Ильин Андрей. Козырной стрелок

   — Потому что неустановленные следствием люди изъяли его тело из морга. И изъяли из протоколов и памяти свидетелей. Что доказывает подтасовку фактов в процессе проведения предварительного следствия.
   — Почему вы считаете, что это сделала Безопасность?
   — Имею веские основания.
   — Это не доказательство.
   — Я думаю, можно добыть и доказательства.
   — Каким образом?
   — Допросив всех, кто имел к этому делу хоть какое-нибудь отношение. Всех! Вплоть до тех, кого просили поднести носилки с ранеными. Если прочесать мелко, то, я уверен, найдутся люди, которые знают то, чего не знает следствие.
   — А почему вы раньше их не нашли?
   — Потому что цели такой не ставили. Все было и так очевидно! Были потерпевшие, был убийца. Откуда нам было знать, что свидетели дают нам искаженную информацию? Одни потому что предупреждены и боятся, другие потому, что не желают знаться с ментами. А главное, нам не давали нормально работать. Нас гнали, требуя результатов. Что вы, не знаете, как это делается?
   — Это все?
   — Нет. Надо проверить всех, кто имел доступ к следственным материалам. И мог изменять их в требуемую сторону. В первую очередь начальника горотдела.
   — Почему именно его?
   — Потому что только он мог зачистить информацию в полном объеме.
   — Хорошо. Мы побеседуем со свидетелями.
   — И с начальником горотдела!
   — И с начальником горотдела.
   Через несколько дней подозрения следователя Старкова получили подтверждение. Нашлись люди, которые несли труп на носилках. Которые передавали его неизвестным из морга. Потому что выполнили приказ начальника горотдела, сказавшего им, что этот труп прихватили ошибочно. Что он принадлежит Безопасности и никакого отношения к делу не имеет.
   С вновь полученными показаниями важняки наехали на начальника горотдела.
   — На основании чего вы распорядились изъять из морга труп потерпевшего, привезенного с места преступления на улице Северная?
   — Я не распоряжался.
   — У нас есть свидетельские показания...
   — Ах, вы вот про что? Но это был не наш труп. Его совершенно случайно перепутали с нашими трупами в морге, и когда меня попросили, я разобрался и распорядился.
   — Он не мог быть перепутан в морге. Тело потерпевшего было обнаружено на месте происшествия. Вот свидетельские показания людей, которые видели его... Несли его... Везли его... Передавали в морг... Чем вы руководствовались, пытаясь влиять на результаты следствия?
   — Меня просили.
   — Кто?
   — Люди, которым я не мог отказать.
   — Кто?
   — Я бы не хотел называть их.
   — Если вы не назовете людей, которые склоняли вас к противоправным действиям, мы будем считать, что инициатором их были вы. В этом случае вы рискуете уже не только должностью и погонами.
   — Мне звонили из Безопасности. И просили вернуть им труп их работника.
   — Кто конкретно звонил?
   — Я не помню.
   — В таком случае...
   — Генерал Трофимов. Он так представился.
   — Почему вы согласились ему помочь?
   — Потому что он... Потому что я растерялся. И согласился...
   Теперь, после показаний начальника горотдела, причастность Иванова к органам безопасности стала очевидна. И стал понятен его профессионализм в стрельбе и рукопашном бою.
   Вновь выясненные обстоятельства вывели дело на совершенно иной уровень. И вывели за рамки компетенции Управления внутренних дел. В деле оказались задействованы работники Государственной Безопасности, следственные мероприятия по которым милиция вести не имела права. С Безопасностью могла разбираться только Безопасность. Или надзирающие за ней вышестоящие органы.
   Начальник следственной бригады приостановил следствие и вышел на доклад к министру...

Глава 46

   — ...Все вышеперечисленное позволяет сделать вывод, что гражданин Иванов Иван Иванович, подозреваемый в совершении особо опасных преступлений, в том числе убийств пяти человек на улице Агрономическая, пяти человек на улице Северная и четырнадцати в поселке Федоровка, является бывшим или настоящим работником Государственной Безопасности. Что косвенно подтверждается еще тремя трупами высокопоставленных работников ГРУ, убитых ранее из пистолета, фигурировавшего в эпизоде на Северной, и еще четырьмя трупами бойцов спецназа Министерства обороны по последнему эпизоду...
   — Какие бойцы? Вы мне ничего не докладывали по данному происшествию, — прервал министра внутренних дел Высокий Начальник. — Почему не докладывали?
   — Это самая свежая информациия. Поэтому я не успел... Хотя собирался буквально сегодня...
   — Что это за бойцы?
   — Бойцы частей специального назначения Министерства обороны, — повторил министр.
   — И все?
   — К сожалению, другой информацией следствие не располагает по причине режимности частей спецназа. Согласно приказу министра обороны все следственные действия по частям особого назначения имеет право вести только военная прокуратура.
   Высокий Начальник сделал пометку в блокноте.
   — Почему вы увязываете гибель бойцов с Ивановым?
   — На месте преступления были обнаружены отпечатки пальцев Иванова. Кроме того, есть два свидетеля, опознавшие Иванова и утверждающие, что преступление совершил он. А главное, есть уже знакомый нам почерк. Убийство четырех бойцов спецназа идентично убийству пяти потерпевших в поселке Федоровка.
   — В каком смысле?
   — И там и там использовались одинаковые, направленные в одни и те же части тела удары. Это удары одного и того же человека. Провести более подробные сравнительные экспертизы мы не имеем возможности, так как дело ведет военная прокуратура.
   — Откуда тогда вы узнали эти сведения? Министр внутренних дел на мгновение запнулся. Сказать, что принадлежность Иванова к органам Безопасности установила следственная бригада, работающая под его, министра, патронажем, значило взять на себя ответственность за брошенный в сторону могущественной спецслужбы камень. Который еще неизвестно, как обернется.
   Сослаться на то, что следствие раскопало данную информацию вопреки его, министра, воле, значит, подставить себя. Ничего не сказать — надо было раньше. Остается жертвовать пешкой. Чтобы сохранить ферзя.
   — Следователь особой следственной бригады Старков провел частное расследование, в ходе которого установил данные факты, — сдал министр своего работника.
   — В каком смысле частное?
   — В смысле, что по своей инициативе и в свободное от работы время. Что, конечно, не должно поощряться руководством и за что он получит, то есть уже получил строгий выговор с занесением...
   — Вы вышли на след этого Иванова?
   — Нет. То есть да. Существует подозрение, что в настоящий момент он отстреливает членов преступной группировки известного рецидивиста Королькова по кличке Папа. Он же Король, Бугор и прочее.
   — Снова трупы?
   — Скорее всего да.
   — Что значит «скорее всего»?
   — Они прячут своих раненых и убитых. Но мы приложим максимум усилий...
   — У вас все?
   — Нет. Я хотел еще доложить но делу сексуальных маньяков в Кировской и Пензенской областях и...
   — Не надо маньяков. Маньяков оставим на потом. На сегодня мне вашего Иванова хватит. Вы свободны. Идите, Александр Федорович.
   Министр встал и, мягко ступая по ковру, вышел в приемную.
   Ну и слава Богу. Слава Богу, что он доложил. А Высокий Начальник выслушал. Теперь он, министр, чист как стеклышко. Теперь он ни за что не отвечает. Скажет Высокий продолжать следствие — он прикажет важнякам продолжать. Промолчит, дело повиснет. Но уже не по вине министра внутренних дел. Уже по вине Высокого...
   «Убийца Иванов, убийца Иванов, убийца Иванов... — механически повторял про себя Высокий Начальник доложенную ему министром фамилию. — Убийца...»
   Что это за Иванов такой, который поубивал кучу народа, в том числе бойцов спецназа? Которые тоже не дети...
   И почему этот Иванов засел у него в голове? Еще с того, первого доклада? Почему? Почему он заставляет периодически вспоминать о себе?
   Потому что убийца?
   Вряд ли. Убийц много. На столы членов правительства каждый день поступают сводки происшествий и преступлений. В том числе и таких преступлений. В том числе и гораздо более жестоких преступлений. От которых душа леденеет. Потому что там матери убивают детей, дети — матерей и отцов, отцы — целые семейства. А маньяки — чуть не целые деревни.
   В этом случае мужик убил нескольких мужиков. Во время вооруженной стычки. Или, говоря современным языком, разборки.
   В сравнении с похождениями маньяков-психопатов почти рядовое преступление.
   Почему же его тогда заинтересовал Иванов? А не, к примеру, убийца-людоед или двенадцатилетний киллер, убивший семью своего одноклассника?
   Чем заинтересовал?
   Пожалуй, почерком убийств. Удивительной своей способностью выходить победителем из схватки со многими вооруженными противниками. Умением стрелять и попадать из любого положения. И убивать руками, если нет оружия.
   Короче — своим выдающимся профессионализмом. Которому, как верно заметил министр, можно научиться только в спецчастях Безопасности или ГРУ.
   Безопасности. Или ГРУ.
   ГРУ — вряд ли. Потому что свои своих не мочат. По крайней мере в таких количествах. А там три трупа грушников несколько лет назад и четыре теперь. Причем теперь — рядовой состав, который, если предположить, что идет чистка, трогают редко.
   Значит, получается — Безопасность!
   Что подтверждается показаниями бывшего начальника горотдела милиции, который утверждает, что ему приказал выдать труп и вытереть все упоминания о нем из дела генерал Безопасности. Генерал Трофимов. Хотя, конечно, документы по телефону он не показывал. И мог назвать любую, первую пришедшую на ум фамилию...
   Высокий Начальник набрал на «кремлевской вертушке» прямой телефон главы службы Безопасности.
   — Это я, — сказал он.
   Кто — было и так понятно. По «вертушке» много людей не звонят, так что их голоса были хорошо узнаваемы. Владельцами точно таких же «вертушек».
   — Мне нужны список работников твоего ведомства в звании подполковника и выше.
   — Зачем?
   — Ну, например, для составления наградных списков.
   — Наше ведомство нынче не популярно. Его не награждают.
   — Тогда для подсчета старших офицеров во всех, в том числе твоем, ведомствах.
   — Будете сокращать?
   — Пока только подсчитывать.
   — Когда нужно представить списки?
   — Вообще-то не к спеху. Ну например... завтра.
   Списки были доставлены послезавтра. Раз не к спеху. Министр Безопасности демонстрировал норов. Давно демонстрировал.
   Списки были длинные. Не такие, как были бы лет десять назад, но все равно страницах на десяти. Трофимов был в конце пятой.
   «Генерал Трофимов Степан Степанович. Начальник второго спецотдела Первого Главного управления Федеральной службы безопасности», — прочитал интересующую его строку Высокий Начальник.
   Генерал Трофимов!
   Значит, получается, что есть такой генерал! Получается, что начальник горотдела не врал. И то, похищенное из морга, тело действительно принадлежало Безопасности.
   А самое главное получается, что серийный убийца Иванов тоже из того ведомства. Потому что спецподготовка, убийство конкурентов из ГРУ, а самое главное, похищение его напарника из морга и вымарывание упоминания о нем из всех протоколов. Между прочим, по прямому указанию должностного лица из руководства Службы безопасности.
   Самое главное — генерал Трофимов.
   За которым стоит или может стоять глава всей Государственной безопасности!
   Высокий Начальник набрал номер на мобильном телефоне.
   — Здоров, Петро. Надо бы встретиться. Зачем? Затем, что мне одна интересная мысль пришла в голову. Нет. Бери выше. Насчет нашего общего конкурента. Ну ты сам понимаешь, какого. Которое и тебе, и мне, и всем нашим поперек горла встало. А теперь, возможно, выскочит...

Глава 47

   Бизнесмен Юрий Антонович вновь пытался разобраться со своими запутанными партийными делами.
   — Где партия?
   — Какая партия?
   — Та, за которую мы предоплатой отвалили пол-"лимона" «зелени».
   — Мы за много чего отваливали пол-"лимона"...
   — Не изображай умника! Прокладки где?
   — Какие? За последний месяц мы проплачивали прокладки сантехнические резиновые одно-, трехдюймовые, прокладки женские крылатые тоже разных размеров, автомобильные прокладки, прокладки для муфтовых соединений! трубопроводов атомных подводных лодок...
   — Они что, все по одной цене шли? Крылатые и трехдюймовые?
   — Плюс-минус сотня тысяч.
   — Ты мне кончай финтить. Для меня это сейчас самое важное дело. Ты понимаешь, что будет, если ты ту партию не найдешь или, не дай Бог, с другой перепутаешь? Из-за твоих плюс-минус. Ты представляешь, что подумают подводники, если не приведи Господь... На какой трубопровод они их, интересно знать, будут присобачивать? И какой они нам счет выставят за подобную пересортицу? Или того хуже...
   Зазвонил телефон. И Юрий Антонович, на секунду прервав разговор, поднял трубку.
   — Ты погоди, не уходи. Я тебе еще не все сказал про те прокладки. Слушаю.
   — Юра, это я. Сева. У меня есть информация. По тому человеку, о котором ты нас предупреждал.
   Своих друзей Юрий Антонович предупреждал только по одному человеку. По тому, который перехватил у идейных коммунистов дискету и прикончил бойцов Петра Семеновича и еще без счету народу.
   Предупреждал про Иванова.
   — Все, иди, — показал Юрий Антонович своему, потерявшему партию прокладок сотруднику на дверь.
   — Но как же прокладки? И подводники...
   — Пошел ты со своими прокладками! Туда же, куда прокладки! — свирепо заорал Юрий Антонович. И тут же обратился к телефону: — Кто он? Если в общих чертах?
   — Если в общих чертах, то он очень непростой парень.
   Остальное не по телефону.
   — Когда и где?
   — Я буду у тебя вечером.
   — Вечером слишком поздно. Лучше приезжай сейчас.
   — Сейчас?
   — Да, именно сейчас. Я высылаю машину.
   — У меня своя есть.
   — Тогда просто жду...
   Через час в кабинете Юрия Антоновича сидел генеральный директор одной известной в стране корпорации.
   — Кто он? Говори!
   — По всей видимости, работник Государственной безопасности.
   — Откуда информация?
   — Из верхов.
   — Из каких верхов?
   — Из самых верхов. Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я сдал тебе свой источник?
   — Я хочу быть уверенным в качестве информации.
   — За качество можешь не беспокоиться. В основе информации доклад министра внутренних дел.
   — Кому?
   — Тому, кому положено.
   — Значит, источник либо тот, кто докладывал, либо тот, кому докладывали.
   — Либо кто-нибудь третий, кто сидел под столом.
   — Ладно, будем считать, что в серьезности источника ты меня убедил. Теперь скажи подробности.
   — Подробностей немного. Во время перестрелки на улице Северной Иванов был вместе с неизвестным, тело которого Безопасность впоследствии выкрала из морга. Кроме того, по настоянию генерала Трофимова из дела были вымараны все упоминания о погибшем. Что позволяет предположить, что он и бывший с ним Иванов имеют отношение к органам.
   — Других доказательств нет?
   — Прямых нет.
   — А косвенные?
   — Его профессиональное умение убивать.
   — Это я уже знаю. Что еще?
   — В настоящий момент он занимается тем, что стреляет приближенных криминального авторитета Королькова по кличке Папа.
   — Прямо сейчас стреляет?
   — В данную минуту не знаю. Но до того стрелял очень активно.
   — Почему?
   — Говорят, они что-то не поделили.
   — Ты знаешь его местонахождение?
   — Нет. Но могу попробовать узнать.
   — Погоди-ка...
   Юрий Антонович вызвал начальника охраны.
   — Вам знакома такая фамилия — Корольков?
   — Нет.
   — А кличка Папа?
   — Я не совсем?..
   — Ну или еще Король?
   — Ах Папа! Конечно, знакома. Он один из видных криминальных авторитетов. Он контролирует...
   — Вы знаете его адрес?
   — Я знаю его «шестерок». И значит, могу узнать адрес.
   — Тогда немедленно пошлите туда своих людей. Много людей.
   — Зачем много?
   — Затем, чтобы они с него глаз не спускали.
   — Для этого не надо много людей. Для этого достаточно нескольких специалистов.
   — Ну, значит, пошлите столько, сколько посчитаете нужным.
   — Для чего организуется слежка?
   — Для того, чтобы не упустить гражданина Иванова Ивана Ивановича.
   — Он там должен появиться?
   — Хочется надеяться.
   — Зачем?
   — Чтобы прикончить кого-нибудь из людей Папы.
   — С какой целью?
   — Это ты его спроси. Если найдешь.
   — Кто он, этот Иванов?
   — Киллер. Наделавший дел на Агрономической, Северной и в поселке Федоровка.
   — В поселке Федоровка замочили больше десятка людей Короля.
   — Иванов и замочил.
   — Один?!
   — Один. По крайней мере, так считает следствие.
   — Я сомневаюсь...
   — Прежде чем сомневаться, изучите материалы дела. И постарайтесь проверить их по своим каналам.
   — Что делать, если я обнаружу гражданина Иванова?
   — Если вы его обнаружите, вы его убьете.
   — Но...
   — Давайте без «но». Я вам плачу деньги, чтобы вы решали мои проблемы. На сегодняшний день Иванов главная моя проблема. Если вы не хотите мне помочь, вы будете уволены с сегодняшнего числа.
   — Но за это...
   — А вы не попадайтесь. А если попадетесь, переведите стрелки на исполнителя. Или мне вас надо учить?
   — Мне понадобятся дополнительные средства.
   — Для чего?
   — Для оплаты работы исполнителей.
   — Это понятно.
   — И для съема квартир.
   — Квартиры-то зачем?
   — Квартир, расположенных вблизи дома Королькова...
   В дверь квартиры, расположенной вблизи дома Королькова, позвонили.
   — Кто это-й? — спросила бабушка.
   — Из жэка это.
   — Из жека-й?
   — Открывайте, бабушка. Мы вам пришли кран заменить.
   — Зачем кран-то? Кран-то не текеть.
   — Совсем не течет?
   — Совсем не текеть-то. Уж почитай три года-й.
   — Ну вот. А теперь будет течь. Открывайте, бабушка. А то у нас наряд.
   Бабушка открыла.
   На пороге стояли двухметрового роста слесаря-сантехники. В новых, ослепительно синего цвета импортных спецовках.
   — Где у вас кран, бабушка?
   — Кран-то? На кухне кран-то. Слесаря прошли на кухню.
   — Где?
   — Да вон он-то.
   Кран был завален три года не мытой посудой.
   — Вот что, бабушка, — сказал главный слесарь. — Тут работы на неделю будет.
   — Ой!
   — Ой не ой, а только придется стену здесь и здесь долбить. И трубу новую вот отсюда сюда вести.
   — Ой-ей!
   — В общем, бабушка, надо будет отсюда съехать.
   — Куда же я, мил человек, съеду-то?
   — А это, бабушка, не беспокойтесь. Наш жэк для вас номер в гостинице «Центральная» снял.
   — Ой!
   — Так что вы спускайтесь. Вас там машина ждет, такая большая, черная. Она вас куда надо доставит.
   — Ой, миленькие. Как же я...
   — Ножками, бабушка, ножками.
   — Да-к у меня тут одежда, вещи разные.
   — Григорьев!
   — Я!
   — Собери бабушке вещи. Да смотри не раздави чего по неосторожности.
   — Есть.
   — Сейчас, бабушка, он вам все упакует, и вы поедете в свой номер-"люкс".
   — А как же я? А чего мне?.. Хоть бы крупы-то взять. У меня пшенки два кило. И баранки. Как мне без баранок, ежели, вы говорите, «люкс». Там, поди, плитки-то нет, чтобы готовить.
   — О баранках, бабушка, можете не беспокоиться. Вас в ресторане кормить будут.
   — В ресторации? Меня?
   — Идите, бабушка, идите. Нам кран ремонтировать пора...
   Итого — еще одна квартира с видом на дом Королькова по кличке Папа. С очень удобным видом. Особенно если смотреть сквозь оптический прицел снайперской винтовки...

Глава 48

   — Тогда начнем. Помаленьку, — предложил авторитет по кличке Саша Питерский.
   И сел.
   После того сели все. И сел Папа. Как равный среди равных. Потому что был такой же авторитет, как все прочие.
   Пригласившие его на разговор.
   — О чем будет толк? — спросил Папа. Как человек, ради которого собрали столь представительное толковище.
   — Пусть банкует Гнутый, — высказались все. — Он заварил это дело. Ему и слово держать.
   — Хорошо. Я скажу, — поднялся авторитет по кличке Гнутый. — Я скажу от себя. Но я скажу за всех!
   Все согласно кивнули головами, делегируя Гнутому представительские полномочия.
   — Мы пригласили тебя, Король, потому что у нас к тебе дело. У всех нас к тебе одному. Потому что это дело, которое нужно всем.
   Все снова кивнули.
   — О чем толк! Разве я когда-нибудь отказывал вам в том, что мог для вас сделать? Разве кто-нибудь может сказать, что я не помог ему в беде, где бы он ни находился — на свободе или у ментов за пазухой?
   — Нет. Мы не можем сказать, — ответили авторитеты.
   — Я всегда делал то, что мог делать и о чем меня просили, — повторил Папа.
   — Но это особое дело.
   — Вы все всё за меня знаете! Я не боюсь никаких дел. Если они не против нашего с вами закона.
   — Наше дело за закон, — успокоил Гнутый.
   — Тогда говорите.
   — Нам надо завалить барина. Всем надо. Папа посмотрел по сторонам. Все снова кивнули.
   — Я знаю этого барина?
   — Ты знаешь этого барина. Этого барина знают все. Он сидит на городе. В Большом доме. В большом кабинете.
   — В самом большом кабинете?
   — Нет. В том, что поменьше. Но он все равно барин.
   — Зачем вы его хотите валить?
   — Он сделал много зла. Нам всем. Он давит наших братанов. Он открыл зеленый семафор чеченам. Чеченам не нужен мир. Чечены хотят войну. Мы не хотим войну. И не хотим чеченов. Нам надо убрать барина.
   — Он высоко сидит.
   — Он очень высоко сидит. Он так высоко сидит, что нам до него не достать.
   — Но если не можете достать вы, как достану я?
   — Ты можешь достать. Мы знаем. И потому просим тебя. Все.
   — Я никогда не отказывал вам в просьбах. Вы знаете. Но я не отказывал в просьбах, которые мог сделать. Эту просьбу я не могу сделать.
   — Можешь.
   — Как?
   — Мы знаем, что у тебя есть мочила. Который может достать высоко. Так высоко, как сидит Хозяин. Потому что он клевый мочила!
   — У меня нет мочилы.
   — Мы знаем, есть! Мы знаем за мочилу через твоих людей.
   — Этот мочила не мой мочила. Этот мочила мочил меня.
   — Мы знаем за мочиловку. Но мы знаем, что ты подбивал к нему клинья.
   — Я подбивал к нему клинья, но он не мой. Он не согласится.
   — Согласится, если ты попросишь. Ты попросишь?
   — Я могу попросить, но я уверен в ответе.
   — А ты попросишь очень хорошо. И тогда он тебе не откажет.
   — Вы что, наезжаете на меня?
   — О чем ты? Ты же знаешь наши законы. Мы равны перед тобой. А ты перед нами. Мы не можем наезжать на равного нам. Мы только просим. И уверены, что ты не откажешь. Потому что свалить барина — это сделать хорошо всем. Барин продался чеченам. Чечены хотят войну. Война не нужна никому.
   — За такого барина пойдет большой шухер. За такого барина менты сделают облаву.
   — Тебе не надо бояться за облаву. За облаву пусть боится мочила.
   — Я могу подумать?
   — Ты можешь подумать. Но только здесь.
   «Подумать здесь» означало многое. Означало, что в случае отказа Папу могли сделать кудлатым. И могли осудить. Не выходя из этого помещения. Слишком многие авторитеты имели на него виды, чтобы теперь не использовать его отказ против него. Отказ от общей просьбы — это почти приговор.
   Папу очень ловко загнали в угол, заманив на сходку. Собранную персонально для него. Если он скажет нет — его кончат. Если выполнит требование — они его руками уберут барина, за которого он получит вышку. Потому что за барина мотают больше чем за мента. В любом случае они сорвут банк.
   Папа внимательно осмотрел присутствующих авторитетов.
   Знать бы, кто из них обижник, затеявший дело, а кто просто зритель. Обязательно знать! Чтобы поквитаться, когда представится возможность. А пока...
   — Хорошо. Я скажу мочиле за барина. Потому что ваша просьба для меня закон. И кончим на этом.
   Но авторитеты молчали. И молча и выжидающе смотрели на Папу.
   — Я сделаю барина, — повторил Папа. И после очень долгой паузы добавил: — Век воли не видать!
   Все разом задвигались, заговорили.
   Слова клятвы были сказаны. Теперь ходу назад Папе не было. Потому что за нарушение воровской клятвы сход знал только одно наказание — смерть.
   Впрочем, что так, что эдак, все одно — смерть. Только если отказаться, то здесь и сразу. А если согласиться, то возможно...

Глава 49

   — Я очень рад с вами быть знаком, — сообщил референт второго помощника атташе по культуре Иванову и стоящему рядом с ним генштабисту. — Моя великая страна Соединенные Штаты Америки будет очень сильно благодарить вас за ваше сотрудничество.
   — Когда благодарить? — задал заученный вопрос Иван Иванович.
   — Очень, очень скоро благодарить. А сейчас я вам хочу дать инструкции и очень радостно сообщить, что на вас в Нью-Йорк-Сити-банке открыты именные счета, на которые положены первые взносы.
   — Сколько? — спросил Иванов.
   — Но! У нас, у американцев, нельзя спрашивать, сколько ты имеешь денег. Это, как бы сказать по-русски, — некультурный вопрос. Мы обязательно сообщим ваши деньги персонально каждый из вас. Для чего дадим вам два телефона. Для вас. И для вас. Теперь мы больше не будем видеться так, чтобы вместе. Только каждый сам. Надеюсь, вы правильно понимаете, что это из-за заботы о вас.