Страница:
– В принципе, тигр – просто большой кот. Прошлым летом мы с дядей охотились на пуму…
– Только попробуй, – угрожающе прошипел Рей, ползком подбираясь к другу. – Нам повезло, что он спит! Сейчас мы тихонько прокрадемся по мосту и – бегом в монастырь… – Вдруг Рей ахнул и воскликнул, выпрямившись во весь рост: – А кто это у него на спине?!
На спине зверя восседал старец. Расположился он в очень удобной и в то же время изящной позе, выпрямив спину, расправив узкие плечи и положив узловатые руки на колени. Длинные седые волосы старца были свободно распущены по спине, отдельные пряди спускались по тощей груди на круглое брюшко. Глаза были закрыты, морщинистое лицо совершенно безмятежно. У Рея помутилось в голове, и сердце забилось как безумное, когда он понял, кто перед ним предстал.
– Нет, ты такое когда-нибудь видел?! – шипел ему в ухо Ким. – Кому рассказать – не поверят! Ты посмотри, как это старый хрыч расселся на тигре, – будто это его собственная кровать!
– Тсс! Это бессмертный! – прошептал Рей в экстазе. – Он в трансе – соединяется духом с Небом и Землей!
– Пошли, подойдем поближе!
– Ни в коем случае! Крайне невежливо прерывать транс… бессмертный может на нас разгневаться… и вообще, а что если тигр проснется?
– Проснется – ему же хуже. Ну пойдем! Мы только подберемся поближе и посмотрим. Может, он сам нас заметит. Может, он нас тут ждет! Давай – я по правому берегу, ты по левому… чтобы тигр уж точно не удрал…
Рей колебался. В его душе царил настоящий хаос. Священный ужас и восторг от лицезрения чудесного старца омрачались нехорошими предчувствиями. Внутренний голос подсказывал, что от необычной пары лучше держаться подальше. Но – бессмертный! Пусть даже не Истинный, а просто святой отшельник, достигший немыслимых высот совершенства, в чьем присутствии даже дикие звери становятся ручными ласковыми котятами (о подобном Рей читал, но до конца никогда не верил). Нет, будь Рей один, он бы и сам, не раздумывая, ринулся к горному старцу и со всей деликатностью просил бы его о духовном наставничестве… Но с ним был этот дурень Ким, не имеющий ни малейшего представления о духовной работе, зато одержимый желанием сразиться с тигром и привезти братьям шкуру хищника…
– Ты не подумал, брат Ким, что это может быть морок? – спросил Рей, изо всех сил стараясь быть хладнокровным. – Недаром ночью тебе являлась та девица! Помнишь, я сказал, что она очень смахивает на оборотня?
– Тем более, – отрезал Ким и, не тратя больше времени на споры, перескочил через парапет и исчез. Рей кинулся за ним, чтобы удержать, но увидел только мелькающую в кустах черноволосую голову. А вскоре исчезла и она. Рей чертыхнулся, поднял глаза, сморгнул – и увидел, что тигр тоже пропал! Осталась только голая глыба посреди ручья.
«Точно – морок! – цепенея, понял Рей. – Бесовское наваждение! Ловушка!»
– Ким! – заорал он, перегибаясь через парапет. – Ты где, Ки-и-м!
Отозвалось только эхо в лесу.
Еще долго Рей пытался докричаться до друга, потом спустился вниз, облазил кусты, но не нашел ничего – ни Кима, ни тигра, ни старца – как будто все трое испарились. Уже солнце зашло за Каменную Иголку, а Рей все не прекращал поисков. Он обегал все окрестности ручья, устал до беспамятства, вымок, исцарапался, охрип от криков – и все безрезультатно. Когда стемнело, Рей сдался. К тому же его все настойчивее посещала мысль о девушке-оборотне, которая посещала Кима прошлой ночью. Не совсем понятно, почему она не выпила из него кровь сразу (может, святые стены часовни помогли?), но теперь у Рея не осталось никаких сомнений, в чьи лапы угодил его несчастный друг. Попасться бесам так близко от цели! Ведь предупреждал Кушиура, что в пути Кима ждет труднейшее искушение, и тот его не выдержал – увы!
Когда последние отблески заката поглотила ночная тьма, Рей, оплакивая друга, поспешно перебрался через мост и направился в сторону монастыря.
Глава 14
Глава 15
– Только попробуй, – угрожающе прошипел Рей, ползком подбираясь к другу. – Нам повезло, что он спит! Сейчас мы тихонько прокрадемся по мосту и – бегом в монастырь… – Вдруг Рей ахнул и воскликнул, выпрямившись во весь рост: – А кто это у него на спине?!
На спине зверя восседал старец. Расположился он в очень удобной и в то же время изящной позе, выпрямив спину, расправив узкие плечи и положив узловатые руки на колени. Длинные седые волосы старца были свободно распущены по спине, отдельные пряди спускались по тощей груди на круглое брюшко. Глаза были закрыты, морщинистое лицо совершенно безмятежно. У Рея помутилось в голове, и сердце забилось как безумное, когда он понял, кто перед ним предстал.
– Нет, ты такое когда-нибудь видел?! – шипел ему в ухо Ким. – Кому рассказать – не поверят! Ты посмотри, как это старый хрыч расселся на тигре, – будто это его собственная кровать!
– Тсс! Это бессмертный! – прошептал Рей в экстазе. – Он в трансе – соединяется духом с Небом и Землей!
– Пошли, подойдем поближе!
– Ни в коем случае! Крайне невежливо прерывать транс… бессмертный может на нас разгневаться… и вообще, а что если тигр проснется?
– Проснется – ему же хуже. Ну пойдем! Мы только подберемся поближе и посмотрим. Может, он сам нас заметит. Может, он нас тут ждет! Давай – я по правому берегу, ты по левому… чтобы тигр уж точно не удрал…
Рей колебался. В его душе царил настоящий хаос. Священный ужас и восторг от лицезрения чудесного старца омрачались нехорошими предчувствиями. Внутренний голос подсказывал, что от необычной пары лучше держаться подальше. Но – бессмертный! Пусть даже не Истинный, а просто святой отшельник, достигший немыслимых высот совершенства, в чьем присутствии даже дикие звери становятся ручными ласковыми котятами (о подобном Рей читал, но до конца никогда не верил). Нет, будь Рей один, он бы и сам, не раздумывая, ринулся к горному старцу и со всей деликатностью просил бы его о духовном наставничестве… Но с ним был этот дурень Ким, не имеющий ни малейшего представления о духовной работе, зато одержимый желанием сразиться с тигром и привезти братьям шкуру хищника…
– Ты не подумал, брат Ким, что это может быть морок? – спросил Рей, изо всех сил стараясь быть хладнокровным. – Недаром ночью тебе являлась та девица! Помнишь, я сказал, что она очень смахивает на оборотня?
– Тем более, – отрезал Ким и, не тратя больше времени на споры, перескочил через парапет и исчез. Рей кинулся за ним, чтобы удержать, но увидел только мелькающую в кустах черноволосую голову. А вскоре исчезла и она. Рей чертыхнулся, поднял глаза, сморгнул – и увидел, что тигр тоже пропал! Осталась только голая глыба посреди ручья.
«Точно – морок! – цепенея, понял Рей. – Бесовское наваждение! Ловушка!»
– Ким! – заорал он, перегибаясь через парапет. – Ты где, Ки-и-м!
Отозвалось только эхо в лесу.
Еще долго Рей пытался докричаться до друга, потом спустился вниз, облазил кусты, но не нашел ничего – ни Кима, ни тигра, ни старца – как будто все трое испарились. Уже солнце зашло за Каменную Иголку, а Рей все не прекращал поисков. Он обегал все окрестности ручья, устал до беспамятства, вымок, исцарапался, охрип от криков – и все безрезультатно. Когда стемнело, Рей сдался. К тому же его все настойчивее посещала мысль о девушке-оборотне, которая посещала Кима прошлой ночью. Не совсем понятно, почему она не выпила из него кровь сразу (может, святые стены часовни помогли?), но теперь у Рея не осталось никаких сомнений, в чьи лапы угодил его несчастный друг. Попасться бесам так близко от цели! Ведь предупреждал Кушиура, что в пути Кима ждет труднейшее искушение, и тот его не выдержал – увы!
Когда последние отблески заката поглотила ночная тьма, Рей, оплакивая друга, поспешно перебрался через мост и направился в сторону монастыря.
Глава 14
Время вышло
– Ну что, сударь, похоже, у вас крупные неприятности.
Кагеру косо взглянул на Мамуши. Вид у старосты традиционно уныло-равнодушный, но из-под маски просвечивает едва заметное удовольствие. Даже не удовольствие – торжество.
– В чем дело? – сухо спросил знахарь. – Зачем понадобилось вызывать меня в деревню в неурочное время? Наверно, очень важный вопрос, а, Мамуши? Действителъно важный?
Они сидели на веранде и пили чай с перцем и корицей, такой приятный и согревающий в это холодное ясное осеннее утро. Листья в саду старосты пожухли от ночных заморозков, в траве повсюду блестели нити паутины.
– Дело – важнее некуда, – неторопливо подтвердил староста, опуская глаза. – Плохие новости относительно вашего младшего ученика. Его ищут.
– Ну и что?
– Нет, сударь, вы не поняли. Сегодня на заре прибежал парнишка из Йогарасу и сказал, что к ним приплыл корабль.
– Продолжай.
– Не обычная торговая барка. Большой такой, черный с красным, узкий парусник, два ряда весел…
– Военный, – сдавленным голосом сказал Кагеру.
– Как вы угадали? На берег сошел целый отряд, человек, наверно, двадцать. Все в железе, в раскрашенной коже, с вымпелами…
– Под чьим гербом? Княгини или наместника?
– А бес их знает, я в гербах не разбираюсь. Ихний командир собрал всю деревню и сделал объявление. Дескать, ищут они мальчика лет восьми, по имени Мотылек, украденного на каком-то острове в дельте, название запамятовал… И все приметы мальчика перечислил. И плакат на пристани повесил. И большие деньги сулит тому, кто укажет, где его держат…
– Ты ведь на них не польстился? – вкрадчиво спросил Кагеру, с безмятежным видом попивая чай.
Мамуши сделал вид, что смертельно оскорблен таким предположением.
– Помилуйте! Кто ж соседа продаст? А вот кто заткнет рот плотогонам из Йогарасу… Они ведь на вас, сударь, давно зуб точат, еще из-за тех дел с Господином Холерой…
Произнеся имя страшного квисина, староста сложил пальцы в охраняющий знак.
– Ничего, – спокойно сказал Кагеру. – Пусть приходят. Они ничего не найдут. Какой еще мальчишка? Да это был просто морок! Вот ты, Мамуши, видел у меня восьмилетнего мальчика?
– Я-то, допустим, не видел, а остальные? Свидетелей слишком много, господин Кагеру, всем глаза не отведете. – Мамуши вздохнул. – Объясните мне, почему такая суета? Вы что, княжеского сына ненароком сперли? Почему его с войсками ищут?
– Не твое дело, – задумчиво проговорил Кагеру, глядя на золотистые облака.
– Мое – не мое, а у вас, сударь, времени совсем нет. Может, день, два, пока солдаты сюда через перевал доберутся. Не мне вам советовать, но лучше бы вам взять своих волков, мальчишек и прочую нечисть – и дунуть куда-нибудь на север, в горы…
– Ага. Подальше отсюда. А вы и рады.
Староста деликатно промолчал.
– Вы нам были добрым соседом, господин Кагеру, да уж больно… как бы это выразиться…
– Опасным? – подсказал знахарь. – Непредсказуемым? Пугающим? Нежелательным? Ладно, не кривляйся, Мамуши. Я прекрасно понимаю, каково это – иметь в соседях мокквисина. Все равно что жить на вулкане. Хорошо, я принимаю твой совет. Постарайся сделать так, чтобы твои родственники не болтали хотя бы пару дней. Вам же выгоднее – не попадете в соучастники. За это время я закончу свои дела и исчезну из здешних мест навсегда.
– Счастливого пути, всяческих благ и удачи в северных горах, – не скрывая облегчения, пожелал Мамуши.
Незнакомое место, огромный город на холмах, похожий на Асадаль, но еще богаче, прекраснее. Мостовая дрожит под ногами, как в лихорадке. Откуда-то снизу волнами приходит глухой рокот, словно под землей готовятся открыть адские врата. Многоярусные храмы, высоченные стены, белоснежные дворцы и особняки, крытые алой и золотой черепицей, – всё качается, осыпается, повсюду каменная пыль, летят гранитные глыбы, мечутся люди, где-то уже пылают пожары, от грохота и криков закладывает уши… И вдруг, как будто извне, накатывает приступ невероятной паники, и затем чудовищный подземный толчок сбивает с ног, перемешивает в кашу небо и землю…
Проснувшись, Мотылек долго сидел на краю постели, пытаясь успокоиться. Еженощные кошмары выматывали его. Он чувствовал себя так, словно уже третью ночь умирал, а утром воскресал, однако безо всякой надежды на избавление. Такое ощущение, что эти кошмары кто-то насылал нарочно…
Из-за неплотно задвинутой двери пробивалась полоска света. Похоже, Кагеру не спал. Мотылек прислушался – и отчетливо услышал его голос. Бремя от времени монолог знахаря прерывали тихие реплики Сахемоти. Кажется, чародеи ругались. Мотылек встал, приоткрыл дверь пошире, вернулся в кровать и начал слушать.
– …не понимаю! – раздавался резкий голос Кагеру. – Если есть умысел, то в чем он? Зачем мне полудохлый бродяга? Я призывал бога-вани. Почему пришел ты?
Сахемоти что-то негромко проговорил.
– Я уверен, вани – это ты! Понимаешь – ты! Твое имя – Сахемоти?
– Это ты так утверждаешь.
Кагеру тихо, злобно выругался.
– На что ты намекаешь?
– Ни один заклинатель не застрахован от ошибки, – миролюбиво ответил Сахемоти.
– Тогда, к бесам, ты кто такой?!
– Я уже раз сто говорил, что я ничего не помню.
– А если ты – не вани, безымянный бог древнего Кирима, то за каким бесом ты мне сдался?
Сахемоти ничего не ответил. Мотыльку послышался только усталый вздох. После паузы снова донесся голос Кагеру, полный сдержанной злости.
– Хорошо. Если ты не безымянный бог – давай, убирайся отсюда. У меня тут не постоялый двор.
– Не надо издеваться. Ты сам знаешь, что я не могу уйти. У меня просто не хватит сил. Я умираю от голода…
– Да, умираешь – и не можешь съесть ни крошки. А знаешь почему? Тебе нужна особая пища. Я уже объяснил, какая…
Сахемоти что-то ответил полушепотом. Мотылек не расслышал. Он выскользнул из-под одеяла и подкрался к двери. Тут было слышно гораздо лучше.
– Повторяю еще раз, – бесцветным голосом говорил Сахемоти, – я ничего не помню, а на слово верить тебе, представь, не хочу. И сам ты, мокквисин Кагеру, мне не нравишься. Сдается мне, ты хочешь провернуть со мной ту же штуку, которую провернул с тем несчастным безымянным, что заточен у тебя в клетке в хлеву…
– А что, у тебя есть выбор? Ты ведь и вправду умираешь. Плохо бывшему богу воплотиться в умирающего странника… но еще хуже стать развоплощенным духом без надежды на новое рождение…
– Угрожаешь? – усмехнулся Сахемоти. – Богу?
– Бывшему богу, – поправил его знахарь. – Впрочем, извини. Мои слова – вовсе не ультиматум. Ты ведь и сам понимаешь, что других вариантов нет, что я действую тебе во благо. Безымянные боги умирают, их почти забыли. Многие погибли безвозвратно, большинство превратились в мелких квисинов, и их дни тоже сочтены. Какое будущее ждет тебя? Ты жив только случайными жертвами, которые приносят тебе безмозглые морские вани. С каждым днем ты все больше становишься им подобен. Вот твое будущее! Поэтому ты или согласишься на то, что предлагаю тебе я, или…
– Я не желаю крови, – отрезал Сахемоти.
– Ой, только не надо врать, что тебе не приносили человеческие жертвы!
– Я устал тебе говорить, что ничего не помню!
Кагеру помолчал и сказал тихо:
– Я ведь и без твоего согласия могу обойтись.
Сахемоти ответил не сразу.
– Ты меня боишься, мокквисин, – неожиданно сказал он. – Не уверен, что поймал нужного тебе бога. Не знаешь, кто я и на что я способен. И что ты способен со мной справиться. Что у тебя хватит на это умения и сил…
– Надо же, какой проницательный, – желчно ответил Кагеру. – Допустим, боюсь. А сам бы ты не боялся на моем месте? Если такой умный, загляни в меня еще раз и скажи – отступлюсь я от своего замысла или нет?
– Не отступишься, – сказал Сахемоти почти сразу. – У тебя ведь тоже нет выбора.
На следующий день Сахемоти, с трудом встав на ноги, зашатался, упал и больше подняться не смог. Кагеру вместе с Головастиком оттащили его на веранду и посадили там на краю, завернув в одеяло и подложив под спину другое, свернутое. Сахемоти иссох так, что уже почти не напоминал живого человека. Однако когда Мотылек с пустыми ведрами пробегал мимо крыльца, то с удивлением услышал его слабый голос:
– Эй, арен, подойди-ка.
Мотылек приблизился с некоторой опаской. Он не забыл подслушанный им ночной разговор. Правда, Сахемоти не казался ему страшным, и притом он был явно расположен к мальчику…
– В этом доме есть оружие?
– Оружие? – удивился Мотылек. – Ну… Пожалуй, ничего нет, кроме посоха учителя.
Сахемоти поморщился.
– А, еще моя кочерга! – вспомнил Мотылек.
– Можешь ее принести?
Мотылек кивнул и побежал на кухню за кочергой. По дороге назад он проверил пальцем острие. Со времени своего последнего побега он несколько раз украдкой точил конец железного штыря. Сознание того, что у него есть хоть какие-то оружие, добавляло ему уверенности в себе. А интересно, что скажет Сахемоти, когда прикоснется к железу… если он действительно квисин-оборотень…
– Спасибо, – прошептал бродяга, когда ему на колени легла железяка. – Ах, как хорошо!
Мотылек постарался не выдать своего облегчения. Учитель Кагеру был не прав – Сахемоти не квисин.
– С копьем в руках я даже чувствую себя сильнее, хотя вряд ли смог бы даже поднять его…
Сахемоти погладил кочергу и добавил, мальчишески улыбнувшись:
– Знаешь, иногда мне кажется – стань я сильнее, я бы натворил одним бесам известно что! Может, мокквисин и прав, и я на самом деле бывший бог.
Мотылек подумал, подошел поближе и сел на край веранды рядом с Сахемоти.
– Учитель приманивал вани на мою кровь, – заговорил он, взвешивая каждое слово. – Вместо вани пришел ты. Когда ты рассказал про то, что я арен, я все понял. А сегодня ночью я вспомнил еще кое-что. Когда учитель разговаривал с моей бабушкой, еще дома, он спросил, просватан я или нет. Оказывается, он уже тогда это затевал. Он и на Стрекозий остров наверняка приплыл не случайно. А мне врал, что хочет взять в ученики. Он все время врет. Ты ему тоже не верь.
– Зачем ты меня предостерегаешь? – Сахемоти повернул голову и взглянул на мальчика внимательными белесыми глазами. – Что если Кагеру прав, и я – вани?
Мотылек поколебался и сказал:
– Мой дед был шаманом. Служил безымянному Стрекозьего острова. А вани пришел забрать его душу и сказал: это мой храм и мой слуга. Я все думал – как такое могло быть? Дед был добрый, он никогда не стал бы служить вани. Может, он сам не знал, кому служит?
– Так не бывает, – усмехнулся Сахемоти.
– Ты не злой. И железа не боишься. Думаю, что ты не вани, а какой-то другой бог. Хороший.
– Не знаю. – Сахемоти прикрыл глаза. – Знаю только одно: завтра я, похоже, умру. Так что будь настороже. Мокквисин не позволит мне умереть просто так.
– Ну вот, – кивнул Мотылек. – Ты точно не вани. Вани не стал бы меня предупреждать.
Мотылек посидел еще немного, потом вскочил и убежал. Сахемоти проводил его рассеянным взглядом. Его тело настолько ослабло, что даже мысли струились медленно и лениво, как пересыхающий ручей. «Умный ребенок, – думал он. – Идеальный арен. А заметил ли ты, маленький умник, что твой учитель нарочно оставляет нас с тобой, не препятствует разговорам, поселил в одной комнате… Я вот заметил. Похоже, именно ты – то, что привело меня в эти горы. Я по-прежнему ничего не помню, но это уже не обязательно. Кто-то другой внутри меня смотрит на тебя, арен, и знает, что надо делать… А я не знаю, смогу ли, захочу ли сопротивляться, когда передо мной встанет выбор – ты или смерть…»
Сахемоти стиснул пальцы на кочерге. Выводила из себя отвратительная слабость этого убогого, ущербного облика; уже не тело, а все существо точил голод, который с каждым часом становился сильнее воли и разума. Он чувствовал одно – когда его руки лежат на железе этого самодельного копья, его дух становится спокойным и готовым к бою. Вот только с кем?
Кагеру косо взглянул на Мамуши. Вид у старосты традиционно уныло-равнодушный, но из-под маски просвечивает едва заметное удовольствие. Даже не удовольствие – торжество.
– В чем дело? – сухо спросил знахарь. – Зачем понадобилось вызывать меня в деревню в неурочное время? Наверно, очень важный вопрос, а, Мамуши? Действителъно важный?
Они сидели на веранде и пили чай с перцем и корицей, такой приятный и согревающий в это холодное ясное осеннее утро. Листья в саду старосты пожухли от ночных заморозков, в траве повсюду блестели нити паутины.
– Дело – важнее некуда, – неторопливо подтвердил староста, опуская глаза. – Плохие новости относительно вашего младшего ученика. Его ищут.
– Ну и что?
– Нет, сударь, вы не поняли. Сегодня на заре прибежал парнишка из Йогарасу и сказал, что к ним приплыл корабль.
– Продолжай.
– Не обычная торговая барка. Большой такой, черный с красным, узкий парусник, два ряда весел…
– Военный, – сдавленным голосом сказал Кагеру.
– Как вы угадали? На берег сошел целый отряд, человек, наверно, двадцать. Все в железе, в раскрашенной коже, с вымпелами…
– Под чьим гербом? Княгини или наместника?
– А бес их знает, я в гербах не разбираюсь. Ихний командир собрал всю деревню и сделал объявление. Дескать, ищут они мальчика лет восьми, по имени Мотылек, украденного на каком-то острове в дельте, название запамятовал… И все приметы мальчика перечислил. И плакат на пристани повесил. И большие деньги сулит тому, кто укажет, где его держат…
– Ты ведь на них не польстился? – вкрадчиво спросил Кагеру, с безмятежным видом попивая чай.
Мамуши сделал вид, что смертельно оскорблен таким предположением.
– Помилуйте! Кто ж соседа продаст? А вот кто заткнет рот плотогонам из Йогарасу… Они ведь на вас, сударь, давно зуб точат, еще из-за тех дел с Господином Холерой…
Произнеся имя страшного квисина, староста сложил пальцы в охраняющий знак.
– Ничего, – спокойно сказал Кагеру. – Пусть приходят. Они ничего не найдут. Какой еще мальчишка? Да это был просто морок! Вот ты, Мамуши, видел у меня восьмилетнего мальчика?
– Я-то, допустим, не видел, а остальные? Свидетелей слишком много, господин Кагеру, всем глаза не отведете. – Мамуши вздохнул. – Объясните мне, почему такая суета? Вы что, княжеского сына ненароком сперли? Почему его с войсками ищут?
– Не твое дело, – задумчиво проговорил Кагеру, глядя на золотистые облака.
– Мое – не мое, а у вас, сударь, времени совсем нет. Может, день, два, пока солдаты сюда через перевал доберутся. Не мне вам советовать, но лучше бы вам взять своих волков, мальчишек и прочую нечисть – и дунуть куда-нибудь на север, в горы…
– Ага. Подальше отсюда. А вы и рады.
Староста деликатно промолчал.
– Вы нам были добрым соседом, господин Кагеру, да уж больно… как бы это выразиться…
– Опасным? – подсказал знахарь. – Непредсказуемым? Пугающим? Нежелательным? Ладно, не кривляйся, Мамуши. Я прекрасно понимаю, каково это – иметь в соседях мокквисина. Все равно что жить на вулкане. Хорошо, я принимаю твой совет. Постарайся сделать так, чтобы твои родственники не болтали хотя бы пару дней. Вам же выгоднее – не попадете в соучастники. За это время я закончу свои дела и исчезну из здешних мест навсегда.
– Счастливого пути, всяческих благ и удачи в северных горах, – не скрывая облегчения, пожелал Мамуши.
Незнакомое место, огромный город на холмах, похожий на Асадаль, но еще богаче, прекраснее. Мостовая дрожит под ногами, как в лихорадке. Откуда-то снизу волнами приходит глухой рокот, словно под землей готовятся открыть адские врата. Многоярусные храмы, высоченные стены, белоснежные дворцы и особняки, крытые алой и золотой черепицей, – всё качается, осыпается, повсюду каменная пыль, летят гранитные глыбы, мечутся люди, где-то уже пылают пожары, от грохота и криков закладывает уши… И вдруг, как будто извне, накатывает приступ невероятной паники, и затем чудовищный подземный толчок сбивает с ног, перемешивает в кашу небо и землю…
Проснувшись, Мотылек долго сидел на краю постели, пытаясь успокоиться. Еженощные кошмары выматывали его. Он чувствовал себя так, словно уже третью ночь умирал, а утром воскресал, однако безо всякой надежды на избавление. Такое ощущение, что эти кошмары кто-то насылал нарочно…
Из-за неплотно задвинутой двери пробивалась полоска света. Похоже, Кагеру не спал. Мотылек прислушался – и отчетливо услышал его голос. Бремя от времени монолог знахаря прерывали тихие реплики Сахемоти. Кажется, чародеи ругались. Мотылек встал, приоткрыл дверь пошире, вернулся в кровать и начал слушать.
– …не понимаю! – раздавался резкий голос Кагеру. – Если есть умысел, то в чем он? Зачем мне полудохлый бродяга? Я призывал бога-вани. Почему пришел ты?
Сахемоти что-то негромко проговорил.
– Я уверен, вани – это ты! Понимаешь – ты! Твое имя – Сахемоти?
– Это ты так утверждаешь.
Кагеру тихо, злобно выругался.
– На что ты намекаешь?
– Ни один заклинатель не застрахован от ошибки, – миролюбиво ответил Сахемоти.
– Тогда, к бесам, ты кто такой?!
– Я уже раз сто говорил, что я ничего не помню.
– А если ты – не вани, безымянный бог древнего Кирима, то за каким бесом ты мне сдался?
Сахемоти ничего не ответил. Мотыльку послышался только усталый вздох. После паузы снова донесся голос Кагеру, полный сдержанной злости.
– Хорошо. Если ты не безымянный бог – давай, убирайся отсюда. У меня тут не постоялый двор.
– Не надо издеваться. Ты сам знаешь, что я не могу уйти. У меня просто не хватит сил. Я умираю от голода…
– Да, умираешь – и не можешь съесть ни крошки. А знаешь почему? Тебе нужна особая пища. Я уже объяснил, какая…
Сахемоти что-то ответил полушепотом. Мотылек не расслышал. Он выскользнул из-под одеяла и подкрался к двери. Тут было слышно гораздо лучше.
– Повторяю еще раз, – бесцветным голосом говорил Сахемоти, – я ничего не помню, а на слово верить тебе, представь, не хочу. И сам ты, мокквисин Кагеру, мне не нравишься. Сдается мне, ты хочешь провернуть со мной ту же штуку, которую провернул с тем несчастным безымянным, что заточен у тебя в клетке в хлеву…
– А что, у тебя есть выбор? Ты ведь и вправду умираешь. Плохо бывшему богу воплотиться в умирающего странника… но еще хуже стать развоплощенным духом без надежды на новое рождение…
– Угрожаешь? – усмехнулся Сахемоти. – Богу?
– Бывшему богу, – поправил его знахарь. – Впрочем, извини. Мои слова – вовсе не ультиматум. Ты ведь и сам понимаешь, что других вариантов нет, что я действую тебе во благо. Безымянные боги умирают, их почти забыли. Многие погибли безвозвратно, большинство превратились в мелких квисинов, и их дни тоже сочтены. Какое будущее ждет тебя? Ты жив только случайными жертвами, которые приносят тебе безмозглые морские вани. С каждым днем ты все больше становишься им подобен. Вот твое будущее! Поэтому ты или согласишься на то, что предлагаю тебе я, или…
– Я не желаю крови, – отрезал Сахемоти.
– Ой, только не надо врать, что тебе не приносили человеческие жертвы!
– Я устал тебе говорить, что ничего не помню!
Кагеру помолчал и сказал тихо:
– Я ведь и без твоего согласия могу обойтись.
Сахемоти ответил не сразу.
– Ты меня боишься, мокквисин, – неожиданно сказал он. – Не уверен, что поймал нужного тебе бога. Не знаешь, кто я и на что я способен. И что ты способен со мной справиться. Что у тебя хватит на это умения и сил…
– Надо же, какой проницательный, – желчно ответил Кагеру. – Допустим, боюсь. А сам бы ты не боялся на моем месте? Если такой умный, загляни в меня еще раз и скажи – отступлюсь я от своего замысла или нет?
– Не отступишься, – сказал Сахемоти почти сразу. – У тебя ведь тоже нет выбора.
На следующий день Сахемоти, с трудом встав на ноги, зашатался, упал и больше подняться не смог. Кагеру вместе с Головастиком оттащили его на веранду и посадили там на краю, завернув в одеяло и подложив под спину другое, свернутое. Сахемоти иссох так, что уже почти не напоминал живого человека. Однако когда Мотылек с пустыми ведрами пробегал мимо крыльца, то с удивлением услышал его слабый голос:
– Эй, арен, подойди-ка.
Мотылек приблизился с некоторой опаской. Он не забыл подслушанный им ночной разговор. Правда, Сахемоти не казался ему страшным, и притом он был явно расположен к мальчику…
– В этом доме есть оружие?
– Оружие? – удивился Мотылек. – Ну… Пожалуй, ничего нет, кроме посоха учителя.
Сахемоти поморщился.
– А, еще моя кочерга! – вспомнил Мотылек.
– Можешь ее принести?
Мотылек кивнул и побежал на кухню за кочергой. По дороге назад он проверил пальцем острие. Со времени своего последнего побега он несколько раз украдкой точил конец железного штыря. Сознание того, что у него есть хоть какие-то оружие, добавляло ему уверенности в себе. А интересно, что скажет Сахемоти, когда прикоснется к железу… если он действительно квисин-оборотень…
– Спасибо, – прошептал бродяга, когда ему на колени легла железяка. – Ах, как хорошо!
Мотылек постарался не выдать своего облегчения. Учитель Кагеру был не прав – Сахемоти не квисин.
– С копьем в руках я даже чувствую себя сильнее, хотя вряд ли смог бы даже поднять его…
Сахемоти погладил кочергу и добавил, мальчишески улыбнувшись:
– Знаешь, иногда мне кажется – стань я сильнее, я бы натворил одним бесам известно что! Может, мокквисин и прав, и я на самом деле бывший бог.
Мотылек подумал, подошел поближе и сел на край веранды рядом с Сахемоти.
– Учитель приманивал вани на мою кровь, – заговорил он, взвешивая каждое слово. – Вместо вани пришел ты. Когда ты рассказал про то, что я арен, я все понял. А сегодня ночью я вспомнил еще кое-что. Когда учитель разговаривал с моей бабушкой, еще дома, он спросил, просватан я или нет. Оказывается, он уже тогда это затевал. Он и на Стрекозий остров наверняка приплыл не случайно. А мне врал, что хочет взять в ученики. Он все время врет. Ты ему тоже не верь.
– Зачем ты меня предостерегаешь? – Сахемоти повернул голову и взглянул на мальчика внимательными белесыми глазами. – Что если Кагеру прав, и я – вани?
Мотылек поколебался и сказал:
– Мой дед был шаманом. Служил безымянному Стрекозьего острова. А вани пришел забрать его душу и сказал: это мой храм и мой слуга. Я все думал – как такое могло быть? Дед был добрый, он никогда не стал бы служить вани. Может, он сам не знал, кому служит?
– Так не бывает, – усмехнулся Сахемоти.
– Ты не злой. И железа не боишься. Думаю, что ты не вани, а какой-то другой бог. Хороший.
– Не знаю. – Сахемоти прикрыл глаза. – Знаю только одно: завтра я, похоже, умру. Так что будь настороже. Мокквисин не позволит мне умереть просто так.
– Ну вот, – кивнул Мотылек. – Ты точно не вани. Вани не стал бы меня предупреждать.
Мотылек посидел еще немного, потом вскочил и убежал. Сахемоти проводил его рассеянным взглядом. Его тело настолько ослабло, что даже мысли струились медленно и лениво, как пересыхающий ручей. «Умный ребенок, – думал он. – Идеальный арен. А заметил ли ты, маленький умник, что твой учитель нарочно оставляет нас с тобой, не препятствует разговорам, поселил в одной комнате… Я вот заметил. Похоже, именно ты – то, что привело меня в эти горы. Я по-прежнему ничего не помню, но это уже не обязательно. Кто-то другой внутри меня смотрит на тебя, арен, и знает, что надо делать… А я не знаю, смогу ли, захочу ли сопротивляться, когда передо мной встанет выбор – ты или смерть…»
Сахемоти стиснул пальцы на кочерге. Выводила из себя отвратительная слабость этого убогого, ущербного облика; уже не тело, а все существо точил голод, который с каждым часом становился сильнее воли и разума. Он чувствовал одно – когда его руки лежат на железе этого самодельного копья, его дух становится спокойным и готовым к бою. Вот только с кем?
Глава 15
Лесная старица
– Постойте! Святой отшельник!
Ким, ругаясь, продирался сквозь кусты. В десятке шагов впереди, то пропадая в зелени, то снова появляясь, мелькала белая голова отшельника. Или беса – кто его разберет. Запыхавшийся Ким со злости уже склонялся ко второму. Он гнался за отшельником уже так долго, что казалось, должен был дважды пройти долину вдоль и поперек, но лес все не кончался, а старец все так же маячил немного впереди. Тигр незаметно отстал где-то в зарослях, и Ким в запале погони давно о нем забыл. Ручей, который давно должен был остаться позади, появлялся то справа, то слева, как будто издеваясь над ним.
– Да стой же ты! – рявкнул Ким, яростно отдирая рукав от колючей ветки. Проклятый старец вроде бы остановился, повернул голову. Киму даже показалось, что он усмехается. Но стоило ему возобновить преследование – и отшельник снова был недостижим. Больше всего Кима раздражало, что старец ничуть не устал, в то время как сам он валился с ног. В очередной раз налетев на поваленный ствол, Ким чуть не рухнул на землю, ухватился за ближайший куст и понял, что больше гоняться за отшельником не может.
– Все! – крикнул он. – Бегай хоть до ночи, чертов дед! А я возвращаюсь!
Отшельник немедленно остановился, обернулся и выступил из-за кустов на открытое место.
– Это кто тут тебе дед? – саркастически спросил он. – Глаза дома забыл?
Ким растерянно поглядел на отшельника – и в лицо ему бросилась кровь, а по спине побежали мурашки. Перед ним стояла женщина. Вернее, старуха. Древняя-древняя бабка, нагота которой была прикрыта только ее собственными седыми, ниже колен, косматыми волосами, тонконогая, кривобокая, пузатая. Выглядела она настолько необычно и уродливо, что даже и на человека-то не была похожа, – скорее уж на оживший древесный гриб на паучьих ножках. Руки и ноги старухи напоминали узловатые коричневые ветки, кожа у нее была грубая и бородавчатая, словно дубовая кора, длинные ногти закручивались в черные спирали. По бокам головы, высоко, почти у самой макушки, из молочно-белых волос торчали звериные острые уши. На загорелом морщинистом лице старухи блестели яркие золотистые глазки. От бабки тревожно пахло диким зверем.
– Что уставился? – сварливо осведомилась бабка очень знакомым голосом. – Голую женщину никогда не видел?
Вдруг Кима осенило. Это кваканье он ни с чем бы не спутал.
– Я вас знаю! – выпалил он. – Вы та торговка из таверны!
Старуха высокомерно фыркнула и повернулась, как будто собираясь уйти.
– Прошу прощения, святая старица, – опомнился Ким, – помните, вы хотели продать Солле священную жабу – талисман на привлечение богатства в дом, а потом рассказали нам настоящую историю девы Хве? Это же были вы?!
Бабка почесала пузо, потопталась на месте и в конце концов милостиво улыбнулась Киму, продемонстрировав редкие длинные черные зубы.
– Все-таки забрался на Иголку, – дружелюбно проскрипела она. – Страшно было на ступенях-то?
– Страшно, – признался Ким. – А как вы здесь…
Не успев задать вопрос, он обнаружил, что разговаривает с пустым местом – бабка уже ускакала далеко вперед. Ким устремился за ней.
Теперь она двигалась чуть медленнее, но все равно Ким за ней едва поспевал. С виду старица шагала неуклюже, переваливаясь с ноги на ногу, но при этом словно просачивалась через подлесок, не задевая ни единого листика; казалось, даже травинки не гнутся под ее заскорузлыми ступнями. Ким ломился следом с хрустом и треском.
– А где ваш тигр? – крикнул он ей в спину.
– Шляется где-то тут, – не поворачиваясь, ответила странная старуха, взобралась на валун и легко спрыгнула куда-то вниз. Через несколько мгновений донесся всплеск. Ким осторожно влез на камень, перегнулся через край, видит – внизу небольшая запруда среди деревьев, укрытая сосновыми ветками словно шатром. Бабка уже вынырнула, в два гребка переплыла заводь и теперь карабкалась на каменистый берег. Подняв голову, поманила Кима к себе – мол, прыгай сюда!
– Слушайте, почтенная старица! – крикнул Ким сверху. – Меня друг ждет у моста! Вы уж простите, но у меня нет времени прыгать с вами по скалам и нырять.
– И куда ты так торопишься? – громко спросила старуха.
– В монастырь!
– Дурак! Я же говорила – не нужно тебе в этот монастырь. Потерянное время! У меня проведешь эти годы с гораздо большей пользой.
– Да я с вами не спорю! Но ведь Рей наверняка беспокоится, куда я пропал…
– Ничего, подождет. Когда собираешься впустую потратить десять лет, лишние полдня значения не имеют.
Бабка облюбовала нависший над водой плоский камень, весь освещенный солнцем, и полезла к нему, оставляя за собой мокрый след.
– Бес с тобой, – пробормотал Ким и съехал к заводи по крутому склону на собственных штанах, хватаясь за липкие от смолы молодые сосенки.
– Добро пожаловать, – приветствовала его карга.
Она уже взобралась на нагретый солнцем камень, уселась на корточках, подогнув под себя голенастые ноги, запрокинула голову, подставляя лицо солнечным лучам, зажмурилась и замерла. Ее поза была абсолютно неестественной для человека, зато очень подошла бы какой-нибудь ящерице или лягушке; казалось, что она может просидеть так очень долго, а потом вдруг сорваться и одним прыжком исчезнуть в заводи или ближайших кустах. Теперь она особенно напоминала древесный гриб – не знай Ким, что она на камне, прошел бы мимо и не заметил.
– Устраивайся, – квакнула бабка, не меняя позы.
– Где?
Не дождавшись ответа, Ким решил обследовать окрестности заводи самостоятельно. Вскоре его внимание привлек темный провал среди зелени. Ким сунул в него голову – и ему в лицо дохнуло сыростью и холодом. Пещера! Юноша змеей проскользнул через тесный пролом и едва не полетел кубарем в темноту. Цепляясь за острые края, он осторожно начал спускаться вниз. Вскоре ноги коснулись пола, глаза постепенно привыкли к темноте. Пещера оказалась небольшой, почти круглой; дневной свет просачивался в нее через заросшее отверстие входа, создавая в подземелье зеленоватый сумрак. Грязно-белые, мокрые на ощупь стенки пещеры крошились и пачкали руки, потолок ощетинился тысячами мелких острых сосулек. Никаких признаков того, что кто-то здесь жил, Ким не увидел. Зато обнаружил в центре пещеры небольшое озерцо – скорее даже глубокую яму – с ледяной водой, прозрачной, похожей на толстое синеватое стекло. Лучи света бледными рваными полосками пронизывали поверхность озерца до самого дна. Ким заглянул в яму – и увидел на дне огромную жабу. Жаба казалась каменными изваянием, высеченным из того же белого камня, что и сама пещера. Но когда Ким, недолго думая, сунул руку в воду, жаба внезапно открыла глаза и уставилась на него пугающе осмысленным взглядом. Ким испуганно отдернул руку, выпрямился и подошел к выходу.
– Я тут нашел жабу, – крикнул он, высовывая голову из пролома. – Это что, ваш талисман?
Бабка уже переползла на другой камень вслед за солнцем.
– Не жаба, а жаб. Уважаемый господин Жаб – мой нынешний учитель.
Ким хмыкнул:
– Чему может научить окаменевшая жаба?
– Господин Жаб близок к окончательному просветлению, – обидчиво сказала бабка. – Он постиг истину, которая словами невыразима. Он очень мудр. Его мудрость такова, что людям ее уже не объять. Он удостаивает меня своими наставлениями уже около ста лет. Эка важность – окаменел! В своей каменной коже он быстрее и свободнее, чем ты и я. Господин Жаб с легкостью мог бы стать императором, но ему до светской власти дела нет.
Ким с сомнением покосился на гладкую синеватую поверхность озерца.
– В детстве, помнится, бабушка рассказывала мне одну сказку, – сказал он. – Император со свитой поехал на охоту и встретил у дороги жабу. Свита не обратила на нее никакого внимания, но император приказал всем остановиться, сошел с коня и низко поклонился жабе. Когда придворные спросили его, зачем он это сделал, император с улыбкой сказал: «Она была такая сердитая – как же ей не поклониться!» С тех пор люди гадают об истинных причинах, которые побудили императора поклониться жабе…
– Ха, сказка, – проворчала бабка. – Этой жабой была я. И я была не просто сердита. Я чуть не лопнула от злости из-за этого лицемера. Попробовал бы он мне не поклониться – стал бы жабой сам. А почему – не скажу. Это наше с императором личное дело.
Ким с подозрением и недоверием взглянул на бабку. Он не мог понять, разыгрывает она его или говорит всерьез.
– А все-таки, – спохватился он, – где ваш тигр?
– Пошел охотиться на Иголку, за монастырь. Вернется не скоро, дней через пять.
Ким вздохнул, испытывая и облегчение, и некоторое разочарование. Он оперся на края пролома, подтянулся и выбрался наружу. Вся его одежда была вымазана в белесой грязи.
– Можно задать вам еще один нескромный вопрос? Почему вы сидели у тигра на спине?
Бабка некоторое время смотрела на Кима, словно пытаясь на глаз оценить его умственные способности.
– Ну, тут есть по меньшей мере три причины. Во-первых, на тигре сидеть теплее и мягче, чем на голом камне. Во-вторых, это весьма сложная и полезная духовная работа. Усмиряя природную злобу тигра, ты одновременно усмиряешь зверя в себе. Таким образом, тигр – это вынесенное вовне человеческое зло. Понимаешь? Только когда ты полностью преодолеешь в себе зло, ты сможешь стать истинным бессмертным. Для тебя, мой мальчик, с твоей природной жестокостью, это особенно актуально.
Ким, ругаясь, продирался сквозь кусты. В десятке шагов впереди, то пропадая в зелени, то снова появляясь, мелькала белая голова отшельника. Или беса – кто его разберет. Запыхавшийся Ким со злости уже склонялся ко второму. Он гнался за отшельником уже так долго, что казалось, должен был дважды пройти долину вдоль и поперек, но лес все не кончался, а старец все так же маячил немного впереди. Тигр незаметно отстал где-то в зарослях, и Ким в запале погони давно о нем забыл. Ручей, который давно должен был остаться позади, появлялся то справа, то слева, как будто издеваясь над ним.
– Да стой же ты! – рявкнул Ким, яростно отдирая рукав от колючей ветки. Проклятый старец вроде бы остановился, повернул голову. Киму даже показалось, что он усмехается. Но стоило ему возобновить преследование – и отшельник снова был недостижим. Больше всего Кима раздражало, что старец ничуть не устал, в то время как сам он валился с ног. В очередной раз налетев на поваленный ствол, Ким чуть не рухнул на землю, ухватился за ближайший куст и понял, что больше гоняться за отшельником не может.
– Все! – крикнул он. – Бегай хоть до ночи, чертов дед! А я возвращаюсь!
Отшельник немедленно остановился, обернулся и выступил из-за кустов на открытое место.
– Это кто тут тебе дед? – саркастически спросил он. – Глаза дома забыл?
Ким растерянно поглядел на отшельника – и в лицо ему бросилась кровь, а по спине побежали мурашки. Перед ним стояла женщина. Вернее, старуха. Древняя-древняя бабка, нагота которой была прикрыта только ее собственными седыми, ниже колен, косматыми волосами, тонконогая, кривобокая, пузатая. Выглядела она настолько необычно и уродливо, что даже и на человека-то не была похожа, – скорее уж на оживший древесный гриб на паучьих ножках. Руки и ноги старухи напоминали узловатые коричневые ветки, кожа у нее была грубая и бородавчатая, словно дубовая кора, длинные ногти закручивались в черные спирали. По бокам головы, высоко, почти у самой макушки, из молочно-белых волос торчали звериные острые уши. На загорелом морщинистом лице старухи блестели яркие золотистые глазки. От бабки тревожно пахло диким зверем.
– Что уставился? – сварливо осведомилась бабка очень знакомым голосом. – Голую женщину никогда не видел?
Вдруг Кима осенило. Это кваканье он ни с чем бы не спутал.
– Я вас знаю! – выпалил он. – Вы та торговка из таверны!
Старуха высокомерно фыркнула и повернулась, как будто собираясь уйти.
– Прошу прощения, святая старица, – опомнился Ким, – помните, вы хотели продать Солле священную жабу – талисман на привлечение богатства в дом, а потом рассказали нам настоящую историю девы Хве? Это же были вы?!
Бабка почесала пузо, потопталась на месте и в конце концов милостиво улыбнулась Киму, продемонстрировав редкие длинные черные зубы.
– Все-таки забрался на Иголку, – дружелюбно проскрипела она. – Страшно было на ступенях-то?
– Страшно, – признался Ким. – А как вы здесь…
Не успев задать вопрос, он обнаружил, что разговаривает с пустым местом – бабка уже ускакала далеко вперед. Ким устремился за ней.
Теперь она двигалась чуть медленнее, но все равно Ким за ней едва поспевал. С виду старица шагала неуклюже, переваливаясь с ноги на ногу, но при этом словно просачивалась через подлесок, не задевая ни единого листика; казалось, даже травинки не гнутся под ее заскорузлыми ступнями. Ким ломился следом с хрустом и треском.
– А где ваш тигр? – крикнул он ей в спину.
– Шляется где-то тут, – не поворачиваясь, ответила странная старуха, взобралась на валун и легко спрыгнула куда-то вниз. Через несколько мгновений донесся всплеск. Ким осторожно влез на камень, перегнулся через край, видит – внизу небольшая запруда среди деревьев, укрытая сосновыми ветками словно шатром. Бабка уже вынырнула, в два гребка переплыла заводь и теперь карабкалась на каменистый берег. Подняв голову, поманила Кима к себе – мол, прыгай сюда!
– Слушайте, почтенная старица! – крикнул Ким сверху. – Меня друг ждет у моста! Вы уж простите, но у меня нет времени прыгать с вами по скалам и нырять.
– И куда ты так торопишься? – громко спросила старуха.
– В монастырь!
– Дурак! Я же говорила – не нужно тебе в этот монастырь. Потерянное время! У меня проведешь эти годы с гораздо большей пользой.
– Да я с вами не спорю! Но ведь Рей наверняка беспокоится, куда я пропал…
– Ничего, подождет. Когда собираешься впустую потратить десять лет, лишние полдня значения не имеют.
Бабка облюбовала нависший над водой плоский камень, весь освещенный солнцем, и полезла к нему, оставляя за собой мокрый след.
– Бес с тобой, – пробормотал Ким и съехал к заводи по крутому склону на собственных штанах, хватаясь за липкие от смолы молодые сосенки.
– Добро пожаловать, – приветствовала его карга.
Она уже взобралась на нагретый солнцем камень, уселась на корточках, подогнув под себя голенастые ноги, запрокинула голову, подставляя лицо солнечным лучам, зажмурилась и замерла. Ее поза была абсолютно неестественной для человека, зато очень подошла бы какой-нибудь ящерице или лягушке; казалось, что она может просидеть так очень долго, а потом вдруг сорваться и одним прыжком исчезнуть в заводи или ближайших кустах. Теперь она особенно напоминала древесный гриб – не знай Ким, что она на камне, прошел бы мимо и не заметил.
– Устраивайся, – квакнула бабка, не меняя позы.
– Где?
Не дождавшись ответа, Ким решил обследовать окрестности заводи самостоятельно. Вскоре его внимание привлек темный провал среди зелени. Ким сунул в него голову – и ему в лицо дохнуло сыростью и холодом. Пещера! Юноша змеей проскользнул через тесный пролом и едва не полетел кубарем в темноту. Цепляясь за острые края, он осторожно начал спускаться вниз. Вскоре ноги коснулись пола, глаза постепенно привыкли к темноте. Пещера оказалась небольшой, почти круглой; дневной свет просачивался в нее через заросшее отверстие входа, создавая в подземелье зеленоватый сумрак. Грязно-белые, мокрые на ощупь стенки пещеры крошились и пачкали руки, потолок ощетинился тысячами мелких острых сосулек. Никаких признаков того, что кто-то здесь жил, Ким не увидел. Зато обнаружил в центре пещеры небольшое озерцо – скорее даже глубокую яму – с ледяной водой, прозрачной, похожей на толстое синеватое стекло. Лучи света бледными рваными полосками пронизывали поверхность озерца до самого дна. Ким заглянул в яму – и увидел на дне огромную жабу. Жаба казалась каменными изваянием, высеченным из того же белого камня, что и сама пещера. Но когда Ким, недолго думая, сунул руку в воду, жаба внезапно открыла глаза и уставилась на него пугающе осмысленным взглядом. Ким испуганно отдернул руку, выпрямился и подошел к выходу.
– Я тут нашел жабу, – крикнул он, высовывая голову из пролома. – Это что, ваш талисман?
Бабка уже переползла на другой камень вслед за солнцем.
– Не жаба, а жаб. Уважаемый господин Жаб – мой нынешний учитель.
Ким хмыкнул:
– Чему может научить окаменевшая жаба?
– Господин Жаб близок к окончательному просветлению, – обидчиво сказала бабка. – Он постиг истину, которая словами невыразима. Он очень мудр. Его мудрость такова, что людям ее уже не объять. Он удостаивает меня своими наставлениями уже около ста лет. Эка важность – окаменел! В своей каменной коже он быстрее и свободнее, чем ты и я. Господин Жаб с легкостью мог бы стать императором, но ему до светской власти дела нет.
Ким с сомнением покосился на гладкую синеватую поверхность озерца.
– В детстве, помнится, бабушка рассказывала мне одну сказку, – сказал он. – Император со свитой поехал на охоту и встретил у дороги жабу. Свита не обратила на нее никакого внимания, но император приказал всем остановиться, сошел с коня и низко поклонился жабе. Когда придворные спросили его, зачем он это сделал, император с улыбкой сказал: «Она была такая сердитая – как же ей не поклониться!» С тех пор люди гадают об истинных причинах, которые побудили императора поклониться жабе…
– Ха, сказка, – проворчала бабка. – Этой жабой была я. И я была не просто сердита. Я чуть не лопнула от злости из-за этого лицемера. Попробовал бы он мне не поклониться – стал бы жабой сам. А почему – не скажу. Это наше с императором личное дело.
Ким с подозрением и недоверием взглянул на бабку. Он не мог понять, разыгрывает она его или говорит всерьез.
– А все-таки, – спохватился он, – где ваш тигр?
– Пошел охотиться на Иголку, за монастырь. Вернется не скоро, дней через пять.
Ким вздохнул, испытывая и облегчение, и некоторое разочарование. Он оперся на края пролома, подтянулся и выбрался наружу. Вся его одежда была вымазана в белесой грязи.
– Можно задать вам еще один нескромный вопрос? Почему вы сидели у тигра на спине?
Бабка некоторое время смотрела на Кима, словно пытаясь на глаз оценить его умственные способности.
– Ну, тут есть по меньшей мере три причины. Во-первых, на тигре сидеть теплее и мягче, чем на голом камне. Во-вторых, это весьма сложная и полезная духовная работа. Усмиряя природную злобу тигра, ты одновременно усмиряешь зверя в себе. Таким образом, тигр – это вынесенное вовне человеческое зло. Понимаешь? Только когда ты полностью преодолеешь в себе зло, ты сможешь стать истинным бессмертным. Для тебя, мой мальчик, с твоей природной жестокостью, это особенно актуально.