Кауи Вера. Неотразимая

   Хелен тоже была счастлива. Она чуть ли не со слезами умиления смотрела на довольные улыбающиеся лица. О, если бы всегда было так, как сейчас. Легко, удобно, радостно. Матти поднесла спичку, и вечер запылал ярким пламенем. Все были так рады, что она так хорошо выглядит, так хорошо себя чувствует, что эта радость вытеснила все остальные эмоции.
   Я правильно сделала, что послала к ней Дэва, думала она, с удовольствием рассматривая его смуглое улыбающееся лицо, слыша глубокий, как звон большого колокола, голос. Он разговаривал с Матти, как всегда с легкостью входя в ее настроение, ухаживал за ней.
   Даже Дейвид казался вполне уравновешенным и довольным — она не раз слышала его громогласный смех.
   Он даже ласково разговаривал с Ньевес! Она поймала одобряющую улыбку Харви, вернула ее, прежде чем перевести взгляд, минуя Касс, которая уткнулась носом в бокал, на Харри, дружелюбно болтавшего с Элизабет.
   Та внимательно слушала его, слегка наклонив голову, и все же в ней было что-то такое…
   Она не могла расслабиться. Она сидела на плетеном стуле в шифоновом бледно-зеленом платье с широкой юбкой. Прямая спина, скрещенные ноги — голые, блестящие, загорелые и шелковистые ноги в кожаных босоножках на высоких каблуках. Но она беспокойно крутила между пальцами ножку бокала. Это из-за Матти?
   Хелен встревожилась. Матти была в центре внимания, как и всегда, и возможно, она слишком уж много твердила о прошлых временах. Может быть, Элизабет видит в ней угрозу? Чему? В конце концов, Матти всего лишь демонстрировала свое право считаться членом семьи, хотя и неофициальным.
   Касс протянула чашечку Мозесу, который уже во второй раз появился с кофейником.
   — Да, пожалуйста. И немного арманьяка тоже.
   Она с улыбкой смотрела, как он шествует спокойной величественной походкой, одной рукой наливая кофе, а другой — бренди. Протянув руку, Касс положила себе немного миндального печенья и с наслаждением откусила. На самом деле не следовало бы… А, черт с ним, подумала она и взяла еще горсть. Не сегодня.
   Зарывшись в подушки, она закрыла глаза. Запах жасмина, который рос в больших каменных ящиках под окном, мешался с тяжелым дурманящим благоуханием магнолии, чьи цветы светились как звезды среди темной листвы старого дерева. А еще дорогая сигара Харви и аппетитный аромат кофе. Вот так и надо жить, думала она. Этот вечер покажет Элизабет, что здесь не всегда идет война. И она вполне может справиться с Матти.
   Касс отпила глоток бренди. Мы вдвоем можем справиться с чем угодно… и с кем угодно, мелькнула у нее в голове пьяная мысль. Но слава Богу, что Дэв здесь. Она открыла глаза, чтобы улыбнуться ему… и застыла. Она внимательной улыбкой слушал болтовню Матти, но смотрел на Элизабет Шеридан.
   Касс рывком села. Господи, что за взгляд! Ее глаза обратились на Элизабет, которая допивала то, что у нее оставалось в бокале. Потом она наклонилась, чтобы поставить стакан на стеклянную крышку столика. В это мгновение ее глаза встретились с глазами Дэва, и Касс увидела, как Элизабет замерла и не могла оторвать глаз, завороженная этим взглядом. Касс почувствовала, что ее сердце болезненно сжалось. Ей хотелось встать между ними, разорвать эту нить. Но тут Матти положила руку на плечо Дэва, и он отвернулся, оборвав связь.
   Касс увидела, как рука Элизабет дернулась, и вместо того чтобы поставить бокал на столик, она уронила его.
   Он со звоном упал на пол террасы. В следующее мгновение Харви уже собирал осколки, а Элизабет говорила:
   — Извините. Какая я неуклюжая… — Но она произносила слова как автомат, а на ее лице было отсутствующее выражение.
   — Не беспокойтесь, — успокоила ее Хелен, хотя бокал был из русского хрустального сервиза, который когда-то принадлежал Екатерине Великой. Мозес подобрал все осколки и унес их, завернув в салфетку.
   Боже мой, подумала Касс, чуть не застонав вслух.
   Она выпила еще бренди, слыша, как стучат зубы о стекло, которому передалась дрожь руки. Ради Бога, с яростью сказала она самой себе, не будь идиоткой! С каких это пор ты заделась всевидящей и всезнающей? Но она действительно знала. Боже мой, думала Касс, я должна это остановить.
   — А что, если нам послушать музыку? — громко проговорила она.
   — О, конечно, — подхватила Хелен. — В такую ночь, как эта… — Она обратилась к Ньевес. — Ты сыграешь нам, дорогая?
   Ньевес покраснела. Она была хорошей пианисткой, часто проводила за инструментом целые часы.
   — Да, сыграй нам, — повелительно проговорила Матти.
   Но Ньевес смотрела на Дэва. Он улыбнулся ей.
   — Конечно, Ньевес, сыграй.
   Касс заметила, что при звуке этого глубокого мужественного голоса Элизабет вздрогнула, будто кто-то прикоснулся к ней.
   О Господи. Касс была готова закричать.
   — Хорошо, — ответила Ньевес.
   — А Мозес откроет окна, чтобы нам было слышно, — сказала Хелен, подавая знак Мозесу, который последовал за Ньевес.
   — Она очень хорошо играет, — с гордостью сообщила Хелен Элизабет. — А вы любите музыку, правда?
   Какая прекрасная идея, Касс. — Она послала Касс одобрительную улыбку. Ответная улыбка Касс была похожа на оскал готовой укусить собаки.
   Окна Белой гостиной распахнули настежь, и вскоре из нее поплыли звуки «Бехштейна». У Ньевес была хорошая техника, и она чувствовала музыку, но сначала, пока она не могла побороть смущения, ее игра казалась слишком нервной. Она сыграла «Лунный свет» Дебюсси, потом его печальный вальс, которому Матти тихо подпевала, а закончила она журчащим этюдом Шопена.
   Когда она вернулась на террасу, застенчиво принимая аплодисменты, ее отец сказал:
   — Сыграй еще.
   Она ответила, все еще смущенно:
   — Я подумала, что, может быть, Дэв сыграет на гитаре..
   — Это даже лучше! — воскликнула Матти.
   — Я даже не знаю, можно ли на ней еще играть, — сказал Дэв. — Это было так давно.
   — О, я ее настраивала, — простодушно проговорила Ньевес. — И прятала от пыли.
   Матти засмеялась:
   — Это не единственное, что ты прятала, вот что я скажу!
   Ньевес залилась краской, но когда Дэв сказал: «Это было очень мило с твоей стороны», — она просияла и бегом унеслась в дом.
   Матти похлопала Дэва по руке и затрепетала ресницами.
   — Не знаю, как ты это делаешь, — невинно заметила она, — но я ни разу не видела, чтобы ты потерпел неудачу.
   Все засмеялись, но Касс слышала только звук передвигаемого стула. Элизабет Шеридан немного развернула стул так, чтобы его веерообразная спинка скрывала ее от взглядов Дэва. Теперь она сидела лицом прямо к Касс.
   Ньевес вернулась, трепетно держа на вытянутых руках сверток, и с волнением наблюдала, как Дэв разворачивает его и извлекает на свет красивую классическую испанскую гитару, пробует струны, настраивает.
   — Просто замечательно, — похвалил он Ньевес.
   Она чуть не подпрыгнула от радости и воскликнула:
   — О, тебе понадобится подставка для ног!
   Она принесла низкую скамеечку и с благоговением поставила ее у ног Дэва. Он одарил Ньевес новой улыбкой, от которой она снова вспыхнула.
   — Отлично, — проговорил Дэв. — Что бы вы хотели послушать?
   — Ну конечно, что-нибудь испанское! — воскликнула Матти. — Одну из этих прелестных цыганских песен.
   — Такую?
   Дэв заиграл, отстукивая ритм ударами пальцев о корпус гитары.
   — Да, это то, что надо. — Матти тоже начала прищелкивать пальцами.
   У всех заблестели глаза, ноги отбивали ритм.
   — Какой талантливый человек, — тихо прошептал Харри Элизабет. — Если он не сможет делать фильмы, то всегда заработает на жизнь, выступая в концертах.
   Элизабет ничего не ответила.
   — Это было чудесно, — сказала Хелен, когда смолкли аплодисменты. — Но не сыграешь ли ты что-нибудь из этих прекрасных печальных вещей… Забыла, как они называются.
   — Soleares, — ответил Дэв.
   — Да. Пожалуйста, Дэв.
   Ее большие глаза и грустная улыбка говорили лучше слов.
   — Для тебя — все, что угодно, — сказал Дэв, и Хелен наградила его пламенным взглядом.
   Когда первые заунывные, протяжные звуки гитары полились в мягком теплом воздухе — кристально-прозрачные, повисая на мгновение, прежде чем раствориться в пространстве, Касс явственно ощутила ответный трепет Элизабет. Ей стало дурно. Словно Дэв играл на ней, Элизабет. Звуки лились, полные печали и тоски, гитара страстно содрогалась, глаза закрылись, а сигары бесполезно дымились в замерших пальцах. Но Касс сидела, напряженно выпрямившись, не спуская глаз с Элизабет. Хотя та отодвинула стул в тень пуансеттии, лунный свет пробивался сквозь густую листву и освещал ее лицо. То, что увидела Касс, заставило ее прикусить губу, чтобы не закричать.
   Элизабет исчезла, превратившись в незнакомое существо. Касс с трудом верила, что это завороженное, болезненно-экстатическое лицо могло быть таким холодным и невыразительным, таким, каким она привыкла видеть лицо Элизабет. Оказалось, что Элизабет способна глубоко чувствовать.
   И все могли это увидеть. Но когда Касс быстро огляделась по сторонам, она поняла, что никто ничего не заметил: все сидели с закрытыми глазами. Кроме Дэва.
   А он снова смотрел на Элизабет. Потом с еще большим ужасом Касс увидела, что Дэв передвигает стул так, чтобы сидеть прямо напротив Элизабет. Касс хотелось крикнуть Элизабет: «Нет! Нет! Не смей так смотреть!»
   А Дэву: «Не заставляй ее так смотреть!» Она так привыкла к мысли о бесчувственности Элизабет, что этот мощный эмоциональный ответ заставил ее отпрянуть, как будто она заглянула во что-то глубоко личное.
   Несмотря на грубоватую внешность, Касс умела тонко чувствовать. Тот же внутренний радар, который предупреждал ее о приближавшейся опасности, сообщал ей о том, что чувствует другой человек, но до сих пор она ни разу не ощущала, чтобы от Элизабет исходило что-нибудь, кроме прохладного ветерка. За то время, что они вместе работали и разговаривали, Касс, сама того не ведая, попалась в ловушку. Она восхищалась работоспособностью Элизабет, умением приспосабливаться к обстоятельствам, и эти качества вызывали в ней самые теплые чувства к Элизабет. То, что она не получала ответного тепла, ничуть не умаляло эти чувства. Вот это работник! Вдвоем они весь мир перевернут. Она ощущала душевный подъем, жизнь приобрела остроту.
   И когда с помощью осторожных, но точно рассчитанных вопросов она выяснила, что ни в жизни, ни в душе Элизабет нет ничего, что могло бы оторвать ее от дела, теплота превратилась в жар. По ее мнению, это было идеальное партнерство: две независимые женщины с сильной волей, которым нет дела до мужчин, сосредоточившие все силы и энергию на работе и на том, чтобы довести ее до конца.
   Она думала, что они представляют собой силу, с которой следует считаться. Их совместные усилия направлены на одно — на процветание Организации.
   Теперь она могла лишь тупо созерцать осколки своих мечтаний. Дэв Локлин в своем амплуа. Но Элизабет! Элизабет Шеридан! Нет, это невозможно… Ей хотелось заплакать. У Элизабет был иммунитет к мужчинам. Она никогда не говорила ни о мужчинах вообще, ни о ком-то одном. Даже когда Касс как-то сказала в шутку:
   — Ты понимаешь, что управление Организацией — это работа на всю катушку? Если ты подумываешь о замужестве и детях…
   — Нет, — ответила Элизабет, — это не для меня.
   — Это сейчас, но кто может с уверенностью говорить о будущем? — возразила Касс для полной уверенности.
   — Я могу, — твердо сказала Элизабет и повторила:
   — Это не для меня.
   — А почему? — непринужденно поинтересовалась Касс. — Ты не любишь мужчин?
   Она встретила бесстрастный взгляд зеленых глаз.
   — Что такого может сделать для меня мужчина, чего я не могу сделать сама?
   Что означает, победно подумала Касс, ничего!
   Не правда, удрученно думала она теперь, не правда, не правда, не правда! Почему она не обратила внимания на холодность, чуть ли не грубость Элизабет по отношению к Дэву, когда они пришли вместе от дома на пляже.
   Она говорила с ним, только когда он к ней обращался, и все время подчеркнуто соблюдала дистанцию. Потому что уже тогда с ней что-то происходило.
   Касс перевела пылающий ненавистью взгляд на Дэва. Это все из-за тебя! Из-за тебя и той проклятой животной силы, которую ты носишь в себе. С одной стороны, она чувствовала, что Дав ее предал, направив эту силу на Элизабет, а с другой, что Элизабет предала ее, подчинившись Дэву.
   В этот момент как по сигналу Элизабет широко открыла глаза и посмотрела в глаза Дэву. Этот взгляд мог сбить с ног. Между ними словно натянулся провод — Касс почти слышала, как он звенит… Потом она поняла, что это напевает Матти. Дэв начал играть одну из четырех «Испанских песен» Гранадоса, и вдруг Матти запела. Гортанный испанский Матти звучал в полной гармонии с музыкой. Голос Матти с легкостью перекрыл гитару, взлетев на верхнюю ноту, и она закончила песню резким бравурным восклицанием.
   Все разом захлопали в ладоши, а Хелен восторженно заключила Матти в объятия.
   — Я только чуть-чуть помогла ему, — скромно говорила Матти, но в душе торжествовала.
   Все переговаривались и перемещались, только Касс немигающим взглядом уставилась на Элизабет. Вдруг лицо Элизабет снова приобрело обычное тщательно отработанное выражение. Касс моргнула. Элизабет встала, прошла мимо Дэва Локлина, как будто его не существовало на свете. Маленькая группка людей, окружавших Матти, расступилась и замерла в ожидании.
   Матти подняла глаза на Элизабет с недоверчивым и вызывающим выражением на лице. Но в голосе Элизабет прозвучало искреннее уважение, когда она сказала:
   — Неудивительно, что вас называют Божественной дивой.
   — Что случилось, Касс? — раздался обеспокоенный голос Харви.
   Касс вздрогнула.
   — Ничего, — солгала она и, для того чтобы предотвратить недоумевающие взгляды и расспросы, быстро прибавила:
   — Просто голова разболелась. — И это уже было чистой правдой: голова у нее раскололась надвое, и в ней еще торчало лезвие топора.
   — Ты слишком много куришь. — Он с отвращением покосился на сигарету в ее руке и на другую, дымящуюся в пепельнице. Вторую он со вздохом погасил и покачал головой.
   К ним подошла Хелен и села рядом с Касс.
   — Как было мило с ее стороны сказать это Матти. — Она имела в виду фразу Элизабет, после которой Дэву пришлось унести крайне взволнованную Матти наверх.
   Она обнимала его за шею, уткнувшись лицом ему в грудь, а Ньевес семенила за ним по пятам.
   — О, я случайно узнал, что она очень любит музыку, — важно проговорил Харви. — Когда я был у нее в Лондоне, то видел в квартире первоклассную стереосистему и огромную коллекцию пластинок.
   — Да, я знаю, — подтвердила Хелен. — Она пришла в восторг от пластинок Ричарда.
   — Когда это было? — подозрительно спросила Касс.
   — Не так давно, — неопределенно ответила Хелен.
   Она окинула взглядом террасу. — Какой приятный получился вечер, — сказала она счастливым голосом. — А его венец, пение Матти… Ее голос совсем не пострадал.
   А до меня ей дела нет, подумала Касс. Она тоже огляделась по сторонам.
   — Где Элизабет?
   — Ушла наверх, — ответила Хелен, вставая. — Я хочу подняться. Вечер был чудесный.
   Харви тоже встал.
   — Позволь, я тебя провожу. — Он предложил ей руку, и они неторопливо удалились.
   Касс встала, подошла к столику, налила себе двойную порцию бренди и выпила одним махом.
   — Все в порядке? — услышала она голос Дейвида, обернулась и увидела, что Дэв возвращается один.
   — Да, она легла, но все еще не успокоилась.
   — Ты нарочно сыграл эту песню, верно? — спросил Дейвид с откровенным восхищением.
   Дэв лишь слегка улыбнулся.
   — Одна из самых ее любимых…
   Дейвид ущипнул его повыше локтя.
   — Хитрец!
   Касс вклинилась между ними.
   — Ну и как киношный бизнес? — язвительно проговорила она.
   — Сплошные неудачи, а бросить не получается, — весело ответил Дэв.
   — Опять трудности с деньгами?
   — Почему «опять»?
   Касс, не отрывая взгляда от его лица, предложила с самым небрежным видом:
   — Почему бы тебе не попытать счастья у Элизабет?
   Она большая поклонница кино. Все твои фильмы смотрела по десять раз.
   — Неужели? — вежливо выразил сомнение Дэв, с непроницаемым выражением лица наливая себе выпить.
   — Вот и «неужели»! Мне лучше знать. Я ей ближе, чем кто-либо другой!
   Дейвид рассмеялся так, что зазвенели стекла.
   — Она так же близка тебе, как бутылка на верхушке десятифутового шеста.
   — Все же что ты о ней думаешь? — не отставала Касс от Дэва.
   — Что она очень красива.
   — Настоящая красавица, правда? — Лицо Дейвида засветилось. — Ты видел когда-нибудь такое лицо? — Он вздохнул. — Вот бы написать ее.
   Касс чуть не выронила бокал. И ты туда же! Он не раз смотрел на Элизабет собачьими глазами, чего та просто не замечала. Но теперь на его лице появилось завороженное мечтательное выражение.
   — Так почему бы тебе этого не сделать? — спокойно проговорил Дэв.
   У Дейвида отвисла челюсть, он вспыхнул, съежился от смущения.
   — Ну… — Было видно, что он лихорадочно ищет отговорки. — У нее вечно нет времени… она работает с Касс и все такое.
   — Только утром, — безжалостно перекрыла эту лазейку Касс. — Все остальное время она свободна.
   — Да… ну… Я пока только думал об этом, — поспешно пробормотал Дейвид.
   — Так попроси ее, — предложил Дэв, пригвоздив Дейвида к стенке твердым взглядом синих глаз. — Только она может отказаться.
   Дейвид снова покраснел.
   — Да, конечно, — промямлил он. — И как тогда? — Он повернулся и, хотя ему казалось, что он неторопливо уходит, почти выбежал с террасы.
   — Ушел и сейчас примется за то же, — презрительно бросила Касс. — Будет поклоняться святыне. — Потом она нарочито безразличным тоном произнесла:
   — Она действительно на редкость хороша собой.
   Ты тоже так думаешь?
   — Да, она красавица, — ответил Дэв тоном, который не прибавил ничего к простой констатации факта.
   — Я могла бы замолвить за тебя словечко, — предложила Касс.
   Синие глаза стали задумчивыми, потом он улыбнулся.
   — Знаешь, Касс. Я могу не позволить купить себя, а продаться я могу и сам. — Он поставил бокал. — А теперь мне надо уделить немного времени Дейвиду.
   Утром увидимся, спокойной ночи.
   — Спокойной ночи.
   Касс наблюдала, как он догоняет Дейвида, как они вместе удаляются по направлению к коттеджу. Слава Богу, подумала она, что он не здесь, в двух шагах от Элизабет.
   Элизабет была в душе. Касс подождала, пока она вышла, закутанная в купальный халат.
   — Привет! — сказала Касс беззаботно. — Я подумала, что надо бы поблагодарить тебя за то, что ты так мило обошлась с Матти.
   — Я просто сказала правду.
   — Может быть, но это исходило от тебя, и по-настоящему ей только это и было нужно. И не обращай внимания, что она так вела себя сегодня. Король умер, но все равно — да здравствует королева!
   Потом, когда Элизабет села перед зеркалом, чтобы причесаться, Касс небрежно спросила:
   — Что ты думаешь о нашем новом госте?
   — Ничего.
   — Ничего?
   — Я просто о нем не думаю.
   Лгунья! Касс вскипела.
   — Он прекрасно играет. Как ты считаешь? Он очень талантлив, наш Дэв.
   — Он делает отличные фильмы, — медленно проговорила Элизабет. Она так дергала волосы, словно хотела за что-то наказать себя.
   — Хочешь, я помогу? — предложила Касс.
   — Нет! — Элизабет инстинктивно отпрянула от ее руки. — Нет, — повторила она уже более спокойно, — я не люблю, когда прикасаются к волосам.
   Касс молча наблюдала за ней. Элизабет сидела с пустым лицом и остановившимся взглядом кошачьих глаз.
   Как будто она намеренно смыла водой какое бы то ни было выражение.
   Касс отрывисто проговорила в надежде вызвать реакцию:
   — Я сказала Дэву, что ты любишь кино. Может быть, ты захочешь оказать ему финансовую поддержку.
   — Он просил тебя поговорить со мной?
   У Касс упало сердце. Ответ неверный. Правильный был бы: «С какой стати?»
   — Нет. Дэв обычно обходится без посредников.
   Я просто подумала… Ты же десятки раз смотрела тот документальный фильм и соглашалась с Полиной Кель в том, что будет трагедией, если недостаток средств не позволит ему создавать, как она выражается, «значительные произведения искусства».
   На красиво очерченных губах Элизабет появилась легкая улыбка.
   — Великому любовнику не хватает поклонниц? — В ее голосе слышался сарказм, отточенный, как лезвие бритвы.
   — Ты же сама его поклонница, — резко отпарировала Касс.
   — Но его фильмы никогда не приносят прибыли.
   Касс поняла ее уловку.
   — Только потому, что он не всегда может рассчитывать на прокат. Крупные компании все подмяли под себя. — И в этом им помог Ричард, подумала Касс. — Я думала, ты ценишь талант! — обвинительным тоном выпалила она.
   — Я действительно ценю талант. — Элизабет подняла руки, чтобы заколоть волосы.
   — Ну вот! Дэв талантлив… и не только в этом, — добавила она тоном, в котором прозвучал едва уловимый намек. И если он собирается упражняться в своих талантах на тебе, подумала она, то я хотела бы присмотреть за ним. А вслух она настойчиво сказала:
   — Ты ничего не потеряешь.
   Элизабет встала.
   — Это, — ответила она, — целиком зависит от того, чего он хочет. Спокойной ночи, Касс.
   Это был отказ. Она по-прежнему полностью владела ситуацией.
 
   Касс удалось заснуть только под утро, и, спускаясь вниз, не решив ни одной проблемы, над которыми она билась всю ночь, она была в отвратительном настроении. Она проспала, и один Бог знает, что могло случиться здесь без нее. Вдруг Дэв уже начал действовать?
   Вдруг Элизабет позволила ему действовать? Вдруг они уже сейчас где-нибудь наедине друг с другом, а она даже не знает, где?
   Она скатилась по лестнице, никого не встретив по дороге. Южная гостиная была пуста. На столе все еще лежала скатерть и пахло свежим кофе, но оставался только один прибор. Это значило, что все уже позавтракали и разошлись. Касс металась по комнатам и не могла никого найти, пока наконец на залитой солнцем террасе не увидела Элизабет, лежавшую в шезлонге с номером «Тайме».
   — Куда все делись? — Прежде чем начинать день, она хотела знать, что ее ждет.
   — Я видела только Харви и графа. Мисс Арден еще не спускалась, Хелен занимается своими цветами.
   — А другие?
   — Кажется, катаются на яхте.
   И нечего беспокоиться, шепнул Касс внутренний голос. Она почувствовала, что ее сердце подпрыгнуло от радости.
   — Конечно. Вернувшись, Дэв первым делом выходит на «Пинте» в море.
   От ее мрачного настроения не осталось и следа. Солнечный свет вдруг стал обычного, а не ядовито-желтого цвета. Он катается на яхте! Без Элизабет! Вот видишь, пожурила она себя, ты не все видишь и не все знаешь.
   — В таком случае, — радостно проговорила она, — почему мы тоже не веселимся? Как-никак уик-энд.
   — Я рассчитывала, что мы будем работать. Как всегда.
   Как всегда! Значит, ничего не случилось. Касс воспарила над землей.
   — Хорошо… как хочешь. Но сначала я позавтракаю.
   — Тогда встретимся в конторе. Через полчаса.
   Идет?
   — Прекрасно, — согласилась Касс. На сердце у нее стало совсем легко. — Прекрасно.
   И когда они начали работать, Касс увидела, что внимание Элизабет, как обычно, полностью сосредоточено на работе. Дэву Локлину не удалось ее отвлечь. Несомненно, она не на шутку взялась за дело, с удовлетворением думала Касс. И вдруг, посмотрев на часы, удивленно воскликнула:
   — Уже час! Как быстро бежит время?
   За обедом не было ни Дэва, ни Дейвида, ни Ньевес.
   Хелен сообщила, что они вышли из дома около восьми и взяли с собой корзину для пикников.
   — Обещали вернуться к ужину.
   Вот видишь, опять упрекнула себя Касс. Если он может исчезнуть на целый день, а ей дела нет… Это музыка, сказала она самой себе. Музыка, и очарование ночи, и Матти… и мое воспаленное воображение.
   Касс совсем успокоилась и на радостях решила устроить себе сиесту. Теперь, зная, что Дэв вне пределов досягаемости, она не боялась оставить Элизабет.
   — Что ты собираешься делать до ужина? — благодушно спросила она.
   — Что-нибудь придумаю. Может быть, поплаваю.
   — Будьте осторожны с солнцем, — озабоченно посоветовала Хелен. — У меня есть замечательный крем.
   Я вам дам. Намажетесь как следует — у вас такая нежная кожа.
 
   Около шести вечера, оставив Дэва и Ньевес на «Пинте», Дейвид шел по пляжу. Они так рано вернулись, потому что, когда они поменяли галс при внезапном порыве пассата, треснул гик. Дейвид заметил что-то впереди и, подойдя поближе, понял, что это Элизабет Шеридан. Она лежала на спине, прикрыв глаза от солнца одной рукой и мягко вытянув вдоль тела другую.
   На ней был шелковистый купальник, черный цвет которого подчеркивал атласный блеск намазанной кремом кожи. По-видимому, она спала, не ведая о том, что идет прилив — подкрадывается по песку в стремлении коснуться длинных узких ступней. Ее длинные узкие ступни лежали теперь всего в нескольких дюймах от воды.
   Дейвид неподвижно стоял и разглядывал ее.
   Тело Элизабет, которое угадывалось под тонкой тканью рубашки или под шелком платья, не раз привлекало его взгляд, но он всегда воспринимал его абстрактно, как произведение искусства. Теперь, когда на ней был лишь обтягивающий купальник, он видел его по-новому. Оно было великолепно. Полные округлые бедра, плотные ноги, плавно сужавшиеся к колену, грудь больше и выше, чем ему представлялось, щедро позолоченная солнцем кожа.