Страница:
Сэр Генри Лэй улыбнулся.
– Вы, очевидно, эксперт в этой области, мистер… – он опустил взгляд на коллекцию визитных карточек возле тарелки, – мистер Равич. Корпорация «Текнетрикс», так-так. А что вы можете нам рассказать о войне, мистер Равич? Пожалуйста, расскажите. Это чрезвычайно любопытно.
Китайский миллиардер вперил свой взгляд в' Чарли, приподняв брови, на лице его застыло самодовольное выражение. Будь Чарли моложе или задет за живое, он, быть может, припомнил бы те времена, которые предшествовали его карьере бизнесмена. Но он отлично понимал, что его как бы некомпетентность в данном случае ему на руку. Да, впрочем, и сам этот разговор был праздным: наплевал Лэй на военно-морские силы Китая, о которых он, вероятно, был не самого высокого мнения; что его действительно волновало, так это вопрос о том, стоит ли инвестировать восемьсот миллионов долларов в покупку акций «ИТ» – ради главной партии в корпорации, играющей на интересах людей к играм.
Однако Лэй не унимался.
– Так что вы знаете об этом?
– Только то, что известно из прессы, – отвечал Чарли со смирением.
– Видите? Именно то, что я имел в виду. – Лэй в своем шелковом костюме откинулся на спинку стула, улыбаясь присутствующим, и провел маленькой жирной ладонью по редеющим волосам. – У вас нет информации из первых рук! И это очень серьезная проблема, друзья мои. Люди говорят всякое о Китае и Америке, не имея достоверной информации.
Ну и разговор! Вот оно куда повернуло! Примерно то же самое он слышал предыдущим вечером в Шанхае. Какая ему разница, кто и какой процент контейнерных перевозок контролировал на пристанях Гонконга, превзойдет ли со временем Шанхай Гонконг. Его не волновало и будущее банков, контролирующих розничную торговлю в Китае, или условия жизни в Западном Китае, где крестьяне по-прежнему трудились как в средневековье, или когда и как номинально демократический Тайвань воссоединится с номинально коммунистическим Китаем. И в особенности его совершенно не интересовал торговый баланс Китая и США. Да пошли они со своими обсуждениями. Всякий из присутствующих в этой комнате, даже гребаные официанты, господи прости, из которых большинство наверняка торговало на китайской бирже или занималось незаконным импортом ворованных двигателей для грузовиков, – даже они знали, что китайцы станут делать все, что им заблагорассудится. Этот мир их – если не сегодня, то завтра.
Наконец официанты приступили к приготовлению десерта. Извинившись, Чарли встал и направился в уборную. Его рост, кажется, уже не удивлял китайцев, как прежде, они и сами подросли, казалось Чарли. Внимание обслуги, следившей за перемещением гостей, скорее привлекало то, как неуверенно, с осторожностью он ступал по ковру. Ну что ж – пусть глазеют. Это его не особенно беспокоило, подумаешь, прихрамывает. Как-никак за десять лет перенес восемь хирургических операций – по фиксации спины, по имплантации искусственного коленного сустава – впрочем, неудачную Когда он поддерживал вес ниже ста восьмидесяти фунтов, ходить было легче. Когда же набирал сверх этого, старая боль в спине и ноге возвращалась, а вместе с ней и другие застарелые болячки. Но он давно решил для себя, что прошлое его больше не интересует. Это прошлое… Не отправиться ли ему к чертовой матери? Будущее – вот что ему нужно.
Главное, получить хорошее известие от дочери. Господи, пожалуйста, думал он, это ведь такая малость для тебя. Делов-то, чтобы яйцеклетка зацепилась за влажно-розовую теплую стенку матки. Они с Элли напрасно не родили еще одного ребенка, хоть бы попытались – после смерти Бена. Элли было тогда сорок два. Горе их тогда скрутило. А теперь уж поздно, увы, даже говорить об этом поздно.
В мужской уборной (мрамор из черного с серебром) Чарли кивнул потрепанному жизнью служке-китайцу, у него в руках был поднос со всевозможной косметикой – одеколонами, дезодорантами, лаками для волос, расческами, а также одежными щетками и зубочистками. Чарли выбрал вторую слева уборную и закрыл на замок тяжелую мраморную дверь Эта дверь и стены не доходили до потолка на один фут и были украшены витиеватым узором. Фотоэлемент, почуял Чарли и слил воду преждевременно. Чарли с некоторых пор начал интересоваться – черта, свойственная пожилым людям, – содержимым и регулярностью своих испражнений. Он расстегнул ремень и уселся на стульчак, стараясь не перемещать вес на правую сторону. Старая рана, он потратил годы и годы, чтобы научиться играть в гольф левой рукой.
Потом с удовольствием облегчился. Он начинал попахивать Китаем – что происходило с ним всякий раз на Востоке.
Опроставшись, он услышал, как старик-служитель приветствует кого-то на кантонском диалекте.
– Добрый вечер, сэр.
– Угу.
Дверь соседней с Чарли кабинки открылась, потом щелкнул замок. Человек в ней дышал так, как будто очень торопился. Затем послышалось шуршанье ткани, громкий кашель, какой-то робкий всплеск и, вслед за тем, приглушенный звук тяжело сползавшего по стене, разделявшей кабинки, тела.
– Сэр? – Служитель постучал в дверь Чарли. – Вы открыть дверь? Дверь открыть?
Чарли застегнул штаны и открыл дверь. Лицо старика приблизилось – в ужасе расширенные глаза, зловонное дыхание.
– Не по адресу, – бросил Чарли. – Вон там.
– Нету ключ! Нету ключ! Надо лезть!
Пожилой служка протиснулся за спиной Чарли, встал на сиденье унитаза и распластался по сияющему мрамору. Его костлявые руки беспомощно скользили по скользкой поверхности камня. Человек в кабинке застонал, умоляя на китайском о помощи. Чарли стащил служку вниз и сам поднялся на стульчак. Глубоко вдохнув, он попробовал подтянуть тело. Ба, как ослабли его руки. С искаженным от усилия лицом он подтянулся на высоту, как раз достаточную, чтобы прикоснуться носом к краю стены. Но сорвался прежде, чем успел заглянуть вниз.
– Давай! – приказал он служке. – Спеши за помощью, найди ключ!
Чарли сбросил пиджак на пол и опять взобрался на сиденье унитаза, на этот раз одновременно подпрыгнув вверх и подтянувшись на руках, используя древнюю как мир мускульную память, не покинувшую его тело с поры детства.
Опля! Затем раз и два, и вот его нога уже переброшена через стенку, а голова в проеме, теперь можно было заглянуть вниз и разглядеть сэра Генри Лэя, распростертого на полу. Открытый пунцовый рот, спущенные до лодыжек брюки, пятно мочи на шелковых семейных трусах. Руки его судорожно цеплялись за галстук, шейные вены напоминали голубые карандаши. Глаза были устремлены в сторону белоснежной чаши унитаза, в которой, как разглядел Чарли сверху, плавала маленькая серебряная коробочка для пилюль. Крышка открыта, белые таблетки затонули и уже начали растворяться.
– Ну-ка, дружок, держись, – выдохнул Чарли. – Помощь на подходе. Держись давай! – Он попытался протиснуться в щель между стеной и потолком, но безуспешно. Голова пролезала, но плечи и туловище никак. Теперь сэр Генри Лэй начал ритмично кашлять, как будто проговаривал какой-то странный код.
– Хаа-ка… Хааа! – ка… Хааа! Хааа!
Глаза его, выражавшие страдальческое изумление, встретились с глазами Чарли, затем стали расширяться, по мере того как рот наполнялся красноватой жижей из непереваренных креветок, голубей и черепахи. Ему не хватало сил, чтобы выкашлять рвоту из легких. Он умирал от сердечного приступа и асфиксии.
Служитель мужского сортира уже спешил с двумя официантами и телохранителем сэра Генри Лэя. Они принялись с помощью инструментов ломать дверь кабинки, круша мрамор. Когда Чарли, спустя считанные минуты, увидел лицо сэра Генри Лэя, он понял, что тот мертв.
Чарли подобрал свой пиджак и, прежде чем началась суматоха, покинул помещение. Мимо проскользнул официант с подносом, полным оранжево-красных роз; собравшиеся бизнесмены еще не знали о трагедии.
Мистер Мин заметил Чарли, вошедшего в зал.
– Должен вас покинуть, – произнес Чарли галантно. – Я очень сожалею.
Мистер Мин поднялся для рукопожатия.
– Ожидаю звонка от своей дочери, а с ним очень важное известие.
– Хорошее известие, я надеюсь. Только такие и приятны банкирам.
– Возможно. Она мне сообщит, смогла ли забеременеть.
– Надеюсь, судьба одарит вас внуками, – улыбнулся мистер Мин, обнажив белоснежные зубы, напомнившие пилюли Элли.
Чарли поблагодарил и перевел разговор на другую тему.
– Мы непременно построим великолепный завод. И он должен вступить в строй в конце года.
– Мы ведь встретимся в Нью-Йорке на бизнес-ланче через пару недель?
– Конечно, – ответил Чарли. На счету у него теперь была каждая минута.
Мистер Мин наклонился поближе и тихим голосом произнес:
– И тогда, надеюсь, вы мне расскажете о микропроцессоре, который разрабатываете?
О детище его секретных разработок? (Новый усовершенствованный процессор для сети интернета оставит далеко позади всех конкурентов.) Нет, ни за что.
– Да. – Чарли изобразил на лице благодушие. – Вне всяких сомнений.
– Отлично, – заключил мистер Мин. – Желаю приятного полета.
Лестница, ведущая в вестибюль, вилась спиралью вдоль подсвеченных изнутри горок, заставленных яшмовыми драконами, коралловыми лодочками и бог знает чем еще. Он спешил вниз, минуя эту выставку изделий от Тиффани и покидая стены отеля, обшитые панелями красного дерева. Не подавай вида, что торопишься, говорил себе Чарли. Однако, еще не переступив последней ступеньки, уже сжимал в руках жетон от гардеробной. В Лондоне было на семь часов больше, и биржа вовсю торговала. Он указал служителю на свое пальто и, пролетев шестнадцать этажей в клубном лифте, кивнул первому из ожидающих такси. Задняя дверь распахнулась, и Чарли ввалился внутрь.
– КИК.
– Клуб иностранных корреспондентов?
– Он самый.
Единственное место в Гонконге, где, как он знал, можно добраться до ящика Блумберга. Дисплей этого волшебного магического аппарата выдавал информацию о цене акций и бонов на всех биржах земного шара. Он достал мобильный телефон и позвонил своей брокерше в Лондон. Именно там он держал биржевые счета, что позволяло отслеживать ситуацию на азиатском, европейском и американском рынках…
– Джейн, это Чарли Равич, – произнес он, когда та сняла трубку. – Хочу сделать крупную ставку. Оставь пока все остальные дела.
– Это на тебя непохоже.
– Это вообще ни на что не похоже. Продавай все мои акции «Майкрософт» прямо сейчас по рыночной цене, продавай весь «Форд», «Мерк» и «Люсент». И весь «Уол-Март» и «Дойче телеком». Все по рыночной стоимости. Пожалуйста, прямо сейчас, пока Лондонская биржа не закрылась.
– Хорошо. Теперь, для записи, – ты запрашиваешь продажу восьми тысяч акций…
– Да-да, запрашиваю, – выпалил он для фиксирования своей трансакции на автоматическом записывающем устройстве. – Только поскорее.
Джейн на секунду отключилась, давая распоряжение другому брокеру выполнить заказ Чарли.
– О-ля-ля! – воскликнула она, когда вернулась к телефону. – Пошла машина.
– Общая сумма составит примерно один и семь сотых миллиона, – прикинул Чарли. – Я хочу приобрести «пут»-опцион на акции «ИТ», той самой, что в игорном бизнесе. Компания американская, но ее акциями торгует Лондонская биржа.
– Да, – теперь в ее голосе послышался интерес. – Да.
– На сколько акций «ИТ» я могу приобрести опцион?
Она выкрикивала приказания своим служащим.
– Подожди-ка, – произнесла она. – Слушаешь? Замечательно. Твой счет у меня на экране. Все эти акции продаем. По цене рынка, так, ждем подтверждения – вот оно. Пошла информация по продажам… – Он услышал кликанье клавишей. – Итак, у нас один миллион семьдесят тысяч американских долларов плюс кой-какая мелочь. Хорошо, «ИТ» продают акцию ровно за шестьдесят шесть…
– Цена падает?
– Вовсе нет, даже поднялась на одну восьмую на последних торгах, две минуты назад.
– Сколько «путов» я смогу купить на один и семь сотых?
– О, ну, скажу так, довольно много.
– Сколько?
– Примерно… один и шесть десятых миллиона.
– И правда, много, отлично. – «Пут»-опцион на пакет акций давал покупателю право продать их по определенной цене в определенное время. Поскольку цена «пута» составляла лишь малый процент от реальной стоимости акций, то за небольшую сумму можно было сколотить неплохое состояние. – Покупай.
– А я что делаю, Чарли, ради всего святого? Цена стабильная. – Да, возьми этот заказ… – Она говорила со служащим. – «Пут»-опцион на акции «ИТ», немедленно. Да. Давай, Чарли, держись. Один и шесть десятых миллиона. Да. На всю сумму. Даю свое разрешение.
На секунду голос ее прервался. Он только что истратил больше миллиона долларов на приобретение права продать 1, 6 миллиона акций «ИТ» по 66 долларов за штуку.
– Ты уверен, Чарли?
– Это мой звездный час, Джейн.
– Жизненно-важная сделка?
– Угадала.
Из окна такси он заметил красный «роллс-ройс», мягко прокативший мимо. По номерным знакам можно было определить, что его хозяин – офицер Народно-Освободительной армии Китая – НОАК, опасной, умной и вездесущей организации. Она богатела и всюду порождала коррупцию. Гонконг не был исключением.
– Поняла меня? – спросил Чарли.
– Не вполне. Объяснишь мне, в чем фишка, Чарли?
– Когда завершим сделку, Джейн.
– Через минуту-другую получим подтверждение.
Надо ж, помер на толчке, в который раз вспомнил Чарли о нелепой кончине миллиардера. Ничего особенного – такое может случиться с кем угодно. И с Элвисом Пресли, между прочим, такое случилось.
– Чарли?
– Да.
– Получили твой опцион. На один и шесть десятых миллиона акций «ИТ», по цене шестьдесят шесть долларов за штуку. – Он услышал кликанье клавиш. – А теперь скажешь? – взмолилась Джейн.
– Скажу, – ответил Чарли. – Только сначала дай мне словесное подтверждение для записи.
Пока она повторяла цену и объем биржевой трансакции, он поглядывал из такси на дорогу, торопя время. Впервые он попал в КИК, когда был в отпуске в 1970 году. Тогда клуб был забит пьяными журналистами – от газет и телевидения, людьми из ЦРУ, военной разведки, британскими адмиралами в отставке, перенявшими местные нравы, из-за чего их не жаловали в собственных клубах. Заходили смурные техасцы, занятые военными поставками, репатрианты, одинокие и жаждущие разговоров по душам. С тех пор весь Гонконг уж не раз был застроен, снесен и отстроен заново, но КИК спокойно себе стоял, затерявшись на одной из боковых улочек.
– Так, теперь надо сверить часы, – сказал Чарли Джейн, когда она закончила. – Сейчас в Гонконге начало девятого вечера, вторник. Который час в Лондоне?
– Начало третьего дня.
– Лондонская биржа будет открыта еще целый час?
– Да, – сказала Джейн.
– Нью-Йорк начнет торговать через полчаса?
– Да.
– И я смогу наблюдать за курсом отсюда, Джейн?
– Да.
– Но ты будешь мне нужна в офисе для работы с Нью-Йорком.
Она вздохнула.
– Мне еще сына надо из школы забирать.
– Хочешь новую машину?
– Всем нужна новая машина.
– Так потерпи, побудь в конторе еще пару часов, Джейн. А завтра можешь выбирать себе «мерседес» – счет предъявишь мне.
– Ты душка, Чарли.
– Я вполне серьезно.
– Ну ладно. А теперь ты мне скажешь, пожалуйста?
Конечно, скажет, и не для того только, чтобы она смогла слегка нажиться на акциях сама, сколько для того, чтобы поползли слухи.
– Сэр Генри Лэй только что скончался. Всего пятнадцать минут назад.
– Сэр Генри Лэй…
– Миллиардер, заправлявший игорным бизнесом Макао, еще он вел серьезные переговоры с «ИТ»…
– Так-так! – воскликнула Джейн. – Ты уверен?
– Да.
– А это не просто слух?
– Джейн. Ты имеешь дело со мной, с Чарли.
– Так откуда у тебя эта информация?
– Джейн, ты что – не доверяешь старине Чарли Равичу?
– Чарли, ну пожалуйста, у меня еще есть время сделать свою игру на этом!
– Я видел своими собственными…
– Черт, черт, черт!
– … глазами, Джейн. Он умер у меня на глазах.
– Цена падает! Ого! Уже шестьдесят четыре! – воскликнула она разочарованно. – Вот оно! Куплено девяносто тысяч акций! Уже кто-то распустил слух! Шестьдесят три, и – господи, Чарли, ты опередил всех буквально на минуту.
Он сказал, что позвонит позже, вылез из кеба, стараясь не потревожить спину, и вошел в клуб, место настолько демократичное, что служитель приветствовал его простым кивком. Народ толкался здесь целый день. Напитки можно было получить в главном баре, – квадратной комнате со множеством знаменитых черно-белых фотографий «Ассошиэйтед Пресс» и «Юнайтед Пресс Интернешнл». Это были фотографии из жизни Мао в Пекине, обнаженной вьетнамской девочки, бегущей прямо на камеру, – а на заднем плане ее деревня пылает от напалма; буддийского монаха, сжигающего себя в знак протеста; Никсона на Великой китайской стене. В баре сидело несколько десятков мужчин и женщин, дымя сигаретами и выпивая. Многие из этой братии были американскими и британскими журналистами, прочие – мелкими местными бизнесменами, которые давно уж стали алкоголиками, перегорели, опустились и никаких надежд, тем более перспектив, не имели.
Чарли заказал виски и уселся напротив ящика Блумберга, настраивая его, пока не добрался до нужного меню актуальных лондонских биржевых активов. Он уже нажил свои миллионы, а Нью-йоркская биржа еще не открывалась. Что вы знаете о войне, мистер Равич? Пожалуйста, расскажите мне, мне любопытно. Ха! Крупные американские держатели акций «ИТ» или, точнее, работающие на них аналитики, финансовые советники и эксперты по бирже представляли собой в большинстве тридцатилетний молодняк. Пока им ни до чего нет дела: кто завязывает шнурки на ботинках, кто лыбится в зеркало или читает «Нью-Йорк тайме». Но скоро – совсем скоро! – они усядутся за свои мониторы. Всего через несколько минут. Тогда им станет известно, что сэр Генри Лэй стал жертвой сердечного приступа и умер в Китайском клубе Гонконга в 8:45 пополудни по местному времени. Чарли ожидал, что все они немедленно сделают следующие заключения: поскольку Лэй управлял азиатской, семейного образца корпорацией и, естественно, в качестве патриарха всем верховодил – соглашение с «ИТ» будет отложено на неопределенное время. Наследники немедленно снизят цену контрольного пакета «ИТ», все еще заоблачной даже после некоторого ее падения в Лондоне.
Возможно, все так и произойдет. Он заказал еще виски, потом набрал номер Джейн.
– «ИТ» упали на пять пунктов. Нью-Йорк вот-вот откроется.
– Но я пока паники не заметил. На каком уровне продажи?
– В Лондоне этого не узнать, даже когда биржа в Нью-Йорке откроется. Буду сидеть и ждать.
– Отлично, Джейн. Спасибо.
– Нет, это тебе спасибо.
– Да неужто?
– Я начала торговать со своего счета, когда ставка была шестьдесят четыре, а закончила, когда она опустилась до шестидесяти одного. Так что я сегодня неплохо подзаработала, Чарли.
– Отчего же ты не придержала?
– Видно, кишка тонка.
– Джейн, Джейн. Ты что же, думаешь, что старикан Чарли блефует?
– Вовсе нет. Позвони, когда будешь готов к распродаже.
Он дал отбой и взглянул на монитор. Цена на акцию «ИТ» в настоящее время колебалась в пределах пятидесяти девяти долларов. Никаких новостей по информационным службам, ни по Блумбергу, ни по Рейтеру, пока не поступало.
Он вернулся в бар, протиснувшись к стойке.
– Еще один? – спросил бармен, задержав взгляд на руке Чарли, обезображенной шрамом.
– Да, сэр. Двойной, – ответил он громко. – Я только что получил очень скверное известие.
– Заранее сожалею, – бармен поднял на Чарли сочувственный взгляд.
– Да, скверное, – с грустью подтвердил Чарли. – Сэр Генри Лэй сегодня умер в Китайском клубе от инфаркта. Трагическое событие. – Он послал купюру в сто гонконгских долларов по стойке бара.
Журналисты глазели на него.
– Простите, – спросил один из них, длинный англичанин с копной рыжих волос, – вы, кажется, сказали, что сэр Генри Лэй умер?
Чарли кивнул.
– Меньше часа назад. Ужасно. Все произошло на моих глазах. Так уж случилось, что я там оказался – в Китайском клубе. – Он отпил виски. – Извините.
Чарли вернулся к экрану Блумберга. Англичанин, как он заметил, проскользнул к телефону в углу бара. Нью-йоркская биржа, это всемирное казино, была уже минуту как открыта. Чарли ждал. Три, четыре, пять минут. И наконец свершилось то, на что он рассчитывал: стоимость акций «ИТ» начала падать, количество акций на рынке возросло – полмиллиона акций, цена пятьдесят восемь, пятьдесят шесть каждая, два миллиона акций, цена пятьдесят пять с половиной каждая. Он наблюдал. Вот уже четыре миллиона акций. Когда цена дошла до пятидесяти пяти с четвертью, он позвонил Джейн и заявил о своем праве продавать по шестьдесят шесть. По цене 55, 8 он купил то же число акций, на которые приобрел опцион, что обеспечивало выручку чуть больше десяти долларов за акцию. Большие деньги. Шестнадцать миллионов до вычета налогов. Крупная сумма. Масштаб Элвиса Пресли.
От виски его потихоньку начинало разбирать, он не сомневался, что скоро здорово напьется.
Было почти одиннадцать вечера, когда Чарли вернулся в отель, ярко светившийся всей своей громадой. Привратник-сикх, имперский пережиток, кивком головы приветствовал Чарли. В громадном гостиничном вестибюле пианист наигрывал простенький мотивчик, от которого Чарли погрузился в беспросветную грусть. Он сидел в глубоком кресле, лицом к гавани. Движение в заливе было очень оживленным: сотни барж, джонок, сухогрузов и в отдалении супертанкеры. К востоку раскинулся новый аэропорт – на искусственно созданном участке суши, для чего потребовалась чуть ли не половина мирового оборудования для глубоководных грунтовых работ. Что и говорить, планетарные масштабы… Чарли смотрел на суда, плывшие по темной воде залива, и думал, что все это приметы уже двадцать первого века. Какие странные люди его соотечественники! Несчастное дурачье – если бы они только знали, какую огромную и безжалостную силу представляет возрождающийся Китай. Он, словно колесница Джагернаута, все сметал на своем пути. Китай строил авианосцы, намеревался купить Тайвань. Он встретил панику на биржевых рынках Запада пожатием плеч. Флуктуации валют, инфляция, дефляция, рыночная нестабильность – все это ничто по сравнению с тем фактом, что в Китае проживает 850 миллионов людей младше тридцати пяти, которые хотят того же, что американцы привыкли воспринимать как должное, включая право гадить на голову любой страны. И, надо отметить, у Китая неплохо получается. Китайцы проводили новые системы коммуникаций, используя тонковолокнистые оптические кабели, они заново отстраивали Шанхай, где живет четырнадцать миллионов человек. Центральное руководство Китая инвестировало триллионы долларов в этот проект, снося целые жилые кварталы, если те стояли на пути к прогрессу. А если такое самовольство было кому-то не по нраву, китайцы решительно расправлялись с инакомыслящим, на свой лад, разумеется. Они знали, что Америка не станет вмешиваться в их внутренние дела, ей совершенно наплевать на всякие там нарушения прав. Слишком большими деньгами пришлось бы рисковать.
Ха! Но должно же быть во всех этих печалях утешение! Чарли откинулся в кресле, надел в маленькой оправе очки и прикинул свои доходы на салфетке. За вычетом комиссионных и налогов его манипуляции принесли сегодня вечером нетто около восьми миллионов – сумма, поражающая не столько своим размером, сколько легкостью и быстротой, с которой она перекочевала в его карман. Всего пара телефонных звонков! Какая насмешка над трудами и радениями человеческими! Что ж, мы живем не в самом справедливом мире…
Как просто подтвердилось то, что теоретики называют рыночной неэффективностью, – все решается с помощью информации, которая вовремя до тебя дошла. Его даже можно назвать упырем, высосавшим денежки из глотки сэра Генри Лэя. По крайней мере, они пойдут на добрые дела. Эти деньги он переведет на имя ребенка Джулии, по бессрочной доверенности. Их достаточно для безбедной жизни. Он вспомнил, как его отец покупал старые шины в гараже дорожного патруля Миннесоты по одному доллару пятидесяти центам. Не было тогда еще, в 1956 году, радиальных шин со стальным усилением. Чарли, мой мальчик, я тебя научу, как починить порванный ремень вентилятора для охлаждения радиатора. Может, тебе это пригодится. Представь себе, что ты едешь где-нибудь, где нет ни души и… В 1967 году он показал отцу «F-105» и пообещал ему, что НАС А через пару лет запустит человека на Луну. Отец не поверил. Чарли рассказал ему, что во время испытательных полетов в 1970 году этот самолет нес на борту небольшую ядерную боеголовку. Отец и этому не поверил. Просто они жили в разных и временных поясах и в каком-то смысле были потеряны друг для друга. Мыслимо ли, чтобы пятидесятивосьмилетний американец-чиновник мог переложить на свой счет восемь миллионов баксов только потому, что стал свидетелем, как богач захлебывается собственной рвотой. Его отец никогда бы этого не понял, и Элли тоже. Правда, тут была иная причина. Что-то происходило с ее головой в последнее время. Что-то смещалось в сознании. Может, из-за Джулии, кто знает. Она стала боязливой и раздраженной, постоянно несла какую-то чушь о поселках для пенсионеров, жаловалась, что Чарли слишком много разъезжает. К тому же стала очень рассеянной. Покупала дорогие овощи и оставляла их гнить в холодильнике. Что ни день, перекрашивала волосы, по ошибке принимала пилюли, прописанные Чарли от гипертонии, забывала повесить телефонную трубку. Он старался быть терпеливым, но у него плохо получалось. Она буквально сводила его с ума.
– Вы, очевидно, эксперт в этой области, мистер… – он опустил взгляд на коллекцию визитных карточек возле тарелки, – мистер Равич. Корпорация «Текнетрикс», так-так. А что вы можете нам рассказать о войне, мистер Равич? Пожалуйста, расскажите. Это чрезвычайно любопытно.
Китайский миллиардер вперил свой взгляд в' Чарли, приподняв брови, на лице его застыло самодовольное выражение. Будь Чарли моложе или задет за живое, он, быть может, припомнил бы те времена, которые предшествовали его карьере бизнесмена. Но он отлично понимал, что его как бы некомпетентность в данном случае ему на руку. Да, впрочем, и сам этот разговор был праздным: наплевал Лэй на военно-морские силы Китая, о которых он, вероятно, был не самого высокого мнения; что его действительно волновало, так это вопрос о том, стоит ли инвестировать восемьсот миллионов долларов в покупку акций «ИТ» – ради главной партии в корпорации, играющей на интересах людей к играм.
Однако Лэй не унимался.
– Так что вы знаете об этом?
– Только то, что известно из прессы, – отвечал Чарли со смирением.
– Видите? Именно то, что я имел в виду. – Лэй в своем шелковом костюме откинулся на спинку стула, улыбаясь присутствующим, и провел маленькой жирной ладонью по редеющим волосам. – У вас нет информации из первых рук! И это очень серьезная проблема, друзья мои. Люди говорят всякое о Китае и Америке, не имея достоверной информации.
Ну и разговор! Вот оно куда повернуло! Примерно то же самое он слышал предыдущим вечером в Шанхае. Какая ему разница, кто и какой процент контейнерных перевозок контролировал на пристанях Гонконга, превзойдет ли со временем Шанхай Гонконг. Его не волновало и будущее банков, контролирующих розничную торговлю в Китае, или условия жизни в Западном Китае, где крестьяне по-прежнему трудились как в средневековье, или когда и как номинально демократический Тайвань воссоединится с номинально коммунистическим Китаем. И в особенности его совершенно не интересовал торговый баланс Китая и США. Да пошли они со своими обсуждениями. Всякий из присутствующих в этой комнате, даже гребаные официанты, господи прости, из которых большинство наверняка торговало на китайской бирже или занималось незаконным импортом ворованных двигателей для грузовиков, – даже они знали, что китайцы станут делать все, что им заблагорассудится. Этот мир их – если не сегодня, то завтра.
Наконец официанты приступили к приготовлению десерта. Извинившись, Чарли встал и направился в уборную. Его рост, кажется, уже не удивлял китайцев, как прежде, они и сами подросли, казалось Чарли. Внимание обслуги, следившей за перемещением гостей, скорее привлекало то, как неуверенно, с осторожностью он ступал по ковру. Ну что ж – пусть глазеют. Это его не особенно беспокоило, подумаешь, прихрамывает. Как-никак за десять лет перенес восемь хирургических операций – по фиксации спины, по имплантации искусственного коленного сустава – впрочем, неудачную Когда он поддерживал вес ниже ста восьмидесяти фунтов, ходить было легче. Когда же набирал сверх этого, старая боль в спине и ноге возвращалась, а вместе с ней и другие застарелые болячки. Но он давно решил для себя, что прошлое его больше не интересует. Это прошлое… Не отправиться ли ему к чертовой матери? Будущее – вот что ему нужно.
Главное, получить хорошее известие от дочери. Господи, пожалуйста, думал он, это ведь такая малость для тебя. Делов-то, чтобы яйцеклетка зацепилась за влажно-розовую теплую стенку матки. Они с Элли напрасно не родили еще одного ребенка, хоть бы попытались – после смерти Бена. Элли было тогда сорок два. Горе их тогда скрутило. А теперь уж поздно, увы, даже говорить об этом поздно.
В мужской уборной (мрамор из черного с серебром) Чарли кивнул потрепанному жизнью служке-китайцу, у него в руках был поднос со всевозможной косметикой – одеколонами, дезодорантами, лаками для волос, расческами, а также одежными щетками и зубочистками. Чарли выбрал вторую слева уборную и закрыл на замок тяжелую мраморную дверь Эта дверь и стены не доходили до потолка на один фут и были украшены витиеватым узором. Фотоэлемент, почуял Чарли и слил воду преждевременно. Чарли с некоторых пор начал интересоваться – черта, свойственная пожилым людям, – содержимым и регулярностью своих испражнений. Он расстегнул ремень и уселся на стульчак, стараясь не перемещать вес на правую сторону. Старая рана, он потратил годы и годы, чтобы научиться играть в гольф левой рукой.
Потом с удовольствием облегчился. Он начинал попахивать Китаем – что происходило с ним всякий раз на Востоке.
Опроставшись, он услышал, как старик-служитель приветствует кого-то на кантонском диалекте.
– Добрый вечер, сэр.
– Угу.
Дверь соседней с Чарли кабинки открылась, потом щелкнул замок. Человек в ней дышал так, как будто очень торопился. Затем послышалось шуршанье ткани, громкий кашель, какой-то робкий всплеск и, вслед за тем, приглушенный звук тяжело сползавшего по стене, разделявшей кабинки, тела.
– Сэр? – Служитель постучал в дверь Чарли. – Вы открыть дверь? Дверь открыть?
Чарли застегнул штаны и открыл дверь. Лицо старика приблизилось – в ужасе расширенные глаза, зловонное дыхание.
– Не по адресу, – бросил Чарли. – Вон там.
– Нету ключ! Нету ключ! Надо лезть!
Пожилой служка протиснулся за спиной Чарли, встал на сиденье унитаза и распластался по сияющему мрамору. Его костлявые руки беспомощно скользили по скользкой поверхности камня. Человек в кабинке застонал, умоляя на китайском о помощи. Чарли стащил служку вниз и сам поднялся на стульчак. Глубоко вдохнув, он попробовал подтянуть тело. Ба, как ослабли его руки. С искаженным от усилия лицом он подтянулся на высоту, как раз достаточную, чтобы прикоснуться носом к краю стены. Но сорвался прежде, чем успел заглянуть вниз.
– Давай! – приказал он служке. – Спеши за помощью, найди ключ!
Чарли сбросил пиджак на пол и опять взобрался на сиденье унитаза, на этот раз одновременно подпрыгнув вверх и подтянувшись на руках, используя древнюю как мир мускульную память, не покинувшую его тело с поры детства.
Опля! Затем раз и два, и вот его нога уже переброшена через стенку, а голова в проеме, теперь можно было заглянуть вниз и разглядеть сэра Генри Лэя, распростертого на полу. Открытый пунцовый рот, спущенные до лодыжек брюки, пятно мочи на шелковых семейных трусах. Руки его судорожно цеплялись за галстук, шейные вены напоминали голубые карандаши. Глаза были устремлены в сторону белоснежной чаши унитаза, в которой, как разглядел Чарли сверху, плавала маленькая серебряная коробочка для пилюль. Крышка открыта, белые таблетки затонули и уже начали растворяться.
– Ну-ка, дружок, держись, – выдохнул Чарли. – Помощь на подходе. Держись давай! – Он попытался протиснуться в щель между стеной и потолком, но безуспешно. Голова пролезала, но плечи и туловище никак. Теперь сэр Генри Лэй начал ритмично кашлять, как будто проговаривал какой-то странный код.
– Хаа-ка… Хааа! – ка… Хааа! Хааа!
Глаза его, выражавшие страдальческое изумление, встретились с глазами Чарли, затем стали расширяться, по мере того как рот наполнялся красноватой жижей из непереваренных креветок, голубей и черепахи. Ему не хватало сил, чтобы выкашлять рвоту из легких. Он умирал от сердечного приступа и асфиксии.
Служитель мужского сортира уже спешил с двумя официантами и телохранителем сэра Генри Лэя. Они принялись с помощью инструментов ломать дверь кабинки, круша мрамор. Когда Чарли, спустя считанные минуты, увидел лицо сэра Генри Лэя, он понял, что тот мертв.
Чарли подобрал свой пиджак и, прежде чем началась суматоха, покинул помещение. Мимо проскользнул официант с подносом, полным оранжево-красных роз; собравшиеся бизнесмены еще не знали о трагедии.
Мистер Мин заметил Чарли, вошедшего в зал.
– Должен вас покинуть, – произнес Чарли галантно. – Я очень сожалею.
Мистер Мин поднялся для рукопожатия.
– Ожидаю звонка от своей дочери, а с ним очень важное известие.
– Хорошее известие, я надеюсь. Только такие и приятны банкирам.
– Возможно. Она мне сообщит, смогла ли забеременеть.
– Надеюсь, судьба одарит вас внуками, – улыбнулся мистер Мин, обнажив белоснежные зубы, напомнившие пилюли Элли.
Чарли поблагодарил и перевел разговор на другую тему.
– Мы непременно построим великолепный завод. И он должен вступить в строй в конце года.
– Мы ведь встретимся в Нью-Йорке на бизнес-ланче через пару недель?
– Конечно, – ответил Чарли. На счету у него теперь была каждая минута.
Мистер Мин наклонился поближе и тихим голосом произнес:
– И тогда, надеюсь, вы мне расскажете о микропроцессоре, который разрабатываете?
О детище его секретных разработок? (Новый усовершенствованный процессор для сети интернета оставит далеко позади всех конкурентов.) Нет, ни за что.
– Да. – Чарли изобразил на лице благодушие. – Вне всяких сомнений.
– Отлично, – заключил мистер Мин. – Желаю приятного полета.
Лестница, ведущая в вестибюль, вилась спиралью вдоль подсвеченных изнутри горок, заставленных яшмовыми драконами, коралловыми лодочками и бог знает чем еще. Он спешил вниз, минуя эту выставку изделий от Тиффани и покидая стены отеля, обшитые панелями красного дерева. Не подавай вида, что торопишься, говорил себе Чарли. Однако, еще не переступив последней ступеньки, уже сжимал в руках жетон от гардеробной. В Лондоне было на семь часов больше, и биржа вовсю торговала. Он указал служителю на свое пальто и, пролетев шестнадцать этажей в клубном лифте, кивнул первому из ожидающих такси. Задняя дверь распахнулась, и Чарли ввалился внутрь.
– КИК.
– Клуб иностранных корреспондентов?
– Он самый.
Единственное место в Гонконге, где, как он знал, можно добраться до ящика Блумберга. Дисплей этого волшебного магического аппарата выдавал информацию о цене акций и бонов на всех биржах земного шара. Он достал мобильный телефон и позвонил своей брокерше в Лондон. Именно там он держал биржевые счета, что позволяло отслеживать ситуацию на азиатском, европейском и американском рынках…
– Джейн, это Чарли Равич, – произнес он, когда та сняла трубку. – Хочу сделать крупную ставку. Оставь пока все остальные дела.
– Это на тебя непохоже.
– Это вообще ни на что не похоже. Продавай все мои акции «Майкрософт» прямо сейчас по рыночной цене, продавай весь «Форд», «Мерк» и «Люсент». И весь «Уол-Март» и «Дойче телеком». Все по рыночной стоимости. Пожалуйста, прямо сейчас, пока Лондонская биржа не закрылась.
– Хорошо. Теперь, для записи, – ты запрашиваешь продажу восьми тысяч акций…
– Да-да, запрашиваю, – выпалил он для фиксирования своей трансакции на автоматическом записывающем устройстве. – Только поскорее.
Джейн на секунду отключилась, давая распоряжение другому брокеру выполнить заказ Чарли.
– О-ля-ля! – воскликнула она, когда вернулась к телефону. – Пошла машина.
– Общая сумма составит примерно один и семь сотых миллиона, – прикинул Чарли. – Я хочу приобрести «пут»-опцион на акции «ИТ», той самой, что в игорном бизнесе. Компания американская, но ее акциями торгует Лондонская биржа.
– Да, – теперь в ее голосе послышался интерес. – Да.
– На сколько акций «ИТ» я могу приобрести опцион?
Она выкрикивала приказания своим служащим.
– Подожди-ка, – произнесла она. – Слушаешь? Замечательно. Твой счет у меня на экране. Все эти акции продаем. По цене рынка, так, ждем подтверждения – вот оно. Пошла информация по продажам… – Он услышал кликанье клавишей. – Итак, у нас один миллион семьдесят тысяч американских долларов плюс кой-какая мелочь. Хорошо, «ИТ» продают акцию ровно за шестьдесят шесть…
– Цена падает?
– Вовсе нет, даже поднялась на одну восьмую на последних торгах, две минуты назад.
– Сколько «путов» я смогу купить на один и семь сотых?
– О, ну, скажу так, довольно много.
– Сколько?
– Примерно… один и шесть десятых миллиона.
– И правда, много, отлично. – «Пут»-опцион на пакет акций давал покупателю право продать их по определенной цене в определенное время. Поскольку цена «пута» составляла лишь малый процент от реальной стоимости акций, то за небольшую сумму можно было сколотить неплохое состояние. – Покупай.
– А я что делаю, Чарли, ради всего святого? Цена стабильная. – Да, возьми этот заказ… – Она говорила со служащим. – «Пут»-опцион на акции «ИТ», немедленно. Да. Давай, Чарли, держись. Один и шесть десятых миллиона. Да. На всю сумму. Даю свое разрешение.
На секунду голос ее прервался. Он только что истратил больше миллиона долларов на приобретение права продать 1, 6 миллиона акций «ИТ» по 66 долларов за штуку.
– Ты уверен, Чарли?
– Это мой звездный час, Джейн.
– Жизненно-важная сделка?
– Угадала.
Из окна такси он заметил красный «роллс-ройс», мягко прокативший мимо. По номерным знакам можно было определить, что его хозяин – офицер Народно-Освободительной армии Китая – НОАК, опасной, умной и вездесущей организации. Она богатела и всюду порождала коррупцию. Гонконг не был исключением.
– Поняла меня? – спросил Чарли.
– Не вполне. Объяснишь мне, в чем фишка, Чарли?
– Когда завершим сделку, Джейн.
– Через минуту-другую получим подтверждение.
Надо ж, помер на толчке, в который раз вспомнил Чарли о нелепой кончине миллиардера. Ничего особенного – такое может случиться с кем угодно. И с Элвисом Пресли, между прочим, такое случилось.
– Чарли?
– Да.
– Получили твой опцион. На один и шесть десятых миллиона акций «ИТ», по цене шестьдесят шесть долларов за штуку. – Он услышал кликанье клавиш. – А теперь скажешь? – взмолилась Джейн.
– Скажу, – ответил Чарли. – Только сначала дай мне словесное подтверждение для записи.
Пока она повторяла цену и объем биржевой трансакции, он поглядывал из такси на дорогу, торопя время. Впервые он попал в КИК, когда был в отпуске в 1970 году. Тогда клуб был забит пьяными журналистами – от газет и телевидения, людьми из ЦРУ, военной разведки, британскими адмиралами в отставке, перенявшими местные нравы, из-за чего их не жаловали в собственных клубах. Заходили смурные техасцы, занятые военными поставками, репатрианты, одинокие и жаждущие разговоров по душам. С тех пор весь Гонконг уж не раз был застроен, снесен и отстроен заново, но КИК спокойно себе стоял, затерявшись на одной из боковых улочек.
– Так, теперь надо сверить часы, – сказал Чарли Джейн, когда она закончила. – Сейчас в Гонконге начало девятого вечера, вторник. Который час в Лондоне?
– Начало третьего дня.
– Лондонская биржа будет открыта еще целый час?
– Да, – сказала Джейн.
– Нью-Йорк начнет торговать через полчаса?
– Да.
– И я смогу наблюдать за курсом отсюда, Джейн?
– Да.
– Но ты будешь мне нужна в офисе для работы с Нью-Йорком.
Она вздохнула.
– Мне еще сына надо из школы забирать.
– Хочешь новую машину?
– Всем нужна новая машина.
– Так потерпи, побудь в конторе еще пару часов, Джейн. А завтра можешь выбирать себе «мерседес» – счет предъявишь мне.
– Ты душка, Чарли.
– Я вполне серьезно.
– Ну ладно. А теперь ты мне скажешь, пожалуйста?
Конечно, скажет, и не для того только, чтобы она смогла слегка нажиться на акциях сама, сколько для того, чтобы поползли слухи.
– Сэр Генри Лэй только что скончался. Всего пятнадцать минут назад.
– Сэр Генри Лэй…
– Миллиардер, заправлявший игорным бизнесом Макао, еще он вел серьезные переговоры с «ИТ»…
– Так-так! – воскликнула Джейн. – Ты уверен?
– Да.
– А это не просто слух?
– Джейн. Ты имеешь дело со мной, с Чарли.
– Так откуда у тебя эта информация?
– Джейн, ты что – не доверяешь старине Чарли Равичу?
– Чарли, ну пожалуйста, у меня еще есть время сделать свою игру на этом!
– Я видел своими собственными…
– Черт, черт, черт!
– … глазами, Джейн. Он умер у меня на глазах.
– Цена падает! Ого! Уже шестьдесят четыре! – воскликнула она разочарованно. – Вот оно! Куплено девяносто тысяч акций! Уже кто-то распустил слух! Шестьдесят три, и – господи, Чарли, ты опередил всех буквально на минуту.
Он сказал, что позвонит позже, вылез из кеба, стараясь не потревожить спину, и вошел в клуб, место настолько демократичное, что служитель приветствовал его простым кивком. Народ толкался здесь целый день. Напитки можно было получить в главном баре, – квадратной комнате со множеством знаменитых черно-белых фотографий «Ассошиэйтед Пресс» и «Юнайтед Пресс Интернешнл». Это были фотографии из жизни Мао в Пекине, обнаженной вьетнамской девочки, бегущей прямо на камеру, – а на заднем плане ее деревня пылает от напалма; буддийского монаха, сжигающего себя в знак протеста; Никсона на Великой китайской стене. В баре сидело несколько десятков мужчин и женщин, дымя сигаретами и выпивая. Многие из этой братии были американскими и британскими журналистами, прочие – мелкими местными бизнесменами, которые давно уж стали алкоголиками, перегорели, опустились и никаких надежд, тем более перспектив, не имели.
Чарли заказал виски и уселся напротив ящика Блумберга, настраивая его, пока не добрался до нужного меню актуальных лондонских биржевых активов. Он уже нажил свои миллионы, а Нью-йоркская биржа еще не открывалась. Что вы знаете о войне, мистер Равич? Пожалуйста, расскажите мне, мне любопытно. Ха! Крупные американские держатели акций «ИТ» или, точнее, работающие на них аналитики, финансовые советники и эксперты по бирже представляли собой в большинстве тридцатилетний молодняк. Пока им ни до чего нет дела: кто завязывает шнурки на ботинках, кто лыбится в зеркало или читает «Нью-Йорк тайме». Но скоро – совсем скоро! – они усядутся за свои мониторы. Всего через несколько минут. Тогда им станет известно, что сэр Генри Лэй стал жертвой сердечного приступа и умер в Китайском клубе Гонконга в 8:45 пополудни по местному времени. Чарли ожидал, что все они немедленно сделают следующие заключения: поскольку Лэй управлял азиатской, семейного образца корпорацией и, естественно, в качестве патриарха всем верховодил – соглашение с «ИТ» будет отложено на неопределенное время. Наследники немедленно снизят цену контрольного пакета «ИТ», все еще заоблачной даже после некоторого ее падения в Лондоне.
Возможно, все так и произойдет. Он заказал еще виски, потом набрал номер Джейн.
– «ИТ» упали на пять пунктов. Нью-Йорк вот-вот откроется.
– Но я пока паники не заметил. На каком уровне продажи?
– В Лондоне этого не узнать, даже когда биржа в Нью-Йорке откроется. Буду сидеть и ждать.
– Отлично, Джейн. Спасибо.
– Нет, это тебе спасибо.
– Да неужто?
– Я начала торговать со своего счета, когда ставка была шестьдесят четыре, а закончила, когда она опустилась до шестидесяти одного. Так что я сегодня неплохо подзаработала, Чарли.
– Отчего же ты не придержала?
– Видно, кишка тонка.
– Джейн, Джейн. Ты что же, думаешь, что старикан Чарли блефует?
– Вовсе нет. Позвони, когда будешь готов к распродаже.
Он дал отбой и взглянул на монитор. Цена на акцию «ИТ» в настоящее время колебалась в пределах пятидесяти девяти долларов. Никаких новостей по информационным службам, ни по Блумбергу, ни по Рейтеру, пока не поступало.
Он вернулся в бар, протиснувшись к стойке.
– Еще один? – спросил бармен, задержав взгляд на руке Чарли, обезображенной шрамом.
– Да, сэр. Двойной, – ответил он громко. – Я только что получил очень скверное известие.
– Заранее сожалею, – бармен поднял на Чарли сочувственный взгляд.
– Да, скверное, – с грустью подтвердил Чарли. – Сэр Генри Лэй сегодня умер в Китайском клубе от инфаркта. Трагическое событие. – Он послал купюру в сто гонконгских долларов по стойке бара.
Журналисты глазели на него.
– Простите, – спросил один из них, длинный англичанин с копной рыжих волос, – вы, кажется, сказали, что сэр Генри Лэй умер?
Чарли кивнул.
– Меньше часа назад. Ужасно. Все произошло на моих глазах. Так уж случилось, что я там оказался – в Китайском клубе. – Он отпил виски. – Извините.
Чарли вернулся к экрану Блумберга. Англичанин, как он заметил, проскользнул к телефону в углу бара. Нью-йоркская биржа, это всемирное казино, была уже минуту как открыта. Чарли ждал. Три, четыре, пять минут. И наконец свершилось то, на что он рассчитывал: стоимость акций «ИТ» начала падать, количество акций на рынке возросло – полмиллиона акций, цена пятьдесят восемь, пятьдесят шесть каждая, два миллиона акций, цена пятьдесят пять с половиной каждая. Он наблюдал. Вот уже четыре миллиона акций. Когда цена дошла до пятидесяти пяти с четвертью, он позвонил Джейн и заявил о своем праве продавать по шестьдесят шесть. По цене 55, 8 он купил то же число акций, на которые приобрел опцион, что обеспечивало выручку чуть больше десяти долларов за акцию. Большие деньги. Шестнадцать миллионов до вычета налогов. Крупная сумма. Масштаб Элвиса Пресли.
От виски его потихоньку начинало разбирать, он не сомневался, что скоро здорово напьется.
Было почти одиннадцать вечера, когда Чарли вернулся в отель, ярко светившийся всей своей громадой. Привратник-сикх, имперский пережиток, кивком головы приветствовал Чарли. В громадном гостиничном вестибюле пианист наигрывал простенький мотивчик, от которого Чарли погрузился в беспросветную грусть. Он сидел в глубоком кресле, лицом к гавани. Движение в заливе было очень оживленным: сотни барж, джонок, сухогрузов и в отдалении супертанкеры. К востоку раскинулся новый аэропорт – на искусственно созданном участке суши, для чего потребовалась чуть ли не половина мирового оборудования для глубоководных грунтовых работ. Что и говорить, планетарные масштабы… Чарли смотрел на суда, плывшие по темной воде залива, и думал, что все это приметы уже двадцать первого века. Какие странные люди его соотечественники! Несчастное дурачье – если бы они только знали, какую огромную и безжалостную силу представляет возрождающийся Китай. Он, словно колесница Джагернаута, все сметал на своем пути. Китай строил авианосцы, намеревался купить Тайвань. Он встретил панику на биржевых рынках Запада пожатием плеч. Флуктуации валют, инфляция, дефляция, рыночная нестабильность – все это ничто по сравнению с тем фактом, что в Китае проживает 850 миллионов людей младше тридцати пяти, которые хотят того же, что американцы привыкли воспринимать как должное, включая право гадить на голову любой страны. И, надо отметить, у Китая неплохо получается. Китайцы проводили новые системы коммуникаций, используя тонковолокнистые оптические кабели, они заново отстраивали Шанхай, где живет четырнадцать миллионов человек. Центральное руководство Китая инвестировало триллионы долларов в этот проект, снося целые жилые кварталы, если те стояли на пути к прогрессу. А если такое самовольство было кому-то не по нраву, китайцы решительно расправлялись с инакомыслящим, на свой лад, разумеется. Они знали, что Америка не станет вмешиваться в их внутренние дела, ей совершенно наплевать на всякие там нарушения прав. Слишком большими деньгами пришлось бы рисковать.
Ха! Но должно же быть во всех этих печалях утешение! Чарли откинулся в кресле, надел в маленькой оправе очки и прикинул свои доходы на салфетке. За вычетом комиссионных и налогов его манипуляции принесли сегодня вечером нетто около восьми миллионов – сумма, поражающая не столько своим размером, сколько легкостью и быстротой, с которой она перекочевала в его карман. Всего пара телефонных звонков! Какая насмешка над трудами и радениями человеческими! Что ж, мы живем не в самом справедливом мире…
Как просто подтвердилось то, что теоретики называют рыночной неэффективностью, – все решается с помощью информации, которая вовремя до тебя дошла. Его даже можно назвать упырем, высосавшим денежки из глотки сэра Генри Лэя. По крайней мере, они пойдут на добрые дела. Эти деньги он переведет на имя ребенка Джулии, по бессрочной доверенности. Их достаточно для безбедной жизни. Он вспомнил, как его отец покупал старые шины в гараже дорожного патруля Миннесоты по одному доллару пятидесяти центам. Не было тогда еще, в 1956 году, радиальных шин со стальным усилением. Чарли, мой мальчик, я тебя научу, как починить порванный ремень вентилятора для охлаждения радиатора. Может, тебе это пригодится. Представь себе, что ты едешь где-нибудь, где нет ни души и… В 1967 году он показал отцу «F-105» и пообещал ему, что НАС А через пару лет запустит человека на Луну. Отец не поверил. Чарли рассказал ему, что во время испытательных полетов в 1970 году этот самолет нес на борту небольшую ядерную боеголовку. Отец и этому не поверил. Просто они жили в разных и временных поясах и в каком-то смысле были потеряны друг для друга. Мыслимо ли, чтобы пятидесятивосьмилетний американец-чиновник мог переложить на свой счет восемь миллионов баксов только потому, что стал свидетелем, как богач захлебывается собственной рвотой. Его отец никогда бы этого не понял, и Элли тоже. Правда, тут была иная причина. Что-то происходило с ее головой в последнее время. Что-то смещалось в сознании. Может, из-за Джулии, кто знает. Она стала боязливой и раздраженной, постоянно несла какую-то чушь о поселках для пенсионеров, жаловалась, что Чарли слишком много разъезжает. К тому же стала очень рассеянной. Покупала дорогие овощи и оставляла их гнить в холодильнике. Что ни день, перекрашивала волосы, по ошибке принимала пилюли, прописанные Чарли от гипертонии, забывала повесить телефонную трубку. Он старался быть терпеливым, но у него плохо получалось. Она буквально сводила его с ума.