— А нет ли во всем этом какого-то несоответствия аскетизму Пути?
   — На Эдо или Осуми существует множество совершенно разных интерпретаций Пути, источниками которых являются те или иные симпатии или антипатии местных даймё. Главное, в Ямато у любого человека есть свое место и, в отличие от Американо, у нас его знает каждый. Складывается впечатление, что даже за несколько сотен лет своей истории американцы так и не повзрослели. Изменение своего общественного статуса у них возведено в ранг достоинства. В Каноя-Сити они совершают большую ошибку, пытаясь приучить к тому же людей Ямато.
   — Вы действительно так считаете?
   — Не забывайте — мы руководствуемся самурайским Путем уже пятнадцать столетий без перерыва. И впитываем его буквально с молоком матери.
   — Без перерыва? А как же насчет девятнадцатого и двадцатого веков?
   — Верно, ношение мечей и многие другие внешние знаки отличия самураев в период правления императора Мейдзи были временно запрещены, но лишь с тем, чтобы сосредоточить усилия людей на модернизации. Притом, не будете же вы отрицать, что в первой половине двадцатого века Путь в Древней Японии был очень силен?
   — Но ведь Япония все же проиграла мировую войну.
   — А вам известно, что уже через несколько часов после взрыва первой генси-бомбы, состоялось совещание, на котором представители древнейших самурайских семей сошлись на необходимости перевода мировой войны из военной в экономическую область. В последующие десятилетия правящие круги Японии установили в стране то, что американцам казалось демократией. Но это было сделано намеренно, чтобы сделать Древнюю Японию более привлекательной для торговых партнеров. И мы с вами оба знаем из истории, что произошло когда Древняя Япония стала ведущей мировой державой. Демократия всегда была наваждением, которым были одержимы в основном масонские правители Древней Европы и Древней Америки. Могу вас заверить, что ни Ямато, ни Древняя Япония никогда всерьез ее не рассматривали.
   «Да, — подумал он. — Насчет этого она права. И историю всегда пишут победители. Именно поэтому так трудно понять этих людей. Уникальными их сделала именно их история. Они даже отдаленно не напоминают китайцев, и образ их мышления совершенно не похож на наш. Наши религии и наши законы, наши правительства и наши боги, наши традиции и наши идеалы — все это совершенно различно».
   — Но в конце концов все люди одинаковы, — догадываясь о чем он думает, сказала она. — Вы ведь так считаете?
   — Даже не знаю. — Он задумчиво разглядывал ее. — Если вы имеете в виду, что мы одинаково страдаем от боли, я согласен. Если вы хотите сказать, что все мы одинаково способны радоваться, грустить, испытывать экстаз или горе или восторг или мучаться, или наслаждаться душевным покоем, то я снова согласен. Если вы хотите сказать, что мы все стремимся или стараемся избегать одного и того же, я и тут согласен. Но если вы подразумеваете, что мы одинаково мыслим — ваши соотечественники и мои, то вынужден с вами решительно не согласиться.
   — Вот как! Вы что, мысли читаете?
   — Я просто констатирую это, исходя из вашего поведения.
   — Не забывайте, что ваше поведение тоже может рассказать о многом. — Она наклонила голову. — Например по движениям ваших рук я вижу: вы из тех людей, которым очень трудно примирить в душе то, что им казалось верным поскольку их так учили, с тем, что они считают верным на основании собственного жизненного опыта. Я права? Должно быть это проблема всех американцев.
   Он слегка улыбнулся.
   — Могу сказать только одно: будь вы американкой, вы бы просто не задали такого вопроса.
   «Но дело не только в этом, — думал он, уколотый ее словами. — Мы — представители культуры похожей на дуб — сильной, с крепким стволом и, тем не менее, еще и с множеством отходящих в самые разные стороны ветвей, а на самом кончике каждой такой веточки листик — отдельный человек, совершенно уникальный и самостоятельный. В то время как японская цивилизация подобна бамбуку с необычайно сильным единственным стволом, к сожалению растущем только в одном направлении. Его свойства складываются только из того, что все волокна тесно переплетены между собой. Я понял это только когда попал на Эдо. А еще я начал понимать, что в середине всего этого — пустота, сохраняется лишь внешняя сторона явления. Они находятся в закате своей славы, полый ствол обречен упасть — или быть срубленным. Мой отец всегда был в этом уверен, просто раньше я никак не мог понять, что он имеет в виду. Я не понимал как такой явно могучий и крепкий ствол да еще так глубоко ушедший корнями в почву Ямато может быть таким хрупким. Он же продолжал утверждать, что это именно так, и был совершенно прав. Теперь я это понимаю.
   Эллис Стрейкер много раз предупреждал МеТраКор, что Ямато приходит в упадок. Он называл это естественным процессом, которому подвержены все империи. «Сынок, тебе следует помнить, что любое живое существо со временем теряет волю к жизни, независимо от того, кто оно или что оно. И со мной когда-нибудь случится то же самое! И с тобой! Именно поэтому нужно брать все что можно от дня сегодняшнего! Дерзай пока ты на это способен!»
   А империи?
   «Империи подобны людям, которые их создают. Они стареют, увядают и становятся слишком слабы, чтобы защитить себя. Поэтому сам увидишь, что каньцы начнут находить этот сектор Ямато все более и более привлекательным».
   Пока Хайден Стрейкер вспоминал слова своего отца, на уже коричневеющие яблоки в стоящем возле него блюде начали слетаться большущие осы в черно-лимонную полосочку. Их похожие на запятые брюшки трепетали на игольно-тонких талиях, а золотистые глаза поблескивали на солнце. Наевшись, они то и дело улетали в свои гнезда в заброшенном синтоистском храме.
   По словам Эллиса получалось, что трещины начали появляться еще сорок лет назад, когда отец Муцухито передал императорский трон своему сыну, но еще задолго до того империя самураев начала умирать — изнутри.
   «Теперь любому это видно, — подумал он, задумчиво глядя на роскошь раскинувшегося вдали дворца сёгуна. — Несмотря на все это внешнее изобилие, их промышленная мощь уже далеко не та, что раньше, четыре квадранта Ямато откололись, а Кюсю, Сикоку, Хонсю и Хоккайдо практически являются независимыми уделами. Их колониальные владения в Нейтральной Зоне были освобождены с помощью американцев, Приграничные Государства, расположенные вдоль плоскости Трехсот Тридцатого градуса, тоже постепенно выходят из-под контроля Эдо. Что еще? Если верить слухам, готовятся новые вторжения из Санаду и Хайнани цель которых — смести ослабевшую администрацию Ямато. И вопрос времени когда весь сектор придет в состояние полного хаоса. Я так много узнаю здесь, так много, что начинаю наконец понимать идеи своего отца, да и смысл политики Хидеки Рюдзи».
   После разгрома японской армии у Каноя-Сити Хайдена будто снизошло прозрение — он вдруг понял как действовать дальше. В первые в жизни он почувствовал, что в состоянии оседлать события и направить их в нужную ему сторону. «Первым делом нужно определить цель, — думал он. — Вроде бы это и очевидно, но, если у тебя нет цели, тебе никогда не найти пси. А ведь мне так и не удалось понять, почему я не осознавал этого раньше».
   Став свидетелем поражения самураев, он сразу понял, что должен добиться помощи от властей более высоких чем даймё Осуми и уже с их помощью вынудить Ю Сюйеня оставить Каноя-Сити. Вернувшись в Мияконодзё, он испросил у даймё дозволения лично передать свое прошение об оказании помощи сёгуну — носителю Государственного Меча империи.
   Сначала Хидеки Рюдзи, не желая давать Сакуме Хиденаге удобного повода прислать флот в систему Осуми, ему отказал. Но, немного позже, он понимая, что каньцев просто необходимо одернуть, и чем скорее тем лучше, все же решил отправить посольство на Эдо, поскольку теперь справиться с каньцами было возможно лишь с помощью сил Сакумы Хиденаги.
   Как только нашелся подходящий предлог, Хидеки Рюдзи отправил Синго, госпожу Исако и Ясуко и их свиты, состоящие из женщин, слуг и стражи, с официальным посольством на Эдо. Формальным поводом послужило все ухудшающееся здоровье Муцухито, императора, восседающего на Киото: Синго должен был проконсультироваться с администрацией сёгуна по поводу того, какие приготовления необходимы на случай безвременной кончины императора. На самом же деле, конечно, причина была совершенно иной. Только перед самым отбытием посольства, после долгих раздумий и по причинам, которых Хайден так до сих пор и не в состоянии был понять, Хидеки Рюдзи разрешил и ему отправиться в путешествие.
   Они находились на Эдо уже несколько месяцев. Непростые переговоры тянулись и тянулись и вот два дня назад Хонда Юкио небрежно сообщил ему, что сорокалетнее правление Бога Солнца, Его Императорского Величества Муцухито закончилось, причем уже некоторое время назад.
   Его сын и преемник престола, новый император до сих пор не предпринимал никаких шагов к тому, чтобы подтвердить право Сакумы Хиденаги занимать пост сёгуна. Причины тому были чисто политическими: Сакума Хиденага был очень стар и нездоров. В его тени уже маячили два потенциальных наследника, жаждущих занять место сёгуна. Любое, даже самое незначительное предпочтение выказанное сейчас, могло со временем вызвать самые непредсказуемые последствия, и промедление с утверждением Сакумы Хиденаги в качестве сёгуна было явным признаком того, что новому императору требовался новый генералиссимус. Казалось, он был вполне готов выбрать того из кандидатов, который сумел бы доказать свое превосходство над остальными.
   Одним из претендентов на этот высокий пост являлся Хонда Юкио. Он был гораздо умнее, чем старался казаться окружающим, и, возможно, его слова были знаком, что события начинают ускорять свой ход и что дипломатический паралич наконец подошел к концу. Возможно.
   Хайден снова вспомнил китайские электромеханические часы и у него вдруг зародились смутные опасения. Эта старинная безделушка явно имела какое-то значение. Хонда Юкио принимает подарки от каньцев. И ведь остается нерешенной проблема амигдалы — как быть с ней? Впрочем, может быть она уже исчерпала свою полезность? Со времени разгрома в Каноя-Сити о ней просто не было смысла думать…
   Он дотронулся до виска. Палящее солнце и непривычно большое количество выпитого совершенно лишили его сил, а голова просто раскалывалась от боли.
   — Ооооооохх!
   — По словам сёгуна крепкие напитки и азартные игры сочетают в себе и польза и грех, — безжалостно заметила Ясуко. — Причем греха в них больше чем пользы.
   — Ваш повелитель необычайно мудр, госпожа.
   — Тогда, возможно, и вам стоило бы воспользоваться его советами. Особенно в части касающейся азартных игр. — Она стрельнула глазами сначала налево, потом направо и продолжала. Теперь в ее голосе слышались предостерегающие нотки: — Двор сёгуна это настоящий котел интриг, по сравнению с которым Мияконодзё кажется чистым как сосуд с кристальной водой из горного ручья. Хондо Юкио-сама и Сакума Киёхиде-сама — вот два основных соперника, претендующих на высший титул. Ставки очень высоки и растут с каждым днем, поэтому будьте осторожны, мистер Стрейкер, и, ради вашей же собственной безопасности, смотрите — не окажитесь случайно не на той стороне. — Она уложила его поудобнее и еще раз смазала ему лицо маслом. — Вы сказали, что вам приснился сон и от него вы закричали. Что вам снилось?
   Сон…
   После сражения потрепанные части армии Хидеки Рюдзи мало-помалу собрались, а затем на изрядно пострадавших машинах вернулись в Мияконодзё. Хидеки Рюдзи-сама, летевший на своей сора-сенша, потрясенный и униженный столь неожиданным исходом сражения, был очень бледен и молчалив. Он еще даже не до конца понимал всю тяжесть последствий такого исхода. Для префекта целого квадранта это было полным унижением. Его власти был нанесен серьезнейший удар, его армию вынудили с позором отступить, причем силами, в пять, если не в десять раз уступающими его собственным.
   Но дело было скорее даже не в унижении. Это был прецедент. Впервые нескольким каньским офицерам с горсткой средней руки свежеразмороженных солдат удалось выдержать массированную атаку значительно превосходящих самурайских сил. Атака захлебнулась, а японской армии пришлось бежать под огнем презренного оружия. Таким образом, вместе с этой армией испарилось и представление о том, что самурайский владыка Кюсю обладает непобедимой мощью.
   — Кричать вас заставил сон о войне.
   И снова вопрос, который на самом деле не был вопросом. И снова Хайден был обезоружен.
   — Мне снилось сражение, — сухо отозвался он. — Самое побоище. Настоящий кошмар.
   — Похоже, вы не очень-то любите войну, мистер Стрейкер.
   Он искоса взглянул на нее.
   — По правде говоря, у меня просто недостает для нее храбрости.
   Она выслушала его признание молча. Снова наступила долгая пауза, затем она медленно, как будто читая стихи, запомнившиеся много лет назад, сказала:
   — Война — ваш истинный удел, пусть она даже ненавистна вам. И может быть, вам ненавистно то, что на поверку для вас благо…
   Он уставился на нее, ошеломленный таким парадоксом.
   — … а нравится вам может то, что принесет вам только гибель.
   Теперь она смотрела ему прямо в глаза и он понял, что она сострадает ему и, не будучи в силах сдержаться, протянул к ней руку и пальцами коснулся ее щеки. Через несколько мгновений она снова отвернулась и тогда он тоже опустил руку.
   — Только богам ведома ваша судьба, но отнюдь не вам, — сказала она.
   Она не поднялась, как он ожидал, а осталась около него и втерла ему в лицо еще немного масла, а он, закрыв глаза, обдумывал услышанное. Но невероятная опасность положения, в котором он оказался, мешала ему думать: находиться с дамой Первого Ранга наедине или даже рядом с ней без прямого разрешения ее супруга было запрещено строгим придворным этикетом. «Даже в такие праздничные дни как сегодня, при всей благосклонности, которую выказывает ко мне Хидеки Рюдзи, и даже в таком месте, как астрономический сад, где обычно свободно прогуливаются как мужчины, так и женщины — стоит Синго-сану явиться сюда и обнаружить нас вдвоем, он будет иметь полное право добиваться, чтобы нас обоих примерно наказали.
   А их наказания просто необычайно жестоки. Интересно, какая кара у них полагается за супружескую измену? Подумала она об этом, или нет? Боже мой, ведь мы здесь уже много месяцев и при каждой новой встрече она говорит со мной все менее и менее формально, мы беседуем все более и более откровенно, обсуждая самые разные вопросы. Так к чему же еще все это может вести?
   Почему она оказалась именно в этом месте и как раз в то время, когда я остался один? Возможно она и права утверждая, что здесь люди сами выбирают законы, которым желают подчиняться. И возможно мне начинает нравиться то, что на самом деле для меня гибельно. Но она так прекрасна, что я…»
   Хайден резко одернул себя, но по-прежнему остро ощущал прикосновение ее нежных пальцев к своим щекам и шее, чувствовал ее взгляд, устремленный на него, аромат ее дыхания и понимал, что ее душа тянется к нему. «Нет! Нет! Все это сулит лишь гибель! Вспомни зачем ты здесь. Вспомни о сражении. Вспомни о проклятой самурайской политике. Думай о чем угодно, только не о Ясуко-сан!»
   Он резко сел, чувствуя во всем теле возбуждение, причиняющее боль. Он начал собирать свою одежду, нашел фуражку и поспешно оделся.
   — Благодарю вас, госпожа. Простите, но мне пора. И, с вашего позволения, я пойду один. Еще раз спасибо за заботу. Весьма признателен.
   Он встал и начал спускаться вниз по ступенькам так быстро, как только позволяло болезненное состояние, а она смотрела ему вслед, размышляя, действительно ли рисовое вино способно было привести его в такое состояние? Мог ли его сморить столь глубокий сон и мог ли он столь внезапно проснуться от кошмара после сравнительно небольшого количества саке? Возможно невероятная выносливость гайдзинов в отношении спиртного всего лишь легенда?
   Она улыбнулась, вспомнив, как он растерялся когда она прикоснулась к нему и то, как при этом мгновенно под белыми штанами в обтяжку начал увеличиваться в размерах его пенис. Это и выдало его с головой, показывая, о чем он думает на самом деле. На какое-то мгновение от ее нежных прикосновений даже взгляд его затуманился и ей показалось, что он готов схватить ее в объятия. Но он этого так и не сделал.
   «А как бы поступила я, если бы он все же решился? — подумала она. Впрочем, ответ ей был известен заранее.
   «Странно, как начинает вести себя мужчина когда луны Эдо находятся в определенном положении, в особенности после того как перед сном он некоторое время провел в обществе куртизанок Хонды Юкио. Несомненно, остальные присутствовавшие на празднике мужчины удалились со своими избранницами в уединенные покои, чтобы удовлетворить свои интимные желания. Так почему же он не последовал их примеру?»
   Тут ее вдруг охватили подозрения. «Интересно, что это за куртизанки? Очень интересно. Да, Хайден-сан, похоже тебе следует быть еще более осторожным, чем я предполагала, — мысленно сказала она вслед ему, все еще неверной походкой спускающемуся к раскинувшимся внизу садам и вскоре исчезнувшему среди деревьев. — Если тебя можно подпоить, чтобы выведать твои секреты — как скорее всего и произошло — то с тем же успехом тебя столь же легко можно и отравить».
   Она закрыла флакончик с маслом, вытерла руки и тоже отправилась вниз. Где-то высоко вверху над разбитым в долине парком кружили в раскаленном воздухе стервятники.
   «Итак, — думала она, поспешно покидая звездный парк, — Эра Каней миновала. Я и сама до сих пор не могу оправиться от потрясения. Тенно Муцухито, император. Мертв. Так говорят женщины Юкио-самы, но, с другой стороны, Юкио-сама даже по стандартам Эдо один из самых ушлых, амбициозных и подлых интриганов и все, что исходит от него, нужно тщательнейшим образом проверять и сопоставлять со сведениями полученными из других источников. Известия о том, что этот жирный порочный даймё проделывает с куртизанками, согласившимися провести с ним время, уже больше года служили на Эдо основной пищей для слухов. Этим женщинам впоследствии всегда выплачивали крупное вознаграждение и брали обещание, что, в соответствии с кодексом куртизанок, если они и поведают кому-нибудь о происшедшем, то исключительно в искаженном виде и с такой долей вымысла, чтобы даже человек вроде Горо-сана никогда не смог бы отличить правду от вымысла».
   Полуденный зной заставил умолкнуть даже птиц.
   Ясуко приблизилась к охраняющим вход во дворец стражникам, дождалась пока они не отвесят ей низкий поклон и не позволят войти. В их обязанности входило охранять покой обитателей дворца и препятствовать побегу членов семей аристократов, содержащихся здесь в качестве заложников. Некоторые из женщин содержались здесь лишь потому, что сёгун не доверял их мужьям. Она вспомнила, как сама находилась в заключении в резиденции на Эдо, и первые месяцы своего пребывания в Мияконодзё, где также содержалась под охраной на случай, если вдруг решит воспротивиться вступлению в предписанный ей брак. Как она тогда тосковала по дому!
   «Это было просто ужасное время — особенно первые несколько ночей, — вспоминала она. — Но постепенно я сблизилась с другими женщинами и я научилась терпеливо сносить столь замкнутый образ жизни. Могло бы быть и хуже. На планете Сендай, например, периметр резиденции даймё охраняется стражниками вооруженными бластерами. По крайней мере здесь, как и в Мияконодзё, стража состоит исключительно из искусных мечников, но, раз я не отношусь к придворным сёгуна, а, скорее, являюсь членом присланного префектом Кюсю посольства, то могу посещать резиденцию когда мне заблагорассудится».
   Она прошла по коридору в ту часть резиденции, где помещались живущие здесь женщины. Кроме нее здесь обитало около двадцати женщин, в том числе госпожа Исако и куртизанка Миобу. Навстречу ей попалась старшая из ее служанок, Нисо.
   — Миобу-сан здесь?
   — Нет, Ясуко-сан. — Нисо скорчила гримаску. — Тигрицы нет уже несколько часов. Наверное где-нибудь точит свои когти, но не думаю, что она развлекает Синго-сана.
   — Вот как?
   — Они с госпожой Исако сегодня утром довольно долго о чем-то беседовали. Похоже, что-то замышляют. Я просто нюхом чую.
   Ясуко попробовала сопоставить выводы свои и Нисо выводы в отношении куртизанки. Миобу-сан являлась приобретением госпожи Исако, но было весьма сомнительно, что она до конца искренна с владелицей своего контракта. Само собой, прежде чем окончательно назвать сумму, Исако-сан наверняка потребовала от Миобу-сан полностью и регулярно информировать ее обо всем, что касается Синго-сана, и само собой, Миобу согласилась с ее условиями, но куртизанки относились к той породе людей, которые никогда не рассказывают всего до конца.
   — Миобу-сан очень изобретательна, — сказала Ясуко. — Она достаточно долгое время провела на Эдо, чтобы набраться жизненного опыта. Кажется, она оказалась на Осуми из-за каких-то неприятностей и, кроме того, ходят слухи, что одна из ее служанок отравительница.
   — Не иначе как эта ведьма, Тамае-сан, ее так называемая массажистка! — У Нисо яростно сверкнули глаза. — Поговаривают, что Тамае-сан упражняется в искусстве ниндзютсу. А еще я слышала от служанок Миобу-сан, что Тамае-сан настоящая куноити.
   — Да неужели?
   Нисо пожала плечами. Вопрос был крайне деликатный. Куноити называли женщин, воспитанных в традициях ниндзя, обученных эротическим искусствам и всем тайным способам борьбы, применяемым ниндзя-мужчинами.
   — Конечно, она может находиться здесь и для того, чтобы помогать хозяйке решать личные проблемы Синго-самы. У нее свои методы, во всяком случае так мне говорили. Но по мне так вряд ли это истинная причина.
   — Нет. У Синго-сана нет проблем ни с величиной, ни с эрекцией, и будучи со мной он никогда не жаловался на слабость. Интересно, а может он… — Она покачала головой. — Впрочем, я хотела выяснить не это. Скажи, а Миобу-сан когда-нибудь надевает кольцо с ядом?
   Нисо поджала губы.
   — Вполне возможно, хотя точно сказать трудно. Ведь у Тамае-сан наверняка такое есть. И меня ничуть не удивило бы, если бы тигрица время от времени расхаживала по дворцу со смертельным ядом. Она просто ходячий арсенал всяких подлостей.
   — А ты не представляешь, куда бы она могла отправиться сегодня?
   — Нет, госпожа. Но я знаю, что перед самым полуднем она выходила через Врата Звездного Сада. А вы случайно не знаете — не устраивались ли сегодня где-нибудь в это время увеселительные пирушки?
   Ясуко закусила губу.
   — Скажи, а ты не слышала еще чего-нибудь насчет Тэнно?
   Лицо Нисо тут же помрачнело.
   — Императора? Нет, только ужасное известие о том, что он наконец стал духом.
   — А ты сама-то веришь в это?
   Нисо кивнула и, с напускной скорбью по безвременно ушедшему из жизни императору, уставилась себе под ноги. Если это правда, то по всему Ямато целый месяц после официального объявления будет длиться траур. Как ни удивительно, но Ямато стал настолько большим, что траур на Киото и Эдо закончится задолго до того, как известие о смерти императора по нексус-цепям дойдет до самых отдаленных окраинных планет.
   — А что насчет сёгуна?
   Нисо сглотнула и их глаза встретились.
   — Таёри все разные: то, что он все время проводит в молитвах, то что он совершенно безумен и содержится под наркозом в тайных покоях под дворцом, то, что его сын, Сакума Киёхиде выколол ему глаза и ежедневно пытает, отца, чтобы заставить его передать меч Сёри именно ему, то, что ослепил его Хонда Юкио. — Она горько вздохнула.
   — Да, тут я с тобой согласна. Слухи самые расплывчатые. Оставайся начеку, Нисо-сан. Я хочу знать, что затевает Миобу-сан. Но будь и осторожна!
   Она чмокнула ее в щеку и ушла.
   «Итак, — думала она, идя к апартаментам отведенным Синго, — значит, Миобу-сан вовсе не была с моим мужем, как я думала. Получается, что она вполне могла быть и с мистером Стрейкером. И именно она могла одурманить его — хотя это всего лишь предположительно.
   Нужно срочно переговорить с Синго-саном. Теперь он наверняка верит Исако-сан, когда она говорит ему, что я шпионю за ним по приказу его отца, но, возможно, даже она недооценивает степень доверия, существующую между мной и префектом. Например, знает ли она, что мне известно, зачем Синго-сан находится здесь на самом деле — чтобы распорядиться новой амигдалой? А известно ли это ей самой? Скорее всего. Я знаю, Рюдзи-сама поручил моему мужу выбрать, кому передать камень власти. Возможных кандидатов только двое, но Синго-сану нужен совет, кого из них предпочесть».
   Идя по резиденции Ясуко буквально купалась в умиротворяющих домашних звуках, запахах и сценах. Она улыбалась встречным и те тоже отвечали ей улыбками. Живя на Эдо она частенько беседовала со многими женщинами из дворца сёгуна и порой получала от них просто-таки бесценную информацию. Например, выяснилось, что Сакума Хиденага уже около десяти месяцев не появляется на людях, давая пищу для самого разного рода слухов и опасений. Или, что старший сын сёгуна — Сакума Терутоси, но наследником он не является. По самым последним данным из самых надежных источников, он полностью погряз в роскоши и распутстве при дворе на Киото. Похоже, у него просто не было ни малейшего желания, возлагать на себя связанную с сёгунатом ответственность, равно как и рисковать навлечь на себя проклятие зловещего, вделанного в меч сёгуна камня.