Страница:
— Настоящее старинное поместье?
— Да, и это мой дом.
Расскажи еще о своем дедушке.
— Он отправился путешествовать вместе с цыганами, и какой-то мужчина, считавший себя джентльменом, напал на девушку-цыганку. Мой дедушка решил остановить его, и в схватке тот мужчина погиб. Признали, что это убийство, и деда сослали в Австралию на семь лет…
— Легкое наказание за убийство!
— На самом деле это нельзя назвать убийством, он ведь защищал девушку!
Моя бабушка, которая была тогда маленькой девочкой, спасла его, то есть упросила своего отца сделать это. Мой дедушка отбыл свой срок, организовал в Австралии свое хозяйство, а потом, когда вернулся в Англию, он и моя бабушка поженились.
В общем, счастливый конец?
— Поначалу… У них появились сын Джекко и моя мама, и они жили очень счастливо, но потом решили съездить в Австралию. Так они утонули… все, кроме моей матери!
Она была единственной, кто остался в живых, так как случайно в тот день она не отправилась с ними в море.
— Значит, в Австралии он и погиб? Я кивнула.
— Я слышал истории о людях, которым удавалось выжить…
— Да, и такое бывает. Похоже, там такое место, где может случиться все, что угодно!
— В любом месте может случиться все, что угодно.
— Пусть так, в любом случае я рада, что ты решил сюда приехать, Бен.
— Я тоже.
Из дома вышли моя мать и Амарилис. Амарилис с некоторым опасением взглянула на Бенедикта, но он улыбнулся ей без всякого смущения. Он чувствовал себя здесь как дома.
Некоторое время Бен рассказывал нам об Австралии и о том, что Лондон оказался и в самом деле таким интересным местом, каким он его себе представлял. Потом Бенедикт спросил, можно ли здесь скакать верхом. Тетя Амарилис сказала, что вообще здесь катаются на Роуд и что это можно будет устроить.
— Я уверен, что ты постоянно ездишь верхом, — сказал он мне.
— Ну да, — согласилась я. — Я люблю верховую езду и в Кадоре часто езжу.
— Может быть, мы сможем покататься вместе?
— С удовольствием.
Моя мать и тетя Амарилис неуверенно переглянулись, и тетя Амарилис сообщила, что через полчаса будет подан обед.
Я действительно покаталась верхом на Роттен-роу вместе с Бенедиктом, Джонии и Джеффри. Прогулки верхом здесь очень отличались от тех, к которым я привыкла в Корнуолле: здесь гуляли люди из высшего света, которые постоянно раскланивались друг с другом. Я держалась в седле ничуть не хуже, чем наши лондонские мальчишки, но вот Бенедикт был и в самом деле прекрасным наездником, так что мне очень захотелось прокатиться с ним где-нибудь в таком месте, где он смог бы проявить все свои способности.
Он много говорил, обращаясь в основном ко мне.
— Тебе нужно побывать в Австралии, — говорил он и описывал свою родину. — Кустарники, холмы и везде каучуковые деревья.
— А кенгуру? — спросила я.
— Само собой разумеется, и кенгуру.
— Они носят детей в сумочках! Я видела это на картинках.
— Эти малыши рождаются величиной с полдюйма. Он рассказывал нам о Сиднее и его чудесной гавани, изрезанной заливчиками и бухточками, окруженной красивыми деревьями, на которых сидят разноцветные птицы.
— И там же — заключенные? — спросила я.
— Да, они все еще есть. Но их меньше, чем прежде, и теперь там появилось много поселенцев, которые хотят создать настоящий город и создают его.
Ты бы хотел поехать туда? — спросила я Джонни.
— Ну, разве что просто посмотреть! Жить лучше здесь.
— Откуда ты знаешь? — спросила я. — Ты же никогда не был там. Вот Бен мог бы судить, где лучше, потому что ему есть что сравнивать.
— Что ты скажешь, Бен?
— Я пока еще ничего не могу сказать.
Мы пустили лошадей легким галопом. Прогулка была очень приятной, и мне все больше и больше нравился Бен.
Бен был принят в доме, и поскольку, похоже, его присутствие никому не мешало, он и сам чувствовал себя здесь свободно. В основном он должен был благодарить за это дядю Питера, который вел себя так, будто появление в доме незнакомого внука было самой естественной вещью. Он умел держать себя как ни в чем не бывало, и, как я узнала позже, дядя Питер вел себя так же спокойно, когда скандал угрожал полностью разрушить его карьеру. Причем до определенной степени именно таким поведением он и сумел предотвратить разрастание скандала, потому что, глядя на него, люди спокойней принимали происходящее.
Судя по всему, дядя Питер гордился Беном. Я была уверена, что во внуке он узнает себя и очень доволен тем, что у него есть внук, о существовании которого никто не подозревал.
Он обсуждал с моим отцом вопрос о том, что следует предпринять в отношении этого мальчика. Я услышала, как отец рассказывал об этом матери.
— Нужно признать, — сказал отец, — Питер не собирается слагать с себя ответственность за внука и хочет сделать для мальчика все возможное. Сначала он хочет послать его на год-другой в университет. Питер считает, что паренек весьма одарен.
— Я в этом уверена, — согласилась мать. — Нет никаких сомнений в том, что он является отпрыском нашего старика!
В этот момент они заметили, что я нахожусь рядом, и переменили тему разговора.
Мы снова отправились на выставку, и на этот раз вместе с нами был Бен. Он старался все время держаться возле меня, что доставляло мне удовольствие. В некоторых экспонатах выставки он очень хорошо разбирался.
— Ты рад что приехал в Англию? — спросила я. Он сжал мою руку.
— Даже не сомневайся, — сказал он.
— Я тоже этому рада, — ответила я.
— И вообще все здорово складывается! Мой дедушка — великий человек! Я хочу быть похожим на него!
— Ты и так похож, — сказала я.
— Нет, я хочу быть похожим во всех отношениях, и я тоже хочу заниматься бизнесом. Дед много говорил со мной. Для начала он хочет, чтобы я стал похож на настоящего английского джентльмена.
Как ты думаешь, это хорошая мысль?
— Я думаю, ты и так хорош.
— Он так не считает, а он очень умный человек. Бен улыбнулся мне. Его глаза радостно сияли. Он был рад тому, что приехал сюда.
Я очень огорчилась, когда настала пора возвращаться домой. Мне не хотелось расставаться с Беном.
— Ты скоро снова приедешь сюда, — сказал Бен. — Или я, может быть, приеду посмотреть ваш чудесный Кадор.
— Это было бы прекрасно, — ответила я.
Бенедикт приехал на вокзал, проводил нас до самого вагона, и, стоя на платформе, помахал вслед рукой.
— Кажется, вы понравились друг другу, — заметила мать.
— Бенедикт — довольно яркая личность, — добавил отец.
— В этом нет ничего удивительного: он — внук Питера, да еще выросший в таких необычных условиях!
— Любопытно, захочет ли он приехать к нам в гости?
— Захочет! — сказала я. — Он говорил мне об этом.
— Люди не всегда держат слово, милая.
— Но он говорил серьезно!
— Бывает, что люди говорят вполне серьезно, а потом забывают о своих словах.
Но я была уверена, что Бенедикт не забудет. Я еще долго думала о нем, а потом воспоминания стали потихоньку стираться.
Прошел год. Время от времени мы получали сведения от тети Амарилис. Питеркин и Френсис пристроили еще одно крыло к своему дому; Джонни и Джеффри очень заняты своими школьными делами; надежды Питера и Мэтью реализовались с момента смещения правительства Маленького Джона — их зять получил пост в кабинете лорда Дерби. Внук Питера довольно сильно изменился.
«Бенедикт все больше и больше становится похож на нас. Он стал самым настоящим английским джентльменом., ну, почти. Питер очень заботится о нем. Он считает, что мальчику было бы неплохо заняться управлением поместьями, и собирается просить Вас принять Бена в Кадоре на некоторое время… скажем, на месяц-другой, просто посмотреть, насколько он приспособлен к такому образу жизни. Питер полагает, что Бенедикт очень хорошо справился бы с этим делом».
— Ну разумеется, пусть приедет и погостит у нас, сказал отец. — Я уверен — это для него самое подходящее. Бенедикт очень часто сталкивался с вопросами такого рода еще в Австралии. Несомненно, он рожден для такой жизни.
Мать сказала, Что немедленно напишет Амарилис, а я разволновалась в ожидании встречи с Бенедиктом.
Через несколько дней я впервые встретилась с Грейс Гилмор. Я вела свою лошадь Глорию в поводу к берегу, где любила скакать галопом по краю прибоя. Этот отрезок побережья, расположенный всего в полумиле от гавани, был частью поместья Кадор, и здесь редко встречались люди.
Я удивилась, увидев молодую женщину. Она сидела на днище перевернутой лодки, лежавшей возле старого лодочного сарая, которым давным-давно никто не пользовался, и смотрела на море.
Казалось, она тоже удивилась, услышав приближающийся стук копыт. Я остановила лошадь.
— Добрый день! — сказала я.
Женщина тоже поздоровалась. Она была совсем молодой, я решила, что ей еще нет и двадцати. Что-то в ней заинтересовало меня: она была серьезной, озабоченной, а после того, как увидела меня, — несколько встревоженной.
Я задумалась, кем она может быть, и мое естественное любопытство, столь осуждаемое миссис Пенлок, разгорелось. Девушка была не из местных, а чужаки здесь появлялись крайне редко. Люди, приезжавшие сюда, обычно посещали родственников, и их появление всегда вызывало множество слухов. Об этой женщине я ничего не слышала.
— Хороший сегодня денек выдался! А вы здесь гостите? — спросила я.
— Я остановилась на несколько дней в «Приюте рыбака», — ответила она.
Я знала, что Пеннилег немногое может предложить своим нечастым гостям. По-моему, у него были всего две комнаты для постояльцев, да и те маленькие и неудобные. Свои доходы он в основном получал от ежедневных посетителей — шахтеров и рыбаков.
— А вы здесь надолго?
— Я еще не знаю…
Девушка была не слишком разговорчива. Вдруг она спросила:
— А вы живете здесь?
Я кивнула и указала на вершину утеса, где стоял Кадор.
— Дом просто великолепен, — похвалила она.
Я тут же прониклась к ней теплыми чувствами, как ко всякому, кто хвалил наш Кадор.
— А это ваш лодочный сарай? — спросила она.
— Думаю, что наш, но им никогда не пользуются. Девушка заинтересовала меня. Мне показалось, что я заметила в ней некоторое напряжение, но потом решила, что это мое воображение.
Я попрощалась и поехала вверх по склону, через заросли, к Кадору.
Я забыла о ней до следующего дня, когда мы вновь встретились. Мы были в саду вместе с матерью. Девушка прошла через внутренний двор и остановилась, глядя на нас. Она казалась очень печальной и трогательной.
— Добрый день! — сказала мать. — Вы хотите кого то повидать?
— Вы — хозяйка этого дома? — спросила девушка. — Я встречалась с вашей дочерью.
— Это верно, — подтвердила я. — На берегу моря, возле старого лодочного сарая. А вы все еще живете в «Приюте рыбака»?
Она кивнула.
— Нет ли где-нибудь для меня работы?..
— Работы?! — удивилась мать.
— Я могу делать все, что угодно, — сказала она, и в ее голосе прозвучали нотки отчаяния, которые, как я заметила, тронули мою мать не меньше, чем меня.
— Наймом работников занимается Уотсон, наш дворецкий, — сказала мать. — Вы можете поговорить с ним.
Я представила себе Уотсона. Не знаю, что бы придумал Уотсон, какую работу он мог предложить ей? Насколько мне известно, в слугах мы не нуждались, да она и не была похожа на горничную, камеристку или еще кого-нибудь в таком же роде. Держалась она с достоинством и, пожалуй, даже сурово. Вряд ли это могло привлечь Уотсона.
— Я… я умею шить, — вдруг сказала она.
Мать взглянула на меня. Я поняла, что девушка вызвала в ней симпатию и что мы обе хотели бы ей помочь.
Я прямо-таки читала мысли матери. Возможно, это удачный случай. Одежду мы покупали во время поездок в Лондон или даже в Плимут, но мать часто говорила: «Как бы мне хотелось, чтобы здесь жила старая добрая мисс Семпл». Мисс Семпл жила в комнатке наверху, в ее распоряжении была большая и светлая комната, использовавшаяся в качестве швейной мастерской. Мисс Семпл работала там до самой смерти, а умерла она три года назад.
В этот момент девушка слегка покачнулась. Она непременно упала бы, если бы ее не подхватила мать.
— Ах, бедняжка, ей стало дурно! — вскрикнула мать. — Помоги мне, Анжела, опусти ей голову вниз, так она придет в себя!
Через несколько секунд девушка открыла глаза:
— Ах, простите меня!
— Дорогое мое дитя, — сказала мать, — мы отведем тебя в дом.
Мы провели ее в комнату рядом с холлом, где люди, желавшие встретиться с родителями, обычно ожидали их.
— Позвони, и пусть кто-нибудь принесет бренди, — попросила мать.
Я выполнила поручение. Девушка сидела в кресле.
— Со мной уже все в порядке, извините меня! Это было глупо с моей стороны.
— С вами не все в порядке! — твердо возразила мать. — Вам необходимо отдохнуть.
Служанка принесла бренди, и девушка, слегка поколебавшись, отхлебнула глоток. Похоже, она немного пришла в себя и попыталась встать, но мать мягко усадила ее в кресло.
— Скажите мне, откуда вы здесь появились? И почему такая девушка, как вы, ищет работу?
Та слабо улыбнулась:
— Притворяться без толку, правда? Я должна найти работу… и быстро.
Я в отчаянном положении, мне некуда податься!
— Вы сказали, что остановились в «Приюте рыбака»?.. — сказала я.
— Завтра мне нужно выезжать оттуда, у меня больше нет денег…
— Но откуда вы приехали? — спросила мать.
— Я знала, что в этих местах есть богатые поместья. Вот я и решила, что мне удастся найти здесь работу. Так что…
— Я понимаю, — повторила мать, — но все-таки, откуда вы здесь появились?
— Мой дом в Баритоне… в Девоне. Мой отец был приходским священником. Он гораздо старше моей матери, да и вообще мои родители были немолоды, когда поженились. Я была у них единственным ребенком, а когда мать умерла, дела пошли совсем плохо. Отец долго болел, и ему пришлось распрощаться с земной жизнью… Все наши сбережения были потрачены, и после того, как все было распродано и выплачены долги, у меня ничего не осталось. Мне нужно было найти какую-нибудь работу. Видите ли, я ничему специально не училась, но много шила для соседей и знакомых. Я действительно хорошо шью… — закончила она свой монолог умоляющим голосом.
Мать приняла решение.
— Посмотрим, как вам здесь понравится! Многие годы у нас шила мисс Семпл, но она умерла три года назад. Мы все очень любили ее и не нашли замены. Ее комната до сих пор свободна, а к ней примыкает швейная мастерская.
Лицо девушки засветилось радостью:
— Неужели вы серьезно?..
— Конечно! — ответила мать. — Давайте поднимемся наверх и осмотрим помещение.
Девушка взяла мать за руку. Я боялась, что сейчас она разрыдается, но она сдержалась. Мать была явно тронута этим выражением благодарности и сказала:
— Полагаю, у вас есть вещи, которые нужно перенести сюда?
Есть немного в «Приюте рыбака», и это все…
— Я покажу вашу комнату, а потом можете отправиться и забрать свои вещи.
— Вы так добры… Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой!
Мы провели ее наверх и показали комнаты. В швейной мастерской стоял большой стол, за которым когда-то работала мисс Семпл. И манекены, которыми она пользовалась, и нитки в ящиках стола, и ленты для снятия мерок — все было так, как она оставила.
Девушка сообщила нам, что ее зовут Грейс Гилмор и что она надеется когда-нибудь расплатиться с нами за доброту, которую мы проявили к ней.
Вот так Грейс Гилмор попала в Кадор.
Среди слуг это вызвало некоторое недовольство, поскольку там не одобряли, как говорится, «вмешательство сверху», но мать пояснила им, что мисс Гилмор — юная леди из приличной семьи, попавшая в сложное положение, и что она просит всех оказать девушке посильную помощь. Уотсон и миссис Пенлок согласились сделать все, что в их силах, чтобы помочь ей прижиться, и заметили, что, хотя выбор слуг является прерогативой Уотсона, подбор портнихи вне его компетенции. Так что в данном случае дух «протокола внутренних отношений»в доме нарушен не столь грубо, как это могло бы показаться на первый взгляд.
В тот же день Грейс Гилмор прибыла со своими вещами и заняла комнату на верхнем этаже. Она хотела поскорее взяться за работу, и вскоре выяснилось, что она действительно прекрасная портниха.
— Нам повезло, — сказала мать. — И она хорошего происхождения, что тоже неплохо. Мы должны относиться подобрей к этой бедняжке. Ей довелось пережить тяжелые времена, а ведь она еще так молода! Не сомневаюсь, что она сможет чем-то сможет помочь и мисс Прентис.
Я была довольна, что нам удалось помочь девушке. Грейс Гилмор заинтересовала меня: что-то в ней было таинственное..
В Кадор приехал Бенедикт. Он показался мне еще более привлекательным.
— Ого, как ты выросла! — воскликнул он. — Можно сказать, что ты уже юная дама! — Он рассмеялся. — Я здесь приживаюсь, — сообщил он. — Скоро стану таким же англичанином, как все вы!
Мои родители с удовольствием встретили его, и через несколько дней Бенедикт полностью вписался в повседневную жизнь Кадора. Он проводил много времени с моим отцом.
Джеку он тоже понравился, да и слуги отнеслись к нему благосклонно.
Я старалась проводить с ним побольше времени. Похоже, ему нравилось мое общество, но он, конечно, приехал сюда с определенной целью и был очень занят. Он с большим интересом отнесся к знакомству с имением, и если находился не вместе с моим отцом, то старался общаться с Джоном Подстарком, нашим управляющим. Вскоре его знали все, а в кухне его постоянно обсуждали — особенно те служанки, что помоложе и поигривей.
— Можно сказать, он «очаровашка»! — таков был приговор миссис Пенлок. — Вам, девушки, как раз таких и надо поберечься! Они умеют говорить приятные слова и улыбаться, но только до тех пор, пока не получат, что им от вас нужно, а потом говорят: «До свидания, я отправляюсь кружить голову следующей!»
Но и сама миссис Пенлок не была непробиваемой: в присутствии Бенедикта она начинала тоже жеманничать, а он, если и поглядывал на молодых и красивых девушек, не забывал, однако, и про тех, кто постарше. Он уделял внимание и миссис Пенлок, которая признавала, что ей слегка за шестьдесят, хотя я была уверена, что она убавляет свой возраст, поскольку еще в те времена, когда моя мать была маленькой девочкой, она была уже немолода. Бенедикт заставлял всех женщин почувствовать, что в них есть обаятельные черты, которые ему нравятся. Видимо, именно это и называется «шарм».
Я пыталась выяснить, что в характере Бенедикта оказывает такое влияние на людей, дело ведь было не только в его отношении к ним. Он был из тех мужчин, которые рвутся к власти, и я пришла к заключению, что именно это и лежит в основе мужской привлекательности.
Мать сама заговорила со мной о нем.
— Похоже, Бенедикт уже со всеми познакомился. Он пробыл здесь совсем недолго, но успел произвести на всех впечатление!
— В нем есть что-то особенное, — ответила я. — Он не похож ни на кого из тех, кого я знаю.
Мать улыбнулась:
— Он постоянно ездит с Джоном Подстарком и твоим отцом. Похоже, они считают, что из него выйдет хороший управляющий!
— А что, по-твоему, собирается сделать дядя Питер? Купит ему где-нибудь имение?
— Возможно… Но, думаю, купит он его для себя. Он будет владеть имением, а всеми делами займется Бенедикт.
— Мне кажется, что Бену это не понравится!
— Да, он похож на своего дедушку, в этом я убеждена. Он захочет со всем управляться сам. Любопытно посмотреть, во что все это выльется? Этакая парочка сильных личностей! Кстати, мисс Гилмор, по-моему, прижилась здесь. Как тебе кажется?
— Она настолько благодарна, что даже неудобно.
— Бедная девочка! Не представляю, что бы она делала, если бы мы не приняли ее? Она была просто в отчаянном положении. Да, она попросила меня отпустить ее на денек…
— Отпустить? Так быстро?
— У нее, оказывается, есть старая тетушка, которая живет где-то возле Бодмина.
Грейс решила съездить туда, повидать ее и рассказать, где и как она устроилась.
— Мне казалось, что у нее нет родственником?
— По-моему, такого она не говорила. Так или иначе, это сестра ее отца, и я уверена, что она уже очень стара, как был стар и ее покойный отец.
Во всяком случае, я сказала, что Грейс может поехать.
— Ты говоришь, возле Бодмина?
— Она упоминала Лавинет.
— Это где-то недалеко?
— Она сказала, что будет отсутствовать сутки, и очень благодарила меня за то, что я разрешила ей поехать. Грейс очень хорошо справилась с этой тканью из шерсти.
Ты знаешь, что я люблю этот костюм. Очень уже не хотелось его выбрасывать, но рукава совсем обносились. Грейс сделала так, что ничего не видно, а потом ушила юбку, которая была мне очень велика, и сейчас она выглядит как новенькая!
— Похоже, ты очень довольна мисс Гилмор, мама?
— Конечно, очень приятно сделать кому-то доброе дело, а потом понять, что и тебе самой это пошло на пользу.
— А как у нее складываются отношения с остальными слугами?
— Я думаю, они все еще считают ее чужаком.
— Да, в наших краях всякий, кто появился с того берега реки, считается чужаком.
Мать рассмеялась:
— Грейс очень тихая и спокойная.
Это немножко похоже на случай с мисс Прентис. У слуг ведь такое строгое социальное разделение, что в нем не разберешься! Кстати, она, похоже, подружилась с мисс Прентис.
— Возможно, они обе полагают, что могут дружить, не нарушая «правил протокола».
— Должно быть, так. В общем, она уезжает завтра с утра.
Я частенько думала о Грейс Гилмор. Все-таки в ней была какая-то тайна, которая интриговала меня. Я никому не говорила об этом. Они сказали бы — а если и не сказали бы, то подумали, — что я опять что-то выдумываю. Я представляла себе, как Грейс живет вместе со старым бедным священником, таким слабым, но требовательным. Я была уверена, что она заботилась о нем, жила ради него, в то время как ее собственная жизнь проходила впустую.
Мать сказала бы мне на это: «Ты опять выдумываешь какие-то небылицы, Анжела! Это твое воображение… Все это, конечно, очень хорошо, но не слишком увлекайся».
Я видела, как Грейс Гилмор отправилась на станцию, чтобы сесть на поезд. Мне показалось, что в ней была какая-то целеустремленность. Я улыбнулась и пожелала ей доброго пути.
Я начала размышлять — вернется ли она обратно. Было в ней что-то нереальное. Мне казалось, что она может неожиданно исчезнуть, и после этого мы никогда не услышим о ней. Мысль об этом была настолько навязчивой, что по возвращении домой я заглянула в ее комнату. Здесь было чистенько прибрано. В гардеробе висела одежда. Ночная рубашка была аккуратно сложена под подушкой. Да, я была достаточно любопытна, чтобы заглянуть и туда. Это была комната человека, который собирался вернуться.
Во второй половине дня я отправилась на верховую прогулку с Беном, и все мысли о Грейс Гилмор мгновенно исчезли.
Бен рассуждал о том, как управлял бы своим имением.
— Таким, как Кадор? — спросила я.
— Таким, как Кадор, только больше. Я рассмеялась.
— У тебя все должно быть больше, чем у остальных! Ты понимаешь, что это поместье создавалось в течение сотен лет. А ты собираешься прийти на пустое место и тут же начать управляться с чем-то еще большим?
— Именно этого мне и хотелось бы!
— Не всегда мы получаем то, чего нам хочется. Гордыня предшествует падению.
— Ты читаешь мне мораль?
— Говорят, это правда!
— А я вот возгоржусь и не паду, хотя бы ради того, чтобы доказать, что это все не правда!
— В таком случае я буду очень огорчена: как вспомню, сколько раз мне пришлось написать это выражение по требованию мисс Прентис!
— Что ж, цель почетна — доказать, что моралисты ошибаются. Да и вообще на каждую пословицу есть пословица, которая ей противоречит. Так что я сам для себя буду создавать правила. Это будут правила рассудка!
— Ах, Бен, как хорошо, что ты здесь!
— А хочешь я скажу, что мне здесь больше всего нравится? То, что здесь есть Анжела!
Ты всегда говоришь такие приятные слова? Ты и впрямь так думаешь?
— Не всегда, но в данном случае — да.
— Но если ты так не думаешь, то зачем говоришь? Он помолчал, а потом рассмеялся.
— Ну, знаешь, людям это нравится. Они любят тебя за это, а это хорошо, когда люди тебя любят. Никогда не создавай себе врагов, если можно обойтись без этого… Никогда неизвестно, как может обернуться для тебя какая-нибудь мелочь. Это называется «держать колеса хорошенько смазанными».
— Даже если это попахивает фальшью? Он пожал плечами.
— Это же безвредно. Людям от этого становится лучше. Что же в этом плохого?
— Ничего, я думаю, только мне нравится правда.
— Ты требуешь от жизни слишком многого.
Мы выехали на открытое пространство, и я пустила лошадь галопом. Бен держался рядом.
— Мы уже почти на пустоши, — прокричала я.
Я осадила лошадь: целые мили пустоши с валунами, мелкими ручейками и растущими кое-где цветами.
— Есть здесь что-то странное, — сказала я. — Ты чувствуешь это? И не просто странное — нехорошее!
— Не от мира сего, как будто заблудился на чужой планете!
— Вот именно! Странные вещи тут случаются. Когда я оказываюсь здесь, я начинаю верить во все эти истории с нэйкерами и прочими духами.
— Да, и это мой дом.
Расскажи еще о своем дедушке.
— Он отправился путешествовать вместе с цыганами, и какой-то мужчина, считавший себя джентльменом, напал на девушку-цыганку. Мой дедушка решил остановить его, и в схватке тот мужчина погиб. Признали, что это убийство, и деда сослали в Австралию на семь лет…
— Легкое наказание за убийство!
— На самом деле это нельзя назвать убийством, он ведь защищал девушку!
Моя бабушка, которая была тогда маленькой девочкой, спасла его, то есть упросила своего отца сделать это. Мой дедушка отбыл свой срок, организовал в Австралии свое хозяйство, а потом, когда вернулся в Англию, он и моя бабушка поженились.
В общем, счастливый конец?
— Поначалу… У них появились сын Джекко и моя мама, и они жили очень счастливо, но потом решили съездить в Австралию. Так они утонули… все, кроме моей матери!
Она была единственной, кто остался в живых, так как случайно в тот день она не отправилась с ними в море.
— Значит, в Австралии он и погиб? Я кивнула.
— Я слышал истории о людях, которым удавалось выжить…
— Да, и такое бывает. Похоже, там такое место, где может случиться все, что угодно!
— В любом месте может случиться все, что угодно.
— Пусть так, в любом случае я рада, что ты решил сюда приехать, Бен.
— Я тоже.
Из дома вышли моя мать и Амарилис. Амарилис с некоторым опасением взглянула на Бенедикта, но он улыбнулся ей без всякого смущения. Он чувствовал себя здесь как дома.
Некоторое время Бен рассказывал нам об Австралии и о том, что Лондон оказался и в самом деле таким интересным местом, каким он его себе представлял. Потом Бенедикт спросил, можно ли здесь скакать верхом. Тетя Амарилис сказала, что вообще здесь катаются на Роуд и что это можно будет устроить.
— Я уверен, что ты постоянно ездишь верхом, — сказал он мне.
— Ну да, — согласилась я. — Я люблю верховую езду и в Кадоре часто езжу.
— Может быть, мы сможем покататься вместе?
— С удовольствием.
Моя мать и тетя Амарилис неуверенно переглянулись, и тетя Амарилис сообщила, что через полчаса будет подан обед.
Я действительно покаталась верхом на Роттен-роу вместе с Бенедиктом, Джонии и Джеффри. Прогулки верхом здесь очень отличались от тех, к которым я привыкла в Корнуолле: здесь гуляли люди из высшего света, которые постоянно раскланивались друг с другом. Я держалась в седле ничуть не хуже, чем наши лондонские мальчишки, но вот Бенедикт был и в самом деле прекрасным наездником, так что мне очень захотелось прокатиться с ним где-нибудь в таком месте, где он смог бы проявить все свои способности.
Он много говорил, обращаясь в основном ко мне.
— Тебе нужно побывать в Австралии, — говорил он и описывал свою родину. — Кустарники, холмы и везде каучуковые деревья.
— А кенгуру? — спросила я.
— Само собой разумеется, и кенгуру.
— Они носят детей в сумочках! Я видела это на картинках.
— Эти малыши рождаются величиной с полдюйма. Он рассказывал нам о Сиднее и его чудесной гавани, изрезанной заливчиками и бухточками, окруженной красивыми деревьями, на которых сидят разноцветные птицы.
— И там же — заключенные? — спросила я.
— Да, они все еще есть. Но их меньше, чем прежде, и теперь там появилось много поселенцев, которые хотят создать настоящий город и создают его.
Ты бы хотел поехать туда? — спросила я Джонни.
— Ну, разве что просто посмотреть! Жить лучше здесь.
— Откуда ты знаешь? — спросила я. — Ты же никогда не был там. Вот Бен мог бы судить, где лучше, потому что ему есть что сравнивать.
— Что ты скажешь, Бен?
— Я пока еще ничего не могу сказать.
Мы пустили лошадей легким галопом. Прогулка была очень приятной, и мне все больше и больше нравился Бен.
Бен был принят в доме, и поскольку, похоже, его присутствие никому не мешало, он и сам чувствовал себя здесь свободно. В основном он должен был благодарить за это дядю Питера, который вел себя так, будто появление в доме незнакомого внука было самой естественной вещью. Он умел держать себя как ни в чем не бывало, и, как я узнала позже, дядя Питер вел себя так же спокойно, когда скандал угрожал полностью разрушить его карьеру. Причем до определенной степени именно таким поведением он и сумел предотвратить разрастание скандала, потому что, глядя на него, люди спокойней принимали происходящее.
Судя по всему, дядя Питер гордился Беном. Я была уверена, что во внуке он узнает себя и очень доволен тем, что у него есть внук, о существовании которого никто не подозревал.
Он обсуждал с моим отцом вопрос о том, что следует предпринять в отношении этого мальчика. Я услышала, как отец рассказывал об этом матери.
— Нужно признать, — сказал отец, — Питер не собирается слагать с себя ответственность за внука и хочет сделать для мальчика все возможное. Сначала он хочет послать его на год-другой в университет. Питер считает, что паренек весьма одарен.
— Я в этом уверена, — согласилась мать. — Нет никаких сомнений в том, что он является отпрыском нашего старика!
В этот момент они заметили, что я нахожусь рядом, и переменили тему разговора.
Мы снова отправились на выставку, и на этот раз вместе с нами был Бен. Он старался все время держаться возле меня, что доставляло мне удовольствие. В некоторых экспонатах выставки он очень хорошо разбирался.
— Ты рад что приехал в Англию? — спросила я. Он сжал мою руку.
— Даже не сомневайся, — сказал он.
— Я тоже этому рада, — ответила я.
— И вообще все здорово складывается! Мой дедушка — великий человек! Я хочу быть похожим на него!
— Ты и так похож, — сказала я.
— Нет, я хочу быть похожим во всех отношениях, и я тоже хочу заниматься бизнесом. Дед много говорил со мной. Для начала он хочет, чтобы я стал похож на настоящего английского джентльмена.
Как ты думаешь, это хорошая мысль?
— Я думаю, ты и так хорош.
— Он так не считает, а он очень умный человек. Бен улыбнулся мне. Его глаза радостно сияли. Он был рад тому, что приехал сюда.
Я очень огорчилась, когда настала пора возвращаться домой. Мне не хотелось расставаться с Беном.
— Ты скоро снова приедешь сюда, — сказал Бен. — Или я, может быть, приеду посмотреть ваш чудесный Кадор.
— Это было бы прекрасно, — ответила я.
Бенедикт приехал на вокзал, проводил нас до самого вагона, и, стоя на платформе, помахал вслед рукой.
— Кажется, вы понравились друг другу, — заметила мать.
— Бенедикт — довольно яркая личность, — добавил отец.
— В этом нет ничего удивительного: он — внук Питера, да еще выросший в таких необычных условиях!
— Любопытно, захочет ли он приехать к нам в гости?
— Захочет! — сказала я. — Он говорил мне об этом.
— Люди не всегда держат слово, милая.
— Но он говорил серьезно!
— Бывает, что люди говорят вполне серьезно, а потом забывают о своих словах.
Но я была уверена, что Бенедикт не забудет. Я еще долго думала о нем, а потом воспоминания стали потихоньку стираться.
Прошел год. Время от времени мы получали сведения от тети Амарилис. Питеркин и Френсис пристроили еще одно крыло к своему дому; Джонни и Джеффри очень заняты своими школьными делами; надежды Питера и Мэтью реализовались с момента смещения правительства Маленького Джона — их зять получил пост в кабинете лорда Дерби. Внук Питера довольно сильно изменился.
«Бенедикт все больше и больше становится похож на нас. Он стал самым настоящим английским джентльменом., ну, почти. Питер очень заботится о нем. Он считает, что мальчику было бы неплохо заняться управлением поместьями, и собирается просить Вас принять Бена в Кадоре на некоторое время… скажем, на месяц-другой, просто посмотреть, насколько он приспособлен к такому образу жизни. Питер полагает, что Бенедикт очень хорошо справился бы с этим делом».
— Ну разумеется, пусть приедет и погостит у нас, сказал отец. — Я уверен — это для него самое подходящее. Бенедикт очень часто сталкивался с вопросами такого рода еще в Австралии. Несомненно, он рожден для такой жизни.
Мать сказала, Что немедленно напишет Амарилис, а я разволновалась в ожидании встречи с Бенедиктом.
Через несколько дней я впервые встретилась с Грейс Гилмор. Я вела свою лошадь Глорию в поводу к берегу, где любила скакать галопом по краю прибоя. Этот отрезок побережья, расположенный всего в полумиле от гавани, был частью поместья Кадор, и здесь редко встречались люди.
Я удивилась, увидев молодую женщину. Она сидела на днище перевернутой лодки, лежавшей возле старого лодочного сарая, которым давным-давно никто не пользовался, и смотрела на море.
Казалось, она тоже удивилась, услышав приближающийся стук копыт. Я остановила лошадь.
— Добрый день! — сказала я.
Женщина тоже поздоровалась. Она была совсем молодой, я решила, что ей еще нет и двадцати. Что-то в ней заинтересовало меня: она была серьезной, озабоченной, а после того, как увидела меня, — несколько встревоженной.
Я задумалась, кем она может быть, и мое естественное любопытство, столь осуждаемое миссис Пенлок, разгорелось. Девушка была не из местных, а чужаки здесь появлялись крайне редко. Люди, приезжавшие сюда, обычно посещали родственников, и их появление всегда вызывало множество слухов. Об этой женщине я ничего не слышала.
— Хороший сегодня денек выдался! А вы здесь гостите? — спросила я.
— Я остановилась на несколько дней в «Приюте рыбака», — ответила она.
Я знала, что Пеннилег немногое может предложить своим нечастым гостям. По-моему, у него были всего две комнаты для постояльцев, да и те маленькие и неудобные. Свои доходы он в основном получал от ежедневных посетителей — шахтеров и рыбаков.
— А вы здесь надолго?
— Я еще не знаю…
Девушка была не слишком разговорчива. Вдруг она спросила:
— А вы живете здесь?
Я кивнула и указала на вершину утеса, где стоял Кадор.
— Дом просто великолепен, — похвалила она.
Я тут же прониклась к ней теплыми чувствами, как ко всякому, кто хвалил наш Кадор.
— А это ваш лодочный сарай? — спросила она.
— Думаю, что наш, но им никогда не пользуются. Девушка заинтересовала меня. Мне показалось, что я заметила в ней некоторое напряжение, но потом решила, что это мое воображение.
Я попрощалась и поехала вверх по склону, через заросли, к Кадору.
Я забыла о ней до следующего дня, когда мы вновь встретились. Мы были в саду вместе с матерью. Девушка прошла через внутренний двор и остановилась, глядя на нас. Она казалась очень печальной и трогательной.
— Добрый день! — сказала мать. — Вы хотите кого то повидать?
— Вы — хозяйка этого дома? — спросила девушка. — Я встречалась с вашей дочерью.
— Это верно, — подтвердила я. — На берегу моря, возле старого лодочного сарая. А вы все еще живете в «Приюте рыбака»?
Она кивнула.
— Нет ли где-нибудь для меня работы?..
— Работы?! — удивилась мать.
— Я могу делать все, что угодно, — сказала она, и в ее голосе прозвучали нотки отчаяния, которые, как я заметила, тронули мою мать не меньше, чем меня.
— Наймом работников занимается Уотсон, наш дворецкий, — сказала мать. — Вы можете поговорить с ним.
Я представила себе Уотсона. Не знаю, что бы придумал Уотсон, какую работу он мог предложить ей? Насколько мне известно, в слугах мы не нуждались, да она и не была похожа на горничную, камеристку или еще кого-нибудь в таком же роде. Держалась она с достоинством и, пожалуй, даже сурово. Вряд ли это могло привлечь Уотсона.
— Я… я умею шить, — вдруг сказала она.
Мать взглянула на меня. Я поняла, что девушка вызвала в ней симпатию и что мы обе хотели бы ей помочь.
Я прямо-таки читала мысли матери. Возможно, это удачный случай. Одежду мы покупали во время поездок в Лондон или даже в Плимут, но мать часто говорила: «Как бы мне хотелось, чтобы здесь жила старая добрая мисс Семпл». Мисс Семпл жила в комнатке наверху, в ее распоряжении была большая и светлая комната, использовавшаяся в качестве швейной мастерской. Мисс Семпл работала там до самой смерти, а умерла она три года назад.
В этот момент девушка слегка покачнулась. Она непременно упала бы, если бы ее не подхватила мать.
— Ах, бедняжка, ей стало дурно! — вскрикнула мать. — Помоги мне, Анжела, опусти ей голову вниз, так она придет в себя!
Через несколько секунд девушка открыла глаза:
— Ах, простите меня!
— Дорогое мое дитя, — сказала мать, — мы отведем тебя в дом.
Мы провели ее в комнату рядом с холлом, где люди, желавшие встретиться с родителями, обычно ожидали их.
— Позвони, и пусть кто-нибудь принесет бренди, — попросила мать.
Я выполнила поручение. Девушка сидела в кресле.
— Со мной уже все в порядке, извините меня! Это было глупо с моей стороны.
— С вами не все в порядке! — твердо возразила мать. — Вам необходимо отдохнуть.
Служанка принесла бренди, и девушка, слегка поколебавшись, отхлебнула глоток. Похоже, она немного пришла в себя и попыталась встать, но мать мягко усадила ее в кресло.
— Скажите мне, откуда вы здесь появились? И почему такая девушка, как вы, ищет работу?
Та слабо улыбнулась:
— Притворяться без толку, правда? Я должна найти работу… и быстро.
Я в отчаянном положении, мне некуда податься!
— Вы сказали, что остановились в «Приюте рыбака»?.. — сказала я.
— Завтра мне нужно выезжать оттуда, у меня больше нет денег…
— Но откуда вы приехали? — спросила мать.
— Я знала, что в этих местах есть богатые поместья. Вот я и решила, что мне удастся найти здесь работу. Так что…
— Я понимаю, — повторила мать, — но все-таки, откуда вы здесь появились?
— Мой дом в Баритоне… в Девоне. Мой отец был приходским священником. Он гораздо старше моей матери, да и вообще мои родители были немолоды, когда поженились. Я была у них единственным ребенком, а когда мать умерла, дела пошли совсем плохо. Отец долго болел, и ему пришлось распрощаться с земной жизнью… Все наши сбережения были потрачены, и после того, как все было распродано и выплачены долги, у меня ничего не осталось. Мне нужно было найти какую-нибудь работу. Видите ли, я ничему специально не училась, но много шила для соседей и знакомых. Я действительно хорошо шью… — закончила она свой монолог умоляющим голосом.
Мать приняла решение.
— Посмотрим, как вам здесь понравится! Многие годы у нас шила мисс Семпл, но она умерла три года назад. Мы все очень любили ее и не нашли замены. Ее комната до сих пор свободна, а к ней примыкает швейная мастерская.
Лицо девушки засветилось радостью:
— Неужели вы серьезно?..
— Конечно! — ответила мать. — Давайте поднимемся наверх и осмотрим помещение.
Девушка взяла мать за руку. Я боялась, что сейчас она разрыдается, но она сдержалась. Мать была явно тронута этим выражением благодарности и сказала:
— Полагаю, у вас есть вещи, которые нужно перенести сюда?
Есть немного в «Приюте рыбака», и это все…
— Я покажу вашу комнату, а потом можете отправиться и забрать свои вещи.
— Вы так добры… Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой!
Мы провели ее наверх и показали комнаты. В швейной мастерской стоял большой стол, за которым когда-то работала мисс Семпл. И манекены, которыми она пользовалась, и нитки в ящиках стола, и ленты для снятия мерок — все было так, как она оставила.
Девушка сообщила нам, что ее зовут Грейс Гилмор и что она надеется когда-нибудь расплатиться с нами за доброту, которую мы проявили к ней.
Вот так Грейс Гилмор попала в Кадор.
Среди слуг это вызвало некоторое недовольство, поскольку там не одобряли, как говорится, «вмешательство сверху», но мать пояснила им, что мисс Гилмор — юная леди из приличной семьи, попавшая в сложное положение, и что она просит всех оказать девушке посильную помощь. Уотсон и миссис Пенлок согласились сделать все, что в их силах, чтобы помочь ей прижиться, и заметили, что, хотя выбор слуг является прерогативой Уотсона, подбор портнихи вне его компетенции. Так что в данном случае дух «протокола внутренних отношений»в доме нарушен не столь грубо, как это могло бы показаться на первый взгляд.
В тот же день Грейс Гилмор прибыла со своими вещами и заняла комнату на верхнем этаже. Она хотела поскорее взяться за работу, и вскоре выяснилось, что она действительно прекрасная портниха.
— Нам повезло, — сказала мать. — И она хорошего происхождения, что тоже неплохо. Мы должны относиться подобрей к этой бедняжке. Ей довелось пережить тяжелые времена, а ведь она еще так молода! Не сомневаюсь, что она сможет чем-то сможет помочь и мисс Прентис.
Я была довольна, что нам удалось помочь девушке. Грейс Гилмор заинтересовала меня: что-то в ней было таинственное..
В Кадор приехал Бенедикт. Он показался мне еще более привлекательным.
— Ого, как ты выросла! — воскликнул он. — Можно сказать, что ты уже юная дама! — Он рассмеялся. — Я здесь приживаюсь, — сообщил он. — Скоро стану таким же англичанином, как все вы!
Мои родители с удовольствием встретили его, и через несколько дней Бенедикт полностью вписался в повседневную жизнь Кадора. Он проводил много времени с моим отцом.
Джеку он тоже понравился, да и слуги отнеслись к нему благосклонно.
Я старалась проводить с ним побольше времени. Похоже, ему нравилось мое общество, но он, конечно, приехал сюда с определенной целью и был очень занят. Он с большим интересом отнесся к знакомству с имением, и если находился не вместе с моим отцом, то старался общаться с Джоном Подстарком, нашим управляющим. Вскоре его знали все, а в кухне его постоянно обсуждали — особенно те служанки, что помоложе и поигривей.
— Можно сказать, он «очаровашка»! — таков был приговор миссис Пенлок. — Вам, девушки, как раз таких и надо поберечься! Они умеют говорить приятные слова и улыбаться, но только до тех пор, пока не получат, что им от вас нужно, а потом говорят: «До свидания, я отправляюсь кружить голову следующей!»
Но и сама миссис Пенлок не была непробиваемой: в присутствии Бенедикта она начинала тоже жеманничать, а он, если и поглядывал на молодых и красивых девушек, не забывал, однако, и про тех, кто постарше. Он уделял внимание и миссис Пенлок, которая признавала, что ей слегка за шестьдесят, хотя я была уверена, что она убавляет свой возраст, поскольку еще в те времена, когда моя мать была маленькой девочкой, она была уже немолода. Бенедикт заставлял всех женщин почувствовать, что в них есть обаятельные черты, которые ему нравятся. Видимо, именно это и называется «шарм».
Я пыталась выяснить, что в характере Бенедикта оказывает такое влияние на людей, дело ведь было не только в его отношении к ним. Он был из тех мужчин, которые рвутся к власти, и я пришла к заключению, что именно это и лежит в основе мужской привлекательности.
Мать сама заговорила со мной о нем.
— Похоже, Бенедикт уже со всеми познакомился. Он пробыл здесь совсем недолго, но успел произвести на всех впечатление!
— В нем есть что-то особенное, — ответила я. — Он не похож ни на кого из тех, кого я знаю.
Мать улыбнулась:
— Он постоянно ездит с Джоном Подстарком и твоим отцом. Похоже, они считают, что из него выйдет хороший управляющий!
— А что, по-твоему, собирается сделать дядя Питер? Купит ему где-нибудь имение?
— Возможно… Но, думаю, купит он его для себя. Он будет владеть имением, а всеми делами займется Бенедикт.
— Мне кажется, что Бену это не понравится!
— Да, он похож на своего дедушку, в этом я убеждена. Он захочет со всем управляться сам. Любопытно посмотреть, во что все это выльется? Этакая парочка сильных личностей! Кстати, мисс Гилмор, по-моему, прижилась здесь. Как тебе кажется?
— Она настолько благодарна, что даже неудобно.
— Бедная девочка! Не представляю, что бы она делала, если бы мы не приняли ее? Она была просто в отчаянном положении. Да, она попросила меня отпустить ее на денек…
— Отпустить? Так быстро?
— У нее, оказывается, есть старая тетушка, которая живет где-то возле Бодмина.
Грейс решила съездить туда, повидать ее и рассказать, где и как она устроилась.
— Мне казалось, что у нее нет родственником?
— По-моему, такого она не говорила. Так или иначе, это сестра ее отца, и я уверена, что она уже очень стара, как был стар и ее покойный отец.
Во всяком случае, я сказала, что Грейс может поехать.
— Ты говоришь, возле Бодмина?
— Она упоминала Лавинет.
— Это где-то недалеко?
— Она сказала, что будет отсутствовать сутки, и очень благодарила меня за то, что я разрешила ей поехать. Грейс очень хорошо справилась с этой тканью из шерсти.
Ты знаешь, что я люблю этот костюм. Очень уже не хотелось его выбрасывать, но рукава совсем обносились. Грейс сделала так, что ничего не видно, а потом ушила юбку, которая была мне очень велика, и сейчас она выглядит как новенькая!
— Похоже, ты очень довольна мисс Гилмор, мама?
— Конечно, очень приятно сделать кому-то доброе дело, а потом понять, что и тебе самой это пошло на пользу.
— А как у нее складываются отношения с остальными слугами?
— Я думаю, они все еще считают ее чужаком.
— Да, в наших краях всякий, кто появился с того берега реки, считается чужаком.
Мать рассмеялась:
— Грейс очень тихая и спокойная.
Это немножко похоже на случай с мисс Прентис. У слуг ведь такое строгое социальное разделение, что в нем не разберешься! Кстати, она, похоже, подружилась с мисс Прентис.
— Возможно, они обе полагают, что могут дружить, не нарушая «правил протокола».
— Должно быть, так. В общем, она уезжает завтра с утра.
Я частенько думала о Грейс Гилмор. Все-таки в ней была какая-то тайна, которая интриговала меня. Я никому не говорила об этом. Они сказали бы — а если и не сказали бы, то подумали, — что я опять что-то выдумываю. Я представляла себе, как Грейс живет вместе со старым бедным священником, таким слабым, но требовательным. Я была уверена, что она заботилась о нем, жила ради него, в то время как ее собственная жизнь проходила впустую.
Мать сказала бы мне на это: «Ты опять выдумываешь какие-то небылицы, Анжела! Это твое воображение… Все это, конечно, очень хорошо, но не слишком увлекайся».
Я видела, как Грейс Гилмор отправилась на станцию, чтобы сесть на поезд. Мне показалось, что в ней была какая-то целеустремленность. Я улыбнулась и пожелала ей доброго пути.
Я начала размышлять — вернется ли она обратно. Было в ней что-то нереальное. Мне казалось, что она может неожиданно исчезнуть, и после этого мы никогда не услышим о ней. Мысль об этом была настолько навязчивой, что по возвращении домой я заглянула в ее комнату. Здесь было чистенько прибрано. В гардеробе висела одежда. Ночная рубашка была аккуратно сложена под подушкой. Да, я была достаточно любопытна, чтобы заглянуть и туда. Это была комната человека, который собирался вернуться.
Во второй половине дня я отправилась на верховую прогулку с Беном, и все мысли о Грейс Гилмор мгновенно исчезли.
Бен рассуждал о том, как управлял бы своим имением.
— Таким, как Кадор? — спросила я.
— Таким, как Кадор, только больше. Я рассмеялась.
— У тебя все должно быть больше, чем у остальных! Ты понимаешь, что это поместье создавалось в течение сотен лет. А ты собираешься прийти на пустое место и тут же начать управляться с чем-то еще большим?
— Именно этого мне и хотелось бы!
— Не всегда мы получаем то, чего нам хочется. Гордыня предшествует падению.
— Ты читаешь мне мораль?
— Говорят, это правда!
— А я вот возгоржусь и не паду, хотя бы ради того, чтобы доказать, что это все не правда!
— В таком случае я буду очень огорчена: как вспомню, сколько раз мне пришлось написать это выражение по требованию мисс Прентис!
— Что ж, цель почетна — доказать, что моралисты ошибаются. Да и вообще на каждую пословицу есть пословица, которая ей противоречит. Так что я сам для себя буду создавать правила. Это будут правила рассудка!
— Ах, Бен, как хорошо, что ты здесь!
— А хочешь я скажу, что мне здесь больше всего нравится? То, что здесь есть Анжела!
Ты всегда говоришь такие приятные слова? Ты и впрямь так думаешь?
— Не всегда, но в данном случае — да.
— Но если ты так не думаешь, то зачем говоришь? Он помолчал, а потом рассмеялся.
— Ну, знаешь, людям это нравится. Они любят тебя за это, а это хорошо, когда люди тебя любят. Никогда не создавай себе врагов, если можно обойтись без этого… Никогда неизвестно, как может обернуться для тебя какая-нибудь мелочь. Это называется «держать колеса хорошенько смазанными».
— Даже если это попахивает фальшью? Он пожал плечами.
— Это же безвредно. Людям от этого становится лучше. Что же в этом плохого?
— Ничего, я думаю, только мне нравится правда.
— Ты требуешь от жизни слишком многого.
Мы выехали на открытое пространство, и я пустила лошадь галопом. Бен держался рядом.
— Мы уже почти на пустоши, — прокричала я.
Я осадила лошадь: целые мили пустоши с валунами, мелкими ручейками и растущими кое-где цветами.
— Есть здесь что-то странное, — сказала я. — Ты чувствуешь это? И не просто странное — нехорошее!
— Не от мира сего, как будто заблудился на чужой планете!
— Вот именно! Странные вещи тут случаются. Когда я оказываюсь здесь, я начинаю верить во все эти истории с нэйкерами и прочими духами.