Страница:
Что касается термоядерного синтеза, то по целому ряду причин, в основном организационных, я сомневаюсь, что им удастся овладеть в текущей фазе развития. В следующей фазе это, несомненно, будет сделано и особых проблем не вызовет», –заявил в одном из интервью уважаемый нами Сергей Переслегин. Весьма вероятно, что он прав.
Свободная и малая энергетика, ядерные установки нового поколения, чудесные энергосберегающие технологии – вот путь не только к спасению России от смерти в холоде и тьме. Чудесная революция в энергетике становится и нашим ракетным стартом в фантастическое будущее. Свободная энергетика, скрещенная с иными чудесными технологиями и нашими прорывами в Нейромир – формула русского реванша в наступившем столетии.
ГЛАВА 4. ОДНА ШЕСТАЯ ЧАСТЬ СВЕТА
Ода транспорту
Чудесный космос
Авиакосмопланы Китежа
Свободная и малая энергетика, ядерные установки нового поколения, чудесные энергосберегающие технологии – вот путь не только к спасению России от смерти в холоде и тьме. Чудесная революция в энергетике становится и нашим ракетным стартом в фантастическое будущее. Свободная энергетика, скрещенная с иными чудесными технологиями и нашими прорывами в Нейромир – формула русского реванша в наступившем столетии.
ГЛАВА 4. ОДНА ШЕСТАЯ ЧАСТЬ СВЕТА
Ода транспорту
На нашу Родину по-прежнему приходится шестая часть суши и неба планеты. Одна шестая часть Космоса Людей – русская часть, и негоже нам ее уступать! Именно поэтому ключевую роль в жизни русских всегда играл транспорт – от долбленого челна и лошади до космического корабля и экранолета. Пространства не только разъединяли русских, но и соединяли. Пространства сегодня стали одним из главных богатств России. Они – наследство, полученное от предков, которое мы, к счастью, еще не успели промотать.
Сегодня, однако, русский транспорт, как и все прочие отрасли старой индустрии, загибается. Бескрайние просторы страны восточнее Урала и севернее Байкала практически непроходимы. Здесь и при Союзе с транспортом было напряженно – а с тех пор стало только хуже. Раньше хоть существовала авиация местного назначения с сетью аэродромов. Но «реформы» ее прикончили. Взамен не родилось ничего: ведь в этих землях суровых холодов и вечной мерзлоты невозможно строить железные дороги или прокладывать автомобильные шоссе. Иногда потому, что технически невозможно, иногда – из-за непомерных затрат. Непроходимость огромных пространств и разрыв прежних коммуникаций раздирают страну, час за часом превращая ее в бесхозную территорию, на которую зарятся многолюдные и богатые соседи, все больше глядя на русских как на нацию недотеп. Их, де, мы могли бы использовать с куда большей пользой!
Транспортная немощь и непроницаемость наших просторов тормозят развитие страны. Скажем, губернатор Томской области Виктор Кресс, давая интервью радио «Маяк» в октябре 2003-го, сказал об этом весьма откровенно. В его регионе, например, на непроходимом севере стоят густые леса, лесорубов отродясь не видавшие – а на юге, где транспорт есть, уже изводят даже заказники. И область, потенциально способная поставлять на мировой рынок 30 миллионов кубометров леса в год (ресурса возобновляемого, в отличие от нефти!), едва-едва дает три миллиона. Четверть всех населенных пунктов в области не имеет регулярного сообщения с Большой Землей, тамошние жители отрезаны от цивилизации, от жизни. А тарифы на перевозки так велики, что душат производство на корню.
И это ведь не одних томичей касается – речь о всей стране идет. Стало быть, вопрос стоит так: либо мы сможем правильно воспользоваться своими громадными пространствами, либо станем добычей более сильных народов. Но чтобы правильно воспользоваться бескрайними просторами, нужно соединить части России плотными, быстрыми и дешевыми коммуникациями, проложив прямое сообщение между Югом и Севером, Западом и Востоком. А для этого транспорт должен преобразиться, отряхнув прах сегодняшней безысходности. Он должен стать живым воплощением русских чудесных технологий.
Мы уверены: это получится! Залогом тому – и наше прошлое, и те наработки, которыми русские располагают уже сегодня. И те перспективы, которые перед нами распахиваются так широко в грядущем Нейромире.
Лучшим символом русских транспортных технологий стала судьба воздушно-космического корабля «Буран». Он совершил триумфальный полет за три года до гибели Империи. Его автоматической миссии с посадкой без пилотов на борту до сих пор нет аналогов. Нет аналогов его сверхмощной ракете-носителю, «Энергии». Да, этот полет стал беспримерным – но и никому не нужным. Он закончился крахом отечественной космонавтики.
Система «Энергия-Буран» олицетворила весь русский транспорт. Способный к великим свершениям, по своему потенциалу, он не имеет себе равных в мире, но используется как помесь ресторана и кинозала. И, тем не менее, все не так безнадежно. Среди предательства, нищеты и равнодушия продолжают трудиться продолжатели дела великих ученых, изобретателей и инженеров. Живет творческая техническая мысль. Доводятся до ума старые разработки и рождаются новые. Нам есть с чем идти в Нейромир, и найдутся у русских технологии, которые способны буквально в пять-семь лет изменить до неузнаваемости все отрасли транспорта и возродить Россию как великую транспортную державу. Мы имеем возможности сделать русские транспортные компании конкурентоспособными не только у себя дома, но и на суровом мировом рынке! Нужно только набраться решимости, умения и расчетливости. И действовать, действовать, не покладая рук!
В этой главе мы не сможем дать полный свод всех чудесных транспортных технологий нашей страны. Тут ведь придется писать отдельную книгу. Мы же, читатель, приведем лишь некоторые примеры для того, чтобы доказать: у нас все есть. И если мы сосредоточимся, то сможем свернуть горы. Россия способна стать мировой транспортной державой не только благодаря своим пространствам и замечательному географическому положению, отчего она становится перекрестьем сухопутных, водных, небесных трасс и телекоммуникаций. Она способна выйти в лидеры еще и потому, что на этих путях может работать русская техника, равной которой в мире не сыщется. И пускай сегодняшнее положение на транспорте ужасающе, пусть русский космос почти уничтожен, пусть виной тому глупость россиянских «вождей» и коварная политика наших соперников за границей – все равно у нас есть все для того, чтобы переломить тенденцию в русскую пользу.
Сегодня, однако, русский транспорт, как и все прочие отрасли старой индустрии, загибается. Бескрайние просторы страны восточнее Урала и севернее Байкала практически непроходимы. Здесь и при Союзе с транспортом было напряженно – а с тех пор стало только хуже. Раньше хоть существовала авиация местного назначения с сетью аэродромов. Но «реформы» ее прикончили. Взамен не родилось ничего: ведь в этих землях суровых холодов и вечной мерзлоты невозможно строить железные дороги или прокладывать автомобильные шоссе. Иногда потому, что технически невозможно, иногда – из-за непомерных затрат. Непроходимость огромных пространств и разрыв прежних коммуникаций раздирают страну, час за часом превращая ее в бесхозную территорию, на которую зарятся многолюдные и богатые соседи, все больше глядя на русских как на нацию недотеп. Их, де, мы могли бы использовать с куда большей пользой!
Транспортная немощь и непроницаемость наших просторов тормозят развитие страны. Скажем, губернатор Томской области Виктор Кресс, давая интервью радио «Маяк» в октябре 2003-го, сказал об этом весьма откровенно. В его регионе, например, на непроходимом севере стоят густые леса, лесорубов отродясь не видавшие – а на юге, где транспорт есть, уже изводят даже заказники. И область, потенциально способная поставлять на мировой рынок 30 миллионов кубометров леса в год (ресурса возобновляемого, в отличие от нефти!), едва-едва дает три миллиона. Четверть всех населенных пунктов в области не имеет регулярного сообщения с Большой Землей, тамошние жители отрезаны от цивилизации, от жизни. А тарифы на перевозки так велики, что душат производство на корню.
И это ведь не одних томичей касается – речь о всей стране идет. Стало быть, вопрос стоит так: либо мы сможем правильно воспользоваться своими громадными пространствами, либо станем добычей более сильных народов. Но чтобы правильно воспользоваться бескрайними просторами, нужно соединить части России плотными, быстрыми и дешевыми коммуникациями, проложив прямое сообщение между Югом и Севером, Западом и Востоком. А для этого транспорт должен преобразиться, отряхнув прах сегодняшней безысходности. Он должен стать живым воплощением русских чудесных технологий.
Мы уверены: это получится! Залогом тому – и наше прошлое, и те наработки, которыми русские располагают уже сегодня. И те перспективы, которые перед нами распахиваются так широко в грядущем Нейромире.
Лучшим символом русских транспортных технологий стала судьба воздушно-космического корабля «Буран». Он совершил триумфальный полет за три года до гибели Империи. Его автоматической миссии с посадкой без пилотов на борту до сих пор нет аналогов. Нет аналогов его сверхмощной ракете-носителю, «Энергии». Да, этот полет стал беспримерным – но и никому не нужным. Он закончился крахом отечественной космонавтики.
Система «Энергия-Буран» олицетворила весь русский транспорт. Способный к великим свершениям, по своему потенциалу, он не имеет себе равных в мире, но используется как помесь ресторана и кинозала. И, тем не менее, все не так безнадежно. Среди предательства, нищеты и равнодушия продолжают трудиться продолжатели дела великих ученых, изобретателей и инженеров. Живет творческая техническая мысль. Доводятся до ума старые разработки и рождаются новые. Нам есть с чем идти в Нейромир, и найдутся у русских технологии, которые способны буквально в пять-семь лет изменить до неузнаваемости все отрасли транспорта и возродить Россию как великую транспортную державу. Мы имеем возможности сделать русские транспортные компании конкурентоспособными не только у себя дома, но и на суровом мировом рынке! Нужно только набраться решимости, умения и расчетливости. И действовать, действовать, не покладая рук!
В этой главе мы не сможем дать полный свод всех чудесных транспортных технологий нашей страны. Тут ведь придется писать отдельную книгу. Мы же, читатель, приведем лишь некоторые примеры для того, чтобы доказать: у нас все есть. И если мы сосредоточимся, то сможем свернуть горы. Россия способна стать мировой транспортной державой не только благодаря своим пространствам и замечательному географическому положению, отчего она становится перекрестьем сухопутных, водных, небесных трасс и телекоммуникаций. Она способна выйти в лидеры еще и потому, что на этих путях может работать русская техника, равной которой в мире не сыщется. И пускай сегодняшнее положение на транспорте ужасающе, пусть русский космос почти уничтожен, пусть виной тому глупость россиянских «вождей» и коварная политика наших соперников за границей – все равно у нас есть все для того, чтобы переломить тенденцию в русскую пользу.
Чудесный космос
Символом возрождения русского космоса и пришествия чудесных технологий в мир транспорта должна стать МАКС – многоразовая авиакосмическая система. Ее буквально под сердцем выносил выдающийся русский конструктор и прекрасный менеджер, Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский (1909–2002 гг.). Он прожил долгую и славную жизнь. Именно он стал горячим поборником авиационной космонавтики. Его первым крупным проектом стала «Спираль» (1966 г.) – орбитальный самолет с разгонной ступенью, который мыслилось запускать с тяжелого разгонщика, сверхзвукового самолета. Именно он создал пилотируемый аналог орбитального самолета, испытанный в 1977–1984 годах, побывавший даже в космосе. Горько писать, но из-за интриг и политических склок работа над «Спиралью» были прекращены в конце семидесятых, когда успех был уже виден. Кстати, произошло это в связи с началом разработки системы «Энергия-Буран». Систему создавали в НПО «Энергия», взяв за базовую модель не «Спираль», а американский «Спейс-шаттл». Тем не менее, сам «Буран» доверили разрабатывать Лозино-Лозинскому в НПО «Молния», где его опыт при работе над «Спиралью» позволил добиться успеха в рекордные сроки. Он координировал все работы по воздушно-космическому кораблю. В итоге получился русский «челнок», который по возможностям существенно превосходил американский аналог. Дело не только в возможности беспилотной посадки, но и в том, что «Буран» при полной заправке топливом можно было поднимать на 450-километровую орбиту.
Работая над «Бураном», Лозино-Лозинский расчетливо создавал задел под систему, намного опережавшую американцев – под МАКС. Под легкий аэрокосмолет, который, неся на себе одноразовый топливный бак, взлетает с тяжелой авиаматки «Мрия». Лозино-Лозинский предложил свой проект в 1988-м, буквально за считанные месяцы до того, как начались процессы развала Советского Союза. Государство во главе с предателем Русской цивилизации, Горбачевым, начало вполне сознательно «резать» ассигнования на космические программы. МАКС в этих условиях разрабатывали едва ли не в частном порядке, максимально используя то, что уже было сделано при работе над «Бураном».
Этот проект отличается от тяжелых, неповоротливых и дорогих «челноков» самым коренным образом. Он был продолжением «Спирали» – ему не нужен космодром, и оттого система необычайно мобильна, а стоимость запуска одного килограмма полезной нагрузки у МАКС падала в пять-шесть раз по сравнению с «челноками» и привычными ракетами. Система должна была базироваться на обычных аэродромах и вписываться в уже имеющиеся системы управления космическим комплексом. А под силу ей было бы многое: и выведение в космос полезных грузов, и возвращение их с орбиты, и обслуживание космических операций, и аварийно-спасательные, и военные задания. И двигатель-то был готов – водородно-кислородно-керосиновый НПО «Энергомаш». Тот, что при взлете работает на кислородно-керосиновой смеси, а на большой высоте переходит на смесь жидких кислорода и водорода. Он и поныне остается единственным трехкомпонентным двигателем, не имея себе равных по соотношению мощности и экономичности. Единственным, читатель! Уже разработаны три модификации МАКС, одна из которых – пилотируемый вариант для доставки космонавтов на орбитальную станцию или выполнения отдельных заданий, вторая – аварийно-спасательный вариант, и третья – беспилотная система для запуска тяжелых спутников на очень высокие орбиты, вплоть до геостационарной. Три приведенных варианта покрывают 70 процентов всех задач, которые человечеству приходится выполнять в околоземном пространстве. МАКС может обеспечить русским огромное преимущество: он в несколько раз сбивает себестоимость запуска самых разнообразных аппаратов, делая рентабельным множество космических (и при этом коммерческих) проектов.
МАКС до сих пор остается проектом высокой степени готовности. Есть самолет-носитель, двигатель, множество испытаний режима разделения носителя и орбитального корабля, аэродинамических экспериментов. Осталось все собрать и доработать за каких-то несколько лет.
Переход к коммерческому использования МАКСа способен довести стоимость выведения полезной нагрузки на опорную орбиту до тысячи долларов за кило по сравнению с 15 тысячами у «спейс-шаттла». Она оставляет далеко позади всех конкурентов. Да с такими возможностями к 2010 году можно было бы захватить как минимум четверть мирового рынка всех коммерческих запусков, обеспечивая годовую прибыль в 2 миллиарда долларов. А сколько нужно для запуска проекта МАКС? Всего лишь пять лет и четыре миллиарда долларов, которые окупятся уже на третий год коммерческого использования системы.
Казалось бы, показатели прекрасны. Инвесторов можно подыскать. Но государственное руководство космической отраслью этот проект откровенно топит. Из патриотических соображений, чтобы не пускать сюда иностранцев? На первый взгляд, в России начала 2000-х годов денег много. И не у коммерческих банков, а у государства. Уж за сотню миллиардов запасы зашкалили. Казалось бы, чего государству стоит вложить три-четыре миллиарда долларов из кубышки в прорывной проект, чтобы потом получать в казну по 2 миллиарда ежегодно? Лучше бизнеса не бывает. Ан нет – в МАКС оно не вложило ни копейки. Возникает вопрос: в чьих же интересах действует государство? Неужели оно хочет дождаться появления таких систем в США, где вовсю идут работы по новому поколению челноков, которые легче, маневреннее и намного эффективнее старых «шаттлов»? Неужели оно хочет, чтобы американцы и европейцы запускали спутники для наших телевизионных и телекоммуникационных компаний?
Братство попробует изменить ситуацию и начать общенародную кампанию «За русский космос». И ключевую роль в ней сыграет МАКС. Мы поставим цель – заложить в бюджете достойные средства на оживление национальной космической программы и на доведение МАКС до «промышленной» стадии за четыре года. А если государство не захочет взять на себя все расходы, мы потребуем разрешения вложить средства в МАКС для частных инвесторов. Мы потребуем долевого участия государства и соответствующих гарантий инвесторам. Поясним: не гарантий прибыльности, а гарантий того, что вложенные средства не растекутся по карманам воров и чиновников. И тогда в 2010 году Россия вернется в космос страной-победительницей, вышибет конкурентов и начнет неуклонной, тяжелой поступью возвращать свои позиции.
Но разве это единственный проект в космосе, который может дать желанный прорыв? Есть ведь еще такие, что до сих пор известны лишь узкому кругу специалистов. Многие ли из вас слышали о проекте многоразового космического корабля «Заря», которому вот уж двадцать лет? Еще в 1985 году по инициативе Военно-промышленной комиссии при Совете министров СССР во главе с секретарем ЦК Олегом Баклановым, одним из самых, волевых и умных советских руководителей, было принято решение о создании многоцелевого корабля «Заря». Эта машина должна была брать на борт от двух до восьми человек или полезный груз на станцию «Мир». «Заря» могла дежурить на «Мире» в роли челнока или спасательной шлюпки (допустимая длительность пребывания корабля в космосе – не менее 195 суток, которую затем планировалось довести до года). «Зарю» проектировали и под беспилотные миссии, и под спасательные операции, и под специальные задачи Министерства обороны СССР. Имея максимальную массу в 15 тонн, «Заря» вбирала в себя лучшие технические решения советской космонавтики. Например, аэродинамическую форму взяли от спускаемого аппарата корабля «Союз». Часть бортовых систем заимствовали с корабля «Союз-ТМ». Теплозащитные материалы многоразового пользования обеспечил проект «Буран».
Как видите, «Заря», рассчитанная на 30–50 полетов, не была космическим самолетом. Садилась она парашютным способом, используя многоразовые посадочные двигатели на жидком топливе. Ее корпус снабжался мощными амортизаторами. К 1989 году работа над проектом шла вовсю. Уже была готова главная конструкторская документация, успели отработать и спроектировать основные блоки. Оставалось только перевести все в металл. Но… СССР погибал. И « Заря» стала еще однимостановленным триумфом русского космоса.По решению ельцинского режима работы свернули. Но кто мешает сегодня достать материалы по «Заре» из архива и продолжить программу? Дешевая и экономичная космотехника СССР, дополненная сверхсовременными компьютерными и телекоммуникационными технологиями, нанотехнологиями и прочим, может дать удивительный, ошеломительный эффект.
Вот еще один проект для сверхнового русского космоса!
Работая над «Бураном», Лозино-Лозинский расчетливо создавал задел под систему, намного опережавшую американцев – под МАКС. Под легкий аэрокосмолет, который, неся на себе одноразовый топливный бак, взлетает с тяжелой авиаматки «Мрия». Лозино-Лозинский предложил свой проект в 1988-м, буквально за считанные месяцы до того, как начались процессы развала Советского Союза. Государство во главе с предателем Русской цивилизации, Горбачевым, начало вполне сознательно «резать» ассигнования на космические программы. МАКС в этих условиях разрабатывали едва ли не в частном порядке, максимально используя то, что уже было сделано при работе над «Бураном».
Этот проект отличается от тяжелых, неповоротливых и дорогих «челноков» самым коренным образом. Он был продолжением «Спирали» – ему не нужен космодром, и оттого система необычайно мобильна, а стоимость запуска одного килограмма полезной нагрузки у МАКС падала в пять-шесть раз по сравнению с «челноками» и привычными ракетами. Система должна была базироваться на обычных аэродромах и вписываться в уже имеющиеся системы управления космическим комплексом. А под силу ей было бы многое: и выведение в космос полезных грузов, и возвращение их с орбиты, и обслуживание космических операций, и аварийно-спасательные, и военные задания. И двигатель-то был готов – водородно-кислородно-керосиновый НПО «Энергомаш». Тот, что при взлете работает на кислородно-керосиновой смеси, а на большой высоте переходит на смесь жидких кислорода и водорода. Он и поныне остается единственным трехкомпонентным двигателем, не имея себе равных по соотношению мощности и экономичности. Единственным, читатель! Уже разработаны три модификации МАКС, одна из которых – пилотируемый вариант для доставки космонавтов на орбитальную станцию или выполнения отдельных заданий, вторая – аварийно-спасательный вариант, и третья – беспилотная система для запуска тяжелых спутников на очень высокие орбиты, вплоть до геостационарной. Три приведенных варианта покрывают 70 процентов всех задач, которые человечеству приходится выполнять в околоземном пространстве. МАКС может обеспечить русским огромное преимущество: он в несколько раз сбивает себестоимость запуска самых разнообразных аппаратов, делая рентабельным множество космических (и при этом коммерческих) проектов.
МАКС до сих пор остается проектом высокой степени готовности. Есть самолет-носитель, двигатель, множество испытаний режима разделения носителя и орбитального корабля, аэродинамических экспериментов. Осталось все собрать и доработать за каких-то несколько лет.
Переход к коммерческому использования МАКСа способен довести стоимость выведения полезной нагрузки на опорную орбиту до тысячи долларов за кило по сравнению с 15 тысячами у «спейс-шаттла». Она оставляет далеко позади всех конкурентов. Да с такими возможностями к 2010 году можно было бы захватить как минимум четверть мирового рынка всех коммерческих запусков, обеспечивая годовую прибыль в 2 миллиарда долларов. А сколько нужно для запуска проекта МАКС? Всего лишь пять лет и четыре миллиарда долларов, которые окупятся уже на третий год коммерческого использования системы.
Казалось бы, показатели прекрасны. Инвесторов можно подыскать. Но государственное руководство космической отраслью этот проект откровенно топит. Из патриотических соображений, чтобы не пускать сюда иностранцев? На первый взгляд, в России начала 2000-х годов денег много. И не у коммерческих банков, а у государства. Уж за сотню миллиардов запасы зашкалили. Казалось бы, чего государству стоит вложить три-четыре миллиарда долларов из кубышки в прорывной проект, чтобы потом получать в казну по 2 миллиарда ежегодно? Лучше бизнеса не бывает. Ан нет – в МАКС оно не вложило ни копейки. Возникает вопрос: в чьих же интересах действует государство? Неужели оно хочет дождаться появления таких систем в США, где вовсю идут работы по новому поколению челноков, которые легче, маневреннее и намного эффективнее старых «шаттлов»? Неужели оно хочет, чтобы американцы и европейцы запускали спутники для наших телевизионных и телекоммуникационных компаний?
Братство попробует изменить ситуацию и начать общенародную кампанию «За русский космос». И ключевую роль в ней сыграет МАКС. Мы поставим цель – заложить в бюджете достойные средства на оживление национальной космической программы и на доведение МАКС до «промышленной» стадии за четыре года. А если государство не захочет взять на себя все расходы, мы потребуем разрешения вложить средства в МАКС для частных инвесторов. Мы потребуем долевого участия государства и соответствующих гарантий инвесторам. Поясним: не гарантий прибыльности, а гарантий того, что вложенные средства не растекутся по карманам воров и чиновников. И тогда в 2010 году Россия вернется в космос страной-победительницей, вышибет конкурентов и начнет неуклонной, тяжелой поступью возвращать свои позиции.
Но разве это единственный проект в космосе, который может дать желанный прорыв? Есть ведь еще такие, что до сих пор известны лишь узкому кругу специалистов. Многие ли из вас слышали о проекте многоразового космического корабля «Заря», которому вот уж двадцать лет? Еще в 1985 году по инициативе Военно-промышленной комиссии при Совете министров СССР во главе с секретарем ЦК Олегом Баклановым, одним из самых, волевых и умных советских руководителей, было принято решение о создании многоцелевого корабля «Заря». Эта машина должна была брать на борт от двух до восьми человек или полезный груз на станцию «Мир». «Заря» могла дежурить на «Мире» в роли челнока или спасательной шлюпки (допустимая длительность пребывания корабля в космосе – не менее 195 суток, которую затем планировалось довести до года). «Зарю» проектировали и под беспилотные миссии, и под спасательные операции, и под специальные задачи Министерства обороны СССР. Имея максимальную массу в 15 тонн, «Заря» вбирала в себя лучшие технические решения советской космонавтики. Например, аэродинамическую форму взяли от спускаемого аппарата корабля «Союз». Часть бортовых систем заимствовали с корабля «Союз-ТМ». Теплозащитные материалы многоразового пользования обеспечил проект «Буран».
Как видите, «Заря», рассчитанная на 30–50 полетов, не была космическим самолетом. Садилась она парашютным способом, используя многоразовые посадочные двигатели на жидком топливе. Ее корпус снабжался мощными амортизаторами. К 1989 году работа над проектом шла вовсю. Уже была готова главная конструкторская документация, успели отработать и спроектировать основные блоки. Оставалось только перевести все в металл. Но… СССР погибал. И « Заря» стала еще однимостановленным триумфом русского космоса.По решению ельцинского режима работы свернули. Но кто мешает сегодня достать материалы по «Заре» из архива и продолжить программу? Дешевая и экономичная космотехника СССР, дополненная сверхсовременными компьютерными и телекоммуникационными технологиями, нанотехнологиями и прочим, может дать удивительный, ошеломительный эффект.
Вот еще один проект для сверхнового русского космоса!
Авиакосмопланы Китежа
А теперь спустимся ниже, в Пятый океан, и посмотрим на авиацию, что всегда почиталась гордостью Страны Советов.
Положение с нею сегодня – аховое. Задела на будущее нет. То, что официозные СМИ выдают за новые образцы, сделано двадцать-двадцать пять лет назад. Больно видеть, как на московских авиакосмических салонах за истребители пятого поколения выдают макеты «Беркута» и МиГ-МФИ. Это откровенный блеф. И дело не в том, что денег нет. Когда эти самолеты, наконец, превратятся в полноценные машины, наши противники будут делать авиационные комплексы шестого поколения. Та же ситуация – со штурмовиками и фронтовой авиацией. Морская авиация практически разгромлена. Хронически стареет парк вертолетов.
В гражданской авиации все еще хуже. Ту-204, Ил-114, Ту-334 – единичные образцы, отставшие от западных самолетов навсегда. В ближайшие 10–15 лет гражданский воздушный флот превратится в тяжелобольного, и неизвестно, выживет ли он.
Что же делать? Скажем прямо: до чудесных технологий в авиации нам надо еще дожить. Кажется, летать придется на американских, европейских и даже бразильских машинах. Да, горько, обидно – но экономически выгодно. Мы не тешим себя пустыми надеждами и знаем, что государство авиастроение быстро не спасет. Оно уже потеряло более пятнадцати лет.
Но все же шансы у нас есть. Например, в строительстве гидросамолетов. Здесь мы вне конкуренции. Никто в мире не может строить эффективные тяжелые самолеты-амфибии. За это мы должны в пояс поклониться памяти двух русских авиаконструкторов: Роберта Бартини и Георгия Бериева. В наши дни самолет Бе-200 не имеет аналогов, и их готовы брать во всех уголках мира. Удивительно, но когда мы писали книгу, появилось важное для судеб русского самолетостроения сообщение – иркутское авиационное объединение подписало с американцами соглашение о поставке в США восьми самолетов Бе-200. Если удастся сертифицировать их по американским нормам, то корпорация «Иркут» может рассчитывать на заключение контрактов в Америке почти на 200 миллионов долларов. Экспорт становится надеждой иркутян. Ведь они уже успели подписать соглашение с европейским авиакосмическим концерном EADS о совместном продвижении на мировом рынке наших гидропланов, оснащенных двигателями «Роллс-Ройс». Расчет делается на то, что в ближайшие годы спрос на Бе-200 составит 320 машин. Есть уже и протокол о намерениях – о поставке с 2007 года восьми крылатых амфибий американской компании «Хокинс энд Пауэр», занятой гашением лесных пожаров. По 25 миллионов долларов за один гидросамолет. Здесь у Бе-200 нет соперников. Единственный конкурент – гидроплан канадской фирмы «Бомбардье», но он намного уступает русской машине по противопожарной эффективности.
Конечно, эти сотни миллионов долларов кажутся каплей в море по сравнению с многомиллиардными контрактами «Боинга», «Эйрбаса», ATR, «Еврокоптера» и других гигантов. Но это то, что мы можем сегодня. И грех отказываться от тех ниш рынка, где мы весьма конкурентоспособны, где мы способны стать монополистами. Да, а авиации их осталось очень мало. Поэтому их надо занимать всеми способами и расширять, холить и лелеять.
Заря надежды брезжит и в том, что русские могут сделать скачок на стыке космоса и авиации. Разве человечество не мечтало о космопланах – об аппаратах, которые взлетают по-самолетному, но большую часть пути проделывают в космосе, по суборбитальной траектории подобно межконтинентальным ракетам? Казалось, что это – дело годов этак 2050-х. Но в декабре 2003 года в Москве устроил пресс-конференцию академик РАН, директор Института прикладной математики Иван Образцов. Он сообщил о прорыве в авиакосмосе – о том самом космоплане. В США космоплан появится в серийном производстве через 10–15 лет. Но если Россия мобилизует волю и финансовые ресурсы, то обгонит США.
Итак, по словам Образцова, работа над нашим космопланом началась в середине 70-х, когда он сам трудился ректором Московского авиационного института. Руководители Военно-промышленной комиссии при правительстве СССР поручили ему детально изучить, как идут работы над гиперзвуковыми самолетами на Западе. И вот в МАИ возник специальный семинар с участием крупных ученых и инженеров. Постепенно подобралась группа единомышленников, которая и взялась за конструирование принципиально нового космоплана. Главным конструктором выступил Юрий Аксенов, ведущий инженер ЦНИИ машиностроения, а после его смерти – Александр Тарасов, заместитель генерального конструктора НПО «Молния», ученик Лозино-Лозинского.
…Двухступенчатая система (носитель и орбитальный самолет) должна взлетать на высоту в 80 километров, затем запуская космический орбитер (вторую ступень). Получается межорбитальный буксир, который может выходить на орбиты от 200 до 36 тысяч километров, а то и многоцелевой аппарат, способный делать то же, что и МАКС. Полетав в космосе, подобно спутнику, орбитальная ступень спускается на низкую орбиту, опять стыкуется с тяжелым носителем, и они вместе возвращаются на Землю. Как и МАКС Лозино-Лозинского, эта связка не нуждается в дорогих космодромах, базируясь на аэродромах первого класса. А сесть она может и на аэродром второго класса.
Итак, в двухступенчатом виде (120 тонн – первая, и 50 тонн – вторая ступень) система очень похожа на «Спираль» Лозино-Лозинского. Но предусматривается и более легкий одноступенчатый вариант. В итоге конструкторы намереваются сбить цены на выведение одного килограмма груза до 100 долларов в первом, и до трехсот – во втором варианте. (Сравните с 10–15 тысячами долларами нынче). Но и это не все! Первая ступень может работать и как двухпалубная пассажирская машина, которая перевозит 600 седоков, поднимаясь на стокилометровую высоту. При скорости в 20–30 тысяч километров час полет из Москвы в Нью-Йорк займет 50 минут, в Сан-Франциско – около часа, а до Австралии – лишь немногим больше. Перегрузки? Они не превысят двух-трех «же».
Да, сначала билеты получатся дорогими – около 15 тысяч долларов. Но можно использовать космоплан как туристическое предприятие. Слетать за такую сумму в космос – очень дешево. Билет на трансатлантический рейс «Конкорда» стоил 10 тысяч. К тому же, по мере эксплуатации системы цены неминуемо начнут снижаться.
В чем мы здесь опережаем американцев? В смелости технических решений. Например, наш проект выигрывает за счет компоновки корпуса, более мощных ракетных двигателей и оригинального крыла, обладающего «экранным» эффектом при взлете и посадке, уменьшая нагрузку на корпус. Сетчатая композитная конструкция фюзеляжа дает выигрыш в весе.
Сколько времени и денег нужно, чтобы довести этот проект до серийного производства? 10–15 лет и 6 миллиардов долларов. Уже проведены аэродинамические испытания модели, есть все тот же трехкомпонентный двигатель РД-701 академика Каторгина, который еще Лозино-Лозинский хотел ставить на свою МАКС.
Этот проект не конкурирует с МАКС. Они просто дополняют друг друга. Можно представить себе будущее, когда МАКС взлетает через пять лет, а затем часть денег, которые зарабатывает для страны эта система, идет на финансирование космоплана. Одним махом мы добиваемся сразу нескольких целей: и в глобальный прорыв идем, и промышленность элитную загружаем, и работу лучшим инженерно-конструкторским кадрам даем, и молодежь взамен советских кадров готовим. Можно говорить о создании единой системы для русского господства в ближнем космосе, объединяющей МАКС, космоплан и, возможно, многоразовую «Зарю».
Мы, кстати, совсем не зря сказали о космическом туризме. Если уставший от истории, пресыщенный жизнью мир постиндустриальной Реальности ищет не подвигов, а удовольствий, если хочет пощекотать себе нервы за хорошие деньги – чего бы русским это не использовать?
Не так давно компания «Zogby International» устроила опрос среди состоятельных жителей США и Канады, и выяснила, что примерно 5-10 тысяч человек готовы заплатить по 100 тысяч долларов за участие в космическом полете. Примерно 7 % опрошенных заявили, что они готовы потратить несколько миллионов долларов за право участвовать в космическом путешествии продолжительностью в несколько недель. Опрашивались люди, у которых годовой доход на члена семьи составляет не менее $250 тыс. Другие опросы, периодически проводимые американскими СМИ, показывают, что до трети респондентов готовы заплатить 50 тысяч долларов, чтобы побывать в космосе.
Освоить этот рынок сейчас трудно. Так, 28 апреля 2001 года с космодрома Байконур состоялся запуск космического корабля «Союз ТМ-32» с первым в мире космическим туристом на борту. Американский миллионер Деннис Тито пробыл на борту орбитальной станции МКС неделю. Год спустя мы покатали гражданина ЮАР Майкла Шаттлуорта. Космическая техника СССР, на которой мы летаем и сегодня, создавалась не для прогулок, а для военных и научных экспедиций. Поэтому тот, кто хочет стать космическим туристом, должен заплатить за все про все от 4 до 12 миллионов долларов – и за полноценную тренировку наравне с профессиональными космонавтами, и за использование мощной техники, и за долгое согласование таких полетов с партнерами из НАСА и Европейского космического агентства. Так что рассчитывать на то, что миллионеров-эксцентриков вроде Тито будет много, нельзя. А тем более сейчас, когда судьба МКС находится под вопросом.
Но ведь можно совершать и суборбитальные полеты. То есть, выйти в космос лишь на несколько минут по «дуге». Именно так летали первые американские космонавты Алан Шепард (5 мая 1961 г.) и Вирджил Гриссом (21 июля 1961-го), «оседлав» маломощную ракету «Редстоун», первая ступень которой представляла из себя переделанную гитлеровскую ракету Фау-2. Полет обоих американцев длился чуть более пятнадцати минут – против 108 минут у Юрия Гагарина и 25 часов у Германа Титова.
Можно пойти и дальше, используя для суборбитального туризма (или микрокосмонавтики) многоразовые ракетопланы, которые стартуют с самолетов-носителей, выскакивают в космос на ракетном двигателе – а садятся как планеры. У нас в стране есть два перспективных проекта. Так, инициативная группа в Московском авиационном институте разработала проект легкого ракетоплана на три места, который стартует со сверхвысотного истребителя МиГ-31, способного подниматься на 20 километров и развивать три скорости звука. Есть совместный проект конструкторского бюро имени Мясищева и ЗАО «Суборбитальные системы». В нем используется уникальный самолет М-55 «Геофизика», который строили и как научный аппарат, и как высотный разведчик. Этот М-55 выступает в роли носителя суборбитального ракетоплана на пять мест, который он поднимает на двадцать километров. С этой высоты туристический аппарат совершает прыжок на высоту в сто с лишним километров.
Положение с нею сегодня – аховое. Задела на будущее нет. То, что официозные СМИ выдают за новые образцы, сделано двадцать-двадцать пять лет назад. Больно видеть, как на московских авиакосмических салонах за истребители пятого поколения выдают макеты «Беркута» и МиГ-МФИ. Это откровенный блеф. И дело не в том, что денег нет. Когда эти самолеты, наконец, превратятся в полноценные машины, наши противники будут делать авиационные комплексы шестого поколения. Та же ситуация – со штурмовиками и фронтовой авиацией. Морская авиация практически разгромлена. Хронически стареет парк вертолетов.
В гражданской авиации все еще хуже. Ту-204, Ил-114, Ту-334 – единичные образцы, отставшие от западных самолетов навсегда. В ближайшие 10–15 лет гражданский воздушный флот превратится в тяжелобольного, и неизвестно, выживет ли он.
Что же делать? Скажем прямо: до чудесных технологий в авиации нам надо еще дожить. Кажется, летать придется на американских, европейских и даже бразильских машинах. Да, горько, обидно – но экономически выгодно. Мы не тешим себя пустыми надеждами и знаем, что государство авиастроение быстро не спасет. Оно уже потеряло более пятнадцати лет.
Но все же шансы у нас есть. Например, в строительстве гидросамолетов. Здесь мы вне конкуренции. Никто в мире не может строить эффективные тяжелые самолеты-амфибии. За это мы должны в пояс поклониться памяти двух русских авиаконструкторов: Роберта Бартини и Георгия Бериева. В наши дни самолет Бе-200 не имеет аналогов, и их готовы брать во всех уголках мира. Удивительно, но когда мы писали книгу, появилось важное для судеб русского самолетостроения сообщение – иркутское авиационное объединение подписало с американцами соглашение о поставке в США восьми самолетов Бе-200. Если удастся сертифицировать их по американским нормам, то корпорация «Иркут» может рассчитывать на заключение контрактов в Америке почти на 200 миллионов долларов. Экспорт становится надеждой иркутян. Ведь они уже успели подписать соглашение с европейским авиакосмическим концерном EADS о совместном продвижении на мировом рынке наших гидропланов, оснащенных двигателями «Роллс-Ройс». Расчет делается на то, что в ближайшие годы спрос на Бе-200 составит 320 машин. Есть уже и протокол о намерениях – о поставке с 2007 года восьми крылатых амфибий американской компании «Хокинс энд Пауэр», занятой гашением лесных пожаров. По 25 миллионов долларов за один гидросамолет. Здесь у Бе-200 нет соперников. Единственный конкурент – гидроплан канадской фирмы «Бомбардье», но он намного уступает русской машине по противопожарной эффективности.
Конечно, эти сотни миллионов долларов кажутся каплей в море по сравнению с многомиллиардными контрактами «Боинга», «Эйрбаса», ATR, «Еврокоптера» и других гигантов. Но это то, что мы можем сегодня. И грех отказываться от тех ниш рынка, где мы весьма конкурентоспособны, где мы способны стать монополистами. Да, а авиации их осталось очень мало. Поэтому их надо занимать всеми способами и расширять, холить и лелеять.
Заря надежды брезжит и в том, что русские могут сделать скачок на стыке космоса и авиации. Разве человечество не мечтало о космопланах – об аппаратах, которые взлетают по-самолетному, но большую часть пути проделывают в космосе, по суборбитальной траектории подобно межконтинентальным ракетам? Казалось, что это – дело годов этак 2050-х. Но в декабре 2003 года в Москве устроил пресс-конференцию академик РАН, директор Института прикладной математики Иван Образцов. Он сообщил о прорыве в авиакосмосе – о том самом космоплане. В США космоплан появится в серийном производстве через 10–15 лет. Но если Россия мобилизует волю и финансовые ресурсы, то обгонит США.
Итак, по словам Образцова, работа над нашим космопланом началась в середине 70-х, когда он сам трудился ректором Московского авиационного института. Руководители Военно-промышленной комиссии при правительстве СССР поручили ему детально изучить, как идут работы над гиперзвуковыми самолетами на Западе. И вот в МАИ возник специальный семинар с участием крупных ученых и инженеров. Постепенно подобралась группа единомышленников, которая и взялась за конструирование принципиально нового космоплана. Главным конструктором выступил Юрий Аксенов, ведущий инженер ЦНИИ машиностроения, а после его смерти – Александр Тарасов, заместитель генерального конструктора НПО «Молния», ученик Лозино-Лозинского.
…Двухступенчатая система (носитель и орбитальный самолет) должна взлетать на высоту в 80 километров, затем запуская космический орбитер (вторую ступень). Получается межорбитальный буксир, который может выходить на орбиты от 200 до 36 тысяч километров, а то и многоцелевой аппарат, способный делать то же, что и МАКС. Полетав в космосе, подобно спутнику, орбитальная ступень спускается на низкую орбиту, опять стыкуется с тяжелым носителем, и они вместе возвращаются на Землю. Как и МАКС Лозино-Лозинского, эта связка не нуждается в дорогих космодромах, базируясь на аэродромах первого класса. А сесть она может и на аэродром второго класса.
Итак, в двухступенчатом виде (120 тонн – первая, и 50 тонн – вторая ступень) система очень похожа на «Спираль» Лозино-Лозинского. Но предусматривается и более легкий одноступенчатый вариант. В итоге конструкторы намереваются сбить цены на выведение одного килограмма груза до 100 долларов в первом, и до трехсот – во втором варианте. (Сравните с 10–15 тысячами долларами нынче). Но и это не все! Первая ступень может работать и как двухпалубная пассажирская машина, которая перевозит 600 седоков, поднимаясь на стокилометровую высоту. При скорости в 20–30 тысяч километров час полет из Москвы в Нью-Йорк займет 50 минут, в Сан-Франциско – около часа, а до Австралии – лишь немногим больше. Перегрузки? Они не превысят двух-трех «же».
Да, сначала билеты получатся дорогими – около 15 тысяч долларов. Но можно использовать космоплан как туристическое предприятие. Слетать за такую сумму в космос – очень дешево. Билет на трансатлантический рейс «Конкорда» стоил 10 тысяч. К тому же, по мере эксплуатации системы цены неминуемо начнут снижаться.
В чем мы здесь опережаем американцев? В смелости технических решений. Например, наш проект выигрывает за счет компоновки корпуса, более мощных ракетных двигателей и оригинального крыла, обладающего «экранным» эффектом при взлете и посадке, уменьшая нагрузку на корпус. Сетчатая композитная конструкция фюзеляжа дает выигрыш в весе.
Сколько времени и денег нужно, чтобы довести этот проект до серийного производства? 10–15 лет и 6 миллиардов долларов. Уже проведены аэродинамические испытания модели, есть все тот же трехкомпонентный двигатель РД-701 академика Каторгина, который еще Лозино-Лозинский хотел ставить на свою МАКС.
Этот проект не конкурирует с МАКС. Они просто дополняют друг друга. Можно представить себе будущее, когда МАКС взлетает через пять лет, а затем часть денег, которые зарабатывает для страны эта система, идет на финансирование космоплана. Одним махом мы добиваемся сразу нескольких целей: и в глобальный прорыв идем, и промышленность элитную загружаем, и работу лучшим инженерно-конструкторским кадрам даем, и молодежь взамен советских кадров готовим. Можно говорить о создании единой системы для русского господства в ближнем космосе, объединяющей МАКС, космоплан и, возможно, многоразовую «Зарю».
Мы, кстати, совсем не зря сказали о космическом туризме. Если уставший от истории, пресыщенный жизнью мир постиндустриальной Реальности ищет не подвигов, а удовольствий, если хочет пощекотать себе нервы за хорошие деньги – чего бы русским это не использовать?
Не так давно компания «Zogby International» устроила опрос среди состоятельных жителей США и Канады, и выяснила, что примерно 5-10 тысяч человек готовы заплатить по 100 тысяч долларов за участие в космическом полете. Примерно 7 % опрошенных заявили, что они готовы потратить несколько миллионов долларов за право участвовать в космическом путешествии продолжительностью в несколько недель. Опрашивались люди, у которых годовой доход на члена семьи составляет не менее $250 тыс. Другие опросы, периодически проводимые американскими СМИ, показывают, что до трети респондентов готовы заплатить 50 тысяч долларов, чтобы побывать в космосе.
Освоить этот рынок сейчас трудно. Так, 28 апреля 2001 года с космодрома Байконур состоялся запуск космического корабля «Союз ТМ-32» с первым в мире космическим туристом на борту. Американский миллионер Деннис Тито пробыл на борту орбитальной станции МКС неделю. Год спустя мы покатали гражданина ЮАР Майкла Шаттлуорта. Космическая техника СССР, на которой мы летаем и сегодня, создавалась не для прогулок, а для военных и научных экспедиций. Поэтому тот, кто хочет стать космическим туристом, должен заплатить за все про все от 4 до 12 миллионов долларов – и за полноценную тренировку наравне с профессиональными космонавтами, и за использование мощной техники, и за долгое согласование таких полетов с партнерами из НАСА и Европейского космического агентства. Так что рассчитывать на то, что миллионеров-эксцентриков вроде Тито будет много, нельзя. А тем более сейчас, когда судьба МКС находится под вопросом.
Но ведь можно совершать и суборбитальные полеты. То есть, выйти в космос лишь на несколько минут по «дуге». Именно так летали первые американские космонавты Алан Шепард (5 мая 1961 г.) и Вирджил Гриссом (21 июля 1961-го), «оседлав» маломощную ракету «Редстоун», первая ступень которой представляла из себя переделанную гитлеровскую ракету Фау-2. Полет обоих американцев длился чуть более пятнадцати минут – против 108 минут у Юрия Гагарина и 25 часов у Германа Титова.
Можно пойти и дальше, используя для суборбитального туризма (или микрокосмонавтики) многоразовые ракетопланы, которые стартуют с самолетов-носителей, выскакивают в космос на ракетном двигателе – а садятся как планеры. У нас в стране есть два перспективных проекта. Так, инициативная группа в Московском авиационном институте разработала проект легкого ракетоплана на три места, который стартует со сверхвысотного истребителя МиГ-31, способного подниматься на 20 километров и развивать три скорости звука. Есть совместный проект конструкторского бюро имени Мясищева и ЗАО «Суборбитальные системы». В нем используется уникальный самолет М-55 «Геофизика», который строили и как научный аппарат, и как высотный разведчик. Этот М-55 выступает в роли носителя суборбитального ракетоплана на пять мест, который он поднимает на двадцать километров. С этой высоты туристический аппарат совершает прыжок на высоту в сто с лишним километров.