Ильин Андрей. Козырной стрелок

   Бурные аплодисменты.
   — Тише, товарищи! Тише! — застучал ручкой по графину с водой председатель собрания. — Прошу тишины! Не забывайте, товарищи, в каких условиях проходит наш с вами сегодняшний съезд! Я понимаю и разделяю ваши чувства, но тем не менее прошу соблюдать тишину. Время свободного выражения чувств еще не пришло! Но придет, товарищи, неизбежно! Для демонстрации одобрения наиболее удачных мыслей докладчиков предлагаю имитировать хлопки ладошами.
   Участники собрания дружно, но совершенно бесшумно зааплодировали докладчику.
   — Прошу продолжать, — попросил председатель.
   — Я верю, что идеи коммунизма живы в сердцах наших людей, несмотря на оголтелую пропаганду капиталистического образа жизни, несмотря на разгул безыдейных, буржуазных по своей сути искусства и литературы. Идеи всеобщего коммунистического равенства неискоренимы в душе народных масс. Пока существует классовое разделение общества, особенно в таких извращенных, попирающих человеческое достоинство формах, как у нас, коммунистические идеи не умрут!..
   Бурные, бесшумные аплодисменты.
   — Выделяя передовые задачи сегодняшнего дня, хочется сконцентрировать внимание присутствующих делегатов на пропаганде и агитации. Только через пропаганду и агитацию мы можем прийти к пониманию широкими массами трудящихся задач текущего момента. Только раздувая и направляя пожар всеобщего недовольства, мы способны уничтожить правящую ныне власть. И правящий ныне класс, разжиревший за счет народа, новой буржуазии. Надо помнить, что наша главная цель — разрушение существующего порядка вещей. Низвержение классов-кровососов. Сегодня, как никогда, актуален и верно звучит лозунг Великой Октябрьской социалистической революции — мир хижинам, война дворцам.
   Аплодисменты.
   — Определяя наших врагов и наших союзников, хочу сказать, что по одну с нами сторону баррикады — обнищавший русский пролетарий, крестьянство и отдельные, испытывающие материальные трудности представители научной и культурной интеллигенции, а также рядовой сержантский и средний офицерский состав Вооруженных Сил и братские, угнетенные капиталом народы мира. Против нас выступают мировой капитал, поддерживаемая им внутренняя буржуазия, подкармливаемые им государственные чиновники и силовые структуры, генералитет Вооруженных Сил, а также международный сионизм, расизм и национализм. Но всем им, вместе взятым, не сломить станового хребта российского пролетариата. Как бы они этого ни хотели! Я в этом уверен!
   Аплодисменты.
   — Вторую часть доклада я бы хотел бы посвятить проделанной нами за истекший, с прошлого памятного всем нам, я бы даже сказал судьбоносного съезда, период работе...
   — За истекший период было вновь образовано 715 низовых партийных ячеек в Архангельской, Астраханской, Волгоградской, Вологодской и других, согласно приложенному к докладу алфавитному списку, областях. В члены нашей с вами партии принято 5233 человека. Собрано членских взносов на сумму 1240 рублей. Сумма, конечно, небольшая, но надо понимать, что наш потенциальный контингент является наиболее низкооплачиваемым и угнетенным в среднем по России классом. Что взносы им приходится выделять из скудных семейных бюджетов. Так что сумма эта на самом деле свидетельствует о многом.
   Кроме того, усилиями центрального аппарата партии в 215 городов сорока субъектов Федерации разосланы листовки и наглядная агитация, объясняющие цели и задачи нашей с вами партии.
   Нами налажен тесный контакт с братскими партиями бывших республик СССР и планируется проведение ряда совместных мероприятий.
   Более двадцати агитаторов ежедневно направляются в цеха крупнейших в стране фабрик и заводов, а также в воинские части и экипажи Вооруженных Сил и Военно-Морского Флота.
   Конечно, наблюдаемая сегодня активность граждан еще недостаточна для коренного перелома в деле борьбы за освобождение рабочего класса. Народ утратил классовое чутье и классовую бескомпромиссность. Я бы даже сказал, слегка обуржуазился в благополучный, с материальной точки зрения, период развитого социализма. Что усложняет задачу наших агитаторов.
   Кроме того, активной пропаганде среди широких масс населения препятствует нехватка финансовых средств. С присущей коммунистам прямотой должен признать, что партийная касса пуста. Но должен сказать, что в финансовом вопросе наметилась тенденция к лучшему, и в самое ближайшее время, я надеюсь, ситуация изменится и наша общая касса пополнится деньгами...
   Вместе с тем не могу не признать отдельные, имевшие место в нашей работе ошибки и упущения. Центральный аппарат отделен от низовых партийных ячеек. Отдельные руководители оторваны от народных масс и не до конца понимают их насущные проблемы и чаяния. Недостаточно серьезно ведется работа по решению таких больных вопросов, как изготовление печатной продукции и изыскивание новых источников поступления финансовых средств...
   Во входную дверь кто-то постучал. Очень настойчиво постучал. И еще раз постучал.
   — Там какие-то люди, — доложил прибежавший из коридора охранник.
   — Прошу делегатов соблюдать порядок и спокойствие, — шепотом сказал председатель собрания. — В случае тревоги уходить через черный ход пятерками. Там наши ребята, они проведут вас через проходные дворы. Первыми уходят делегаты Самары и Красноярского края. За ними — Урала, Башкирии и Татарии. Спокойно, товарищи! Мы ничего противозаконного не совершили. Мы просто собрались на празднование дня рождения. Только дня рождения...
   Делегаты съезда сдернули со столов красную скатерть и поставили на стол вскрытые бутылки водки, стаканы и тарелки с заранее приготовленным салатом.
   — Прошу разговаривать, смеяться, рассказывать анекдоты, — попросил председательствующий. — Будьте поестественней. Это все-таки день рождения, а не поминки.
   Делегаты разлили водку и выпили. Потом снова налили и снова выпили.
   — Петь тоже можно? — спросили делегаты, оживившись.
   — Конечно, можно. На дне рождения всегда поют. Откуда-то достали гармошку, растянули мехи и нестройно загорланили:
   — Комба-ат ба-а-атяня, ба-а-тяня ко-омба-а-ат... В коридоре о чем-то быстро заговорили голоса. Потом затихли. Хлопнула входная дверь.
   В комнату заглянул охранник. Увидел оживленные, раскрасневшиеся лица, самозабвенно орущие: «Ба-а-а-тяня...» Увидел разлитую в стаканы водку и в мгновение ока сметенный салат.
   — Все нормально, товарищи. Они просто ошиблись дверью, — успокоил съезд охранник. — Ложная тревога. Но его никто не услышал.
   — Товарищи! — застучал вилкой по бутылке водки председательствующий. — Товарищи, внимание! Вернемся к порядку ведения съезда.
   Делегаты смяли мехи гормошки, убрали водку, стаканы и пустые тарелки из-под салата и постелили на стол скатерть.
   — Можете продолжать, — обратился председатель к докладчику. — Вам согласно регламенту осталось пять минут. — Я прошу дать мне дополнительные десять минут. — Поступило предложение дать докладчику дополнительных десять минут. Другие предложения есть?
   — Есть. Предлагаю не давать. И еще предлагаю в связи с поздним временем и нездоровой криминогенной обстановкой прения не проводить. Нам еще домой добираться.
   — Голосуем. Кто за то, чтобы оставить регламент без изменений и исключить из повестки съезда прения, прошу поднять мандаты. Единогласно. Прошу докладчика продолжить доклад. В рамках принятого ранее регламента.
   — Тогда буквально несколько слов. Я рад, что мы сегодня здесь собрались. Что не оставили нашу страну и наш народ в трудную историческую минуту. То, что мы сегодня здесь собрались, свидетельствует о том, что дни диктатуры демократов сочтены. Заключая свой доклад, хочу повторить известный всем нам лозунг. С которым мы победили фашизм и восстановили разрушенное народное хозяйство и который не утратил своего великого значения и сегодня. Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!
   — Ура! — тихо воскликнули делегаты, вставая.
   — Предлагаю завершить наш съезд песней «Интернационал», — предложил докладчик. — Только шепотом, товарищи.
   Шепотом.
   «Вставай проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов... — бесшумно сипели делегаты. — ...До основанья, а затем... Кто был ничем, тот станет всем!»
   — Спасибо, товарищи, за ваш гражданский подвиг, — поблагодарил председательствующий. — Расходитесь, товарищи, по одиночке и группами по два-три человека с интервалами в три минуты. О следующем съезде мы известим вас особо.
   — А водку можно взять?
   — Какую водку?
   — Которая осталась?
   — Ах, водку? Водку берите. Можете считать ее партийным поощрением. Всю берите. И еще там, на кухне, два ящика...
   Когда довольные партийной наградой делегаты разошлись, докладчик и председатель устало сели за пустой, покрытый кумачом стол. И разлили последнюю не унесенную бутылку водки.
   — Уже слышал?
   — О чем?
   — О том, что Петр Семенович застрелился.
   — Что? Когда?!
   — Четыре дня назад. А узнали мы только сейчас. В день похорон.
   — От кого узнали?
   — От того, кто с ним общался. От нашего имени. И под нашими именами. Кто для него был ты и я в одном лице. Он собирался с генералом на очередную встречу — и на тебе.
   — Почему он застрелился?
   — Не знаю. И никто не знает.
   — Он же должен был буквально на днях ТУДА лететь.
   — Должен был, да не вылетел. В последний момент, буквально в аэропорту, передумал. И вообще вся эта история очень темная.
   — Да, дела...
   — Дела как сажа!..
   — Хуже всего то, что с его смертью оборвалась связь с организациями, которые он курировал на местах...
   — Да были ли они, эти организации? Поди, крутил генерал. Головы нам крутил. Ни один запрос, посланный в наши низовые ячейки, не подтвердил его работы на местах. Значит, были только обещания, а не работа.
   — А под что же он тогда все данные ему деньги растратил?
   — Под то самое, под что все тратят! Не испугался он, видно, суровых разговоров с ним нас с тобой, в не нашем лице.
   — Так это получается, что на местах...
   — Да ладно ты, с низовыми ячейками. Их мы сами как-нибудь организуем. А вот что с деньгами делать? Ведь все западные деньги были завязаны на него. И все те, что были у нас, были тоже завязаны на него. Были — и сплыли.
   — И что теперь?
   — Не знаю. Наверное, надо нового человека искать. Чтобы деньги вызволять. Иначе наша партийная касса прикажет Долго жить. И наше движение вместе с ней.
   — Так, может, лучше нам самим попробовать? А, Прохор?
   — Что самим? Деньги получить самим?
   — Ну да, деньги.
   — Деньги получить не великая проблема. Только что с ними дальше делать? Как их унести так, чтобы никто не заметил. Как от охотников до чужого золота защитить, если все-таки они о нем прознают? Как через границу такую уйму деньжищ переправить и здесь, в России, от воров уберечь? Ты знаешь как?
   — Честно говоря, нет.
   — И я не знаю. Я только знаю, где они лежат. И знаю, что они нам нужны. Нет. Без специалиста нам не обойтись. Тем более что мы не знаем, отчего Петр Семенович вдруг от поездки отказался и в тот же день пустил себе пулю в лоб. Какая в том причина? Ничего мы не знаем о той причине! И пока не узнаем — шага в сторону денег делать нельзя! А узнать правду мы без специалиста опять-таки не сможем. Ничего мы без него не сможем. Только разве еще один съезд провести. Не справимся мы без помощника. Нужен нам человек, который мог бы распутать это дело до конца, мог бы добыть деньги и при этом не болтал бы лишнего.
   — Где ж такого найти, чтобы и мог, и не болтал? Если Петра Семеновича не без труда отыскали...
   — Не знаю где. Но найти надо!
   — Может, снова спросить людей, которые рекомендовали нам Петра Семеновича?
   — Нам рекомендовал его тот, кто с ним работал! И кто мне обо всем сообщил.
   — Ну? Ведь ты его хорошо знаешь. Ваши кабинеты рядом были.
   — Знал хорошо.
   — Почему знал?
   — Потому что, сказав о Петре Семеновиче, он еще сказал, что раз генерала больше нет, то нет и его. Что в игры, пахнущие кровью, он больше не играет. Так что теперь искать, с кем работать, и общаться с тем, кого мы найдем, придется нам лично. Уже без всяких подставных лиц и конспирации.
   — Если мы, конечно, найдем...
   — Найдем! Потому что если мы никого не найдем, то нашу лавочку придется закрывать. Грош цена партии, которая не может для самой себя найти деньги. Если для себя не может, то как для целой страны, на которую претендует, найдет0 А если не найдет, то чем она для народа той страны лучше тех, кто сейчас ими управляет? Иосиф миллионами людей и миллиардами рублей ворочал. Хрущ деньги, чтобы в космос человека запустить, нашел. Брежнев БАМ построил. А мыс тобой лишней тысячи долларов найти не способны! Тоже мне, генеральные секретари!
   Короче, давай все дела побоку и давай искать. Человека искать. Без которого нам не иметь денег и, значит, не иметь власти. Без которого всем нам, как Петру Семеновичу, лучш6 пулю в лоб пустить...

Глава 15

   — Ну что, готовы?
   — Готовы.
   — Тогда не тяните, приступайте. Показывайте нам своего супермена, — поторопил майор Проскурин, поглядывая на часы. — Готов ваш супермен?
   — Готов, — не очень уверенно сказал один из инструктора — Насколько это было возможно — готов.
   Инструкторы заметно нервничали. Инструкторам предстояло докладывать результаты своих почти четырехнедельных усилий. Которых было не так чтобы очень...
   — Ну что вы мнетесь, как барышня перед потенциальным женихом? Скажите хоть что-нибудь, наконец.
   — К сожалению, исправить характерные для курсанта дефекты за такое короткое время нам не удалось.
   — Какие дефекты?
   — Вялую реакцию, почти полное отсутствие мышечной массы, повышенную чувствительность к физической боли...
   — Кричит?
   — Кричит.
   — И глаза зажмуривает?
   — Зажмуривает. Конечно, уже меньше, но зажмуривает.
   — Он хоть чему-нибудь научился?
   — Вообще-то многому научился.
   — Тогда показывайте.
   — Начинать с шестого упражнения?
   — С какого хотите, с такого и начинайте, — махнул рукой майор Проскурин. — Только быстрее начинайте!
   Старший инструктор отдал соответствующие команды. В тир в сопровождении инструктора по стрелковому делу вышел Иван Иванович. С большим черным «дипломатом» в руке:
   — Упражнение номер шесть! — громко объявил инструктор. — Приступить к исполнению.
   Иван Иванович положил «дипломат» на колено, открыл замок, распахнул створки. В «дипломате», в специальных углублениях лежали части винтовки. Иван Иванович вытащил чёрный вороненый ствол, воткнул его в специальный паз, повернул до щелчка, пристегнул приклад, прикрутил оптически прицел...
   Движения его были уверенные, быстрые и четкие. Словно он собирал эту винтовку десятки раз. На самом деле он собирал эту винтовку сотни раз. Потому что десятков для него оказалось мало.
   — Готово!
   — Не готово, а сборку закончил.
   — Сборку закончил!
   — Сорок пять секунд, — доложил инструктор время.
   — Это хорошо или плохо? — спросил майор.
   — Для данного типа оружия вполне прилично.
   — Дальше, — разрешил майор.
   Иван Иванович воткнул в винтовку магазин, мягко передернул затвор, припал глазом к окуляру прицела, очень медленно и плавно обрисовал стволом винтовки справа налево и сверху вниз восьмерку и на несколько секунд замер, уперев оружие в предполагаемого противника. Самым последним жестом Иван Иванович прихлопнул по ложе винтовки ладонью и, подняв руку, показал согнутые кольцом большой и указательный пальцы.
   — Упражнение закончил!
   — Что это он? — удивился нерегламентированному при изготовке оружия жесту майор.
   — Это как бы сказать, — слегка замялся инструктор, — это у нас так всегда старший лейтенант Митрохин делает. Когда заканчивает сборку.
   — Зачем делает?
   — Да так, выпендривается. Он боевик западный смотрел. Там один снайпер после выстрела...
   — А при чем здесь старший лейтенант Митрохин?
   — Старший лейтенант Митрохин при обучении курсанта выполнял роль наглядного пособия... Ну, в смысле курсант копировал действия Митрохина, который выполнял упражнение номер шесть.
   — И вот это тоже? — показал майор согнутые кольцом пальцы.
   — Так получилось...
   — Ладно, поехали дальше.
   Дальше гражданин Иванов Иван Иванович «срисованными» с других бойцов жестами вытаскивал из заплечной кобуры пистолеты. Разбирал-собирал пистолеты. Взводил пистолеты. Выцеливал предполагаемого противника. Менял обоймы. Убирал пистолеты обратно в кобуру. Затем собирал, разбирал, заряжал, взводил, изготовлял к стрельбе более тяжелое вооружение — карабины, автоматы, пистолеты-пулеметы...
   В целом убедительно разбирал и изготовлял к стрельбе. Вот только иногда забывал снять с предохранителя.
   — В принципе ничего, — оценил манипуляции курсанта майор. — А со стрельбой как?
   — Гораздо лучше, чем раньше, — доложил инструктор. — Но все равно плохо.
   — Очень плохо?
   — Нет, просто плохо.
   «Просто плохо» было значительным, в деле обучения Ивана Ивановича снайперскому делу, прогрессом.
   — Покажите.
   Ивану Ивановичу передали автоматический пистолет с полностью снаряженным магазином.
   — Приготовиться к стрельбе!
   Иван Иванович выдвинулся к барьеру, развернулся боком, для большего упора отставил назад ногу, медленно поднял вверх, зафиксировал правую руку, задержал дыхание и плавно, как учили, нажал на спусковой крючок.
   — С предохранителя сними! — чуть не плача, напомнил инструктор.
   — Ах, ну да...
   Выстрел!
   Выстрел...
   — Есть! — радостно сообщил инструктор. — Есть попадание в мишень!
   — Чему вы его еще научили?
   — Упражнению номер восемнадцать. Стрельба с двух рук с приближением к объекту.
   Это было именно то упражнение, которое так любил и так удачно применял Иванов в реальных боевых условиях.
   — Правда, должен предупредить, что упражнение еще недостаточно отработано...
   — Не надо предупреждать. Показывайте номер восемнадцать...
   Иванову вручили два пистолета, подвели к огневому рубежу и открыли барьер.
   — Время!
   Выставив вперед пистолеты, прыгая из стороны в сторону, покачиваясь корпусом и стреляя на ходу, Иванов побежал к мишеням. Бежал он очень эффектно. Потону что в точности так, как в этом же тире, сутками напролет, бегали перед ним бойцы спецназа.
   Пистолеты клацнули затворами.
   — Ну? — спросил майор.
   Инструктор, осматривавший результаты стрельбы через подзорную трубу, покачал головой.
   — Плохо учите! — недовольно сказал майор.
   — Но он...
   — Ладно. Пошли дальше. В спортзал пошли. Многочисленные инструкторы, понурив головы, потянулись к выходу из тира.
   В спортзале Иванова поставили на татами и выпустили нескольких спарринг-партнеров.
   — Упражнения от номера семь до номера девятнадцать. А потом двадцать второе. Начали!
   Бойцы в кимоно подбегали к Иванову и, изобразив замах, падали под разящими ударами в переносицу, горло и пах. Согнувшихся от боли противников Иванов «добивал» ударом ребра ладони в основание черепа. Его удары были точны и красивы. Уже через пару минут Иванов был буквально завален телами поверженных им врагов.
   Но все же двое недобитых нападавших исхитрились выбраться из кучи, выхватить и направить на Иванова пистолеты.
   — Стоять! Руки вверх! — заорали они.
   — Стою! — сказал Иванов. И поднял руки. Но когда к нему подошел один из бойцов, резко сдвинулся с траектории выстрела, ударил его в голень, перехватив за дуло, вырвал пистолет и произвел выстрел во второго нападавшего.
   — Это было двадцать второе, — похвастался инструктор.
   — Эффектно, — оценил майор Проскурин. — Очень эффектно! А как насчет действенности ударов?
   — Но вы же приказывали в первую очередь обращать внимание на их техническое исполнение.
   — Но он хоть сможет постоять за себя?
   — В драке с хулиганами — да. С профессионалами — нет. Мы уже докладывали, что у него недостаточная мышечная масса и повышенная чувствительность к физической боли...
   — Это я слышал...
   Вечером майор Проскурин докладывал итоги проверки генералу Трофимову.
   — В целом результаты неплохие. Можно даже сказать, что результаты превзошли наши худшие ожидания. Иванов достаточно уверенно чувствует себя в обращении с оружием, неплох в спарринге.
   — Пистолеты из рук при выстреле больше не роняет? — перебил генерал.
   — Не роняет. И вообще, к «железу» более-менее привык. Снаряжает оружие и изготавливается к стрельбе очень профессионально. Даже некоторые специфические жесты перенял.
   — Какие?
   Майор продемонстрировал собранные в кольцо пальцы.
   — Это что, из кино, что ли? — спросил генерал.
   — Так точно. Из какого-то западного боевика.
   — Супермен значит?
   — На первый взгляд — да.
   — А на второй? Если вдруг кто-нибудь на него второй раз взглянет? Так сказать, надумает копнуть поглубже.
   — Поглубже не рекомендуется.
   — Кем не рекомендуется? Тобой?
   — В принципе не рекомендуется...
   — А ведь копнут. Непременно копнут. Рано или поздно — копнут. И тогда... он у тебя хоть в мишени-то попадает?
   — Иногда.
   — Что значит «иногда»?
   — Иногда — это значит изредка, товарищ генерал. Но ведь задача делать из него снайпера не ставилась...
   — Может, его еще поднатаскать? Недели две.
   — Инструкторы утверждают, что дело не во времени. Что он не обучаем в принципе. Говорят, есть такие люди, которые не способны к стрельбе. Ну как лишенные слуха — к музыке.
   — Не повезло нам с «объектом».
   — Так точно!
   — Давай так, майор, натаскивать его все-таки пусть продолжают. Как тех зайцев. А ты пока подумай, как можно ему подмочь. Ну чтобы его легенду поддержать. Чтобы ни со второго, ни с третьего взгляда... Понял меня?
   — Никак нет. Не вполне. Как можно поддержать его легенду, если он не способен ни к рукопашному бою, ни к стрельбе? Если любой профессионал, когда дойдет до дела...
   — Не знаю как! Это твои проблемы — придумать «как» Придумать и доложить начальству. Мне доложить! И как можно скорее доложить! Обязательно доложить. Потому что нам с тобой, Степан Степанович, хода назад нет. Слишком много на этого Иванова завязано. Ну просто все на него завязано! Нельзя нам его потерять! Никак нельзя...

Глава 16

   Корольков Илья Григорьевич, известный его окружению не как Корольков, а как Папа, пребывал в раздумьях. Вообще-то он думал редко, так как гораздо чаще, прежде чем думать, — действовал. Но сегодня был другой случай. Особый случай. Сегодня речь шла не о снятии дани с оптового рынка или сети фирменных магазинов. Сегодня речь шла о гораздо большем — о бабках, лежащих в иностранных банках. Тут действовать раньше, чем думать, себе дороже выйдет.
   Чьи бабки лежали на счетах в иностранных банках, Папу интересовало меньше всего. Если партии — пусть будут партии. Лишь бы были. И лишь бы достались Папе, а не кому-нибудь другому.
   Папа давно бы вытащил эти деньги, если бы не происки Иванова, который, похоже, тоже до бабок не дурак. И если бы не трупы «быков», которых тот «зажмурил» один — четырнадцать. И за которых Папе пришлось отстегивать на памятники, отстегивать родственникам покойников и отстегивать за банкет в конференц-зале УВД. Ну да главное теперь, братва, отобедавшая в ментовке, успокоилась, и можно начинать подтягивать узду, чтобы покрыть случившуюся растрату. Из-за него случившуюся. И из-за Иванова.
   Пора возвращать назад деньги и возвращать власть. И лучше всего возвращать власть, возвращая деньги. Это самая удобная, потому что убивающая двух зайцев, схема.
   — Шустрого ко мне! — распорядился Папа прислать к нему его помощника. — Через полчаса.
   — Через полчаса он не успеет. Он на уик-энде.
   — Где?!
   — В лесу, шашлыки жарит.
   — С девками?
   — Не знаю.
   — Передайте Шустрому, чтобы через полчаса был здесь. Если больше чем через полчаса, может не приезжать!
   Подтягивать братву следовало начинать с бригадиров и тех кто командует бригадирами. Удар по ним множится слухами и вызывает уважение. Разборка с рядовым «бычком» исчерпывается «бычком».
   Желающий наказать нашкодившую кошку глупец — наказывает кошку. Желающий наказать кошку умник — наказывает хозяина. А кошка получит свое от хозяина.
   — Шустрый. Папа хочет видеть тебя через полчаса. Папа рвет и мечет, — сообщили Шустрому по мобильному телефону — Папа говорит, что если не через полчаса, то уже не надо.
   Шустрый убрал телефон и бросился к машине.
   — А как же шашлыки? — хором пропела толпа голодных девиц, столпившаяся возле горячего мангала.
   Но Шустрый их не слышал. Его на поляне уже не было. Через полчаса, запыхавшийся и взмыленный, Шустрый постучал в заветную дверь.
   — Звал, Папа?
   — Не звал бы — не пришел. Дело у меня к тебе есть. Шустрый изобразил на лице почтительное внимание.
   — Скажи бригадирам, что с сегодняшнего дня расценки меняются. Что налог поднимается вполовину. Всем поднимается — оптовикам, барыгам, фирмовым.
   — Вполовину много будет. Папа. Сейчас в торговле застой. Даже барыги плачут. Говорят, концы с концами свести не могут. Хотят тебя просить сбросить с налога четверть. А тут вдруг рост вполовину! Они могут психануть и отказаться платить.