Появился еще один слуга и пригласил их следовать за собой. Вскоре они оказались в столовой Гу Цуна, чтобы принять участие в жао дянь — завтраке.
 

28

   Каньский адмирал был точно таким, каким запомнил его Эллис. Таким же внушительным, но теперь — после одержанной победы — скорее даже величественным. На трех крайних пальцах его рук красовались специальные предохраняющие ногти колпачки, а шесть месяцев назад он похоже начал отращивать ногти и на указательных пальцах, чтобы дать всем понять, что он теперь не только могущественный чиновник, но еще и амбициозный и возможно немного забегающий вперед в своих надеждах на будущее человек.
   Он бы среднего роста, и почти ровесником Эллиса. На нем была черная одежда в тон прикрывавшим глаза линзам, сотканная из лучшего двухкоконного шелка. Передняя половина его головы была выбрита, а на затылке волосы были туго стянуты застежкой и заплетены в косу, доходившую до талии.
   Интересно, подумал Эллис, какой же бедной девушке с Кванчжу пришлось расстаться с волосами, пошедшими на эту косу. Лицо адмирала было гладко выбрито он был смуглым с курносым носом и глубокими складками вокруг него. Мясистые губы уроженца Линнани и раскосы глаза с черными белками и крошечными белыми точками зрачков в центре. Говорил адмирал с характерной для каньцев певучей шепелявостью.
   Да, неплохую причесочку ты себе соорудил, добродушно подумал Эллис. И отрезав тебе твою косицу, я только окажу тебе любезность.
   Когда Гу Цуна представили, он лишь слегка кивнул головой и что-то буркнул, услышав, что Хавкен является прежним владельцем дома. Стало ясно, что разговор будет вестись через переводчиков и обещает быть совсем не легким.
   Трапеза оказалась настоящим поединком лиц. Под огромной серебряной люстрой стояло несколько блюд с маринованным перцем-чили и отвратительных на вкус бобов в невыносимо-жгучем соусе. Посреди стола стоял кувшин с ледяной водой, а рядом с ним — соблазнительно красовались три простых стакана.
   Они начали с холодных закусок и Эллис сразу понял, что поединок будет нешуточным. Черное «столетнее яйцо» — «медленно преобразующееся в результате особой химической реакции в результате глубокого погружения, досточтимые гости, в известковом молоке» — ю жа гуй — «для начала, дьяволы, жареные в масле». Затем была подана супница с острейшей сычуаньской лапшой, от которой слезы наворачивались на глаза.
   Личный повар-дегустатор Гу поднес пищу к губам. На высших ступеньках политической иерархической лестницы Санаду идеалом считалось демонстрировать свое высокое положение наличием личных слуг для самых разных надобностей. В Санаду всякого рода излишества были в моде вот уже двести лет — начиная со стянутых ног у женщин и сплющивания лбов у младенцев до возведения в фетиш ногтей и волос, практикующиеся среди китайских придворных.
   Нынешней модой было соревнования за столом. Иногда, как было известно Эллису, игра становилась грязной. Самым главным было перенести первые несколько блюд. Целью было сохранить лицо и поддерживать разговор несмотря на то, что рот нестерпимо жег раскаленный соус, и ни в коем случае не отклонять следующую ложку, когда ставки в эастольном разговоре были так высоки и даже не смотреть на воду.
   — Нет, нет, ничего особенного я для вас не сделал, высокочтимый адмирал, — скромно сказал Эллис, глядя на Гу Цуна ничего не выражающим взглядом, хотя небо и язык его горели адским пламенем. — Хотя допускаю: мне потребовалась почти неделя, чтобы убедить эту упрямую старую кошку — нашего экс-Контролера, что она просто не в силах долго сопротивляться вашим силам. Ох, она настоящая мегера, просто бой-баба, эта наша Азиза Поуп. Смотрите караульте ее получше, высокочтимый господин, и прикажите вашим слугам не прислушиваться ни к единому слову этой лживой интриганки, а то мгновенно окажетесь у нее под ногтем. А теперь мне хотелось бы обсудить с вами вопрос о том, когда вы сочтете удобным для себя вернуть мне мой корабль. Хао?
   Услышав это, Гу Цун сразу утратил всю свою насмешливость и отказался от очередного поднесенного ему слугой куска.
   — Бу ксин! — Он стукнул рукой по столу так, что по поверхности воды в кувшине побежала рябь.
   — Высокочтимый адмирал спрашивает, не согласитесь ли вы обсудить этот вопрос немного позже, — так интерпретировал реакцию адмирала переводчик. Эллис прекрасно знал, что точнее было бы сказать «Мать твою, негодяй!».
   Затем Гу отведал еще три огненных блюда и заявил, что несчастный корабль является военным трофеем и вырученные за него деньги должны быть поделены между членами захватившего его экипажа. В дальнейшем корабль будет продан на Шанхае и обретет нового каньского владельца: в ближайшем будущем каньцам понадобится очень много кораблей, поскольку Беспорочный Командующий Ю Сюйень намерен удвоить объем торговли и еще раз удвоить его в Ямато. Может быть мистер Стрейкер согласится принять небольшой грузовой корабль, «Тонжи»?
   Теперь, поскольку счет после первых нескольких блюд оказался более или менее равным, подумал Эллис, разговор обещает быть трудным. Для этой игры человек должен иметь большое присутствие духа.
   — Недостойное угощение в вашу честь, — возвестил переводчик, указывая на только что принесенные горячие блюда. — Глазированные утиные лапки — или очень сочные хай шень ю ду!
   — Хай шень ю ду?
   — Морские моллюски вымоченные в родниковой воде, и раз в день отвариваемые, чтобы не начинали портиться, подаваемые с рыбьими желудками. Очень сильный тоник.
   — Естественно.
   — Вам выбирать.
   — Выбирать? Хитрое дело. А почему бы не оба вместе?
   — Прекрасно! Прошу вас, угощайтесь!
   Гу Цун по-китайски смачно пукнул, а переводчик тем временем добавил:
   — Кстати, по поводу грузовика «Тонжи». К сожалению, он чересчур мал и слишком стар, чтобы с успехом использоваться в торговле с Ямато, но зато его можно использовать для транспортировки мистера Стрейкера и мистера Хавкена, а также членов Совета да впрочем и всех американцев на Сеул, где они смогут сообщить своим соотечественникам о переходе Каноя-Сити в наши руки.
   Эллис улыбнулся и скрипнул зубами. Рот его жгло как огнем, на лбу выступил пот, а глаза увлажнились.
   — Помнится мне, что каньцам всегда воздают должное как людям исключительно щедрым, — сказал он.
   Остаток клейкого блюда прошел под хруст и чавканье. Когда Эллис наконец отодвинул тарелку, ее придвинули ему обратно с фарфоровой ложкой чтобы он смог вычерпать и слизняковую подливку.
   — Что дальше?
   — Свинина.
   — Чудесно.
   — У нас в Санаду говорят: мы едим все части свиньи за исключением ее… как это у вас называется?… ее ойнка.
   — Ха-ха.
   — Забавно, да? Угощайтесь, прошу вас.
   Когда ему накладывали порцию нового блюда, Эллис улыбнулся в тарелку. Блюдо пахло как крабье дерьмо в метиловом спирте.
   — В принципе я бы почел за честь принять любезное предложение высокочтимого адмирала, и перевезти на Сеул беспокоящих его американцев, которые без толку томятся здесь в Каноя-Сити — или может быть лучше называть его уже Новым Тяньцзином? — а заодно и доставить последние новости на Сеул, хотя они и могут пагубно повлиять на настроения живущих там американцев — о да, конечно, я бы с удовольствием оказал бы эту услугу высокочтимому адмиралу, если бы не ряд некоторых соображений.
   — Некоторых соображений?
   На виске Гу Цуна выступили капельки вызванного трапезой пота. Он небрежно смахнул их кончиком самого длинного из своих колпачков за мгновение до того, как капелька едва не упала на воротник. Теперь когда «верительные грамоты» были вручены, настало время приступить к настоящему делу.
   — Суп?
   — Полагаю, акульи плавники.
   Выражение лица Гу свидетельствовало о глубоком разочаровании, затем он расхохотался:
   — Его превосходительство говорит, что для вас, его почетных гостей, у него есть особый суп.
   — Вот как?
   — Ян во тан.
   — Ласточкино гнездо, верно?
   И без того бледное лицо Хавкена приобрело зеленоватый оттенок.
   — Вы слышали о нем?
   — Я его просто обожаю. — Эллис сложил руки. — Я имел счастье, высокочтимый адмирал, несколько раз встречаться с его высокопревосходительством Ю Сюйенем. Так что может поверить, мне хорошо известны его планы в отношении Каноя-Сити.
   После супа подали медвежью лапу, а за ней — медузу. Затем — последнее испытание — по-настоящему омерзительная, но поистине традиционная вареная ослятина.
   — Очень важное значение, досточтимый гость, имеет то как он забит. Считается, что от страха выделяются энзимы, делающие мясо более нежным.
   Эллис съел все до крошки, ни на йоту не отставая от адмирала. Я завоевал его уважение, подумал он. Но это только полдела, а мне нужна чистая победа.
   Когда было покончено и с этим блюдом, Гу Цун напустил на себя беззаботный вид. Он указал на молчаливого Хавкена и что-то шепнул помощнику.
   — Воды, вина или пятизвездочного, мистер Хавкен? — спросил переводчик.
   Хавкен был потрясен.
   — Благодарю вас. Я бы предпочел европанское вино. Несомненно, вы нашли мои винные погреба достаточно сносными, хотя допускаю, что выбор напитков в них не вполне соответствует каньским вкусам.
   Укол был оставлен без внимания.
   — Мистер Стрейкер?
   — Так, дайте подумать… Да, думаю я бы предпочел глоток джосового пятизвездочного, если вы конечно не возражаете, высокочтимый адмирал. — Он сделал знак слуге-переводчику. — А еще я хотел бы попросить одного из ваших людей принести огоньку и угоститься одной из этих хон ксин хабана. — Он открыл резную шкатулку вынул сигару и с удовольствием понюхал ее. — Ах! Я бы с удовольствием предложил вам свою, но к сожалению мои запасы временно иссякли.
   Слуги бросились исполнять его просьбу, а в это время Гу Цун заговорил по-английски.
   — Вот как? То есть вы хотите сказать, что знаете каковы планы Функционера Сацумы? Может и так. Но мне-то какая разница? Здесь губернатор — я. Это мои корабли и мои люди взяли Каноя-Сити.
   — Верно, но главным по-прежнему остается Ю Сюйень. Ведь именно он послал вас сюда, и именно у него мандат вдовы на ведение политики в Ямато. И, что самое главное, рангом он превосходит вас.
   — Но фактически правитель здесь я.
   На лице Эллиса снова появилась легкая улыбка.
   — Ю Сюйень хочет сравнять Каноя-Сити с землей. Вам это известно?
   — Что вы имеете в виду — сравнять с землей?
   — Именно это самое. Он хочет срыть ее до основания — пока на этом месте не останется ничего кроме голого пятна лавы.
   — Но это вовсе не так!
   — Разве? — Эллис увлеченно ковырял в зубах зубочисткой. — О, совсем забыл: я принес вам небольшой подарок. Один из наших деликатесов.
   Он расстегнул карман пиджака и вытащил сверточек, в котором был какой-то желтоватый неприятный с виду комок.
   Обслуга с ужасом наблюдала за тем как он его разворачивает. Они не удержались и сморщили носы и было заметно, что их замутило когда из разворачиваемого свертка потянуло какой-то гнилью.
   Гу был явно потрясен.
   — Вы такое едите? — с явным отвращением спросил переводчик.
   — Мммм. Восхитительно! — сказал Эллис выковыривая пальцем немного зловонной омерзительной с виду массы и облизывая его.
   — Никто не желает немного кебекского камамбера?
   Эллис отлично знал, что китайцы терпеть не могут молочных продуктов. Они настолько их не переносили, что некоторые из них даже утверждали, будто сразу могут сказать есть ли среди присутствующих американцы или европанцы по издаваемому их кожей запаху масла. И уж конечно ни один канец ни за что на свете не согласился бы взять в рот хоть кусочек этого самого липкого и вонючего сыра в Освоенном Космосе.
   Вместо этого изо рта адмирала вырвалось только два слога:
   — Бу яо.
   Он капитулировал. Сыр был незаметно убран со стола.
   Игра сыграна, подумал Эллис. Бой закончился нокаутом. Он наклонился вперед сразу посерьезнев.
   — Видите ли, с точки зрения Ю Сюйеня Каноя-Сити не что иное как вызов. Что произойдет когда из Тет-два-девять вынырнет американский флот — как это рано или поздно обязательно произойдет? Или если Каноя-Сити будет возвращена американцам руками даймё Рюдзи Хидеки?
   — Это крайне маловероятно.
   — И снова вы ошибаетесь. Если хотите, могу объяснить почему. И кроме того, остается еще проблема ваших собственных нексус-кораблей. — Он указал на пурпурные и желтые цветы ириса, покачивающиеся на длинных стеблях в саду Хавкена. — Поднимается ветер. Наступает период южных ураганов.
   — Погода меня мало волнует.
   — А зря. Не забывайте, что в этой системе два нексуса и получается так, что сезон дождей здесь по чистой случайности совпадает с квадратурой и сизигией когда нексусы начинают особенно активно взаимодействовать друг с другом, а это означает, что можно ожидать квази-предсказуемые циклические локальные возмущения Индекса. Через несколько дней он опустится до самой низкой отметки за год. После этого из системы выбираться будет чертовски трудно. Так что вырваться от сюда можно только до падения Индекса.
   В этом смысле страховые компании на Сеуле были очень внимательны. Эллис на своем опыте знал, что никакой корабль пытающийся попасть в систему Дзеты Южной Короны из Тет-Два-Девять или Тет-Два-Восемь в то время когда нексусы выстраивались друг напротив друга или пересекались под углом в девяносто градусов друг к другу относительно светила никто страховать бы не стал. Некоторые страховщики даже устанавливали дополнительную плату на тот период когда нексус находились под углов в сто пятьдесят градусов, по совершенно непонятным причинам. Рад что ты мне веришь, с отвращением думал он, но сначала попробуй выложить на стол свои карты…
   — Мистер Стрейкер, мне известно о сложностях связанных с тем, что наши статистические пилоты называют потоком чи, что наши матенавты-даосы описывают как равновесие между вторыми производными инь и ян. Кроме того, меня совершенно не обмануло ваше заявление о той роли, которую вы сыграли в капитуляции Каноя-Сити. Вы находитесь здесь потому, что я уважаю вашу репутацию. Поэтому, со своей стороны, я был бы вам крайне благодарен, если бы вы перестали обращаться со мной как с дураком.
   Эллис наклонился вперед, улыбка на его лице стала еще шире.
   — О'кей, тогда перейдем к делу. Мне совершенно ясно, что вы и Ю Сюйень боретесь за право получить здесь всю полноту власти. Ю Сюйень — большой начальник на Сацуме и поэтому теоретически, как только ваши войска высадились на планету они попали под его командование и распоряжаться Каноей предстоит ему.
   Гу Цун напрягся.
   — Повторяю. Я обладаю здесь фактической властью. Пока мои корабли на орбите вокруг Осуми они делают меня Чен Хуаном!
   — О'кей, если вам угодно продолжать разыгрывать из себя бога войны, милости прошу, — заметил Эллис, стряхивая с сигары пепел. — Только ради меня можете не стараться. Мы с вами оба прекрасно знаем, что на самом деле вы хотите получить свою справедливую долю добычи. Но Ю Сюйень не хочет, чтобы вы ее получили, верно? Он не хочет чтобы вы имели возможность продать Каноя-Сити обратно американцам, а хочет смести ее с лица земли, или на худой конец сохранить его каньским городом, потому что именно в этом лежит его власть, в сохранении Сацумы вне конкуренции, верно?
   Гу Цун бросил быстрый взгляд на Хавкена, который после упоминания о выкупе выпрямился и сидел с настороженным видом.
   От порыва ветра болтающийся ставень хлопнул по открытому окну. Это послужило для Эллиса чем-то вроде знамения — а Гу Цуну символизм этого удара тоже был ясен.
   Не нужно обладать талантом, чтобы понять что это означает, подумал Эллис. Связь между флюктуациями Индекса и аномалиями погоды на планете была установлена еще два века назад. Звезды с большими массами имели тенденцию стабилизировать нексусы, что объясняло почему основные заселенные системы имели светила более массивные чем земное солнце, но даже масса такой звезды как Звезда Пласкетта не могли преодолеть хаотических резонансных пиков взаимовлияния нескольких близлежащих нексусов. Нексус-бури имели тенденцию совпадать с электрическими бурями на пригодных для жизни планетах, и крупные жидкостно-механические возмущения в атмосферах газовых гигантов. Так в результате первой же нексусной детонации в системе Древней Земли Красное Пятно на Юпитере будто сошло с ума.
   — Юго-западные бури, — сказал Эллис. — Нексусы в любой момент могут придти в состояние нестабильности. Тогда в каком положении вы окажетесь? Ваш «белый Тигр» выскочит с другой стороны Тет-Два-Девять в виде кусочков? Вы же знаете, что от Коридора Хонсю до плоскости Триста Тридцатого градуса тянутся плохие системы и для корабля с такой большой массой как ваш дороги между Цзи-Цзу и Ки-Коанем просто нет. Именно поэтому эскадра коммодора Вейля и не вернулась сюда. Он знает, что Индекс запрет вас здесь как жуков в банке и можно не торопиться. Слушайте, почему бы нам прямо сейчас обо всем не договориться и тогда вы сможете убраться отсюда целыми и невредимыми, сохранив и корабли и людей. И я думаю, что в глубине души ваш инстинкт подсказывает вам то же самое.
   Гу Цун был хитер как лис. Когда он взглянул на Эллиса лицо его оставалось непроницаемым.
   — Возможно что очень скоро я покину Каноя-Сити. И скорее всего покину ее, увозя, все, что здесь есть ценного. Так почему же я должен обсуждать с вами какой-то выкуп? — Он поднял глаза к потолку, чтобы подчеркнуть весомость своего довода. — Каноя-Сити и все что в нем есть и так принадлежит мне.
   — Нет. — Ловушка с треском захлопнулась и Эллис откинулся на спинку стула. — Потому что я могу вручить вам дополнительные десять траншей ауриума — десять траншей ауриума, которых вам без меня ни за что не получить — если вы согласитесь убраться отсюда до конца месяца.
   У Хавкена от удивления отвалилась нижняя челюсть, но он тут же закрыл рот.
   Эллис ни на миг не отводил взгляда от адмирала. Момент был решающим и он заметил, как на лице Гу Цуна начинает проступать жадность. — Но при этом я хотел бы поставить перед вам два твердых условия, адмирал.
   — Да?
   — Оба они относятся к тому, что вы могли бы назвать вопросами личного характера, которые как я надеюсь у вас хватит совести уважить.
   — Что именно?
   — Первое — это чтобы в день отлета вы вернули мне мой корабль, а второе — это чтобы вы и ваши люди немедленно освободили дом мистера Хавкена.
 

29

   На резиденцией префекта Мияконодзе постепенно угасала Дзета Южной Короны — раскаленный диск постепенно теряющийся в высоких облаках. Госпожа Исако сидела со своими служанками на матах-татами среди шелковых подушек и китайских парчовых покрывал. Рядом с ней сидел расстроенный Хидеки Синго.
   — С женщинами всегда так, сын мой, — сказала госпожа Исако, которой было очень жаль сына. А про себя она подумала: женщинам трудно, но мужчинам еще труднее. Беспокойные, земные, честолюбивые мужчины, которые никогда не взрослеют, всегда неблагодарны, никогда не перестающие перечислять многочисленные благословения Будды — не останавливающиеся до тех пор, пока эти благословения не опадают подобно лепесткам хризантем, которые набухают, расцветают, а затем опадают в садах императора.
   Бирманская кошка зевнула и потянулась перед тем как изящно скользнуть с высоко задранным хвостом в высокой траве. Простирающиеся вокруг них сады были чрезвычайно обширны и тщательно ухожены. Их формальные участки прорезали посыпанные гравием дорожки и заросли мха и темными прудами, впитывающими опаловое свечение неба. В павильоне было тенисто и прохладно. Этот уголок уединения скрывали узловатые ветви деревьев, ветви которых направляли и формировали целые поколения садовников. Здесь были только Синго, его мать и две ее самые доверенные служанки.
   — Сын мой, что так печалит тебя? Ну-ка придвигайся ближе и положи голову мне на колени.
   Он взглянул на нее.
   — Это из-за Ясуко-сан, мама. Мне нужен твой совет.
   Она взяла его голову в руки и сразу почувствовала невероятное напряжение в шее и плечах и стала успокаивать его так, как всегда успокаивала его.
   — Сколько раз я тебе говорила, что твой брак был чисто политическим, Синго-сан? Этот брак устроил твой отец и был его собственной идеей. Я бы никогда на это не согласилась. Он знает, что ты человек во всех отношениях гораздо более способный чем Садамаса-сан. Ты лучше владеешь мечом. Лучше играешь в го. Лучше разбираешься в стратегии. Ты лучший предводитель. И именно поэтому Садамаса-сан так завидует тебе. Твой отец назвал Садамаса-сана своим наследником не потому что он перворожденный, а потому, что отец боится тебя.
   Его лицо исказилось и она погладила его по голове.
   Да, подумала она, твой брак с Ясуко-сан был больше чем просто браком по политическому расчету, но разве я еще два года назад не говорила тебе, что делать?
   — Неужели ты думаешь, что отец и вправду боится меня?
   Она тут же ответила, ласково, но твердо:
   — А как ты думаешь, почему Рюдзи-сама послал за амигдалой тебя, а не Садамаса-сана? Он сказал тебе, что только тебе может доверить столь ответственное дипломатическое поручение. И ты поверил ему, сынок. Ты поверил ему! — Она усмехнулась. — Это была ложная гордость. Ты можешь быть кем угодно, только не дипломатом. Нет, Рюдзи-сама просто хотел убрать тебя из Мияконодзё.
   Он непонимающе смотрел на нее, явно не желая слушать, но она настойчиво продолжала:
   — И как ты думаешь, зачем вместе с тобой в космическое путешествие была послана Ясуко-сан?
   — Потому что она знает американский.
   — Сын мой, как же эта женщина умеет вводить тебя в заблуждение.
   Он устроился на подушках поудобнее. Уютная мягкость материнских колен успокаивала, но в душе его пылали безжалостные страсти, которые не давали ему успокоиться. И вот теперь слова матери как будто отперли какую-то темницу его души и ужасы до сих пор запертые в ней вдруг вырвались на волю. Его не волновало то, что каждое воспоминание о Ясуко-сан которое он подбрасывал в пылающий в душе костер только делало пламя еще выше: блестящие черные как вороново крыло волосы, наполовину прикрытые алым полураскрытым веером. Алый цвет, цвет праздников, счастливых времен. О, безупречное золото ее кожи, ее тонкие черты, как будто изваянные богами, ее губы, ее совершенные глаза… и этот чужеземец, глядящий на нее, впитывающий ее взглядом.
   Госпожа Исако величественно переменила позу.
   — У тебя две совершенно очаровательные наложницы и я воспользовалась возможностью перекупить контракт…
   Он перебил ее.
   — Красивых женщин множество, но красота Ясуко-сан принадлежит ей одной. Она проявляется при каждом ее движении. Что же это за сила? Неприужденная грация. Насмешливое самообладание. Спокойное высокомерие. Весь ее вид сводит меня с ума! Я страстно хочу обладать ею, но она всегда избегает меня. Она не хочет меня. И никогда не хотела.
   В один прекрасный день я закрою ей глаза навсегда. Те самые глаза. Всегда такие холодные и настороженные. Она не хочет меня. И это мучает меня, потому что мне хочется быть для нее желанным.
   Мать коснулась его виска и он всхлипнул.
   Разве Синго-сан всегда не получал того, чего хотел? подумала она. Я всегда заботилась о нем. С детства у него было все самое лучшее. Я всегда следила за тем, чтобы у него было все лучшее и чтобы он ни в чем не знал отказа. Но вот я никак не могла предотвратить того, что он воспылал такой страстью к Ясуко-сан или этого несчастного брака.
   — Скажи мне, — мягко спросила она, пытаясь поглубже проникнуть в его переживания. — Чем она так огорчила тебя?
   Он уставился в сплошную белизну неба и представил себя безупречную кожу, простирающуюся от горизонта до горизонта и всю в небольших кровоточащих ранках. Он представил себе кровавый дождь, каждая капелька которого ранила его душу.
   — На американском нексус-корабле, — начал он, еще не вполне уверенный как все это рассказать. — Каждый раз когда мы оказывались вместе с гайдзином, она не желала удаляться, как ей подобает. А когда я приказал ей уйти, она все равно наблюдала за нами издали. Даже когда я встречался с ней взглядом, она просто отворачивалась вот так — надменно.
   — Да, я замечала в ней эту непокорность, сын мой. Она своенравна и испорченна.
   Огонь, пылающий в крови окончательно поглотил его.
   — Я видел. Я понял, что она делала. Она сравнивала нас. Как мужчин. Как любовников. И я знаю, что она думала при этом о нем.
   — Как любовников?
   Синго услышал в голосе матери придыхание. О, да, Ясуко-сан без сомнения сравнивала нас, подумал он. Но почему? Только я могу знать ответ на этот вопрос. Это потому что я никогда не удовлетворял ее. Он сказал:
   — Что бы я ни делал, ее ничто никогда не трогало, по-настоящему не трогало. Но в этом нет моей вины. С самого начала, когда мы оказывались вместе, она отдавала мне свое тело, но не свою душу. Она ни разу не отдалась мне — не отдалась целиком.
   Сначала она терпела меня из преданности отцу, с горечью подумал он, затем поняла что я пытаюсь достучаться до ее души. Это ее только забавляло. Неважно как яростно я стучался в ворота ее души, она ни разу мне их не приоткрыла. Ни разу. И хотя я обладал ей столько раз и столькими способами, каждый раз это происходило как будто насильно. И каждый раз после этого, когда я высыпал жемчужины моей страсти, ее поведение всегда было слишком понимающим, всегда этакой сводящей с ума смесью оскорбленной скромности и бесстыдной дерзости.