Карр Филиппа. Таинственный пруд

   И Джервис, и Джастин — люди, пожалуй, еще менее приспособленные к работе, которой им приходилось заниматься, чем мы, — к концу дня бывали полностью измотанными. Я задумывалась — надолго ли еще их хватит? Я чувствовала, что они начинают терять иллюзии. Я заговорила об этом с Джервисом, когда мы лежали на нашей узкой неудобной постели, слишком усталые для того, чтобы вести оживленный разговор, способные лишь перебрасываться вялыми фразами.
   — Джервис, почему мы не возвращаемся домой?
   — К своим долгам?
   — Мы бы что-нибудь придумали.
   Как вы можете копать без конца, опрокидывать корзины с породой в ручей, напрасно выискивая там что-нибудь?
   — Это не всегда будет напрасным. Если я уеду, а на следующий день там найдут золото, я никогда не прощу себе этого.
   Я понимала, что удерживало всех этих мужчин здесь: не вчерашний день, не сегодняшний, а завтрашний.
   У Джервиса, Джастина, всех мужчин, окружавших нас, была одна общая черта — жажда золота. У Бена она тоже была. Лишь немногие, вроде Артура Боулза и Джеймса Морли, сумели отвернуться от этого золотого идола. Присмотревшись, в этих двоих можно было отметить общую для них черту — безмятежное спокойствие, которое было бесполезно искать во всех остальных.
   Попривыкнув к этому образу жизни, я поняла, что могу успеть управиться со всеми домашними делами и еще позволить себе некоторые развлечения. Я начала знакомиться с людьми. Бен был прав, говоря, что здесь встречаются самые разные люди. Вот, например, Питер Кэллендер, о котором поговаривали, будто на родине у него был титул. Здесь он им не пользовался, потому что на это смотрели косо, но его манеры и речь выдавали в нем то, что здесь называлось «из благородных». Он всегда был галантен по отношению к женщинам, умел демонстрировать легкую беззаботность, но на своем участке трудился так же, как все остальные.
   Его противоположностью был Дэвид Скэллингтон, лондонский бродяга, отбывший, как поговаривали, в этих местах срок и решивший остаться. Никто не знал, какое преступление он совершил; таких, как он, здесь немало, и было не принято расспрашивать человека о его прошлом. Здесь существовали свои правила хорошего тона, которых все придерживались.
   Было еще семейство Хигтинсов — отец, мать и два сына. Все они работали, как маньяки, и я слышала, что год назад им улыбнулась удача. После этого им надо бы уехать, но они предпочитали продолжать поиски.
   И, разумеется, я познакомилась с Брюном. Он мне понравился: в нем, как и в Лиззи, было что-то детское, доверчивое. Брюн тоже болел золотой лихорадкой. Это меня удивляло, поскольку его трудно было заподозрить в амбициях.
   Он не любил говорить: сведения из него приходилось просто выжимать, задавая бесконечные вопросы.
   — А ты никогда не скучаешь по Англии, Брюн? поинтересовалась я.
   На его измятом лице появилась почти детская улыбка:
   — Ну что ж, миссис, я бы не сказал — да, и я бы не сказал — нет.
   — Так что бы ты сказал, Брюн? Он засмеялся:
   — А вас надо опасаться.
   Это было одним из его любимых выражений, и я надеялась, что в его устах это все-таки звучит комплиментом.
   — А когда ты решил стать боксером, Брюн? — спросила я.
   — Ну, уже давно.
   — В восемь, в десять лет?
   — Ага, точно.
   — И кто-нибудь это заметил и стал помогать тебе?
   — Это уж точно.
   Брюн ухмыльнулся, опустил взгляд на свой сжатый кулачище и продемонстрировал, как он наносит удар воображаемому противнику.
   — Насколько я знаю, этот вид спорта уважают даже в королевском семействе. Я слышала, что в свое время сам принц боксировал.
   Брюн молчал. Я была уверена — он погрузился в воспоминания. Потом он вдруг нахмурился, и я решила, что он вспоминает о человеке, которого убил на ринге. Читать его эмоции было несложно, поскольку он был слишком простодушным для того, чтобы скрывать их.
   — Расскажи мне, как ты приехал в Австралию, Брюн, — попросила я, решив отвлечь его от неприятных воспоминаний.
   — На корабле.
   — Ну, разумеется. Но почему?
   — Золото. Мистер Бен помог мне.
   На его лице появилось выражение обожания: Бена он явно почитал выше всех смертных, и его имя постоянно всплывало в наших разговорах. Наверное, это было одной из причин, по которым мне так нравилось говорить с Брюном.
   Постепенно мне, наконец, удалось выяснить, как Бен помог ему разобраться с бумагами. Сам Брюн в них абсолютно ничего не понимал и уже подумывал о возвращении домой.
   — А после прямо как чудо, — сказал он, щелкнув пальцами. — Мистер Бен взял и сказал: «Возьми и поставь здесь крестик, Брюн», — вот он как сказал, ну и получилось вроде у меня уже и есть заявка на участок.
   Мне нравилось видеть, как светлеет его лицо при упоминании имени Бена. По правде сказать, я постоянно помнила о Бене, и это было понятно: он явно выделялся на общем фоне, отличаясь от всех остальных. Несмотря на то, что здесь Питер Кэллендер со своим титулом ценился ничуть не выше, чем Дэвид Скэллингтон со своим сомнительным прошлым, все признавали особое положение Бена.
   Бен действовал не так, как другие. Он не сколотил себе состояния, но стал сравнительно богатым человеком, вполне способным построить себе роскошный дом в Мельбурне и жить там, как джентльмен, которым он, несомненно, являлся. Но что же он сделал? Он построил себе дом здесь, в этом же городе; обзавелся собственной шахтой, где люди работали на него. Более того, он стал в этом городке чем-то вроде исполнительной власти. Да, Бен явно отличался от остальных.
 
   Все уважали его: люди чувствовали, что Бен здесь просто необходим для того, чтобы в городе поддерживался порядок. Он сумел навести его, а с такой разношерстной толпой это было не так-то просто.
   У Морвенны приближалось время родов.
   Миссис Боулз осмотрела ее и сообщила, что будущая роженица в добром здравии, и роды должны пройти гладко. — Вы уверены, что у нее будет все хорошо? спросила я.
   — Тут — дело железное, — успокоила меня миссис Боулз, — вы уж на меня положитесь.
   Я все-таки беспокоилась и заговорила об этом с Беном.
   — Когда подойдет время рожать, — сказал он, — Морвенна должна переселиться в мой дом.
   — Спасибо, Бен. Я передам ей.
   — Я буду настаивать на этом.
   В моем доме есть, по крайней мере, удобства. И тебе, Анжелет, лучше перебраться туда на это время. Я уверен, она захочет, чтобы ты была рядом.
   Меня эта перспектива обрадовала. Естественно, я хотела быть возле Морвенны, и в то же время приятно было пожить в доме Бена.
   Было лето, и дни стояли очень жаркие, хотя температура могла очень резко меняться, но и тогда такую погоду в Англии назвали бы теплой, однако здесь после жары она казалась прохладной. Настоящим бедствием здесь были мухи. Им, казалось, доставляло удовольствие терзать нас, и чем больше от них отмахивались, тем назойливей они докучали. Я с тоской вспоминала об Англии. Сейчас там стояла зима. Я вспоминала вечера в доме дяди Питера, обеды, где присутствовал Мэтью со своими знакомыми политиками, увлекательные разговоры за столом. А когда я представляла своих родителей в Кадоре, меня охватывала почти непереносимая ностальгия.
   Я думаю, именно в это время начала исчезать моя любовь к Джервису. Он изменился, и хотя оказался человеком с легким характером, никогда не выходящим из себя, тот самый элегантный молодой человек, за которого я вышла замуж, перестал существовать. Никогда в жизни ему не приходилось заниматься тяжелым физическим трудом. Но я продолжала замечать в его глазах блеск, лихорадочное желание продолжать игру, благодаря которой мы уже лишились возможности вести комфортное и цивилизованное существование.
   Совсем другим был Бен: он работал не меньше остальных. Большую часть дня он проводил на своих разработках, осуществляя наблюдение, давая указания, занимаясь организацией работ. Но он сохранял ту же спокойную уверенность в себе, которую я заметила еще в Кадоре, когда он приезжал к нам.
   Когда я ознакомилась с условиями жизни большинства людей, то поняла, как много Бен сделал для нас. Мы считали свои хижины убогими развалюхами, но они были гораздо лучше большинства жилищ. У нас деревянные полы были застелены матами, кровати снабжены постельным бельем.
   Бен частенько заходил проведать нас, всегда озабоченно посматривая на меня, словно желая убедиться, что со мной все в порядке. Да, иметь здесь такого друга было большой удачей.
   Джервис и Джастин прилежно работали, подстегивая себя мыслью о том, что в один прекрасный день им удастся найти то, что здесь называли «ювелирной лавкой». Пару раз им удалось кое-что добыть, и это привело их в восторг, поскольку подтверждало возможность залежей золота на этом участке. Некоторые золотоискатели не могли обнаружить даже следов драгоценного металла на своей земле, и это, конечно, действовало угнетающе.
   Они очень радовались в тот вечер, когда нашли свою первую унцию золота. В городе были мужчины, игравшие в карты, — иногда в чьей-нибудь хижине, но большей частью в салуне. Джервис, конечно, присоединился к их компании, и я поняла, что из случившегося с ним он не сделал никаких выводов. Он быстро проиграл свою небольшую добычу. По-другому обстояли дела с Джастином — он тоже играл и оказался в небольшом выигрыше. Я начала думать, что Джастин столь же предан азартной игре, как Джервис, но более удачлив.
   Я вообще не очень понимала Джастина. Морвенна была предана ему и без конца подчеркивала его достоинства. Она была очень счастлива, что Джастин выбрал именно ее, и часто удивлялась этому. Вообще я не знала никого, кто так низко оценивал бы себя, как Морвенна. Так или иначе, Джастин, видимо, сумел оценить ее, и она была бесконечно благодарна ему за это.
   Но у меня складывалось впечатление, что в его прошлом кроется какая-то тайна. Все, что мы знали о нем, — что он когда-то жил в Америке, а потом приехал в Англию найти себе занятие. В это время он и познакомился с Морвенной. Мне было интересно, не начал ли Джастин жалеть, что приехал в Австралию?
   Однажды, когда я была в хижине одна, меня удивило его появление, поскольку в это время дня он обычно работал в шахте.
   — Я собираюсь к Боулзам купить кое-чего, — сказал Джастин, — но я хотел бы поговорить с тобой, Анжелет. Ты не слишком занята?
   — Конечно, нет. О чем ты хочешь со мной поговорить?
   Он сел на один из тех крепких стульев, которые любезно подарил нам Бен.
   — Я беспокоюсь за Морвенну!
   Ты имеешь в виду роды… здесь? Он кивнул.
   — Она не кажется мне достаточно крепкой.
   — Она крепче, чем кажется, — успокоила я его. — Миссис Боулз, которая, говорят, хорошо в этом разбирается, утверждает, что все будет в порядке!
   — Анжелет, ты будешь с ней рядом?
   — Конечно! Очень мило со стороны Бена Лэнсдона предложить нам комнату в своем доме. Там, разумеется, будет гораздо удобнее.
   — О да, — согласился он. — Ах, Анжелет, как мне хочется, чтобы все это скорее кончилось!..
   Мне не терпится увидеть нашего сына!
   Может статься, что это будет вовсе не сын.
   — Ну, я надеюсь на это, хотя главное, чтобы с Морвенной все было в порядке.
   Если все сложится удачно, я всерьез подумаю, чтобы увезти ее с ребенком домой!
   — Надеюсь, и Джервис начнет подумывать об этом! — сказала я.
   — Всегда кажется: а вдруг на следующий день после твоего отъезда там найдутся сокровища и ты до конца своих дней будешь сокрушаться об этом?
   — Понимаю, но нельзя же всю жизнь сокрушаться по поводу упущенных возможностей.
   Это верно, и когда родится ребенок… я всерьез подумаю об отъезде, это не то место, где следует воспитывать ребенка. Ты согласна, Анжелет? А вся эта работа по дому, которой вам с Морвенной приходится заниматься, — вы к этому не приучены…
   Некоторое время Джастин задумчиво молчал, потом сказал:
   — Если все обойдется, я уеду отсюда и возьмусь за дело. Я изменюсь, Анжелет, обещаю это!
   Я вопросительно взглянула на него. Увидев выражение моего лица, он вдруг рассмеялся.
   — Я перетрудился! И я постоянно беспокоюсь за Морвенну. Анжелет, обещай мне быть рядом с ней!
   — Я буду с ней все время, если мне разрешат. Не беспокойся, Джастин: дети рождаются и в таких местах, как это! И чем скорей мы переберемся в дом Бена, тем лучше. Мы очень многим обязаны ему, Джастин! Без него нам было бы гораздо трудней.
   — Да… мы ему многим обязаны.
   — Не беспокойся, Морвенна очень счастлива. Это ты, Джастин, сделал ее счастливой!
   А что касается ребенка… Ну что ж, имея его и тебя, она получит все, чего хотела в жизни!
   Он резко встал.
   — Боюсь, я слишком заболтался!
   — Я рада, что ты пришел, но у Морвенны есть хорошие друзья, Джастин.
   Он кивнул в знак согласия и, выходя, как-то неуверенно улыбнулся мне.
   Я задумалась над тем, насколько страстно он жаждет сына, это можно было заметить у большинства мужчин. И все же больше всего он беспокоится за Морвенну! Я почувствовала, что мое недоверие к нему исчезает, и только теперь осознала, насколько глубоким оно было до сих пор.
 
   Миссис Боулз сообщила предположительное время родов. Бен посоветовал нам перебраться в его дом за неделю до этого срока, комнаты для нас были уже приготовлены. Меня это очень радовало, потому что Морвенна чувствовала обычное недомогание, и ей очень недоставало некоторых удобств.
   Мэг была рада перспективе появления в доме младенца, пусть даже на время. Джервис и Джастин должны были после работы заходить в хижину, мыться, переодеваться и являться в Голден-холл на обед. Это, похоже, устраивало всех.
   — До чего же хорошо иметь богатых друзей! сказал Джервис.
   Он не завидовал, в этом Джервиса нельзя было упрекнуть. В общем он ведь был хорошим человеком. Если бы не эта его болезненная страсть, наша жизнь сложилась бы совсем иначе!
   День, когда ребенок должен был родиться на свет, пришел и ушел. Морвенна чувствовала себя хорошо, но никаких признаков родовых схваток не было.
   Прошло еще два дня, а на третий мы начали беспокоиться. Миссис Боулз заявила:
   — Тут бояться нечего… пока.
   С младенцами оно по-всякому бывает. Им же не прикажешь поспешить: являются на свет, когда им вздумается!
   Морвенна выглядела очень усталой. Она не могла дождаться родов и много спала.
   Однажды, когда она дремала, а я сидела возле ее кровати, в дверь раздался тихий стук. Выглянув, я увидела Бена. Он попросил меня выйти в коридор.
   — Анжела, тебе необходимо прогуляться! Поехали сейчас.
   — А вдруг роды начнутся в мое отсутствие?
   — Нет никаких признаков этого, и у нас есть Мэг. Она сразу же пошлет Джекоба за миссис Боулз, а я предупрежу ее. Пошли, тебе нужно сменить обстановку, хотя бы на час-другой!
   Я оглянулась на Морвенну: она спала.
   — Хорошо, но мы должны попросить Мэг быть наготове. Возможно, ей лучше зайти сюда и посидеть?
   — Хорошо, она согласится.
   Мэг действительно с радостью согласилась.
   — Я уж за ней присмотрю, а как начнется, Джекоб или Томас наготове! И впрямь прогуляйтесь, миссис Мэндвилл, а то еще сами сляжете. По вашему лицу видно, что вам нужен свежий воздух.
   Я ехала на Фокси, рядом со мной — Бен. Мы поехали на то же место, где отдыхали в первый раз. Отсюда было видно равнину до самого горизонта. Мы привязали лошадей к кусту и сели, глядя на ручей, в воде которого отражалось клонящееся к закату солнце.
   — Я беспокоюсь за тебя, Анжела! — вдруг сказал Бен. — Вся эта здешняя жизнь, этот городок, эти хижины… Ты живешь, как прислуга!
   — Я живу здесь так же, как и все остальные. Ты, должно быть, тоскуешь по дому?
   Я промолчала.
   Отрицать это было невозможно.
   — Долго ли ты сможешь это выдержать, Анжела?
   — Думаю, столько, сколько нужно.
   — Ты — стоик!
   — Нет, иногда я очень беспокоюсь…
   — Морвенне тоже не следовало приезжать сюда.
   — Ты опасаешься осложнений?
   — Об этом я не думаю, просто здесь не место для женщин!
   — Для мужчин тоже…
   — Попробуй объяснить им: они тебе не поверят.
   — Но ты сумел найти выход?
   — Я действительно умею найти выход в трудных ситуациях. Единственная трудность — это вести здесь такой образ жизни… вроде бы вместе со всеми, и все-таки по-другому…
   — И у тебя есть приют для нуждающихся… вроде Морвенны в ее положении.
   Я тоже пользуюсь этой роскошью!
   — Я хотел бы, чтобы ты пользовалась ею… всегда. Это было для меня неожиданным, но не слишком.
   Я пыталась скрывать от самой себя те чувства, которые было все трудней и трудней подавлять. Я любила Джервиса, — продолжала я внушать себе, но что-то сломалось еще в наш медовый месяц. Я часто вспоминала мадам Бужери, доверяющую нам… любящую нас… и с ней Джервис обошелся вот таким образом, не испытывая никаких угрызений совести?.. Ну да, он сказал, что расплатится с ней, но собирался ли он это делать? Да, именно тогда мои чувства к нему начали меняться…
   А потом этот лихорадочный блеск его глаз… это постоянное влечение к азартным играм… Это раздражало и беспокоило меня, это было похоже на болезнь.
   Я попыталась выглядеть легкомысленной.
   — Я буду наслаждаться роскошью, пока это возможно, — улыбнулась я.
   — Мне вообще не следовало приезжать сюда, — продолжал Бен. — Нужно было возвращаться к вам, в Корнуолл! Возможно, мне следовало бы обосноваться там, приобрести где-нибудь поблизости поместье… Мы бы часто виделись, постоянно…
   Бен неожиданно взял меня за руку и крепко сжал ее.
   — Так мне и следовало поступить! Я сделал бы это, если бы не…
   — Этот человек в пруду?
   — Ты была тяжело больна! Говорили, что это лихорадка. Я знал, что это объясняется случившимся… Все боялись, что ты умрешь. Я зашел проведать тебя, а ты лежала в жару и выглядела такой беззащитной, со спутавшимися волосами, с болезненно горящими глазами… Ты взглянула на меня и воскликнула: «Нет… нет!» Решили, что мои посещения беспокоят тебя, и отослали меня в Лондон. Я думал, что мой вид всегда будет напоминать тебе об этом, а, вспоминая, ты никогда не сможешь поправиться. Так что, убедившись, что ты начинаешь поправляться, я уехал.
   — Все сложилось бы по-другому, если бы я не пошла в тот день к пруду. Но уж такова жизнь, правда? Единственный незначительный поступок влечет за собой цепь событий, изменяющих судьбы.
   — Я бы хотел изменить свою жизнь, Анжела!
   — Большинство из нас хотело бы этого.
   — Я хочу сказать, что не желаю, чтобы случайности формировали мою судьбу, поскольку считаю, что сам являюсь хозяином своей жизни! Я сумею устранить все, что угрожает мне… Я отправлюсь туда, куда хочу, . Если бы только мне удалось вернуться к одному отрезку моей жизни…
   — Это старая песня, Бен! Когда что-то происходит, это необратимо, навек…
   — Слишком поздно… Слишком много лет потеряно напрасно, но я люблю тебя, Анжела, и никогда никого не смогу полюбить так, как тебя!
   — Прошу тебя, Бен, не нужно!
   — Почему же? Это правда! Ты веришь мне?
   — Я не знаю…
   — Но тебе хочется верить?
   Я молчала, но мне хотелось сказать: «Да, это действительно так, потому что я тоже люблю тебя!»
   Некоторое время мы оба не решались произнести ни слова. Я прислушивалась к шелесту травы, колышашейся под дуновениями ветерка. Наконец, Бен сказал:
   — Скажи мне искренне, Анжела, ты счастлива?
   — Ну… думаю, что, оказавшись дома, я была бы счастлива. Там у нас все складывалось благополучно.
   — Ты имеешь в виду отношения с Джервисом?
   — Джервис — один из самых милых людей, каких я только знаю.
   Бен кивнул.
   — Я знаю о долгах! Джервис сам рассказал мне: он задолжал моему дедушке. Я все понимаю…
   Все не так ужасно, поскольку ведь речь идет о дяде Питере. Мы знаем, что он не будет обрушиваться на нас с требованиями немедленно выплатить долги или мириться с последствиями…
   — Если Джервис найдет золото…
   — ..мы сможем отправиться домой!
   — Он захочет остаться здесь, продолжить… Как ты?
   — Это совсем другое дело! Я поклялся, что не вернусь, пока не сколочу себе состояние.
   Кое-что я нашел и кое-чего сумел добиться… но это не то, на что я настраивался, а на меньшее я не согласен! Это было бы слабостью и до определенной степени — провалом.
   — А ты не имеешь права проявлять слабость? Ты сумел сколотить достаточные средства для того, чтобы вернуться домой и, возможно, начать собственное дело. Но ты поклялся вернуться исключительно богатым человеком… поскольку сам себе поставил такую задачу!
   — Я не люблю таких выражений, Анжела.
   — Значит, ты будешь жить здесь, пока не достигнешь цели… а если тебе это не удастся, ты останешься здесь навсегда?
   — Я хочу двух вещей, Анжела. Во-первых, состояния — ты знаешь об этом. Я хочу найти богатство в своей шахте, совершить одно из тех открытий, которые люди делали в самом начале и которые привлекли сюда все эти толпы. Но еще больше я хочу тебя!
   — Я предпочла бы не слышать от тебя таких слов.
   — Я хочу быть абсолютно искренним с тобой!
   — Это невозможно, Бен: я замужем за Джервисом!
   — Ты не любишь его! Он разочаровал тебя, я же вижу это!
   Бен повернулся ко мне, я оказалась в его объятиях, и он страстно поцеловал меня. Я была настолько ошеломлена, что не могла ясно мыслить. Все, что я сознавала, — это желание быть с ним рядом… Я смирилась с тем, что отказывалась признать уже давно… с тех самых пор, как мы вновь встретились с Беном.
   Джервис был очень мил со мной — добрый и нежный муж, и я считала, что люблю его. Я была слишком молода и неопытна, чтобы по-настоящему оценить свои чувства к нему. На самом деле я не знала Джервиса, лишь во время нашего медового месяца я впервые открыла его слабые места — не только его болезненное пристрастие к игре, но и определенную аморальность, которая позволяла ему улизнуть от доверявших ему должников, не расплатившись, или играть на деньги, на самом деле ему не принадлежащие.
   Я была тесно связана с Беном. Это было неизбежным после того, что мы пережили вместе. Я задумывалась над тем, как развивались бы события, если бы не тот случай у пруда. Меня вновь охватили воспоминания. Они всегда охватывали меня в самые критические моменты моей жизни, теперь я ясно сознавала это. Если бы не тот случай, жизнь сложилась бы по-иному. Я отстранилась от него.
   Мы не должны так встречаться, Бен!
   — Мы должны и часто, — ответил он. — Ты мне нужна, Анжела!
   Это осчастливит меня хотя бы на время; возможно, и тебя…
   Я покачала головой.
   Ты любишь меня! — сказал Бен. Это звучало, скорее, утверждением, а не вопросом.
   — Бен, я не видела тебя много лет… а потом, когда приехала сюда…
   Ты сразу все поняла! Не будем терять времени в попытках отрицать очевидное, Анжела! Давай подумаем о том, что можно сделать?
   — Ничего сделать нельзя! Мы уедем отсюда, а ты останешься жить в своем прекрасном доме до тех пор, пока не сколотишь огромное состояние. Возможно, это займет долгие годы, и к тому времени мы станем достаточно старыми и мудрыми для того, чтобы посмеяться над всеми этим глупостями.
   — Я смотрю на это с иной точки зрения, и я не смирюсь с поражением!
   Не понимаю, что ты имеешь в виду.
   — Я люблю тебя, а ты любишь меня! Ты замужем за милым приличным человеком, но он — азартный игрок, из тех, кто проигрывает, Анжела. Таких людей я узнаю с первого взгляда Твоя жизнь с ним превратится в сплошную череду побегов от кредиторов. Ты же видишь, к чему это привело? Тебе пришлось жить в ужасных условиях, потому что вы были вынуждены бежать! Оставь его сейчас, я буду ждать тебя!
   Не может быть, чтобы ты имел в виду это!
   — Я имею в виду, что нам не следует сидеть сложа руки и выжидать — что еще надумает с нами сделать судьба! Ты вышла замуж за Джервиса. Я понимаю, он способен очаровать: вежлив, воспитан, настоящий английский джентльмен, но я уже сказал, как будет выглядеть твоя жизнь с ним. Я вижу это совершенно ясно, я разбираюсь в людях. Уверяю тебя, он всегда будет проигрывать! Он очень отличается от своего приятеля Джастина Картрайта.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Джастин из тех, кто умеет выигрывать! Я кое-что слышал: ему очень везет за карточным столом. Всякий раз, когда он садится играть, он уходит с выигрышем. Похоже, он скорее сделает состояние за игорным столом, чем в шахте!
   — Откуда ты знаешь это?
   — Все играют в салуне, который приносит неплохой доход старине Фиттерстону. Он из тех, кто умеет делать деньги, и делает их не тем, что потеет у лебедки. Есть разные пути сколотить себе состояние, и твой приятель Джастин недурно знает один из этих путей.
   — Возможно, он отправится домой: он очень беспокоится за Морвенну.
   — Это весьма вероятно: лондонские клубы — более доходное место, чем наш жалкий городок. Копать золото днем и просиживать за столом ночью… Да, жаль, что у Джервиса нет хотя бы частицы того же везения, что у Джастина. Анжела, ты должна оставить его, скажи ему об этом! Если бы мы поговорили с ним и объяснили, как обстоят дела, он, возможно, понял бы нас. Он способен на это.
   — По-моему, ты обезумел, Бен!
   — Да… обезумел от тебя, Анжела!
   Я знал, что наши отношения сложатся так, уже в тот момент, когда ты спускалась с борта корабля. Я часто вспоминал тебя… но как маленькую девочку. Меня и тогда влекло к тебе…
   Я чувствовал, что между нами существует какая-то связь… а когда увидел тебя, я убедился в этом!
   — Нам не следует вести подобные разговоры!