Кауи Вера. Неотразимая

   — Я думала, ты исчезла с лица земли, когда мисс Келлер увела тебя с собой.
   Элизабет уселась на краешек зеленого плюшевого кресла с наброшенной на спинку бежевой шелковой салфеткой. Касс с ошарашенным видом опустилась на такой же диван, а Дэв остался стоять, с любопытством разглядывая набитую вещами комнату.
   На стенах с ярко-розовыми обоями висели грязно-бурые изображения жеманных эдвардианских нимф.
   В углу располагалась этажерка с комнатными цветами в зеленых глазированных горшках, у двери — горка с остатками того, что некогда считалось «лучшим» фарфором, такая же посуда стояла на столе, от одного взгляда на который Касс выпрямилась и сделала стойку. Блестящий красный нейлоновый ковер, почти такой же яркий, как платье миссис Хокс, гармонировал с искусственными занавесками, висевшим поверх других, из ноттингемских кружев.
   Голос миссис Хокс доносился сквозь шум льющейся воды.
   — После того, как тебя забрали, я ничего о тебе не слышала… хотя я просила мисс Келлер сообщить нам…
   Но мы так и не дождались никаких известий, ну ни словечка..
   Она вернулась в комнату с чайником, на котором восседала кукла в виде китаянки в большой узорчатой шляпе.
   — Давайте-ка попьем чайку, — предложила миссис Хокс, — из моего праздничного сервиза на праздничной скатерти… Ее вышила для меня твоя мать. Редкая была мастерица.
   — Можно мне взглянуть? — тут же спросила Касс.
   Миссис Хокс метнула на нее острый взгляд.
   — Вы американка?
   — Да.
   — Смотрите на здоровье, — фыркнула миссис Хокс, — но эта скатерть не продается.
   Касс подошла к столу, подняла угол густо вышитого Дамаска и, внимательно разглядывая тонкую работу, сказала:
   — Да, никакого сомнения. Это вышивала Хелен.
   Миссис Хокс остолбенела.
   — Вы знали ее мать?
   — Да. Очень хорошо.
   — Ну надо же! И ни одна душа не приходила ее проведать — конечно, если не считать мисс Келлер.
   — Мы… потеряли связь, — нашлась Касс.
   — Слава Богу, вы установили связь со мной! — счастливо воскликнула миссис Хокс, обращаясь к Элизабет. — Ведь ты рассталась с нами совсем крошкой.
   В жизни не забуду того дня, — мрачно прибавила она. — Когда мисс Келлер прямо с порога сказала мне, что твоя бедная мать попала под автобус, у меня все внутри оборвалось. А ты… бедная крошка! Как же ты убивалась!
   Никак не могла успокоиться, когда твоя мама не пришла домой с мисс Келлер, как обычно. Никогда, ни до, ни после, я не видела ребенка в таком отчаянии. Господи, как же ты кричала и плакала… Никто не мог тебя успокоить. Понимаешь, вы были неразлучны, ты и твоя мама. Ты обожала ее, а она — тебя, вот так-то… она всегда называла тебя «мое сокровище». — Платочек вновь был извлечен на свет. — Она была настоящая леди. Как только Хокс ее увидел, он сразу мне сказал: «Вот настоящая леди, которая попала в беду». Она ведь привыкла совсем к другому, и ей туго приходилось. Но ни слова упрека… Такая молодая и уже вдова. Муж не вернулся с войны… вернее, погиб сразу же после. — Платочек был возвращен на обширную грудь. — Ну что ж, прошу к столу.
   — Вы столько всего наготовили, — сказал Дав, отодвигая стулья сначала для Касс, а потом для Элизабет. — Мы доставили вам кучу хлопот.
   — Какие там хлопоты! Ко мне теперь уже никто не заходит… с тех пор, как умер Хокс.
   — Когда это случилось? — участливо спросил Дэв, передавая Касс чашку крепчайшего чая цвета бычьей крови. Касс поглядела на нее с таким ужасом, что Дэву пришлось отвернуться.
   — В этом октябре исполнится десять лет. Пошел, как всегда, попить пивка в «Короля Эда». И только поставил кружку на стол, как его не стало… Что, слишком крепко? — спросила она Элизабет, которая застыла, поднеся чашку к губам и закрыв глаза.
   — Нет… нет… все хорошо.
   Миссис Хокс с восторгом оглядела сидящих за столом.
   — Чудесный денек, должна я вам сказать. Я просто обожаю гостей и до смерти рада видеть мою маленькую Элизабет… Аж голова идет кругом. Ее друзья — мои друзья… хотя я даже не знаю, как вас зовут.
   — Простите, — спохватился Дэв. — Это Касс ван Доорен, а меня звать Дэв Локлин.
   — Очень приятно, — ответила миссис Хокс. — Вы ирландец?
   — Да.
   — Я так и решила. По глазам. — Миссис Хокс хихикнула и, пытаясь скрыть смущение, протянула ему тарелку с толсто намазанной маслом пшеничной лепешкой. — Совсем свеженькая. Я испекла ее пять минут назад.
   — Благодарю вас. — Он откусил кусок. — Вкусно.
   — Я всегда хорошо готовила, — заметила миссис Хокс с наивной гордостью. — Выучилась, когда была в прислугах. — Она откусила от своей лепешки. — А теперь расскажи-ка мне, что было до того, как ты надумала меня отыскать. Где ты жила все это время?
   Элизабет, которая слушала, затаив дыхание, ответила:
   — Меня поместили в приют.
   Миссис Хокс едва не подавилась лепешкой.
   — Как в приют? Быть того не может! Что это им вздумалось? Я бы за тобой присматривала… Я так и сказала мисс Келлер. Конечно, у твоей бедной матери никого не было, но в приют! — Миссис Хокс была потрясена до глубины души. — И сколько ты там пробыла?
   — До шестнадцати лет.
   — А где был приют?
   — В Кенте.
   — И нам ничего не сообщили, — обиженно произнесла она, — я и понятия не имела, где тебя искать. — Миссис Хокс покачала головой. — Я сразу почувствовала, что здесь что-то неладно. Так и сказала Хоксу, когда нас даже не пригласили на похороны. Когда ты появилась в нашем доме, тебе и полутора месяцев не было. Мы с Хоксом души в тебе не чаяли, возились как с родной, своих-то детей у нас не было, все до единого рождались мертвыми… Женские неприятности, — деликатно пояснила она Дэву, который сочувственно кивнул. — И никто нам даже слова не сказал. — Ее грудь возмущенно вздымалась. — «Это их личное дело», — сказала мисс Келлер. Она намекала, что я и Хокс им не подходим. Но твоя мать была не такой! Она была настоящей леди и со всеми обходилась одинаково. Ни разу нам не задолжала за квартиру. И все, что зарабатывала, тратила на тебя. Она одевала тебя, как принцессу, и каждый день до блеска расчесывала щеткой твои длинные золотые волосы. Всегда покупала тебе все самое лучшее — в «Харротс» или «Либертиз». Она приносила из мастерской материал и шила платья, которые стоили больших денег, и все до последнего пенса тратила на тебя. Она подарила мне как-то раз на Рождество чудесное платье из настоящего бархата. Она сшила его из куска, что остался от платья одной леди, — один этот кусок стоил больше ста фунтов! Этим она и зарабатывала на жизнь: шила платья для магазина где-то на Бонд-стрит.
   — А как назывался магазин? — словно невзначай спросил Дэв.
   — Как-то по-иностранному. Я никогда не могла верно выговорить его название. Что-то вроде «Мезон Ребу». Твоя мать выполняла там ручную вышивку и сложные швы. У нее были золотые руки. Однажды она принесла домой кусочки меха и сшила для твоих крошечных ручек замечательные рукавички с бархатными отворотами. Ты в них была настоящая принцесса.
   Миссис Хокс снова вытерла глаза.
   — Вы, вероятно, очень расстроились, услыхав о несчастном случае? — тактично напомнил Дэв.
   — Еще бы! Она ушла из дома, как всегда, без четверти восемь. А в четверть седьмого вечера я уже места себе не находила. Вы понимаете, она не приехала на автобусе, который мы всегда встречали, — пояснила она. — Я и Элизабет. Хокс возвращался домой сразу после пяти, а твоя мать приезжала на автобусе около пяти минут седьмого. Поэтому я успевала накормить его обедом, а потом мы отправлялись с тобой на остановку.
   Так вот, мы дождались следующего автобуса, но там ее тоже не было. И тогда я стала беспокоиться. В семь часов я не знала, что и думать. Потом пришла мисс Келлер. — Грудь миссис Хокс опять начала вздыматься. — Но отдать тебя в приют! Нет, это не дело! Если б я только знала!
   — А мисс Келлер была близкой подругой Хелен? — с интересом спросил Дэв.
   — Мисс Келлер и привела их обеих ко мне. Вы понимаете, с Хоксом произошел на стройке несчастный случай, нам понадобились деньги, вот я и решила взять жильцов. У нас была лишняя спальня, и я повесила объявление в окошке у рекламного агента, и вскоре звонит мисс Келлер и спрашивает, согласна ли я приютить молодую вдову с ребенком. Согласна, если они будут платить, говорю я. Три фунта стерлингов в неделю на всем готовом. Она и привела их на следующий день, и мы прожили вместе пять лет.
   — То есть до 1952 года? — уточнил Дэв.
   — Верно. В тот год скончался старый король… в том самом месяце. В феврале. — Миссис Хокс тяжело вздохнула. — Все случилось так неожиданно. — Она грустно покачала головой. — Может быть, хотите еще чаю?
   — Благодарю, — сказал Дэв. — Ваш чай напомнил мне о доме.
   — Спасибо, мне больше не надо, — поспешно ответила Касс, но Элизабет передала ее чашку миссис Хокс.
   — Возьми кусок торта, Элизабет, — предложила миссис Хокс. — Это твой любимый. Когда ты была маленькая, ты просто обожала розовую глазурь. Помнишь, я всегда давала тебе облизать миску?
   Словно под гипнозом, Элизабет протянула руку к розовому торту.
   — Так, значит, вы были знакомы с ее матерью, — приветливо обратилась к Касс миссис Хокс. — Она была настоящей леди, ведь так?
   — Да, — ответила Касс, — настоящей леди.
   — А я что говорила! — Затем осторожно спросила:
   — Видно, ее семья отказалась от нее?
   — Да.
   Миссис Хокс прищелкнула языком.
   — Я так и думала. Когда она только к нам пришла, она плакала по ночам. Но никому не показывала своих слез. Никогда. Она была гордая. — Миссис Хокс жадно сделала глоток. — А что, ее муж был ей не ровня?
   — Да. Ее семья… была против…
   — Как же это мерзко, вот что я вам скажу! Она, бедняжка, словно пряталась от кого-то… все время сидела одна, никуда не выходила, разве только погулять с малышкой. Каждый вечер шла с работы прямо домой и проводила с тобой все свободное время… Она тобой страшно гордилась… можно подумать, что раньше ни у кого на свете и детей-то не было. — Миссис Хокс грустно улыбнулась. — Ее единственной подругой была мисс Келлер.
   — И часто она приходила? — спросил Дэв.
   — Каждый четверг. Вечером. Точно, как часы, и всегда приносила что-нибудь для малышки. Что и говорить, ближе нее у вас никого не было. Это она устроила твою мать на работу… Она по-своему очень любила твою мать. Та часто мне говорила: «Не знаю, что бы я делала без Мэрион…» Поэтому я и позволила ей увести тебя от нас… К тому же мы были просто квартирными хозяевами, хотя и считали вас родными… Но если бы я знала, что тебя отдадут в приют, я бы пошла в суд, честное слово!
   Чашка Касс со стуком опустилась на стол.
   — Еще чаю? — предложила миссис Хокс. И когда Касс отказалась, воинственно спросила:
   — А где вы были, когда все это случилось?
   — В… в Америке, — ответила Касс. — Я не имела представления, где она находится.
   Миссис Хокс фыркнула.
   — Она… исчезла, — пролепетала Касс.
   — А вы бы поискали!
   — Но я не знала, где…
   — Ну хорошо, — миссис Хокс немного смягчилась. — Насколько я понимаю, ее могущественная семья не стала бы искать ее в Камден-Тауне, верно? Вот почему мисс Келлер привела ее к нам!
   — И к ней никто не заходил?
   — Ни одна живая душа!
   Миссис Хокс снова указала на торт.
   — Ешьте! Я люблю, чтобы тарелка была чистой!
   — Наверное, у вас сохранились старые фотографии? — спросил Дэв с неподдельным интересом.
   — Ну конечно! Я их смотрела как раз незадолго до вашего прихода.
   Она поднялась, подошла к буфету, открыла один из ящиков и достала оттуда старинную коробку из-под шоколада с откидывающейся крышкой и подносом внутри.
   — Это любительские фотографии, кроме одной — там вы сняты вдвоем на твой первый день рождения… она пошла с тобой к Джерому на Хай-стрит. Это я ее упросила.
   Миссис Хокс протянула потертую восьмидюймовую квадратную фотографию, наклеенную на бежевый картон. Элизабет осторожно ее взяла, а Касс и Дэв склонились, глядя ей через плечо. Хелен Темпест сидела с ребенком на коленях — очаровательной маленькой девочкой с большими изумленными глазами и короной светлых шелковых волос, пухленькой, с ямочками на щеках, в дорогом вышитом платье с гофрировкой на шее и рукавах.
   Миссис Хокс, удивленная их затянувшимся молчанием, с вызовом сказала:
   — Прекрасный снимок.
   Касс глядела на сияющее лицо Хелен, которая склонилась над своим ребенком с выражением мадонны Мемлинга.
   — Да, — хрипло повторила она. — Прекрасный.
   Дэв взял фотографию из дрожащих рук Элизабет и перевернул ее. На обороте почерком Хелен было написано: «Элизабет в свой первый день рождения. 1 января 1948».
   — Она сшила тебе платьице сама. Из чистого шелка, каждую складочку заложила своими руками… Ты была в нем просто как картинка. Вот почему мы решили сделать хорошую фотографию, — пояснила миссис Хокс.
   Взяв карточку у Дэва, Касс принялась разглядывать ее печальными, чуть виноватыми глазами.
   — Она здесь выглядит такой счастливой, — сказала она сдавленным голосом.
   — Она и была счастливой! — возмутилась миссис Хокс, выбирая из пачки любительские снимки. — Тут разные фотографии, снятые там и сям… вот они во дворе, а вот Хокс.
   Крепкий лысый мужчина в полосатой рубашке и подтяжках, смеясь, глядел на сидевшую у него на плечах Элизабет, которая, похоже, визжала от восторга.
   — Ты все время просилась к Хоксу на плечи!
   «Ап!» — так ты ему говорила.[Ап!» — и он сажал тебя на плечи и бегал с тобой по дому, а ты смеялась до упаду. — Миссис Хокс выбрала из пачки другую фотографию. — А это на фестивале Британии… к нам подошел уличный фотограф и сказал: «Хотите сняться на память?»
   Темноволосая, крепко сбитая миссис Хокс в ситцевом платье, кофте и с белой пластиковой сумкой держала под руку мужа. Мистер Хокс в расстегнутом пиджаке свободной рукой прижимал к себе котелок. Рядом с ним стояла Хелен Темпест в летнем платье, а перед ней — ее четырехлетняя дочь с бумажной ветряной мельницей в одной руке и маленьким флажком в другой, ее длинные светлые волосы были схвачены по бокам двумя бантами, платье представляло собой очередное воздушное сооружение из оборок и кружев, на ногах были белые гольфы и плетеные лаковые туфельки.
   — Чудесный выдался денек, — миссис Хокс погрузилась в приятные воспоминания. — Мы обошли все качели и карусели. Баттерси-Парк был специально открыт для фестиваля… мы даже видели обеих королев. — Она вздохнула. — Это был наш последний совместный выход.
   — Не могли бы вы, — Дэв ослепительно улыбнулся миссис Хокс, а та, поправив прическу, смущенно потупилась, — не могли бы вы одолжить мне эти фотографии? Ненадолго. Я обещаю лично их вам вернуть.
   — Даже не знаю… Мне не хотелось бы с ними расставаться.
   — Я буду обращаться с ними крайне осторожно.
   Даю слово.
   Голубые глаза смотрели ласково, улыбка проникала в душу. Миссис Хокс покраснела и, запинаясь, сказала:
   — Ну что ж… раз уж вы просите… — Она хихикнула. — Похоже, вам никто не может отказать… особенно женщины.
   — Вы очень добры, — сказал Дэв, она густо покраснела и спряталась за чайником.
   — У вас нет других фотографий?
   — Нет, она не любила сниматься. Это я уговорила ее сходить к фотографу. И вот что интересно. Карточка получилась замечательная, и ее выставили на витрину, как это обычно делается, но Хелен так огорчилась! Заставила их убрать ее оттуда. — Миссис Хокс поджала губы. — Я думаю, она боялась, что ее найдут!
   — Да, — просто ответил Дэв, — она боялась, что ее семья отыщет ее и заставит вернуться.
   — Ну уж дудки! — возмутилась миссис Хокс. — Я никогда бы этого не допустила! — Затем она немного смягчилась. — Но ведь они, наверное, потом одумались? Приняли тебя в семью, ведь так?
   — Да, — глухо отозвалась Элизабет, — они… одумались.
   — Ну что ж, я рада это слышать. А мисс Келлер?
   Что случилось с ней?
   — Она заведовала приютом. — Голос Элизабет был лишен всякого выражения. — Несколько лет назад она умерла.
   — Заведовала приютом! Это меняет дело, — неохотно признала миссис Хокс. — Хоть это она для тебя сделала! И все же я рада, что ты была там не одна… ты так убивалась, когда твоя мать не пришла домой. Я и сама просто места себе не находила, все время плакала, пока собирала твои вещи… и мисс Келлер в слезах металась по дому… она забирала все, что попадалось ей на глаза, и засовывала в чемодан. «Вы уверены, что ничего больше не осталось?» — все время спрашивала она. Как будто не хотела оставлять следов. Когда она забрала тебя, дом выглядел так, словно вас никогда тут не было.
   Нам остались одни воспоминания да эти фотографии.
   Мне не хотелось их отдавать, поэтому я ничего ей не сказала. К тому же ведь они принадлежали мне.
   — Я очень рад, что вы их не отдали, — сказал Дэв и еще раз улыбнулся.
   — А я вдвойне рада видеть мою маленькую Элизабет! Да еще такую красивую и нарядную! Неудивительно, что семья твоей матери тобой гордится. Тот человек из департамента, который мне звонил, сказал, что на тебя свалились большие деньги.
   Элизабет вздрогнула.
   — Что? Ах, да… — и повторила:
   — Да, деньги, она растерянно поискала глазами вокруг себя. — Моя сумка…
   — Вот она. — Дав поднял ее со стула и протянул Элизабет. Та вынула чековую книжку.
   — Мне ничего не надо, — заволновалась миссис Хокс, гордо вскидывая голову. — Я не хочу, чтобы ты думала, будто я намекаю.
   — Пожалуйста, — Элизабет посмотрела на нее такими глазами, что она, покраснев, умолкла. — Я очень вас прошу. Вы даже не представляете, что это для меня значит — снова вас найти… услышать о своем детстве.
   Вы столько для нас сделали, для меня и моей матери.
   Позвольте мне сделать хоть что-нибудь для вас. — Она быстро заполнила чек. — Поверьте мне, деньги не так уж много для меня значат. — Она оторвала чек и протянула его миссис Хокс.
   Та робко взяла его, посмотрела и рухнула в кресло как подкошенная.
   — Боже всемогущий! Да там же тысяча фунтов! — Ее лицо из красного сделалось белым, затем снова красным. — Я не могу это взять! Так не пойдет! Ты ничего мне не должна! Твоя мать всегда платила за квартиру точно в срок! Никогда не задолжала ни пенни.
   — Я знаю. Но я вам должна. И много… пожалуйста… ради моей матери.
   Касс никогда еще не видела у Элизабет такого лица.
   Она быстро отвела глаза.
   — Да… конечно… просто не знаю, что сказать… я не ожидала. — Миссис Хокс разразилась слезами.
   Элизабет мгновенно вскочила с места и опустилась перед ней на колени.
   Касс с изумлением глядела, как она обвила руками грузное трясущееся тело.
   — Вы были к нам так добры… это единственный дом, который у меня был.
   Всхлипывания миссис Хокс перешли в громкие причитания.
   — Вы были членами семьи… совсем как родные…
   — Я знаю… знаю…
   — Подумать только, не забыла меня… став сильной и богатой, пришла к своей старой тетушке Хокс… я и не чаяла в свои семьдесят шесть лет дожить до такого дня.
   Полные руки обхватили Элизабет и прижали к бурно вздымавшейся груди. Касс засопела и стала искать увлажнившимися глазами сумку. Дэв вложил ей в руку платок. Она громко высморкалась. Ей смертельно хотелось курить, но пепельниц в комнате не было.
   Наконец миссис Хокс, выпустив Элизабет из объятий, откинулась на спинку стула и вытерла глаза.
   — Что ты обо мне подумаешь! Но я всю жизнь была слезлива. Покойный Хокс говаривал бывало, что у меня из глаз всегда течет, как из крана. — Она смущенно засмеялась. Затем тихонько дотронулась до щеки Элизабет. Та, поймав ее руку, прижала ее к своему лицу. — Ну вылитая мать… когда мы в первый раз ее увидели, она была примерно твоего возраста. — Миссис Хокс кивнула. — Но ты не совсем такая, как она. Я вижу, ты можешь за себя постоять. — Ее глаза снова увлажнились, и дрогнувшим голосом она сказала:
   — Твоя мать гордилась бы тобой. — Она обвела собравшихся глазами, полными слез, и предложила:
   — Давайте-ка выпьем по этому случаю еще чаю. Или нет, выпьем чего-нибудь покрепче. Как насчет капелью! портвейна?
   Я всегда его любила… Ты в первый раз попробовала его в нашем доме. — Она ласково поглядела на Элизабет. — Это было на Рождество. Тебе страсть как хотелось его попробовать, вот я и налила капельку в стакан лимонада, а ты выпила все до дна и попросила еще!
   На этот раз из буфета была извлечена бутылка портвейна и крохотные рюмки с золотым ободком. Наполнив их доверху, миссис Хокс с чувством произнесла:
   — Да хранит тебя Бог! Да упокоит он душу твоей бедной матери!
   Они выпили. Касс чуть не подавилась. Портвейн был клейко-сладким. Ей просто необходимо было закурить.
   — Не возражаете, если я закурю?
   — Пожалуйста, курите. Где-то у меня была пепельница.
   Пепельница оказалась розовато-перламутровой и с надписью: «Привет из Саутенда».
   Касс предложила миссис Хокс сигарету.
   — Нет, благодарю. Я никогда этим не баловалась… всегда предпочитала рюмочку портвейна. Вам налить?
   — Спасибо, нет. Портвейн был замечательный, — солгала Касс.
   Дэв протянул свою рюмку. Элизабет едва притронулась к своей.
   — Вот это денек так денек! — счастливо произнесла миссис Хокс, щедро наливая себе портвейн. — Приятно, когда приходят гости — особенно нежданные.
   Дэв, улыбаясь, согласился.
   — Ко мне давно никто не заходил. Обе мои сестры померли, а брат Хокса с женой переселились в один из новых городов. Я часто скучаю по нашей старой улице.
   Мы были там друзьями, а не просто соседями.
   — Не сомневаюсь, что вы были прекрасной соседкой, — искрение сказал Дэв.
   Миссис Хокс снова вспыхнула.
   — Да ну вас… — Она подмигнула Элизабет. — А как сложилась жизнь у тебя? Я часто думала, за кого ты выйдешь замуж?
   — Нет, я не замужем.
   — Такая красавица! Мужчины, верно, толпами за тобой бегают. Хотя… я помню, как на твою мать пялили глаза, но она ни на кого не глядела… хранила верность твоему отцу.
   Голосом, от которого у Касс волосы встали дыбом, Элизабет спросила:
   — А что случилось с его фотографией?
   — Ее забрала мисс Келлер вместе со всем остальным… Она ничего не оставила, самой пустяковой вещицы, хотя и очень торопилась.
   Миссис Хокс снова наполнила свою рюмку и уселась поудобнее. Портвейн превратил ручейки слез в потоки.
   Ее не нужно было уговаривать. Устав от одиночества, она с упоением вспоминала счастливые дни своей жизни. Она говорила без умолку. Выкурив последнюю сигарету, Касс поглядела на часы и с изумлением обнаружила, что уже четыре. Они просидели у миссис Хокс больше четырех часов.
   Раскрасневшаяся от портвейна и приятной компании миссис Хокс заметила ее взгляд.
   — Не торопитесь, — взмолилась она.
   — Мы отняли у вас столько времени… — Дэв заметил, что с недавних пор глаза у Элизабет остекленели, словно она не могла вместить всего, что рассказывала миссис Хокс.
   — Но ведь вы еще придете? — трогательно спросила она.
   — Обещаю, — ответил Дэв.
   — В любое время! Я почти не выхожу из дома. Знаете ли, ноги… но я обожаю немного поболтать.
   — Мы вернемся, — заверил ее Дэв.
   Миссис Хокс тяжело вздохнула.
   — Вы, верно, уедете за границу?
   — Не раньше, чем навестим вас, — пообещал Дэв.
   В дверях миссис Хокс со слезами обняла Элизабет.
   — Я так была рада снова тебя увидеть.
   Касс пожала ей руку, а Дэв поцеловал. Миссис Хокс залилась густым румянцем.
   — Да ну вас!
   Она стояла на площадке, пока двери лифта не закрылись.
   Не обращая внимания на грязь, Касс прислонилась к стене.
   — Господи! Что за женщина! Она заговорит до смерти кого угодно! И этот портвейн… — И прибавила жалобно:
   — А я люблю сухой мартини…
   Элизабет тоже прислонилась к стене, глаза ее были закрыты. Она выглядела уставшей. Дэв обнял ее за плечи.
   — Ты сядешь за руль, — сказал он Касс.
   — Куда поедем? — спросила та, когда они оказались в машине: Дэв с Элизабет на заднем сиденье.
   — Домой к Элизабет.
   — Хорошо.
   В зеркальце у себя над головой Касс видела, как Дэв бережно обнял Элизабет, голова которой лежала у него на плече. Что-то в ее лице встревожило Касс, заставило чувствовать себя беспомощной и виноватой. Еще на острове она спросила Дэва, почему он едет вместе с ними, и тот ответил, что Элизабет нуждается в помощи и защите. Когда же Касс, разозлившись, спросила: «От кого?», он ответил: «От себя». Правда этих слов была горькой, но Касс проглотила ее. Какой бы сильной и независимой ни была Элизабет, эксгумация ее прошлого вызвала у нее потрясение. Миссис Хокс пролила на это прошлое нестерпимо яркий свет, и Элизабет пришлось закрыть глаза. Пока она не привыкнет к этому свету, ее сетчатка будет воспринимать лишь его.
   Касс неохотно признала за Дэвом поразительную способность видеть, подобно великим шахматистам, на шесть ходов вперед. Как ни странно, она даже рада была, что он здесь. Она понятия не имела, как обращаться с новой Элизабет. Здесь требовались лайковые перчатки, которых у Касс никогда не было. Она всегда предпочитала рубить сплеча, не заботясь о последствиях.
   Да, подумала Касс, останавливаясь перед светофором, можно возмущаться Дэвом, ревновать к нему, но он дает Элизабет то, в чем она нуждается. И нечего тебе копаться в том, почему и отчего он это делает. Просто будь благодарна ему за это.
   Когда они прибыли в «Уэверли-Кор», Элизабет бессильно оперлась на руку Дэва. Не в силах вынести этого зрелища, Касс взяла сумку Элизабет и поспешила открыть перед ними двери.