Он вроде бы даже пытался убедить императора издать указ об официальном назначении наследником Сакумы Хиденаги, своего младшего брата, но женщины, имевшие дело с извращенным Хондой Юкио утверждали совсем иное. Они считали, что Сакума Хиденага попытается заполучить пост сёгуна в результате тщательно спланированного и своевременного переворота.
   «Удивительная все же штука, эта борьба за власть, — подумала она, — и сейчас мы находимся в самом ее горниле, причем, если окажемся достаточно умными, то еще и сможем обратить ее себе на пользу. Поэтому Хидеки Рюдзи-сама и прислал нас сюда, и по той же причине послал с нами Хайден-сана».
   Она мысленно прикинула возможные варианты. Сам Хонда Юкио и так уже являлся даймё Синано и Мино — двух территорий в Квадранте Хонсю. Кроме того он был еще и любимым внуком сёгуна и основным претендентом в борьбе за верховную власть на Эдо. Его кампания все набирала обороты. Ему уже удалось поставить себя в наиболее выгодное положение в военном отношении. Теперь же он начал убеждать всех, что Сакума Хиденага пообещал ему префектуру Кюсю.
   «Тогда все ясно, — решила она. — Критический ход сделан и я должна сообщить об этом Синго-сану и подтолкнуть его в нужном направлении. В последнее время он очень сильно изменился и больше нельзя полагаться на то, что он поступит как нужно. Это очень меня беспокоит».
   Она свернула в длинный узкий прохладный коридор с бумажными стенами. На отполированных за долгое время половицах ноги в мягких носках скользили, и это не позволяло идти слишком быстро, но и задерживаться здесь не следовало: За матовыми панелями по обеим сторонам коридора скрывались вооруженные стражники. Теперь ее мысли занимал последний из слышанных ей таёри. Ей удалось выяснить, что контракт Миобу когда-то принадлежал Хонде Юкио. «Интересно, использует ли он ее, чтобы повлиять на Хайден-сана, — подумала она. — А если да, то почему? Чего именно хочет от него Юкио-сама?»
   Впереди показалась дверь, ведущая в покои, отведенные посланцам с Осуми. Перед тем как войти, она поклонилась, переговорила с одним из стражников и тот послал щербатого десятилетнего мальчишку, чтобы тот сообщил Синго о ее приходе. Через несколько мгновений мальчишка вернулся и что-то шепнул стражнику. Конечно же, они не могли пустить ее в святая святых — внутренние покои господина, но один из них отвел ее в комнату, куда примерно через час пришел и Синго.
   Со времени разгрома под Каноя-Сити он сильно изменился, стал спокоен и редко выходил из своих покоев. Она не видела его неделями.
   Держался он очень прямо, а новая рука все еще была прибинтована к груди. Сохраняя по-прежнему мрачное выражение лица, он подошел к окну. При мысли о том, что ему довелось пережить, она почувствовала укол вины. Потерпеть поражение от значительно более малочисленных сил каньцев, использовавших самых дешевых, недавно выведенных из заморозки солдат было бесчестьем само по себе, но быть вытащенным с поля боя женщиной, оставив там свою боевую правую руку, было совсем уж унизительным. Ей следовало оставить его на поле боя и дать возможность погибнуть как воину, но она не смогла сделать этого и, спасая мужу жизнь, исковеркала ему судьбу.
   Это было страшным преступлением. Синго никогда не простит ей этого. Но все обернулось еще хуже из-за ужасных распоряжений, отданных Хидеки Рюдзи почти сразу после их возвращения в Мияконодзё. В ночь, когда вся столица буквально гудела, потрясенная известием о разгроме, хирурги, повинуясь строгому приказу отца, пришили Синго новую руку.
   При этом была использована объявленная вне закона американская технология. Но хирурги не отличались особой компетентностью в обращении с медицинской аппаратурой, которая к тому же была заправлена гайдзинскими тканями. Было совершено несколько ошибок. Во-первых, врачи стали утверждать, что эта аппаратура способна работать исключительно с женскими конечностями. Тогда префект предложил в качестве донора одного из своих телохранителей и после этого снова была допущена ошибка.
   Сначала один из товарищей стражника отрубил ему руку. После этого бедняге с помощью аппаратуры пришили женскую руку, а Синго стали готовить к пересадке донорской руки. И только тогда кто-то обратил внимание, что свежеотрубленная рука — левая. Пришлось использовать второго стражника и на сей раз была отрублена правая рука. В конечном итоге операция по приживлению Синго новой руки прошла успешно, но, по словам хирургов, для полного приживления требовалось длительное время. Причем весьма высокой оставалась вероятность того, что он никогда не сможет владеть мечом столь же искусно как раньше.
   Утратив самурайское достоинство, Синго совершенно упал духом. Лишившись здоровья и ежедневно медитируя, он стал необычайно вял и угрюм, а благодаря крепкому рисовому вину и обильной пище при дворе Эдо, начал быстро набирать лишний вес. Сейчас он остановился шагах в шести от нее и она ощутила исходящий от него кисловатый запах. Синго снова пил.
   — Ну?
   — Благодарю вас за то, что согласились встретиться со мной, господин, — церемонно поблагодарила она.
   — Разговаривая с мужем, вы должны стоять на коленях!
   Она покорно опустилась на колени.
   Он с ненавистью взглянул на нее.
   — Зачем вам нужно было видеть меня?
   — Вернее было бы спросить: зачем вам нужно встретиться со мной.
   — Мне с вами встречаться совершенно незачем. — Его голос был совершенно ледяным и невыразительным, но слова прозвучали резко. — Вы никогда ничего не способны были мне дать.
   Она опустила глаза.
   — Я пришла к вам с важными известиями.
   Он подошел к широкому выходящему в сад окну и встал возле него, повернувшись к ней спиной и будто не желая ее видеть.
   — Я ведь уже сказал: мне от вас ничего не нужно.
   — Это важно. Очень важно, мой господин.
   Он неожиданно обернулся и на сей раз голос его был исполнен жгучей ярости.
   — Меня зовут Синго! Синго-сама! Или вы забыли?
   Она ждала, как делала это всегда, молча, высоко подняв голову, возмутительно высокомерная и в душе насмехалась над ним. Люди видели как она ходила в Звездный Сад и поднималась на башню, а потом через несколько минут по ступеням, одеваясь на ходу, вниз сбежал Хайден.
   — Так что там у вас? Говорите!
   — Сегодня мне стало известно, что Хонда Юкио-сан официально попросил назначить его префектом Кюсю. Если сёгуна сумеют уговорить дать на это разрешение, он, вполне возможно, попытается изгнать нашего господина из Мияконодзё.
   Он пристально вглядывался в ее лицо.
   — Еще что-нибудь?
   — А разве этого недостаточно, мой гос… Синго-сама? Я считаю, что это достаточно важное известие, и вам следует немедленно связаться с вашим отцом. Если вы отправите корабль прямо сегодня…
   — Я спросил, желаете ли вы сообщить что-нибудь еще. От вас требуется только передавать то, что вам удалось услышать! А ваши соображения меня не интересуют! Так вам есть что еще сказать мне?
   — Нет, господин.
   — Тогда долой с моих глаз!
   Она поднялась и изящно попятилась, склонив голову и даже не пытаясь изображать почтение. Затем подняла голову.
   — Возможно… возможно есть и еще кое-что.
   — Слушаю.
   — Кое-кто из женщин верит, что у Юкио-сана есть секретный план, с помощью которого он намерен завладеть Кюсю. Это очень сложная игра и ключевыми фигурами в ней должны стать вы и мистер Стрейкер. Но, чтобы понять смысл слышанного, мне необходимо знать какова будет судьба новой амигдалы.
   — Она хранится у меня и в полной безопасности, — буркнул он, внутренне страдая от того, что она вслух упомянула имя гайдзина.
   — Но я все равно должна задать вопрос: что вы намерены делать с камнем?
   Хидеки Синго с презрением взглянул на нее.
   — Какая разница? Я ненавижу этот грязный булыжник! Это чужеземная вещь. Мерзкая вещь. Она справедливо проклята и совершенно закономерно навлекла несчастье на наш дом! Лично я с огромным удовольствием расколол бы его на мелкие кусочки, истер их в порошок и развеял его по нексус-цепям!
   — Не сочтите это за неуважение, господин, но разве амигдала не была вверена вам вашим отцом? Как он поручил вам с ней поступить?
   Он молча разглядывал ее, взбешенный тем, что не только ему, но оказывается и ей были известны намерения Рюдзи-самы в отношении камня, и тем не менее она продолжала эту свою игру в покорность. «Ты хранишь верность отцу, а не мне, — думал он. — Ты никогда не относилась ко мне так, как жена должна относиться к мужу. Никогда». Вслух же он осторожно произнес:
   — Тогда вам следовало бы знать и вот что: мой отец отказался от намерения получить сёгунат.
   — А разве это когда-нибудь входило в его намерения? — мягко спросила она.
   — Входило. — Теперь в его голосе слышалось торжество. — Но после разгрома армии репутация Хидеки Рюдзи втоптана в грязь. Они с моим братом теперь возглавляют жалкие остатки армии Осуми, используя их для помощи американцам в удержании их последнего оплота. Они пресмыкаются у ног чужеземцев! И тем не менее, я послан сюда, чтобы избавиться от проклятого камня но при этом спасти обесчещенную шею моего отца от удара катаны. — Он угрожающе поднял голову и глаза его вдруг загорелись желтым огнем, как у тигра. — Но вам конечно это известно. Поскольку вы являетесь глазами и ушами моего отца и хвалитесь, что знаете о чем он думает лучше чем я сам.
   Говорил он исключительно жестко. Она отвернулась, стараясь не встречаться с ним взглядом.
   — И Сакума Киохиде-сан и Хонда Юкио-сан хотели бы завладеть американской амигдалой, поскольку она в состоянии противостоять камню сёгуна. Но кто из них получит ее? И какова будет цена?
   — Мне еще предстоит найти ответы на оба вопроса.
   — Тогда отдайте камень Хонде Юкио, — ровно сказала она, — и вы дадите ему преимущество, позволяющее получить сегунат. А став сёгуном, он естественно откажется от притязаний на Кюсю.
   — Довольно! Как вы смеете давать мне советы!
   Она снова потупилась.
   — Прошу прощения.
   — Нечего тут извиняться! — рявкнул он, приблизив свое лицо вплотную к ее лицу. — В вас нет ни капли искренности! Все эти годы вы играли со мной! Вы предали меня! У вас черное сердце! Почему вам так нравится мучать меня?
   Синго метнулся молниеносно, как кобра. Он схватил ее за подбородок и впился губами в ее губы. От столь неожиданного порыва его страсти, она пошатнулась, но устояла, борясь с отвращением и стараясь не отворачиваться. Но то, что она по-прежнему стояла совершенно неподвижно, бесчувственная как деревянная дарумская кукла, только еще сильнее распалило его ярость. Он скрипнул зубами и левой здоровой рукой схватил ее за горло.
   — Что ж, не хотите любить меня — должны хотя бы бояться!
   Его пальцы сжимали ее горло, а большой палец надавил на сонную артерию. Она с трудом вырвалась, тяжело хватая ртом воздух. Не имея возможности воспользоваться и правой рукой, он не в состоянии был довести дело до конца, разве что броситься на нее и повалить, или вытащить меч левой рукой. Но она проворно отскочила и остановилась шагах в шести от него.
   — Почему? Ясуко-сан? Почему вы ненавидите меня?
   — Я вовсе не ненавижу вас! Но я никогда не смогу полюбить вас. А бояться вас я просто не желаю.
   — Вы предпочитаете моему обществу компанию этого грязного гайдзина! Вы же моя жена!
   — Синго-сама, я — это я!
   Он прыгнул на нее как тигр и его левая рука обрушилась на левую сторону ее лица. Удар был настолько силен, что она вылетела за дверь и там рухнула на пол.
   — Так идите к нему! Убирайтесь! Забирайте его себе!
   Она с трудом поднялась. Ее носки-таби скользили по дощатому полу. Тыльная сторона ладони была в крови, но достоинства она не теряла.
   — Помните, что вы находитесь здесь в качестве посла нашего господина! — выдохнула она. — И прошу вас, постарайтесь вести себя соответственно.
   Сказав это она повернулась и ушла и идя по коридору с матовыми стенами, ведущему в ее покои, она еще долго слышала за спиной отчаянные рыдания Хидеки Синго.
 

8

   Стояла ночь и дорожки, проходящие по гребням стен, окружающих обширный дворцовый комплекс Эдо, освещались пламенем светильников, сделанных из черепов именитых недругов, с которыми у клана Сакумы возникали недоразумения.
   Сокольничий Томоки был невысоким изможденного вида человеком лет сорока с небольшим, очень смуглым и с тусклыми серыми глазами. По крови он был сангокудзином родом с одного странного маленького мирка в глубине Зоны. Японское имя он принял после того как его за выдающееся искусство удостоили статуса чонина. Птицами Сакумы Хиденаги он занимался вот уже двадцать лет.
   Хайден Стрейкер взял у него сокола и теперь крепко держал его, сидящего вцепившись когтями в грубую кожаную рукавицу, за привязанные к одетым на его лапки кольцам путы. Он поразился тому насколько крепко птица впилась когтями в рукавицу и ее довольно значительным весом. Томоки, как человек всецело увлеченный своей профессией и всегда готовый поделиться профессиональными секретами, гордо улыбнулся ему.
   — Ну как, нравится вам Рен-сан? — спросил он.
   — Просто великолепен. И кстати довольно тяжел.
   — О, нет! Это не он, это она, почтенный гость!
   Хайден Стрейкер восхищенно поднял брови, захваченный горделивым обликом птицы и совершенством ее оперения. Он взглянул на Ясуко. Прошла уже неделя и синяк почти сошел, но на шее и щеке все еще была заметна легкая синева.
   Он снова повернулся к Томоки.
   — А сколько ей лет?
   — Два года и три месяца, почтенный гость. На Эдо много разных видов хищных птиц. Все они либо длиннокрылые охотники, убивающие добычу в воздухе, как например соколы, либо короткокрылые птицы, убивающие на земле, как ястребы. Моя прекрасная Рен-сан — соколиха, она убивает на лету.
   Хайден Стрейкер перевел взгляд на Ясуко, затем снова посмотрел на сокольничего и спросил:
   — А вы можете прямо по виду птицы сказать как именно она убивает?
   — Конечно, почтенный гость. Это очень легко определить, потому что у соколов глаза темные, в то время как у ястребов они всегда желтые. — Томоки умело расправил крыло и птица сердито вскрикнула. — К тому же, видите — второе перо самое длинное. Так что эта птица почти наверняка — сокол.
   — Обучение охотничьего сокола требует бесконечного терпения, — сказала ему восхищенная птицей Ясуко. — Сокольничий должен точно выбрать момент в который следует забирать птенца из гнезда — как раз тогда когда пух сменяется коричневым оперением. Заберите птенца чуть раньше и вам никогда не удастся научить его правильно охотиться, чуть позже — и птица легко может одичать.
   Он повернулся к ней и посмотрел ей в глаза, снова отмечая едва заметную синеву и думая о том, что в одной из своих предыдущих жизней Ясмуко-сан почти наверняка была соколом.
   Ясуко сказала:
   — Молодую птицу нужно сразу же поместить в вольер и привязать к кольцам колокольчики, но потом ее нужно выпускать на волю. Понимаете, мистер Стрейкер? Она должна летать на свободе, чтобы окрепли крылья и птица обрела уверенность в себе. Только тогда она может быть счастлива, довольна и служить своему хозяину.
   Хайден кивнул, но это было гораздо больше чем понимание. Он чувствовал, что из слов Ясуко понял гораздо больше чем она собиралась ему сказать. Он уже научился читать ее недосказанные мысли и сознание этого очень грело его.
   Томоки показал им платформу на которой соколы кормились, очевидно все еще горя желанием заразить их своей страстью к воспитанию птиц.
   — Госпожа совершенно права. Если соколу предоставить эту жизненно необходимую для него свободу и положиться на то, что он к заходу солнца обязательно вернется на кормежку, сокол вас никогда не подведет.
   Края платформы были испещрены следами поколений когтей. Валяющиеся на платформе окровавленные остатки овечьего мяса и следы сырых яиц привлекали полчища мух.
   — По мере того как соколы становятся старше, мы начинаем давать им небольших птичек или кроликов, чтобы учились узнавать добычу. На протяжении месяца, ежедневно на рассвете и на закате здесь их ждет пища. В этом деле очень важна пунктуальность, почтенный гость, и сокол ни в коем случае не должен страдать от голода, чтобы у него не возникало желание утащить добычу — он обязательно должен приносить ее сюда. Сокол, дважды пропустивший кормление, наверняка начал сам добывать себе пропитание. Именно тогда его ловят, одевают на голову колпачок, и можно начинать обучение.
   Казалось, вид платформы взбудоражил соколиху, которая вдруг захлопала своими огромными крыльями. Хайден передал ее обратно Томоки, который отнес ее в вольер.
   — Должно быть, вы очень опытный человек, Томоки.
   — Полностью обучить такую птицу как Рен-сан — очень долгий и трудный процесс, почтенный гость. Но легче всего обучаются самые темпераментные птицы, которые с самого начала выказывают страсть к поединкам. Только их ни в коем случае не следует попусту беспокоить.
   Ясуко с восторгом взглянула на птицу.
   — Всего одно неосторожное действие, — хрипло сказала она, — и незадачливый охотник может свести на нет то, чего удалось добиться за много недель. Эти соколы любят когда их гладят птичьим пером и что-нибудь нежно шепчут им на ушко.
   — Правда?
   — Да, мистер Стрейкер. Они повинуются только из любви. И только поэтому готовы убивать по приказу хозяина.
   Она подошла к краю высящейся над раскинувшейся внизу обширной вымощенной булыжником площадью стены. Когда он присоединился к ней, его занимала исключительно мысль о том, чего же она хочет. Ничто другое не имело теперь для него значения. Ясуко окончательно лишила его покоя еще в тот день, в Звездном Саду. Даже при одной мысли о ней он начинал непроизвольно дрожать от возбуждения. А когда они встретились в следующий раз — через несколько дней — для него это было подобно удару электрическим током.
   Встреча состоялась среди пышных мхов и водопадов дворцового парка Сакумы Хиденаги. Он заметил пятна на ее шее и синяки, о которых она не захотела говорить. Его настойчивые расспросы даже рассердили ее. Но ее гнев лишь привел в ярость его самого.
   — Госпожа, я настаиваю, чтобы вы все мне рассказали. Как это случилось?
   — А я вам отвечаю: не вмешивайтесь не в свое дело.
   — Теперь это уже и мое дело. — Он спохватился было, но не сдержался и безжалостно продолжал: — Поскольку я подозреваю, что это дело рук вашего мужа — отчего вы отворачиваетесь, Ясуко-сан? — Она снова повернулась к нему. — Значит, я прав! Значит, это действительно сделал Синго-сан. Ну конечно. Кто же еще, как не это чудовище с его страстью к насилию, мог бы до такого опуститься! Только глупец может силой добиваться покорности!
   — Нет. Вы ошибаетесь, мистер Стрейкер. Это я во всем виновата.
   — Ничего, я выбью из него дурь, вот увидите. И научу его уважать вас!
   Она остановилась и тяжело вздохнула.
   — Говорю же, я сама виновата.
   Он взглянул на нее и заговорил так тихо, что его голос практически заглушал шум находившегося невдалеке водопада.
   — Как вы можете быть виноваты? Какое он вообще имеет право так обращаться с вами?
   — Полное право. — Она метнула на него гневный взгляд и снова двинулась вперед. — Он имеет право на что угодно.
   Затем она сделала вид, что наконец пришла в веселое расположение духа и, чтобы хоть немного остудить его пыл, даже начала подшучивать над его праведным гневом. Сначала он принял все это за чистую монету и едва не обиделся, но сообразил в чем дело и сказал:
   — Госпожа, напрасно вы стараетесь провести меня своими уловками.
   Она снова остановилась.
   — Странный вы человек, мистер Стрейкер. У вас щедрый ум и мягкое сердце. Вы человек доброй души и умеренных эмоций. С моей точки зрения вы невероятно прямолинейны, но, даже несмотря на это, я искренне благодарна вам за сочувствие. И все же своим поведением вы просто выводите меня из себя! Так вот, прошу вас, давайте считать, что вопрос закрыт!
   — Госпожа, я очень тревожусь за вас. — Он обогнал ее и повернувшись к ней лицом, встал, загораживая дорогу. — Если вы категорически не запретите мне этого, клянусь, я отомщу за вас!
   — В таком случае, я запрещаю вам это категорически.
   — Тогда я выскажу Синго-сану все что я о нем думаю прямо в его невежественное лицо, причем в таких выражениях, что ему не останется ничего другого, как драться со мной.
   Она раздраженно заметила:
   — Вот как? Значит вы рассчитываете, что он вызовет вас на дуэль? Но это не в наших традициях. Если вы начнете угрожать ему, он просто прикажет вас убить. Да и в любом случае, тот поединок, о котором вы так мечтаете, полностью противоречит даже вашему американскому кодексу чести.
   — То есть как это?
   — Если я правильно его понимаю, вы не можете драться с человеком, который в состоянии пользоваться только одной рукой, поскольку у вас будет неоспоримое преимущество.
   — Леди, это препятствие легко обойти. Мы можем выработать специальные условия. Вам когда-нибудь приходилось слышать термин «мономахия»? Мы можем устроить поединок на бластерах!
   — О, нет, мистер Стрейкер. Только не при вашей славе лучшего стрелка МеТраКора, или вы об этом уже забыли? К тому же, Синго-сан вообще презирает лучевое оружие и ни за что не станет пользоваться им — даже ради спасения собственной жизни.
   На это ему ответить было нечего. Через несколько мгновений он сказал:
   — Да. Вы совершенно правы. Разумеется.
   Она встретилась с ним взглядом и вдруг рассмеялась. Смех ее был совершенно искренним, хотя и невеселым.
   — Просто поразительно как вы ухитряетесь одновременно и думать и чувствовать. Ваши мысли как будто всегда смягчены состраданием, но при том всегда исполнены чувства. Даже среди наших женщин такое качество встречается крайне редко, не говоря уже о мужчинах. Вы просто удивительный человек.
   — Госпожа, советую вам быть поосторожнее и не выводить меня из себя. А то я могу выкинуть что-нибудь такое, о чем сам потом пожалею. Или мы оба пожалеем.
   — Вот видите? Вне зависимости от обстоятельств ваш ум беспрестанно работает и работает. Для вас не существует невозможного. У вас прекрасно развито чувство равновесия. Клянусь душой матери, вас трудно напугать. Но именно ваша рациональная логика должна подсказывать вам, что невозможно сделать правильные выводы из ложных предпосылок. — Она помолчала, что-то обдумывая, затем добавила: — Послушайте, а что если я вместо этого расскажу вам в чем дело? Обещаете тогда не вмешиваться?
   Он напрягся.
   — Если таково ваше желание.
   — Да, таково мое желание. Но сначала пообещайте.
   Он заколебался, но все же выдавил:
   — Обещаю.
   — Клянетесь своими богами?
   — Клянусь своей честью.
   После этого они еще около часа бродили вдоль освещенных пламенем факелов бойниц. Она рассказывала ему обо всем: о том как Хидеки Рюдзи поручил ей контролировать мужа, о том, что теперь только они — он и она, если конечно он согласен стать ее союзником — смогут использовать Синго и новую амигдалу для формирования будущего всего Ямато. Ясуко буквально завоевала его своими словами. Поразила его своей откровенностью. К тому же, в ее словах он нашел подтверждение и еще кое-каким своим мыслям: теперь он не сомневался, что она обязательно будет принадлежать ему.
   — Госпожа, до чего же прекрасно здесь ночное небо!
   — Да. А вы можете найти среди звезд Четырех Хозяев Северного Мешка?
   — Чего?
   — Кажется у вас это называется Большим Ковшом, поскольку с Древней Земли созвездие выглядело похожим на этот нехитрый сосуд. Отсюда же с Эдо найти их довольно непросто, поскольку они не образуют одного созвездия. У детей на многих наших системах даже есть игра цель которой найти Четырех Хозяев в небесах своих планет.
   — Очаровательная идея, госпожа.
   — А семь наших маленьких лун вы видите?
   — Да. И они тоже просто чудесны. Насколько я понимаю, периоды их обращения, яркость и окраска были специально подобраны так, чтобы добиться максимально эстетического эффекта при их появлении в ночном небе видимом из дворца сёгуна.
   — Верно.
   Он указал вверх на самый яркий объект — фиолетово-белую точку, настолько яркую, что она отбрасывала тени. — А это что за звезда, госпожа?
   Она заколебалась.
   — А вот насчет этого вам бы лучше не спрашивать, мистер Стрейкер.
   — Почему же?
   — Потому что это не звезда. — Ее лицо вдруг показалось ему очень усталым. — Потому что свет, который вы видите, это на самом деле памятник миллионам погибших людей.
   — Что вы имеете в виду? Катастрофу? Рухнувшую по каким-то причинам экосистему?
   — Нет. Это Нагоя. Система, которая была сознательна уничтожена правительством. Масса звезды была необычной и идеально подходила для проведения на ней довольно специфических экспериментов. Внутри нее был создан нексус и она превратилась в сверхновую. Целью эксперимента было попытаться обеспечить Ямато собственным источником сверхтяжелых элементов.