Страница:
– Какой надежный джентльмен этот самый Рик.
– Итак, мы едем по Нью-Джерси-тернпайк…
– Я там сегодня проезжал…
– И мы делаем остановку у «Винс-Ломбардии» около трех часов дня. Я сказала, что мне страшно хочется в сортир. Захожу в ресторан и звоню по телефону-автомату, страшно нервничаю. Мы должны начать отгрузку примерно через час. Я понимаю, что в полицейском участке могут отмахнуться от меня. Предположим, я скажу: «Алло? Я хочу сообщить, что банда преступников собирается привезти в Нью-Йорк ворованные кондиционеры к четырем часам дня». Но в полицию постоянно звонят сумасшедшие. Так действовать нельзя. Я также могла бы позвонить в Службу спасения, торопитесь, в здание напротив склада заложена бомба. Но тогда мы не сможем проехать на грузовике к месту разгрузки из-за пожарных машин, которые все заблокируют. Нет, люди Тони Вердуччи должны быть уверены, что все идет по плану, просто нас застигли врасплох, поскольку мы давно уже под колпаком. Еще я подумала: вдруг о моем звонке станут говорить на судебном процессе. Я не хотела оставлять следы. Тем временем Рик ждал в кабине, посматривая на часы. Я знала, что он беспокоится, поскольку движение на Манхэттене сумасшедшее, злится на меня за то, что я всех задерживаю.
– И что же?
– Моей единственной надеждой стали подозрения Рика о прослушивании телефона. Если он прав, у меня есть шанс. Сначала я позвонила по номеру, соединенному с компьютером. Не посылая по факсу меню и не оставляя сообщения, перепрограммировала его так, чтобы мобильный набрал номер справочной службы после того, как на первый телефон придет сообщение. Пять-пять-пять-один-два-один-два. Я ведь не хотела отправлять сообщение по обычному номеру с другим автоответчиком. Тони мог бы прослушать его и понять, что это я. Итак, эту опасность я устранила. Звонок оператору службы, словно записанный на сломанном домашнем автоответчике, кончится тем, что он повесит трубку. После чего первый автоответчик сотрет поступившее на него сообщение. Я стараюсь делать все это быстро. Меня ждет Рик. И пара парней, чтобы помочь с выгрузкой товара. Скупщики прибудут в назначенное время.
– Но тебе нужно было сделать еще один звонок, – сказал Чарли.
– Правильно. Именно так. Я перезвонила на первый компьютер и сказала что-то вроде: «Привет, это я. Большой груз. Сегодня. Три сорок пять дня. Угол Двадцатой улицы и Девятой авеню. В середине квартала. Полная фура. Здоровяк будет там ровно в три сорок пять. Приезжайте, хоть кровь из носу». – Кристина иронично усмехнулась. – Что-то необыкновенно прямолинейное, вроде этого. Если они слушали, то должны были заинтересоваться. Выяснить, проверить…
– Подожди, – прервал Чарли, – ты говорила, что отгрузка была назначена на четыре. Так почему ты сказала в три сорок пять?
– Я хотела, чтобы они нас поджидали. И вот мы проезжаем по Холланд-туннел и пробираемся дальше к Двадцатой, а жара стоит ужасная, – знаешь, как это бывает далеко за полдень – я сижу, сгорбившись, в кабине в солнечных очках, буквально плавлюсь, солнце светит прямо в лицо, и сильно нервничаю. Я не знаю, слышал ли кто-нибудь мое сообщение, а если слышал, то что намерен делать. Смотрю, Рик совершенно расслаблен. Мы укладываемся в расписание. Он ничего не знает, слушает себе радио, переключает передачи, похоже, чувствует себя замечательно. А я сижу и молюсь, чтобы полиция нас накрыла. Если они не успеют, Френки через несколько минут узнает, что деньги пропали, позвонит Тони, и тот немедленно вышлет машину. Мне страшно. По-настоящему страшно. Я не вынимаю сигареты изо рта. Мы доезжаем до Двадцатой улицы и едем вдоль квартала. Разгрузочный док пуст, как и должно быть. Можно заезжать. Заезжаем, все великолепно. Ничего подозрительного. Мы выглядим как обычные работяги. Просто фура, которая доставила товар. Ничего необычного. Микки Симмс, один из парней, которые должны разгружать фуру, тоже там. Здоровенный толстый мужик, лысый. Говорит, что скупщики уже поджидают. Френки заберет свои коробки в здании склада и перегрузит их с другой стороны в микроавтобус. Замечательно. Я гляжу по сторонам во все глаза, надеясь обнаружить полицейских в штатском. Если они собирались быть здесь, то уже на месте. Прямо у меня под носом. Засели где-то поблизости. Наблюдают в бинокли и переговариваются по рации, как им и следует. Но я никого не вижу.
После того как Френки почти закончил разгрузку, я прошу Рика купить мне сигарет. Гастроном совсем рядом, на углу. Он спрашивает: «Прямо сейчас?» А я его просто-таки умоляю глазами, и он в ответ улыбается и говорит: «Хорошо». Я спрашиваю: «А как насчет сэндвича с индюшкой, салатом, помидорами и луком?» – чтобы сделать такой сэндвич, потребуется по крайней мере несколько минут, как ты понимаешь, – и тогда он говорит остальным, что скоро вернется. Микки Симмс отправляется с ним. Когда я вижу, что Рик зашел в гастроном и не может слышать, что происходит на улице, я трижды изо всех сил жму на клаксон и вижу, как мои насмерть перепуганные подельники разбегаются через задние выходы склада. Тут же подкатывают копы и облепляют грузовик. Значит, они нас ждали! Я подняла руки вверх, чтоб не подстрелили. Вытаскивают меня из кабины и ставят лицом к двери. Они страшно взбешены тем, что я сигналила, и тем, что все разбежались… Я же чувствую себя просто замечательно. Я в безопасности! Рик все еще был в магазине, я знала, что как только он увидит полицейские машины, то немедленно исчезнет. Позже до меня дошли слухи, что когда он вышел из гастронома и увидел полицию, то хотел бежать мне на выручку, но Микки Симмс сунул ему пистолет в ухо и не пустил.
Чарли чувствовал себя не в своей тарелке. Как ни крути, она хитрющая маленькая преступница.
– Итак, – сказала Кристина, – это все.
Он посмотрел на часы. Было поздно, за полночь. Поспать бы! Но ему нравилось продолжить неожиданное и, может быть, опрометчивое знакомство с подлинной Кристиной.
– Однако, возвращаясь к началу, почему ты положила деньги в старый «мустанг»? Это же место довольно ненадежное.
– О, потому что… – Кристина запнулась, – эта машина вернула меня к жизни.
Она встала и обошла кровать.
– Могу рассказать. – Она села в кресло и выпрямила ноги, сложив ступни вместе, словно гимнастка. Взглянула на него и отвела взгляд.
– Вовсе не обязательно. Не все воспоминания приятны.
Она уронила ноги на пол и уставилась в темный экран телевизора.
– Когда мне было шестнадцать, Чарли, один тип выследил меня после работы, а я работала официанткой. Он знал мою машину и поставил рядом свой фургон. Он сильно ударил меня по зубам, а затем по носу. Кстати, нос он мне сломал. Я была почти без сознания, он связал меня и повез куда-то по шоссе… Был вечер. Фургон можно было спрятать где угодно.
Что, как понял Чарли по ее выражению лица, насильник и сделал.
– Он измывался надо мной три или четыре часа, и самым скверным было даже не то, что он меня, девственницу, насиловал, а то, что страшно избивал. Без всякой причины. Я уже не могла сопротивляться, едва дышала. Мой нос и лицо распухли. А он все требовал от меня признания в любви.
– И ты сказала? – спросил Чарли.
– Нет.
– Он продолжал тебя избивать?
– Он говорил: «Скажи, что любишь меня, скажи, что ты меня любишь». А я мотала головой, и он снова начинал меня бить.
– Ты оказалась сильной девочкой. – Чарли печально потер лоб, представляя себе шестнадцатилетнюю Джулию. Длинноногую, все еще с челкой, беспрерывно жующую жвачку. Если у тебя растет дочь, ты полон сочувствия к другим дочерям, подумал он. Зачем она рассказывает мне это? – Боже, как ужасно, – наконец вымолвил он.
– Он бросил меня на дороге. Просто выбросил из машины – открыл заднюю дверь и выбросил. Думаю, он решил, что я умру. На мне не было одежды. Я брела по дороге, пока не подошла к какому-то домишке. Помню, как я стояла на крыльце и нажимала на звонок в чем мать родила. Женщина, которая открыла дверь, была сильно удивлена. Но она все поняла, она оказалась замечательной. Ее муж тоже все немедленно понял, снял с крючка большую охотничью куртку и прикрыл меня. Они сделали все, что нужно. Позвонили в полицию и моим родителям. Я им была так благодарна.
– Этого типа поймали?
Она кивнула.
– Кто-то в ресторане знал его, он во всем признался, или из него выбили признание, я не знаю.
– Его посадили?
– На шесть лет. Я долгое время беспокоилась, что будет, когда он выйдет из тюрьмы. Сама мысль о том, что он на свободе и поблизости, вызывала тревогу. Я страшно боялась. Каждый год в этот день, который я запомнила на всю жизнь, мне становилось физически плохо от воспоминаний. Пережив такой кошмар, становишься другой. Я ведь была целомудренна до этого, едва ли целовалась с парнем. Когда начала встречаться с Риком, то все ему рассказала. К тому времени того типа должны были вот-вот выпустить. Условно, правда. Но я все равно очень нервничала. Тогда Рик исчез на несколько дней, а когда вернулся, сказал, что я больше могу об этом типе не беспокоиться. Он разыскал его в Пенсильвании. Что-то он с ним сделал, но, конечно, не убил. На Рика это не похоже. Ты же понимаешь, Рик был здоровенным парнем. Его побаивались. Он всегда хотел меня защитить. Иногда мне это нравилось, иногда нет. Я знала, что он мне друг. Но все как-то пошло наперекосяк. Рик встретился с моей матерью, чего я вовсе не хотела. Они много болтали об этом изнасиловании, и моя мать сказала ему лишнее…
– Например?
Она подогнула под себя ноги, вглядываясь в темный экран телевизора.
– От этого типа я забеременела. У меня ни с кем не было секса, и вот я изнасилована и беременна. Тебе покажется странным, но я хотела сохранить ребенка. Мне еще не было шестнадцати, я ничего не соображала, и мне было все равно, откуда этот ребенок. Он был мой. Невинный ребенок, он ничего не знал, так почему же его жизнь должна быть уничтожена? Вот так я об этом размышляла. Кроме того, аборт представлялся мне еще большим насилием, а с меня хватило того, что я пережила. Попробовала вернуться в школу, но про меня пошли разговоры, потом перешли к побоям. Стали присылать школьные задания на дом. А моя мать заладила: «Тебе нужно избавиться от плода, пока он не превратился в ребенка. Ребенок будет обузой, испортит всю твою жизнь. Наступит лучшее время, чтобы завести ребенка». И я вроде как понимала, что она права, но не была уверена, что хочу избавиться от ребенка. Отец ни во что не вмешивался. Думаю, что он испытывал двойственное чувство. А мать, по мере того как проходила неделя за неделей, нервничала все больше. Наконец, она повела меня к врачу, сказав, что просто для проверки. Но как только сестра ввела мне в руку катетер и я увидела их лица, я поняла. Я боролась с ними, им пришлось меня усмирять. Они…
Она замолчала.
– Они принудили меня раздвинуть ноги. Я вырвала катетер и укусила мать за руку. Я была как безумная. Когда проснулась, все было кончено. После этого мы с матерью стали ссориться. Она сделала то, что считала нужным, желала мне добра. Это я понимала. Но аборт мне сделали насильно, моего согласия даже не спросили. – Кристина подошла к окну. – Отец ничего не знал, пока мне не сделали аборт. Мать его тоже обманула.
Мы с отцом много разъезжали на машине. Отец сказал, что научит меня водить «мустанг», и научил. Мы отправлялись в дальние поездки – иногда миль за двести, – он разрешал мне вести машину и курить сигареты, разрешал все что угодно. Он был очень чутким. Говорил, что я сильная и что со временем я приду в себя. Через несколько месяцев он разрешил мне ездить на «мустанге» самостоятельно, что очень расстроило мать. Потому что ей водить не разрешалось. Отец знал, что я буду очень аккуратна с машиной, и я действительно была. Я сама покупала бензин. Езда меня успокаивала. Прошло два года, и мне стало лучше. Тогда я узнала, что такое настоящий секс. Это случилось в машине. Я рассказала отцу с некоторым вызовом: видишь, какой сюрприз я тебе преподнесла. Но он только спросил: «Надеюсь, парень был нежен?» Понимаешь, отец обращался со мной как со взрослой, не так, как мать. Вот почему я решила спрятать деньги в машине. Мне хотелось, чтобы отец нашел коробки и перестал беспокоиться о деньгах. Я его очень любила. И только хотела, не знаю, как это сказать, я хотела…
– Искупления, – сказал Чарли каким-то чужим голосом. – Ты хотела искупления. – К этому времени он уже очень устал. – Я не понимаю, почему ты не отправилась во Флориду, как только вышла из тюрьмы.
– Потому что я не хотела, чтобы моя мать оказалась во все это втянута. – Она закурила сигарету. – Я думаю, Чарли, что это Тони вытащил меня из тюрьмы. Мой срок еще не кончился. Он как-то договорился с полицией, кому-то заплатил, и меня выпустили.
– Он знает, что это ты взяла деньги.
Она кивнула.
– Думаю, что знает.
– А чего Тони сейчас хочет – денег или мести?
– Возможно, денег, – ответила она.
– А ты можешь найти их и вернуть?
Она не ответила прямо, вместо этого пошарила в своей сумке и извлекла фотографию.
– Вот что они сделали на прошлой неделе, когда мы в первый раз были вместе. Вот что поджидало меня, когда я пришла домой, Чарли.
Он взглянул на фотографию. Мужчина держит кровоточащий обрубок своей руки. Футболка замарана чем-то – похоже, кровью.
– Что это?
– Это Рик.
Уходи, сказал Чарли себе.
– А где он сейчас?
– Не знаю… Однако сомневаюсь, что они его убили.
Чарли внимательно изучил фотографию и отложил ее. Мне нужно поспать, подумал он. Я разберусь со всем этим утром и придумаю, что делать дальше. В отеле они были в безопасности. Он взял телефон и попросил, чтобы его разбудили в шесть сорок пять. Она забралась под одеяло. Он перекатился на свою сторону. Элли спит сейчас одна, подумал он с печалью. Одна, со своими снотворными снами.
– Как давно я не спала рядом с мужчиной, – пробормотала Кристина. – Как приятно.
– Ты чувствуешь себя защищенной? – тихо спросил он.
Она притянула его руку к себе.
– Только начинаю чувствовать.
Он проснулся с ощущением, что все еще живет по китайскому времени, свет просачивался сквозь окно, часы показывали шесть утра. Он вылез из кровати, желая уйти немедленно. Это означало разрушить магию новизны и вернуться в рутину. «Текнетрикс». Элли. Спина одеревенела. Ему нужен был вонючий чай. Он посмотрел на свои ступни – костлявые, обрубленные с одной стороны, с трупного цвета венами. Он чувствовал себя истощенным – ему хотелось спать, рот болел, но ум был живой. Вступай в игру, Чарли. Он прошелся по комнате. Кристина выглядела маленькой и уязвимой, лежа в кровати. Он включил телевизор и без звука пробежался по тридцати каналам. Увидел Дэна Марино, делающего тачдаун пас. Жаль, что Дон Шула уже не играет. Выключил телевизор и посмотрел на нее снова. Черт тебя возьми, Чарли, сказал он себе, тебе пятьдесят восемь лет, и ты провел ночь с только что вышедшей из тюрьмы женщиной, великой обманщицей.
Он заметил фотографию ее любовника на столе. Здоровенный мужик, держащий собственную культю. Устрашающее зрелище. Мне, пожалуй, лучше уйти, подумал он. Мелисса, то есть Кристина, одна сплошная беда. Она лежала так невинно, спящая мертвым сном, волосы спутаны, костяшки пальцев прижаты к губам. Он нашел ее сумку и без зазрения совести заглянул в нее. Щетка для волос, мелочь. Мобильный телефон. Посмотрел на марку телефона и улыбнулся – возможно, в телефоне были детали, которые производила «Текнетрикс». Косметика. Карандаш. Не так уж много добра. То же самое, что и в сумочке Элли, скорее всего. У всех женщин есть такая странность – они относятся к своим сумочкам как к чему-то интимному. Меню ресторана под названием «Джим-Джек». Крошечный пузырек с духами. Его визитная карточка со всеми данными, включая номер мобильного телефона. Бумажник. Что там внутри? Ни кредитных карт, ни водительского удостоверения, только засаленная карточка социальной безопасности. Ни одного документа с ее фотографией. Как же так? Она много говорила о том, что водила машину, но у нее нет прав. Неужели, когда человека сажают в тюрьму, у него забирают водительские права? Вряд ли. Ничего из содержимого ее сумки не подтверждало, что спящая на кровати женщина была Кристиной Уэллес.
Черт возьми, подумал он. Может быть, и само имя «Кристина» тоже придумано. Он взял ее мобильный, включил его и просмотрел телефонные номера, которых было больше сотни. Почему-то они принадлежали фармацевтическим компаниям, немецким фотоагентствам, торговцу мебелью в Ист-Сайде, отелю в Лондоне, о котором он никогда не слышал, двум женщинам с пометкой «КЛИЗМА О'КЕЙ», еще водопроводчику, электрику, маляру, штукатуру и компании по доставке масла для печей отопления. И никого с именами
Рик, Тони, Кристина или Мелисса, а также ми одного упомянутого ею имени. Ни черта не понимаю, размышлял Чарли. Не представляю, что мне делать.
Было почти шесть тридцать. Он вспомнил о телефоне сэра Генри Лэя в ванной, прошел туда и закрыл дверь. Включил обогреватель, чтобы заглушить свой голос. Она упомянула Сарасоту во Флориде и имя Аниты Уэллес. Он позвонил в справочную. «Есть только одна А. Уэллес», – сказал оператор. Чарли записал номер. Может, и это придумала? Хотел бы я знать, подумал он, действительно ли это номер ее матери; может быть, Кристина на самом деле Анита. Оба имени не слишком различаются. Возможно, А. Уэллес – это муж Кристины, что мне не мешало бы выяснить. Аллан Уэллес. Альберт Уэллес. Но какое отношение они имеют к фотоагентствам в Германии? Все, что она мне рассказала, возможно, сплошная ложь, решил Чарли. Неужели никто не может подтвердить ее слова?
Он опять снял трубку. Буду играть по ее правилам, подумал Чарли.
Набрал номер во Флориде. После третьего гудка хриплый женский голос ответил: «Алло».
– Здесь проживает Кристина Уэллес?
– Я ее мать, – последовал ответ.
– Анита Уэллес?
– Да. А где она?
– Она здесь, в Нью-Йорке, – сказал Чарли с облегчением. – С ней все в порядке. Примите мои извинения за столь ранний звонок.
– О, я поднялась час назад, дорогой, – сообщила мать Кристины, как если бы говорила со старым приятелем. – И уже выпила слишком много кофе. У нас, похоже, скоро будет еще один ураган. Меня уже тошнит от них. Последний разнес мой гараж. Это ее друг? Она пыталась со мной связаться, но теперь-то я вернулась и буду дома весь день. Скажи, что хочу с ней поговорить.
– Обязательно, – ответил Чарли, чувствуя себя гораздо лучше.
– Так говоришь, ты из Нью-Йорка звонишь?
– Я ее друг.
– С ней все в порядке?
– Она спит сейчас.
Ее разбирало любопытство.
– По голосу ты, похоже, старший друг.
– Полагаю, что так. – Ему хотелось закончить разговор. – Хотите, чтобы она вам позвонила в какое-то определенное время?
– Может, мне самой ей позвонить?
– О.
– Можешь дать мне телефон?
Он уставился на телефонный аппарат. Возможно, Кристина не хочет, чтобы ее мать знала, где она находится. А может, обрадуется?
– У меня карандаш наготове, – сказала женщина, поторапливая его.
И он дал ей номер отеля.
Чарли подошел к кровати и в течение нескольких минут стоял, с любовью глядя на Кристину. Ему хотелось вновь увидеть ее обнаженной. Особенно шелковистые груди, но он не решался откинуть простыню. Возвращайся, пока не поздно, к стариковскому сексу с Элли, вялой возне раз в неделю. Да и что за радость Кристине увидеть его наготу светлым утром?
Пройдя в ванную и закрыв дверь, он отменил побудку, потом позвонил домой, чтобы выяснить, не оставила ли Злли сообщения. Сообщений не было. Я в игре, сказал Чарли себе. Потом принял душ, обрушивая на себя потоки горячей воды, щедро намыливая гениталии. Дома побреется и переоденет костюм. Ничего страшного. Он вытерся полотенцем и оделся в заполненной паром ванной, и когда вышел, то обнаружил Кристину уже сидящей на кровати.
– Будешь завтракать?
– Конечно, – ответила она заспанным голосом.
– Ты можешь еще немного поспать. Она притянула к себе подушку.
– Который час?
– Почти семь тридцать.
– Ничего себе.
– Я тут кое-что смешное предпринял, даже можно сказать параноидальное, – исповедался он с улыбкой.
Она повернулась на другой бок, будто собиралась опять заснуть. – Что?
– Я позвонил твоей матери.
Она нахмурилась.
– Повтори, что ты сказал.
– Я позвонил твоей матери.
Она с ужасом посмотрела на него, сон как рукой сняло.
– Когда?
– Примерно час назад. Я просто хотел проверить, действительно ли ты Кристина. Она сказала, что позвонит тебе в номер.
– Ты дал его?
– Я счел, что это меня не слишком скомпрометирует.
– Ты? – внезапно она сбросила простыню и начала искать свою одежду. – Ты? Не могу поверить этому.
– Что такое? – спросил он.
– Это невероятная глупость, – с ненавистью выпалила она, натягивая трусы и лифчик. – Кто дал тебе право? Теперь они знают, где я! О, боже! Ты, который делает эти чертовы части к телефонам, и такой кретин!
– Обожди, послушай… – начал он обиженно и озадаченно.
Ее всю трясло, взгляд был бешеным.
– Мне нужно убираться отсюда.
Он обнял ее.
– Послушай, давай-ка…
– Хренов имбицил! – завопила она, вырываясь и надевая туфли. – Наверное, они уже внизу, поджидают.
Она засунула оставшееся добро в сумку и выскочила за дверь. Он быстро оглядел комнату, взял часы, бумажник, фотографию ее любовника – не оставлять же – и поспешил за ней.
Спускаясь в лифте, она в ярости мотала головой.
– Тони, или полиция, или еще кто-нибудь прослушивает телефон моей матери.
– Ты мне ничего об этом не говорила.
– Вот не думала, что ты, мудила эдакий, будешь названивать моей матери, Чарли!
Двери лифта открылись. Кристина метнулась к выходу из отеля со склоненной головой.
– Не могу поверить, что ты такое натворил, – прошипела она.
Они вышли из отеля на Шестьдесят первую улицу. Чарли хотел было предложить ей поискать место, где можно позавтракать, но она рванула от него прочь.
– Эй! – крикнул Чарли ей вдогонку. – Эй\ Стоя на тротуаре, она переждала, пока проедут два такси; воспользовавшись моментом, скинула туфли, босиком пересекла Пятую авеню и метнулась в Центральный парк. Ее темные волосы развевались – слишком быстро, подумал Чарли, мне ее и за миллион лет не догнать. Он смотрел, как она бежит с туфлями в руках и исчезает меж деревьями. Он осмотрелся по сторонам, чувствуя себя озадаченным. Что все это значит? Кроме звонка матери, разве он не вел себя адекватно? И разве не провели они чудесную ночь? Я плачу за роскошный номер, с горечью подумал он, обхаживаю ее, как знатную особу, а она убегает от меня прочь. Отчего она так перепугалась? Он бросил взгляд на пожилую женщину, с умилением созерцавшую, как ее маленькая собачка выдавила на салфетку крошечную завитушку какашки.
Потом Чарли двинулся по улице, действительно наслаждаясь утром, но чувствуя необычную, новую боль в спине. Это все из-за ночного траханья, с гордостью подумал он, потянул, наверное, что-то, но оно того стоило. Сможет ли он когда-нибудь повторить свой вчерашний подвиг? А почему бы и нет? Дома у него еще оставалось немного китайского чая, скоро пришлют еще! Мысли об этом подняли ему настроение. Он просмотрит за завтраком газету. Яичница, ведь он сможет приготовить яичницу, запросто сможет. Прочтет в газете о «джетс». Про Билла Парцельса. Позвонит Элли и выслушает ее болтовню о кустах азалии.
Когда он свернул за угол на Шестьдесят третью улицу, перед ним возник высокий мужчина, державший в руках «Нью-Йорк пост».
– Позвольте представиться, сэр, – он протянул руку. – Меня звать Томми.
Чарли вскользь взглянул на него, но продолжал идти. Швейцар Келли стоял напротив дома, ловил такси. Из парадного на улицу, и так целый день, причем всегда улыбается.
– Сэр? – обратился к Чарли высокий мужчина, продолжая следовать за ним.
Чарли раздраженно обернулся.
– Что такое?
Чарли увидел, что из-под газеты торчит черный полуавтоматический пистолет.
– Давай в машину.
Из задней двери машины, бесшумно подкатившей, вылез другой мужчина, третий же, в зеленой бейсбольной куртке, сидел за рулем.
– Эй, ребята, – сказал добродушно Чарли, – похоже, вы ошиблись адресом.
Водитель в зеленой куртке приподнял темные очки, кто-то схватил Чарли за руку.
– Боюсь, что нет, – сказал один из мафиози.
Они ехали по центру, Томми осматривал содержимое бумажника и карманов Чарли. В нагрудном кармане он обнаружил документы на Виста-дель-Мар. Руки Чарли были крепко стянуты наручниками. Водитель представился как Моррис.
– Мы никак не ожидали, что твоя подружка убежит в парк.
Чарли хранил молчание.
– Быстро же она бежала.
– Неслась как угорелая.
– Ведь ты нам поможешь, правда?
– Этого парня звать Чарльз Равич, – объявил Томми. – Теперь мы знаем его домашний адрес, адрес офиса и еще вот это, вроде как дача в Нью-Джерси.
– Посмотри, женат ли он.
Томми просмотрел документы на Виста-дель-Мар.
– Итак, мы едем по Нью-Джерси-тернпайк…
– Я там сегодня проезжал…
– И мы делаем остановку у «Винс-Ломбардии» около трех часов дня. Я сказала, что мне страшно хочется в сортир. Захожу в ресторан и звоню по телефону-автомату, страшно нервничаю. Мы должны начать отгрузку примерно через час. Я понимаю, что в полицейском участке могут отмахнуться от меня. Предположим, я скажу: «Алло? Я хочу сообщить, что банда преступников собирается привезти в Нью-Йорк ворованные кондиционеры к четырем часам дня». Но в полицию постоянно звонят сумасшедшие. Так действовать нельзя. Я также могла бы позвонить в Службу спасения, торопитесь, в здание напротив склада заложена бомба. Но тогда мы не сможем проехать на грузовике к месту разгрузки из-за пожарных машин, которые все заблокируют. Нет, люди Тони Вердуччи должны быть уверены, что все идет по плану, просто нас застигли врасплох, поскольку мы давно уже под колпаком. Еще я подумала: вдруг о моем звонке станут говорить на судебном процессе. Я не хотела оставлять следы. Тем временем Рик ждал в кабине, посматривая на часы. Я знала, что он беспокоится, поскольку движение на Манхэттене сумасшедшее, злится на меня за то, что я всех задерживаю.
– И что же?
– Моей единственной надеждой стали подозрения Рика о прослушивании телефона. Если он прав, у меня есть шанс. Сначала я позвонила по номеру, соединенному с компьютером. Не посылая по факсу меню и не оставляя сообщения, перепрограммировала его так, чтобы мобильный набрал номер справочной службы после того, как на первый телефон придет сообщение. Пять-пять-пять-один-два-один-два. Я ведь не хотела отправлять сообщение по обычному номеру с другим автоответчиком. Тони мог бы прослушать его и понять, что это я. Итак, эту опасность я устранила. Звонок оператору службы, словно записанный на сломанном домашнем автоответчике, кончится тем, что он повесит трубку. После чего первый автоответчик сотрет поступившее на него сообщение. Я стараюсь делать все это быстро. Меня ждет Рик. И пара парней, чтобы помочь с выгрузкой товара. Скупщики прибудут в назначенное время.
– Но тебе нужно было сделать еще один звонок, – сказал Чарли.
– Правильно. Именно так. Я перезвонила на первый компьютер и сказала что-то вроде: «Привет, это я. Большой груз. Сегодня. Три сорок пять дня. Угол Двадцатой улицы и Девятой авеню. В середине квартала. Полная фура. Здоровяк будет там ровно в три сорок пять. Приезжайте, хоть кровь из носу». – Кристина иронично усмехнулась. – Что-то необыкновенно прямолинейное, вроде этого. Если они слушали, то должны были заинтересоваться. Выяснить, проверить…
– Подожди, – прервал Чарли, – ты говорила, что отгрузка была назначена на четыре. Так почему ты сказала в три сорок пять?
– Я хотела, чтобы они нас поджидали. И вот мы проезжаем по Холланд-туннел и пробираемся дальше к Двадцатой, а жара стоит ужасная, – знаешь, как это бывает далеко за полдень – я сижу, сгорбившись, в кабине в солнечных очках, буквально плавлюсь, солнце светит прямо в лицо, и сильно нервничаю. Я не знаю, слышал ли кто-нибудь мое сообщение, а если слышал, то что намерен делать. Смотрю, Рик совершенно расслаблен. Мы укладываемся в расписание. Он ничего не знает, слушает себе радио, переключает передачи, похоже, чувствует себя замечательно. А я сижу и молюсь, чтобы полиция нас накрыла. Если они не успеют, Френки через несколько минут узнает, что деньги пропали, позвонит Тони, и тот немедленно вышлет машину. Мне страшно. По-настоящему страшно. Я не вынимаю сигареты изо рта. Мы доезжаем до Двадцатой улицы и едем вдоль квартала. Разгрузочный док пуст, как и должно быть. Можно заезжать. Заезжаем, все великолепно. Ничего подозрительного. Мы выглядим как обычные работяги. Просто фура, которая доставила товар. Ничего необычного. Микки Симмс, один из парней, которые должны разгружать фуру, тоже там. Здоровенный толстый мужик, лысый. Говорит, что скупщики уже поджидают. Френки заберет свои коробки в здании склада и перегрузит их с другой стороны в микроавтобус. Замечательно. Я гляжу по сторонам во все глаза, надеясь обнаружить полицейских в штатском. Если они собирались быть здесь, то уже на месте. Прямо у меня под носом. Засели где-то поблизости. Наблюдают в бинокли и переговариваются по рации, как им и следует. Но я никого не вижу.
После того как Френки почти закончил разгрузку, я прошу Рика купить мне сигарет. Гастроном совсем рядом, на углу. Он спрашивает: «Прямо сейчас?» А я его просто-таки умоляю глазами, и он в ответ улыбается и говорит: «Хорошо». Я спрашиваю: «А как насчет сэндвича с индюшкой, салатом, помидорами и луком?» – чтобы сделать такой сэндвич, потребуется по крайней мере несколько минут, как ты понимаешь, – и тогда он говорит остальным, что скоро вернется. Микки Симмс отправляется с ним. Когда я вижу, что Рик зашел в гастроном и не может слышать, что происходит на улице, я трижды изо всех сил жму на клаксон и вижу, как мои насмерть перепуганные подельники разбегаются через задние выходы склада. Тут же подкатывают копы и облепляют грузовик. Значит, они нас ждали! Я подняла руки вверх, чтоб не подстрелили. Вытаскивают меня из кабины и ставят лицом к двери. Они страшно взбешены тем, что я сигналила, и тем, что все разбежались… Я же чувствую себя просто замечательно. Я в безопасности! Рик все еще был в магазине, я знала, что как только он увидит полицейские машины, то немедленно исчезнет. Позже до меня дошли слухи, что когда он вышел из гастронома и увидел полицию, то хотел бежать мне на выручку, но Микки Симмс сунул ему пистолет в ухо и не пустил.
Чарли чувствовал себя не в своей тарелке. Как ни крути, она хитрющая маленькая преступница.
– Итак, – сказала Кристина, – это все.
Он посмотрел на часы. Было поздно, за полночь. Поспать бы! Но ему нравилось продолжить неожиданное и, может быть, опрометчивое знакомство с подлинной Кристиной.
– Однако, возвращаясь к началу, почему ты положила деньги в старый «мустанг»? Это же место довольно ненадежное.
– О, потому что… – Кристина запнулась, – эта машина вернула меня к жизни.
Она встала и обошла кровать.
– Могу рассказать. – Она села в кресло и выпрямила ноги, сложив ступни вместе, словно гимнастка. Взглянула на него и отвела взгляд.
– Вовсе не обязательно. Не все воспоминания приятны.
Она уронила ноги на пол и уставилась в темный экран телевизора.
– Когда мне было шестнадцать, Чарли, один тип выследил меня после работы, а я работала официанткой. Он знал мою машину и поставил рядом свой фургон. Он сильно ударил меня по зубам, а затем по носу. Кстати, нос он мне сломал. Я была почти без сознания, он связал меня и повез куда-то по шоссе… Был вечер. Фургон можно было спрятать где угодно.
Что, как понял Чарли по ее выражению лица, насильник и сделал.
– Он измывался надо мной три или четыре часа, и самым скверным было даже не то, что он меня, девственницу, насиловал, а то, что страшно избивал. Без всякой причины. Я уже не могла сопротивляться, едва дышала. Мой нос и лицо распухли. А он все требовал от меня признания в любви.
– И ты сказала? – спросил Чарли.
– Нет.
– Он продолжал тебя избивать?
– Он говорил: «Скажи, что любишь меня, скажи, что ты меня любишь». А я мотала головой, и он снова начинал меня бить.
– Ты оказалась сильной девочкой. – Чарли печально потер лоб, представляя себе шестнадцатилетнюю Джулию. Длинноногую, все еще с челкой, беспрерывно жующую жвачку. Если у тебя растет дочь, ты полон сочувствия к другим дочерям, подумал он. Зачем она рассказывает мне это? – Боже, как ужасно, – наконец вымолвил он.
– Он бросил меня на дороге. Просто выбросил из машины – открыл заднюю дверь и выбросил. Думаю, он решил, что я умру. На мне не было одежды. Я брела по дороге, пока не подошла к какому-то домишке. Помню, как я стояла на крыльце и нажимала на звонок в чем мать родила. Женщина, которая открыла дверь, была сильно удивлена. Но она все поняла, она оказалась замечательной. Ее муж тоже все немедленно понял, снял с крючка большую охотничью куртку и прикрыл меня. Они сделали все, что нужно. Позвонили в полицию и моим родителям. Я им была так благодарна.
– Этого типа поймали?
Она кивнула.
– Кто-то в ресторане знал его, он во всем признался, или из него выбили признание, я не знаю.
– Его посадили?
– На шесть лет. Я долгое время беспокоилась, что будет, когда он выйдет из тюрьмы. Сама мысль о том, что он на свободе и поблизости, вызывала тревогу. Я страшно боялась. Каждый год в этот день, который я запомнила на всю жизнь, мне становилось физически плохо от воспоминаний. Пережив такой кошмар, становишься другой. Я ведь была целомудренна до этого, едва ли целовалась с парнем. Когда начала встречаться с Риком, то все ему рассказала. К тому времени того типа должны были вот-вот выпустить. Условно, правда. Но я все равно очень нервничала. Тогда Рик исчез на несколько дней, а когда вернулся, сказал, что я больше могу об этом типе не беспокоиться. Он разыскал его в Пенсильвании. Что-то он с ним сделал, но, конечно, не убил. На Рика это не похоже. Ты же понимаешь, Рик был здоровенным парнем. Его побаивались. Он всегда хотел меня защитить. Иногда мне это нравилось, иногда нет. Я знала, что он мне друг. Но все как-то пошло наперекосяк. Рик встретился с моей матерью, чего я вовсе не хотела. Они много болтали об этом изнасиловании, и моя мать сказала ему лишнее…
– Например?
Она подогнула под себя ноги, вглядываясь в темный экран телевизора.
– От этого типа я забеременела. У меня ни с кем не было секса, и вот я изнасилована и беременна. Тебе покажется странным, но я хотела сохранить ребенка. Мне еще не было шестнадцати, я ничего не соображала, и мне было все равно, откуда этот ребенок. Он был мой. Невинный ребенок, он ничего не знал, так почему же его жизнь должна быть уничтожена? Вот так я об этом размышляла. Кроме того, аборт представлялся мне еще большим насилием, а с меня хватило того, что я пережила. Попробовала вернуться в школу, но про меня пошли разговоры, потом перешли к побоям. Стали присылать школьные задания на дом. А моя мать заладила: «Тебе нужно избавиться от плода, пока он не превратился в ребенка. Ребенок будет обузой, испортит всю твою жизнь. Наступит лучшее время, чтобы завести ребенка». И я вроде как понимала, что она права, но не была уверена, что хочу избавиться от ребенка. Отец ни во что не вмешивался. Думаю, что он испытывал двойственное чувство. А мать, по мере того как проходила неделя за неделей, нервничала все больше. Наконец, она повела меня к врачу, сказав, что просто для проверки. Но как только сестра ввела мне в руку катетер и я увидела их лица, я поняла. Я боролась с ними, им пришлось меня усмирять. Они…
Она замолчала.
– Они принудили меня раздвинуть ноги. Я вырвала катетер и укусила мать за руку. Я была как безумная. Когда проснулась, все было кончено. После этого мы с матерью стали ссориться. Она сделала то, что считала нужным, желала мне добра. Это я понимала. Но аборт мне сделали насильно, моего согласия даже не спросили. – Кристина подошла к окну. – Отец ничего не знал, пока мне не сделали аборт. Мать его тоже обманула.
Мы с отцом много разъезжали на машине. Отец сказал, что научит меня водить «мустанг», и научил. Мы отправлялись в дальние поездки – иногда миль за двести, – он разрешал мне вести машину и курить сигареты, разрешал все что угодно. Он был очень чутким. Говорил, что я сильная и что со временем я приду в себя. Через несколько месяцев он разрешил мне ездить на «мустанге» самостоятельно, что очень расстроило мать. Потому что ей водить не разрешалось. Отец знал, что я буду очень аккуратна с машиной, и я действительно была. Я сама покупала бензин. Езда меня успокаивала. Прошло два года, и мне стало лучше. Тогда я узнала, что такое настоящий секс. Это случилось в машине. Я рассказала отцу с некоторым вызовом: видишь, какой сюрприз я тебе преподнесла. Но он только спросил: «Надеюсь, парень был нежен?» Понимаешь, отец обращался со мной как со взрослой, не так, как мать. Вот почему я решила спрятать деньги в машине. Мне хотелось, чтобы отец нашел коробки и перестал беспокоиться о деньгах. Я его очень любила. И только хотела, не знаю, как это сказать, я хотела…
– Искупления, – сказал Чарли каким-то чужим голосом. – Ты хотела искупления. – К этому времени он уже очень устал. – Я не понимаю, почему ты не отправилась во Флориду, как только вышла из тюрьмы.
– Потому что я не хотела, чтобы моя мать оказалась во все это втянута. – Она закурила сигарету. – Я думаю, Чарли, что это Тони вытащил меня из тюрьмы. Мой срок еще не кончился. Он как-то договорился с полицией, кому-то заплатил, и меня выпустили.
– Он знает, что это ты взяла деньги.
Она кивнула.
– Думаю, что знает.
– А чего Тони сейчас хочет – денег или мести?
– Возможно, денег, – ответила она.
– А ты можешь найти их и вернуть?
Она не ответила прямо, вместо этого пошарила в своей сумке и извлекла фотографию.
– Вот что они сделали на прошлой неделе, когда мы в первый раз были вместе. Вот что поджидало меня, когда я пришла домой, Чарли.
Он взглянул на фотографию. Мужчина держит кровоточащий обрубок своей руки. Футболка замарана чем-то – похоже, кровью.
– Что это?
– Это Рик.
Уходи, сказал Чарли себе.
– А где он сейчас?
– Не знаю… Однако сомневаюсь, что они его убили.
Чарли внимательно изучил фотографию и отложил ее. Мне нужно поспать, подумал он. Я разберусь со всем этим утром и придумаю, что делать дальше. В отеле они были в безопасности. Он взял телефон и попросил, чтобы его разбудили в шесть сорок пять. Она забралась под одеяло. Он перекатился на свою сторону. Элли спит сейчас одна, подумал он с печалью. Одна, со своими снотворными снами.
– Как давно я не спала рядом с мужчиной, – пробормотала Кристина. – Как приятно.
– Ты чувствуешь себя защищенной? – тихо спросил он.
Она притянула его руку к себе.
– Только начинаю чувствовать.
Он проснулся с ощущением, что все еще живет по китайскому времени, свет просачивался сквозь окно, часы показывали шесть утра. Он вылез из кровати, желая уйти немедленно. Это означало разрушить магию новизны и вернуться в рутину. «Текнетрикс». Элли. Спина одеревенела. Ему нужен был вонючий чай. Он посмотрел на свои ступни – костлявые, обрубленные с одной стороны, с трупного цвета венами. Он чувствовал себя истощенным – ему хотелось спать, рот болел, но ум был живой. Вступай в игру, Чарли. Он прошелся по комнате. Кристина выглядела маленькой и уязвимой, лежа в кровати. Он включил телевизор и без звука пробежался по тридцати каналам. Увидел Дэна Марино, делающего тачдаун пас. Жаль, что Дон Шула уже не играет. Выключил телевизор и посмотрел на нее снова. Черт тебя возьми, Чарли, сказал он себе, тебе пятьдесят восемь лет, и ты провел ночь с только что вышедшей из тюрьмы женщиной, великой обманщицей.
Он заметил фотографию ее любовника на столе. Здоровенный мужик, держащий собственную культю. Устрашающее зрелище. Мне, пожалуй, лучше уйти, подумал он. Мелисса, то есть Кристина, одна сплошная беда. Она лежала так невинно, спящая мертвым сном, волосы спутаны, костяшки пальцев прижаты к губам. Он нашел ее сумку и без зазрения совести заглянул в нее. Щетка для волос, мелочь. Мобильный телефон. Посмотрел на марку телефона и улыбнулся – возможно, в телефоне были детали, которые производила «Текнетрикс». Косметика. Карандаш. Не так уж много добра. То же самое, что и в сумочке Элли, скорее всего. У всех женщин есть такая странность – они относятся к своим сумочкам как к чему-то интимному. Меню ресторана под названием «Джим-Джек». Крошечный пузырек с духами. Его визитная карточка со всеми данными, включая номер мобильного телефона. Бумажник. Что там внутри? Ни кредитных карт, ни водительского удостоверения, только засаленная карточка социальной безопасности. Ни одного документа с ее фотографией. Как же так? Она много говорила о том, что водила машину, но у нее нет прав. Неужели, когда человека сажают в тюрьму, у него забирают водительские права? Вряд ли. Ничего из содержимого ее сумки не подтверждало, что спящая на кровати женщина была Кристиной Уэллес.
Черт возьми, подумал он. Может быть, и само имя «Кристина» тоже придумано. Он взял ее мобильный, включил его и просмотрел телефонные номера, которых было больше сотни. Почему-то они принадлежали фармацевтическим компаниям, немецким фотоагентствам, торговцу мебелью в Ист-Сайде, отелю в Лондоне, о котором он никогда не слышал, двум женщинам с пометкой «КЛИЗМА О'КЕЙ», еще водопроводчику, электрику, маляру, штукатуру и компании по доставке масла для печей отопления. И никого с именами
Рик, Тони, Кристина или Мелисса, а также ми одного упомянутого ею имени. Ни черта не понимаю, размышлял Чарли. Не представляю, что мне делать.
Было почти шесть тридцать. Он вспомнил о телефоне сэра Генри Лэя в ванной, прошел туда и закрыл дверь. Включил обогреватель, чтобы заглушить свой голос. Она упомянула Сарасоту во Флориде и имя Аниты Уэллес. Он позвонил в справочную. «Есть только одна А. Уэллес», – сказал оператор. Чарли записал номер. Может, и это придумала? Хотел бы я знать, подумал он, действительно ли это номер ее матери; может быть, Кристина на самом деле Анита. Оба имени не слишком различаются. Возможно, А. Уэллес – это муж Кристины, что мне не мешало бы выяснить. Аллан Уэллес. Альберт Уэллес. Но какое отношение они имеют к фотоагентствам в Германии? Все, что она мне рассказала, возможно, сплошная ложь, решил Чарли. Неужели никто не может подтвердить ее слова?
Он опять снял трубку. Буду играть по ее правилам, подумал Чарли.
Набрал номер во Флориде. После третьего гудка хриплый женский голос ответил: «Алло».
– Здесь проживает Кристина Уэллес?
– Я ее мать, – последовал ответ.
– Анита Уэллес?
– Да. А где она?
– Она здесь, в Нью-Йорке, – сказал Чарли с облегчением. – С ней все в порядке. Примите мои извинения за столь ранний звонок.
– О, я поднялась час назад, дорогой, – сообщила мать Кристины, как если бы говорила со старым приятелем. – И уже выпила слишком много кофе. У нас, похоже, скоро будет еще один ураган. Меня уже тошнит от них. Последний разнес мой гараж. Это ее друг? Она пыталась со мной связаться, но теперь-то я вернулась и буду дома весь день. Скажи, что хочу с ней поговорить.
– Обязательно, – ответил Чарли, чувствуя себя гораздо лучше.
– Так говоришь, ты из Нью-Йорка звонишь?
– Я ее друг.
– С ней все в порядке?
– Она спит сейчас.
Ее разбирало любопытство.
– По голосу ты, похоже, старший друг.
– Полагаю, что так. – Ему хотелось закончить разговор. – Хотите, чтобы она вам позвонила в какое-то определенное время?
– Может, мне самой ей позвонить?
– О.
– Можешь дать мне телефон?
Он уставился на телефонный аппарат. Возможно, Кристина не хочет, чтобы ее мать знала, где она находится. А может, обрадуется?
– У меня карандаш наготове, – сказала женщина, поторапливая его.
И он дал ей номер отеля.
Чарли подошел к кровати и в течение нескольких минут стоял, с любовью глядя на Кристину. Ему хотелось вновь увидеть ее обнаженной. Особенно шелковистые груди, но он не решался откинуть простыню. Возвращайся, пока не поздно, к стариковскому сексу с Элли, вялой возне раз в неделю. Да и что за радость Кристине увидеть его наготу светлым утром?
Пройдя в ванную и закрыв дверь, он отменил побудку, потом позвонил домой, чтобы выяснить, не оставила ли Злли сообщения. Сообщений не было. Я в игре, сказал Чарли себе. Потом принял душ, обрушивая на себя потоки горячей воды, щедро намыливая гениталии. Дома побреется и переоденет костюм. Ничего страшного. Он вытерся полотенцем и оделся в заполненной паром ванной, и когда вышел, то обнаружил Кристину уже сидящей на кровати.
– Будешь завтракать?
– Конечно, – ответила она заспанным голосом.
– Ты можешь еще немного поспать. Она притянула к себе подушку.
– Который час?
– Почти семь тридцать.
– Ничего себе.
– Я тут кое-что смешное предпринял, даже можно сказать параноидальное, – исповедался он с улыбкой.
Она повернулась на другой бок, будто собиралась опять заснуть. – Что?
– Я позвонил твоей матери.
Она нахмурилась.
– Повтори, что ты сказал.
– Я позвонил твоей матери.
Она с ужасом посмотрела на него, сон как рукой сняло.
– Когда?
– Примерно час назад. Я просто хотел проверить, действительно ли ты Кристина. Она сказала, что позвонит тебе в номер.
– Ты дал его?
– Я счел, что это меня не слишком скомпрометирует.
– Ты? – внезапно она сбросила простыню и начала искать свою одежду. – Ты? Не могу поверить этому.
– Что такое? – спросил он.
– Это невероятная глупость, – с ненавистью выпалила она, натягивая трусы и лифчик. – Кто дал тебе право? Теперь они знают, где я! О, боже! Ты, который делает эти чертовы части к телефонам, и такой кретин!
– Обожди, послушай… – начал он обиженно и озадаченно.
Ее всю трясло, взгляд был бешеным.
– Мне нужно убираться отсюда.
Он обнял ее.
– Послушай, давай-ка…
– Хренов имбицил! – завопила она, вырываясь и надевая туфли. – Наверное, они уже внизу, поджидают.
Она засунула оставшееся добро в сумку и выскочила за дверь. Он быстро оглядел комнату, взял часы, бумажник, фотографию ее любовника – не оставлять же – и поспешил за ней.
Спускаясь в лифте, она в ярости мотала головой.
– Тони, или полиция, или еще кто-нибудь прослушивает телефон моей матери.
– Ты мне ничего об этом не говорила.
– Вот не думала, что ты, мудила эдакий, будешь названивать моей матери, Чарли!
Двери лифта открылись. Кристина метнулась к выходу из отеля со склоненной головой.
– Не могу поверить, что ты такое натворил, – прошипела она.
Они вышли из отеля на Шестьдесят первую улицу. Чарли хотел было предложить ей поискать место, где можно позавтракать, но она рванула от него прочь.
– Эй! – крикнул Чарли ей вдогонку. – Эй\ Стоя на тротуаре, она переждала, пока проедут два такси; воспользовавшись моментом, скинула туфли, босиком пересекла Пятую авеню и метнулась в Центральный парк. Ее темные волосы развевались – слишком быстро, подумал Чарли, мне ее и за миллион лет не догнать. Он смотрел, как она бежит с туфлями в руках и исчезает меж деревьями. Он осмотрелся по сторонам, чувствуя себя озадаченным. Что все это значит? Кроме звонка матери, разве он не вел себя адекватно? И разве не провели они чудесную ночь? Я плачу за роскошный номер, с горечью подумал он, обхаживаю ее, как знатную особу, а она убегает от меня прочь. Отчего она так перепугалась? Он бросил взгляд на пожилую женщину, с умилением созерцавшую, как ее маленькая собачка выдавила на салфетку крошечную завитушку какашки.
Потом Чарли двинулся по улице, действительно наслаждаясь утром, но чувствуя необычную, новую боль в спине. Это все из-за ночного траханья, с гордостью подумал он, потянул, наверное, что-то, но оно того стоило. Сможет ли он когда-нибудь повторить свой вчерашний подвиг? А почему бы и нет? Дома у него еще оставалось немного китайского чая, скоро пришлют еще! Мысли об этом подняли ему настроение. Он просмотрит за завтраком газету. Яичница, ведь он сможет приготовить яичницу, запросто сможет. Прочтет в газете о «джетс». Про Билла Парцельса. Позвонит Элли и выслушает ее болтовню о кустах азалии.
Когда он свернул за угол на Шестьдесят третью улицу, перед ним возник высокий мужчина, державший в руках «Нью-Йорк пост».
– Позвольте представиться, сэр, – он протянул руку. – Меня звать Томми.
Чарли вскользь взглянул на него, но продолжал идти. Швейцар Келли стоял напротив дома, ловил такси. Из парадного на улицу, и так целый день, причем всегда улыбается.
– Сэр? – обратился к Чарли высокий мужчина, продолжая следовать за ним.
Чарли раздраженно обернулся.
– Что такое?
Чарли увидел, что из-под газеты торчит черный полуавтоматический пистолет.
– Давай в машину.
Из задней двери машины, бесшумно подкатившей, вылез другой мужчина, третий же, в зеленой бейсбольной куртке, сидел за рулем.
– Эй, ребята, – сказал добродушно Чарли, – похоже, вы ошиблись адресом.
Водитель в зеленой куртке приподнял темные очки, кто-то схватил Чарли за руку.
– Боюсь, что нет, – сказал один из мафиози.
Они ехали по центру, Томми осматривал содержимое бумажника и карманов Чарли. В нагрудном кармане он обнаружил документы на Виста-дель-Мар. Руки Чарли были крепко стянуты наручниками. Водитель представился как Моррис.
– Мы никак не ожидали, что твоя подружка убежит в парк.
Чарли хранил молчание.
– Быстро же она бежала.
– Неслась как угорелая.
– Ведь ты нам поможешь, правда?
– Этого парня звать Чарльз Равич, – объявил Томми. – Теперь мы знаем его домашний адрес, адрес офиса и еще вот это, вроде как дача в Нью-Джерси.
– Посмотри, женат ли он.
Томми просмотрел документы на Виста-дель-Мар.