Страница:
И еще Аларих стал брать с сел дань. Всякий раз по осени, когда урожай снимали, отправлялся Аларих в поход на врагов своих, а заодно и с сел готских дань брал.
Добычу, взятую в походе, делили в бурге, а дружина питалась с дани. Аларих был щедр без меры, и порой дары, розданные им после похода, превосходили намного размеры взятой в тех же селах дани. Но все равно старые роды были Аларихом недовольны.
Однако гневлив был Аларих. Не один, не два рода разорил он и оскамарил.
Память отца своего чтя и традиции, им заведенные, соблюдая, жил Аларих открыто, у всех на виду. И находил в том особенное удовольствие. От добычи почти ничего себе не брал, однако от даров не отказывался. И часто бывали те дары чрезвычайно богаты, ибо пуще всего любил Аларих золото.
Аларих признавал, что пользы в хозяйстве от золота никакой, но чтил золото, ибо в нем — сила богов.
Жил Аларих в той избе, которую поставил Ариарих, отец его, когда взял себе жену вандалку. И смотрела та изба на дружинные хоромы, а между избой вождя и хоромами дружины была площадь. И была та площадь сердцем бурга.
И вот какое обыкновение имел Аларих. Впав в доброе расположение духа, что случалось нередко, ибо удача от Алариха не отворачивалась, вытаскивал он свой большой резной ларь, где все достояние его хранилось (кроме оружия). На могучих плечах выносил Аларих свой ларь прямо на площадь, откидывал крышку и начинал рыться, добром своим гордясь. И всяк, кто мимо ни шел, должен был остановиться и похвалить аларихово добро. дабы обиды смертельной вождю не нанести. И если хорошо хвалили, то Аларих, радуясь, щедро добром же из ларя одаривал.
Никогда в бурге так хорошо не жилось, как жилось при Аларихе.
Знал Аларих всех в бурге наперечет и в лицо, даже малых детей. И они его знали. Детям он особое внимание уделял. Тех, кто побольше, самолично учил с оружием обращаться; зато и знал, кто на что способен. Тех, кто поменьше, на себе катал, браги испив.
Жену себе Аларих взял в бурге. То была дочь щитника. Дедушка Рагнарис, когда про дочь щитника рассказывает, сразу плач заводит — какие, говорит, раньше щиты делали! Сейчас таких щитов не делают. Даже вутьи сгрызть те щиты не могли, вот какие щиты делали. А отец алариховой жены один из лучших был.
Недавно Аргасп с Теодагастом грызню учинили. Дескать, дылда Теодагаст нечаянно Аргаспу локтем в щит попал и проломил щит. Аргасп с Теодагаста пытался стоимость поврежденного щита содрать, переругались, едва не передрались. Раньше такого позора бы не случилось.
Отец алариховой жены таких щитов вовек не делал. Удавился бы от позора, произойди с его щитом такое. И сколь крепки были щиты отца, столь же крепка была добродетель дочери его.
Так дедушка Рагнарис говорит.
И родила жена Алариху четырех дочерей, а последним — сына, Теодобада.
Рождению Теодобада радовались в бурге так, будто в каждой семье по сыну прибавилось. Особенно же радовался дедушка Рагнарис.
Пять зим сравнялось Теодобаду, когда Аларих его у жены отнял, оставив ей для забавы дочерей. Знал, что вырастит такими же крепкими и добродетельными, какова сама была, и потому о них не заботился.
И рос Теодобад при дружине, при забавах дружинных, с ранних лет к мужеству и геройству привыкая.
Наш дедушка Рагнарис учил Теодобада многому из того, что знал. И Хродомер учил. И многие другие тоже. А Арбр не учил. Арбр уже тогда людей сторонился.
И мужал Теодобад.
Был Аларих телом крупен, голову имел большую, лицо широкое, усы вислые, часто от пива слипшиеся наподобие острых наконечников копейных.
Для Алариха превыше всего дружинное братство было.
Была мечта у Алариха. Думал Аларих над воротами бурга башню соорудить. Дескать, у вандалов в бурге есть башня, у гепидов есть. Даже у герулов такая башня есть.
А к тыну у ворот притулилось жилище одного из дружинников. Снутрс его звали, был он тогда совсем молод.
И снес жилье Снутрса Аларих, а самого Снутрса к себе в дом взял. И дабы совсем уж обиду загладить, дружиннику нанесенную, отдал ему в жены свою старшую дочь — та как раз в годы брачные вошла.
Второй дочери также мужа в бурге нашел Аларих.
Двух младших Аларих выдать замуж не успел, их Теодобад потом по селам раздал в жены почтенным и зажиточным воинам.
Но то потом случилось.
Покамест же был Теодобад мальчишкой. Наш дедушка Рагнарис хорошо помнит это время. Рос Теодобад при Аларихе. Аларих сына заставлял по всему бургу драться. Если в седмицу Теодобад ни одной драки не затевал, то сек Аларих Теодобада, ибо был суровым отцом.
Если же в тех драках бит бывал Теодобад, то тоже сек его Аларих.
Проницательность в Теодобаде взращивал.
Аларих чрезвычайно любил трапезничать и находил в том немало радости. И потому всячески поддерживал тот обычай, какой отец его Ариарих еще в давние времена завел. Ходил по домам и везде кормился.
И дружину с собой водил.
А разведчиком у них Теодобад служил. Он-то как раз и должен был вызнать, где доброе пиво варится, где доброй еды наготовили.
У ворот часто Теодобад караулил, смотрел — не возвращается ли кто с охоты при богатой добыче. И ежели видел тушу оленя, либо кабана, то отцу рассказывал.
А отец уж потом спешил с верной дружиной.
Теодобад впоследствии очень хорошо знал, у кого в бурге что есть, ибо сумел изучить имущество сограждан своих, пока по гостям ходил и выслеживал по отцову наказу.
Подросши, Теодобад и по селам окрестным выслеживать начал.
Через наблюдательность теодобадову и бабка Мавафрея потом пострадала.
Щедрость сердечную являя, любил Аларих, помучив сперва, рабов отпускать. И требовал он, чтобы дружинники тех рабов в бою добывали, а он их потом отпускал. И оттого много пленных всегда из походов пригоняли.
С женой своей Аларих часто ссорился. Ссориться любил не дома, а на площади, перед дружинными хоромами. И весь бург дрожал, когда Аларих на жену свою кричал, а та, будучи женой и матерью вождя, достойно ему отвечала. И веселился старый щитник.
Несмотря на ссоры и крики, был Аларих добр. И если в бурге случалась у кого-нибудь беда, без военного вождя не обходилось: первым приходил и целить пытался. А после уж и знахари являлись.
Сам же Аларих, когда страдание его настигало, страдать любил на площади перед дружинными хоромами, где отец его Ариарих три дня с мечом в руке лежал, смерти ожидая.
Дедушка Рагнарис помнит, как одолела однажды Алариха страшная зубная боль. Была эта боль ужаснее герульского нашествия и столь же позорна. Выл и стонал Аларих, на землю бросался, пыль ел, убить себя пытался. Ярился Аларих, порываясь в одиночку на герулов набег учинить страшный; хотел Аларих геройски и кроваво там пасть. Едва удержали его, на руках вождя повисши: два дружинника на левой и три — на правой.
Остальные дружинники стояли перед Аларихом и веселить вождя пытались, чтобы забыл он свою боль.
Был в бурге один златокузнец, который фибулы изготавливал, всякую тонкую работу делать умел. Другие же два кузнеца, что в бурге были, подковывали лошадей, ковали мечи, а чаще — топоры (ибо в те времена народ был богатырский). И для такого деликатного дела, как вырвать зуб вождя, не годились.
Эти двое кузнецов, вождю сострадая, тоже на площадь пришли со своими орудиями, но прогнала их жена алариха, за жизнь мужа опасаясь. Ибо любила его дочь щитника, хоть и бранилась с ним прилюдно.
А златокузнец на охоте был. Двое верных дружинников, дедушка Рагнарис и Хродомер, помчались искать златокузнеца. Ибо лишь он один мог беду отвести.
К исходу дня лишь привезли златокузнеца в бург. Ехали и боялись, что и бурга-то на прежнем месте не найдут. Как раненый зверь, метался Аларих, хотел все порушить и с собой в могилу забрать.
Увидев златокузнеца, как-то разом обмяк и на волю его отдался. Потребовал только, чтобы меч ему в руку дали на тот случай, если умереть придется.
Весь бург собрался смотреть и ужасаться.
Те два кузнеца, что мечи ковали, на златокузнеца прежде всегда свысока глядели, ибо занимался безделками. Тут же вдруг оказалось, что нет никого превыше златокузнеца. И те два кузнеца орудия ему подавали и все приказания исполняли.
А дедушка Рагнарис и Хродомер Алариха держали за голову. Ноги же Алариха держали три могучих воина — и то чуть не покалечил их Аларих, так лягался.
Аларих потребовал, чтобы жена Теодобада привела: пусть смотрит. И смотрел Теодобад, хоть и страшился.
Остальные дружинники мечами по щитам стучали и жестокую воинскую песнь пели.
И вытащил аларихов зуб златокузнец и всему бургу показал. Передавали зуб вождя из рук в руки, как некое диво, и головами качали: такая малая вещь и столь великую боль в себе заключала. И гнилости зуба дивились, ибо без слов красноречиво говорила она об обилии трапез и жизнелюбии могучего Алариха.
После же златокузнец оправил вырванный зуб вождя в золото, и носил его всегда Аларих на шее в память о великом испытании.
Дедушка Рагнарис говорит, что в дружине новый отсчет времени пошел: до зуба аларихова и после зуба. Именно с вырванного зуба и начались зрелые годы Алариха, тогда он и умудрился опытом.
В первую осень после зуба вандалы подступили под стены бурга, свирепым вутьей Гибой веденные. И тогда же растерзал Арбр свирепого Гибу-вандала.
То была большая война и закончилась она к славе Алариха.
После того победоносно ходил Аларих на герулов и многих побил.
Аларих любил с аланами воевать. Он любил воевать с аланами потому, что они были подарком его свирепого деда-вандала.
Аларих от отца своего Ариариха тем и отличался, что любимыми врагами его не вандалы, а аланы были. И всю жизнь свою любил Аларих с аланами биться, покуда не пал от их рук, великое в том удовольствие находя.
Прочие же — вандалы, гепиды и особенно высокомерные герулы — были небрежением этим алариховым очень обижены. И оттого постоянно чинили Алариху препоны, становясь между ним и любимым его врагом.
Аланы же были тем плохи, что имели скверную привычку то и дело откочевывать, так что порой утолить жажду боя бывало трудно. Только, случается, соберут в селах урожай, а Аларих дань, только потянет героев в битву, а враг взял и ушел на зимние пастбища.
Аларих попытался однажды следом за врагом откочевать (это еще задолго до зуба было), но тому воспротивились сильные роды готские. Ибо как только откочевал военный вождь со своею дружиною следом за любимым врагом, так пришли на нашу землю герулы с Вигаром-вождем.
Поднялись в то время герулы, ибо пока Ариарих их не трогал, вандалами увлеченный, сумели коварно размножиться в тишине и покое. И теперь, умножившись бесцельно, скучали.
И захватили герулы кусок земли нашей. Земля эта была искони нашей, говорит дедушка Рагнарис, ибо на ней высился курган ариарихова отца — Рекилы, а тот пролил на эту землю свою священную кровь, и случилось это в незапамятные времена.
И многие видели в утрате кургана Рекилы знак беды. Оттого и ополчился на герулов Аларих и думал даже, что смерть от их руки примет.
Аларих часто герулов побивал, но земли с курганом так и не отбил. Жен и дочерей герульских забирал, скот забирал. Один раз даже бург их отбил и день удерживал. Но кургана Рекилы, предка своего, так и не освободил от герульской неволи и герульского поругания.
Герулы в том великом кургане еще вождя своего подхоронили. И возмущалось сердце Алариха; однако ж воспротивиться поношению он не смог.
Жрецы в капище уверяли Алариха, что послали они ясновидца Нуту и увидел ясновидец Нута: в кургане между Рекилой и вождем тем герульским схватка произошла, и одолел Рекила без труда герульского вождя, а одолев, в своего раба обратил.
И рассказали о том в бурге, и возликовали. Однако за курган все же решили мстить до конца.
И воевал Аларих с герулами. То он на герулов насядет и подадутся герулы; то вдруг герулы вновь соберутся с силами и отбросят его. Оттого и нужны были всегда Алариху воины.
Роды же старые по селам воинов Алариху давали неохотно, ибо добыча от той герульской войны была невелика. И большая нелюбовь воздвиглась между военным вождем и селами, поскольку ни Аларих, ни старейшины поступаться своим не желали.
Через две зимы после зуба иная радость великая приспела Алариху: два могучих воина из дружины его, Хродомер и Рагнарис, ушли из родов своих старых и новое село основали. Село геройское, воинами поставленное, воинов взращивать назначенное, Алариху и всему братству дружинному преданное.
Великой любовью любил Аларих наше село. И никакой дани с нас не брал. Да и какая с богатырей дань, кроме черепов вражеских да кабаньих? Зато уж этого в изобилии было.
Ближе жены было Алариху наше село, дороже сына, как кричал он о том на площади, медовухи испив. И воины наши, Рагнарис, Хродомер и иные по первому зову с Аларихом шли на смерть и кровавую сечу.
Приезжая с дружиной, часто пировал Аларих в нашем селе. И затевая поход, самую обильную жатву воинов из нашего села брал, ибо все у нас охотники до ратной потехи.
Аларих уж подумывать начал вторым бургом наше село сделать. Посадил бы сына своего Теодобада в наше село, а сам бы в прежнем бурге остался. И возвеличилось бы племя наше на этих землях, два бурга имея.
Наше село с прежним дедушкиным селом в неприязненных отношениях находилось. И немудрено: старейшины из старого села пращуров-богатырей Хродомера с Рагнарисом неправедно изгнали. И лелеял обиду хродомерову да рагнарисову Аларих, приняв ее как свою. На больших пирах дружинных Рагнарис и Хродомер всегда ближе к вождю сидели, нежели старейшины из старых сел.
Ходил Аларих и на гепидов, пытался к солеварням прорубиться. Но не дошел, ибо дружину по пути почти всю порастерял: пали храбрые воины от оружия гепидского.
Известно, что гепиды в бою мечом безумствуют. Медлительны, но тяжелы; а если в ярость впадают, то лучше сразу бежать. Ибо гепид не скоро остановится.
А Аларих добра их коснуться захотел, они и залютовали.
На вандалов ходил Аларих мало, без охоты. Один только раз и учинил на них набег; однако ж набег получился вялый.
И не ходил больше на них Аларих, веселья немного в том находя.
Зато вдруг прикочевали аланы, которых несколько лет не было. Тут возликовал Аларих, ибо аланы числом умножились, были алчны и люты, как волки зимние.
С аланами бился Аларих несколько лет с перерывами. Славно встречал их Аларих, когда появлялись они по весне. И провожал их, как гостей дорогих, изрядной и кровавой битвой.
Вожди аланские от Алариха в восторге были. И послов в бург присылали, дабы те передали слова яростной любви и приглашение на кровавую битву.
Дедушка Рагнарис помнит, как тех послов аланских в дружине алариховой встречали. Не желая чести воинской уронить и скупостью себя запятнать, поили дружинники тех аланских послов медовухой до бесчувствия. Послы же покидали бург в готских доспехах, в готских одеждах, на готских лошадях, ибо все свое раздаривали дружине. А дружинники ответным даром их радовали и снимали с себя последнее.
Однажды аланские воины едва не перебили своих же посланников, приняв их за готский разъезд.
Много славных битв было у Алариха с аланами. Дедушка Рагнарис говорит, что меч свой о доспехи и щиты аланские иззубрив, срывал Аларих в ярости зуб свой, в золото оправленный, и вертя его на тяжелой цепи, рати аланские побивал. И бежали аланские конники от зуба аларихова.
И настала весна, когда явились к нам аланы в невиданном множестве. Видать, по всему миру насобирали соплеменников своих, дабы Алариха одолеть. И запылали села, и тяжким топотом копыт полнилась земля наша.
И вышел Аларих на сечу, от радости как хмельной. Ибо ни разу столь великого воинства ему не противостояло.
Наш дедушка Рагнарис и Хродомер тоже были в той битве. Дядя Агигульф завидует дедушке Рагнарису.
Аларих скакал в центре войска нашего, а дедушка с Хродомером были далеко от вождя. Дедушка Рагнарис говорит, что Аларих доверил им с Хродомером правое крыло. И боевой наказ им дал, а наказ тот непростой был. «Изрубите их всех, затопчите их всех!» — повелел великий вождь. И рвением горели сердца дружинников наказ тот выполнить.
И сошлись конная лава с конной лавой. Дедушка Рагнарис, о битве той повествуя, звук показывал, с каким лава с лавой сходится. Дядя Агигульф, гусли добыв, на гуслях пытался это повторить и струну сгубил.
А какой наказ левое крыло получило от вождя, то после битвы только узнали. Тот же, что и перед правым.
Да и у центра ничем он не разнился с наказами правого и левого крыльев.
Не любил Аларих военных хитростей, брезговал ими, ибо прям был и суров.
Часто говаривал он: пусть, мол, герулы друг перед другом выхваляются обманами да лукавством; нам же не к лицу подобное.
И пал Аларих в той великой битве.
И была та битва в полудне пути от нашего села. И вспомнилось тут, как любил, бывало, Аларих, на холм за нашим селом взойдя с изрядным запасом медовухи, окрестностями любоваться и допытываться у дружинников: как, мол, жить они будут после его, алариховой, смерти? И немало слез было на том холме пролито. И рыдал сам Аларих, верных дружинников своих обнимая и выстанывая: умру, мол, геройски и кроваво!
Так и вышло, как предрекал: умер геройски и кроваво. И на том холме, где бражничать любил и в грядущее заглядывать, насыпали Алариху курган.
По смерти Алариха подняли дружинники на щит Теодобада. И стал Теодобад военным вождем у нас в бурге.
Три рода нашлись, какие кричали на тинге против Теодобада. Но Теодобад на том же тинге сестер своих просватал в два из тех родов; из третьего же рода жену взял.
У Теодобада есть две коровы (одна от Алариха осталась, другую за женой взял), пять коз и козел свой; вол, которым пашет; конь, на котором в походы ходит, боевой аланский; есть и другой конь — вьючный, и еще две кобылы, только одна старая; четверо рабов и одна рабыня, старая бабка, которой очень дорожит Теодобад, ибо она мясо и рыбу коптить впрок мастерица; две наложницы есть у Теодобада (дружина подарила, отказываться не с руки было); гривна золотая витая аланской работы; семнадцать блях золотых, тоже аланских — подарок от вождя аланского по замирении; чудный кувшин пузатый, медный, пузо кувшина — как грима скособоченная.
В дружине так любят развлекаться, рассказывает дядя Агигульф: попросят, бывало, дружинники Теодобада, и пошлет он раба в дом свой, чтобы кувшин тот с гримой принесли. И приносят кувшин. Вот поставят тот кувшин с гримой на стол, а после дружинники по очереди рожи корчат — кто больше всех на гриму похож, тот и победил.
Дядя Агигульф говорит, что это поистине богатырская потеха.
Есть у Теодобада голова бычья золотая, а во лбу того быка камешек. Когда Теодобад с Ульфом в кости играл, Теодобад эту голову на кон поставил, а Ульф — все, чем владел.
Это Теодобад потом дедушке Рагнарису сам рассказывал.
Доспехи есть у Теодобада. У него есть кольчуга, два шлема (один простой, а другой — остроконечный шишак со стрелкой); два меча, один еще аларихов, другой самого Теодобада, в бурге ковали; есть и кинжал с ножнами аланской работы. Дивный то кинжал: по другому ножу этим кинжалом ударишь, так тот нож щербит, а кинжалу хоть бы что. Так дядя Агигульф рассказывал.
Попона конская есть у Теодобада, красоты невиданной. Это тоже от аланов дар. Из человеческой кожи она сделана, синей краской картины на ней нарисованы: будто всадник едет, навстречу ему другой всадник, а между теми двумя всадниками зверь невиданный с туловом змеиным. Теодобад ее на стену повесил в дружинных хоромах, чтобы все любоваться могли.
Еще у Теодобада есть шипы для хождения по льду, четыре больших горшка черной глины с узорами, беленого холста столько, что, свернув, дядя Агигульф с трудом руками обхватит, пояс наборный и две большие пряжки, только одна вытертая, а другая совсем новая. И та пряжка, которая вытерта, огромная — на весь живот. Вот что есть у Теодобада!
Много хороших вещей у Теодобада от аланов. Это оттого, что Теодобад весьма мудро с аланами замирился после того, как за смерть отца своего Алариха им отомстил, под корень один из родов аланских вырезав.
И столь свирепо вырезал, что чтить аланы Теодобада стали и захотели с ним замирения.
А Теодобад тоже с ними мира хотел, ибо научил его Аларих любить алан.
Не любил же Теодобад герулов. Он их не любил за то, что они курган Рекилы в плену держат.
И оттого замирился Теодобад с аланами и начал беспрепятственно войну с герулами.
Мир с аланами воздвигнув, позволил им Теодобад в бурге торговать. Несколько дружинников жен от аланского вождя взяли. Жалел Теодобад, что нет у него больше сестер, чтобы аланам отдать. И отдал свою старшую дочь, маленькую девочку, чтобы она впоследствии нашла себе мужа среди вождей аланских. И славили суровые аланы Теодобада. И подарили ему третью наложницу.
Теодобад, как и прежде, при отце своем Аларихе, знал все, что в бурге делается и у кого что есть. Про это он еще сызмальства знал.
Теодобад любит играть в кости. И кости Теодобада любят, ибо часто он выигрывает. Когда проигрывает, то не на шутку сердится.
Если в бурге затевается молодецкая потеха, Теодобад непременно про то прознает, придет, удаль свою покажет и тут же уйдет. Чтоб чтили вождя.
Пытлив Теодобад. Еще когда мальцом был, часто спрашивал то отца своего Алариха, то дружинников его: отчего облака плывут, отчего ветер дует, почему стрелой солнце сбить нельзя даже из самого большого лука, кто в земле урожай из зерна выгоняет и нельзя ли тех подземных к лучшей работе понудить. Многое стремился объять своим умом Теодобад.
И когда возрос он, то не оставил любопытства своего. Много времени у жрецов проводит, допытывается о том, о другом.
Любит Теодобад диковины разные. Дружинные хоромы сплошь диковинами уставлены да увешаны. Только кувшин с гримой и голову быка с камнем не принес Теодобад в дружинные хоромы. Он дорожит этими вещами и у себя их сберегает.
На стене в хоромах, над пиршественным столом, висит шестипалая рука. Чья то рука — неведомо; кто-то отрубил ее у кого-то в незапамятные времена, а после Теодобаду подарил. Теодобад радовался и на видном месте повесил. Рука черная, ссохшаяся.
У годьи Винитара выпрашивал Теодобад листок из книги. Говорил, что в книге много таких листков, так что не убудет от Винитара, если один ему, Теодобаду, подарит. Но годья Винитар отказал.
Есть дивный зуб размером с кинжал. Он желтоватый, с трещинками. В одном из походов увидел Теодобад этот зуб на шее у одного герульского воина. И гонялась дружина за тем герулом, покуда не извели его и не сняли дивный зуб с его шеи.
И еще одно диво завел Теодобад. Он в земле его нашел. Это диво в ладони помещается, холодное и прозрачное, как камень. И если сквозь него на любой предмет посмотреть, то вдруг начнет тот предмет искажаться, становиться то меньше, то больше. Теодобад любит, пива выпив изрядно, на гриму сквозь то диво прозрачное глядеть.
Дядя Агигульф говорит, что Теодобад больше пиво любит, чем медовуху. А Аларих — тот больше медовуху любил.
Теодобад не стал, как отец его и дед, кричать с тына, все четыре ветра проклятьями осыпая. Дедушка видит в этом упадок мужественности.
Зато приказал Теодобад лес валить и бревна в бург свозить. Хочет вторую башню ставить. Да и тын собирается нарастить.
Дедушка говорит, что прежде стремились с врагом в чистом поле сойтись, а теперь Теодобад хочет за тыном отсиживаться и дружину к тому понуждает.
Дружина у Теодобада больше, чем у Алариха. Теодобад любит наше село, потому что мы охотно даем ему воинов.
Теодобад несколько раз приезжал к нам село. Он заходил к дедушке Рагнарису, к Хродомеру, обошел всех воинов. Теодобад много смеялся. Скажет что-нибудь, повернется к дружинникам и смеется. И дружинники смеются.
Теодобад очень любит дедушку Рагнариса и Хродомера. Дедушка ругает Теодобада и спорит с ним. А мне Теодобад нравится.
О Рекиле, отце Ариариха, дедушка Рагнарис так рассказывает.
Когда Рекила и его воины пришли на эту землю, они нашли старый бург. Это был брошенный бург и никто там не жил. За землю вокруг старого бурга лениво грызлись между собою гепиды, герулы и вандалы. Те окрест сидели, но их бурги были далеко.
И сел Рекила в бурге. Там он и воины его руки ножами себе уязвили и кровь свою пролили. И впиталась та кровь в землю.
И приходили в старый бург вандалы, герулы и гепиды, а Рекила показывал им пятна на земле и говорил, что земля эта кровью нашей полита и стало быть — исконно наша.
И согласились с ним вандалы, герулы и гепиды. И предложили Рекиле воевать. Засмеялся тут Рекила от радости, ибо войнолюбив был. Все обрел народ наш в этой земле: и бург, и пашню, и врагов.
Так рассказывал дедушка Рагнарис, а дедушке Аларих говорил. Аларих же это от Ариариха узнал. А Ариарих был сыном Рекилы.
В других селах ропщут на военных вождей, а нашему селу они любы.
Однако то не те вандалы, что родичи велемудовы (Хродомер говорит, что в том селе одни бездельники и горлопаны живут), а другие, те, что далеко к югу обосновались и к нам не заходят.
Добычу, взятую в походе, делили в бурге, а дружина питалась с дани. Аларих был щедр без меры, и порой дары, розданные им после похода, превосходили намного размеры взятой в тех же селах дани. Но все равно старые роды были Аларихом недовольны.
Однако гневлив был Аларих. Не один, не два рода разорил он и оскамарил.
Память отца своего чтя и традиции, им заведенные, соблюдая, жил Аларих открыто, у всех на виду. И находил в том особенное удовольствие. От добычи почти ничего себе не брал, однако от даров не отказывался. И часто бывали те дары чрезвычайно богаты, ибо пуще всего любил Аларих золото.
Аларих признавал, что пользы в хозяйстве от золота никакой, но чтил золото, ибо в нем — сила богов.
Жил Аларих в той избе, которую поставил Ариарих, отец его, когда взял себе жену вандалку. И смотрела та изба на дружинные хоромы, а между избой вождя и хоромами дружины была площадь. И была та площадь сердцем бурга.
И вот какое обыкновение имел Аларих. Впав в доброе расположение духа, что случалось нередко, ибо удача от Алариха не отворачивалась, вытаскивал он свой большой резной ларь, где все достояние его хранилось (кроме оружия). На могучих плечах выносил Аларих свой ларь прямо на площадь, откидывал крышку и начинал рыться, добром своим гордясь. И всяк, кто мимо ни шел, должен был остановиться и похвалить аларихово добро. дабы обиды смертельной вождю не нанести. И если хорошо хвалили, то Аларих, радуясь, щедро добром же из ларя одаривал.
Никогда в бурге так хорошо не жилось, как жилось при Аларихе.
Знал Аларих всех в бурге наперечет и в лицо, даже малых детей. И они его знали. Детям он особое внимание уделял. Тех, кто побольше, самолично учил с оружием обращаться; зато и знал, кто на что способен. Тех, кто поменьше, на себе катал, браги испив.
Жену себе Аларих взял в бурге. То была дочь щитника. Дедушка Рагнарис, когда про дочь щитника рассказывает, сразу плач заводит — какие, говорит, раньше щиты делали! Сейчас таких щитов не делают. Даже вутьи сгрызть те щиты не могли, вот какие щиты делали. А отец алариховой жены один из лучших был.
Недавно Аргасп с Теодагастом грызню учинили. Дескать, дылда Теодагаст нечаянно Аргаспу локтем в щит попал и проломил щит. Аргасп с Теодагаста пытался стоимость поврежденного щита содрать, переругались, едва не передрались. Раньше такого позора бы не случилось.
Отец алариховой жены таких щитов вовек не делал. Удавился бы от позора, произойди с его щитом такое. И сколь крепки были щиты отца, столь же крепка была добродетель дочери его.
Так дедушка Рагнарис говорит.
И родила жена Алариху четырех дочерей, а последним — сына, Теодобада.
Рождению Теодобада радовались в бурге так, будто в каждой семье по сыну прибавилось. Особенно же радовался дедушка Рагнарис.
Пять зим сравнялось Теодобаду, когда Аларих его у жены отнял, оставив ей для забавы дочерей. Знал, что вырастит такими же крепкими и добродетельными, какова сама была, и потому о них не заботился.
И рос Теодобад при дружине, при забавах дружинных, с ранних лет к мужеству и геройству привыкая.
Наш дедушка Рагнарис учил Теодобада многому из того, что знал. И Хродомер учил. И многие другие тоже. А Арбр не учил. Арбр уже тогда людей сторонился.
И мужал Теодобад.
Был Аларих телом крупен, голову имел большую, лицо широкое, усы вислые, часто от пива слипшиеся наподобие острых наконечников копейных.
Для Алариха превыше всего дружинное братство было.
Была мечта у Алариха. Думал Аларих над воротами бурга башню соорудить. Дескать, у вандалов в бурге есть башня, у гепидов есть. Даже у герулов такая башня есть.
А к тыну у ворот притулилось жилище одного из дружинников. Снутрс его звали, был он тогда совсем молод.
И снес жилье Снутрса Аларих, а самого Снутрса к себе в дом взял. И дабы совсем уж обиду загладить, дружиннику нанесенную, отдал ему в жены свою старшую дочь — та как раз в годы брачные вошла.
Второй дочери также мужа в бурге нашел Аларих.
Двух младших Аларих выдать замуж не успел, их Теодобад потом по селам раздал в жены почтенным и зажиточным воинам.
Но то потом случилось.
Покамест же был Теодобад мальчишкой. Наш дедушка Рагнарис хорошо помнит это время. Рос Теодобад при Аларихе. Аларих сына заставлял по всему бургу драться. Если в седмицу Теодобад ни одной драки не затевал, то сек Аларих Теодобада, ибо был суровым отцом.
Если же в тех драках бит бывал Теодобад, то тоже сек его Аларих.
Проницательность в Теодобаде взращивал.
Аларих чрезвычайно любил трапезничать и находил в том немало радости. И потому всячески поддерживал тот обычай, какой отец его Ариарих еще в давние времена завел. Ходил по домам и везде кормился.
И дружину с собой водил.
А разведчиком у них Теодобад служил. Он-то как раз и должен был вызнать, где доброе пиво варится, где доброй еды наготовили.
У ворот часто Теодобад караулил, смотрел — не возвращается ли кто с охоты при богатой добыче. И ежели видел тушу оленя, либо кабана, то отцу рассказывал.
А отец уж потом спешил с верной дружиной.
Теодобад впоследствии очень хорошо знал, у кого в бурге что есть, ибо сумел изучить имущество сограждан своих, пока по гостям ходил и выслеживал по отцову наказу.
Подросши, Теодобад и по селам окрестным выслеживать начал.
Через наблюдательность теодобадову и бабка Мавафрея потом пострадала.
Щедрость сердечную являя, любил Аларих, помучив сперва, рабов отпускать. И требовал он, чтобы дружинники тех рабов в бою добывали, а он их потом отпускал. И оттого много пленных всегда из походов пригоняли.
С женой своей Аларих часто ссорился. Ссориться любил не дома, а на площади, перед дружинными хоромами. И весь бург дрожал, когда Аларих на жену свою кричал, а та, будучи женой и матерью вождя, достойно ему отвечала. И веселился старый щитник.
Несмотря на ссоры и крики, был Аларих добр. И если в бурге случалась у кого-нибудь беда, без военного вождя не обходилось: первым приходил и целить пытался. А после уж и знахари являлись.
Сам же Аларих, когда страдание его настигало, страдать любил на площади перед дружинными хоромами, где отец его Ариарих три дня с мечом в руке лежал, смерти ожидая.
Дедушка Рагнарис помнит, как одолела однажды Алариха страшная зубная боль. Была эта боль ужаснее герульского нашествия и столь же позорна. Выл и стонал Аларих, на землю бросался, пыль ел, убить себя пытался. Ярился Аларих, порываясь в одиночку на герулов набег учинить страшный; хотел Аларих геройски и кроваво там пасть. Едва удержали его, на руках вождя повисши: два дружинника на левой и три — на правой.
Остальные дружинники стояли перед Аларихом и веселить вождя пытались, чтобы забыл он свою боль.
Был в бурге один златокузнец, который фибулы изготавливал, всякую тонкую работу делать умел. Другие же два кузнеца, что в бурге были, подковывали лошадей, ковали мечи, а чаще — топоры (ибо в те времена народ был богатырский). И для такого деликатного дела, как вырвать зуб вождя, не годились.
Эти двое кузнецов, вождю сострадая, тоже на площадь пришли со своими орудиями, но прогнала их жена алариха, за жизнь мужа опасаясь. Ибо любила его дочь щитника, хоть и бранилась с ним прилюдно.
А златокузнец на охоте был. Двое верных дружинников, дедушка Рагнарис и Хродомер, помчались искать златокузнеца. Ибо лишь он один мог беду отвести.
К исходу дня лишь привезли златокузнеца в бург. Ехали и боялись, что и бурга-то на прежнем месте не найдут. Как раненый зверь, метался Аларих, хотел все порушить и с собой в могилу забрать.
Увидев златокузнеца, как-то разом обмяк и на волю его отдался. Потребовал только, чтобы меч ему в руку дали на тот случай, если умереть придется.
Весь бург собрался смотреть и ужасаться.
Те два кузнеца, что мечи ковали, на златокузнеца прежде всегда свысока глядели, ибо занимался безделками. Тут же вдруг оказалось, что нет никого превыше златокузнеца. И те два кузнеца орудия ему подавали и все приказания исполняли.
А дедушка Рагнарис и Хродомер Алариха держали за голову. Ноги же Алариха держали три могучих воина — и то чуть не покалечил их Аларих, так лягался.
Аларих потребовал, чтобы жена Теодобада привела: пусть смотрит. И смотрел Теодобад, хоть и страшился.
Остальные дружинники мечами по щитам стучали и жестокую воинскую песнь пели.
И вытащил аларихов зуб златокузнец и всему бургу показал. Передавали зуб вождя из рук в руки, как некое диво, и головами качали: такая малая вещь и столь великую боль в себе заключала. И гнилости зуба дивились, ибо без слов красноречиво говорила она об обилии трапез и жизнелюбии могучего Алариха.
После же златокузнец оправил вырванный зуб вождя в золото, и носил его всегда Аларих на шее в память о великом испытании.
Дедушка Рагнарис говорит, что в дружине новый отсчет времени пошел: до зуба аларихова и после зуба. Именно с вырванного зуба и начались зрелые годы Алариха, тогда он и умудрился опытом.
В первую осень после зуба вандалы подступили под стены бурга, свирепым вутьей Гибой веденные. И тогда же растерзал Арбр свирепого Гибу-вандала.
То была большая война и закончилась она к славе Алариха.
После того победоносно ходил Аларих на герулов и многих побил.
Аларих любил с аланами воевать. Он любил воевать с аланами потому, что они были подарком его свирепого деда-вандала.
Аларих от отца своего Ариариха тем и отличался, что любимыми врагами его не вандалы, а аланы были. И всю жизнь свою любил Аларих с аланами биться, покуда не пал от их рук, великое в том удовольствие находя.
Прочие же — вандалы, гепиды и особенно высокомерные герулы — были небрежением этим алариховым очень обижены. И оттого постоянно чинили Алариху препоны, становясь между ним и любимым его врагом.
Аланы же были тем плохи, что имели скверную привычку то и дело откочевывать, так что порой утолить жажду боя бывало трудно. Только, случается, соберут в селах урожай, а Аларих дань, только потянет героев в битву, а враг взял и ушел на зимние пастбища.
Аларих попытался однажды следом за врагом откочевать (это еще задолго до зуба было), но тому воспротивились сильные роды готские. Ибо как только откочевал военный вождь со своею дружиною следом за любимым врагом, так пришли на нашу землю герулы с Вигаром-вождем.
Поднялись в то время герулы, ибо пока Ариарих их не трогал, вандалами увлеченный, сумели коварно размножиться в тишине и покое. И теперь, умножившись бесцельно, скучали.
И захватили герулы кусок земли нашей. Земля эта была искони нашей, говорит дедушка Рагнарис, ибо на ней высился курган ариарихова отца — Рекилы, а тот пролил на эту землю свою священную кровь, и случилось это в незапамятные времена.
И многие видели в утрате кургана Рекилы знак беды. Оттого и ополчился на герулов Аларих и думал даже, что смерть от их руки примет.
Аларих часто герулов побивал, но земли с курганом так и не отбил. Жен и дочерей герульских забирал, скот забирал. Один раз даже бург их отбил и день удерживал. Но кургана Рекилы, предка своего, так и не освободил от герульской неволи и герульского поругания.
Герулы в том великом кургане еще вождя своего подхоронили. И возмущалось сердце Алариха; однако ж воспротивиться поношению он не смог.
Жрецы в капище уверяли Алариха, что послали они ясновидца Нуту и увидел ясновидец Нута: в кургане между Рекилой и вождем тем герульским схватка произошла, и одолел Рекила без труда герульского вождя, а одолев, в своего раба обратил.
И рассказали о том в бурге, и возликовали. Однако за курган все же решили мстить до конца.
И воевал Аларих с герулами. То он на герулов насядет и подадутся герулы; то вдруг герулы вновь соберутся с силами и отбросят его. Оттого и нужны были всегда Алариху воины.
Роды же старые по селам воинов Алариху давали неохотно, ибо добыча от той герульской войны была невелика. И большая нелюбовь воздвиглась между военным вождем и селами, поскольку ни Аларих, ни старейшины поступаться своим не желали.
Через две зимы после зуба иная радость великая приспела Алариху: два могучих воина из дружины его, Хродомер и Рагнарис, ушли из родов своих старых и новое село основали. Село геройское, воинами поставленное, воинов взращивать назначенное, Алариху и всему братству дружинному преданное.
Великой любовью любил Аларих наше село. И никакой дани с нас не брал. Да и какая с богатырей дань, кроме черепов вражеских да кабаньих? Зато уж этого в изобилии было.
Ближе жены было Алариху наше село, дороже сына, как кричал он о том на площади, медовухи испив. И воины наши, Рагнарис, Хродомер и иные по первому зову с Аларихом шли на смерть и кровавую сечу.
Приезжая с дружиной, часто пировал Аларих в нашем селе. И затевая поход, самую обильную жатву воинов из нашего села брал, ибо все у нас охотники до ратной потехи.
Аларих уж подумывать начал вторым бургом наше село сделать. Посадил бы сына своего Теодобада в наше село, а сам бы в прежнем бурге остался. И возвеличилось бы племя наше на этих землях, два бурга имея.
Наше село с прежним дедушкиным селом в неприязненных отношениях находилось. И немудрено: старейшины из старого села пращуров-богатырей Хродомера с Рагнарисом неправедно изгнали. И лелеял обиду хродомерову да рагнарисову Аларих, приняв ее как свою. На больших пирах дружинных Рагнарис и Хродомер всегда ближе к вождю сидели, нежели старейшины из старых сел.
Ходил Аларих и на гепидов, пытался к солеварням прорубиться. Но не дошел, ибо дружину по пути почти всю порастерял: пали храбрые воины от оружия гепидского.
Известно, что гепиды в бою мечом безумствуют. Медлительны, но тяжелы; а если в ярость впадают, то лучше сразу бежать. Ибо гепид не скоро остановится.
А Аларих добра их коснуться захотел, они и залютовали.
На вандалов ходил Аларих мало, без охоты. Один только раз и учинил на них набег; однако ж набег получился вялый.
И не ходил больше на них Аларих, веселья немного в том находя.
Зато вдруг прикочевали аланы, которых несколько лет не было. Тут возликовал Аларих, ибо аланы числом умножились, были алчны и люты, как волки зимние.
С аланами бился Аларих несколько лет с перерывами. Славно встречал их Аларих, когда появлялись они по весне. И провожал их, как гостей дорогих, изрядной и кровавой битвой.
Вожди аланские от Алариха в восторге были. И послов в бург присылали, дабы те передали слова яростной любви и приглашение на кровавую битву.
Дедушка Рагнарис помнит, как тех послов аланских в дружине алариховой встречали. Не желая чести воинской уронить и скупостью себя запятнать, поили дружинники тех аланских послов медовухой до бесчувствия. Послы же покидали бург в готских доспехах, в готских одеждах, на готских лошадях, ибо все свое раздаривали дружине. А дружинники ответным даром их радовали и снимали с себя последнее.
Однажды аланские воины едва не перебили своих же посланников, приняв их за готский разъезд.
Много славных битв было у Алариха с аланами. Дедушка Рагнарис говорит, что меч свой о доспехи и щиты аланские иззубрив, срывал Аларих в ярости зуб свой, в золото оправленный, и вертя его на тяжелой цепи, рати аланские побивал. И бежали аланские конники от зуба аларихова.
И настала весна, когда явились к нам аланы в невиданном множестве. Видать, по всему миру насобирали соплеменников своих, дабы Алариха одолеть. И запылали села, и тяжким топотом копыт полнилась земля наша.
И вышел Аларих на сечу, от радости как хмельной. Ибо ни разу столь великого воинства ему не противостояло.
Наш дедушка Рагнарис и Хродомер тоже были в той битве. Дядя Агигульф завидует дедушке Рагнарису.
Аларих скакал в центре войска нашего, а дедушка с Хродомером были далеко от вождя. Дедушка Рагнарис говорит, что Аларих доверил им с Хродомером правое крыло. И боевой наказ им дал, а наказ тот непростой был. «Изрубите их всех, затопчите их всех!» — повелел великий вождь. И рвением горели сердца дружинников наказ тот выполнить.
И сошлись конная лава с конной лавой. Дедушка Рагнарис, о битве той повествуя, звук показывал, с каким лава с лавой сходится. Дядя Агигульф, гусли добыв, на гуслях пытался это повторить и струну сгубил.
А какой наказ левое крыло получило от вождя, то после битвы только узнали. Тот же, что и перед правым.
Да и у центра ничем он не разнился с наказами правого и левого крыльев.
Не любил Аларих военных хитростей, брезговал ими, ибо прям был и суров.
Часто говаривал он: пусть, мол, герулы друг перед другом выхваляются обманами да лукавством; нам же не к лицу подобное.
И пал Аларих в той великой битве.
И была та битва в полудне пути от нашего села. И вспомнилось тут, как любил, бывало, Аларих, на холм за нашим селом взойдя с изрядным запасом медовухи, окрестностями любоваться и допытываться у дружинников: как, мол, жить они будут после его, алариховой, смерти? И немало слез было на том холме пролито. И рыдал сам Аларих, верных дружинников своих обнимая и выстанывая: умру, мол, геройски и кроваво!
Так и вышло, как предрекал: умер геройски и кроваво. И на том холме, где бражничать любил и в грядущее заглядывать, насыпали Алариху курган.
По смерти Алариха подняли дружинники на щит Теодобада. И стал Теодобад военным вождем у нас в бурге.
Три рода нашлись, какие кричали на тинге против Теодобада. Но Теодобад на том же тинге сестер своих просватал в два из тех родов; из третьего же рода жену взял.
У Теодобада есть две коровы (одна от Алариха осталась, другую за женой взял), пять коз и козел свой; вол, которым пашет; конь, на котором в походы ходит, боевой аланский; есть и другой конь — вьючный, и еще две кобылы, только одна старая; четверо рабов и одна рабыня, старая бабка, которой очень дорожит Теодобад, ибо она мясо и рыбу коптить впрок мастерица; две наложницы есть у Теодобада (дружина подарила, отказываться не с руки было); гривна золотая витая аланской работы; семнадцать блях золотых, тоже аланских — подарок от вождя аланского по замирении; чудный кувшин пузатый, медный, пузо кувшина — как грима скособоченная.
В дружине так любят развлекаться, рассказывает дядя Агигульф: попросят, бывало, дружинники Теодобада, и пошлет он раба в дом свой, чтобы кувшин тот с гримой принесли. И приносят кувшин. Вот поставят тот кувшин с гримой на стол, а после дружинники по очереди рожи корчат — кто больше всех на гриму похож, тот и победил.
Дядя Агигульф говорит, что это поистине богатырская потеха.
Есть у Теодобада голова бычья золотая, а во лбу того быка камешек. Когда Теодобад с Ульфом в кости играл, Теодобад эту голову на кон поставил, а Ульф — все, чем владел.
Это Теодобад потом дедушке Рагнарису сам рассказывал.
Доспехи есть у Теодобада. У него есть кольчуга, два шлема (один простой, а другой — остроконечный шишак со стрелкой); два меча, один еще аларихов, другой самого Теодобада, в бурге ковали; есть и кинжал с ножнами аланской работы. Дивный то кинжал: по другому ножу этим кинжалом ударишь, так тот нож щербит, а кинжалу хоть бы что. Так дядя Агигульф рассказывал.
Попона конская есть у Теодобада, красоты невиданной. Это тоже от аланов дар. Из человеческой кожи она сделана, синей краской картины на ней нарисованы: будто всадник едет, навстречу ему другой всадник, а между теми двумя всадниками зверь невиданный с туловом змеиным. Теодобад ее на стену повесил в дружинных хоромах, чтобы все любоваться могли.
Еще у Теодобада есть шипы для хождения по льду, четыре больших горшка черной глины с узорами, беленого холста столько, что, свернув, дядя Агигульф с трудом руками обхватит, пояс наборный и две большие пряжки, только одна вытертая, а другая совсем новая. И та пряжка, которая вытерта, огромная — на весь живот. Вот что есть у Теодобада!
Много хороших вещей у Теодобада от аланов. Это оттого, что Теодобад весьма мудро с аланами замирился после того, как за смерть отца своего Алариха им отомстил, под корень один из родов аланских вырезав.
И столь свирепо вырезал, что чтить аланы Теодобада стали и захотели с ним замирения.
А Теодобад тоже с ними мира хотел, ибо научил его Аларих любить алан.
Не любил же Теодобад герулов. Он их не любил за то, что они курган Рекилы в плену держат.
И оттого замирился Теодобад с аланами и начал беспрепятственно войну с герулами.
Мир с аланами воздвигнув, позволил им Теодобад в бурге торговать. Несколько дружинников жен от аланского вождя взяли. Жалел Теодобад, что нет у него больше сестер, чтобы аланам отдать. И отдал свою старшую дочь, маленькую девочку, чтобы она впоследствии нашла себе мужа среди вождей аланских. И славили суровые аланы Теодобада. И подарили ему третью наложницу.
Теодобад, как и прежде, при отце своем Аларихе, знал все, что в бурге делается и у кого что есть. Про это он еще сызмальства знал.
Теодобад любит играть в кости. И кости Теодобада любят, ибо часто он выигрывает. Когда проигрывает, то не на шутку сердится.
Если в бурге затевается молодецкая потеха, Теодобад непременно про то прознает, придет, удаль свою покажет и тут же уйдет. Чтоб чтили вождя.
Пытлив Теодобад. Еще когда мальцом был, часто спрашивал то отца своего Алариха, то дружинников его: отчего облака плывут, отчего ветер дует, почему стрелой солнце сбить нельзя даже из самого большого лука, кто в земле урожай из зерна выгоняет и нельзя ли тех подземных к лучшей работе понудить. Многое стремился объять своим умом Теодобад.
И когда возрос он, то не оставил любопытства своего. Много времени у жрецов проводит, допытывается о том, о другом.
Любит Теодобад диковины разные. Дружинные хоромы сплошь диковинами уставлены да увешаны. Только кувшин с гримой и голову быка с камнем не принес Теодобад в дружинные хоромы. Он дорожит этими вещами и у себя их сберегает.
На стене в хоромах, над пиршественным столом, висит шестипалая рука. Чья то рука — неведомо; кто-то отрубил ее у кого-то в незапамятные времена, а после Теодобаду подарил. Теодобад радовался и на видном месте повесил. Рука черная, ссохшаяся.
У годьи Винитара выпрашивал Теодобад листок из книги. Говорил, что в книге много таких листков, так что не убудет от Винитара, если один ему, Теодобаду, подарит. Но годья Винитар отказал.
Есть дивный зуб размером с кинжал. Он желтоватый, с трещинками. В одном из походов увидел Теодобад этот зуб на шее у одного герульского воина. И гонялась дружина за тем герулом, покуда не извели его и не сняли дивный зуб с его шеи.
И еще одно диво завел Теодобад. Он в земле его нашел. Это диво в ладони помещается, холодное и прозрачное, как камень. И если сквозь него на любой предмет посмотреть, то вдруг начнет тот предмет искажаться, становиться то меньше, то больше. Теодобад любит, пива выпив изрядно, на гриму сквозь то диво прозрачное глядеть.
Дядя Агигульф говорит, что Теодобад больше пиво любит, чем медовуху. А Аларих — тот больше медовуху любил.
Теодобад не стал, как отец его и дед, кричать с тына, все четыре ветра проклятьями осыпая. Дедушка видит в этом упадок мужественности.
Зато приказал Теодобад лес валить и бревна в бург свозить. Хочет вторую башню ставить. Да и тын собирается нарастить.
Дедушка говорит, что прежде стремились с врагом в чистом поле сойтись, а теперь Теодобад хочет за тыном отсиживаться и дружину к тому понуждает.
Дружина у Теодобада больше, чем у Алариха. Теодобад любит наше село, потому что мы охотно даем ему воинов.
Теодобад несколько раз приезжал к нам село. Он заходил к дедушке Рагнарису, к Хродомеру, обошел всех воинов. Теодобад много смеялся. Скажет что-нибудь, повернется к дружинникам и смеется. И дружинники смеются.
Теодобад очень любит дедушку Рагнариса и Хродомера. Дедушка ругает Теодобада и спорит с ним. А мне Теодобад нравится.
О Рекиле, отце Ариариха, дедушка Рагнарис так рассказывает.
Когда Рекила и его воины пришли на эту землю, они нашли старый бург. Это был брошенный бург и никто там не жил. За землю вокруг старого бурга лениво грызлись между собою гепиды, герулы и вандалы. Те окрест сидели, но их бурги были далеко.
И сел Рекила в бурге. Там он и воины его руки ножами себе уязвили и кровь свою пролили. И впиталась та кровь в землю.
И приходили в старый бург вандалы, герулы и гепиды, а Рекила показывал им пятна на земле и говорил, что земля эта кровью нашей полита и стало быть — исконно наша.
И согласились с ним вандалы, герулы и гепиды. И предложили Рекиле воевать. Засмеялся тут Рекила от радости, ибо войнолюбив был. Все обрел народ наш в этой земле: и бург, и пашню, и врагов.
Так рассказывал дедушка Рагнарис, а дедушке Аларих говорил. Аларих же это от Ариариха узнал. А Ариарих был сыном Рекилы.
В других селах ропщут на военных вождей, а нашему селу они любы.
МИР, В КОТОРОМ МЫ ЖИВЕМ
Хродомер страсть как не любит гепидов. Вроде, в ночь перед одним сражением гепиды у него уздечку стащили. До сих пор вспоминает Хродомер, какая знатная уздечка была. Уздечка была работы дивной, по всему видно, что вандальской, ибо украшена была бляхами и на каждой бляхе по оперенной свастике, а кто еще оперенные свастики высекает, как не вандалы?Однако то не те вандалы, что родичи велемудовы (Хродомер говорит, что в том селе одни бездельники и горлопаны живут), а другие, те, что далеко к югу обосновались и к нам не заходят.