишком много. Куда ни обернись – везде он, словно подкарауливает за спиной. Мотылек, который привык к просторам – если река, так до горизонта, если равнина, так за день не перейти, – чувствовал себя очень неуютно. Ему казалось, что здесь даже днем темнее, чем в низовьях, как будто лес забирал часть солнечного света. И кто его знает, что за хищники прячутся там, среди этих бесконечных деревьев. Серые приземистые дома-полуземлянки казались мальчику какими-то мрачными, унылыми – то ли дело легкие, светлые, тонконогие хижины Стрекозьего острова. Внутри здешнего дома наверняка темно и холодно, как в могиле, думал Мотылек, пока они с сиханом шли по главной улице Йогарасу. И крыши какие-то сизые, крыты замшелыми дощечками, словно тухлой чешуей. И в воздухе так и веет страхом.
Мотыльку вдруг до смерти захотелось вернуться обратно в лодку. Пока длилось путешествие по Микаве, всё казалось – до дома недалеко. Но теперь, когда река скрылась за зеленой стеной деревьев, мальчику так тоскливо стало, хоть плачь. Мотылек сжал зубы – он не собирался сдаваться раньше времени. «Убегу сегодня ночью, – подумал он. – Там у пристани стояла какая-то баржа, попрошусь к ним. Украду у сихана немного денег, оплачу дорогу. А не получится, так возьмусь за любую работу – на руле стоять, стирать, готовить, палубу мыть – все что угодно, лишь бы вернуться домой!»
Приняв такое решение, Мотылек немного приободрился. А знахарь даже не обернулся в его сторону – знай себе шагал по улице. Вот и дома кончились, и лес подступил к дороге. Впереди показалась колючая живая изгородь, над которой торчали столбы со свежевырезанными мордами «сторожей». Сихан прошел мимо них, как мимо пустого места. Мотылек заглянул за изгородь и увидел, что дорога, петляя, уходит прямо в лес.
– Мы куда? – подергал он сихана за рукав.
– Туда, – Кагеру махнул в сторону леса.
– Зачем? Там же чаща!
– И что?
– Так ведь скоро начнет темнеть, надо подумать о ночлеге!
– Ночлег у нас будет княжеский, – «утешил» сихан. – До темноты еще долго, как раз к закату доберемся до Сасоримуры, а там и до моего дома рукой подать. Не успеем засветло – не беда, луна посветит, в Скорпионьем Ущелье мне каждая кочка знакома…
– Но…
– Со мной тебе бояться нечего, – сказал знахарь, неправильно истолковав колебания Мотылька. – Я всё понимаю. С непривычки чаща кажется тебе странной и страшной. А лесному жителю показался бы таким же твой родной остров. Пойдем, короед. Мне не хочется задерживаться в Йогарасу. Здешние жители не любят меня. Как бы по дурости не устроили ночью какой-нибудь пакости.
– Почему? Что вы им сделали?
– Ничего, в том-то и штука. Прошлой весной они просили меня выгнать холеру. Провести этот самый обряд, обмануть духа. Я отказался наотрез.
– Побоялся! – фыркнул Мотылек.
– Да, побоялся. Обряд опасен, жесток, а главное – ненадежен. Я посоветовал им не пить сырую воду из реки, да и выгнал к бесам – еще не хватало от них заразиться… А ради чего мне, спрашивается, рисковать жизнью? Ради этих лесорубов? Если бы они тут все вымерли, я был бы рад, – желчно добавил сихан. – Воздух тут стал бы чище.
Мотылек ничего не сказал. К жестокости Кагеру добавилась еще и трусость. Велика ли честь учиться у такого наставника?
– Так теперь эти идиоты шепчутся, что это я навел на них порчу, – с ухмылкой закончил сихан. – Напустил на их паршивую деревню Господина Холеру. Трусливые твари. Ничего, пусть болтают, лишь бы боялись… Эй, короед, шевели ногами. Мечтаешь заночевать под открытым небом?
Мотылек с тоской оглянулся назад – туда, где за деревьями и серыми избенками несла воды невидимая Микава. Всё пропало. В лесу он никогда не посмеет сбежать от знахаря – еще заблудишься, если раньше не умрешь от страха или не растерзают хищные звери. Мальчик поплелся вслед за хозяином, чувствуя, как в его душе рвется последняя связь с домом. Как течение отрывает и уносит пучок травы – так и он теперь оторван от родных корней, беспомощен и одинок. Теперь он может рассчитывать только на себя. И учитель Кагеру – его единственная сомнительная защита.
Кагеру не делал ничего – отдыхал, валяясь на траве, о чем-то размышлял, часами болтал с Мотыльком. Мальчик и сам не заметил, как выложил ему всё о смерти Хару, о той страшной ночи в святилище, когда видения и явь слились в единое целое, о вани, который ворвался в храм, невзирая на заклятия… Какое-то внутреннее чутье подсказывало Мотыльку, что он рассказывает это сихану совершенно напрасно. Но ему нужно было выговориться. А Кагеру был благодарным слушателем. Он сразу объявил Мотыльку, что верит ему и не считает его речи болезненным бредом, и с одобрением отозвался о его храбрости.
– Вступить в единоборство с таким сильным демоном, да в дни Голодных Духов – для этого нужно большое мужество, – сказал он. – На такое способен не всякий взрослый, даже опытный шаман. Может, я и не прогадал, когда решил взять тебя, короеда, в ученики. Но, скорее всего, там была поставлена какая-то защита против подобных тварей. Все же это храм, а не пограничная сторожевая будка. Потому вани и не добрался до тебя.
– Как это? – хмуро спросил Мотылек.
– Это значит, что на самом деле тебе ничто не угрожало. Кроме опасности умереть от страха. Но в будущем, – со значительным видом добавил знахарь, – может статься, что ты наткнешься на такого же сильного квисина где-нибудь в лесу, где стены храма тебе не помогут. И тогда тебе очень пригодится то, чему я собираюсь тебя учить. А ты учиться не хочешь, упорно желая остаться мальчиком на посылках. Ведь не хочешь? Ну признайся, мне же проще будет!
Мотылек пробормотал что-то невнятное, не осмеливаясь возразить напрямую. После Асадаля они вели себя так, словно у них и не возникало никаких разногласий. Кагеру добродушно поддразнивал Мотылька за его угрюмый вид, однако глаз с него не спускал ни на миг, так что мальчику ничего не оставалось, как тоже притвориться, что он все забыл. «Не буду с ним спорить. Еще привяжет или поколотит, как волка. Просто дождусь удобного момента – и сбегу», – решил поначалу Мотылек. Но время шло, Стрекозий остров оставался все дальше и дальше за кормой, и надежда на побег становилась с каждым днем все более призрачной.
Прошло три дня – и местность начала меняться. Пропали тростниковые плавни, берега Микавы сблизились и стали холмистыми; зеленые островки рощ попадались все чаще, вода потемнела и запахла торфом. И вот однажды утром Мотылек обнаружил, что они плывут среди сплошного леса.
– Это еще не чаща. Вот дальше к северу, где начинаются настоящие горы, – рассказывал Кагеру, стоя у руля. – Там совершенно дикие края, непроходимый лес, полно хищного зверья. Говорят, в незапамятные времена с тех гор спустился народ кума – люди-медведи, от которых якобы ведут свой род обитатели Кирима. Поэтому северные горы и зовутся Комасон, что означает «Медвежья крепость»…
– А вы там были? – с любопытством спрашивал Мотылек. – И видели этих людей-медведей?
– Медведи попадались, но самые обычные, бурые. Я ходил через лес – по реке туда не попасть, слишком быстрое течение. Забирался в такую глухомань, что даже тамошние квисины людей ни разу не видели. Бывало, сидишь ночью у костра, над головой шатром ветки сплелись, а квисины глазищами из темноты зыркают и дивятся – ой, кто это тут? О зверях уж и не говорю. Вот, мой Тошнотник как раз оттуда, с гор Комасон. Тоже пришел к костру на чужака посмотреть – да и остался со мной…
На четвертый день плавание совсем замедлилось. Несмотря на то что снова задул сильный попутный ветер, встречное течение сводило его усилия почти на нет. К тому же мешали плотогоны. Знахарь едва успевал уворачиваться от длинных, кое-как связанных между собой кряжистых стволов, которые плыли, почти неуправляемые, порой разворачиваясь поперек течения и угрожая потопить лодку.
– Мы уже в префектуре Мок, или Лесном Пределе. Этот край в древности носил имя Сирим, то есть «девственный лес», – рассказывал сихан. – Но скоро от Лесного Предела останется одно название. Лес вырубают на корню и гонят плоты в Асадаль и дальше, на побережье Тайхео – на постройку императорского флота. Впрочем, до тех мест, где живу я, лесорубы еще не добрались. И пока я буду там жить – не доберутся.
На четвертый день после полудня путешествие по реке завершилось. Лес внезапно расступился, между деревьями замелькали серые дома большого поселка. Поселок назывался Йогарасу – Ночные Вороны. Здесь знахарь вернул лодку угрюмому молчаливому хозяину, доплатив остаток за наем, – изрядные деньги. Мотылек смотрел, как Кагеру бесконечно долго отсчитывает медяки и ракушки, и вспоминал аккуратные связки серебра, исчезнувшие в рукаве Имори.
– Что вертишь головой? – спросил Кагеру, когда они сошли с пристани на берег, нагруженные вещами. – Потерял кого?
– «Стражей» не вижу, – ответил Мотылек. – Надо бы им поднести гостинец, чтобы не разгневались. Наши «стражи» у Перевоза были сердитые, чужаков не любили.
– А-а, – протянул знахарь. – Понял. Здешние сторожа… им подношения уже не нужны. В прошлом году они пропустили кого не надо – и поплатились. Вон, глянь туда…
Он показал налево, куда убегала от пристани вдоль реки разбитая дорога. Там, шагах в тридцати от обочины, на взгорке, тянулся к небу частокол обугленных столбов. Мотылек только посмотрел, а ему уже стало не по себе.
– Подойдем поближе, – сказал Кагеру.
Мотыльку не хотелось, но любопытство пересилило. Подошел – и сразу пожалел об этом. Столбы стояли кругом – высокие, почерневшие от пламени, так что не разобрать вырезанных лиц – как будто оскорбленные квисины надели маски на лица, чтобы мстить неузнанными. Жутью веяло от этого черного круга. А на земле между столбами в куче золы и непрогоревших головешек лежали кости. Много костей, череп, ребра, целый скелет – не то лошадь, не то осел. Видно, давно лежал, между ребрами уже трава проросла. Мотылек пригляделся и похолодел – рядом, среди горелого тряпья, ничком лежал еще один скелет. Небольшой, человеческий.
– Что это? – пролепетал он. – Почему не уберут, не похоронят?
– Их нельзя трогать, – сказал Кагеру. В его голосе Мотыльку послышалась злая насмешка. – Никто не должен год подходить к останкам жертвы. Не то дух вернется.
– Какой дух?
– Уважаемый Господин Холера.
Мотылек испуганно взглянул на него, в животе похолодело. Господин Холера был дух знаменитый, бродячий, невиданно кровожадный. Появлялся тут и там, обычно к концу лета, приходил неожиданно, уходил неохотно, оставляя после себя разорение и горе. В дельте этого квисина старались поминать как можно реже, чтобы не накликать. Потому что знали: раз придет, и всё – роду конец.
– В прошлом году Господин Холера явился в этот поселок, – заговорил знахарь. – Уж не знаю, чем они его обидели. Поселился в нескольких домах – и давай пировать. Люди исходили кровавым поносом и умирали за несколько дней, никто ничего не мог сделать. Здешний шаман попытался выгнать его, но дух разгневался, пожрал его и стал свирепствовать пуще прежнего. Тогда жители Ночных Воронов пригласили моего соседа, шамана из Сасоримуры – это деревушка в десятке ри отсюда. Тот шаман считается самым сильным в Лесном Пределе. После меня, конечно. Он долго не соглашался, но его уговорили. Он взял очень большую плату, а потом, когда дух ушел, – еще столько же. За риск.
– Почему?
– Дело в том, что изгнать Господина Холеру невозможно, – он слишком силен для человека, даже для опытного шамана. Зато его можно попытаться перехитрить. Но если допустить малейший промах – сразу станешь его пищей.
Мотылек с новым страхом взглянул на пожарище.
– Как же тот шаман обманул квисина?
– С помощью одного старинного обряда. Шаман приказал выделить ему самый богатый дом в поселке. Женщины прибрались там, украсили дом цветами, приготовили роскошный ужин. Самые красивые девушки пришли в своих лучших нарядах, чтобы прислуживать за столом. Тогда шаман подошел к одному из домов, где гостил Господин Холера, и пригласил его на ужин.
«Ты гневаешься на эту деревню? – спросил он. – Они тебя ненароком оскорбили, недодали тебе чего-нибудь – и ты пришел, чтобы взять всё самому? О господин, не утруждайся. Мы и так дадим тебе все, что хочешь. Вот угощение, вот прекрасные девицы – выбирай любую…»
– И что, квисина удалось выманить?
– Да, удалось. Всю ночь шаман пировал с ним в лучшем доме поселка, и Господин Холера остался доволен. А утром к крыльцу подвели вот этого осла, чьи кости чернеют в круге, – разукрашенного цветами и лентами, в вышитой попоне, с двумя корзинами, набитыми всяческими подарками. На спине у осла сидела большая соломенная кукла в шелковом халате. Господину Холере предложили сесть на осла и вселиться в куклу, чтобы ему было удобнее путешествовать. Прекраснейшая девица взяла осла за повод и повела его к воротам деревни. А все жители толпой шли за ним следом, кланялись ему, словно имперскому чиновнику, и желали ему счастливого пути. И вот Господин Холера в облике соломенной куклы выехал за ворота деревни.
«Заедем к „сторожам", господин, если вы не возражаете, – попросила его девица. – Я только попрощаюсь с ними…» Но стоило им войти в круг, как жители заорали и завыли, и на уходящих обрушился град камней, копий и стрел. Потом жители завалили трупы осла, девицы и чучело Господина Холеры соломой и хворостом и подожгли. А что «сторожам» при этом досталось – так поделом им. Они опозорились – не уберегли свой дом от чужого квисина, да еще такого страшного, как Господин Холера. Местные потом поставили новый круг, у других ворот – мы мимо него еще пройдем…
– И люди перестали умирать?
– Да.
Кагеру долгим взглядом посмотрел на кости и саркастически добавил:
– Как ни странно, Господин Холера больше в эти края не возвращался… Эй, короед, что нахохлился?
– Страшное имя «Холера», – произнес Мотылек так осторожно, словно брал в руки отравленную иглу. – Оно даже звучит жутко… А их, – он посмотрел в сторону скелетов, – жалко. Они-то чем провинились?
– Это жертва, дружок. Иногда надо пожертвовать чем-то важным, чтобы спасти все остальное. Ладно, нагляделись, пойдем отсюда…
Поселок Ночные Вороны не понравился Мотыльку с первого взгляда. Может быть, дело было в обугленных скелетах у пристани. Может, из-за того, что местные жители, едва завидев соломенную шляпу и посох Кагеру, почему-то прятались по домам, поспешно запирая за собой двери. А может, из-за леса. Лес был везде. Его было тут слишком много. Куда ни обернись – везде он, словно подкарауливает за спиной. Мотылек, который привык к просторам – если река, так до горизонта, если равнина, так за день не перейти, – чувствовал себя очень неуютно. Ему казалось, что здесь даже днем темнее, чем в низовьях, как будто лес забирал часть солнечного света. И кто его знает, что за хищники прячутся там, среди этих бесконечных деревьев. Серые приземистые дома-полуземлянки казались мальчику какими-то мрачными, унылыми – то ли дело легкие, светлые, тонконогие хижины Стрекозьего острова. Внутри здешнего дома наверняка темно и холодно, как в могиле, думал Мотылек, пока они с сиханом шли по главной улице Йогарасу. И крыши какие-то сизые, крыты замшелыми дощечками, словно тухлой чешуей. И в воздухе так и веет страхом.
Мотыльку вдруг до смерти захотелось вернуться обратно в лодку. Пока длилось путешествие по Микаве, всё казалось – до дома недалеко. Но теперь, когда река скрылась за зеленой стеной деревьев, мальчику так тоскливо стало, хоть плачь. Мотылек сжал зубы – он не собирался сдаваться раньше времени. «Убегу сегодня ночью, – подумал он. – Там у пристани стояла какая-то баржа, попрошусь к ним. Украду у сихана немного денег, оплачу дорогу. А не получится, так возьмусь за любую работу – на руле стоять, стирать, готовить, палубу мыть – все что угодно, лишь бы вернуться домой!»
Приняв такое решение, Мотылек немного приободрился. А знахарь даже не обернулся в его сторону – знай себе шагал по улице. Вот и дома кончились, и лес подступил к дороге. Впереди показалась колючая живая изгородь, над которой торчали столбы со свежевырезанными мордами «сторожей». Сихан прошел мимо них, как мимо пустого места. Мотылек заглянул за изгородь и увидел, что дорога, петляя, уходит прямо в лес.
– Мы куда? – подергал он сихана за рукав.
– Туда, – Кагеру махнул в сторону леса.
– Зачем? Там же чаща!
– И что?
– Так ведь скоро начнет темнеть, надо подумать о ночлеге!
– Ночлег у нас будет княжеский, – «утешил» сихан. – До темноты еще долго, как раз к закату доберемся до Сасоримуры, а там и до моего дома рукой подать. Не успеем засветло – не беда, луна посветит, в Скорпионьем Ущелье мне каждая кочка знакома…
– Но…
– Со мной тебе бояться нечего, – сказал знахарь, неправильно истолковав колебания Мотылька. – Я всё понимаю. С непривычки чаща кажется тебе странной и страшной. А лесному жителю показался бы таким же твой родной остров. Пойдем, короед. Мне не хочется задерживаться в Йогарасу. Здешние жители не любят меня. Как бы по дурости не устроили ночью какой-нибудь пакости.
– Почему? Что вы им сделали?
– Ничего, в том-то и штука. Прошлой весной они просили меня выгнать холеру. Провести этот самый обряд, обмануть духа. Я отказался наотрез.
– Побоялся! – фыркнул Мотылек.
– Да, побоялся. Обряд опасен, жесток, а главное – ненадежен. Я посоветовал им не пить сырую воду из реки, да и выгнал к бесам – еще не хватало от них заразиться… А ради чего мне, спрашивается, рисковать жизнью? Ради этих лесорубов? Если бы они тут все вымерли, я был бы рад, – желчно добавил сихан. – Воздух тут стал бы чище.
Мотылек ничего не сказал. К жестокости Кагеру добавилась еще и трусость. Велика ли честь учиться у такого наставника?
– Так теперь эти идиоты шепчутся, что это я навел на них порчу, – с ухмылкой закончил сихан. – Напустил на их паршивую деревню Господина Холеру. Трусливые твари. Ничего, пусть болтают, лишь бы боялись… Эй, короед, шевели ногами. Мечтаешь заночевать под открытым небом?
Мотылек с тоской оглянулся назад – туда, где за деревьями и серыми избенками несла воды невидимая Микава. Всё пропало. В лесу он никогда не посмеет сбежать от знахаря – еще заблудишься, если раньше не умрешь от страха или не растерзают хищные звери. Мальчик поплелся вслед за хозяином, чувствуя, как в его душе рвется последняя связь с домом. Как течение отрывает и уносит пучок травы – так и он теперь оторван от родных корней, беспомощен и одинок. Теперь он может рассчитывать только на себя. И учитель Кагеру – его единственная сомнительная защита.
Глава 17
Стычка у Двух Слив
Караван купеческих барок отплыл из Сонака, едва рассвело. Над дрожащей перламутровой водой висел густой молочный туман. От воды веяло осенним холодом, палуба покрылась каплями росы, изо ртов вырывался пар. Неуклюжие широкие грузовые барки, похожие на огромных океанских рыб, покидали пристань и исчезали в белом мареве. На носу и на корме каждого судна горел фонарь. Слышался плеск весел, негромкие разговоры вперемешку с вялой руганью и зевотой. Вот передняя барка выплыла на фарватер. Навстречу ей из тумана один за другим выныривали темные столбики бакенов, указывая безопасный путь среди мелей. Кормчего флагманской барки туман беспокоил меньше всего – он ходил по этой реке долгие годы и мог бы провести суда хоть с завязанными глазами. Барки принадлежали купцу Люпину из провинции Сондже. Его приказчики возвращались из столицы домой с товаром, деньгами и старшим сыном купца, который неожиданно пожелал присоединиться к ним по дороге в родные края.
Рей стоял на носу передней лодки. Рядом с ним кутался в дорожный плащ Ким. На плече у него висел тюк с вещами, на поясе – меч. Приятели смотрели вперед, как будто надеясь что-то разглядеть в тумане, и тихо разговаривали. Восходящее солнце, яркое и холодное, как отсвет огня на стальном лезвии, блестело сквозь хмарь.
Рей стоял на носу передней лодки. Рядом с ним кутался в дорожный плащ Ким. На плече у него висел тюк с вещами, на поясе – меч. Приятели смотрели вперед, как будто надеясь что-то разглядеть в тумане, и тихо разговаривали. Восходящее солнце, яркое и холодное, как отсвет огня на стальном лезвии, блестело сквозь хмарь.