Страница:
— Я знаю, что твоей матери хочется поскорее услышать подробности того, каким образом вам удалось спасти эту девушку, — сказала тетя Амарилис.
Конечно, матери было необходимо услышать историю Фанни.
— Ты отправилась в это ужасное место одна? таков был ее первый вопрос.
— Я не подумала об этом, я просто преследовала Фанни.
Мать пожала плечами.
— Это было глупо с твоей стороны!
— Но если бы я не пошла туда, кто знает, что произошло бы?
В конечном итоге все к лучшему, а Тимоти, как оказалось, не отставал от меня.
— Какая ужасная история! Эта бедняжка… убита?
— По крайней мере, придет конец этому монстру, — сказала тетя Амарилис. — Он виновен, сам признался, и его повесят!
— А это бедное дитя?
— Сейчас она в семье Тимоти.
Было ясно, что мать уже получила полный отчет о семействе Тимоти от тети Амарилис.
— Было очень мило с его стороны взять ее к себе! сказала моя мать. — Мне кажется, что он очень добрый человек: эта работа в миссии да и все прочее…
Ты же знаешь, Френсис: она говорит, чтобы люди зашли к ней, а потом запрягает их в работу!
— Я так рада, что Тимоти приходит к вам обедать, мне не терпится познакомиться с ним!
Когда появился Тимоти, с первого взгляда стало ясно, что они понравились друг другу.
— Я так много слышала о вас, — сказала мать, — и обо всем, что вы делаете для миссии. Мне хотелось бы узнать побольше об этой бедняжке, которую вы спасли.
За обеденным столом сидели, как обычно: дядя Питер на одном конце, а тетя Амарилис — на другом. Они сияли, как два божества, улаживающие противоречия мира. Я понимала: они приняли решение, что мне следует выйти замуж за Тимоти Рэнсона и зажить с ним счастливой жизнью! Отчего это так легко решать проблемы других людей? И почему так сложно решаются проблемы собственные?
Разговор шел почти исключительно о политике. Без этого в доме дяди Питера, конечно, не могли обойтись. Моя мать хотела знать, как идут дела у Бена. Я отметила гордость, с которой дядя Питер рассказывал о том, что у Бена прекрасные шансы одержать победу над конкурентом.
— Довольно забавно! — сказала мать. — Вы с Мэтью по одну сторону, а Бен — по другую?
— Это добавляет остроты соперничеству, — согласился дядя Питер.
— Большую пользу там приносит Грейс, — сказала тетя Амарилис.
— Она умная женщина! — признала мать. — Я всегда утверждала это, с того самого дня, как она пришла к нам. Ты помнишь этот день, Анжелет? И, насколько я понимаю, она присматривает за Лиззи, которой это очень нужно. Бедная Лиззи!
— Ей было бы лучше выйти замуж за кого-нибудь менее значительного, — сказала тетя Амарилис. — Ну что ж, по крайней мере, возле нее есть Грейс.
Так что с этим бедным ребенком, которого вы спасли? То, что произошло между ее матерью и отчимом — ужасно, не правда ли? И что теперь будет, по вашему мнению?
— Он получит то, чего заслуживает, — ответил дядя Питер. — Умышленное убийство! Тем не менее, это хорошая реклама для миссии, поскольку в то время, когда это случилось, девушка находилась именно там. Она наверняка разделила бы судьбу своей матери, если бы в этот момент была дома.
— И как это бедное дитя воспринимает случившееся? — спросила мать.
— Мы ей пока не сообщили об этом, — пояснил Тимоти, — а устроилась она очень хорошо. Не знаю, что будет, когда она узнает правду. Она была очень предана своей матери.
— Мы не хотели рассказывать ей, чтобы она не думала о том, что мать погибла, потому что она, Фанни, ушла из дома.
— Но она ведь действительно не виновата?
— Ну, вообще-то отчим не хотел, чтобы Фанни уходила. Ему нужны были те жалкие деньги, которые она зарабатывала как уличная торговка, чтобы ему хватало на джин. Вернувшись домой пьяным и обнаружив, что Фанни нет, он, очевидно, рассердился на жену и убил ее. В любом случае, — продолжал Тимоти, — рано или поздно это все равно случилось бы, отчим плохо относился к бедняжкам и до этого. — Он повернулся ко мне:
— Фанни начинает нравиться загородная жизнь! Когда я уезжал сюда, она занималась с гувернанткой. Фанни была несколько выбита из колеи, узнав, что Фиона, которая гораздо моложе ее, умеет читать и писать. Фанни захотела сама овладеть этим искусством.
— Значит, вы будете обучать ее? — спросила мать.
— Если она захочет этого! Моя сестра Дженни будет обучать ее профессии горничной или что-то в этом роде, — он опять повернулся ко мне и улыбнулся. — Мне хотелось бы, чтобы вы приехали в Хэмптон и посмотрели, как она там устроилась, — Он взглянул на мою мать. — Возможно, и вы приедете вместе с Анжелет, миссис Хансон? Моя сестра Дженни была бы очень рада.
— Не вижу к этому никаких препятствий! — ответила мать. — Мне кажется, это превосходная идея, я думаю, это доставит нам удовольствие, правда, Анжелет?
Улыбнувшись, я согласилась с ней. Все были довольны. Вечер шел в соответствии с планом.
Так моя мать, Ребекка и я отправились в Хэмптон в сопровождении Тимоти. Ребекка была в восторге. Она была уже хорошо знакома с Тимоти и считала его своим другом. Ее радовала перспектива поездки, хотя несколько печалило то, что с нами не было Патрика.
Риверсайд Мэйнор был красивым старым домом в стиле Тюдоров и, как можно было понять уже из его названия, стоял на реке. Здание было выдержано в черно-белых тонах, столь типичных для этого периода, с черными балками и белыми оштукатуренными панелями стен. Верхние этажи нависали над цокольным, а перед домом был сад, полный цветущих хризантем и георгинов. Весной наверняка здесь было еще красивей.
Мы вошли в типичный тюдоровский холл — с высоким сводчатым потолком, с толстыми дубовыми балками и стенами, покрытыми панелями из резного дерева, — где нас уже поджидала Дженнет Рэнсон. Она была высокой худощавой женщиной со сдержанными манерами, с резкими чертами лица, аккуратная, довольно молчаливая. Однако очень скоро выяснилось, что под этой внешностью кроется очень живое и сентиментальное сердце. Она внимательно взглянула на меня, и, по-моему, я сразу же понравилась ей. Это мне очень польстило.
Мать наговорила комплиментов, заявив, что старые дома всегда восхищают ее, а наш замок принадлежит семье в течение многих поколений.
Не успели мы представиться друг другу, как послышался топот ног и в холл вбежали дети, за которыми следовала Фанни.
— Фанни! — воскликнула я.
Она поспешила ко мне, а потом вдруг остановилась.
— Привет! — сказала он. — Значит, приехали?
— Фанни нравится Хэмптон, правда? — спросил Тимоти.
— В порядке! — неохотно бросила Фанни.
— А вот это Фиона!
Девочка со светлыми глазами приветливо улыбнулась мне.
— А это Алек!
Алек, довольно высокий, несколько неуклюжий мальчик, смущенно поздоровался с прибывшими, и я почувствовала, что мне понравится семья Тимоти. Вскоре это впечатление подтвердилось.
Фиона немедленно решила, что ее задача состоит в том, чтобы присматривать за Ребеккой. Это порадовало ее отца, а Дженнет Рэнсон одобрительно кивнула.
Дженнет и Тимоти показали нам дом сверху донизу: кладовые для провизии, бельевую и огромную кухню — с каменным полом и большими очагами с вращающимися вертелами.
— Этим мы почти не пользуемся, — пояснила Дженнет. — Слава Богу, мы потребляем еду не в таких гигантских количествах, как наши предки!
Мы продолжили осмотр дома: холл, столовая, превосходно отделанная панелями, длинная галерея, заполненная портретами предков. Гобелены на стенах столовой и обивка кресел были образцами превосходной работы, выполненной женщинами этого семейства более сотни лет назад. Там была комната наверху в главной башне, чердаки и много спален — большинство из них с кроватями под балдахинами, на которых спали многие поколения этого семейства.
Из окон открывался вид на реку и сбегающие к ней сады. К воде вели каменные ступени, которые они называли «тайной лестницей»: там стояли две лодки, привязанные к сваям, и можно было покататься по реке. Это было чудесное место.
— Я думаю, вам трудно покидать его? — сказала я Тимоти.
В ответ он печально взглянул на меня. Видимо, это место напоминало ему слишком многое. Ведь именно здесь он жил со своей женой, именно из этой конюшни она выехала однажды утром, а назад в дом ее внесли на носилках, умирающей. В галерее висел ее портрет — милая женщина с приятной улыбкой. Я угадала, кому принадлежит этот портрет, еще до того, как мне это подтвердили.
Мать было очень рада этому визиту. Место показалось ей прекрасным, а семья — очаровательной. Я видела, что она полагает — это наилучший вариант для меня.
Через несколько дней я почувствовала, будто давным-давно знаю и этот дом, и его обитателей. Ребекка прекрасно прижилась здесь, и ее новые знакомые, похоже, вполне заменили ей Патрика. Ей нравилась Фиона, но, по-моему, особенно интересовала Фанни.
Фанни явно доставляло удовольствие то, что Ребекка оказывает ей предпочтение, и, поглядывая на Фанни, играющую с моей дочерью, я видела, что она выглядит счастливой, как никогда прежде.
— Мне здесь нравится! — заявила Ребекка. — Мы здесь все время будем жить?
Ее слова застали меня врасплох. Я знала, что моя семья считает брак с Тимоти лучшим решением моих проблем, а после знакомства с сестрой Тимоти я поняла, что и она разделяет это убеждение. Она жила здесь и была хозяйкой этого дома, но я чувствовала, что она вовсе не держится за эту почетную должность. Она была предана Тимоти и твердо верила в то, что ему необходимо вновь жениться, чтобы оправиться от сокрушительного удара, которым для него, несомненно, была смерть его жены.
До приезда сюда я не осознавала, как глубоко страдал и продолжал страдать Тимоти. В глубине души я считала, что никто не может занять в его сердце место первой любви и матери его детей, и все-таки меня не удивило бы, если бы он сделал мне предложение.
Мы часто вместе скакали верхом. Это было единственным способом уединиться, уклониться от постоянных взглядов членов семьи. Для меня не было неожиданностью, когда Тимоти вдруг остановил свою лошадь и предложил мне прогуляться пешком. Он взял меня за руку, и мы спустились вниз, к берегу реки.
Стоял ноябрь, но было довольно тепло. Голубоватая дымка придавала загадочность реке и домам, стоявшим на противоположном берегу. Тимоти сказал:
— Полагаю, вы знаете, что я собираюсь сказать вам, Анжелет? С некоторых пор я постоянно об этом думаю… Вы согласны выйти за меня замуж?
Я колебалась.
Он продолжил:
Я люблю вас, вы знаете! Меня повлекло к вам с самого начала нашего знакомства, а когда вы бросились преследовать Фанни, я почувствовал панику, поняв, сколь одинок был бы я, потеряв вас!
Брак — слишком серьезный шаг для того, чтобы Делать его поспешным…
— Согласен, я много думал об этом. А вы?
— Я не думала о браке, не уверена, что хочу этого… пока.
— Конечно, мы не слишком давно знаем друг друга, но нам довелось вместе пройти через некоторые испытания. Когда я увидел, как вы заботитесь о Фанни…
— Вы тоже проявили очень большую заботу о ней, привезли ее сюда…
— Да, я действительно забочусь о ней… Я думаю, и у нас сложилась бы неплохая совместная жизнь!
— Возможно…
— Я не вижу никаких препятствий: мы знаем друг друга, я восхищаюсь вами, вы уже понравились моим детям, да и Дженнет тоже.
Ребекка чувствует себя здесь как дома, а ваша мать очень расположена ко мне. Мне кажется, все складывается идеально?
— Да, с их точки зрения все выглядит идеально, но нужно еще кое-что, Тим! Мне кажется, вы все еще влюблены в свою жену…
— Она давно умерла!
— Она для вас единственная… и всегда такой и останется…
— С вами совсем другое дело. А вы сами? Вы же помните своего мужа! Должно быть, он был прекрасным человеком… как и моя жена. Мы оба были счастливы в браке, пока судьба не разлучила нас, жестоко, неожиданно.
Одно это может сплотить нас! Мы не можем носить траур всю жизнь, Анжелет.
— Конечно, — согласилась я, — но я еще не готова, Тим…
— Значит, вам нужно еще подумать?
— Возможно, вы не забыли жену, а я…
— Вы имеете в виду, что мы оба любим до сих пор?..
Я кивнула.
— Конечно, трудно занять в сердце место героя Джервиса!
Я не ответила, я думала не о Джервисе а о Бене, что было абсурдно. Этот мужчина стал моей навязчивой идеей, он постоянно появлялся в моих мыслях. Было глупостью думать о нем, следовало принять это предложение! Это было бы прекрасным выходом для нас обоих. Конечно, ситуация была уникальной: я могла бы избавить Тимоти от тягостного чувства, вызванного потерей жены; он мог бы доказать мне, что нет для меня надежды на счастливое будущее, пока я понапрасну думаю о Бене.
Это было разумно, это было рационально, и я уже прикидывала, как мы могли бы жить вместе в этом чудесном доме. Мы могли создать прекрасное будущее для Фанни и всех детей. Тимоти стал бы хорошим, добрым отцом для Ребекки. Наши семьи одобрили бы такое решение. Мы продолжали бы совместную работу в миссии. Было бы глупо отвергнуть такое предложение.
Но я и не отвергла его категорически, я понимала, что это было бы глупо. Я совершенно ясно видела, что мы с Тимоти могли устроить счастливую совместную жизнь, но мне хотелось еще подумать, побыть наедине с собой и с этой страстью к Бену. Но не делала ли я глупость? Бен был человеком, который женился на золоте, он был безжалостен, он был готов на все, лишь бы преуспеть. Как такой человек мог быть способен на любовь и преданность, на то, на что я вполне могла рассчитывать с Тимоти? Кроме всего прочего, Бен еще был и женат.
Я знала их обоих достаточно хорошо, для того чтобы понимать, что с Тимоти можно найти тихое и мирное счастье, а с Беном — ничего, кроме ударов судьбы и бурных чувств. Страсть Бена была бы огненной. Я действительно верила в то, что он любил меня, но еще больше он любил золото… и власть. Тимоти тоже любил меня, но больше он любил свою первую жену. Со временем мы с Тимоти могли бы очень сблизиться, я была уверена в этом; мы могли бы избавиться от привидений прошлого… возможно. Но можно ли на равных соревноваться с мертвыми?
Я была в замешательстве и вновь обратилась к тому же приему:
— Мне нужно время, чтобы подумать.
Тимоти прекрасно понимал меня, он всегда будет понимать меня.
— Мы подождем! Пусть все забудется, и потом, я Думаю, вы сами поймете, Анжелет, что мы способны подарить друг другу счастье!
Обратно мы ехали молча, размышляя.
В доме, похоже, были разочарованы, так как, судя по всему, ожидали, что мы объявим о помолвке.
На следующий день я сказала Тимоти:
— Я думаю, нам следует поговорить с Фанни. В газетах сообщается об убийстве, ее отчима будут судить, и результат суда предопределен. Я знаю, что она не умеет читать, но кто-нибудь может рассказать ей.
И мы решили сами рассказать ей все. Моя мать и Дженнет знали о нашем намерении и пообещали, что никто не прервет этот разговор своим вмешательством.
— Мы хотим поговорить с тобой, Фанни, — серьезно сказала я.
Она переводила взгляд то на одного, то на другого из нас, и в глазах ее появилось выражение паники.
— Вы собираетесь отослать меня?
— Об этом ты даже не думай, — сказал Тимоти. — До тех пор пока ты этого хочешь, здесь будет твой дом.
— Тогда в чем дело? — спросила она.
— Твоя мать… — начала я. — Она… мертва.
Фанни уставилась на нас.
— Когда? — спросила она. — Это он! Кроме него некому, верно?
— Да, — подтвердила я.
Ее лицо исказило горе. Я обняла ее.
— Я убью его! — воскликнула она. — Я точно убью его!
— В этом нет никакой необходимости, Фанни: это совершит закон.
Она улыбнулась.
— Значит, его заловили?
— Заловили, — повторила я.
— Меня там не было, — пробормотала она. — Была б я там…
Я прижала к груди ее голову.
— Нет, Фанни, хорошо, что тебя там не было! Маме следовало идти к нам…
— Ей нельзя было…
— Люди имеют право совершать выбор в жизни. Она знала, что это может произойти, и тем не менее осталась с ним.
Тимоти подошел к нам и обнял нас обеих.
— Все будет в порядке, Фанни; Ты будешь жить здесь! Ты — наша, теперь уже насовсем.
— Я вам не нужна, у вас свои есть… у обоих. Ты нам действительно нужна, — с жаром сказал Тимоти. — Мы хотим, чтобы ты осталась с нами… Мы очень этого хотим!
— Почему? — спросил она.
— Потому что мы любим тебя! — сказала я.
— Чудно! Мне такого никто никогда не говорил!. И она вдруг расплакалась. Я впервые видела, как Фанни плачет. Она прижалась ко мне, а потом протянула руку и присоединила к нам Тимоти. Фанни опиралась на мое плечо, а слезы ручьем лились по ее щекам. Я осторожно вытирала их.
— Я люблю ее! Она была хорошей, она была моя мама… А его я ненавижу, всегда его ненавидела! Зачем он ей был нужен? Папа у меня нормальный был, это точно.
Так складывается жизнь! — сказала я. — Приходится принимать ее такой, какая она есть, и стараться вести себя достойно…
— Мне нравится здесь! Я думала, меня взяли полы скрести или еще чего, но мне с малышами нравится. Ребекка мне понравилась, она здесь будет жить?
Тимоти сжал мою руку.
— Нет, мы живем в Лондоне, — ответила я. — Мы здесь в гостях.
— Но вы здесь будете жить, верно? Вы вдвоем… В ее голосе слышалась мольба.
— Возможно, все именно так и обернется! — заявил Тимоти, бросив на меня взгляд.
Фанни вдруг бросилась к нам и обняла — вначале меня, а потом и Тимоти. Он сказал:
— Все уладится, Фанни, не беспокойся. Я думаю, мы еще счастливо будем жить все вместе!
Он взял за руку ее, а затем меня и крепко сжал их. Тогда, в тот момент, я действительно считала, что мне следует жить здесь с ними обоими.
ДНЕВНИК
Конечно, матери было необходимо услышать историю Фанни.
— Ты отправилась в это ужасное место одна? таков был ее первый вопрос.
— Я не подумала об этом, я просто преследовала Фанни.
Мать пожала плечами.
— Это было глупо с твоей стороны!
— Но если бы я не пошла туда, кто знает, что произошло бы?
В конечном итоге все к лучшему, а Тимоти, как оказалось, не отставал от меня.
— Какая ужасная история! Эта бедняжка… убита?
— По крайней мере, придет конец этому монстру, — сказала тетя Амарилис. — Он виновен, сам признался, и его повесят!
— А это бедное дитя?
— Сейчас она в семье Тимоти.
Было ясно, что мать уже получила полный отчет о семействе Тимоти от тети Амарилис.
— Было очень мило с его стороны взять ее к себе! сказала моя мать. — Мне кажется, что он очень добрый человек: эта работа в миссии да и все прочее…
Ты же знаешь, Френсис: она говорит, чтобы люди зашли к ней, а потом запрягает их в работу!
— Я так рада, что Тимоти приходит к вам обедать, мне не терпится познакомиться с ним!
Когда появился Тимоти, с первого взгляда стало ясно, что они понравились друг другу.
— Я так много слышала о вас, — сказала мать, — и обо всем, что вы делаете для миссии. Мне хотелось бы узнать побольше об этой бедняжке, которую вы спасли.
За обеденным столом сидели, как обычно: дядя Питер на одном конце, а тетя Амарилис — на другом. Они сияли, как два божества, улаживающие противоречия мира. Я понимала: они приняли решение, что мне следует выйти замуж за Тимоти Рэнсона и зажить с ним счастливой жизнью! Отчего это так легко решать проблемы других людей? И почему так сложно решаются проблемы собственные?
Разговор шел почти исключительно о политике. Без этого в доме дяди Питера, конечно, не могли обойтись. Моя мать хотела знать, как идут дела у Бена. Я отметила гордость, с которой дядя Питер рассказывал о том, что у Бена прекрасные шансы одержать победу над конкурентом.
— Довольно забавно! — сказала мать. — Вы с Мэтью по одну сторону, а Бен — по другую?
— Это добавляет остроты соперничеству, — согласился дядя Питер.
— Большую пользу там приносит Грейс, — сказала тетя Амарилис.
— Она умная женщина! — признала мать. — Я всегда утверждала это, с того самого дня, как она пришла к нам. Ты помнишь этот день, Анжелет? И, насколько я понимаю, она присматривает за Лиззи, которой это очень нужно. Бедная Лиззи!
— Ей было бы лучше выйти замуж за кого-нибудь менее значительного, — сказала тетя Амарилис. — Ну что ж, по крайней мере, возле нее есть Грейс.
Так что с этим бедным ребенком, которого вы спасли? То, что произошло между ее матерью и отчимом — ужасно, не правда ли? И что теперь будет, по вашему мнению?
— Он получит то, чего заслуживает, — ответил дядя Питер. — Умышленное убийство! Тем не менее, это хорошая реклама для миссии, поскольку в то время, когда это случилось, девушка находилась именно там. Она наверняка разделила бы судьбу своей матери, если бы в этот момент была дома.
— И как это бедное дитя воспринимает случившееся? — спросила мать.
— Мы ей пока не сообщили об этом, — пояснил Тимоти, — а устроилась она очень хорошо. Не знаю, что будет, когда она узнает правду. Она была очень предана своей матери.
— Мы не хотели рассказывать ей, чтобы она не думала о том, что мать погибла, потому что она, Фанни, ушла из дома.
— Но она ведь действительно не виновата?
— Ну, вообще-то отчим не хотел, чтобы Фанни уходила. Ему нужны были те жалкие деньги, которые она зарабатывала как уличная торговка, чтобы ему хватало на джин. Вернувшись домой пьяным и обнаружив, что Фанни нет, он, очевидно, рассердился на жену и убил ее. В любом случае, — продолжал Тимоти, — рано или поздно это все равно случилось бы, отчим плохо относился к бедняжкам и до этого. — Он повернулся ко мне:
— Фанни начинает нравиться загородная жизнь! Когда я уезжал сюда, она занималась с гувернанткой. Фанни была несколько выбита из колеи, узнав, что Фиона, которая гораздо моложе ее, умеет читать и писать. Фанни захотела сама овладеть этим искусством.
— Значит, вы будете обучать ее? — спросила мать.
— Если она захочет этого! Моя сестра Дженни будет обучать ее профессии горничной или что-то в этом роде, — он опять повернулся ко мне и улыбнулся. — Мне хотелось бы, чтобы вы приехали в Хэмптон и посмотрели, как она там устроилась, — Он взглянул на мою мать. — Возможно, и вы приедете вместе с Анжелет, миссис Хансон? Моя сестра Дженни была бы очень рада.
— Не вижу к этому никаких препятствий! — ответила мать. — Мне кажется, это превосходная идея, я думаю, это доставит нам удовольствие, правда, Анжелет?
Улыбнувшись, я согласилась с ней. Все были довольны. Вечер шел в соответствии с планом.
Так моя мать, Ребекка и я отправились в Хэмптон в сопровождении Тимоти. Ребекка была в восторге. Она была уже хорошо знакома с Тимоти и считала его своим другом. Ее радовала перспектива поездки, хотя несколько печалило то, что с нами не было Патрика.
Риверсайд Мэйнор был красивым старым домом в стиле Тюдоров и, как можно было понять уже из его названия, стоял на реке. Здание было выдержано в черно-белых тонах, столь типичных для этого периода, с черными балками и белыми оштукатуренными панелями стен. Верхние этажи нависали над цокольным, а перед домом был сад, полный цветущих хризантем и георгинов. Весной наверняка здесь было еще красивей.
Мы вошли в типичный тюдоровский холл — с высоким сводчатым потолком, с толстыми дубовыми балками и стенами, покрытыми панелями из резного дерева, — где нас уже поджидала Дженнет Рэнсон. Она была высокой худощавой женщиной со сдержанными манерами, с резкими чертами лица, аккуратная, довольно молчаливая. Однако очень скоро выяснилось, что под этой внешностью кроется очень живое и сентиментальное сердце. Она внимательно взглянула на меня, и, по-моему, я сразу же понравилась ей. Это мне очень польстило.
Мать наговорила комплиментов, заявив, что старые дома всегда восхищают ее, а наш замок принадлежит семье в течение многих поколений.
Не успели мы представиться друг другу, как послышался топот ног и в холл вбежали дети, за которыми следовала Фанни.
— Фанни! — воскликнула я.
Она поспешила ко мне, а потом вдруг остановилась.
— Привет! — сказала он. — Значит, приехали?
— Фанни нравится Хэмптон, правда? — спросил Тимоти.
— В порядке! — неохотно бросила Фанни.
— А вот это Фиона!
Девочка со светлыми глазами приветливо улыбнулась мне.
— А это Алек!
Алек, довольно высокий, несколько неуклюжий мальчик, смущенно поздоровался с прибывшими, и я почувствовала, что мне понравится семья Тимоти. Вскоре это впечатление подтвердилось.
Фиона немедленно решила, что ее задача состоит в том, чтобы присматривать за Ребеккой. Это порадовало ее отца, а Дженнет Рэнсон одобрительно кивнула.
Дженнет и Тимоти показали нам дом сверху донизу: кладовые для провизии, бельевую и огромную кухню — с каменным полом и большими очагами с вращающимися вертелами.
— Этим мы почти не пользуемся, — пояснила Дженнет. — Слава Богу, мы потребляем еду не в таких гигантских количествах, как наши предки!
Мы продолжили осмотр дома: холл, столовая, превосходно отделанная панелями, длинная галерея, заполненная портретами предков. Гобелены на стенах столовой и обивка кресел были образцами превосходной работы, выполненной женщинами этого семейства более сотни лет назад. Там была комната наверху в главной башне, чердаки и много спален — большинство из них с кроватями под балдахинами, на которых спали многие поколения этого семейства.
Из окон открывался вид на реку и сбегающие к ней сады. К воде вели каменные ступени, которые они называли «тайной лестницей»: там стояли две лодки, привязанные к сваям, и можно было покататься по реке. Это было чудесное место.
— Я думаю, вам трудно покидать его? — сказала я Тимоти.
В ответ он печально взглянул на меня. Видимо, это место напоминало ему слишком многое. Ведь именно здесь он жил со своей женой, именно из этой конюшни она выехала однажды утром, а назад в дом ее внесли на носилках, умирающей. В галерее висел ее портрет — милая женщина с приятной улыбкой. Я угадала, кому принадлежит этот портрет, еще до того, как мне это подтвердили.
Мать было очень рада этому визиту. Место показалось ей прекрасным, а семья — очаровательной. Я видела, что она полагает — это наилучший вариант для меня.
Через несколько дней я почувствовала, будто давным-давно знаю и этот дом, и его обитателей. Ребекка прекрасно прижилась здесь, и ее новые знакомые, похоже, вполне заменили ей Патрика. Ей нравилась Фиона, но, по-моему, особенно интересовала Фанни.
Фанни явно доставляло удовольствие то, что Ребекка оказывает ей предпочтение, и, поглядывая на Фанни, играющую с моей дочерью, я видела, что она выглядит счастливой, как никогда прежде.
— Мне здесь нравится! — заявила Ребекка. — Мы здесь все время будем жить?
Ее слова застали меня врасплох. Я знала, что моя семья считает брак с Тимоти лучшим решением моих проблем, а после знакомства с сестрой Тимоти я поняла, что и она разделяет это убеждение. Она жила здесь и была хозяйкой этого дома, но я чувствовала, что она вовсе не держится за эту почетную должность. Она была предана Тимоти и твердо верила в то, что ему необходимо вновь жениться, чтобы оправиться от сокрушительного удара, которым для него, несомненно, была смерть его жены.
До приезда сюда я не осознавала, как глубоко страдал и продолжал страдать Тимоти. В глубине души я считала, что никто не может занять в его сердце место первой любви и матери его детей, и все-таки меня не удивило бы, если бы он сделал мне предложение.
Мы часто вместе скакали верхом. Это было единственным способом уединиться, уклониться от постоянных взглядов членов семьи. Для меня не было неожиданностью, когда Тимоти вдруг остановил свою лошадь и предложил мне прогуляться пешком. Он взял меня за руку, и мы спустились вниз, к берегу реки.
Стоял ноябрь, но было довольно тепло. Голубоватая дымка придавала загадочность реке и домам, стоявшим на противоположном берегу. Тимоти сказал:
— Полагаю, вы знаете, что я собираюсь сказать вам, Анжелет? С некоторых пор я постоянно об этом думаю… Вы согласны выйти за меня замуж?
Я колебалась.
Он продолжил:
Я люблю вас, вы знаете! Меня повлекло к вам с самого начала нашего знакомства, а когда вы бросились преследовать Фанни, я почувствовал панику, поняв, сколь одинок был бы я, потеряв вас!
Брак — слишком серьезный шаг для того, чтобы Делать его поспешным…
— Согласен, я много думал об этом. А вы?
— Я не думала о браке, не уверена, что хочу этого… пока.
— Конечно, мы не слишком давно знаем друг друга, но нам довелось вместе пройти через некоторые испытания. Когда я увидел, как вы заботитесь о Фанни…
— Вы тоже проявили очень большую заботу о ней, привезли ее сюда…
— Да, я действительно забочусь о ней… Я думаю, и у нас сложилась бы неплохая совместная жизнь!
— Возможно…
— Я не вижу никаких препятствий: мы знаем друг друга, я восхищаюсь вами, вы уже понравились моим детям, да и Дженнет тоже.
Ребекка чувствует себя здесь как дома, а ваша мать очень расположена ко мне. Мне кажется, все складывается идеально?
— Да, с их точки зрения все выглядит идеально, но нужно еще кое-что, Тим! Мне кажется, вы все еще влюблены в свою жену…
— Она давно умерла!
— Она для вас единственная… и всегда такой и останется…
— С вами совсем другое дело. А вы сами? Вы же помните своего мужа! Должно быть, он был прекрасным человеком… как и моя жена. Мы оба были счастливы в браке, пока судьба не разлучила нас, жестоко, неожиданно.
Одно это может сплотить нас! Мы не можем носить траур всю жизнь, Анжелет.
— Конечно, — согласилась я, — но я еще не готова, Тим…
— Значит, вам нужно еще подумать?
— Возможно, вы не забыли жену, а я…
— Вы имеете в виду, что мы оба любим до сих пор?..
Я кивнула.
— Конечно, трудно занять в сердце место героя Джервиса!
Я не ответила, я думала не о Джервисе а о Бене, что было абсурдно. Этот мужчина стал моей навязчивой идеей, он постоянно появлялся в моих мыслях. Было глупостью думать о нем, следовало принять это предложение! Это было бы прекрасным выходом для нас обоих. Конечно, ситуация была уникальной: я могла бы избавить Тимоти от тягостного чувства, вызванного потерей жены; он мог бы доказать мне, что нет для меня надежды на счастливое будущее, пока я понапрасну думаю о Бене.
Это было разумно, это было рационально, и я уже прикидывала, как мы могли бы жить вместе в этом чудесном доме. Мы могли создать прекрасное будущее для Фанни и всех детей. Тимоти стал бы хорошим, добрым отцом для Ребекки. Наши семьи одобрили бы такое решение. Мы продолжали бы совместную работу в миссии. Было бы глупо отвергнуть такое предложение.
Но я и не отвергла его категорически, я понимала, что это было бы глупо. Я совершенно ясно видела, что мы с Тимоти могли устроить счастливую совместную жизнь, но мне хотелось еще подумать, побыть наедине с собой и с этой страстью к Бену. Но не делала ли я глупость? Бен был человеком, который женился на золоте, он был безжалостен, он был готов на все, лишь бы преуспеть. Как такой человек мог быть способен на любовь и преданность, на то, на что я вполне могла рассчитывать с Тимоти? Кроме всего прочего, Бен еще был и женат.
Я знала их обоих достаточно хорошо, для того чтобы понимать, что с Тимоти можно найти тихое и мирное счастье, а с Беном — ничего, кроме ударов судьбы и бурных чувств. Страсть Бена была бы огненной. Я действительно верила в то, что он любил меня, но еще больше он любил золото… и власть. Тимоти тоже любил меня, но больше он любил свою первую жену. Со временем мы с Тимоти могли бы очень сблизиться, я была уверена в этом; мы могли бы избавиться от привидений прошлого… возможно. Но можно ли на равных соревноваться с мертвыми?
Я была в замешательстве и вновь обратилась к тому же приему:
— Мне нужно время, чтобы подумать.
Тимоти прекрасно понимал меня, он всегда будет понимать меня.
— Мы подождем! Пусть все забудется, и потом, я Думаю, вы сами поймете, Анжелет, что мы способны подарить друг другу счастье!
Обратно мы ехали молча, размышляя.
В доме, похоже, были разочарованы, так как, судя по всему, ожидали, что мы объявим о помолвке.
На следующий день я сказала Тимоти:
— Я думаю, нам следует поговорить с Фанни. В газетах сообщается об убийстве, ее отчима будут судить, и результат суда предопределен. Я знаю, что она не умеет читать, но кто-нибудь может рассказать ей.
И мы решили сами рассказать ей все. Моя мать и Дженнет знали о нашем намерении и пообещали, что никто не прервет этот разговор своим вмешательством.
— Мы хотим поговорить с тобой, Фанни, — серьезно сказала я.
Она переводила взгляд то на одного, то на другого из нас, и в глазах ее появилось выражение паники.
— Вы собираетесь отослать меня?
— Об этом ты даже не думай, — сказал Тимоти. — До тех пор пока ты этого хочешь, здесь будет твой дом.
— Тогда в чем дело? — спросила она.
— Твоя мать… — начала я. — Она… мертва.
Фанни уставилась на нас.
— Когда? — спросила она. — Это он! Кроме него некому, верно?
— Да, — подтвердила я.
Ее лицо исказило горе. Я обняла ее.
— Я убью его! — воскликнула она. — Я точно убью его!
— В этом нет никакой необходимости, Фанни: это совершит закон.
Она улыбнулась.
— Значит, его заловили?
— Заловили, — повторила я.
— Меня там не было, — пробормотала она. — Была б я там…
Я прижала к груди ее голову.
— Нет, Фанни, хорошо, что тебя там не было! Маме следовало идти к нам…
— Ей нельзя было…
— Люди имеют право совершать выбор в жизни. Она знала, что это может произойти, и тем не менее осталась с ним.
Тимоти подошел к нам и обнял нас обеих.
— Все будет в порядке, Фанни; Ты будешь жить здесь! Ты — наша, теперь уже насовсем.
— Я вам не нужна, у вас свои есть… у обоих. Ты нам действительно нужна, — с жаром сказал Тимоти. — Мы хотим, чтобы ты осталась с нами… Мы очень этого хотим!
— Почему? — спросил она.
— Потому что мы любим тебя! — сказала я.
— Чудно! Мне такого никто никогда не говорил!. И она вдруг расплакалась. Я впервые видела, как Фанни плачет. Она прижалась ко мне, а потом протянула руку и присоединила к нам Тимоти. Фанни опиралась на мое плечо, а слезы ручьем лились по ее щекам. Я осторожно вытирала их.
— Я люблю ее! Она была хорошей, она была моя мама… А его я ненавижу, всегда его ненавидела! Зачем он ей был нужен? Папа у меня нормальный был, это точно.
Так складывается жизнь! — сказала я. — Приходится принимать ее такой, какая она есть, и стараться вести себя достойно…
— Мне нравится здесь! Я думала, меня взяли полы скрести или еще чего, но мне с малышами нравится. Ребекка мне понравилась, она здесь будет жить?
Тимоти сжал мою руку.
— Нет, мы живем в Лондоне, — ответила я. — Мы здесь в гостях.
— Но вы здесь будете жить, верно? Вы вдвоем… В ее голосе слышалась мольба.
— Возможно, все именно так и обернется! — заявил Тимоти, бросив на меня взгляд.
Фанни вдруг бросилась к нам и обняла — вначале меня, а потом и Тимоти. Он сказал:
— Все уладится, Фанни, не беспокойся. Я думаю, мы еще счастливо будем жить все вместе!
Он взял за руку ее, а затем меня и крепко сжал их. Тогда, в тот момент, я действительно считала, что мне следует жить здесь с ними обоими.
ДНЕВНИК
На следующее утро мы сидели за завтраком: моя мать, Тимоти, Дженнет и я. Мать просматривала утренние газеты.
— Здесь есть кое-что, что может вас заинтересовать, — сказала она. — Прямо какой-то скандал! Здесь написано про Бенедикта Лэнсдона. Это значит, что дела у него в Мэйнорли идут настолько хорошо, что кое-кто всерьез забеспокоился. Просто безобразие, что разрешают печатать такие вещи!
Она взяла в руки газету и прочитала:
«Бенедикт Лэнсдон, кандидат в депутаты от Мэйнорли, действует весьма впечатляюще. Похоже, он намного опережает всех своих соперников. Он неутомим, он — здесь, он — там, везде излучая очарование в обмен за обещание голосов. Уже считают, что впервые за много лет депутатское кресло сменит окраску. Бенедикт Лэнсдон сумел сделать карьеру до того, как занялся политикой: он стал миллионером на золоте, то есть одним из немногих, кому повезло в Австралии. Счастье Бенедикта пришло к нему через брак, принесший ему шахту, содержавшую золотые жилы. Миссис Элизабет Лэнсдон появляется на всех мероприятиях вместе со своим мужем, но кем является элегантная дама — третий представитель их команды? Мы можем сообщить вам: это миссис Грейс Хьюм, невестка Мэтью Хьюма, министра в кабинете администрации тори. Миссис Грейс является стойким сторонником партии, стоящей в оппозиции к ее свекру. Буря в семейном стакане воды? Возможно, но миссис Грейс оказывает самую горячую поддержку кандидату Бенедикту. Именно миссис Грейс поддерживает контакты с прессой. На губах миссис Элизабет печать. Отчего же столь печально выражение ее лица? Возможно, она обеспокоена шансами ее супруга в округе Мэйнорли? Похоже, такое беспокойство в данных обстоятельствах совершенно необоснованно. Может быть, это беспокойство объясняется наличием элегантной и страстной сторонницы ее мужа, являющейся настоящим третьим членом этой семейной команды?»
По мере того как мать читала это, я чувствовала, как во мне растет гнев.
— Что за мерзкие намеки! — воскликнула она, бросив газету. — Грейс всего лишь пытается помочь Лиззи! Бедная Лиззи, что она может подумать?
— Интересно, что может подумать об этом Бен? сказала я.
— Он пропустит это мимо ушей, но это очень оскорбительно для Лиззи и Грейс!
— Судя по тому, что я слышала о Бенедикте Лэнсдоне, он очень привлекательный мужчина! — сказала Дженни.
— А вы знаете, что он является одним из наших дальних родственников? — спросила мать. — Вы знакомы с Амарилис и Питером, Тимоти? Ну, так вот, Бенедикт — это внебрачный внук Питера. До свадьбы у него был бурный роман, и Питер всегда заботился о той незаконной семье.
Дженнет, казалось, расстроилась.
— Да, — продолжала моя мать. — Это не соответствовало правилам хорошего тона, но люди почему-то прощают Питеру его недостатки, правда, Анжелет?
Я кивнула.
— А как много он сделал для этой миссии. Без него у миссии не было бы и половины того успеха, который она имеет, попросту она не могла бы позволить себе таких масштабов действий. Хотелось бы мне знать, что Питер думает об этой статейке?
— Значит, вы думаете, что это может повредить шансам Бена на победу на выборах? — спросила я.
Тимоти сказал:
— Нет, такие вещи постоянно происходят во время предвыборной кампании. Думаю, люди не обращают на это особого внимания.
Я глубоко задумалась. Я была потрясена этими намеками и почти не слушала присутствующих. Я думала о Лиззи, настолько подавленной всем, что обрушилось на нее, пытающейся справиться с совершенно незнакомой ситуацией, и о Грейс, умеющей говорить с людьми очаровательно и убедительно.
Грейс и Бен! Неужели в этих намеках могла быть какая-то доля истины? Большинство женщин восхищалось Беном, а Грейс уже давно была вдовой. Лиззи привязалась к Грейс, а, Бен?
Я подумала о том, как я глупа: я получила предложение и могу жить спокойной жизнью с человеком, которому могла доверять, и отказала ему из-за своих чувств к тому, кому я в любом случае не могла доверять.
Мы вернулись в Лондон. Рэнсоны не хотели нас отпускать: они провожали нас до дверей экипажа, который прибыл, чтобы доставить нас к станции. Фиона и Алек с жаром махали нам на прощание руками, а Дженнет сказала: «Вы должны вернуться сюда… поскорее!» Тимоти поехал на станцию провожать нас, а Фанни стояла и с упреком смотрела на меня. Ребекка наиболее выразительным способом дала понять, что была удовлетворена этим визитом, когда разразилась слезами. Успокоить ее удалось только обещанием того, что вскоре мы снова вернемся сюда.
На станции Тимоти пожал мне руку и сказал:
— Мы встретимся в миссии во вторник.
Вот так мы попрощались.
По пути домой мать многословно восторгалась тем, какая это прекрасная семья и как доволен будет мой отец, услышав о результатах нашего визита. Посматривала она на меня с некоторым упреком, из-за того, что не было объявлено о нашей помолвке с Тимоти, и все считали, что вина в этом лежит на мне.
Я возвращалась в Лондон, сидя между заплаканной дочерью и огорченной матерью. Я вновь подумала, что повела себя глупо, не согласившись на то, что все считали превосходным решением. Тем не менее, еще ничто не было потеряно.
На следующий вечер мы были приглашены к дяде Питеру, и, к моему удивлению, там оказался Бен. Лиззи с ним не было. Он сообщил, что она отдыхает, и вместе с ней — Грейс.
— Я не ожидала увидеть тебя! Разве ты сейчас не должен околдовывать избирателей Мэйнорли?
— Впереди еще достаточно времени, — ответил он. За обедом дядя Питер говорил о статейке, появившейся в газете. Он помахал ею.
— Просто злобные измышления! Значит, противники трясутся от страха, Бен, раз решились на такое.
После обеда, когда мужчины присоединились к нам в гостиной, Бен подошел ко мне.
— Я должен поговорить с тобой, Анжела!
Давай встретимся! Предположим, в Гайд-Парке.
Ты считаешь это необходимым?
— Непременным!
Завтра в десять утра. — Но…
— Пожалуйста, Анжела! Я буду ждать тебя!
В эту ночь я плохо спала. Я лежала и размышляла о том, что же он собирается мне сказать?
Бен был явно обеспокоен, ожидая меня. Когда я подошла, он встал, взял меня за руки и посадил на скамью.
— В чем дело, Бен? Что случилось?
— Дело в Тимоти Рэнсоне! Вы были у него с визитом… вместе с матерью!
— Да, и что же?
— Весьма примечательно то, что он пригласил тебя вместе с матерью! Мне кажется, такое делается с единственной целью. Ты пообещала выйти за него замуж?
— Нет, не обещала, но я не понимаю, Бен…
— Какое мне до этого дело? Это и мое дело, Анжела! Я люблю тебя, мы с тобой созданы друг для друга…
Но ты женат на Лиззи!
— Это произошло потому…
— Да не нужно мне объяснять, я все прекрасно понимаю: ты не любил Лиззи, но любил то, что она может принести с собой!
— Прекрати, — сказал он. — Ты ничего не понимаешь!
— Я слишком хорошо все понимаю! Не забывай, я там была!
— Но все это в прошлом!
— Но последствия остаются.
— Я люблю тебя, ты мне нужна… только ты! Жизнь поступала с нами жестоко, всегда все было слишком поздно. А теперь ты собираешься вновь выйти замуж? Вначале ты была замужем за Джервисом, потом я женился на Лиззи…
— Ты до сих пор женат на Лиззи.
— Она может развестись со мной.
— Развестись? На каких основаниях? Я помню, ты предлагал мне развод с Джервисом. Похоже, у тебя всегда есть готовое решение.
— Это действительно решение.
— Никогда! Подумай о своей политической карьере: неужели ты собираешься задушить ее в колыбели?
— Я согласен на что угодно, если мы сможем быть вместе!
— Здесь есть кое-что, что может вас заинтересовать, — сказала она. — Прямо какой-то скандал! Здесь написано про Бенедикта Лэнсдона. Это значит, что дела у него в Мэйнорли идут настолько хорошо, что кое-кто всерьез забеспокоился. Просто безобразие, что разрешают печатать такие вещи!
Она взяла в руки газету и прочитала:
«Бенедикт Лэнсдон, кандидат в депутаты от Мэйнорли, действует весьма впечатляюще. Похоже, он намного опережает всех своих соперников. Он неутомим, он — здесь, он — там, везде излучая очарование в обмен за обещание голосов. Уже считают, что впервые за много лет депутатское кресло сменит окраску. Бенедикт Лэнсдон сумел сделать карьеру до того, как занялся политикой: он стал миллионером на золоте, то есть одним из немногих, кому повезло в Австралии. Счастье Бенедикта пришло к нему через брак, принесший ему шахту, содержавшую золотые жилы. Миссис Элизабет Лэнсдон появляется на всех мероприятиях вместе со своим мужем, но кем является элегантная дама — третий представитель их команды? Мы можем сообщить вам: это миссис Грейс Хьюм, невестка Мэтью Хьюма, министра в кабинете администрации тори. Миссис Грейс является стойким сторонником партии, стоящей в оппозиции к ее свекру. Буря в семейном стакане воды? Возможно, но миссис Грейс оказывает самую горячую поддержку кандидату Бенедикту. Именно миссис Грейс поддерживает контакты с прессой. На губах миссис Элизабет печать. Отчего же столь печально выражение ее лица? Возможно, она обеспокоена шансами ее супруга в округе Мэйнорли? Похоже, такое беспокойство в данных обстоятельствах совершенно необоснованно. Может быть, это беспокойство объясняется наличием элегантной и страстной сторонницы ее мужа, являющейся настоящим третьим членом этой семейной команды?»
По мере того как мать читала это, я чувствовала, как во мне растет гнев.
— Что за мерзкие намеки! — воскликнула она, бросив газету. — Грейс всего лишь пытается помочь Лиззи! Бедная Лиззи, что она может подумать?
— Интересно, что может подумать об этом Бен? сказала я.
— Он пропустит это мимо ушей, но это очень оскорбительно для Лиззи и Грейс!
— Судя по тому, что я слышала о Бенедикте Лэнсдоне, он очень привлекательный мужчина! — сказала Дженни.
— А вы знаете, что он является одним из наших дальних родственников? — спросила мать. — Вы знакомы с Амарилис и Питером, Тимоти? Ну, так вот, Бенедикт — это внебрачный внук Питера. До свадьбы у него был бурный роман, и Питер всегда заботился о той незаконной семье.
Дженнет, казалось, расстроилась.
— Да, — продолжала моя мать. — Это не соответствовало правилам хорошего тона, но люди почему-то прощают Питеру его недостатки, правда, Анжелет?
Я кивнула.
— А как много он сделал для этой миссии. Без него у миссии не было бы и половины того успеха, который она имеет, попросту она не могла бы позволить себе таких масштабов действий. Хотелось бы мне знать, что Питер думает об этой статейке?
— Значит, вы думаете, что это может повредить шансам Бена на победу на выборах? — спросила я.
Тимоти сказал:
— Нет, такие вещи постоянно происходят во время предвыборной кампании. Думаю, люди не обращают на это особого внимания.
Я глубоко задумалась. Я была потрясена этими намеками и почти не слушала присутствующих. Я думала о Лиззи, настолько подавленной всем, что обрушилось на нее, пытающейся справиться с совершенно незнакомой ситуацией, и о Грейс, умеющей говорить с людьми очаровательно и убедительно.
Грейс и Бен! Неужели в этих намеках могла быть какая-то доля истины? Большинство женщин восхищалось Беном, а Грейс уже давно была вдовой. Лиззи привязалась к Грейс, а, Бен?
Я подумала о том, как я глупа: я получила предложение и могу жить спокойной жизнью с человеком, которому могла доверять, и отказала ему из-за своих чувств к тому, кому я в любом случае не могла доверять.
Мы вернулись в Лондон. Рэнсоны не хотели нас отпускать: они провожали нас до дверей экипажа, который прибыл, чтобы доставить нас к станции. Фиона и Алек с жаром махали нам на прощание руками, а Дженнет сказала: «Вы должны вернуться сюда… поскорее!» Тимоти поехал на станцию провожать нас, а Фанни стояла и с упреком смотрела на меня. Ребекка наиболее выразительным способом дала понять, что была удовлетворена этим визитом, когда разразилась слезами. Успокоить ее удалось только обещанием того, что вскоре мы снова вернемся сюда.
На станции Тимоти пожал мне руку и сказал:
— Мы встретимся в миссии во вторник.
Вот так мы попрощались.
По пути домой мать многословно восторгалась тем, какая это прекрасная семья и как доволен будет мой отец, услышав о результатах нашего визита. Посматривала она на меня с некоторым упреком, из-за того, что не было объявлено о нашей помолвке с Тимоти, и все считали, что вина в этом лежит на мне.
Я возвращалась в Лондон, сидя между заплаканной дочерью и огорченной матерью. Я вновь подумала, что повела себя глупо, не согласившись на то, что все считали превосходным решением. Тем не менее, еще ничто не было потеряно.
На следующий вечер мы были приглашены к дяде Питеру, и, к моему удивлению, там оказался Бен. Лиззи с ним не было. Он сообщил, что она отдыхает, и вместе с ней — Грейс.
— Я не ожидала увидеть тебя! Разве ты сейчас не должен околдовывать избирателей Мэйнорли?
— Впереди еще достаточно времени, — ответил он. За обедом дядя Питер говорил о статейке, появившейся в газете. Он помахал ею.
— Просто злобные измышления! Значит, противники трясутся от страха, Бен, раз решились на такое.
После обеда, когда мужчины присоединились к нам в гостиной, Бен подошел ко мне.
— Я должен поговорить с тобой, Анжела!
Давай встретимся! Предположим, в Гайд-Парке.
Ты считаешь это необходимым?
— Непременным!
Завтра в десять утра. — Но…
— Пожалуйста, Анжела! Я буду ждать тебя!
В эту ночь я плохо спала. Я лежала и размышляла о том, что же он собирается мне сказать?
Бен был явно обеспокоен, ожидая меня. Когда я подошла, он встал, взял меня за руки и посадил на скамью.
— В чем дело, Бен? Что случилось?
— Дело в Тимоти Рэнсоне! Вы были у него с визитом… вместе с матерью!
— Да, и что же?
— Весьма примечательно то, что он пригласил тебя вместе с матерью! Мне кажется, такое делается с единственной целью. Ты пообещала выйти за него замуж?
— Нет, не обещала, но я не понимаю, Бен…
— Какое мне до этого дело? Это и мое дело, Анжела! Я люблю тебя, мы с тобой созданы друг для друга…
Но ты женат на Лиззи!
— Это произошло потому…
— Да не нужно мне объяснять, я все прекрасно понимаю: ты не любил Лиззи, но любил то, что она может принести с собой!
— Прекрати, — сказал он. — Ты ничего не понимаешь!
— Я слишком хорошо все понимаю! Не забывай, я там была!
— Но все это в прошлом!
— Но последствия остаются.
— Я люблю тебя, ты мне нужна… только ты! Жизнь поступала с нами жестоко, всегда все было слишком поздно. А теперь ты собираешься вновь выйти замуж? Вначале ты была замужем за Джервисом, потом я женился на Лиззи…
— Ты до сих пор женат на Лиззи.
— Она может развестись со мной.
— Развестись? На каких основаниях? Я помню, ты предлагал мне развод с Джервисом. Похоже, у тебя всегда есть готовое решение.
— Это действительно решение.
— Никогда! Подумай о своей политической карьере: неужели ты собираешься задушить ее в колыбели?
— Я согласен на что угодно, если мы сможем быть вместе!