Карр Филиппа. Случайная встреча

   — Мне нравится в ней эта преданность!
   Я поспешно пожелала Эдварду спокойной ночи: разговоры о преданности тягостны для того, чья совесть нечиста.
   На следующий день Тамариск, я и Джейк поехали верхом в Эверсли, чтобы помочь моей матери подготовиться к Рождеству.
   В доме царила суматоха. Садовники вносили цветы из теплиц и украшали плющом и падубом рамы картин в галерее и стены холла. Омела подвешивалась в тех местах, где могли остановиться люди и обменяться традиционными поцелуями. Из кухни доносились соблазнительные запахи.
   Моя мать была одновременно радостно возбуждена и озабочена. Она любила торжества в Эверсли, когда все происходило в строгом соответствии с традициями. Джонатан с садовниками отправился за рождественским поленом, и Тамариск тут же заявила, что пойдет им помогать.
   — Должно быть, сегодня приедут Петтигрю, — проговорила мать. — знаешь, как ее светлость кичится своим домом! Здесь она будет совать нос в каждую щель в попытках обнаружить пыль.
   — Я уверена, слуги в Петтигрюхолл рады хоть ненадолго избавиться от нее, — заметила я.
   Тамариск ушла, и после разговора с матерью выяснилось, что все идет по заведенному порядку и мне пока нечего делать. Мы с Джейком вышли. Я понимала, что сегодня один из тех редких случаев, когда матери хочется немного побыть одной.
   Когда мы ехали рядом, Джейк сказал:
   — Как хорошо побыть одному… немножко.
   Я пустила лошадь в галоп, но вскоре он вновь скакал бок о бок со мной.
   — Куда мы направляемся? — спросил он.
   — К морю, — ответила я.
   Я чувствовала запах моря, водорослей, мокрого дерева и трудно описуемый запах океана. Я вдохнула полной грудью и на некоторое время почувствовала себя счастливой, позабыв обо всех страхах, сомнениях, ощущая лишь искреннюю радость от того, что нахожусь рядом с Джейком.
   Подъехав к утесу, мы спешились. Я повела лошадь вдоль лощины к берегу. Джейк следовал за мной.
   В это утро море было серо-голубым, волны осторожно лизали песок, оставляя на нем кружева пены.
   — Море всегда великолепно, в любую погоду! — воскликнула я.
   — Да, море великолепно, — сдержанно ответил Джейк, — а как дела у нас, Джессика?
   — А как ты думаешь? Ты был у нас в доме, разговаривал с Эдвардом и, конечно, понимаешь, что я ничего не смогу сделать. Тем более сказать, что собираюсь его бросить!
   — Ты хочешь провести всю жизнь… вот так?
   — Я приняла решение!
   — Ты приняла его, не осознав, что это значит!
   — Ты имеешь в виду… до того, как ты вернулся?
   — Это многое изменило, не так ли? Я молчала, а Джейк продолжал:
   — Джессика, что будем делать?
   — Ничего… Мы ничего не можем сделать! Самым разумным было бы тебе уехать отсюда, чтобы мы забыли друг друга!
   — Ты думаешь, я смогу забыть тебя?
   — Со временем, думаю, сможешь…
   — Никогда! Думаешь, я смирюсь с этим положением?
   — К сожалению, мы сами виноваты в сложившейся ситуации и изменить что-либо невозможно.
   — Ты бросишь меня ради Эдварда?
   — У меня нет выбора! Я знаю, что никогда не смогу быть счастлива, поскольку буду думать только о тебе. Но если я покину Эдварда, то постоянно буду думать о нем! Я сама обрекла себя на эту жизнь. Я сама это начала и обязана продолжать!
   — Я не допущу этого!
   — Дорогой Джейк, ну как ты не допустишь? Давай поскачем галопом вдоль прибоя! Знаешь, как это здорово! Мне это очень нравится!
   Я поскакала первой, а Джейк последовал за мной. Ветер развевал мои волосы, и на несколько мгновений я вновь смогла забыть обо всем, кроме радости этой бешеной скачки: о доверчивом Эдварде и о требовательном Джейке, о том, что предала своего мужа, что меня шантажировал Питер Лэнсдон и кто-то украл наполненные страстью письма, написанные мне Джейком. Все это можно было забыть на время этой скачки вдоль берега серого спокойного моря с одной стороны, и белых утесов, громоздящихся с другой.
   Но когда мы вновь пустили лошадей шагом по лощине, которая вела от берега к дороге, мне вспомнились слова Джейка: «Я не успокоюсь, пока не найду выход!»
   День Рождества оказался теплым и дождливым.
   Все присутствовали в церкви на предрождественской службе и вернулись в Эверсли, чтобы выпить горячего пунша и поесть сладких пирогов. Потом Джейк, я и Тамариск, упросившая взять ее на праздник, отправились в Грассленд, а Амарилис с Питером — в Эндерби.
   В Эверсли было довольно много гостей, включая Миллисент, а также лорда и леди Петтигрю, так что праздник, можно сказать, удался.
   — Ты должна приехать к нам с утра, Джессика, — сказала мне мать. — Придут певцы и музыканты.
   — Я буду здесь, — ответила я, — но съезжу домой на обед, а потом опять вернусь часов в шесть.
   Мать удовлетворенно кивнула. Предстояло сделать еще кучу дел, и нужна была моя помощь.
   Я проснулась в рождественское утро со странным, но уже хорошо знакомым мне смешанным чувством возбуждения и тревоги и отправилась проведать Эдварда, взяв с собой подарок — шелковый халат. Этот вид одежды он использовал все чаще: почти не пользуясь костюмом, он просиживал в кресле целыми днями в халате. Эдвард принял его с большим удовольствием и вручил мне свой подарок: кольцо, усеянное бриллиантами. Оно было прелестным, и я вскрикнула от восторга, но слова Эдварда, сказанные вслед за этим, расстроили меня.
   — Я попросил Клер подобрать для тебя подарок по ее вкусу.
   Значит, это кольцо выбирала Клер?.. Такие обычно называют «кольцами вечности»! Наверное, для того, чтобы напомнить мне, что я связана с Эдвардом на всю жизнь? Что было на уме у Клер? Теперь я была убеждена в том, что именно она нашла мои письма!
   Я сняла кольцо с пальца:
   — Оно очень красивое…
   — И должно напоминать тебе, что я буду любить тебя вечно! Мне трудно это выразить словами, я слишком сдержан, но есть вещи, которые я чувствую так глубоко, что нет слов, способных передать их. Я никогда не смогу объяснить, как благодарен за все, что ты сделала для меня! Когда я узнал, что никогда больше не буду полноценным человеком, то впал в отчаяние, хотел расстаться с жизнью. И тогда пришла ты и сказала, что собираешься выйти за меня замуж!
   — Ты пытался отговорить меня, Эдвард!
   — Я вынужден был сделать это, я не имел права обрекать тебя на жизнь, не достойную здоровой молодой женщины. А когда ты настояла на своем, я оказался трусливым и позволил тебе сделать это. Однако это придало мне силы, и я смог продолжать жить! Я знал, что справлюсь… вместе с тобой. Пока ты со мной, пока нежно заботишься обо мне, я смогу выдержать! Ты — просто чудо!
   — Ах, Эдвард, ты заставляешь меня краснеть!
   — Краснеть! Да почему? Ты сделала мою жизнь счастливой: когда я вижу тебя по утрам, чувствую вкус жизни! Я готов на все ради тебя, Джессика, и я сделаю для тебя все!
   . — Ты и так делаешь все! — ответила я и поцеловала Эдварда, а он крепко обнял меня. Я была очень взволнована: оказывается, женщина может любить двух мужчин одновременно! Я любила Эдварда за его доброту, бескорыстие, мягкость, за его глубокую любовь ко мне. И я любила Джейка, потому что он был полон жизненных сил, волновал меня, был тем мужчиной, с которым я была способна обрести полное счастье. Если бы только было возможно сделать это, не причинив боль Эдварду!
   Я высвободилась из объятий, и он поцеловал кольцо на моем пальце. В этот момент я поклялась про себя, а вслух сказала: «Эдвард, я всегда буду с тобой… до тех пор, пока буду тебе нужна!»
   Мы сходили на утреннюю службу в церковь, а потом вернулись в Эверсли. Приехали певцы, и я помогала матери подавать им традиционное угощение — горячий пунш и рождественский пирог. Затем я вернулась в Грассленд на обед. Во второй половине дня с Джейком и Тамариск мы отправились на верховую прогулку. К нам присоединилась Клер.
   Возможности поговорить с Джейком почти не было. Он сумел бы ускользнуть от наших спутников, но я не поощряла его к этому. Нежная сцена с Эдвардом была еще очень жива в моей памяти, а на пальце я ощущала «кольцо вечности» и все, что с ним связано.
   Клер, похоже, старалась держаться возле меня. На ее губах постоянно играла легкая улыбка. Она была само воплощение моего долга в отношении Эдварда.
   Вечер был похож на большинство рождественских вечеров в Эверсли. Стол в зале был украшен серебряными канделябрами, выставлявшимися лишь по такому случаю; везде виднелись ветки падуба.
   Стол был уставлен традиционными блюдами, обед затянулся, а потом мы отправились играть в карты, пока зал готовили к танцам.
   Я сидела рядом с Эдвардом, когда подошел Джейк и пригласил меня на танец. Я отказала:
   — Нет, я предпочитаю посидеть с мужем.
   Но Эдвард не согласился с этим:
   — Ты должна танцевать! Я люблю смотреть, как ты танцуешь!
   — Спасибо, но мне не хочется… — Джейк взял меня за руку.
   — Ей хочется, не правда ли? — обратился он к Эдварду.
   И Эдвард настоял на том, что я должна пойти танцевать.
   — Я буду смотреть на вас, — сказал он.
   — Я буду очень внимателен к ней, — пообещал Джейк.
   — Не сомневаюсь в этом, — ответил Эдвард.
   Мне было не по себе, и я сердилась на Джейка. Он казался легкомысленным и, похоже, не хотел понимать моих чувств.
   Я знала, что Эдвард следит, как я танцую, и могла представить себе, что он сейчас думает: как жестоко обошлась с ним жизнь, лишив его силы, мужества, возможности вести естественную жизнь, вынудив его сидеть, наблюдая за тем, как жена танцует с другим!
   Не знаю, какое из чувств доминировало во мне: желание отдаться, которое был способен возбудить во мне только Джейк, или моя любовь к Эдварду и решимость сохранить тайну о том, что я преступила через данный мной брачный обет.
   — Ты обязана сказать ему все, Джессика! — заявил Джейк.
   — Как я могу это сделать? Ты же видишь, какой он!
   — Уверен, он поймет!
   — Может, и поймет, но как я смогу бросить его?
   — Ты должна сделать выбор так же, как и он, как и я тоже! Ты должна выбрать, что в жизни для тебя важнее. Эдвард должен решить — удерживать ли тебя и бесконечно страдать от угрызений совести, что лишает молодую женщину радости в жизни, а я должен решить, как долго можно терпеть подобное неопределенное состояние!
   — Решать не тебе, Джейк! А только мне. А я уже решила, что не смогу оставить Эдварда!
   — Ты его любишь больше, чем меня?
   — Конечно, нет! Я любила бы тебя безраздельно, если бы не было Эдварда, но он есть. Я вышла за него замуж и абсолютно убеждена в том, что никогда не оставлю его!
   — А что будет с нами?
   — Ты вернешься в Корнуолл и забудешь меня!
   — В Корнуолл я, конечно, вернусь, но забыть тебя — никогда! И я никогда не оставлю тебя: я найду выход, Джессика. Поверь мне, мы должны быть вместе, чего бы это ни стоило…
   — Нет, Джейк, это невозможно! Сегодня я поняла… Я никогда не сознавала этого так остро, как сегодня… Я обязана оставаться с Эдвардом, пока он нуждается во мне!
   Мимо нас пронеслась Клер. Она танцевала с лордом Петтигрю, двигавшимся весьма неуклюже. Они были неподалеку, и я заметила, что Клер внимательно наблюдает за нами. О чем она сейчас думала? Она знала, что мы с Джейком любовники, письма выдали нас. Я была уверена в том, что Клер ненавидит меня за то, что я вышла замуж за Эдварда, отняла его у нее, а теперь, похоже, он мне уже не нужен.
   Конечно, Эдвард должен был жениться на Клер. Она была бы преданной сиделкой, и этого было бы для нее достаточно. Наверное, она всегда смотрела на него как младший на старшего. Должно быть, Эдвард был очень добр к бедной сиротке, к несчастной родственнице, которую взяли в дом только из-за сострадания. Должно быть, он относился к ней с участием и симпатией, разделяя ее одиночество. Клер полностью предана ему: она из тех женщин, способных если полюбить, то навеки Наверняка Клер когда-то надеялась выйти за Эдварда замуж: это было бы для нее идеальным решением. Потом появилась я, отняла Эдварда и, завладев желанным для нее человеком, завела любовную связь с другим мужчиной! Конечно, Клер можно было понять и причину ее враждебного отношения ко мне тоже.
   Я была рада, когда пробило полночь, и сообщила матери, что пора уезжать. Домой мы отправлялись все вместе: Эдвард, Джейк, Клер, я и Тамариск, которой было разрешено повеселиться с нами по случаю Рождества.
   Здесь был и Тоби, поскольку без его помощи Эдвард не смог бы сесть в экипаж. У Джеймса все еще болела спина, так что услуги Тоби были очень кстати. Попрощавшись, мы отправились домой.
   — Какое чудесное Рождество! — воскликнул Джейк. — Ничто не сравнится со старыми добрыми обычаями!
   Все согласились с этим, а Эдвард рассказал нам, как праздновали Рождество у них, в Ноттингеме. Разговоры на эту тему продолжались всю дорогу до Грассленда.
   Тоби с помощью Джейка отнес Эдварда в его комнату, Клер пожелала нам спокойной ночи и увела с собой уже сонную Тамариск.
   Я столкнулась с Джейком, когда он выходил из комнаты Эдварда.
   — Все в порядке. Этот молодой человек, Тоби, весьма силен!
   — Спокойной ночи, Джейк. Он взял мою руку и поцеловал.
   — Пойдем со мной, — прошептал он. Я покачала головой.
   — Просто проводишь меня и пожелаешь спокойной ночи!
   Я поднялась вместе с ним по лестнице и вошла в его спальню. Там было очень уютно, в камине горел огонь, освещавший мерцающим светом красные шторы на окнах.
   Джейк закрыл дверь и обнял меня.
   — Останься со мной!
   — Нет, я собираюсь посидеть с Эдвардом: я всегда прихожу к нему после того, как его укладывают в кровать.
   — Вернись… потом?
   — Нет, Джейк, только не здесь!
   — Для тебя это имеет значение?
   — Несомненно!
   — Что за выдумки, Джессика: место и время… все это неважно! Все, кроме того, что мы вместе!
   — Эдвард совсем рядом с нами!
   Джейк взглянул на меня почти раздраженно:
   — Ты останешься здесь со мной… на всю ночь, ну, пожалуйста!
   — Не могу: мне все время казалось бы, что Эдвард тоже здесь, в этой комнате. Это было бы невыносимо!
   — Но ты уже изменила своему мужу!
   — По-моему, мы по-разному смотрим на одни и те же вещи. Возможно, неверность более естественна для мужчин? Общество ее приемлет, если удается все скрыть! Изменив, я поступила нехорошо. Этот поступок не украшает любую женщину, но из-за состояния Эдварда его можно назвать просто подлостью! Я ненавижу себя!
   — За то, что ты любишь меня и любима мной?
   — О нет, не за это. Это как раз всегда будет поддерживать меня. Я всегда буду любить тебя, Джейк, но я уже твердо решила для себя не оставлять Эдварда. Буду вместе с ним до тех пор, пока ему нужна! Я дала слово и собираюсь сдержать его: Эдвард и без того слишком страдает. Я не хочу доставлять ему новых, если этого можно избежать.
   — Ты считаешь, я.должен уехать, оставив тебя и надежду на встречи, пусть даже украдкой?
   — Ты уедешь, зная, что я люблю тебя так же, как ты любишь меня.
   — Я люблю тебя и только тебя! Меня не касаются ничьи проблемы, кроме наших. Мы должны быть вместе!
   — Ты же понимаешь как обстоят дела!
   — Конечно, я понимаю, что Эдвард полагается на тебя. Он был бы очень опечален, если бы ты ушла от него. Но он не из тех, кто требует жертв.
   — Эдвард очень самоотверженный человек!
   — Да, у него есть черты, которыми я не обладаю! И все-таки ты любишь меня, помни об этом! Ты любишь меня достаточно сильно, чтобы нарушить все брачные обеты, которым ты придаешь такое значение!
   — Да, но ты должен понять меня. Я обязана оставаться с Эдвардом, пока нужна ему. Мы слишком поздно встретились, Джейк!
   — Никогда не бывает слишком поздно!
   «А к тому же, — подумала я, — теперь кто-то знает о нас. Кто-то украл письма, которые ты писал мне. Клер или Ли?» Мне хотелось рассказать ему об этом, чтобы Джейк понял, как осторожно мы должны вести себя, но я колебалась. Он скажет, что это неважно: в один прекрасный день все равно все узнают, что мы любовники, поскольку Джейк не намерен сохранять дальше нашу тайну.
   Я освободилась из его объятий:
   — Я должна пойти к Эдварду, он ждет меня!
   — Возвращайся! — попросил Джейк.
   Я ничего не ответила, выскользнула из комнаты и тут же услышала, как тихонько хлопнула одна из дверей. Это могла быть комната Клер или Тамариск: Тамариск любила подслушивать у дверей. Я решила, что и Клер может посчитать себя вправе сделать это.
   Я спустилась вниз в комнату Эдварда. Он лежал в кровати и ждал меня. Когда я вошла, его лицо осветилось радостью.
   Я присела возле кровати. На небольшой тумбе, служившей ему столиком, стояло снотворное, которое он обычно принимал на ночь. Засыпал Эдвард с трудом, а доктор утверждал, что ему необходим полноценный отдых. Сегодня Эдвард выглядел усталым. Должно быть, за эти сутки он переутомился.
   — Ты, конечно, устал, сегодня был трудный день, — сказала я.
   — Рождество — это особый случай!
   — Тебе понравилось?
   — Очень! Наш гость уже лег?
   — Думаю, уже уснул.
   — Да и тебе пора.
   — Поболтаем, а потом я пойду.
   — Мне очень нравилось смотреть, как ты танцуешь. Как бы я хотел…
   Я вздохнула.
   — Извини, я начинаю жалеть себя, — заметил Эдвард.
   — Ну, иногда можно немножко и пожалеть себя. Бог свидетель, ты этим не злоупотребляешь!
   — Я не должен был ни на что жаловаться, поскольку у меня есть ты!
   Я поцеловала его:
   — Спи спокойно! Ты выпьешь на ночь снотворного?
   — Да, я попросил Джеймса приготовить его мне. Оно хорошо действует.
   Я подняла стакан и подала ему. Выпив, Эдвард поморщился.
   — Неприятно?
   — Горьковато…
   — Ну что ж, пора пожелать тебе спокойной ночи, — я подошла и поцеловала его. В ответ он нежно поцеловал меня.
   — Господь благослови тебя, милая Джессика, за все, что ты дала мне!
   — Господь благослови тебя, Эдвард, за все, что ты дал мне!
   Он иронично улыбнулся, а я покачала головой.
   — Всегда помни, Джессика, я желаю только того, что лучше всего для тебя!
   Я еще раз поспешно поцеловала его и вышла из комнаты. Как всегда, когда Эдвард проявлял свою преданность мне, я чувствовала себя непорядочной, мне было стыдно.
   Я поднялась по лестнице наверх. Дверь комнаты Джейка была слегка приоткрыта. Я постояла несколько секунд, глядя на нее, затем сделала шаг вперед, но колебалась. У меня было чувство, что за мной следят.
   Я повернулась, решительно направилась в свою комнату и плотно прикрыла дверь, продолжая бороться с желанием пойти к Джейку, отбросив все принципы, за которые так отчаянно цеплялась.
   Я легла в постель, но уснуть не могла. Долго лежала, думая о Джейке, напрасно ожидающем меня в своей комнате. Это было символично — именно такое будущее ожидало нас.
   Я не должна встречаться с ним! Я должна посвятить свою жизнь уходу за Эдвардом! Но было предчувствие, смешанное с ожиданием и страхом, что Джейк придет ко мне. Если он сделает это — у меня не хватит сил сопротивляться.
   Наконец, я уснула.
   На следующее утро спозаранку меня разбудил стук в дверь. Я сказала: «Войдите». Это была Дженни, одна из служанок. Она выглядела испуганной и бледной.
   — В чем дело? — спросила я, привстав.
   — Ах, мадам, вы уж сами сходите… прямо сейчас! Хозяин там. Джеймс сказал, что вам нужно сразу же прийти!
   — Где он?
   — В комнате хозяина…
   Я вскочила, быстро набросила на себя халат и сбежала вниз, в комнату Эдварда. Он лежал в своей постели неестественно бледный и неподвижный.
   Я похолодела, меня начал бить озноб. Я пробормотала:
   — О, Господи, не допусти этого…
   Я бросилась к кровати и взяла Эдварда за руку. Рука была холодной, и, когда я отпустила ее, безвольно упала.
   — Джеймс! — позвала я.
   Джеймс подошел и скорбно покачал головой.
   — Боюсь, мадам…— он.
   — Мертв?.. О нет, Джеймс… только не это! — пробормотала я.
   — Я послал Тоби за доктором.
   — Когда?..
   — Я зашел сюда утром, как всегда, чтобы подготовить хозяина к завтраку. Поначалу я ничего не заметил, отдернул шторы и пожелал ему доброго утра. Ответа я не услышал. Тогда я подошел к кровати и увидел… Я просто не мог поверить в это! Я послал Дженни за вами.
   — Но отчего, Джеймс?
   Джеймс взглянул на стакан, стоявший у изголовья, тот самый, который я подала Эдварду на сон грядущий.
   — О… нет! — пробормотала я.
   — Мы не можем делать никаких выводов, пока не придет врач.
   — С ним ведь было все в порядке, исключая ту травму, никаких серьезных заболеваний!
   Джеймс покачал головой:
   — Вы присядьте, миссис Баррингтон! Похоже, вам дурно?
   — Это невозможно…
   — Он был озабочен своим состоянием, этой беспомощностью… Что ж, подождем, что скажет доктор?
   В комнату вбежала Клер.
   — В чем дело? Они говорят…— она переводила взгляд с Эдварда на меня. — О нет! Этого не может быть! — Ее взгляд остановился на мне: в нем были одновременно скорбь и подозрение.
   — Уж скорее бы приходил доктор! — воскликнула я.
   Тишина, висевшая в комнате, была жуткой. Казалось, часы тикают неимоверно громко. Я подумала: это мне снится, этого не может быть, Эдвард… мертв?..
   Наконец, появился доктор. Мы оставили его в комнате Эдварда, и спустя некоторое время он вышел оттуда с печальным лицом.
   — Миссис Баррингтон, увы, я должен огорчить вас!
   — Не могу поверить в это! Почему, доктор?
   — Уверен в том, что причина — большая доза снотворного! Какие дозы обычно он принимал?
   — Снотворное всегда готовил для него Джеймс.
   — Это была обычная доза, доктор, — вставил Джеймс.
   — Мне кажется, в эту ночь доза была больше.
   — Значит, это…— сказала я.
   Я вспомнила о нашей встрече накануне, когда я сидела у кровати Эдварда и он поцеловал подаренное им кольцо. Он говорил, что желает мне только счастья. Ужасная мысль поразила меня: не умышленно ли он принял эту дозу, чтобы освободить меня? О нет, он не пошел бы на это, я не давала ему повода думать об этом. Но, может, Эдвард сам пришел к такому выводу?
   Клер смотрела на меня, и в ее глазах стоял ужас. Доктор спросил:
   — Мог ли он дотянуться до бутыли с лекарством?
   Я знала, что этот вопрос таит в себе подвох: сам Эдвард принял лишнюю дозу снотворного или кто-то налил ее?
   Джеймс заколебался:
   — Она стояла в тумбе возле кровати. Полагаю, при желании он смог бы открыть дверцу и достать бутыль.
   Доктор кивнул:
   — Конечно, предстоит еще вскрытие…
   Во мне начал расти страх, парализующий мысли. Я пыталась представить все, что произошло ночью. Джейк помогал Тоби вносить сюда Эдварда. Стакан стоял у изголовья, когда я вошла в комнату. Я сама подала ему этот стакан. Сколько же лекарства было налито в него? В воде следовало развести очень небольшую дозу, передозировка была смертельно опасна. Об этом доктор с самого начала и предупредил нас, не забывая постоянно напоминать об этом.
   Джейк помогал Тоби вносить Эдварда. Когда-то он решился убить человека и еще вчера вечером говорил: «Я найду выход».
   Я отчаянно боялась!
   Как только доктор уехал, все собрались в гостиной — я, Клер, Джейк и Джеймс. Все подавленно молчали. Я не решалась взглянуть на Клер, зная, что в ее глазах прочту осуждение. Я не решалась взглянуть и на Джейка, боясь того, что могу прочесть в его взгляде.
   Первым заговорил Джеймс:
   — Как это могло произойти? Я и не предполагал, что хозяин может попытаться сделать это! Он был человеком, убежденным в том, что жизнь следует прожить до конца, независимо от того, какие на тебя обрушиваются несчастья! Самоубийство претило его натуре, насколько мне известно.
   — А где было лекарство? Мог ли Эдвард дотянуться до него? — спросил Джейк.
   — Да, пожалуй, — ответил Джеймс — Эта небольшая тумба служила ему столиком. Дотянуться до бутыли было нелегко, тем не менее, он мог это сделать.
   — Эдвард никогда не сделал бы этого! — взорвалась Клер. — Я знаю, что он никогда не сделал бы этого!
   — Какова же в таком случае альтернатива? — на удивление спокойно спросил Джейк.
   Вновь воцарилось молчание, и я почувствовала на себе осуждающий взгляд Клер. Я подняла глаза и взглянула на Джейка. В течение нескольких секунд мы смотрели друг на друга. В его взгляде я не смогла прочесть ничего, но одна мысль не оставляла меня: однажды он уже убил человека! Если ты убил однажды, не легче ли совершить убийство во второй раз?
   «Нет, — подумала я, — только не это! До случившегося между нами существовал барьер, но если на сей раз виноват Джейк… Я обязана узнать правду! Пока я не сделаю этого, ни секунды не смогу жить спокойно». Я услышала, как произношу слова:
   — Что же на самом деле произошло этой ночью? Кто мог налить в стакан смертельную дозу лекарства? Не заходил ли кто к Эдварду?
   Джеймс пояснил:
   — Сэр Джейк и Тоби помогли мне приподнять хозяина из кресла. Мы вместе уложили его в постель. Я налил в стакан воды, добавил туда снотворного и поставил стакан на тумбу. Потом, как обычно, мы поболтали. Хозяин был в хорошем настроении, но он всегда умел скрывать свои чувства. А что случилось потом? По-моему, мы все вместе вышли.
   — Кажется, я задержался, чтобы переброситься с Эдвардом парой слов, — вставил Джейк.
   У меня заколотилось сердце. «Ах, Джейк, — подумала я, — неужели ты оставался с ним наедине… даже несколько минут?»
   — Ну что ж, значит, мистер Баррингтон был один до вашего прихода, миссис Баррингтон.
   — И тогда же он принял снотворное? — спросил Джейк.
   — Нет, обычно он принимал его перед моим уходом. Эдвард не хотел чувствовать себя сонным, пока мы болтаем. Некоторое время я посидела с ним, как обычно, мы разговаривали. Эдвард выпил лекарство при мне, потом я взяла у него пустой стакан и поставила на тумбу.