– Оставьте меня в покое. Боль всегда со мной.
   – Тогда мы нарисуем картину, как в сказке. Мы представим себе дверь такой толщины, что никакая боль не проникнет сквозь нее. Мы представим себе высокие стены из крепкого камня.
   – Тюрьма…
   – Очень хорошо, отличная тюрьма со стенами толщиной двадцать футов…
   Но тут загипнотизированный субъект начал сильно размахивать руками и кричать:
   – Нет! Нет, черт побери!
   – Тише, – зашипел на него Тобиас. – Вы слышите меня? Тише. Не хотите в тюрьму, можно перебраться в благословенную крепость. В замок с бойницами и развевающимися флагами. А может быть, просто дом. Не имеет значения.
   – Дом.
   – Хорошо. Крепкий дом с двойными стенами из лондонского кирпича и дубовыми ставнями на окнах.
   – И «Братьями Моррисон» на двери.
   – Очень хорошо. Еще бы. Замки и задвижки работы наших славных старых братьев Моррисон. Вот мы уже на крыльце. Где боль?
   – Проклятая боль. Она всегда следует за мной.
   – В каком виде? Всегда в одном? В виде человека? Какого-нибудь животного?
   – Я пытаюсь увидеть. Пытаюсь.
   – Хорошо. Молодец.
   – Когда я смотрю на нее, она меняется. Теперь уже их две.
   – Человек и животное?
   – Нет, нет, не беспокойте меня, не беспокойте. Оставьте меня.
   – Хорошо. Боль не прошла?
   – Нет, конечно. Я же сказал вам. Она всегда со мной. Я должен прекратить все, остановить.
   – Мы можем остановить это, войдя в дом и оставив боль за дверью.
   – Я должен это сделать?
   – Да, должны. Пауза.
   – Где вы теперь?
   – Да поможет мне Бог. Я сделал то, о чем вы сказали. Я вошел в дом.
   – А где Призрак?
   – Вы знаете ответ.
   – Он в доме или остался за стенами дома? Джек Мэггс зажал уши руками.
   – Он внутри или снаружи?
   – Как могу я увидеть, где он, когда вы все время разговариваете со мной? Оставьте меня, пожалуйста. – Лакей замолчал, нахмурившись. – Здесь много людей. Я не вижу его.
   – В доме люди?
   – И очень много.
   – Кто они?
   – Я их не знаю.
   – Какого рода люди?
   – Джентльмены… и леди.
   – Что они делают?
   – Бродят везде, что-то высматривают. Открывают ящики комодов и стенные шкафы.
   –А как Призрак?
   – Смотрит в окно и очень возбужден.
   – Потому что он не в доме?
   – Да, не в доме.
   – Боль прошла?
   – Нет, боль усилилась. Здесь никого не должно было быть. Это мой дом, а не их.
   – Да, это ваш дом. Только ваш.
   – Они не хотят, чтобы он был мой. Они отнимут его у меня.
   – Нет, это ваш дом, Джек Мэггс. И вы знаете это. Вы должны изгнать из него все, что вас раздражает.
   – Они не послушаются меня, сэр. Ведь я не джентльмен.
   – А вы пробовали?
   – Да, да, – взволнованно, с чувством воскликнул Джек Мэггс. – Сто раз я повторял им это, но они не слушают меня. И я вынужден делать то, что они велят.
   – Что же нам теперь делать? Что может убедить их, как вы думаете?
   – О, сэр, возможно, что-то вроде… старой доброй двойной кошки.
   – Двойной кошки?
   – Да, двойной кошки. Это воровская «кошка» с двойной петлей.
   – Вы хотите сказать «кошка-девятихвостка»5.
   – «Двойная кошка» потяжелее.
   Тобиас сидел, скрестив ноги, быстро, как репортер в суде, стенографируя все, но услышав последнее замечание Мэггса, пристально посмотрел на него.
   – Не лучше ли будет просто открыть дверь и попросить их уйти?
   – О, это шутка. – Мэггс в гипнотическом сне некрасиво скривил рот. – Очень хорошая шутка.
   – Если вам хочется пошутить, мой друг, то посмотрите, что я сейчас сделаю с ними.
   – Я не смогу увидеть это, – изогнулся на стуле Мэггс. – Я не вижу, что вы делаете.
   – Сможете. Вы видите все, что я делаю. Я всех их сейчас усыплю. Вам видно?
   – Я не уверен.
   – Конечно, видно. Смотрите, как закрываются их глаза. Вы же знаете, что я в силах сделать это, не так ли?
   – Мне кажется, они умирают.
   – Кто-то из них уже упал, но это лишь сон. Просто они впадают в гипнотический сон.
   – Что мне теперь с ними делать?
   – Мы заставим Призрака вынести их из дома.
   – Он не сделает этого.
   – Он сделает, если я скажу ему. Я велю ему вынести их из вашего владения. Смотрите на него. Как он выглядит сейчас?
   – У него недобрый вид, сэр. Он все время смотрит на меня.
   – Да, но он сделает все, что я скажу, и он достаточно силен, чтобы вынести спящих людей. Некоторые из них тяжеловаты, не так ли? Вы видите женщину с двойным подбородком?
   – Нет, кажется, не вижу.
   – Конечно же, она там, в черном платье и вся увешанная драгоценностями.
   – Кажется, я сейчас вижу ее.
   – Призрак тащит ее за ноги?
   – Нет, он взял ее на руки и выносит из моего дома.
   – Вам, должно быть, стало намного лучше.
   – Да, это так.
   – Боль все еще не прошла?
   – Вообще я чувствую себя намного лучше. Намного лучше, спасибо, сэр. И теперь он останется за дверью, сэр?
   – Когда вынесет всех до одного.
   – Он сделал это, сэр, эдакий веселый старый бык, не так ли?
   – Он вынес всех?
   – Он настоящий дервиш, сэр.
   – Он теперь снаружи?
   – Да, снаружи.
   – Тогда я запираю дверь. Вы в своем доме. Вы в нем один. Никто не сделает вам плохого. А теперь подойдите к окну. Вы смотрите в окно?
   – Да, я смотрю в окно.
   – Что вы видите? Номера домов? Лавки?
   – Ничего, сэр.
   – Вы ничего не видите?
   – Кромешная тьма, сэр.
   – Да ну же, Джек Мэггс, там есть фонарь, приглядитесь, сейчас светло, как в яркий солнечный день.
   Загипнотизированный вдруг необычайно разнервничался. Вскочил, начал закатывать глаза и бить себя в грудь.
   – Мне запрещено говорить вам.
   – Вы должны.
   – Нет! – раскричался лакей и, в отчаянии размахивая руками, пребольно ударил Тобиаса Отса в висок.
   – Прекратите! – крикнул Тобиас. – Стойте спокойно. Но Джек Мэггс, издав стон, рухнул на стул.
   – Оставайтесь сидеть, дружище. Успокойтесь. – Такими уговорами Тоби еще какое-то время усмирял и успокаивал своего субъекта, разговаривая тихо, как с испуганным зверем.
   Когда наконец установились мир и тишина, у Тобиаса появилась возможность просто стоять и смотреть на Джека Мэггса. Он станет археологом этой мистической тайны, он будет хирургом этой души.
   Его молодое лицо вспыхнуло румянцем, и в светло-голубых глазах коричневые крапинки светились, как искорки слюды. Свой стул он придвинул поближе к столу, но потом, словно решив, что сидит слишком низко для подобной беседы, просто сел на стол и стал сочинять письмо.
   «Дорогой мистер Бакл, – начал он, – иногда слышишь, как та или иная леди, расхваливая твоего слугу, называет его „драгоценностью“…
   Слыша над ухом свистящее дыхание лакея, он продолжал писать. Изорваны были три черновика, пока получилось то, что было нужно.

Глава 15

   Эдвард Констебл сообщил миссис Хавстерс, что ее новый лакей исчез. В понедельник в шесть утра он торжественно явился в ее гостиную, как положено, предварительно постучав в дверь – тук-тук, тук-тук. Это был характерный для него, но вместе с тем дерзкий поступок.
   Она велела ему войти.
   – Да, Констебл.
   – Это о вашем слуге, мэм… он сбежал.
   Она почувствовала, как похолодело под ложечкой, и положила перо на листок промокательной бумаги.
   – Какой слуга, мистер Констебл? Если вы о мистере Мэггсе, то он, очевидно, послан хозяином с каким-нибудь поручением. Вы не спрашивали у хозяина?
   – Мне кажется, мэм, что мистер Мэггс никогда и не был слугой. Он, кажется, в некотором роде мошенник.
   – Вы не священник, – ответила миссис Хавстерс, – и находитесь здесь не для проповедей. Вы говорили с хозяином?
   – Вы думаете, что он причинил ему какие-нибудь неприятности?
   Она так не думала, но теперь встревожилась, вспомнив ужасную смерть прежнего лакея – снесенную половину черепа и эту странную массу на дубовом столике.
   – Я прежде всего пришел к вам, мэм, – сказал лакей. – Мне не хотелось будить хозяина.
   – А теперь пойдите к нему, пожалуйста, мистер Констебл, и проверьте серебряную посуду,
   – Серебряную посуду, мэм?
   Она встретилась с его твердым взглядом.
   – Не к хозяину, мэм? А к посуде?
   – Сделайте так, как я вам сказала, – ответила миссис Хавстерс. – И, пожалуйста, не беспокойте мистера Спинкса этими новостями, пока я вас не попрошу об этом.
   С тяжелым сердцем она поднималась по лестнице, думая о старых добрых днях, когда всем хозяйством в доме ведал мистер Спинкс. Констебл вел себя тогда совсем иначе. А Поупу даже в голову не пришла бы мысль о самоубийстве. Медленно поднимаясь по лестнице – она с трудом дышала, – миссис Хавстерс была почти уверена, что их хозяину причинен вред. И сразу воспряла духом, когда, открыв двери спальни мистера Бакла, нашла его похрапывающим в дальнем углу огромной кровати.
   Когда она снова спустилась вниз, в парадную дверь постучали. Она сама ее открыла; это был посыльный от мистера Отса.
   К тому времени как вернулся Констебл с сообщением, что серебро цело, миссис Хавстерс уже внимательно изучила послание Тобиаса Отса и убедилась, что Джек Мэггс принесет их дому славу, а не позор.
   Она тут же передала конверт Констеблу и велела вручить его хозяину.
   – Я слышал стук в дверь, мэм.
   – Да, мистер Констебл. Принесли вот это письмо.
   – Могу я просить вас, мэм, позволить только мне открывать дверь, поскольку это моя обязанность?
   – Я всегда довольна тем, как вы выполняете свои обязанности, мистер Констебл, а ваш хозяин будет рад получить это письмо из ваших рук.
   Этот разговор дал какую-то передышку Констеблу, а потом он все же решил задеть ее с другой стороны.
   – Вы, случайно, не заметили, миссис Хавстерс, когда открыли дверь, были ли слуги нашего соседа опять в сборе?
   – Нет, мистер Констебл, не заметила.
   – Я ведь тоже подходил к двери, мэм.
   – Вам не было необходимости это делать, мистер Констебл.
   – Я заметил, как их много было на улице.
   – Я этого не заметила, мистер Констебл.
   – Вам не показалось, миссис Хавстерс, что мистер Мэггс сбежал вместе с ними?
   – Сбежал с ними, мистер Констебл?
   – Он интересовался ими, разве не так? Он говорил, что должен был быть их выездным лакеем, хотя я сомневаюсь в этом. Однако его сильно интересовало все, что касалось этого дома, он задавал нам немало вопросов о мистере Фиппсе. Заметив такую его активность, мэм, я, разумеется, обратил на это внимание мистера Спинкса; он думает, что именно этим можно объяснить нынешнее исчезновение вашего лакея.
   Мистер Констебл, разве я не просила вас немного подождать и пока ничего не говорить мистеру Спинксу?
   – Мэм, вы же знаете, что лакей не должен иметь секретов от дворецкого.
   У миссис Хавстерс прервалось дыхание.
   – Отнесите хозяину это письмо, – наконец распорядилась она. – А сделав это, возвращайтесь сюда.
   После этого она отправилась на поиски мистера Спинкса, чтобы попытаться как-то привести в порядок совершенно помутившийся разум бедного старика.

Глава 16

   В половине десятого исчезнувший лакей, прихрамывая, все же появился в кухне. У него были красные безумные глаза, прическа в полном беспорядке, большое черное пятно испортило его красивую желтую ливрею; и тем не менее все это и даже хромота ничуть не умаляли его достоинства.
   – Может человек рассчитывать на чашку чего-нибудь? – потребовал он, усаживаясь за стол и бросив быстрый взгляд на Мерси Ларкин, которая срезала темные пятна с вчерашнего картофеля.
   – Да, сэр, – ответила она, но даже не успела отложить нож, как в кухню вошла миссис Хавстерс. Всегда прислушивавшаяся к скрипу кухонной двери, она теперь, грохоча своими тяжелыми каблуками, была тут как тут. Не сказав ни единого слова упрека по поводу неприличного вида ливреи Джека Мэггса, она тут же завладела им и повела наверх, чтобы показать хозяину.
   – Может человек рассчитывать?.. – повторил Констебл, передразнивая хриплый голос Мэггса. – Человек теперь получит «от ворот поворот».
   – Ничего подобного я еще не видывала, – возразила ему мисс Мотт. – Увольнение слуг – это обязанность дворецкого. Не представляю, как это миссис Хавстерс… сама решилась повести его к хозяину.
   – В Лайнхэм-Холле, – заметил Констебл с самодовольным видом, помешивая ложечкой чай, – у ворот ему прежде всего прикажут расстаться с ливреей, а в подворотню он войдет в одном исподнем.
   – Мистер Констебл! – возмущенно запротестовала мисс Мотт.
   – А то бывает и похуже, – продолжал Констебл, больше всего любивший шокировать кухарку. – Однажды я видел, как выставили на мороз мальчишку-пажа; на нем не было ничего, кроме старых опорок на ногах. – Он стал подробно рассказывать о других подобных случаях жестокого увольнения слуг с мест, где ему доводилось работать.
   Репертуар его был огромен, но уже с первых слов он был прерван возвращением миссис Хавстерс в сопровождении не только Джека Мэггса, но и дворецкого. Мистер Спинкс вошел в кухню с длинной медной кочергой в руке, которую по рассеянности прихватил в спальне хозяина. Теперь мистер Спинкс стоял спиной к шкафу, слегка покачиваясь и сам толком не зная, зачем он здесь. Увидев полную растерянность и непонимание в его мутных глазах, Констебл сосредоточил все свое внимание на главном виновнике суматохи.
   – Привет, Мэггс, – небрежно поздоровался он. – Если вы ночевали дома, то вас должен был бы разбудить разъезд ваших друзей из соседнего дома. Они то вбегали в дом, то галопом вылетали из него.
   Джек резко повернулся в сторону говорившего.
   – Постороннему могло показаться, что это воры, – продолжал Констебл, делая вид, будто не замечает, какое впечатление производит на Мэггса его рассказ. – Сахарницы, чайники. Видели бы вы, сколько награбленного они уволокли с собой.
   – Мистер Фиппс вернулся? – спросил наконец Мэггс, уставившись на Констебла глазами, в которых были гнев и нетерпение.
   – Приди вы на полчаса раньше, вы могли бы еще вернуть себе вашу прежнюю работу.
   – Нас не интересует этот дом, мистер Констебл, – прервала его миссис Хавстерс.
   – Молодой мистер Фиппс был там? – снова спросил Мэггс столь же безрезультатно. Миссис Хавстерс с ненавистью смотрела на Констебла, поэтому свой вопрос Мэггс уже обратил к Мерси Ларкин. Она тихо промолвила:
   – Там был не мистер Фиппс, а только двое его слуг.
   – Вы говорите, что он вернулся.
   – Нет, мистер Мэггс. Боюсь, он не вернулся. Мистер Спинкс неожиданно ударил кочергой о пол.
   – Сядьте!
   – Сядьте, – как эхо повторила за ним миссис Хавстерс. – Что вы себе думаете?
   Джек Мэггс продолжал стоять.
   – Я думаю, что если мистер Фиппс вернулся, то настало время нам с вами попрощаться, миссис Хавстерс.
   Мистер Спинкс прочистил гордо.
   – Разве мистер Бакл не приветствовал ваше возвращение в лоно родного дома? – спросила миссис Хавстерс, с недоумением глядя на дворецкого. – Разве вы не слышали его великодушную христианскую речь? Нет, нет, мистер Мэггс, вашим хозяином теперь является мистер Бакл.
   – И его даже не высекут? – с возмущением выкрикнул Констебл.
   – Вы скользите по очень тонкому льду, Констебл, – зашипела на него миссис Хавстерс и снова посмотрела на мистера Спинкса. – То, что мистер Мэггс вел себя недостойным образом, это верно, но, с другой стороны, он завоевал расположение мистера Отса. Ведь это так, или не так, мистер Спинкс?
   – Он понравился Отсу? – переспросил Констебл. – У Отса есть свой интерес к нему? Отс теперь пожалует к нам? Этот вездесущий доброхот стал уже гордостью нации. Вот что я теперь вижу, не так ли?
   – Даже простому подметальщику улиц ясно, – не сдавалась миссис Хавстерс, – что дом, в котором бывает такой джентльмен, как мистер Отс, это особый дом.
   – Но этот мошенник никогда даже не слышал о Капитане Крамли! – возмущенно выкрикнул Констебл.
   От Мерси не ускользнуло, какое впечатление на миссис Хавстерс произвело последнее замечание Констсбла, безусловно говорившее о его образованности, ибо она от неожиданности заморгала своими маленькими глазками.
   – И все же мы не уступим его мистеру Фиппсу, – наконец заключила экономка.
   – Он сам не смог сделать прическу. Я сделал ему ее, – обратился Констебл к дворецкому.
   – Мистер Мэггс согласился стать субъектом научного опыта. Не так ли, мистер Спинкс? Ваш лоб? – Миссис Хавстерс обратилась к Мэггсу. – Мистер Отс хочет его измерить?
   – Конечно, мэм, – насмешливо промолвил мистер Констебл, – ведь вы его уже всего измерили?
   – Не испытывайте мое терпение, мистер Констебл.
   – Это не так уж трудно сделать, мэм.
   Миссис Хавстерс посмотрела на мистера Спинкса.
   – Дело в том… – начал он, – дело в том, сэр…
   – Дело в работе, – закончила за него миссис Хавстерс, – и я более не вижу для вас необходимости оставлять мистера Констебла в услужении.
   В кухне воцарилась гробовая тишина.
   – Совершенно верно, – промолвил наконец Спинкс и со стуком опустил кочергу меж своих башмаков на пол, а затем посмотрел строгим немигающим взглядом на своего лакея. – Совершенно верно. В нем нет необходимости.
   Было очевидно, что Констебл никак не ожидал такого поворота событий. Медленно поднимаясь из-за стола, он все еще держал в руке чайную ложку. Его красивое лицо застыло в полном недоумении.
   – Мистер Спинкс… сэр? Мистер Спинкс, сэр, ведь вы меня знаете?
   Мистер Спинкс снова постучал кочергой.
   – Я знаю вас, сэр.
   Констебл вытянулся, подняв голову, но Мерси видела – да и все тоже, – какими впалыми стали его щеки, а в глазах было отчаяние.
   – Сэр… вы увольняете меня? – Его гордой выдержке никак не соответствовал дрожащий голос. – Мистер Спинкс, неужели вы забыли? Позвольте мне напомнить вам, сэр, относительно проблемы с моими бумагами…
   Во время всех этих разговоров и перебранки в кухне Джек Мэггс словно отсутствовал, занятый своими мыслями, но сейчас он, сделав два шага вперед, стал рядом с Эдвардом Констеблом.
   – Мистер Констебл и я, – заявил он. – Это пара.
   И к великому удивлению Мерси, он улыбнулся миссис Хавстерс.
   – Мы как две колонки, поддерживающие книги на полке, не так ли, миссис Хавстерс? Одна без другой не может существовать.

Глава 17

   Нелегким делом было стоять на запятках мчащегося экипажа, изображая из себя две фигуры из немецкого фарфора, проносящиеся как ангелы небесные над грязью и отбросами лондонских улиц.
   И все же, когда утром следующего дня – то есть во вторник, 14 апреля, – два выездных лакея направлялись в конюшню, Джек Мэггс, не дожидаясь инструкций, сам встал на свое место на запятках; он не попросил кого-либо показать ему, как чуть посвободнее согнуть колени, высоко вскинуть подбородок и, главное, не прозевать момент, когда следует соскочить с запяток до остановки экипажа. Даже Эдвард Констебл, всегда у всех находивший недостатки, был поражен, как безукоризненно выполнил все Джек Мэггс.
   Их первая совместная поездка была в библиотеку патентов на Чансери-лейн. И хотя это была не какая-то срочная поездка, а всего лишь очередное удовлетворение желания хозяина – на сей раз поглядеть на чертежи нового вспомогательного двигателя, экипаж мчался на бешеной скорости, обгоняя все другие экипажи и повозки с таким риском и надменностью, что даже самые задиристые кучера Лондона – а их было большинство на улицах города – уступали дорогу красивому фаэтону с золотым львом на дверце. Для Эдварда Констебла стало очевидным, что его хозяин действительно получил «подарок» в лице второго лакея.
   У патентного отдела библиотеки Констебл, открыв дверцу, помог хозяину сойти; тот, благополучно обойдя лужу, быстро засеменил вверх по ступеням крыльца. Один вид Перси Бакла, эсквайра, с его впалыми щеками и утиной походкой обычно портил настроение лакея. Для него было своего рода пыткой обслуживать и повсюду сопровождать такого безродного простолюдина, как его хозяин, но в это утро Эдвард Констебл почти не думал о мистере Бакле. Его мысли были заняты его сотоварищем, вторым выездным лакеем, хотя умение того справляться со своей работой занимало в раздумьях Констебла самое малое место.
   Лакеи стояли рядом на пешеходной дорожке, ведущей к входу в библиотеку. Их разделяло всего несколько дюймов, но Мэггс все время старался сохранять дистанцию. Это раздражало Констебла, для которого чувства вины и благодарности стали теперь непосильным грузом.
   – Вы занятный парень, – начал он.
   Мэггс повернул к нему свое невозмутимое лицо, на котором ничего нельзя было прочесть.
   – Если я поступил с вами не по-дружески, – продолжил Констебл, – собственно, здесь ни к чему «если», потому что я именно так с вами и поступил…
   – Это все в прошлом. Забудьте.
   – Мой друг умер. Это сделало меня несчастным и злым, а когда я чувствую себя таким, то говорю то, о чем потом сожалею.
   – Тогда больше не говорите.
   – Но я должен говорить, – вскричал Констебл. – Помогите мне, мистер Мэггс, я должен многое сказать вам. Я человек, который всегда отдает долги.
   – Старая леди порядком выпорола вас, и я с превеликим удовольствием заткнул ей рот. Но если вы хотите поблагодарить меня за это… Кстати, вы знаете нашего кучера?
   – Фостера?
   – Вы, должно быть, достаточно знаете его, не так ли?
   – Он работал у мистера Квентина, когда мы были в Бате.
   – Вам приходилось оказывать ему какие-либо услуги?
   – Мы знаем друг друга, мистер Мэггс. Что вам нужно? Только скажите.
   – Скажите ему, что Джек Мэггс хотел бы приложиться к той фляжке, к которой он изредка прикладывается.
   – Я ваш должник, мистер Мэггс, и помню это.
   – Вот вам мой совет. Спросите его.
   – Но, мистер Мэггс, вы просите о том, чего я не могу сделать.
   – Ваша деревянная культя в порядке, не так ли? Пойдите и скажите этому старому фермеру, что его брат лакей хочет потанцевать с его сестрицей мисс фляжкой.
   – Я сам люблю джин, мистер Мэггс, но никто не должен видеть лакея в ливрее, пьющим из фляжки.
   – Вы сами сказали, что я мошенник, а не лакей… Рыцаря Радуги не тянет на спиртное, а вот подлеца… Ну давайте же, мистер Констебл, у меня разболелась щека. Вы же не хотите, чтобы я пошел в этот паршивый трактирчик? Я уверен, они будут только рады, если я раскошелюсь у них. Странное явление эти распивочные, они очень любят нас, мошенников. Мы для них, что дар небесный,
   – Я поговорю с Фостером, мистер Мэггс.
   Тощий долговязый кучер, откуда-то с западной части Англии, сидел на облучке, закутав ноги ковром, и со своего высокого трона вел переговоры с Констеблом долго и с завидным упорством. Наконец договоренность была достигнута, и он передал лакею свою фляжку.
   – Вы заплатили ему? – полюбопытствовал Мэггс.
   – Счел за честь. – Констебл окинул взглядом обе стороны улицы; на ней, кроме них, не было никого, похожего на господскую челядь. – А теперь пейте, – сказал он Мэггсу.
   Увы, в тот самый миг, когда Мэггс приложил фляжку к губам, на ступенях крыльца библиотеки показался как всегда спешивший Перси Бакл.
   – Куда теперь, сэр? – спросил его кучер, однако он не успел помешать мистеру Баклу увидеть то, что ему не следовало бы видеть. Хозяин нахмурился и всплеснул руками в перчатках.
   – Однако, вы ведь знаете… – растерянно промолвил он, глядя то на Фостера, то на Мэггса, и, помолчав, сказал: – Знаете, сегодня я займусь новым делом…
   – Новый патент, сэр? – воскликнул Фостер, хотя сам, видимо, побаивался, что сегодня именно тот день, когда он навсегда распрощается со своей серебряной фляжкой.
   – Новый книжный магазин, – поправил его Перси Бакл. – Самый большой в Лондоне.
   Констебл распахнул перед хозяином дверцу экипажа.
   – «Боус и Боус», сэр? – спросил он нервно.
   – Вот и не угадали, мой друг, – поправил его мистер Бакл, вынимая из кармана конверт с адресом. – Нечто совсем другое. Это будет Дворец муз в Лейкингтоне.
   – Никогда не слышал о нем, сэр, – признался Констебл.
   – Что ж, вы не знаете Лондона так, как знаю его я, – торжественно сказал Перси Бакл. – Это на Финсбери-сквер.
   – На Холборн-Хилл? – сокрушенно простонал кучер.
   – Боюсь, что так, – подтвердил Перси Бакл. – Боюсь, что это на старой доброй горе Холборн-Хилл.
   У подножия Холборн-Хилл лакеи, сойдя с запяток, бежали рядом с каретой, пока кучер изо всех сил хлестал лошадей. Мэггс, помогая Перси Баклу выйти из экипажа на Финсбери-сквер, чувствовал, как весь взмок и устал.
   – Отдайте мне это, – внезапно сказал ему хозяин.
   – Простите, сэр, что?
   – Фляжку, – сказал Перси Бакл, чувствуя, как красные пятна выступают у него на щеках.
   Констебл, застыв, смотрел на Мэггса и видел, с какой ненавистью он глядел на Перси Бакла и как ежился и дергался хозяин под взглядом слуги. Но затем, к его великому облегчению, Джек Мэггс все же вынул из заднего кармана серебряную фляжку кучера и вложил ее в руку хозяина.

Глава 18

   Ливрейный лакей, которого застают пьющим на улице, может считать себя счастливчиком, если его тут же не уволят, но Джеку Мэггсу, не настоящему ливрейному лакею, конфискация хозяином фляжки показалась настолько незаслуженной обидой, что кровь ударила ему в лицо.
   Он был просто вне себя, когда вернулся в дом, и не сразу сообразил, для чего миссис Хавстерс сует ему в руки тряпки и воск. Она провела его в маленькую темную каморку в самом конце дома. Здесь, где он не мог следить из окна за улицей, он должен был полировать кожаные обложки книг мистера Бакла.