Калашников Максим. Третий проект. Спецназ Всевышнего

   Новый народ первоначально возникнет как раз в Братстве и уже из него выйдет в мир. Провести десантирование сверхновых русских в текущую Реальность, захватить в ней плацдармы и постепенно соединить их в освобожденную территорию новой Реальности – вот наше дело. Если следовать логике Льва Гумилева, то Братство – это консорция, группа людей с общей судьбою. Из консорции прорастает субэтнос. Из субэтноса – уже новый народ. Сверхновые русские превратятся в коренной народ новой Реальности.

Сотворение новой расы

   Третья задача Братства – сотворение нового человечества. Двух форм разумной жизни. Интегральных сверхличностей и следующей расы «Говорящих с Богом». Люденов.
   Литература и искусство, СМИ, фантастика и наука полны предчувствиями и предвидениями о тех, кто придет вслед за нами, сапиенсами. Одни считают, будто человеку суждено уйти с лица Земли, оставив мир роботам, компьютерам и «ИИ-сапиенсам», как называют их американцы. (ИИ – искусственный интеллект). Другие грезят и ужасаются появлению киборгов. И лишь в последнее время заговорили о третьей возможности: о тенденции, которая все четче проступает в последние два века. Речь идет об интегральной личности, о коллективном разуме, о разумных существах (высокоинтегрированных сообществах), состоящих из множества людей. Итак, вершина развития этой формы разумной жизни – голографический субъект.
   Напомним, читатель, что на Земле уже существует надличностное разумное существо. Увы, это Сообщество Тени. Именно с ним нам предстоит выдержать жестокую войну. Судьбе и истории было угодно произвести первую пробу надчеловеческого разума на территории Зла и противопоставить его человечеству. Чтобы победить Тень, нужно на ее мощь ответить еще большей мощью. И это должно быть объединение голографических субъектов: формы разумной надчеловеческой жизни, высшей по отношению к Сообществу Тени. Именно наша Родина, более всех пострадавшая от владычества «чужих»-античеловеков, испившая до дна чашу страданий, деградации и боли, должна решить эту великую задачу. Именно Россия соединит гармоничную русскую душу с последними эзотерическими достижениями «хай хьюма».
   Братство должно превратиться в Сообщество Света, в сеть голографических сверхличностей. Но и это не предел! Имеется все необходимое для появления новой расы людей – люденов. И не когда-нибудь, а сейчас, здесь, в России. Можно сказать, пошел уже предстартовый обратный отсчет перед рождением первого поколения люденов. «Говорящих с богом». Существ, живущих в режиме «он лайн-откровения» с Богом. Способных творить новые миры и конструировать будущее.
   Первое поколение люденов должно состояться в Русском Братстве. В нем народится новая раса…

Русские как следующая ступень развития Homo Sapiens: «безумная» гипотеза Константина Крылова

   Пытаясь разобраться в причинах нашего поражения в ХХ веке, нащупывая пути к русскому воскрешению, наши лучшие интеллектуалы не знают покоя. Современный аналитик и публицист Константин Крылов в мае 2004 года предложил свою теорию, по которой русские – это особый народ, лучше всего приспособленный к миру, который открывается за уходящей индустриальной эпохой. Более того, мы – это следующая ступень развития человека. И отталкивается Крылов от теории великого советского историка Бориса Поршнева…
   – Мы в самом деле отличаемся от прочих народов, – доказывает Крылов. – На протяжении своей истории русские возводили очень странные социальные конструкции. Самой известной и самой экзотической из них стала «советская власть», но и всё остальное тоже было далеко от скучных стандартов – что европейских, что азиатских, что любых прочих.
   Глядя на причудливые социальные «вавилоны», которые нагромождала русская история, и в самом деле можно подумать, что мы уникальны своей способностью покорно и безропотно становиться деталью любых, даже самых уродливых, социальных конструкций. Давно известно, что русские практически не умеют сопротивляться «нахальству» – то есть даже самому незначительному давлению, и в большинстве случаев предпочитают уступить. С другой стороны, они совершенно не умеют – и уж, конечно, не любят – подчиняться. Поэтому «начальство», со всеми его насилиями и угрозами, как правило, неспособно заставить русских делать то, что ему нужно – разве что непосредственной угрозой для жизни и имущества. Но как только эта угроза исчезает, русские перестают выполнять приказы. При этом русские не считают своё поведение «сопротивлением» или «протестом». К планам властей они относятся не возмущённо, а скорее презрительно. «Мало ли что там эти идиоты наверху придумали» – вот типично русское отношение к «верхам».
   Многие подозревают русских в склонности к анархизму и отрицанию всякой организованности. Однако каждый, кто имел дело с русским коллективом, знает, что управлять русскими можно, хотя и достаточно сложно. Русские могут демонстрировать редкостное трудолюбие, изобретательность и дисциплинированность. Но для этого нужна совершенно особая мотивация и специфические условия труда. Не обязательно, кстати, «хорошие» в обычном смысле этого слова, но именно – особенные, обеспечить которые можно не всем и не всегда. В ином случае теряется не только работоспособность, но и элементарная управляемость коллектива. Русских можно завести, но только каким-то особым ключиком.
   Точно такие же проблемы возникают, когда речь идёт о способности русских к самоорганизации. С одной стороны, русское отсутствие солидарности (особенно этнической), неспособность к организованному действию, неумение образовывать этнические мафии или хотя бы общины, откровенная беспомощность при столкновении с нахрапистыми инородцами уже стали притчей во языцех. С другой – те же русские поддерживают особую сеть неформальных отношений, чрезвычайно комфортных эмоционально. Речь идёт о так называемой «русской дружбе» и связанным с ней стилем жизни, в чём-то неудобном, но очень притягательным, причём не только для самих русских.
   Та же странная оборачиваемость наблюдается и в вопросе об ассимиляции. Русские легко растворяются среди других народов. Но и представители других народов растворяются в русской среде – процесс «обрусения» известен и хорошо описан. На огромном пространстве от Калининграда до Владивостока живёт один и тот же народ.
   Наконец, русская культура обладает всё теми же свойствами. С одной стороны, трудно назвать другую культуру, более склонную к заимствованиям и подражаниям. Русский язык, в отличие, скажем, от японского или финского, с необыкновенной лёгкостью принимает всевозможные заимствования и неологизмы, начиная от англицизмов и кончая почти непроизносимыми аббревиатурами. Это уникальное явление, не имеющее аналогов в других культурах, настроенных, как правило, на скорейшее перемалывание чужих смыслов и говоров под свои нормы.
   Однако, при всём том язык и культура удивительным образом сохраняют своё единство. «Говоры» и «диалекты» в русском практически не возникают, а жаргоны – либо быстро распространяются, либо быстро исчезают. Что касается словарного состава, то украинский и белорусский языки по меркам любого европейского языка (скажем, немецкого) – всего лишь «местные говоры». Опять та же картина: на всём необъятном пространстве расселения русских распространена одна и та же культура, основанная на унифицированном русском языке, очень близком к литературной норме. С точки зрения европейцев – это фантастика.
   Не являемся ли мы народом будущего? Во всяком случае, в лице не опустившихся личностей? Для такого утверждения есть серьезные основания…

«Недоразвитое животное»

   По мнению Константина, чтобы разобраться в уникальности русских, нужно сперва вникнуть в удивительный феномен человека – этого «недоразвитого животного».
   У человека по сравнению с животными гораздо менее развиты инстинкты. Подавляющее большинство живых существ сильнее, быстрее, приспособленнее человека. Если понимать ум как способность решать практические задачи, то в каких-то вопросах животные бывают «умнее» человека – благодаря своим инстинктам. Крыса, загнанная в угол, пулей летит в совершенно непредсказуемом направлении. Кошка виртуозно приземляется на четыре ноги. Удар львиной лапы необычайно точен. Пчёлы строят сложнейшие конструкции из воска. Лисы и хорьки придумывают разные хитроумные способы, чтобы подобраться к жертве.
   Однако человек обладает разумом: в отличие от животных, он умеет не только решать практические задачи, но и ставит их! Способность ставить перед собой задачи– то есть заниматься проблемами, не стоящими перед нами на самом деле, проблемами вымышленнымив самом прямом смысле этого слова – и есть то, что выгодно отличает разум от инстинкта. Разум позволяет человеку решать некоторые проблемы раньше,чем они встанут перед нами на самом деле. Что и обеспечивает человеку эволюционное преимущество перед животными: он способен реагировать на то, чего нет – и в том числе на то, чего ещёнет. Обретя разум, человек, однако, заплатил за него утратой важных инстинктов. С точки зрения животных он – «неправильное», недоразвитое животное, которое выжило невесть как. Если щенок или котёнок рождаются уже с готовым набором программ в голове, которые нужно лишь «активировать», то человека нужно долго и нудно учить тем вещам, которые котятам и щенятам достаточно напомнить или показать разок. А некоторым вещам его вообще нельзя выучить.
   – Вряд ли так называемый «разум» – непонятно откуда взявшийся – вытеснил своей тяжестью инстинкты. Тем более, что у ребёнка никакого особого «разума» нет. Скорее, наоборот – слабость инстинктов сделала возможным появление разума. В таком случае получается, что человек – это недоразвитое на голову существо, –смеется Крылов. – У природы есть закон: живые существа, поднимаясь на более высокую ступень развития, утрачивают очень полезные качества, присущие более низким формам. Так, животные утратили волшебную способность растений – питаться солнечным светом и высасывать полезные вещества прямо из почвы. Человек, возвысившись над зверями, утратил множество инстинктов.
   А русские люди шагнули еще дальше. Они лишились социальных инстинктов…
   Итак, люди утратили инстинкты не полностью. У них есть особый слой инстинктов, связанных с общественным, социальным поведением человека.
   – Основа человеческого общества – примитивная иерархическая пирамида, характерная для обезьян-приматов, – говорит К.Крылов. – На протяжении всей своей истории люди воспринимали социальные отношения как нечто неестественное и тягостное. Жалобы на «угнетение», «неравенство», «несправедливость» общества раздаются столько же времени, сколько существует само это общество. Не прекращаются попытки организоваться как-нибудь по-другому. Все они неизменно проваливаются. Более того, именно те общества, в которых таких попыток (революций) предпринимается меньше, оказываются более живучими.
   Есть еще одна особенность человеческого общества – внутривидовая агрессия. Человек способен воспринимать другого человека в рамках отношений «хищник – жертва», что практически не встречается во внутривидовых отношениях у животных. Львы и медведи не убивают друг друга в таких количествах. Человек же легко уничтожает себе подобных, причем встраивает принцип «хищник-жертва» в отношения «власть-подвластные». На эту особенность человеческого общества обратил внимание выдающийся советский историк и философ Борис Поршнев (1905–1972 гг.). Он-то доказывал, что наши предки были трупоедами и людоедами, и в орде протолюдей сильные особи в лихую годину пожирали слабых. Именно такие сильные и сформировали элиту властителей. Крылов же дополняет: именно слабость инстинктов у человека позволяет увидеть в ближнем «чужого», «зверя», «жертву» или «врага». Отсюда – и такие «слишком человеческие» занятия, как войны, насилие и т. п. С другой стороны, схватка между людьми обычно заканчивается порабощением побеждённых – то есть отношения хищника и жертвы конвертируются в отношения господства и подчинения. Что делает возможным рабство, эксплуатацию и т. п. Это постоянно происходящее наложение двух пирамид – пищевой и иерархической – и делает человеческое общество столь уникально устойчивым и одновременно столь невыносимым.
   …Итак, человек сохранил инстинкты власти и подчинения. Понятно, какими преимуществами обладает человек с душой «самой главной гориллы в стаде горилл» – он же «прирождённый лидер». Такие люди быстро выдвигаются наверх, поскольку им не нужно думать, что для этого делать. Их ведёт инстинкт. Они чувствуют (не «знают», а именно чувствуют), когда можно и нужно рыкнуть, когда – скривить губу, когда – уступить и отвести взгляд. Они способны сплотить и повести за собой – или, наоборот, обломать и разогнать одним жестом целую толпу. Другие люди подчиняются им – тоже инстинктивно, «чуя хозяина». Вот – сущность и современного человечьего общества.
   – Теперь мы, кстати, можем ответить на один распространённый вопрос, который время от времени задают себе все интеллектуалы мира: почему люди, находящиеся на вершине социальной пирамиды, зачастую производят впечатление идиотов? Ответ прост: они, как правило, и есть идиоты. Для того, чтобы инстинкты проявлялись на полную мощность, разум должен быть достаточно слаб. Поэтому на самых верхних этажах социальной пирамиды выживают в основном кретины с тяжёлой челюстью и обезьяньи-хитрыми глазками, – доказывает наш аналитик. – Легко обнаружить, например, что некоторые народы в массе своей склонны к «хищному» поведению, а некоторые – к «рабскому». Есть разные хитрые случаи, когда, например, инстинкты подчинения настолько модицифируются и утончаются национальной культурой, что становятся ключом к тайному господству – и, наоборот, трансформированное «хищничество» оборачивается законопослушанием и жёсткой иерархией. Разнообразие вариаций здесь очень велико.
   Важен сам принцип: в социальной сфере человек, как правило, руководствуется в большей степени инстинктами, нежели разумом. В этом плане известнейшее определение Аристотеля – «человек есть общественное животное»– приобретает неожиданный смысл. Человек сам по себе, наедине с собой, является именно человеком. Но «человек общественный», «клеточка социального организма», является именно что животным,«зверьком». Причём, как правило, довольно паршивым.
   Это относится ко всем народам Земли. Кроме… русских.
   Крылов считает русских народом со слабыми социальными инстинктами. В обществе их можно заставить жить лишь чисто биологическими «регуляторами» (чувством голода, чувством холода и чувством боли от удара палкой) и рациональными соображениями (прежде всего – пользы и вреда). А то место, которое у других народов занимают социальные инстинкты,русские закрывают особого рода конструкциями, созданными разумом – то есть так называемыми убеждениями(начиная от политических и кончая нравственными). Впрочем, послушаем самого автора гипотезы:
   – Русские, как правило, не чувствуютсоциальной проблематики, не видят в ней пользы или хотя бы необходимости. Они, разумеется, понимают, что в обществе нужен какой-то порядок, и готовы терпеть тех, кто его поддерживает – но всё равно не могут взять в толк, зачем при этом играть в иерархические игры, «царевать да насиловать», – считает наш собеседник. – Из этого следует очень многое. Остановимся на первых, самых очевидных следствиях.
   Во-первых, отсутствие социальных инстинктов – это слабость русских. Инстинктивное действие всегда точно, быстро и не вызывает сомнений. Действие разумное – медленно, сомнительно и неточно. Инстинкты не обсуждаются: народ, ведомый инстинктом, действует «как один человек». Убеждения – предмет обсуждаемый: на всякий довод найдётся контрдовод, и прекратить подобные споры можно только сведением дела либо к прямому насилию (той самой «боли от удара палкой»), либо неопровержимыми доводами (которые всё равно могут оказаться ложными: мало ли что считается «неопровержимым»). Поэтому русские – социально бездарныйнарод.
   По той же причине русских можно «уболтать», «убедить в чём угодно». Например, русская революция начала ХХ века была следствием распространения в России так называемых «революционных учений», прежде всего марксизма. Ни в одной стране мира эти учения не стали достаточно популярными, чтобы одержать победу в масштабах государства. Близка к этому была только Германия, недаром пользующаяся репутацией «самой интеллектуальной страны Европы». Все остальные народы Европы отвергли марксизм – причём безо всяких обсуждений и рассуждений, на инстинктивномуровне. Русские же, отнюдь не будучи записными интеллектуалами, отнеслись к марксизму как к источнику убеждений и высшей правды.
   Но именно эта самая «социальная бездарность» обеспечивает русским колоссальную социальную пластичность. По сути дела, русские готовы быть организованы и построены любым способом, лишь бы он не был слишком идиотским и не представлял угрозу для жизни нации. Правда, и эти два условия можно обойти – например, внушив русским, что те или иные социальные эксперименты ведут ко благу. Доверие к «разумным доводам» – которые другие народы отвергают на уровне инстинкта – сплошь и рядом оказывается ахиллесовой пятой русских. То, что другие просто не слушают,русские начинают обсуждать, да ещё и соглашаться.
   У русских нет природного иммунитета против идей! В результате Россия превратилась в «поле экспериментов», проводимых более защищёнными в этом смысле народами. Так, западники могут придумать коммунизм – но пробовать его построить способны лишь мы. Мы легко программируемся.
   Сцепление русского народа с властью никогда не было слишком сильным. Лишённые инстинктов подчинения и господства, русские в принципе не понимают самой идеи «начальствования». На иерархические игры они смотрят как на вредную глупость, а на само «начальство» – как на людей вредных и немного сумасшедших. Исключением являются экстремальные ситуации (например, война), когда у любого живого существа пробуждаются инстинкты. Тогда русские начинают понимать свои «верхи». «Начальство» в России это, к сожалению, тоже понимает – и поэтому охотно использует «экстрим» для повышения управляемости.
   Однако в слабости социальных инстинктов кроется и невероятная сила русских. Только русские в самом деле могут – по крайней мере, теоретически – построить совершенное общество, свободное от животного наследия. Нас связывают воедино не инстинкты, а наша самобытная культура. Отдельные черты «общества разума» уже проявляются в малых коллективах русских. И пресловутая русская «дружба», и отношения в наших коллективах, основанные не столько на иерархии господства и подчинения, сколько на синергии, синхронизации усилий, резонансе умов и воль – всё это существует уже сейчас. Вопрос только в том, как это сделать в глобальном масштабе.
   Русских по терминологии Бориса Поршнева следует именовать неоантропами,новыми людьми – последним вариантомтак называемого «человека разумного».
   Это объясняет, в частности, ту странную ненависть, которую питают по отношению к русским так называемые «просвещённые народы» и в особенности их элиты. Последним, скорее всего, давно известно всё то, о чём здесь сказано. И то, что русские представляют собой следующую ступень эволюции. Разумеется, им это не нравится. «Социально бездарные» русские проигрывали другим народам в индустриальную эпоху, когда все стояло на иерархически организованных заводах, корпорациях и армиях. Но теперь во всем мире наступает время разрушения иерархических структур ради сетевого бизнеса, основанного на творчестве малых групп и гениальных одиночек. И это – идеальная среда для русских. Они выигрывают у людей-«винтиков» социальных «машин». Поэтому желание уничтожить неоантропов и закрыть эту перспективу – естественная (хотя и очень неприятная для русских) реакция «общественных животных».
   В той ситуации, в которой мы оказались, наилучшим выходом было бы использование наших естественных преимуществ. Хватит заниматься копированием и освоением алгоритмов поведения наиболее успешных народов! Это нас не изменит – у нас нет того, что могло бы измениться. Нужно подумать о новых социальных проектах, которые осуществимы только здесь и только с нашим участием.
   Что касается дальнейшего, то, как мне кажется, не стоит забывать известный лозунг – «кто был ничем, тот станет всем». Во всяком случае, человечеству как виду это удалось. Возможно, подвиду русских неоантропоидов это удастся тоже…

Людены Божьей милостью

   …Когда Крылов рассказал нам все это в маленьком кафе на Арбате, мы долго обсуждали его гипотезу. Самое интересное, что он другими словами поведал о люденах – о следующей расе.
   Все логично и стройно. Во всяком случае, для тех русских, которые не превратились в люмпенов и «трофейщиков». В самом деле, почему мы столь однородны? И Крылов отвечает: нас держит вместе великая русская культура. Она – великое силовое поле, которое программирует нас, так далеко ушедших от животных предков. Кстати, и культура наша уникальна: она действительно самобытна. Русские творили ее, не оглядываясь на какие-то более древние образцы, как делали, например, западники, боготворившие Древний Рим и подражавшие ему. Русские не только поддаются программированию извне: они также очень хорошо программируют самих себя.
   А это значит, что гипотеза Крылова говорит: русские в своей лучшей части – самые подходящие на сегодня кандидаты в людены. В тех, кто будет охотно работать с психотехнологиями, со своим сознанием и изменять себя. Мы – пока самые реальные кандидаты в новую расу. В расу будущего. И мы же – отличный «материал» для коллективных субъектов, разумных сверхличностей. Что ж, если так, то у Русского Братства появляются новые шансы на успех! Оно просто обязано использовать русские особенности в деле порождения расы новых разумных существ.
   Именно новые люди, создавая Нейромир, и должны выйти на бой с самым страшным врагом человечества…
   Антицивилизация Голема пытается захватить контроль над социодинамикой и искривить научно-технический прогресс, изуродовать экономику и культуру, превратить политику в дикую мозаику, в хаотический мир шизофреника. Но ей так и не удалось взять власть над психоисторией! Загнав человечество в пограничье между действительностью и виртуальностью, Сообщество Тени украло у нас время. Ограничило возможности человечества противостоять алгоритмам Апокалипсиса. Чтобы спастись и дать шанс потомкам, придется сообща дать отпор Сообществу Тени и запереть его в мирах хаоса. Кто-то должен это сделать.
   Надежду внушает то, что часть элит цивилизаций-лидеров так и не покорилась новым кочевникам. Так что борьба ведется и на Западе – внутри Закрытой сети, в политике и культуре, в экономике. Но времени до того, как мир достигнет роковой «точки невозвращения», остается все меньше. Может быть, нам и не удастся избежать глобальной катастрофы. Но в любом случае придется выводить из укрытий и бросать в бой резерв главного командования. Гвардию. Спецназ Всевышнего для борьбы с дьяволом.
   Знаете, кто такой дьявол? Не что иное, как древнее предсказание Сообщества Тени наших дней. Его метафора. Нет, не смешное существо с рогами и копытами, а надчеловеческая сетевая личность во всеоружии авианосцев, телекоммуникаций и валютных систем и есть тот самый дьявол во плоти. Враг человека. А спецназ Всевышнего – это передовой отряд войска Бога, Русское Братство. Именно ему предстоит переломить ход сражения в пользу жизни. Наше Братство уподобится засадному полку воеводы Боброка-Волынца на Куликовом поле. Помните, как он ударил на Мамая в решающий момент? Вот так и мы обрушимся на громадную нелюдь, и она отступит под ударами коалиции из разных цивилизаций планеты.

Борьба за детей

   Задача пятая вытекает из четвертой. Братство должно поддержать молодое поколение, дав шанс на превращение в сверхновых русских как можно большему числу детей, юношей и девушек.
   Именно молодежь должна входить в высокоинтегрированные структуры. Из нее выйдут и те, кто составит первое поколение люденов. Одновременно милосердие Братства должно распространиться на тех, кому уже никогда не суждено стать ни сверхновым русским, ни люденом. Мы обязаны поддержать стариков, отдававших себя Родине, а взамен получивших лишь болезни, несчастья и одиночество. Братство пусть станет их опорой и утешением. И, конечно, Братству придется в решении милосердных своих задач тесно сотрудничать с государством.

Великий синтез: не тайное, но и не закрытое

   Все эти задачи, читатель, задают Братству формы действия. Потоки психоистории диктуют требования к набору контуров нашей деятельности, задают внутреннюю структуру Братства.