Аркали застенчиво ослабила тесемки своего платья, перепачканного отрыжкой ребенка, расшнуровала его и принялась отскребать пятно.
   — Придется, Аркали, тебе снять его, — засмеялась Фая. — Не стесняйся, вряд ли у тебя есть что-нибудь, чего мы не видели!
   С улицы донесся истерический хохот пьяных мужиков. Услышав его, Аркали почувствовала себя раздетой. Прошлой ночью она сняла свой длинный, почти до колен жакет с шитьем на плечах, но в это время установленная на улице передающая камера их перископа привлекла внимание кучки слоняющихся без дела калифорнийских ранбо. Те принялись кривляться перед объективом, пинать его. Казалось, через объектив они видят все, что творится в бункере, поскольку их голоизображения паясничали и делали непристойные жесты. И никто не мог унять хулиганов.
   Крики становились все громче — они явно приближаются. Улюлюканье и визг. Омерзительные пьянчуги с картавыми голосами. Грубияны макау-калифорнийцы из охраны. Форменное отребье, которому не свойственны ни гибкий ум торговцев, ни строгая дисциплина служащих МеТраКора. Отец Аркали говорил, что все эти охранники-контрактники — бывшие дезертиры: длинноусые, с угловатыми чертами лица, ленивые и капризные, поскольку они однажды уже сбежали от своих офицеров и знали все солдатские трюки. Они были исключительно изобретательны в любых гадостях и жестоки к местным проституткам; они пили, дрались стравливали собак в японской части города — ради денег и удовольствия наблюдать за смертельной схваткой. Теперь же у них в руках заряженные бластеры, они якобы патрулируют периметр купола в поисках мест возможного прорыва каньцев.
   Один из наймитов прицелился в метракоровскую эмблему на стене и хладнокровно сжег ее.
   Аркали задыхалась в духоте. Люди на улице больше всего напоминали дикую стаю. Хохочущие, как безумцы, безжалостные, как гиены.
   Шаги по плексу в шести футах над их головами.
   Лицо спящей Бетрикс Рейнер осунулось. Сестры Соломон притянули детей поближе. Аркали увидела разлетающиеся осколки бутылки, запущенной в камеру, и изображение дрогнуло. Послышались звуки передвигаемой в офисе наверху мебели; филиппинка встала и крадучись двинулась мимо колонн к диафрагме. В поднятой руке она, точно мачете, сжимала малайский паранг. Очень острый паранг, тяжелый. Наверняка им можно рубить до самой кости.
   Лорис Соломон зашипела на ребятишек:
   — Тихо вы!
   — Но ведь диафрагма закрыта и заперта, — сказала Аркали. — Им все равно к нам не забраться без…
   — Тихо!
   Тишину теперь нарушал лишь топот множества ног, крики, доносящиеся через вентиляционные отверстия, голоса, то и дело разражающиеся проклятиями на невнятном калифорнийском. Было очевидно: помещение громят в поисках спиртного. Наконец целый град пинков и ударов посыпался на плексовую диафрагму. Затем послышалось царапанье — как будто кто-то пытался взломать ионный замок штыком, и филиппинка замерла, наверное, стараясь не производить ни звука и лучше слышать происходящее снаружи… но, скорее всего, из страха. Ведь диафрагма была единственным входом и выходом из бункера.
   Страх начал передаваться от одного к другому. Какая-то девочка заплакала. Лицо старшего сынишки Соломонов превратилось в белый овал, вся его мальчишеская отвага мгновенно испарилась.
   Звуки плача их и выдали.
   — Э-э-э, пусти-ка, пусти! Эй, леди, есть кто или нет? Вы там, что ли? Ну будет молчать-то!
   — Тихо! Заткнитесь! — прошипела Фая.
   — Нет! — воскликнула вскакивая на ноги Аркали. — Мы должны позвать на помощь! Вызовите офицера! Мы…
   Фая схватила ее за плечи и отвесила звучную пощечину, затем притянула к себе и зашептала на ухо:
   — Никто нас не услышит! Неужели ты не понимаешь? Они знают, что это конец. Китайцы вот-вот будут в городе, и эти мерзавцы напоследок напились как свиньи. А звуки женских голосов только раззадорят их.
   — Но должен же нам кто-то помочь?
   — Говорю тебе, я уже проходила через это. Они перерезали связь.
   — Эй, синьориты! Не желаете ли потрахаться?
   Мужской голос неожиданно раздался откуда-то сзади, насмешливый, громкий, отчетливый. Помещение наполнилось издевательским смехом. Со стены на женщин смотрело огромное лицо, искаженное, поскольку его обладатель стоял слишком близко к камере. Позади товарищ наемника, сидя на земле с бутылкой в руке, пытался стянуть с себя перепачканные брюки. Солдатам явно надоело патрулировать канализацию.
   Аркали охватили ужас и отвращение.
   Бутылка, брошенная первым солдатом разбилась о камеру, попавшая на объектив жидкость и застрявшие в нем осколки исказили изображение. Аркали отвернулась, закрыла лицо руками. Ей хотелось кричать, заполнить эту мертвую тишину звуками собственного голоса, но она не смогла. Дети заплакали от страха, и теперь их было не успокоить. Одна из женщин принялась подвывать, а Бетрикс Рейнер снова закричала.
   — Ради Бога, да успокойте же их! — прошипела Лорис Соломон.
   Аркали притянула к себе четырехлетнюю девочку и крепко обняла ее. Когда она снова взглянула на голо, солдат уже не было видно. Бункер вновь наполнился звуками выстрелов лучевых пушек. От вспышек изображение то и дело становилось черно-белым. Шальной луч угодил в изысканно украшенный портик одного из зданий. Потом на глазах Аркали обвалилась стена строения на противоположной стороне улицы, погребая под собой несколько припаркованных машин и растущее неподалеку молодое деревце. Вдалеке послышались крики. Вспышки городских орудий, стреляющих куда-то во тьму за лагуну, были густо-зеленого цвета. А что, если китайцы попытаются прорваться через подвалы, пока эти презренные негодяи, позорящие красную форму МеТраКора, в стельку пьяны? Мальчишка Соломонов полез к вентиляционному отверстию. Аркали видела, как его голова и плечи исчезают внутри, а ноги в ботинках отчаянно скребут по стене. Затем у входной диафрагмы раздался ужасающий грохот, Аркали повернулась — как раз в тот момент, когда филиппинка отлетела назад.
   Внушительный холм плоти на груди женщины заколыхался. Теперь она громко молилась, и Аркали поняла, что та перепугана до смерти. Грохот был отзвуком взрыва мезонной гранаты, и теперь под мощными ударами снаружи диафрагма с выведенным из строя ионным замком медленно поддавалась. Аркали бросилась на подмогу. В руке у нее непонятно откуда вдруг появилась тяжелая железяка, но Лорис Соломон отняла ее и отдала Фае, а саму Аркали грубо швырнула за один из ящиков с чаем:
   — И смотри не высовывайся!
   — Но я…
   — Сиди тихо, пси тебя побери! Стоит им тебя увидеть, и они взбесятся! Некоторые из мужиков ох как любят помучить богатеньких сучек!
   Аркали притаилась за ящиком. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Новый град ударов — и дверь рассыпалась. Женщина заметила, как филиппинка бросилась вперед, услышала звуки борьбы, а потом звон упавшего на пол паранга. Что происходит, из-за ящика Аркали видно не было. Наконец в поле ее зрения появился огромный солдат в красном мундире, который, схватив филиппинку за горло, заталкивал ее обратно в бункер. Потом он с силой швырнул ее об стену и бешеным, пылающим от похоти взглядом оглядел помещение.
   За ним, как крысы, внутрь прошмыгнули и другие. Сначала трое, потом еще один, еще… Потные, грязные, поначалу они лишь настороженно оглядывались. Но затем, смекнув, что охраны нет, повели себя гораздо увереннее. Когда верзила, вошедший первым, отстегнул шестидюймовый штык, а само оружие отбросил, дети заплакали еще громче.
   — Хочешь потрахаться? — Он злобно уставился на Лорис Соломон.
   — Убирайся отсюда, урод несчастный! — яростно закричала та, поднимая свою железяку.
   Солдат ткнул в ее сторону штыком, одновременно поворачиваясь к приятелям и приглашая их посмеяться вместе с ним. В этот момент Лорис Соломон обрушила ему на голову свое орудие, но в последний момент воин сумел уклониться и расхохотался еще громче. Второй удар оказался для него неожиданностью, и конец железяки разодрал ему щеку.
   Солдат скривился от боли, схватил Лорис за запястье и, швырнув на пол, вспорол штыком ее белую сорочку. Обнажились груди и живот женщины. Фая с криком бросилась на незваного гостя. Аркали вскочила, к ней рванулись другие солдаты, вытащили ее из-за ящика.
   Первый нападающий швырнул Фаю на пол с такой силой, что та потеряла сознание. Яростно размахивая руками, целя ему в глаза, на врага бросилась Лорис. Верзила убрал штык и легко, как у ребенка, отнял у женщины железяку. Затем сказал что-то — видимо, успокаивая товарищей. Он тяжело дышал. Стер кровь с рассеченной щеки и приказал двум самым молодым из соратников охранять дверь.
   Аркали увидела, как он хватает Лорис за волосы и взмахом штыка перерезает ей горло. Встряхнув тело напоследок и отшвырнув от себя, он несколько мгновений следил за тем, как несчастная судорожно хватается рукой за рану на шее. Затем Лорис рухнула на пол, отчаянно хватая ртом воздух.
   Аркали чувствовала, что ее тащат, точно со стороны видела себя, бессильно колотящую кулаками схватившего ее солдата. Но тот был слишком велик и крепок, как плекс. Солдат с легкостью справлялся с женщиной. Борьба казалась напрасной. Одним рывком неприятель разорвал на ней платье. Затем больно схватил ее и горящим взором впился в ее обнаженное тело. И через несколько мгновений зловещим голосом произнес:
   — Короче, сейчас я перережу тебе глотку. Но сначала ты встанешь на колени и будешь умолять меня трахнуть тебя.
 

17

   — Пси подери этих каньцев и всех тех сукиных сынов, которые думают, что мы сдадим базу, а в особенности Гу Цуна и Ю Сяйеня!
   Когда дым немного рассеялся, стал виден кашляющий Эллис Стрейкер. Он отряхнул куртку от пыли и уставился в экран монитора, демонстрирующего китайские батареи. Над расположенной в полумиле от купола темной пальмовой рощей, в дрожащем от марева воздухе поднималась струйка дыма. Случайный луч батареи ударил позади Эллиса и полностью уничтожил ступеньки, снова застлав воздух дымом.
   Из дыма вынырнуло улыбающееся лицо.
   — Надеюсь, капитан Стрейкер, чертов луч не поджарил вас!
   Стрейкеру протягивал руку молодой сотрудник МеТраКора, командир лучевых орудий Южной Стороны, назначенный самим Стрейкером. Он носил выданную на метракоровском складе красную куртку из искусственной кожи, в которой, похоже, было слишком жарко. С ног до головы вымазанный в пыли, парень улыбался и как будто ничуть не был напуган близким попаданием.
   Эллис сердито взглянул на него, но все же позволил молодому командиру помочь ему взобраться на орудийную платформу.
   — Дьявол переломай мне ноги, если меня можно изжарить каким-то там каньским лучом! И будь добр, называй меня просто мистер Стрейкер. Я, конечно, раньше был капитаном, но теперь капитаны служат под моим началом. — От аргентиумовой трубки он заново раскурил сигару.
   Второй артиллерист вежливо заметил:
   — Сейчас, когда солнце зашло, стало заметно прохладнее, не так ли, сэр?
   — Точно.
   Китайские корабли зависли над городом и, объединив усилия, ритмично обстреливали кварталы. Да, подумал Эллис, похоже, они выдыхаются. Скоро у них кончатся трубки и они опасаются, как бы осада не затянулась.
   Когда вокруг, кашляя и отряхиваясь, возникли остальные бойцы, Стрейкер оглядел их и глубоко затянулся, очень довольный тем, как спокойно ведет себя молодой чиновник и сколь изобретательно он запрограммировал орудия, чтобы оптимизировать стрельбу и подольше держать китайцев на расстоянии. Правду говорят: единственный стоящий предмет экспорта МеТраКора в Ямато — это смельчаки, а такой товар везде нарасхват.
   — Ты здорово все устроил, парень.
   — Благодарю вас, сэр!
   Эллис пересчитал в уме сопровождающих: калифорнийский сержант, двое капралов с Айовы, техасский пьяница Эккман — совсем седой, немолодой любитель посквернословить, двое его, Эллиса, гиси, отпущенные с «Шанса» по болезни, но теперь выздоровевшие (хорошие ребята), Нюёку-сан, его слуга, который находится тут лишь из приличия, поскольку Рыжий Боуэн при строительстве баррикад случайно поранил ему руку. Кроме того, здесь Джос Хавкен, Корнелиус Морган и оба Соломона — самые крупные независимые торговцы, владельцы нексус-кораблей, перевозящих шелк и чай, как, впрочем, и любые другие попадающиеся под руку товары. Крепкие орешки, эти Соломоны; тем не менее, именно на них Стрейкер может положиться. Да, крутые парни, особенно когда их жизнь или собственность оказываются под угрозой, к тому же виртуозно обращающиеся с ножом и бластером.
   Вскоре появились три члена Совета: противная Джей Джей Фостер — представитель Контролера, решительный и беспристрастный Зикаиль Мередит и, наконец, Дерион Рейнер — с застывшим лицом, рта не раскрывший с тех пор, как с его женой приключилось несчастье; этот случай потряс Рейнера до глубины души, потому что ничем не сумел помочь ей.
   Значит, подумал Эллис, всего двенадцать человек — хотя один из них все равно что ходячий мертвец. Если б последний залп оказался чуть-чуть поточней и отправил б на тот свет стерву Фостер… Тогда бы мы перевели дух. Здесь она торчит исключительно чтобы шпионить за мной, а потом — если, конечно, доживет — продать меня с потрохами Азизе Поуп. Интересно, что за грязную игру затеяли Дзерник и Поуп? Наверняка прячутся сейчас в какой-нибудь дыре, покарай их пси за трусость.
   Молодой Рейнер — парень что надо. Не чета своему папаше. Курт Рейнер всегда слыл законченным сукиным сыном… да и сейчас вряд ли изменился. Никогда не прощу ему то, как он обходился с Ребой все эти годы. А он, думаю, никогда не простит мне, что я увел ее. Однако в любви и в войне все средства хороши, не так ли?
   На город за их спинами обрушился новый залп — десятитысячный с начала обстрела. Блеснула ослепительная вспышка, донесся раскат грома. Затем первым последовал следующий, и еще, каждый выстрел попадал в какой-нибудь квартал, а купол реагировал лишь через полсекунды. Весь город был покрыт шрамами, на многих улицах громоздились руины и даже в метракоровском центре зияли пробоины. Панический ужас перед круглые сутки не стихающим обстрелом превратил тех, кто не доверял своему счастливому пси, в до смерти перепуганных идиотов.
   Прошлой ночью поспать не удалось никому. Каньцы, чтобы подорвать дух защитников города, вели непрерывный обстрел, и только самые отважные сумели бы забыться — зная, что каждый вздох может стать последним. Эллис видел людей с ионными ружьями, старающихся не отходить далеко от укрытий и то в ожидании смены и дело нервно поглядывающих на небо. В укрытиях было полным-полно беженцев, одержимых заботой исключительно о своей собственной судьбе. Не успевшие эвакуироваться и оставшиеся под куполом обитатели небогатых предместий, зданиям не доверяли и ютились под самодельными флексиплексовыми навесами.
   Удивительно, сколь легко местные жители попали под влияние своего представления о карме — «чему быть, того не миновать», а решение всех остальных проблем возложили на пси, веря, что именно пси давным-давно предопределило их судьбы и что страдания сами по себе ни плохи, ни хороши, но ниспосланы роком. Целые семьи — мать, отец, бабушка, дядя, кузен и тьма-тьмущая детишек, все в национальных одеждах Ямато, лежали вповалку, прикрывшись термофольгой и подложив под головы свои нехитрые пожитки. Сгорбленные спины выдавали напряжение, люди перешептывались, а после полуночи все как по волшебству исчезли. Две тысячи человек растворились, ушли из города тайными путями, известными только контрабандистам из трущоб. В одночасье почва была выбита у них из-под ног, и единственный выход они видели в канализационных коммуникациях.
   Что было странно. Лишенный жителей, город казался нереально пустынным. Не доверяясь легальным возможностям покинуть город, люди за деньги купили себе спасение через канализационные стоки и коллекторы; в Каноя-Сити осталось всего-навсего триста человек — так мало, что каньцам придется потрудиться, чтобы перебить их своими электрическими молниями.
   Фигуры членов инспекционной группы отбрасывали длинные тени, уползающие за парапет. Небо озарила еще одна вспышка.
   — Как тебя звать, приятель?
   — Истман, сэр. То есть Барб Истман. Кажется, я немного знаком с вашим сыном. Мы разговаривали раз или два…
   Мозг Эллиса пронзила внезапная боль.
   — Мистер Истман!
   — Да, сэр?
   — По-моему, я не побоялся доверить вам командование этими укреплениями.
   — Так точно, сэр!
   — А вы никак собираетесь проболтать со мной всю ночь. Может, вы все-таки ответите каньцам?
   Молодой командир невозмутимо посмотрел на Стрейкера, а после очередной вспышки протянул ему осколок плекса.
   — О моих ответах, мистер Стрейкер, можете судить по нагреву моих орудий. И если теперь у вас ко мне нет претензий, то я кое-чем недоволен. Вот, взгляните!
   Орудийный расчет отошел в сторону, чтобы заменить источники питания, а инспекционная группа собралась вокруг самого большого орудия. В сумраке Эллис внимательно приглядывался к молодому человеку. На вид двадцать один — двадцать два года, неуклюжий коротышка плотного телосложения с мясистым, потемневшим в лучах местного солнца и, наверно, от неумеренного употребления спиртного лицом, сейчас ставшим еще более темным от пыли. Курносый нос, близко посаженные глаза под густыми бровями. Когда молодой командир обходил орудие, Эллис заметил, что естественный изгиб его губ создает впечатление постоянной кривой ухмылки.
   Готов поклясться, что из-за нее в глазах начальства ты выглядишь угрюмым, вечно недовольным гордецом. Да, приятель, в общем, лицо у тебя больше всего напоминает на пудинг, с легким удовлетворением думал Эллис, ничего не попишешь, таким тебя создали гены, надо смириться.
   — Ну, и чем же ты недоволен?
   Истман ухватил кусок плекса обеими руками и легко переломил его об колено.
   — Видите? Никуда не годится! После двух последних выстрелов проклятая пушка едва не развалилась. Мы пытались укрепить ее, но я все равно не решаюсь стрелять. Неровен час, всю конструкцию просто-напросто вышвырнет за парапет. Вы только посмотрите на кардан: еще один выстрел, и он полетит ко всем чертям.
   Эллис рассматривал крошащийся плекс.
   — Вероятно, это влияние мезонного излучения защитных полей. После постройки на эти укрепления никто не истратил ни гроша, — угрюмо сказал он, в душе проклиная скаредность Поуп. — Придется вам выкручиваться.
   — Сэр, вы же видите, мы и так делаем, все возможное. Но ведь и остальные орудия почти в таком же состоянии. Да вот, пожалуйста! — И он пнул верхнюю кромку укрепления. Отвалился кусок плекса — рыхлый и пористый на изломе. Старый плекс, давным-давно требующий замены. — Ни одно из орудий не ремонтировалось и не использовалось лет десять. Даже подъемные механизмы не действовали — мы сами отремонтировали их.
   В темном небе снова ярко вспыхнули фиолетовые огни, и несколькими секундами позже на город обрушился очередной лучевой удар. Ближайший луч угодил в расположенное в двухстах ярдах здание МеТраКора.
   — А некоторым из прицельных устройств лет по сто от роду, — вставил Хавкен. — Представляете, пролежали сотню лет на складах Флота на Каролине. Чего ж вы хотите!
   Истман мрачно глядел на орудие, напрочь забыв о разверзшемся над их головами аде — тем более, что вспышки разрядов вражеских орудий были единственным источником света.
   — На самом деле, все еще хуже. С тех пор, как в Каное возвели первые здания, на куполе ни разу не появлялись ремонтные роботы.
   — Мистер Истман, наши оборонительные системы в ремонте не нуждаются.
   Истман взглянул в глаза ненавистной Джей Джей Фостер, главного шпиона. Она возглавляла кадровую службу и формально являлась начальницей молодого командира. Он знал, сколь опасно критиковать компанию, но, с другой стороны, был уверен, что Эллис Стрейкер поддержит его. Поэтому Истман набрался мужества и заявил:
   — Не думаю. Нынче эти орудия куда более опасны для тех, кто их обслуживает, чем для каньцев. Осмелюсь заявить, что экономия на обороне есть беспросветная тупость.
   — Мистер Истман! — В полумраке Фостер была чертовски похожа на ведьму. — Мне кажется, вам лучше воздержаться…
   — Слушай-ка, — перебил ее Эллис, — а ты хорошо стреляешь из бластера?
   — Не знаю, сэр.
   — То есть как это — «не знаю»?
   Истман пожал плечами, в душе восхищаясь деланным удивлением Эллиса Стрейкера. Худая как щепка Фостер смотрела на командира батареи с яростью. И недаром, подумал Истман, ибо сейчас я собираюсь совершить святотатство. Отныне не буду покрывать этих идиотов.
   — А вот так, мистер Стрейкер. Нам не разрешают упражняться в стрельбе — ни из бластера, ни из чего-либо другого. Думаю, что со мной согласятся и другие молодые бойцы, но вы не поверите, если я расскажу, с каким кретинизмом нам приходится сталкиваться. Ведь между отбытием одного корабля и прибытием следующего мы только и делаем, что маемся бездельем. А я б с удовольствием дважды в неделю тренировался с гарнизоном. Или взялся бы за проверку систем обороны. Да и большинство других тоже не желают сидеть сложа руки. Мы бы даже ввели кое-какие усовершенствования, причем, за сущие гроши, однако МеТраКор…
   — Достаточно, Истман, — резко перебила его Фостер.
   — Честно говоря, сэр, едва услыхав о надвигающейся войне, мы попросили у Контролера разрешения тренироваться — ради общего дела, да и просто чтобы не помереть со скуки.
   — И Контролер вам отказала?
   К Истману приблизилась темная фигура, небрежно держащая в руке аргентиумовую трубку. То был один из молодых чиновников МеТраКора, Боско Шадболт.
 
   — Вы не поверите, но на наше прошение вообще не ответили, — сказал он. — С точки зрения компании мы всего лишь чиновники, присланные на Осуми контролировать перемещение грузов.
   Истман кивнул.
   — Да, наша задача только в этом и заключается — составлять перечни, кропать отчеты, а больше — ни-ни. По-моему, сэр, это преступление!
   Эллис мрачно оглянулся на стоящих рядом членов Совета. На фоне опалово светящегося неба и западных укреплений города они казались лишь смутными силуэтами. Потом он снова повернулся к двум молодым чиновникам.
   — Согласен. Но вы должны понимать, что те, кто совершил это преступление, вряд ли когда-нибудь понесут заслуженное наказание.
   — Сэр, подумать только, ведь это было столь необходимо для нашей безопасности! Но никто не заботился об укреплении обороны, а ведь каньские военные технологии постоянно совершенствовались. Ни противоминного оборудования у нас. Ни перевооружения Форт-Бейкера. Никто даже не запретил строить здания непосредственно вблизи космопорта. А калифорнийская милиция…
   Фостер дернулась, ее впалые щеки дрожали от негодования.
   — Я, кажется, сказала вам, мистер Истман: довольно!
   Эллис пожевал окурок сигары, и, не обращая на Фостер никакого внимания, заметил:
   — Милиция, говоришь? Отребье это, а не милиция, шайка разбойников из Эл-Эя, годная лишь на то, чтобы за четверть зарплаты нормальных солдат бестолку шляться по городу! Да-да, причем большинство из них — грабители и убийцы, кто покруче, кто помельче. Готов поклясться!
   — С-сэр! — Боско Шадболт окинул взглядом присутствующих. Похоже, он заразился духом непокорности.
   Плевал я на то, чем это кончится, подумал Истман, но все равно, это здорово — потрясти членов Совета за их золоченые яйца. А как приятно наконец заткнуть им пасти правдой!
   — С-сэр, — заикаясь, повторил Шадболт. — Есть еще одна проблема…
   — Молчать! — попыталась заткнуть его Фостер. — Пси вас побери, да эта батарея вдруг превратилась в оплот инакомыслия и необоснованных обвинений. Учтите, я беру вас на заметку!
   — Ха! — воскликнул Арт Соломон. — Ребята все правильно говорят. Нечего затыкать им глотку.
   Все повернулись к Шадболту, и тот замялся.
   — Я… то есть…
   — Он хочет сказать, сэр, — вмешался Истман, выручая друга, — что все эти чертовы сооружения вот-вот накроются медным тазом, а виной тому — продажность наших начальников. Наш Контролер — самая что ни есть воровка!
   — Нет, это возмутительно!.. — Лицо Фостер обмякло. Она несколько раз безмолвно открыла и закрыла рот, затем взяла себя в руки и пробормотала: — Истман, вы еще пожалеете.
   — Вряд ли, миз. Факт!
   Да, это факт, думал Истман, всей душой ненавидя Фостер. Слава пси, что с нами сейчас Эллис Стрейкер. Почему я должен испытывать уважение к какой-то идиотке, которая стала моей начальницей исключительно благодаря многолетнему безделью и автоматическому продвижению по службе? Все эти шишки требуют к себе уважения, а ведь уважение нужно заслужить. Собственными достижениями. А ты, Фостер, чего достигла? Всю жизнь занималась приписками! Лживые отчеты на Либерти отправляла! Как я презираю тебя, тебе подобных и все ваши устремления! Клянусь, в один прекрасный день я призову вас к ответу, можете не сомневаться!
   — Мы с вами еще поговорим, Истман. Ваша дерзость и без того хорошо известна. Слишком хорошо!
   Однако что бы теперь ни говорила Фостер, Истмана ей было не пронять. Теперь советница казалась ему ничтожной, больной и жалкой, к тому же темнота в какой-то мере скрадывала понятия о рангах. Истман вспомнил, как год назад, когда невыносимая скука метракоровской жизни, клаустрофобия, вызванная жизнью под куполом, постоянные болезни и даже смерти товарищей заставили его совершенно равнодушно поднести к виску бластер. Он даже нажал на спуск. Причем дважды. И оба раза была осечка. Хотя на третий раз, когда он в отчаянии направил оружие в окно, бластер выстрелил.