Ильин Андрей. Козырной стрелок

   Отсюда у бывших идейных коммунистов были наиболее серьезные мотивы для «потрошения» зарубежных счетов. В конце концов, это были их, партийные, деньги, они помещали их в иностранные банки на черный день. Который наступил. Им их было и вызволять. Не чужое вызволять. Свое!
   Конечно, всех денег старым коммунистам было не собрать. Слишком по разветвленной и запутанной схеме они уходили из страны. И слишком сильно разошлись дорожки людей, участвовавших в их транспортировке. Всех денег не смог собрать бы никто! Но некоторые — почему бы не попытаться. Тем более что в отличие от других искателей сокровищ они некоторые банки и номера некоторых счетов знали.
   А отчего же не забирали, если знали?
   Да хотя бы от того, что забирать было некому. Изъятие денег из банков, их охрана, транспортировка, переброс через границу, хранение, развоз по регионам — это целая цепочка мероприятий, требующих на каждом этапе участия специалистов. Которых у партийцев не было. Низовые партийные ячейки, куда входили токари и домработницы, — были. А специалистов — нет.
   Специалисты подобного профиля давно были перекуплены демократами, братвой и политическими партиями. А старые, идейные, которых справедливое устройство общества интересовало больше наличных денег, давно «выходили все сроки» и на активные действия были не способны.
   Оставалось искать наемников. По возможности, действующих и, значит, обладающих реальной силой и реальными возможностями руководителей силовых ведомств. Таких, как... как, например, генерал Петр Семенович... Или любой другой генерал, который ничем не лучше Петра Семеновича...

* * *

   Так, совершенно неожидано, но и совершенно логично, причинно-следственные связи свели вместе старых партийцй с действующим генералом армии, через него с мафией и снова с генералом, но уже Государственной безопасности, закрутив всех и вся в замешенный на патриотизме, чувстве долга, любви к деньгам и нелюбви друг к другу сюжет.
   Конечно, можно допустить, что данный конкретный сюжет не более чем отдельный нетипичный союз не всех старых партийцев, с не лучшим генералом и с не самой «крутой» мафией. Что это локальный пример драки за малую и далеко не самую жирную жилу в россыпи партийного золота. Наверное, действительно не самую жирную...
   Но только вряд ли на других жилах разыгрывается принципиально иной сюжет.
   Вряд ли! Потому что сюжеты дележки денег — везде одинаковы. И везде пахнут кровью. Количество которой впрямую зависит от суммы делимых средств.
   В этом случае деньги обещали быть немаленькими.

Глава 12

   — Курсант!
   — Я!
   — К бою!
   Иван Иванович принял боевую стоику. Одна рука, сжатая в кулак, прикрывает живот и бок, другая, согнутая в кулаке, — грудь и лицо.
   — Ниже левую руку, — сделал замечание инструктор. — Еще ниже. Вот так! А теперь — атака!
   Иван Иванович резко отпрыгнул в сторону, слегка пригнулся и, резко выбросив вперед правую руку, ударил в... стену. Сильно ударил.
   — А-а! Ой-ей-ее! — заорал он.
   — Ну что еще? — возмутился инструктор.
   — Больно! — пожаловался Иванов, дыша на разбитый кулак.
   — Сколько раз вам можно повторять, что ваша боль вторична! Что вашему противнику гораздо больнее. Стократ болънее. Вы отбиваете кулак, разбивая ему лицо. Ваши повреждения много меньше, чем причиненные ему. Еще раз.
   — Что еще раз?
   — Повторите упражнение! — Но...
   — Тогда спарринг. Курсант Дубов, ко мне.
   — Нет! Не надо! Не надо Дубова! Я лучше повторю упражнение.
   Одна рука прикрывает живот и бок, другая грудь и лицо.
   — Атака! Удар!
   — О-ё-ё-й!
   — В чем дело?
   — Больно-о-о!
   — Два шага назад, курсант.
   Раз. Два.
   — Знаете, почему вам больно?
   — Почему? — Потому что вы бьете стену, а не противника. Потому что вы не верите, что это противник, а не стена. Смотрите и представляйте реального бойца, который, если вы не ударите его первый, ударит вас. После чего вам станет гораздо больнее, чем сейчас. Это не стена. Это ваш противник! Вот его лицо, туловище, руки. Видите?
   На стене действительно был нарисован человек. С руками, ногами, туловищем и головой. На теле противника были густо налеплены черные, из толстого дерматина точки. В которые нужно было бить.
   Ивану Ивановичу не надо было бить во все точки. Ивану Ивановичу довольно было попадать в три точки — в переносицу, горло и пах.
   — Удар!
   — Ой-е!
   — Еще удар!
   — Мамочки!
   — Еще!
   — Айя-яй!
   — Два шага назад! Раз. Два.
   — Показываю.
   Инструктор принял боевую стойку, сделал выпад, коротко и резко ударил. Так, что стену тряхнуло.
   — Ясно?
   — Да-а.
   — К бою.
   Удар!
   Удар!
   Удар...
   До синяков. До кровавых ссадин на костяшках пальцев. Синяки и ссадины пройдут. А привычка бить в полную силу, не заботясь о собственных болевых ощущениях, останется. И пригодится.
   И еще, если бить часто и долго, рука привыкнет к боли, на костях нарастут специфические, снижающие чувствительность мозоли, и рука уже не будет приостанавливать удар, куда бы он ни был направлен.
   Удар!
   Удар!
   — Отставить.
   Иван Иванович стер с кулаков кровь.
   — Спарринг с манекеном!
   — Ладно...
   — Что?!
   — Есть!
   Манекен был не простой. Манекен был с начинкой. В теле манекена были спрятаны динамометры, которые фиксировали силу удара.
   — К бою!
   Удар!
   Удар!
   — Сильнее! Удар...
   — Я сказал — сильнее! Как можно сильнее.
   — Но я и так...
   Удар.
   Удар.
   — Ой, мамочки. Больно-о-о...
   Продемонстрированная сила удара едва дотягивала до второго юношеского разряда по боксу.
   — Сильнее можете?
   — Нет. Мне больно.
   — М-м-м, — застонал инструктор. — Достал ты меня, Иванов! Вконец достал! — и с досады что было сил врезал манекену в челюсть. Стрелка динамометра дернулась вправо до упора. До ограничивающего ее ход штырька.
   — Свободен!
   — Совсем свободен?
   — На двадцать минут свободен.
   — А что через двадцать минут?
   — Спарринг через двадцать минут. С живым противником спарринг. Со мной спарринг...

Глава 13

   Вначале был бег. Сумасшедший бег по сильно пересеченной заборами, огородными грядками и канавами местности. Капитан Борец уходил от возможной погони напролом. Но хоть и напролом, все равно зигзагами. Как заяц, за которым гонится лиса. Прямая траектория была, конечно, короче, но в конце ее беглеца могла ждать засада.
   За час бега капитан одолел двенадцать километров. Передохнул пять минут и пробежал еще десять. В общей сложности через двадцать два километра он вышел на дорогу и проголосовал машину.
   В городе он был меньше чем через четверть часа. Еще через пятнадцать минут он звонил в дверь одного своего близкого, в смысле географического расположения, приятеля.
   — Ты откуда? — сильно удивился тот.
   — От верблюда. У тебя деньги есть?
   — Что ты! Зарплату опять задержали...
   — Я не о зарплате. Я о больших деньгах.
   — Откуда у меня большие, если даже маленьких нет.
   — Я же не так просто прошу.
   — А как?
   — Под выгодные тебе проценты. Под пять... Ну ладно, под восемь процентов. В месяц.
   — Ну если совсем немного...
   — Немного не надо. Надо все, что есть.
   — Сколько?
   — Я же сказал — все, что есть. Не сомневайся — отдам. Я даже, если не захочу, — отдам. Ты же знаешь, где я работаю. Мне, если ты с жалобой на командование выйдешь, за невыплаченный долг погоны снимут. Ну давай, давай, выручай.
   — Ладно. Раз такое дело... Раз такое дело и под десять процентов.
   — Под восемь. Я сказал — под восемь.
   — Под восемь не могу. Сам под девять взял.
   — Жлоб ты, Паша!
   — Жлоб тот, кто в трудную минуту другу отказывает. А я нет Я иду ему навстречу. Впрочем, я совершенно не настаиваю...
   — Ладно. Под десять, так под десять. Тащи сюда свои бабки. Друг ушел в соседнюю комнату и вернулся буквально через минуту.
   — Двадцать тысяч сотенными бумажками. Можешь не пересчитывать. Пиши расписку. И гони какой-нибудь документ.
   — А одной расписки мало?
   — Мало! С распиской мне за тобой бегать придется. А с документом — тебе за мной. Чувствуешь разницу?
   Капитан вытащил красную книжечку пропуска. Который теперь ему был абсолютно не нужен.
   — Пропуск сойдет?
   — А как же ты на работу?..
   — А мне не надо на работу. Я в отпуске. Как раз на месяц. А через месяц мы проведем обратный размен. Идет?
   — Ну-ка дай пропуск.
   На пропуске была фотография капитана Борца, были печать, штамп и подписи. И было продление до конца следующего года.
   — Ладно. Сойдет. Пиши расписку...
   Получив столь необходимую ему наличность, капитан залег в берлогу. Ну, или нырнул на дно. Или... Нет, не в смысле, что капитан Борец собирался зарываться в оставленную зверьем нору, чтобы переждать лихое время. Он вообще никуда не собирался зарываться. Житье в охотничьих заимках в далеких сибирских урманах не входило в его планы. Тем более он прекрасно знал, что даже самая большая тайга не спрячет человека надежней самого небольшого города. В тайге человек неизбежно идет к человеку. За хлебом идет, за солью, за боеприпасами. В городе теряется среди народа.
   Что и требовалось Борцу.
   Ему требовалось исчезнуть из поля зрения людей, которые Должны были его разыскивать. Ненадолго исчезнуть. Пока не уляжется шумиха вокруг происшествия, в котором он принимал непосредственное участие. Вернее сказать, в котором он был одной из ключевых фигур.
   Неделя, другая, третья, и у его преследователей неизбежно появятся другие заботы. И тогда он, Борец, сможет выбраться из своего убежища на Божий свет...
   Берлога, в которую залег капитан Борец, была достаточно комфортна и состояла из двух комнат, кухни и совмещенных ванной и туалета. И стоила сто баксов. Плюс еще тридцатник за то, что у квартиросъемщика не спросили паспорт, фамилию и род занятий. Просто взяли деньги и дали ключи.
   Первое, что сделал капитан, когда залег в двухкомнатную «хрущевку», — отправился спать. Он знал, что разбираться в ситуации по горячим следам — бессмысленно и опасно. «Разбор полетов» не терпит суеты. Вначале надо успокоиться и лишь потом анализировать ситуацию.
   Капитан спал десять часов. Но не выспался. Потому что все эти десять часов его мучили кошмары, очень напоминающие недавнюю реальность. Он от кого-то убегал, за ним кто-то гнался. Тот, кто гнался, — догонял. Тот, кто убегал, — никак не мог убежать.
   Проснувшись, капитан сходил в ближайший магазин и купил две бутылки водки. Которые одну за другой выпил.
   День и следующую ночь капитан спал хорошо. У него болел желудок, его тошнило, несколько раз вырвало, но зато кошмары больше не посещали.
   На третий день капитан решил отследить местоположение своего непосредственного начальника Петра Семеновича. Чтобы разузнать, как там сложились дела на даче после его, Борца, первого звонка. Он спустился на улицу и с телефона-автомата набрал прямой, мимо приемной, номер. Телефон молчал. Набрал еще раз. Тот же результат.
   Капитан позвонил в приемную. И, изменив голос, спросил:
   — Петра Семеновича можно услышать?
   Долгая, непонятная пауза. И вместо типичного — «А кто его спрашивает?» нетипичное:
   — Его нет.
   — А если я позже перезвоню?
   — Не перезванивайте. Его не будет. Он умер.
   — Что?! Как умер?
   — Извините, больше я вам ничего сообщить не могу. Похороны состоятся завтра в двенадцать часов в...
   — Погоди про похороны, — сказал Борец своим, хорошо знакомым собеседнику, голосом.
   — Кто это?
   — Я это. Капитан Борец.
   — Ты?!
   — Я. Скажи, от чего умер генерал?
   — Он застрелился.
   — А бойцы? Мои бойцы?
   — Погибли при исполнении служебных обязанностей. Похороны завтра в...
   Капитан бросил трубку. И пошел в магазин. Брать еще две бутылки водки.
   На четвертый день капитан перестал пить и стал думать.
   Думать о том, что произошло.
   И думать о том, что ему делать дальше.
   С прошлым было относительно понятно. Его, теперь уже покойный, начальник генерал Петр Семенович пытался за его, капитана Борца, счет и на его, капитана Борца, хребте въехать в рай. Который, как теперь понятно, размещается в хранилищах швейцарских банков.
   Не получилось...
   Почему?
   По всей видимости, потому, что на его пути встал некто Иванов Иван Иванович. Подозреваемый милицией и через милицию Петром Семеновичем в нескольких, вернее сказать, во множестве убийств. И подозреваемый персонально генералом, что он не просто убийца, а работник ГРУ. В том числе на основании того подозреваемый, что пистолет Стечкина, из которого Иванов застрелил нескольких человек, числился как пропавший несколько лет назад со складов военной разведки.
   Короче, что Иванов киллер и бывший или действующий военный разведчик. Суперпрофессионал.
   Так это или не так, сказать трудно. Внешний облик Иванова, с которым имел короткое удовольствие познакомиться Борец, свидетельствовал против. Категорически против! Фигура штатского размазни. Лицо — безвольная маска. Но держался хорошо. Очень хорошо! В ответ на вопросы анекдоты рассказывал. Про шкафы и любовниц. И когда по законам военного времени — все равно анекдоты травил. Хотя на вид полный слизняк.
   Впрочем, анекдоты — это лирика. Его, Борца, субъективное ощущение. Но есть еще подтверждающие его выдающиеся на ниве киллерства способности, официальные документы. Милицейские документы есть — протоколы, акты экспертиз, допросы свидетелей и прочий фактический материал. Который оспорить трудно. Значит, все-таки профессионал?
   В любом случае, кем бы Иванов ни был, он явился главной, если не единственной причиной разворота Петра Семеновича на 180 градусов от таможенной стойки. Иванов просто стоял возле стойки, и этого было достаточно! Что свидетельствует о многом!
   Какие силы стоят за этим таинственным Ивановым, тоже загадка. Там, на Агрономической, как он сам признался, — изменник Лукин. А после? В то, что Иванов после гибели командира действует один, на свой страх и риск, Борец никогда не поверит. Стреляет, может быть, сам, но обеспечивают его выстрел, по меньшей мере, несколько человек. Кто-то охраняет, кто-то разведует цель. Что косвенно подтверждается боем на Северной. Там он работал на пару с сообщником. И вместе с ним положил четырех бойцов из подразделения Борца!
   А кто, скажите на милость, вытащил Иванова из крепких объятий бойцов Петра Семеновича? И чуть не угрохал его, Борца, когда он бежал с дачи Петра Семеновича? Кто? Покойник Лукин в лице посланных им с небес ангелов-хранителей?
   Ни черта непонятно! Кроме единственно того, что Иванов, кем бы он ни был, — на свободе.
   Отсюда определяется одно из главных направлений угрозы. Иванов Иван Иванович! Который вряд ли забыл учиненный ему допрос с пристрастием. И постарается найти и покарать своего главного обидчика. Капитана Борца.
   Причем одним Ивановым список потенциальных врагов не исчерпывается. Не сможет достать Иванов, дотянутся хозяева Петра Семеновича. Которые дали ему дискеты. Ведь не сам же он их на своем компьютере набил. Где-то взял. У кого-то взял. Рано или поздно эти «кто-то» потянутся за своими дискетами, а дотянутся до его, Борца, глотки.
   Ну а если его, по случайности, не найдет Иванов и по недоразумению пропустят владельцы дискет, то непременно разыщет военная прокуратура, чтобы задать несколько вопросов по поводу гибели вверенных ему бойцов.
   Ну ты смотри, как все обернулось! Со всех сторон обложили. Куда ни ткнись!
   И что из всего этого следует?
   Из всего этого следует, что капитану Борцу в этой непростой ситуации разумней и безопасней всего исчезнуть как можно быстрее и как можно дальше. Совсем исчезнуть. Из жизни этой исчезнуть. Уехать куда-нибудь в Тмутаракань, сменить фамилию, устроиться на работу и пожить так несколько, пока о нем все не забудут, лет.
   Разумней всего было поступить именно так. И надо было поступить так! Но... мешали лежащие во внутреннем кармане пиджака дискеты. С перечнем иностранных банков и номерами открытых там счетов.
   Если ложиться на несколько лет на дно, то дискеты можно смело выбросить в мусорное ведро. Миллионы долларов выбросить! Которые теперь, после панического бегства генерала из аэропорта и после его смерти, по праву прямого наследования принадлежат ему, капитану Борцу.
   Впрочем, нет. Не только ему. Есть еще дискеты, похищенные у Петра Семеновича покойным подполковником Лукиным. И переданные Иванову. У которого их, в свою очередь, изъяли какие-то бандиты. Вернее сказать, главный бандит по кличке Шустрый. Если он, конечно, живой бандит, а не блеф Иванова.
   А если блеф?
   Даже если блеф! Эта информация слишком серьезна, чтобы ее можно было проигнорировать. Дубликат дискет — это потенциальная конкуренция. И вполне возможно — драка на подходах к сейфам. С численно превосходящим Борца противником.
   Который то ли есть. То ли нет...
   Как можно перепроверить показания Иванова?
   Никак...
   Впрочем, нет. Можно попытаться. Иванов утверждал, что он выжил потому, что не выжили бандиты. И значит, это происшествие должно фигурировать в милицейских сводках.
   По милицейским сводкам исчерпывающую информацию может дать уволившийся в запас и перешедший на работу в органы Шипов. Своему бывшему командиру он, по идее, отказать не должен. Все-таки пять лет в одной лямке.
   Капитан Борец быстро собрался, вышел из квартиры и со знакомого телефона-автомата набрал номер бывшего сослуживца.
   — Можно мне услышать Шипова?
   — И даже увидеть! Здорово, командир!
   — Узнал?
   — А как же! Как не узнать голос командира, с которым пять лет в одном окопе...
   — Слушай, Шипов, у меня к тебе просьба одна.
   — Хоть десять.
   — Скажи, не было у вас с месяц-полтора назад дела, где бы пострадали несколько, сколько, точно сказать не могу, бандитов?
   — Как ни быть — было. Просто бойня какая-то, а не дело. Четырнадцать мертвяков в одном месте.
   — Четырнадцать?!
   — Ну да. Четырнадцать. Разборка по полной программе. Несколько убиты в рукопашной. Остальные застрелены.
   — Так, может, они друг друга...
   — В том-то и весь фокус, что нет. Если бы друг друга, то тогда каждый из своего пистолета. А они все — из двух, которых на месте преступления не оказалось.
   — А кто убийца?
   — Пока не установлено.
   — Ну хоть примерно.
   — Наши судачат про какого-то киллера-одиночку. Который до того не меньше положил. Только лично я не верю. Это же больше отделения! Это даже по нашим, военным, меркам перебор. Не может один человек ухлопать отделение и остаться живым!
   — Спасибо, Шипов.
   — Помог?
   — Помог.
   — Ну тогда звони еще, командир. Этого добра у меня в любое время, в любом количестве. Хоть даже расчлененка. Не интересует расчлененка?
   — Нет, расчлененка не нужна. Спасибо.
   — Жаль. А то была бы причина встретиться.
   — И так как-нибудь. Без расчлененки.
   — Ловлю на слове...
   Капитан опустил трубку на рычаг.
   Значит, не врал Иванов. Значит, это он... И значит, история с исчезновением дискеты не выдумка. И Шустрый не блеф, а реально существующая личность.
   А раз так, то он, Борец, не единственный владелец информации по счетам в швейцарских банках. Как минимум, номера счетов знает еще какой-то бандит по кличке Шустрый. И надо либо входить с ним в пай, либо... Либо выводить из пая его.
   Здесь входить. И здесь выводить. В границах родного отечества. Потому что там, за границами, это будет крайне затруднительно. Если вообще возможно.
   Но до того, как входить в пай или, напротив, не входить, этого Шустрого надо найти.
   Как найти?
   Где найти?
   Где можно найти человека, имеющего вместо фамилии и имени кличку?
   Где?..
   Да там же и найти! Где информацию из милицейских сводок нашел! И где Шустрого, если он преступник, должны знать как облупленного.
   Капитан развернулся и снова подошел к телефону-автомату. И снова набрал знакомый номер.
   — Шипов! Еще одна просьба. Узнай, есть ли в городе такой преступник по имени Шустрый?
   — Он что, тебя ограбил, что ты его разыскиваешь?
   — Вроде того.
   — Ну так давай я его найду и растрясу. Я же как-никак теперь милиция.
   — Да нет. Не надо. Я сам. Мне бы только узнать, где его можно найти.
   — Кто он такой, не знаешь? Блатной, авторитет, «шестерка»? Какая специальность?
   — В каком смысле специальность? Гражданская?
   — Уголовная. Кто он — щипач, домушник или, не дай Бог, конокрад?
   — Не знаю.
   — Ничего не знаешь?
   — Ничего.
   — Ладно. Попробую свериться по нашим архивам. Может, в них что и найдется. А ты перезвони часика так через четыре. Не бойсь, командир, отыщется твой Шустряк.
   — Шустрый, — поправил капитан Борец. — Не Шустряк, а Шустрый!
   — Ну, значит, Шустрый. Все они шустрые, пока к нам не попадут...
   Четыре часа капитан Борец, словно кошка возле миски сметаны, ходил вокруг телефона. Если его бывший однополчанин отыщет координаты бандита Шустрого, то есть шанс... Если нет — то с надеждами на безбедную жизнь можно будет покончить. Дискеты выбросить в первую встретившуюся на пути урну. И уехать куда-нибудь на край земли, хоть даже на Камчатку, для поиска суженой, фамилией которой, взятой при заключении брака, закрыть прежнюю. Короче, вместо Борца стать каким-нибудь Пупкиным. Жить, как Пупкин. Нарожать Пупкиных детей. И лишь через несколько лет решиться высунуть нос из провинции. Вот такая жизнь. Если можно назвать это жизнью. Это еще надо хорошенько подумать, что лучше: сдохнуть Борцом или полжизни мучиться Пупкиным...
   Через три часа пятьдесят девять минут капитан набрал номер.
   — Ну?
   — Что ну?
   — Нашел?
   — Экий ты нетерпеливый, командир.
   — Ну не тяни кота за хвост! Нашел?
   — Нашел, нашел. Вот он, файл с твоим Шустрым, передо мной на экране монитора. Родился, женился, сидел, опять сидел... Ну это тебе вряд ли интересно. А что тебе, собственно, интересно? А, командир?
   — Его фамилия и имя. Чтобы в адресном бюро место жительства узнать.
   — Фамилия его Сушков Александр Михайлович. А что касается адресного бюро, можешь в него не обращаться. Есть у меня его адрес. Зеленый бульвар, 12-47. Прописан он там. Живет или нет — не скажу. А прописан там.
   — Кто он такой?
   — Он? Не последний в мелкоуголовной иерархии человек. И одновременно «шестерка». Короче, подручный местного Папы. Кто такой в уголовном мире Папа знаешь?
   — Догадываюсь.
   — Правильно догадываешься. Этот конкретный Папа держит в руках оптовую и розничную торговлю, игорный бизнес кое-что по мелочи. Вплоть до наркотиков и торговли оружием. Твой Шустрый — его правая рука.
   — Что же вы их не возьмете, если все знаете?
   — А они сами на дело не ходят. Им не по чину. Они на сбор дани своих подручных посылают. Так что у нас на Папу и его ближнее окружение ничего, кроме благодарностей с последних, липовых, мест работ нет. Что тебя еще интересует?
   — Еще? Фотографию его можешь мне презентовать?
   — Вообще-то не положено, но, учитывая, что ты мой командир...
   — Когда?
   — Когда угодно. Хоть сейчас.
   — Тогда я еду. Скажи адрес.
   — Адрес у нас простой. Любой прохожий скажет, если спросишь, где находится городская мусорка...

Глава 14

   — Теперь я хочу предоставить слово товарищу... Федору. Следующему приготовиться товарищу Максиму.
   Товарищ Федор встал и обвел взглядом присутствующих на собрании соратников. Соратники сидели за тремя составленными в длину столами, накрытыми красной тканью. На столе были часто расставлены пепельницы, заполненные смятыми окурками. Над столом висел низко опущенный розовый абажур, отчего дальние углы комнаты терялись в полумраке, а лица соратников отсвечивали красным. В комнате пахло табачным дымом, потом и типографской краской or стопок разложенных вдоль стен газетных пачек.
   — Прошу вас, товарищ Федор.
   — Можно вопрос?
   — Пожалуйста.
   — Сколько минут отводится на сообщение докладчика?
   — Я так думаю, согласно порядку ведения собрания, — Сорок минут плюс десять минут на ответы на вопросы. Соратники невнятно загудели. — Ваши предложения?
   — Предлагаю не более тридцати минут доклад и пять минут на вопросы.
   — Поступило предложение по порядку ведения собрания.
   Тридцать минут на доклад и пять на ответы на вопросы. Прошу голосовать именными мандатами. Кто за?
   Сидящие за столом люди подняли вверх красные прямоугольные бумажки.
   — Кто против? Воздержавшиеся? Принято единогласно.
   Согласно принятому собранием решению время доклада сокращается до тридцати минут, время ответов на вопросы до пяти. Прошу занести изменения в регламенте в протокол. Слово для доклада предоставляется товарищу Федору. Прошу вас, товарищ Федор. У вас тридцать пять минут.
   Товарищ Федор прошел к торцу стола, встал, положил на красное сукно тезисы доклада, откашлялся.
   — Я рад, что сегодня здесь вновь вижу лица своих старых друзей по партии. Вижу испытанных бойцов за дело освобождения рабочего класса и трудового крестьянства от нового ига международного капитала, поработившего нашу с вами страну и наш с вами народ. То, что мы сегодня собрались здесь, вместе, позволяет надеяться, что недалек тот светлый день, когда мы сбросим с народной шеи ярмо лживой буржуазной демократии во имя возрождения светлых идей коммунистического будущего нашей отчизны.