Ильин Андрей. Козырной стрелок

   — Почти точно, — оценил его действия инструктор. — А теперь то же самое попробуйте сделать с этим вот карабином. — Инструктор передал в руки Иванова карабин. Тяжелый карабин. — Закрывайте глаза и...
   Карабином попасть в розетку было сложнее. Карабин оттягивал руки вниз. Иван Иванович попытался остановить сползание дула к полу, слегка задрав его вверх, и тут же опустил, чтобы компенсировать чрезмерный подъем.
   Где теперь находится розетка, он представлял очень смутно. Все его внимание ушло на борьбу с карабином.
   — Ну все? — поторопил его инструктор.
   — Сейчас, сейчас.
   В розетку Иван Иванович не попал. Правда, в стену, где она располагалась, не промахнулся.
   — Мне очень жаль. Но вас снова убили, — подвел итог тренировки инструктор.
   — Почему убили?!
   — Потому что не убили вы! Тот, кто не убивает, тот умирает! Видите мишень?
   — Вижу.
   — Это ваш враг. Который через мгновенье выстрелит. В вас. Убейте его!
   — Как?
   — Просто! Совместите мушку с прорезью прицела и с его головой и нажмите спусковой крючок. Иван Иванович вскинул карабин.
   — Снимите карабин с предохранителя!
   — Что? Ах, да...
   — Стреляйте, наконец! Иван Иванович выстрелил.
   — Еще! — сказал инструктор. Еще. Еще...
   Иван Иванович отстрелял всю обойму. Инструктор наклонился и взглянул в объектив подзорной трубы. Мишень не имела ни одной дырки.
   — Ну что? Попал?
   — В белый свет как в копеечку. Впрочем, нет. Один раз все-таки попал. В соседнюю мишень. Все. Перерыв двадцать минут.
   Инструктор подхватил карабин и винтовку с оптическим прицелом и вышел из тира.
   — Я не могу с ним работать, — доложил он по телефону майору Проскурину.
   — Почему?
   — Он не обучаем. — Совсем?
   — Совсем. То есть из дробовиков он стрелять, конечно, может и, наверное, даже попадать. Из боевого оружия — нет.
   — Может, попробовать еще?
   — Попробовать можно. Обучить нельзя. Он боится оружия.
   — В каком смысле?
   — В прямом. Он боится, что оно может выстрелить. И поэтому зажмуривается, когда нажимает на курок.
   — Ну хорошо, общие вопросы вы проработать успели?
   — Общие — да. Танковый пулемет от охотничьего ружья он отличит. Зарядить винтовку сумеет. На предохранитель поставит. Если не забудет. А дальше... Дальше сомневаюсь.
   — Ладно. Через полчаса буду в тире. Расскажешь подробнее, что там у вас за проблемы.
   Через полчаса майор Проскурин наблюдал за обучением новоиспеченного курсанта.
   — Оружие к бою! — скомандовал инструктор и нажал на кнопку секундомера.
   Гражданин Иванов сунул правую руку за борт пиджака, нащупал, ухватил рукоять пистолета, выдернул его из подмышечной кобуры и уставил в инструктора.
   — Выстрел!
   — Предохранитель сними, — вздохнул инструктор. — И ноги расставь. Сколько раз я тебе говорил.
   — Ах, ну да!
   Иван Иванович снял предохранитель и расставил ноги.
   — Не так широко. А то штаны порвешь.
   Инструктор развернул циферблат секундомера в сторону майора и многозначительно посмотрел на него.
   — Данное упражнение отрабатывалось на пяти занятиях.
   — А как огневая подготовка?
   — В заднюю стену тира уже попадает. Майор оценил размеры задней стены.
   — Скажите, вы можете поверить, что он собственноручно убил два десятка бойцов?
   — Нет. Конечно, нет!
   — И я не могу. А надо, чтобы поверили. Все поверили!
   — На огневой рубеж!
   Иванов отстрелял десять обойм и попал в мишень только один раз.
   — Вы в армии служили? — спросил майор.
   — Нет. Меня комиссовали. У меня плоскостопие.
   — А оружие в руках когда-нибудь держали?
   — Да. Пневматическую винтовку. В тире.
   — Попадали?
   — Нет. Там кругляши маленькие. Инструктор сдержанно хмыкнул.
   — Значит, так. Снайпер из него действительно не получится. Но должен получиться стрелок, похожий на снайпера. Вы поняли мою мысль?
   — Нет.
   — Он может не стрелять, но должен уметь держать винтовку, заряжать ее, прицеливаться и нажимать на спуск, как настоящий снайпер. Как суперснайпер! Он должен уметь держать и заряжать автомат, пистолет, гранатомет, наконец.
   — Но я не могу. Я обучаю стрельбе. А здесь... Я не сумею научить изображать снайпера человека, который не умеет стрелять!
   — Сможете! Приведите сюда пару-тройку ваших лучших учеников и попросите их разбирать и собирать оружие, снаряжать магазины, занимать боевые позиции, прицеливаться, стрелять. И заставьте его повторять все их движения. С абсолютной точностью! Заставьте повторять его эти движения тысячекратно, пока они не станут рефлексом.
   — А как же обучение стрельбе?
   — Обучение стрельбе желательно, но необязательно. Стрелять он все равно не научится. Задача ясна?
   — Так точно.
   Майор повернулся к виновато улыбающемуся Иванову.
   — Какие у вас следующие по расписанию занятия?
   — Приемы рукопашного боя.
   — Тогда идемте.
   Когда Иванова увидел инструктор рукопашного боя, он заметно погрустнел.
   — Переодевайтесь. И на татами, — приказал тот Иванову.
   — Как он? — спросил майор, уже догадываясь об ответе. Полину инструктора догадываясь.
   — Нормально. Если не принимать во внимание, что он боится ударов. И боится бить.
   — И зажмуривается...
   — Да. Зажмуривается. Откуда вы знаете?
   — Догадался.
   На татами в мешковатом, торчащем во все стороны кимоно вышел Иван Иванович.
   — Спарринг.
   В течение десяти минут инструктор ронял, переворачивал и возил мордой по татами своего ученика. Отчего тот вскрикивал, подвывал и просил пощады.
   — Ну вы сами все видели, — подвел он итоги боя.
   — Можно мне попробовать? — попросил майор.
   — Валяйте.
   Майор Проскурин снял обувь и встал на татами.
   — Я ваш противник. Я собираюсь напасть на вас. Но вы должны напасть первым, — дал вводную он. — Начали. Ну!
   Иван Иванович стремглав бросился на противника, выставив вперед кулаки. Но промахнулся, раскатившись по полу. Поднялся, снова атаковал, но налетел лицом на неудачно выставленную руку. Снова встал и снова промахнулся, и упал.
   Зрелище было плачевное. Иван Иванович боялся ударить.
   Потому что боялся получить сдачи.
   — Вы с ним жесткие спарринги проводили?
   — Проводили.
   — Какой результат?
   — Море крови, соплей, слез и жалоб. Как в детской драке.
   Болевая устойчивость — нулевая. Воля к победе отсутствует. Сила воли — ниже нижних пределов. Несмотря на все наши усилия, его способен одолеть — любой среднестатистический дворовый хулиган.
   — Ладно. Понял. К бою!
   Иван Иванович угрожающе выставил вперед кулаки. Майор Проскурин подошел к нему и сильно ударил в правую скулу.
   — Защищайся и атакуй!
   Зашел с другой стороны и ударил в левую скулу.
   — Я сказал — защищайся и атакуй.
   Перчатка майора впечаталась Ивану Ивановичу в глаз, и кровь из лопнувшей брови густо потекла по лицу неудачливого бойца.
   — Брэк, — сказал инструктор.
   — Никаких брэков! — осадил его майор.
   — У него бровь рассечена! Он тут сейчас мне все кровью зальет.
   — Сам зальет. Сам подотрет. К бою! Защищайся и атакуй. Жесткий удар пришелся Ивану Ивановичу в солнечное сплетение. Затем в грудь. В голову. В живот.
   — Атакуй, я сказал. Атакуй!
   — За что? За что вы меня бьете? — хныкал Иван Иванович, прикрываясь, как мог, от разящих ударов. — Вы же так убьете меня.
   — Убью! Или ты научишься защищаться! Новый удар пришелся Ивану Ивановичу в губы.
   — Гад! Сволочь! — дико заорал Иван Иванович. — Я прикончу тебя! — И бросился на противника. Он получил удар в челюсть, но не остановился и даже не зажмурил глаза, желая любой ценой дотянуться до ненавистного лица.
   Майор позволил себя ударить. И прекратил бой.
   — Ну вот, а вы говорите — бить боится. Если раздразнить — не боится.
   — Так что же, мне его каждый раз «дразнить»?
   — Дразните! И вот что еще, не надо его учить многим приемам. Он их все равно не осилит. Довольно с него нескольких. Двух, может быть, трех. Но очень хорошо поставленных. Каких — сами решите. Только обязательно боевых приемов. По-настоящему боевых. Удар в кадык или пальцами в глаза или что-то вроде этого. Доведите их до автоматизма. До мышечного рефлекса. Чтобы он, если бьет, бил только так. И чтобы он вначале бил, а потом думал.
   — Я не уверен...
   — Я уверен! Этому даже зайца можно обучить, если долго головой о татами бить! Знаете, кто это сказал?
   — Никак нет.
   — Антон Павлович это сказал. Чехов. И еще майор Проскурин! Если вам Чехова мало!

Глава 10

   Генерал Петр Семенович сидел в своем кабинете. Обхватив голову руками. На столе Петра Семеновича поочередно звонили телефоны, но трубки он не поднимал. Телефоны замолкали и тут же начинали звонить снова.
   Петр Семенович не слышал звонков. Петр Семенович ничего не слышал.
   В приемной суетливый, с побелевшим лицом капитан то и дело прикладывался ухом к замочной скважине и к щели, идущей вокруг двери.
   — Ну что?! — напряженно спрашивали столпившиеся в приемной старшие офицеры. — Что там происходит?
   — Тише! Я и так ни черта не слышу! Офицеры затихали, нервно сминая в пальцах незажженные сигареты.
   — Слышь, капитан, ты с чего взял, что что-то случилось?
   — Да тише вы, в конце концов!
   — Нет, ну с чего ты взял-то?..
   — С того и взял! Я его таким ни разу не видел. Вообще ни разу! Он как утром зашел, так я и понял, что случилось.
   — Что случилось?
   — Откуда я знаю.
   — Может, сокращение?
   — Реорганизация. Они называют сокращение реорганизацией. Они давно грозились.
   — Кто грозился?
   — Да все грозились! Начальство, демократы эти драные.
   — Этим точно неймется. Этим армия поперек кадыков.
   — Тихо! — поднял палец капитан. Все замерли.
   — Ну что?
   — Непонятно. Телефоны звонят, а трубку он не берет...
   — Может, тебе к нему зайти?
   — Как зайти? Он на ключ закрылся. И сказал, никого к себе не пускать! Пять часов уже сидит.
   — Что же... Что же на самом деле происходит? Сокращение? Или, может, его того?
   — Кого того?
   — Генерала — того. С кресла — того.
   — Тогда и нам не усидеть.
   — Я же говорю — сокращение...
   Генерал тихой суеты, царящей в его приемной, не замечал. Потому что из кабинета не выходил. Путь из кабинета генералу был заказан.
   Несколько часов назад Петру Семеновичу с телефона-автомата позвонил капитан Борец. И очень кратко сообщил, что на дачу генерала совершено нападение. Вверенные Борцу бойцы, по всей видимости, погибли. Или попали в плен. Что может еще хуже, чем если бы погибли. Кто напал и по какому поводу, капитан не сказал. Потому что сам не знал. Явиться к генералу на доклад Борец отказался. И вообще вел себя как-то странно. По всей видимости, капитана Борца так же, как его бойцов, можно было списывать со счетов. Капитаны, нe выполняющие приказы генералов, — те же покойники.
   Петр Семенович сидел в своем любимом кресле за своим любимым столом, обхватив голову руками. И подводил итоги.
   Безрадостные.
   На столе, рядом с перекидным календарем, на котором после вчерашнего числа не было записей, лежали так и не пригодившиеся авиационный билет до Брюсселя и заграничный паспорт с открытой визой.
   Из Брюсселя генерал должен был выехать в Германию и через нее в Швейцарию. Но не выехал. Потому что на его пути встал загадочный и вездесущий Иванов Иван Иванович.
   Возле таможенной стойки встал.
   Кто он такой, этот Иванов? Что за издевательский псевдоним у этого Иванова — Иванов. Да еще Иван Иванович! Если судить по результатам его деятельности, его фамилия должна быть не Иванов, а Рэмбо.
   Почему он оказался возле стойки?
   Как он узнал?
   Вопросы, не имеющие ответа. Вопросы, на которые отвечать не имеет смысла. Потому что поздно отвечать.
   Не важно, почему. Важно, что возле самой последней черты, в момент посадки генерала в самолет, у таможенной стойки оказался именно Иванов. Он, и никто другой. Других бы генерал, возможно, не испугался. Но Иванова, за которым два десятка трупов...
   Недооценил он в свое время Иванова. Очень сильно недооценил. Думал, тот мелкий бандит. А вышло вон как! Вышло, что этот «мелкий бандит» между генералом и партийными миллионами крепче границы встал!
   Так встал, что обойти невозможно!
   Неужели он действительно считает, что эти деньги принадлежат ему? Неужели таким образом он оберегает их от конкурентов? От всех! Если — да, то от одного конкурента он избавился точно.
   От Петра Семеновича избавился.
   Совсем избавился...
   У генерала не осталось больше сил драться за это легендарное, хранящееся в швейцарских банках золото. И не осталось личного состава, с которым можно было драться за это золото. Весь его личный состав погиб или дезертировал с поля боя. На котором в одиночку не воюют. А если воюют, то никогда не побеждают.
   Его игра закончена. Петр Семенович встал, подошел к личному сейфу, открыл его и вытащил свой, о котором почти никто не знал, ноутбук. Он включил компьютер, ввел пароль и нашел интересующий его файл. В содержании которого, кроме него, никто никогда не разобрался бы. Он пролистал десять страниц бессмысленных колонок цифр, пока не нашел известный ему абзац, который ничем не отличался от тех, что были до него и были после него. Абзац, в котором хранилась самая важная для генерала информация. Информация о счетах.
   Петр Семенович выделил требуемый ему фрагмент и... нажал клавишу уничтожения информации. Всей выделенной информации. Нажал и вышел из программы.
   «Вы хотите сохранить внесенные изменения? — на всякий случай спросила умная машина. — Да? Или нет?»
   «Да!» — ответил Петр Семенович. Машина выполнила выбранную человеком команду. Информация о банковских счетах, где хранилось золото партии, была вытерта из памяти компьютера. Необратимо вытерта.
   Оставались еще дискеты, которые прихватил с собой исчезнувший в неизвестном направлении Борец. Но они для желающих заполучить чужие деньги были совершенно бесполезны. На них были записаны номера счетов, но совсем других счетов, не тех, где хранились деньги. Или, возможно, даже не счетов. А просто ряды ни о чем не говорящих чисел...
   До того как передать дискеты «носильщикам», которые должны были переправить их через границу, Петр Семенович подстраховался. В каждой строке каждой колонки он изменил по нескольку цифр. Он поменял тройки на шестерки, а пятерки на девятки. По прибытии в Швейцарию он намеревался с помощью любого подвернувшегося под руку компьютера вернуть прежние цифры на место и тем восстановить номера счетов в их первоначальном виде.
   Придуманная им страховка оказалась бесполезной. Совершенно бесполезной!
   Будь прокляты те счета! Будь прокляты бывшие партийные бонзы, посвятившие его в свою тайну!
   Будь проклята его, Петра Семеновича, жадность! Генерал бросил на пол ставшим ненужным ноутбук, снова просунул руку в сейф и вытащил именной, подаренный ему, в те времена еще командиру передовой в округе дивизии, пистолет. Обыкновенный «макар», но с гравировкой, которая дорогого стоит. С гравировкой командующего округом, ставшего впоследствии министром обороны. Еще прежним, не девальвированным министром обороны. Министром обороны великой армии, великой страны. Не то что нынешние шавки, у которых все Вооруженные Силы до одного нормального укомплектованного корпуса не дотягивают.
   Угробили армию!
   Петр Иванович еще раз прочитал дарственную надпись, протер рукавом блестящую золотом пластинку, затем дослал в ствол патрон, взвел курок, захлопнул по привычке дверцу сейфа и шагнул в сторону маленькой, в которой он обычно отдыхал, комнаты. Чтобы уже никогда из нее не выйти...
   — Ну что?
   — По-моему, дверца сейфа хлопнула.
   — Что ему в сейфе понадобилось? Что он там хранит?
   — Не знаю. Он меня в свой сейф не допускал...
   За двойной генеральской дверью раздался негромкий хлопок. Словно кто-то резко захлопнул толстую книгу. Только это была не книга. Потому что в генеральском кабинете некому было захлопывать книги.
   Офицеры быстро переглянулись. Они достаточно в своей жизни провели времени в тирах и на стрельбищах, чтобы понять, что там, за двойными генеральскими дверями, хлопнула не книга.
   Хлопнул выстрел. Один. Судя по звуку, произведенный из табельного «Макарова».
   Всего один выстрел...
   — Все, — тихо сказал капитан. — Похоже, нет генерала.
   — Ну, значит, теперь точно — реорганизация...
   Петр Семенович полусидел на своей любимой, которую он перетаскивал из кабинета в кабинет, тахте. Рука его безвольно свесилась вниз, на пол. Пистолет, из дула которого медленно подымалась струйка синеватого дыма, лежал рядом с Раскрытой ладонью. Пуля, выпущенная из пистолета, застряла в штукатурке, предварительно пройдя через черепную кость и мозги генерала.
   Генерал Петр Семенович покончил жизнь самоубийством.
   Или был убит...
   Наверное, можно сказать и так, потому что генерал не был маньяком, одержимым желанием свести счеты с жизнью. И не был смертельно больным человеком, который таким образом хотел избавить себя от страданий, а своих близких от их созерцания.
   Генерал Петр Семенович умер только потому, что, собираясь выехать за границу и подходя к стойке паспортного и таможенного контроля, заметил стоящего там гражданина Иванова Ивана Ивановича.
   И значит, хотя об этом никто никогда не догадается и не предъявит никаких обвинений, гражданин Иванов был прямым виновником случившейся трагедии. Был виновником выстрела, убившего генерала Петра Семеновича...
   В голову. Как и во всех предыдущих случаях — снова в голову.
   Итого...

Глава 11

   В постперестроечное время партийные счета были самой популярной среди журналистов темой. Самой беспроигрышной темой. Угодной и даже рекомендованной для освещения в средствах массовой информации.
   Новые правители начинали приучать народ к большим цифрам. Которые не миллионы тонн выплавленной стали или выращенной пшеницы, не миллиарды рублей валового национального дохода, а тоже миллионы, но долларов, лежащих на счетах. Секретных счетах низвергнутой партии.
   В свете предстоящей приватизации население должно было привыкнуть к мысли, что деньги, лежащие на иностранных счетах до перестройки, — большие деньги, ворованные деньги и плохие деньги. А после перестройки — вообще не деньги. Так, мелочевка, о которой говорить не приходится.
   И лучше не говорить! А гораздо лучше сообща, всем миром искать вывезенное из страны золото. Кошмарно много золота. Которое, если его найти, гарантирует процветание каждому жителю бывшего Советского Союза...
   Правители врали. Больше всего золота партия припрятала не за границей, а дома. Причем не в зарытых в землю слитках и кубышках с СКВ, а в домнах, корпусах заводов, накопленных в спецхранилищах запасах стратегического сырья, в разведанных, добытых и переработанных полезных ископаемых, в протянутых через всю страну газо — и нефтепроводах.
   Но представить, что домны, запасы, ископаемые и газопроводы можно положить себе в карман и путем нехитрых манипуляций переложить на счета в иностранные банки, — население понять еще способно не было. Не укладывалось в голове у населения, что заводы и пароходы — это тоже деньги, а не только средства производства. Вернее сказать, не просто деньги, а живые деньги! А еще вернее — бабки.
   Не понимало это население. Потому что оно стараниями журналистов и сообща с журналистами искало тайные партийные счета...
   Правители использовали древний, как само воровство, и известный каждому начинающему вору-карманнику прием: хочешь вытащить у лакшевого фраера его лапотник — найди способ отвлечь его внимание. На что угодно. Хоть даже на поимку вора.
   Когда население сообразило, кто лакшевый фраер, а кто, напротив, вытаскивает из его карманов лапотники, было уже поздно. Дележ государственного пирога был завершен.
   Соответственно, дискуссии по поводу золота партии пошли на убыль. Сильным мира сего стало невыгодно напоминать о швейцарских банках и зарубежных счетах. Партийное золото превратилось в народную, вроде зарытых Пугачевым кладов, легенду. В прекрасный, но не существующий в действительности мираж.
   Меж тем счета не были миражом. И не были легендой.
   Счета просто были.
   Об этих счетах были прекрасно осведомлены бывшие партийные руководители в ранге секретаря ЦК.
   Об этих счетах знали ответственные работники Комитета государственной безопасности — организовавшие перекачку и прикрытие перекачки денег за рубеж.
   Об этих счетах догадывались руководители Госбанка, переводившие немалые суммы на счета никому не известных шведских, норвежских, испанских и тому подобных фирм.
   Об этих счетах знали или догадывались очень многие. Но °чень мало кто мог назвать адреса, на которые в конечном итоге стекались уходящие из страны деньги.
   Всех адресов не знал никто! Даже генеральный секретарь коммунистической партии! Он был осведомлен об общей сумме, направляемой за рубеж, по каналам КГБ, Министерства иностранных дел и прочих, менее известных ведомств но назвать номера конкретных счетов не мог.
   Доверенные лица партии, которые направляли и регулировали денежный поток, тоже не могли знать всего! Каналов перевода денег было налажено много, и каждый из них был замкнут на себя. Существуют ли другие пути перевода денег и другие доверенные лица, никто из них сказать не мог.
   Даже если бы нашелся кто-нибудь, кто умудрился вычислить один из каналов перекачки денег, он никогда бы не смог установить другие.
   Конечно, если бы целью найти и вернуть партийные миллиарды задалось государство, оно смогло бы осуществить задуманное. Сотни следователей засучили бы рукава, подняли архивы ЦК КПСС, Минфина, КГБ, Министерства иностранных дел. Отыскали бы людей, так или иначе причастных к международным валютным операциям. Допросили бы их. Возможно, попугали. Узнали бы еще несколько тысяч фамилий. И тоже допросили. И так, постепенно, добрались бы до более сведущих людей. А от них — до самих счетов.
   Но... но, видно, государству это не очень надо. Потому что государство управляется людьми. Для которых партийные деньги — небольшие деньги. По крайней мере в сравнении с теми, которые можно получить за нефть, газ, уран, редкоземельные металлы, бриллианты из Госхрана, за приватизацию и последующую перепродажу предприятий и их акций. А главное — это гораздо более трудные, чем нефтяные и приватизационные деньги. Их еще нужно искать, нужно доставать.
   А эти — бери не ленись.
   Наверное, поэтому до партийных денег у государства руки не доходили.
   Впрочем, отдельные попытки по «легкому срубить» партийные капиталы случались.
   Организовывались закрытые комиссии при премьер-министрах. Которые что-то такое искали, но не нашли. Или нашли, но не сказали. Или сказали, что не нашли.
   Имела место быть «работа» иностранных резидентур, подчиненных Министерству безопасности, получивших формальный приказ по выяснению наличия подобных счетов в банках стран их присутствия. И были формальные ответы о ждущейся планомерной работе в данном направлении.
   Еще было несколько иностранных сыскных фирм, пытавшихся заключить с Россией договор о поиске и возвращении принадлежащих ей средств за проценты с выручки. И кто-то даже пытался что-то искать. Но и это дело заглохло. Может быть, потому, что за заключение договора, обещающего проценты, чиновники требовали свои проценты с тех процентов. Причем не по результатам проведенных работ, а вперед.
   К сожалению, подавляющее большинство комиссий, резидентур и сыскных агентств больше изображали бурную деятельность по поиску партийных сокровищ, чем их искали. И очень быстро утрачивали свой, горячий поначалу, интерес.
   Много большую активность проявили многочисленные группы неформальных энтузиастов, объединяющихся для возвращения на Родину миллиардов КПСС. Но у этих вечно не хватало денег на то, чтобы сфотографироваться на загранпаспорта.
   Не прочь были подзаработать на чужом золоте и представители «теневого» бизнеса. Которые обложили данью полстраны. Эти добыли бы деньги мгновенно, кабы знали, где они находятся. Они, в отличие от всех прочих, были наиболее конкретны. Но они были лишены всякой информации. Были лишены главного — «заказа».
   Существовали и другие силы, которые не отказались бы поправить свое материальное положение за счет секретных партийных вливаний.
   В общем и целом охотников добыть залежавшиеся в иностранных банках партийные деньги было множество. Не было людей, пытающихся их добыть по-настоящему. Кроме...
   Кроме разве самих партийцев. Последние знали, чего они хотят. И примерно знали, где то, что они хотят искать.
   Бывшим партийным вожакам не нужны были такие огромные, как новым демократам, деньги. Потому что им надо было строить не виллы на Кипре, а гораздо более дешевые низовые партийные ячейки. И еще надо было раздувать классовую вражду. На которую тоже очень большие деньги не требовались, по причине того, что в этом раздувании коммунистам Усердно помогало каждое новое, приходящее к власти правительство.
   Но деньги все же были нужны. А источников дохода, кроме законспирированных партийных счетов, у них не было. Они не могли рассчитывать на дивиденды от продажи нефти урана и тяжелого вооружения. Так как к дележке страны в массе своей не успели. А тех «номенклатурных отщепенцев» что все же смогли торгануть Родиной, «трудные» партийные деньги не интересовали. Им бы ворованные удержать...