Ильин Андрей. Козырной стрелок

Андрей Ильин
Козырной стрелок

Глава 1

   Вначале была темнота. Которая почему-то пахла пылью и ношеной обувью. «Почему темнота пахнет обувью? — подумал Иван Иванович. — По идее темнота должна пахнуть космосом. Или... Ах, ну да. Еще совершенно темно бывает в гробу. Который засыпан двухметровым слоем земли».
   «Так, может, я лежу в гробу? — предположил Иван Иванович. — В земле. На двухметровой глубине».
   Вообще-то похоже. Совершенные темнота, тишина и странно затекшее, как будто не принадлежащее ему тело. Как будто умершее тело.
   «Так вот, значит, как чувствуют себя покойники?» — подумал Иван Иванович. И сам для себя отметил, что совершенно не испугался этой мысли.
   Почему ему не страшно того, что он лежит в гробу? Может быть, потому что самое ужасное уже позади? А дальше... А что, собственно, дальше? Ему об этом никто не рассказывал. Это та информация, которую каждый узнает лично сам.
   Все-таки очень интересно, что дальше. После смерти...
   Готовясь увидеть продолжение, Иван Иванович решил устроиться в гробу поудобней. Но не смог. Его гроб был очень неудачной формы. Или был не гроб. Потому что он в нем не лежал, скрестив руки на груди, а полусидел.
   Иван Иванович попытался вытянуть ноги, но они уперлись в препятствие. Он попытался пощупать окружающее пространство руками, но наткнулся на какие-то тряпки.
   Что за чушь? Зачем в гробу тряпки? Если это гроб.
   А если не гроб, тогда что?
   Мысль вернулась к началу. К происхождению темноты. Мысль зашла в тупик.
   Иван Иванович вздохнул и закрыл глаза. Темней не стало. Но стало слышней. Где-то в темноте или за темнотой послышались неясные звуки.
   Иван Иванович еще сильнее зажмурил глаза и закрутил во все стороны головой.
   Нет, не показалось. Голоса. И еще стук подошв обуви по полу. И снова голоса. Близкий мужской. И более далекий женский.
   В могилах мужчины с женщинами не разговаривают и подошвами о пол не стучат. В могилах пола нет.
   Значит, он не умер.
   И не лежит в гробу.
   А где же он?
   Иван Иванович вновь и вновь мучительно пытался понять, где он находится, вспомнить, что было до этой темноты, вспомнить, кто он такой и как попал туда, куда никак не может понять.
   Ни вспомнить, ни понять он ничего не успел. Потому что услышал громкий голос, сказавший: «Сейчас» — и почувствовал, как его убежище ощутимо тряхнуло.
   Вместе с голосом пришли свежий воздух и свет. И пришли первые воспоминания...
   — Кто это? — спросил голос...
   Вспомнился, как ни странно, трамвай. Полупустой салон.
   Темнота за окнами.
   — Что это за мужик?.
   — ...Какой?..
   — ...Который в шкафу...
   Иван Иванович изо всех сил пытался удержать в памяти ускользающие, путающиеся друг с другом воспоминания, в которые вклинивались и которые разрушали чужие голоса.
   — Ты что, с ума сошел?
   — Да, трамвай. Он едет в трамвае. Его кто-то посадил в трамвай и сказал — ехать. Или он сам сел?
   Поездка в трамвае. Это самое последнее его воспоминание. И самое последнее событие его жизни.
   Куда он едет? Зачем?
   Додумать эту мысль Иван Иванович не успел. Незнакомый мужчина схватил его в охапку, приподнял и сильно встряхнул.
   — Ты кто? — спросил он.
   — Я? Я Иванов.
   — Кто?!
   — Иванов. Иван Иванович, — признался Иван Иванович.
   И обрадовался, поняв, что вдруг вспомнил свое имя.
   — Ты здесь как оказался?
   — На остановке сел, — честно ответил Иван Иванович. Потому что в последнем и единственном пока воспоминании он действительно сел в трамвай. А очнулся здесь.
   «Так, может, этот мужчина контролер? Тогда понятно, почему он так сердится. И почему хватается за грудки».
   — У меня проездной, — миролюбиво сказал Иван Иванович, вытягивая из кармана картонный прямоугольник единого проездного.
   Мужчина посмотрел на него как на сумасшедшего.
   «Наверное, я делаю что-то не то, — запоздало подумал Иван Иванович. — Наверное, этот мужчина не контролер».
   Но избавиться от трамвайного воспоминания не смог.
   — Мужик, ты хоть знаешь, где ты находишься? — как-то даже сочувственно спросил незнакомый мужчина, который, наверное, не контролер.
   — Конечно, знаю, — уверенно заявил Иван Иванович.
   — Где?
   — В трамвае. Еду...
   Мужчина безумно-веселыми глазами посмотрел на Ивана Ивановича, потом куда-то в сторону, потом снова на Ивана Ивановича и дико захохотал.
   — Так, значит, это трамвай?.. — обвел он глазами вокруг. — Ты, — ткнул пальцем, — пассажир?!. А я, — развернул палец на себя, — получается, вагоновожатый? А все вместе мы сумасшедший дом? Так, да?
   — Перестань хохотать! — взвизгнул со стороны женский голос. И рядом с мужчиной возникла женщина. Голая.
   «Нет, это не может быть трамваем! В трамваях голые женщины не ездят!» — окончательно утвердился в своих подозрениях Иван Иванович. И сунул обратно в карман ненужный проездной билет.
   — Кто это? — испуганно спросила женщина, прижимаясь к своему любовнику.
   — Иванов. Иван Иванович, — саркастически ответил мужчина.
   — 3-здрасьте, — поздоровался Иван Иванович и попытался привстать.
   — А-а! — заорала женщина. — Что он здесь делает?!
   — Я же говорю — в трамвае едет...
   — Он сумасшедший?
   — Мы все здесь сумасшедшие. Особенно я. Если поверю, что через твою спальню проложили маршрут городского трамвая.
   — Но, Мусик!
   — Вы меня, наверное, неправильно поняли, — попытался оправдаться Иван Иванович.
   — Кто он?! — рявкнул мужчина, схватив обнаруженного им в шкафу незнакомца за горло.
   — Откуда я знаю!
   — Что он делает в твоем шкафу?!
   — Я не знаю, что он делает в моем шкафу! Может, он просто зашел... Или, может быть, он вор!
   — Вор?..
   — Я не вор! — запротестовал Иван Иванович. Мужчина споро вывернул все его карманы.
   — Что же это за вор, который ничего не взял?
   — А проездной? — показала женщина на проездной.
   — Это мой проездной! — возмутился Иван Иванович.
   — Это его проездной! — злорадно повторил мужчина. И второй рукой схватил за горло женщину.
   — Но, Мусик! Что ты делаешь, Мусик!
   — Э... Вы это... Гражданин. Гражданин Мусик! Не надо... — хрипел в чужих жестких пальцах Иван Иванович.
   — Нет, я не буду вас убивать, — злорадно сообщил неудачливый любовник. — Нет! Не дождетесь! Чтобы я за вас срок тянул. Никогда! Я лучше сюда твоего мужа вызову. И еще милицию. И журналистов. Всех! Пусть они разбираются, кто здесь вор, кто любовник, а кто рогоносец.
   — Но, Мусик!..
   Ситуация оборачивалась банальным семейным скандалом с рогатым мужем, обманутым любовником и еще одним любовником, извлеченным из шкафа. Ситуация превращалась в фарс.
   Но не могла превратиться в фарс. Потому что в доме, кроме изменницы жены, ее постоянного любовника и еще одного, по мнению первого более удачливого любовника, были и другие люди. Они стояли в нишах, за провисающими до пола шторами, удерживая в руках рации и короткоствольные пистолеты. Эти, остающиеся в тени люди лучше, чем кто-либо другой, знали, откуда и каким образом попал в чужой одежный шкаф гражданин Иванов. Потому знали, что не далее, чем полтора часа тому назад, взяли его в «коробочку» в предварительно очищенном от пассажиров трамвае, обездвижили, пережав сонную артерию, затем для большей уверенности оглушили и доставили в багажнике автомобиля сюда, на дачу своего непосредственного начальника генерала Сми... вернее сказать, Петра Семеновича. А у этого Петра Семеновича оказалась не особо нравственная жена, которая именно теперь, ни позже ни раньше, надумала заявиться сюда со своим любовником. Который, в свою очередь, вместо того, чтобы заниматься делом, полез в шкаф. Чтоб им всем...
   — Отпусти меня! — вначале просила, потом требовала, потом грозила женщина.
   — Отпустите ее. И меня, — поддакивал Иван Иванович...
   — Ситуация выходит из-под контроля, — тихо, одними губами докладывал по рации боец, занявший позицию в спальне, перед окном, за опущенной шторой, и наблюдающий за происходящим через щелку в ткани.
   — Доложите обстановку точнее.
   — "Объект-второй" держит «объект-один» и «объект-три» за глотки и грозит вызвать мужа и милицию...
   «Мужа бы, черт с ним! Муж, генерал Петр Семенович, здесь бы не помешал. Было бы кому командование на себя принять. И, значит, ответственность, — сожалел командир затаившейся в доме группы капитан Борец. — Очень был бы кстати генерал! Но он вовремя и предусмотрительно смылся, переложив ответственность принятия решения на своих подчиненных. Совсем точнее, на него, капитана Борца».
   И что теперь ему, капитану Борцу, с этой истеричной женой, ее любовником и «объектом», который они сюда притащили, делать?
   Ждать, когда все само собой успокоится?
   А если не успокоится? Если он действительно вызовет милицию? Которая найдет здесь жену, двух выясняющих отношения любовников и заодно его, вооруженных до зубов, бойцов. И его самого...
   Нет, милицию сюда допускать нельзя. И надеяться на благополучный исход дела тоже нельзя. Так что же делать? Разве только уточнять обстановку.
   — Второй.
   — Я Второй.
   — Уточните обстановку.
   — Первый, Первый, как слышите меня? Обстановка без изменений. «Объект-второй» держит правой рукой за горло «объект-один» и левой рукой тоже за горло «объект-три»
   — Просто держит? Или душит?
   — Никак нет, не душит. Держит. И трясет. И обещает вызвать милицию. Первый, как поняли меня?
   Ох, уж эти армейские привычки и обороты речи.
   — Вас понял.
   — Первый. Какие будут приказания?
   — Никаких приказаний. Ничего не предпринимать. Себя не обнаруживать. Действовать по обстановке.
   — Вас понял, Первый. Отбой.
   — У тебя что, магнитофон включен? — вдруг на мгновенье ослабив хватку, спросил у своей полюбовницы мужчина.
   — Какой магнитофон?
   — Тот, что на подоконнике, за шторой, стоит.
   — Нет у меня никакого приемника!
   — Как так нет? Я же слышу... Ах ты проститутка! Отбросив свои, рухнувшие на пол жертвы, мужчина рванулся к окну. И, схватившись за край, резко отдернул штору. За шторой, прижавшись спиной к стене, стоял человек.
   Мужчина. Высокий, молодой, хорошо накачанный мужчина с радиостанцией в руках.
   — Этот тоже в трамвае едет? Или трамвай ждет? — язвительно спросил обиженный в лучших чувствах законный любовник.
   — Я его в первый раз вижу! — искренне заявила женщина.
   — И того тоже? — кивнул в сторону шкафа любовник.
   — И того! Побожиться могу.
   — Может, ты и меня в первый раз видишь?
   — Нет. Тебя нет...
   — Ну ты даешь! — восхитился любовник. — Трех кобелей в одну будку! Это ж надо! Ну ты, оказывается, сучка... — и в отчаянии обхватил голову руками. — Что? Что мне теперь делать?!
   — Может, разойдемся по-мирному? — предложил любовник за шторой.
   Бойца устраивала роль третьего любовника. Бойца не устраивала драка. У него появился шанс свести все к адюльтеру и по-тихому слинять вместе с охраняемым им «объектом».
   — Ну не убивать же в самом деле друг друга из-за какой-то шлюхи.
   Все посмотрели на женщину. И потом друг на друга. Иван Иванович на официального любовника и на парня у стены. Парень у стены на Ивана Ивановича и на любовника. Любовник на Ивана Ивановича и парня. Женщина на всех сразу.
   — Ну?
   — Нет, не разойдемся, — замотал головой смертельно обиженный жених. — Мирно не разойдемся, — и потянулся к телефону.
   — Ну как знаешь, — вздохнул парень, поднимая к губам радиостанцию. — Первый. Как слышишь меня? Ситуация вышла из-под контроля...
   Через мгновение в проем двери, ведущей в спальню, протиснулось еще несколько одинаковых ростом, лицами и манерами бойцов.
   — Да их тут целый взвод! Так ты с целым взводом! — ахнул любовник. — Тебе троих мало?!
   — Закрой пасть! — гаркнул капитан Борец, входя и раздвигая плечами своих бойцов.
   — Этих всех ты, конечно, тоже не знаешь? По именам, — усмехнулся любовник. — Только по номерам подразделений.
   — Я сказал, не базлай, — повторил приказание Борец и не сильно, но хлестко ударил нарушителя дисциплины внешней стороной ладони по рту. Тот схватился за лицо. Между пальцами у него просочилась кровь. — Все понял? — на всякий случай спросил Борец.
   — Понял. Все понял, — торопливо закивал обожатель хозяйки дома.
   Нет, заполнившие спальню мужчины были не любовники. Они вообще непонятно кем были! Кем угодно были, только не любовниками! Лучше бы они были любовниками...
   — Может, вы грабители? — с надеждой в голосе спросила женщина. — Деньги там, в стенке в гостиной. И еще в ванной под кафелем...
   Борец даже не удосужил ее взглядом. Деньги ему были не нужны.
   — Уберите их. Этого, — кивнул он на любовника, — и эту.
   — Совсем убрать? — настороженно переспросили бойцы.
   — С глаз долой убрать. Чтобы они не орали, ничего не видели и ничего не слышали. В коридор убрать. Ясно?
   — Так точно.
   Бойцы подхватили незадачливых любовников под руки и поволокли к двери, срывая и сматывая на руки шнуры со штор и прочие случайные, которые могли пригодиться, веревки. В коридоре, не имеющем окон, они бросили их на пол, завели за спину, связали веревками руки, залепили рты подушками, которые поверх обмотали шторами. Пленники дергались и, наверное, кричали, пытаясь показать, что им трудно дышать, но слышно было только невнятное мычание.
   — Ничего. Не помрут. Если дергаться не будут.
   — Лапов!
   — Я!
   — Горшков!
   — Я!
   — Ко мне.
   Бойцы шагнули в спальню.
   — Поглядывайте за этим. На всякий случай. Бойцы развернулись «кругом», отступили в глубь комнаты, выбирая наиболее выгодное, с точки зрения возможного боя, положение, вытащили, проверили оружие и, навалившись спинами на стены, замерли, широко расставив ноги. Глаза их вцепились в «объект» охраны и в направление возможной атаки — окна и дверь.
   — Вот так-то лучше будет! — удовлетворенно кивнул Борец и, резко пододвинув под себя стул, сел. Так что ножки хрустнули.
   — Ну, что? Будем разговаривать? Или будем умирать молча? — спросил он, жестко глядя в зрачки Ивана Ивановича. Иван Иванович тоже сел. Хотя стул пододвинуть не успел. Теперь он вспомнил все. Первый, с которого все началось, шкаф, в котором он, голый, спрятался, когда к его полюбовнице неожиданно заявился ее прежний, служивший в органах безопасности ухажер. Кровавую разборку, случившуюся буквально через пять минут после его прихода. Свое паническое, в костюме покойного соперника, бегство. Таинственные ключи, найденные в кармане чужого пиджака. Дискеты, доллары и пистолет, обнаруженные в сейфе, вскрытом этими ключами.
   Зачем он взял эти доллары, пистолет и дискеты?! Особенно дискеты! Зачем попросил просмотреть их своего приятеля, которого, чтобы узнать их содержание, пытали и убили? Что ему, случайному владельцу чужих дискет, до номеров счетов в иностранных банках, которые там хранились? Ему, как до Луны, до них все равно не добраться. А они, эти счета, стоили жизни уже двум десяткам людей, охотящимся за дискетами и безжалостно ради них уничтожающим друг друга. И чуть не стоили жизни ему...
   Ну зачем он взял эти треклятые дискеты?! Зачем?!! Теперь Иван Иванович вспомнил все! Но лучше ему от этого не стало. Стало хуже!
   Теперь он знал, почему оказался в платяном шкафу в чужой спальне. Знал, во имя чего его похитили и что с него хотят получить.
   Дискеты с него хотят получить. Все те же дискеты! Которых у него нет! До того были, а теперь нет! Дискеты с номерами счетов остались в руках бандитов, которые похитили его в гостинице и чуть не убили.
   А раз у него ничего нет, значит... Значит, они... Значит, они... Значит, они убьют его...
   Они убьют его! Но прежде чем убьют, будут... мучить. Будут пытать! Потому что кто же поверит, что у него нет дискет, которые были и которые им нужны больше жизни. Больше его жизни!
   Они убьют его. Но до того будут пытать!.. Иван Иванович не ошибался. Его должны были пытать и должны были убить.
   И все же Иван Иванович ошибался, пытать его должны были не из-за дискет. И убить не из-за дискет.
   Но пытать и убить должны были в любом случае.

Глава 2

   Честно говоря, капитан Борец пребывал в некоторой растерянности. По той простой причине, что не получил от вышестоящего командования точного, однозначно толкуемого приказа по поводу того, что вверенному ему подразделению следует делать дальше. Действовать без четко сформулированного приказа он был неспособен. Не действовать не мог, потому что бездействия ему бы не простили. И еще потому, что приказ он все-таки получил. Невнятный, на ходу — доставить на дачу и допросить, — но все-таки приказ. Генеральский приказ. Который капитанами не обсуждается, а исполняется немедленно, с требуемым должностным рвением.
   Первую часть приказа капитан выполнил — отследил «объект» от аэропорта до города и, убедившись, что за ним нет «хвостов», изъял и доставил на дачу. Здесь все прошло как нельзя лучше. Дальше начались накладки в лице жены генерала и ее любовника. Ладно, эта парочка не его ума дело. Что делать с женой и ее полюбовником, решать генералу. А вот с «объектом» придется разбираться самому.
   Борец внимательно посмотрел на сидящего на полу у его ног Ивана Ивановича.
   На первый взгляд «объект» был хлипкий. Никакой был «объект». Фигура — расплывшаяся, вялая. Не фигура — мешок с прошлогодней картошкой. В глазах вместо злости — животный страх и заискивающее ожидание. Отвисшая нижняя губа мелко подрагивает. На лбу и на щеках блестят бисеринки пота. Пальцы беспрерывно мнут обшлаг пиджака.
   На первый взгляд «объект» можно было принять за типичного гражданского лоха, который ни разу в жизни не видел боевого оружия и не обидел ни единой мухи.
   И на второй взгляд тоже можно было.
   И на третий... Можно было... Если не знать, какие дела числятся за этим «мешком с костями». И какие горы трупов. Если доподлинно не знать, что он умеет стрелять с двух рук одновременно из любого, самого неудобного положения и при этом не промахивается. По крайней мере, так утверждают добытые генералом и самым тщательным образом изученные Борцом милицейские протоколы и акты баллистических экспертиз.
   Пять трупов на Агрономической, еще один мертвец на Северной, которому он, перед тем как перерезать горло, спилил до десен зубы напильником, и еще трое и один тяжелораненый опять же на Северной. Причем из всех этих трупов несколько бойцов его, Борца, подразделения...
   Капитан с ненавистью посмотрел на сидящего перед ним, и прикидывающегося простаком убийцу. И вновь почувствовал, что начинает сомневаться.
   Ну никак не связывались вместе все эта гора трупов и этот вот, сидящий на полу, потеющий и мелко трясущий нижней губой мужик. Этот больше напоминал бомжа, чем убийцу.
   Может, он не убивал? Или не он убивал? Может, его подставили? Или его участие в тех трупах объясняется случайностью? Дурным стечением обстоятельств...
   Ну как может человек, у которого от одного вида направленного на него оружия ходуном ходят руки, быть профессионалом?! Никак не может!
   «Но отпечатки пальцев на пистолетах, пули которых были извлечены из тел убитых? — осадил сам себя капитан. — И еще свидетели, которые видели „объект“ с этим оружием в руках?»
   Нет. Доверяться внешнему виду разрабатываемого «объекта» не стоит. Нельзя верить в мешковатый вид и трясущиеся губы и руки, если не хочешь точно так же, как полтора десятка простаков до тебя, заполучить в грудь свинца.
   Есть отпечатки пальцев. Есть пули, идеально подходящие рисунком нарезки к пистолетам. Есть свидетели. Которые, в отличие от слюней и соплей, подшиты к делу! Наконец, есть приказ!
   А то, что он губой трясет, вполне возможно, доказывает не его непричастность к тем трупам, а, напротив, его профессионализм. Вернее сказать, суперпрофессионализм. Потому что редкий боец способен при виде опасности продолжать играть заданную роль. Подавляющее большинство, в том числе и он, Борец, давно бы схватились за оружие, а при его отсутствии за глотки своих врагов. А этот слюни на пол пускает.
   Гад!
   И думает, что ему это с рук сойдет!
   Борец сдвинулся вперед, схватил сидящего перед ним человека за подбородок и притянул его лицо к себе.
   — Как твое имя?
   — Мое? Иван Иванович, — с поспешностью ответил Иван Иванович.
   — Это я уже слышал. Но меня интересует, не как тебя зовут. Меня интересует, как тебя зовут по-настоящему!
   — Но я же говорю — Иван Иванович.
   — А фамилия, конечно, Иванов?
   — Ну да, Иванов.
   Борец резко отбросил ненавистное ему лицо.
   Говорить «объект» был не расположен. И уж тем более не был расположен говорить правду. «Объект» был намерен валять ваньку.
   Борец, конечно, не был следователем и не был способен строить допрос по хитромудрым правилам милицейского дознания, но языки тем не менее развязывать умел. По законам военного времени умел. Когда, для того чтобы получить о противнике ценную информацию, можно было с тем противником особо не церемониться.
   — Я так понимаю, что добром говорить ты не желаешь? — в последний раз спросил Борец, разминая костяшки пальцев на сжатом кулаке.
   — Вы меня совершенно не правильно поняли, — зачастил, затараторил Иван Иванович, косясь на кулак. — Я действительно Иванов Иван Иванович. По паспорту. Я показать могу, — и потянулся к внутреннему карману.
   — Руки! — заорал капитан.
   Бойцы отпрянули от стен и выставили вперед оружие.
   — Руки за голову!
   Иван Иванович забросил руки за голову.
   — Значит, так. Сейчас я буду задавать вопросы, а ты на них отвечать. Честно. Если, конечно, жить хочешь. Хочешь? Иван Иванович лихорадочно закивал головой.
   — Фамилия?!
   — Иванов...
   — Значит, все-таки Иванов.
   Быстрый, сильный, хорошо отработанный удар в челюсть.
   — Руки! Руки на место!
   Иван Иванович вновь сцепил руки на затылке.
   — Фамилия?!
   — Но я действительно Ива...
   Еще один хлесткий удар в лицо. И падение тела на пол.
   — За что?!
   «Хорошо держится сволочь, — автоматически отметил про себя Борец. — Ни на йоту не отходит от роли. Даже не пытается увернуться от удара». И от того, что его противник не оказывал решительно никакого сопротивления, капитан свирепел все больше.
   — Фамилия?!
   — За что вы меня?
   — Сам знаешь, за что! Например, за своих ребят. Тех, что ты положил на Агрономической! И за тех, что на Северной.
   — Я никого не ложил... — в отчаянии заорал Иван Иванович.
   Новая серия ударов. Серьезных ударов. От которых лопается и брызжит кровью кожа.
   — Не надо! Я прошу вас! Не надо! — молил, ползая и размазывая кровь по полу, Иван Иванович. — Вы не имеете права! Я никого не убивал.
   — Крепкий гад, — вслух удивился выдержке противника один из бойцов.
   — Ты был на Агрономической? — задал самый главный, более всего интересующий лично его вопрос Борец.
   — Я? Нет... Я не был...
   Жесткие удары.
   — Я был. Был.
   — Что ты делал на Агрономической?
   — Я у любовницы был.
   — Что? У какой любовницы?
   — У своей. Моя любовница на Агрономической живет.
   — При чем здесь твоя любовница?
   — При том, что, когда в дверь позвонили, я подумал, вернее, мы подумали, что это муж вернулся. И я в шкаф спрятался. А это был не муж, а другой любовник, который...
   — Он же анекдот рассказывает! — не выдержал, возмутился кто-то из бойцов. — Он же над нами смеется! Издевается, падла!
   — Заткись! И делай свое дело! — зло оборвал бойца капитан. Он не любил проигрывать на глазах своих подчиненных. Не любил, когда кто-то подле него оказывался сильнее его.
   — Я не анекдот. Я правду... — пытался в последний перед ударом момент оправдаться Иван Иванович. Но, как всегда, не успел.
   — А-а! Не надо!!!
   — На кого ты работаешь? На Лукина? Говори! Новый угрожающий замах. И неожиданная, а вернее сказать, ожидаемая, «развязка» «языка». Потому что если по законам военного времени, то рано или поздно разговорится даже немой.
   — На Лукина...
   — Он твой командир?
   — Он мой командир.
   — Дискеты тебе передал Лукин?
   — Лукин.
   — Где они теперь?
   — Кто?
   — Дискеты.
   — У этого, у Шустрого.
   — У кого, у кого?!
   — У Шустрого.
   — Это псевдоним?
   — Я не знаю. Они его так называли.
   — Кто называл?
   — Бандиты.
   — Какие бандиты?
   — Которые меня похитили.
   — Бандиты?!
   — Бандиты.
   — Откуда они узнали про дискеты?
   — Не знаю.
   — Но если дискеты у них, почему они отпустили тебя? Живым.
   — Они не отпустили.
   — То есть... То есть ты хочешь сказать, что они... Бойцы и их командир напряженно переглянулись.
   — С кем ты был на Агрономической? С Лукиным?
   — С Лукиным.
   — Каковы были твои функции? Охрана?
   — Охрана.
   — Значит, все-таки это ты наших ребят?
   — Нет! Не я!
   Серия разящих ударов.
   — Мы же читали протоколы. Мы же знаем, что стрелял ты! Ты?!
   — Я.
   — Один?
   — Один.
   — А на Северной?
   — Нет! Снова удары.
   — И на Северной.
   — Гад! Таких парней!..
   — Стоять! — рыкнул Борец на своих угрожающе придвинувшихся бойцов. — Как ты наших ребят? Как ты смог?..
   Один?
   — Я никак! Я...
   — Где ты был, когда они... Когда начался бой?
   — Я же говорю, я к любовнице пришел, а когда позвонили, я в шкаф...
   — Сволочь!!!
   Короткий, жесткий апперкот отбросил Ивана Ивановича к стене, в которую он хрустко впечатался затылком и по которой сполз на пол.
   Нокаут.
   Борец с ненавистью посмотрел на свою лежащую без движения жертву. И на свой разбитый кулак.