Карр Филиппа. Случайная встреча

   И все же я поняла, что приезд цыгана Джейка стал одним из самых знаменательных событий последнего времени. Похоже, он сумел отвлечь их даже от мыслей о вторжении, поскольку главной темой разговоров в помещениях для слуг стал именно он.
   Джейк не был обыкновенным цыганом. Он был выходцем из Корнуолла — наполовину испанцем, как они предполагали, и я припомнила, что во времена поражения испанской Армады многие их галеоны были выброшены на наше побережье и некоторым испанским морякам удалось выбраться на берег. Таким образом, в крови многих корнуолльцев, и в самом деле, была испанская примесь. Это было заметно по их темным глазам, вьющимся волосам и полным страсти натурам — всеми этими атрибутами, по словам слуг, обладал цыган Джейк.
   — Цыган Джейк! — воскликнула Мэйбл. — в постель с человеком с таким именем!
   — Я всегда его называю про себя просто Джейк! — выпалила Бесси, юная служанка. — Я думаю, он не настоящий цыган! Он примкнул к ним просто потому, что любит бродить.
   — Он похож на цыгана! — возразила я.
   — Ну, а вы-то что можете об этом знать, мисс Джессика?
   — Думаю, что знаю не меньше вас, — заявила я.
   — У них в этих самых кибитках, можно сказать, прямо-таки домики! Они умеют подковать лошадей, плести корзины и занимаются лужением: нельзя сказать, что они лентяи! А цыган Джейк для них играет и поет, а они ему подпевают. Смотреть на них — чистый театр!
   — По крайней мере, — сказала я, — из-за него вы перестали болтать о вторжении.
   — Мне думается, цыган Джейк справился бы даже с самим Бони! — воскликнула Мэйбл.
   Тут все рассмеялись и явно повеселели. Вот как подействовало на них появление цыгана Джейка.
   Однажды я увидела его, когда была одна. Я отправилась отнести лечебный настой миссис Грин, жене одного из наших конюхов, страдавшего от простуды, и на моем пути появился он. Конечно, он не имел никакого права находиться здесь, на нашей земле. В кармане его кафтана топорщился какой-то предмет, и я решила, что он занимался браконьерством.
   Когда Джейк увидел меня, его глаза засверкали, и я ощутила настоящее удовольствие, решив, что он восхищен моей внешностью. Я с возрастом становилась все более восприимчивой к комплиментам, питая дружеские чувства к тем, кто находил меня привлекательной. Особенно приятными были изъявления подобных чувств с его стороны.
   Так что ни убегать от него, ни проявлять неудовольствия по поводу его браконьерства я не собиралась.
   — Добрый день, маленькая леди! — сказал он.
   — Добрый день! — ответила я. — Я знаю, кто вы! Вы — цыган Джейк! По-моему, на днях мы уже встречались с вами в лесу.
   — А я просто уверен в этом, поскольку тот, кто хоть раз увидит вас, не в силах забыть об этом! Но то, что такая знатная леди, как вы, все-таки запомнили меня?.. Это столь же приятно, сколь и примечательно!
   — Вы говорите не как цыган, — заметила я.
   — Надеюсь, что в связи с этим вы не будете дурно думать обо мне? Или вы считаете, что каждый человек должен знать свое место: джентльмен должен быть джентльменом, а цыган — цыганом.
   Я решила, что он шутит, и улыбнулась:
   — Я знаю, что вы живете в кибитке, в лесу. Вы здесь надолго?
   — Вся прелесть кочевой жизни в том, что вы странствуете тогда, когда этого просит ваша душа! Это лучшая жизнь, какая только может быть под солнцем, луной и звездами!
   У него был мелодичный голос, совершенно непохожий на голоса цыган, которые мне доводилось слышать. В нем звучал смех, и мне тоже хотелось рассмеяться.
   — Вы очень поэтичны, — сказала я.
   — Жизнь заставляет меня любить природу! Она вынуждает человека сознавать блаженство жизни на лоне природы, на дальних дорогах.
   — А как же зимой?
   — Ну вот, вы сами заговорили об этом. Задует северный ветер, выпадет снег, и что же тогда делать бедному цыгану? Я вам скажу! Ему нужно найти какой-нибудь теплый уютный домик, где живет славная хозяйка, которая приютит его до ухода холодов и наступления весны.
   — Но тогда он перестанет быть странствующим цыганом, не так ли?
   — А какая разница, если при этом счастливы он и те, кто рядом с ним? Жизнь создана для того, чтобы ею наслаждаться! Вы согласны со мной? Да, вижу, вы согласны. Вы способны наслаждаться жизнью. Я замечаю это по вашим глазам!
   — И вы умеете предсказывать будущее?
   — Все говорят, что цыгане умеют предсказывать будущее, разве не так?
   — Скажите, а какое будущее вы видите у меня?
   — Любое, какое вы захотите, — ваше будущее.
   — Звучит это во всяком случае привлекательно.
   — Вы и прожить сумеете хорошо.
   — А вы живете хорошо?
   — Разумеется.
   — Похоже, что вы довольно бедны?
   — Ни один человек не может быть беден, если у него есть земля, на которой он может жить, солнце, которое согревает его дни, и луна, которая освещает его ночи!
   — Вы, судя по всему, относитесь с почтением к небесным светилам?
   — А как же иначе, ведь именно там и находится источник жизни! Знаете, я мог бы вам кое-что сообщить, если вы пообещаете не говорить об этом ни единой душе.
   — Да, да, — с готовностью подтвердила я, — обещаю!
   — Как только я увидел вас, я сразу же сказал себе: «Эта девушка станет пылкой красавицей! Вот было бы здорово украсть ее и забрать с собой!»
   Я расхохоталась. Конечно, мне следовало бы нахмуриться и немедленно уехать, но я не сделала этого. Мне хотелось оставаться здесь, продолжая столь увлекательный разговор.
   — Вы думаете, что я могла бы покинуть дом и стать цыганкой?
   — Я действительно так подумал! Это хорошая жизнь… на некоторое время.
   Я вздрогнула:
   — А как же с северным ветром и со снегом?
   — Вы заставили бы меня согревать вас ночами!
   — Вы полагаете, что имеете право так разговаривать со мной?
   — Я уверен, что некоторые сказали бы нет, но, между нами говоря, все зависит от того, желаете ли вы . меня слушать.
   — Я полагаю, мне не следует оставаться здесь.
   — Но разве нам не доставляет наслаждение делать именно то, что делать не следует? Могу поклясться, вы частенько делали именно то, что делать не следовало… и наслаждались этим!
   Кто-то приближался. Я посмотрела на его оттопыренный карман. Цыган был уже готов исчезнуть, когда к нам подошла Амарилис.
   — Сегодня у меня просто счастливый день, — сказал он. — Со мной две прекрасные юные дамы!
   — Да это же цыган Джейк! — воскликнула Амарилис.
   — Вы уже вторая дама, которая оказала мне честь, запомнив мое имя.
   Амарилис взглянула на меня:
   — Нам пора идти.
   — Я как раз собиралась, — ответила я.
   — До свидания, мистер…— начала Амарилис.
   — Кадорсон, — он, — Кадорсон.
   — Ну Что ж, до свидания, мистер Кадорсон, — сказала я.
   Амарилис подхватила меня под руку, и я пошла вместе с ней. Пока мы шли к дому, я чувствовала, что он смотрит мне вслед.
   — Что он там делал? — спросила Амарилис.
   — Не знаю.
   — А ты видела, что у него в кармане? Я думаю, что это — заяц или фазан, — сказала Амарилис Он наверняка браконьерствовал. Как ты думаешь, не надо ли рассказать об этом твоему или моему отцу?
   — Нет, — твердо ответила я. — Им ведь нужно что-то есть! Ты хочешь, чтобы они голодали?
   — Нет, но они не должны браконьерствовать! Браконьерство — это что-то вроде воровства!
   — Никому не рассказывай, Амарилис! Мой отец рассердится и выгонит их, а они, наверное, очень бедны.
   Амарилис кивнула. Вызвать в ней сострадание всегда было легко.
   В следующий раз я увидела его на кухне в Грассленде. Клодина любила посылать что-нибудь миссис Трент. Я слышала, как она сказала, будто бы миссис Трент после смерти своей внучки Эви стала совсем другим человеком: похоже, она просто потеряла интерес к жизни. Амарилис не очень-то любила ходить туда. Это выглядело странно, поскольку она обычно охотно совершала то, что мы называли добрыми поступками по отношениию к людям, проживавшим на землях нашего поместья. Им тоже нравилось, когда она приходила. У нее было лицо доброго ангела, а вдобавок она была терпелива, выслушивая их бесчисленные жалобы. В общем, Амарилис была более склонна к таким занятиям, чем я. «Ты просто идеальная сестра милосердия», — говорила ей я. Так оно и было, если не считать посещений Грассленда.
   Я спрашивала Амарилис, почему она не любит туда ходить, и она призналась, что Долли как-то странно на нее посматривает.
   — Иногда она просто заставляет меня вздрагивать. Когда я поднимаю глаза и замечаю, что она смотрит на меня — ну, по крайней мере тем глазом, который у нее открыт… И, кроме того, я всегда задумываюсь, не видит ли она чего-нибудь другим глазом? Такое впечатление, что она видит то, чего не могут увидеть другие люди.
   — Я всегда считала, что ты очень рассудительная и здравомыслящая, — ответила я. — Не ожидала от тебя таких полетов фантазии!
   — Просто я ощущаю… какое-то неудобство. Может, ты сходишь сама и отнесешь им то, что приготовила моя мать?
   И хотя я не горела желанием посещать страждущих, мне действительно нравилось ходить в Грассленд, точно так же, как в Эндерби. Не для того, чтобы проводить массу времени с миссис Трент и Долли или с тетушкой Софи. Просто колдовская атмосфера их домов притягивала меня.
   — Нам повезло, что у нас по соседству есть два таких дома, — сказала я Амарилис.
   — Дело вовсе не в домах, — ответила она, — дело в людях, которые там живут. Я не имела бы ничего против Грассленда, но только без Долли!
   Я много размышляла о том, что она сказала, и о том, отчего Амарилис так интересует Долли, поскольку большинство людей, хотя и считали Амарилис милым ангелочком, в основном обращали внимание на меня. Долли, правда, проявляла определенный интерес и ко мне. Однажды она сказала: «Когда-то вы были таким чудным младенцем!»
   — И вы меня запомнили? — спросила я. Она кивнула:
   — Вы были такой хорошенькой… а уж как вы кричали! Если вам не давали того, что вы хотели… Если бы вы только слышали…
   — Наверное, я все-таки слышала себя?
   — А когда вы улыбались… ах, это было просто чудо! Так или иначе, но именно я понесла терновый джин миссис Трент.
   Я заглянула в переднюю дверь, но так как там никого не оказалось, обошла дом и приблизилась к заднему входу. Слышались чьи-то голоса. Дверь была открыта, и я вошла.
   В кухне за столом, вытянув ноги и потягивая что-то из кубка, сидел цыган Джейк, а на столе рядом с ним лежала гитара. Долли сидела за тем же столом на некотором расстоянии от него.
   Увидев меня, Джейк встал:
   — Ну, похоже, к нам явилась леди из Большого дома!
   — Ах, Джессика, это вы? — воскликнула Долли.
   Отвечать на столь очевидный вопрос не было необходимости, поэтому я поставила корзину на стол и сказала:
   — Молодая миссис Френшоу решила, что вашей бабушке, возможно пойдет на пользу этот джин из терновника.
   — Ей понравится, — ответила Долли. — Не хотите ли выпить немножко вина?
   — Нет, благодарю вас! Я просто принесла джин. Цыган Джейк изучал меня своими смеющимися глазами.
   — Слишком горды, чтобы сесть за один стол с цыганом?
   — Я никогда не считала…— начала я, но он уже повернулся к Долли:
   — Возможно, вам следовало провести свою гостью в гостиную — более подходящее для нее место!
   Я твердо сказала:
   — Я выпью немножко вина, Долли… здесь!
   — Вы столь же воспитанны, сколь красивы! — заявил он. — Вежливость и красота — что за счастье найти такое сочетание!
   — Джейк принес мне корзину, которую я заказывала! — сказала Долли, объясняя его присутствие.
   — А как сегодня чувствует себя ваша бабушка? — спросила я, в то время как она наливала мне вина.
   — Ей легче, спасибо! Я скажу ей, что вы приходили. Ей понравится терновый джин.
   Цыган Джейк, внимательно смотревший на меня, поднял свой стакан.
   — Долгой и счастливой жизни вам, мисс Джессика!
   — Спасибо, — я подняла свой стакан. — Желаю вам того же!
   — Джейк предсказывал мне судьбу! — добавила Долли.
   — Надеюсь, она оказалась счастливой?
   — Я сказал мисс Долли то, что говорю всем, и в этом нет особой хитрости. То, что с вами произойдет, зависит главным образом от ваших собственных поступков. Хорошая жизнь вполне возможна, если у вас хватает ума создать ее!
   — Это очень удобный взгляд на жизнь, если вы действительно верите в это, — ответила я.
   — А разве вы сами не верите в это, дорогая леди Джессика?
   — Я полагаю, в определенном смысле вы правы, но слишком многое в жизни от нас не зависит. Пути Господни, как говорят…
   Долли подсказала:
   — Землетрясения, наводнения, смерти…
   — Я имела в виду не только это!
   — Она умница, наша-леди Джессика!
   — Джейк сказал, что мне предстоит прожить хорошую жизнь, если только я сумею выбрать в ней правильный путь, — проговорила Долли.
   — То же самое можно сказать обо всех нас, — возразила я.
   — Ах, — сказал цыган Джейк, — но не у каждого есть возможность избрать золотой путь!
   — Если он золотой, то зачем бы нам с него сворачивать?
   — Поскольку он не всегда выглядит таковым с самого начала! Нужно иметь мудрость для того, чтобы заметить этот путь, и смелость для того, чтобы не свернуть с него!
   — А я смогу? — спросила Долли.
   —. Это должны решить вы, мисс Долли.
   Он протянул пустой кубок, и она, подойдя к Джейку, вновь наполнила его.
   Мне показалось, что эта сцена в кухне имеет какой-то налет нереальности. Я задумалась над тем, что сказала бы моя семья, увидев меня за столом, распивающую вино с Долли и цыганом Джейком? Похоже, он догадывался, о чем я думаю, и это забавляло его.
   — Взгляните-ка на меня: цыган Джейк, сидящий за этим столом и пьющий вино с двумя леди! Если бы я был человеком, склонным упускать возможности, которые предоставляет мне жизнь, я бы сейчас должен был поклониться и заявить, что я не достоин столь высокой чести!
   — У меня такое впечатление, что в душе вы полагаете себя вполне достойным сидеть за одним столом с самыми знатными людьми этой страны! — заявила я.
   — А что может знать дама, вроде вас, о том, что на душе у бедного цыгана?
   — Мне кажется, мистер Кадорсон, кое-что о вас я знаю!
   — Ну что ж, ничего не скажешь, вы умны, и у меня нет в этом никаких сомнений! Вам предстоит прожить жизнь исключительную, поскольку вы смелы и готовы держаться обеими руками за то, что вам нужно! Счастлив будет тот мужчина, который разделит с вами эту жизнь!
   Говоря это, он пристально смотрел на меня. Я почувствовала, что краснею.
   — А что будет со мной? — спросила Долли.
   — Вы более застенчивы, чем леди Джессика! У нее очень высокое мнение о себе: она просто сокровище и знает об этом. Она позаботится о том, чтобы и другие про это не забывали!
   — Вы все время говорите о Джессике! — несколько раздраженно прервала его Долли. — она вас так заинтересовала?
   — Меня интересует весь мир; вы, милая мисс Долли, и не столь милая леди Джессика…
   С этими словами он поставил на стол кубок и взял в руки свою гитару. После нескольких аккордов он начал петь о прекрасных дамах. Мы сидели молча, рассматривая его и слушая.
   Затем Джейк запел песню о некой благородной даме, которая была недовольна своей жизнью до тех пор, пока однажды в лесу не встретила цыгана. Тогда она оставила свой роскошный дом, пожертвовав всем ради того, чтобы жить свободной жизнью под луной, звездами и солнцем, среди лесных чащ.
   Его высокий голос был пронизан чувствами. Все время, пока он пел, он не отрывал от меня глаз. Я была уверена, что он поет скорее для меня, чем для Долли. Когда Джейк закончил петь, я захлопала в ладоши, но Долли продолжала сидеть молча. Я сказала:
   — Уверена, что Долли не понравилась песня! Все это, конечно, очень хорошо — сменить пуховую перину на землю, но земля бывает очень жесткой, неудобной! Летом по ней могут ползать всякие гадости, а зимой она скована холодом!
   — Ах, моя леди Джессика, у цыганской жизни есть масса достоинств, о которых просто не говорится в этой песне.
   — Ну, я думаю, в любом случае героиня пожалела о воем решении!
   — Она — нет! Она узнала гораздо больше о любви и жизни со своим цыганом, чем могла бы узнать, живя с могущественным высокородным господином!
   — Возможно, могущественные высокородные господа считают иначе.
   — Какая вы несговорчивая дама, и как сложно вас в чем-нибудь убедить! Есть единственный путь заставить вас согласиться со мной…
   — И что же это за путь?
   Джейк смело взглянул мне в глаза, и еще до того, как он открыл рот, я уже знала, что он скажет. Склонившись в мою сторону, он тихо проговорил:
   — Испытать все это.
   — Выпейте еще вина! — раздраженно сказала Долли и опять наполнила его кубок. Он медленно потягивал вино, посматривая на меня и насмешливо улыбаясь. Затем вновь взял в руки гитару, и его мощный голос зазвучал в кухне Грассленда. Некоторые слуги спустились вниз и стояли в дверях, слушая.
   Увидев их, я опомнилась, сообразив, что мне давно пора возвращаться домой. Я вскочила и сказала, что мне нужно идти.
   Джейк встал и поклонился, одарив меня волнующей загадочной улыбкой. Я поспешила выйти, и, пока я шла, из дома доносились звуки гитары.
   Меня очень взволновала эта встреча!
   Когда я проснулась этим ноябрьским утром, ничто не предвещало того, что предстоящий день будет исключительно важным не только для нашей семьи, но и для всей Англии. Великолепным ударом — победой при Трафальгаре, вести о которой поступили к нам, — были разом рассеяны все страхи!
   Даже мой отец был глубоко взволнован этим. Мы все собрались за столом, и зашел разговор о том, что это может значить для нас и нашей страны. Лорд Нельсон разгромил французов в Трафальгарской битве и настолько истрепал их флот, что не могло быть и речи о каком-либо вторжении. Перед всем миром был рассеян миф о непобедимости Наполеона! .
   Печальной же новостью было то, что, избавив Англию от вторжения, наш великий адмирал сам погиб в этом бою. Но даже это не могло помешать выражениям восторга. Мы остановили Наполеона! Мы одни в покоренной Европе показали напыщенному императору, что нас невозможно завоевать!
   В этот день мой отец был разговорчив:
   — Никогда, никогда за всю историю наша земля не была под пятой завоевателя!
   Дэвид тут же упомянул о Вильгельме Завоевателе и получил от отца отпор.
   — Мы — англичане — сами являемся норманнами! Викинги, прошу тебя заметить, вовсе не были французами…
   Я улыбнулась. Мой отец питал безудержную ненависть к французам, поскольку моя мать до него была замужем за французом. Я представила себе отца в боевом шлеме с крылышками, подплывающего к берегам этой страны на длинном и узком боевом корабле. Угадав мои мысли, улыбнулся:
   — Нет, — продолжал он, — не французы! Норманны были викингами, которым Нормандия была подарена королем франков в обмен на то, что они не будут вторгаться в остальные части Франции. Эти викинги вместе с англами и ютами смешали свою кровь с саксами, создав таким образом англо-саксонскую расу… Нас, мой сынок! И уж мы никогда не позволим ноге завоевателя ступить на нашу землю и, ежели Господь будет милостив, то никогда и впредь не допустим этого! Наполеон! Да Наполеону никогда не позволили бы прийти сюда, но битва при Трафальгаре избавила нас от многих затруднений!
   Потом мы выпили за великого героя лорда Нельсона и за нашего Джонатана, который погиб. Клодина была переполнена чувствами, и я заметила, что ее глаза заблестели от слез.
   — Сегодня по всей стране будут жечь костры и устраивать фейерверки, — сказала моя мать.
   — Мы должны отправиться посмотреть! — воскликнула я.
   — Ну, наверное, мы все отправимся туда, — заявила мать. — До наступления темноты не начнут!
   — Я очень хочу сходить посмотреть, что там будет, а ты, Амарилис? — воскликнула я.
   — О да! — ответила она.
   Наши родители обменялись взглядами, и отец сказал:
   — Мы все поедем в карете. Это будет на побережье, прямо на утесах, чтобы те, кто живут по ту сторону пролива, смогли увидеть все это. Костры и фейерверки будут устроены вдоль всего побережья, чтобы эти чертовы французы знали, что мы думаем об их Наполеоне! Дэвид, ты отвезешь нас!
   Все взрослые оживились. Я понимала, о чем они беспокоятся: всю ночь вокруг костров будет идти гулянье, и они не хотели, чтобы дочери поехали туда без сопровождения.
   Мы выехали с наступлением сумерек. Везде царило оживление. Люди пробирались на тот утес, где должны были развести костер. Там уже собралась целая толпа. Хлам и куски деревьев, выброшенные прибоем, собрали в огромную кучу, поверх которой соорудили чучело Наполеона.
   Толпа расступилась перед нашей каретой.
   — Долой партию Наполеона! — выкрикнул кто-то. Нашу карету встретили шумными приветствиями. Мой отец в ответ махал рукой, а кое с кем здоровался по имени. Ничто не могло его порадовать больше, чем эта демонстрация антифранцузских настроений.
   Карета остановилась в нескольких ярдах от костра. Люди озабоченно посматривали на небо: не хватало только дождя!
   Нам повезло. Дождь так и не пошел. Настал знаменательный момент. С нескольких концов огромными факелами разожгли гигантский костер. С ревом взметнулось пламя. Праздник начался.
   Повсюду слышались крики радости, люди брались за руки И пускались плясать вокруг костра. Я была захвачена этим зрелищем. Толпа состояла в основном из слуг. Я заметила маленькую служанку, чьи глаза были широко раскрыты от изумления. Один из пареньков, работавших на конюшне, схватил ее за руку и потащил танцевать.
   — К ночи, я думаю, они совсем разгуляются, — сказал Дэвид.
   — Да, — согласилась моя мать. — Сегодня они устроят славную потеху!
   — Я уверен, что последствия этой ночи для некоторых окажутся не совсем такими, какими они их себе представляли! — добавил мой отец.
   — Толпа всегда беспокоит меня! Отец нежно взглянул на мать.
   — Но это же праздник, Лотти!
   — Я понимаю, но толпа… чернь…
   — Ты хотела бы уехать? — спросил он. Она взглянула на меня и Амарилис.
   — Нет, немножко подождем!
   Я испытывала огромное желание выйти из кареты и присоединиться к танцующим. Двое мужчин принесли с собой скрипки и начали наигрывать песни, которые все знали: «Викарий из Брея», «Барбара Аллен» и еще одну, которую мы все подхватили:

 
«Когда Британия по Божьей воле Возникла из глубин морей,
Как край земли обетованной, То ангел-страж пропел над ней:
«Правь, Британия, правь морями, Никогда, никогда, никогда
Англичане не будут рабами!»»
 

   Эти слова звенели в ночном воздухе, а внизу волны гулко бились о белые утесы. «Никогда, никогда, никогда, — скандировала толпа, — мы не будем рабами!»
   Давно сдерживаемые чувства последних месяцев нашли выход. Народ очень долго терзали мысли о грозящем стране опустошении. Никто, пожалуй, не решился бы признаться в том, что он верил в возможность этого, но теперь все явно чувствовали облегчение, и это отчетливо выражалось в словах «никогда, никогда, никогда…»
   Потом музыка сменилась. Скрипачи начали играть веселую мелодию:

 
«Пойдем, девчонки и парни,
Бросьте своих пап,
Пойдем к майскому шесту…»
 

   На дворе стоял отнюдь не май, но знакомая мелодия приглашала танцевать, и девушки с парнями, взявшись за руки, кружились вокруг костра, будто он был майским шестом.
   Я заметила в толпе нескольких цыган и… да, там был и он! Джейк держал за руку цыганку с глазами, похожими на ягоды терновника. В ее ушах висели креольские серьги, на ней была красная юбка, а волосы — цвета воронова крыла.
   Джейк танцевал возле костра, делая изящные прыжки. Оказавшись поблизости от нашей кареты, он взглянул на меня. Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза. Он отпустил руку девушки, с которой танцевал, и остановился. И я почувствовала, как ему хотелось бы, чтобы я вышла из кареты и потанцевала с ним. Однако я понимала, что наше знакомство лучше держать в тайне: ведь приятно иметь тайну, мечтать о запретном! Отец спросил:
   — Здесь появились цыгане?
   — Мне кажется, нет причин помешать им здесь появиться! — ответила мать.
   — Похоже, они радуются не меньше других! — добавил Дэвид.
   Я удивилась, заметив в толпе Долли. Я не предполагала, что она отважится выйти из дома в такую ночь и тем более прийти к этому костру. Она стояла у края толпы и производила впечатление очень хрупкой и хорошенькой, поскольку при таком освещении недостатки ее лица не были заметны. Долли казалась совсем юной девушкой, хотя ей было, должно быть, далеко за двадцать.
   Я шепнула Амарилис:
   — Смотри-ка, там Долли!
   И в этот момент возле нее оказался цыган Джейк. Он схватил ее за руку и, потянув за собой, заставил пуститься в пляс.
   — Долли… танцует! — воскликнула Амарилис это странно!
   Я следила за ними до тех пор, пока это было возможно. Пару раз, обходя с хороводом костер, они оказывались довольно близко от кареты. Долли была очень возбуждена, а Джейк смотрел в мою сторону: до чего же ему хотелось, чтобы именно я танцевала с ним вокруг костра!
   Я ждала, когда танцоры появятся вновь, но они не показывались. Я продолжала искать их глазами, но больше ни разу не увидела.
   — Это продлится всю ночь! — заявила мать.
   — Да, — зевнул отец. — Дэвид, отвези-ка нас домой! Я думаю, вполне достаточно: эти развлечения быстро надоедают!