Керр Катарина. Заклятье рассвета

   Через четыре дня после того, как она покинула форт Нета, Джил возвращалась с армией из двухсот двадцати человек, это все, что смог наскрести Беноик где призывом своих союзников, а где и прямыми угрозами. Когда войско начало вливаться во двор, выбежал Сейбен, схватился за стремя тиэрина, что было проявлением верности вассала, и начал рассказывать все, что услышал от Перрена за эти несколько дней. Джил бросила поводья помощнику конюха и поспешила в большой зал, где на кровати Нета, окруженный охотничьими собаками, лежал Перрен. Джил оттолкнула собак на одну сторону, присела на край кровати и посмотрела на своего пациента, ясные глаза которого были полны тревоги, щеки его уже не горели в лихорадке.
   – Рана заживает хорошо? – спросила Джил.
   – Да. По шуму, который доносится сюда, я понимаю, что вы привели моего дядю с армией. Я знал, что он должен прийти. Если бы он постоянно не проявлял недовольство по поводу нашего с Нетом поведения, жизнь его была бы скучна.
   В это время, крупно шагая, в зал вошел Беноик, нетерпеливо хлопая себя по бедру латными рукавицами.
   – Ты болван, Перро! А Нет дважды болван! Но Натрек со своими сукиными сынами имел наглость осадить моего родственника. Ну что ж, мы сотрем его за это с лица земли. Ты едешь с нами?
   – Конечно. Волк может скакать и на трех ногах.
   – Погодите, милорд, – вмешалась Джил, – если вы поскачете, рана может открыться снова.
   – Ну и пусть. Я должен идти со всеми. Я смогу провести армию через лес, мы сэкономим двадцать миль, и таким образом, целую ночь.
   – Великолепно, – сказал Беноик. – Рад видеть, что ты, наконец, проявляешь твердость духа, парень. Не беспокойтесь, Джил, мы вызволим вашего мужа из этого изъеденного червями форта как можно быстрее.
   – Ваша милость очень великодушна. Если бы я была бардом, я бы прославила ваше имя в балладах.
   Поклонившись, она вышла, оставив их одних.
   Во дворе двое вассалов Беноика совещались со своими капитанами, остальные расседлывали и привязывали лошадей. Джил вышла из ворот и побрела вниз по холму, пройдя полпути, она присела в укромном месте, так чтобы никто не видел ее и позвала серого гнома, он явился немедленно.
   – С Родри все в порядке?
   Гном утвердительно кивнул в ответ, присел перед ней на корточки, ковыряя ногтем зуб.
   – Ты все еще не сказал мне, почему ты ненавидишь лорда Перрена.
   Гном раздраженно скривил лицо и ничего не ответил, продолжая ковырять свой клык.
   – Ну, говори, маленький братец, можешь ты, наконец, рассказать мне, в чем дело? Или это слишком трудно объяснить?
   Довольно неохотно гном кивнул в знак согласия.
   – Ладно, давай разберемся. Он обидел тебя или кого-нибудь из дикого народца?
   – Нет, ничего такого не было.
   – Он хотя бы видел тебя?
   – Очевидно, нет, во всяком случае, ничто не подтверждает этого.
   – Он злой человек?
   Сосредоточенно нахмурившись, гном помахал рукой, как бы говоря, что это не совсем то.
   – Ты же знаешь, что у меня нет времени придумывать еще вопросы.
   Гном улыбнулся, сжал руками виски, будто страдал от головной боли и исчез.
   Джил подумала, что ей никогда не узнать причину этой ненависти, но по тому, как вел себя гном – не щиплет лорда и не путает ему волосы, это не имеет особого значения в настоящий момент, когда она должна беспокоиться о безопасности Родри. Джил решила, что не может сидеть в заплесневелом форте Нета и ожидать новостей. Так как у нее были собственная кольчуга и щит, на следующее утро она начала готовиться к походу вместе с остальными воинами. Когда армия собралась за воротами на перекличку, Джил вывела свою лошадь и поставила ее с самого края шеренги. Так как воины собирались спешно и разными союзниками Беноика, то каждый считал ее серебряным клинком, нанятым другим лордом, а это был для них лишний меч.
   Стараясь не выделяться и ни с кем не разговаривать, Джил удавалось в течение всего дня не попадаться на глаза ни Перрену, ни Беноику, так как Перрен вел армию по бездорожью, через лес такими узкими тропами, что они могли продвигаться лишь по одному, гуськом. Весь день они петляли вокруг холмов среди деревьев по таким запутанным тропам, что Джил молилась о том, что Перрен, в самом деле, знает, что делает. Она также поняла, почему вся провизия была упакована на мулах, а ее не везли на телегах; очевидно Беноик слишком хорошо знал своего безрассудного племянника и предполагал, по каким дорогам им придется пробираться. Беноик был превосходным командиром, во время стоянки он ходил по лагерю и разговаривал со всеми воинами персонально. Подойдя к Джил, он на мгновение остолбенел, затем разразился хохотом:
   – Что, все мои люди ослепли? В кольчуге или без нее, по мне, Джил, вы совершенно не похожи на парня. Что вы здесь делаете?
   – Послушайте, ваша светлость, мой муж – это все что у меня есть в этом мире. Я должна увидеть его своими глазами и как можно скорее.
   – Ха! Ну что поделаешь, мы не можем отослать вас сейчас назад. Только не заблудитесь на этих проклятых оленьих тропах Перро. Вам лучше держаться поближе ко мне. Вы можете присматривать за раной Перро, и все будут знать, что вы под моим покровительством.
   Когда Джил перенесла свое снаряжение к костру тиэрина, она увидела там Перрена, тяжело слезавшего с седла. Хотя он был бледным от усталости, он поднял на нее взгляд и улыбнулся.
   – Я вижу, вы нашли бы выход из любой ситуации.
   – Почему вы так думаете, милорд?
   – Да… просто вы такой тип девушки, я надеюсь, что Родри достоин вас.
   – Я высоко ценю его, милорд.
   Рассеянно кивнув, он принялся пристально смотреть на огонь. Джил поразилась, каким печальным он выглядел, постоянная грусть проложила на его лице первые морщины, слишком ранние для его возраста. Джил была в замешательстве.
   Утром Джил заметила в лорде еще одну вещь, приведшую ее в замешательство. Так как она ехала непосредственно за ним, она могла наблюдать, как он ведет за собой людей. Когда они подходили к двум пересекающимся тропам, или когда одна из троп вдруг внезапно обрывалась, он останавливал армию, ехал на лошади немного вперед, безучастно оглядываясь вокруг, как будто принюхиваясь. Какое-то мгновение он выглядел крайне встревоженным, затем неожиданно улыбался и уверенно вел людей вперед. Джил была также поражена тем, как он едет на лошади. Большую часть времени его поводья были обмотаны вокруг луки седла и он правил лошадью с помощью колен, при этом он хорошо сохранял равновесие, несмотря на то, что одна рука у него была на перевязи. В седле он выглядел более изящным, как будто его пропорции были созданы специально для езды верхом и он составлял с лошадью единое целое.
   Часа за два до захода солнца, Перрен привел армию на большой луг, где разбили лагерь. Он объявил, что они находятся менее чем в семи милях от форта Греймена. После того, как позаботились о лошадях, Джил наложила свежую повязку на рану Перрена, из которой снова начала сочиться кровь и лимфа. Хотя он отказывался есть, говоря, что слишком устал, Джил заставила его съесть немного сыра.
   – Завтра мы будем около форта, – заметил Перрен. – После боя, я думаю, что смогу отдохнуть.
   – Послушайте, милорд, вам нельзя идти в сражение. Когда вы попытаетесь размахивать мечом, вновь откроется рана.
   – Пусть ваше сердце не тревожится по этому поводу. Я просто погарцую немного по полю, посмотрю, что смогу увидеть.
   Это было так глупо, что Джил не нашла, что ответить.
   – А… э… я слышал, как мой дядя разговаривал с остальными лордами, они собираются сразу ринуться в бой. – Он выглядел неподдельно огорченным. – Могут быть ранены лошади я, наверное, не смогу обезопасить их.
   – О, я забыла, как высоко вы цените здесь, в высокогорье, лошадей.
   – Он кивнул, пристально глядя в огонь, как будто что-то напряженно обдумывая. Прошло несколько минут, прежде чем он снова заговорил.
   – Я чертовски надеюсь, что Нет и Родри еще живы.
   Хотя Джил наверняка знала, что это так, у нее не было возможности сказать об этом Перрену.
   – Я тоже надеюсь на это, – сказала она, – мне кажется, вы тоже высоко цените благородство своего кузена, милорд.
   – Я не могу сказать, что это совсем верно, потому что, по правде сказать, он не благородный. Но я люблю его. Мы вместе росли в форте Беноика. Мне кажется, что если не станет Нета, я сойду с ума.
   – Тиэрин такой же грубый?
   – Нет, совсем нет. Это касается меня, как вы видите. Просто я… а…
   Ожидая, когда он выскажет то, что хотел сказать, Джил подумала, удалось ли Нету удержать его в здравом рассудке… В конце концов Перрен встал и пошел к своим одеялам, так ничего и не сказав.
   – Ты уверен, что это произойдет сегодня? – спросил Греймен.
   – Так же, как в том, что светит солнце, – ответил Родри. – Ваша светлость, я знаю, что это звучит глупо, что вы можете подумать, что я сумасшедший, но клянусь вам, помощь близка!
   Греймен надолго задумался, колеблясь между сомнениями и благоговейным страхом. Сидя на плече у Родри, серый гном извивался от нетерпения, пока, наконец, тиэрин не кивнул в знак согласия.
   – Ладно, серебряный клинок. – Он повернулся к своему капитану: – Держите людей под рукой, так или иначе, а сегодня все кончится.
   Гном схватил Родри за волосы и изо всех сил дернул, затем исчез.
   Войско выстроилось у ворот; дозорные вскарабкались на крепостной вал. Время тянулось медленно, чтобы не стоять на жгучем солнце, воины уселись в тени на булыжник. Никто не разговаривал; лишь время от времени кто-нибудь, нахмурившись, бросал взгляд на Родри, как будто думая, что они сошли с ума, поверив словам серебряного клинка. Вдруг раздался радостный вопль дозорного:
   – Из леса показались всадники! Я вижу эмблемы волка! О, боги, это Беноик!
   Со смехом и криками люди вскочили на ноги. Нет раскинул руки и крепко обхватил Родри за плечи; с пол-десятка человек хлопали его по спине. По приказу тиэрина двое слуг опустили засов. Снаружи донесся шум сражения; кричали люди, звучали трубы, ржали в испуге лошади, и сквозь все это раздавались звуки ударов мечей о щиты и кольчуги. Родри начал смеяться, потом бормотать что-то себе под нос; он ощущал такую легкость в ногах, что казалось, они парили над булыжником.
   – Не забывай! – прошипел Нет, – мы выступаем после Натрека.
   Несмотря на то, что он кивнул в знак согласия, Родри продолжал смеяться.
   Со стоном и скрипом распахнулись ворота. Крича и толкаясь наружу ринулись воины, подобно прорвавшимся через плотину в несущемся потоке листьям и веткам. У подножия холма во вражеском лагере среди криков и толчеи творилось кровавое безумие. У половины воинов Натрека не хватило времени даже схватить оружие; остальные пытались прорваться сквозь кавалерийскую атаку, но в руках у них были только мечи, а не пики. Падали лошади, но на каждую потерянную лошадь приходилось три растоптанных врага. Неожиданно раздался крик: «Атака с тыла!», «Атака с тыла!» Смех Родри превратился в вой. Вниз по холму вел своих людей Греймен, сопротивление было сломлено.
   – Вот он! – пронзительно закричал Нет, – с украшенным щитом!
   Через поле убегал плотный человек в кольчуге, но без шлема, серебряное обрамление на его щите блестело на солнце. Круто развернувшись, Родри бросился за ним, не переставая хохотать, скоро Нет остался далеко позади. Натрек начал бежать медленнее, он задыхался, вдруг он споткнулся и Родри забежал вперед, чтобы отрезать ему путь к отступлению. Какое-то время они просто молча смотрели друг на друга, приводя в норму дыхание, рот Натрека под светлыми усами то открывался, то закрывался.
   – Итак, – сказал Родри, – это тот самый человек, который собирался убить женщин и детей. – Он разразился холодным, сумасшедшим хохотом.
   На его выпад Натрек отскочил назад, взметнув вверх щит и меч. Он ловко парировал удары, щит слегка поднят, чтобы защитить обнаженную голову; он нанес смертельный удар, но Родри легко увернулся. Неожиданно в плывущем черном дыме вспыхнуло пламя; кто-то поджег палатки. Родри сделал ложный выпад в сторону, затем нанес удар; Натрек едва успел парировать его, затем начал описывать вокруг Родри круги. Когда Родри снова очутился с ним лицо к лицу, мрак покрыл их – дым, пыль были плотнее морского тумана. Оба они закашлявшись, остановились на мгновение, но запах гари привел Родри в бешенство.
   Кашляя, задыхаясь он набросился на Натрека как раненый лев, он наносил удары, парировал встречные, чертыхался сквозь кашель, в то время, как Натрек отчаянно пытался отражать его атаки, изредка нанося ответные удары и защищаясь одновременно и мечом, и щитом. Даже в своем безумном состоянии Родри видел, что Натрек устает. Он снова сделал ложный выпад, затем быстро увернулся в другую сторону, после чего отскочил назад, Натрек метался вслед за ним, но слишком медленно. Меч Родри опустился на его шею. Со страшным булькающим криком он упал на колени, затем изогнулся, из артерии хлынула кровь.
   Неистовство покинуло Родри, но его вдруг охватила паника. Где-то лежит мертвая или раненая Джил, где-то в пламени. Он знал это, хотя понимал, что для тревоги у него не было причин. Он слышал, как его зовет Нет, но он развернулся, и побежал в сторону пылающих палаток, он бежал также отчаянно, не разбирая дороги, как делал это, преследуя Натрека. Вдруг он услышал топот копыт и увидел появившуюся из дыма лошадь. Даже покрытая копотью, бледно-золотистая шерсть Утренней Зари продолжала сиять.
   – Родди! – пронзительно закричала Джил. – Садись позади меня! Лошади Натрека вот-вот понесутся!
   Родри сунул меч в ножны и вспрыгнул в седло позади Джил. Он еле удержался, когда она послала Утреннюю Зарю рысью.
   – Что ты здесь делаешь?
   – Спасаю тебя. Я слышала твой хохот и поскакала прямо на звук. Оглянись, они скачут?
   Родри оглянулся, но он мало что мог рассмотреть в пыли и дыма, но все-таки он различил движущуюся вереницу, очертаниями похожую на лошадей, удаляющуюся от пылающих палаток.
   – Должно быть, это сама Эпона. Когда несколько минут назад я проезжала мимо, я слышала как они кричат и рвутся с привязи.
   Джил остановила лошадь и оглянулась назад, изумленно глядя на Родри. Он обхватил ее и поцеловал, вспомнил свой неразумный страх за нее и поцеловал еще раз. Смеясь, она оттолкнула его.
   – Ты сломаешь мне шею, выкручивая меня назад. Подожди, пока мы останемся одни, любовь моя.
   Тут только Родри вспомнил, что он находится посреди поля боя, но когда он оглянулся вокруг, то понял, что битва уже окончена. Превосходящее войско Натрека было разбито, большинство воинов убито, те, немногочисленные, кому повезло остаться в живых, были взяты в плен.
   Они сошли с лошади и пошли вперед, ведя лошадь по изрытой земле. Около трупа Натрека они увидели разговаривающих между собой Нета и Греймена.
   – Иди сюда, серебряный клинок, – громко окликнул Родри Нет. – Ваше сиятельство, это тот человек, который убил этого ублюдка.
   – Ты будешь хорошо награжден за это, серебряный клинок, – сказал Греймен. – По-настоящему хорошо, за все, что ты сделал для меня.
   Тиэрин опустился на колени рядом с трупом, затем вынул меч и одним сильным ударом отсек Натреку голову. К горлу Родри подступила тошнота; это был нечестивый поступок. Греймен схватил голову за волосы и встал, вызывающе глядя на присутствующих, как будто ожидая от них слов неодобрения, затем широко шагая, пошел прочь, голова раскачивалась в его руке. Хотя жрецы давно запретили брать в качестве трофея голову врага, грозя за это проклятием, вид Греймена с головой своего врага в руке глубоко подействовал на Родри, это было то же, как одни пальцы, касаясь арфы, извлекают из нее звуки, а другие, только дергают за струны. И хотя Нет и Джил наблюдали за тиэрином с явным отвращением, он ощущал определенное темное удовлетворение.
   – Я поступил бы с врагом, который угрожал жизни моей жены и детей точно также, – сказал Родри.
   – Ладно, резко оборвал дальнейший разговор на эту тему Нет. – У него были на это веские основания.
   Прежде чем отправиться обратно в форт, Родри опустился на колени перед обезглавленным трупом и методично снял с него все военные трофеи – все маленькие и ценные вещи, такие как монеты, брошь в виде кольца, украшенные золотом ножны и серебряную пряжку с пояса. Этот наем подходил к концу, а серебряному клинку надо было думать о еде в предстоящем длинном пути.
   Когда вспыхнули палатки, Перрен объезжал вокруг поля, на котором происходила битва, сгоняя раненых лошадей и отводя их в безопасное место за земляные укрепления. Он не обращал внимания на распространяющийся дым, вернее, не придавал ему значения, пока его жеребец не начал нервно храпеть и пританцовывать. И тут он вспомнил о лошадях Натрека, привязанных позади палаток. С проклятиями он развернул жеребца и галопом поскакал прямиком к лагерю. Поначалу лошадь упиралась, но Перрен поговорил с ней, ласково поглаживая по шее, пока она, наконец, набралась храбрости и позволила подвести себя к самому огню.
   Между земляными укреплениями и пламенем ржали, кричали полу-человеческими голосами, которыми они кричат только в минуту ужаса, лошади, били копытами пытавшегося спасти их конюха, который пытался развязать удерживающие их веревки, которые затягивались мечущими лошадями еще больше. Перрен обмотал свои поводья вокруг луки седла и коленями направил своего гнедого прямо в гущу бьющихся в панике лошадей. Хотя жеребец дрожал то и дело вставал на дыбы, он двигался вперед, в то время как Перрен продолжал уговаривать его, улыбался своей особой улыбкой, ласково поглаживая и похлопывая животное то по спине, то по боку, то по шее, как будто он сам был жеребцом стада, который доказывает свою правоту на управление стадом наряду с щипками, укусами и пинками также и нежным, ласковым пожатием. Паника пошла на убыль. Несмотря на то, что лошади продолжали гарцевать и покрываться от страха серой пеной, они уступали, идя за ним в клубящемся дыме. Наконец, конюх развязал последний узел.
   – Уводи их! – заорал он, – и благословят тебя боги!
   Маша руками и крича, Перрен вел лошадей вперед. Обойдя внутренние земляные укрепления, они вышли из охваченного пламенем лагеря как раз в ту минуту, когда взвился сноп искр и пылающих мелких частиц и начали рушиться палатки. Перрен без слов позвал лошадей и они галопом ринулись на спасительный луг. Оглянувшись назад, Перрен увидал едва видимый за клубами дыма возвышающий форт. Окруженный лошадьми, он с добрых полчаса ждал, пока не спадет дым. Когда он вел лошадей к форту, навстречу ему вышел Нет.
   – Я искал тебя, – сказал Нет. – Я догадываюсь, что ты единственный человек на земле, который мог спасти лошадей Натрека.
   – А… да… ну… они верят мне, как видишь.
   С минуту они лишь стояли и молча смотрели друг на друга.
   – Ладно, – сказал, наконец, Перрен. – Ты думал, что меня убили в той первой стычке?
   – Да, но теперь вижу, что я не такой счастливый.
   – Мне также не удалось от тебя отделаться.
   Откинувшись в седлах, они схватились за руки и все улыбались, как будто не могли остановиться.
   В форте кузены передали лошадей слугам и пошли в большой зал, где шло важное совещание. В то время, как мелкие лорды и союзники просто слушали, разгоряченные, с раскрасневшимися лицами громко спорили Беноик и Греймен.
   – Послушайте! – ревел Беноик. – Вы чертовски усложнили ситуацию, как теперь мирно договориться с братом Натрека, что он скажет, когда получит рассеченное на две части тело брата!
   – Ни черта он не скажет! Чем он собирается воевать со мной? Духами рыцарей из Мира Иного?
   – А как насчет союзников Натрека? Что, их матери настолько неплодородны, что имеют только по одному сыну? Или у них нет дядей, которые будут мстить за своих племянников кровной местью?
   Тут Греймен замолчал и начал теребить свои усы.
   – Если вы хотите покончить с этим делом, – продолжал Беноик уже нормальным тоном, – вам лучше послать в Форт Дэвери посланников и просить вмешательства верховного короля. Если вы это сделаете, я буду на вашей стороне в этой войне, ради моих паршивцев племянников и только поэтому. Если нет, я немедленно забираю своих лошадей, и Нета тоже.
   У Беника был великолепный талант шантажиста.
   – Тогда решено, – сказал Греймен, – я сегодня же пошлю посланников.
   Удовлетворенно кивнув, Беноик поднялся и жестом пригласил Нета и Перрена следовать за ним. – Идемте, ребята, надо посмотреть на раненых и этот серебряный клинок заслуживает награды. Ведь это он прикончил Натрека? Ха! Как раз то, что заслужил этот ублюдок – пасть от руки жалкого серебряного клинка!
   Хотя голова у него кружилась от усталости, Перрен пошел вместе с ними, так как боялся, сказать дяде, насколько он слаб. Они нашли Родри стоящим у двери и пившим пиво как воду, в то время как Джил улыбалась ему с таким видом, будто он сам выиграл эту битву. Перрен вздохнул от жестокой несправедливости, что она так искренне любит этого надменного, неистового воина. Он находил Джил очаровательной девушкой, диковатой, склонной к странствиям, ей как нельзя больше шли ее золотые волосы, но в то же время она была предана лучшему фехтовальщику из всех, которых ему доводилось до сих пор видеть. Хоть Перрену была ненавистна эта мысль, но Родри внушал ему ужас.
   – Значит так, серебряный клинок, – сказал Беноик, – ты заслужил двойную награду. Часто можно слышать о людях, которые предчувствовали смерть, кораблекрушение и тому подобное, но твое предчувствие было чертовски кстати.
   – Да, ваша светлость, людям из Элдифа это свойственно.
   Несмотря на то, что все рассмеялись, услышав это заявление, Перреном овладела еще большая тревога. Было что-то странное в этом серебряном клинке, что-то такое, что он не мог выразить словами, но что кололо его, это чувство было похоже на то, когда он сворачивал в лесу на неверную тропу. Родри был для него более, чем опасен; он был укором, частью проклятия, или чем-то вроде этого. Перрен был так озадачен, что потряс головой, это было как раз то, чего не следовало делать. Казалось, все закружилось вокруг него, его окутал потрескивающий золотой туман. Хотя он быстро пришел в себя, когда Нет и Беноик положили его на кровать, он сразу же после этого уснул. Он проспал целый день, и снилась ему Джил.
   На следующее утро из ворот форта выехали все боеспособные воины вместе с вельможами, они якобы были почетным эскортом тел павших воинов Натрека и его союзников, но в действительности, это была армия, на случай, если родственники Натрека решат продолжать кровную месть. Все утро Джил помогала Камме, жене Греймена, в уходе за ранеными, этой работой обычно занимались жены лордов Кергонеи из-за недостатка в провинции хирургов. Только к полудню они с радостью воспользовались возможностью помыться и посидеть немного у камина, закусывая хлебом с сыром.
   – Спасибо за помощь, Джил. Вы достаточно много знаете о хирургии.
   – Миледи преувеличивает. Просто я видела за свою жизнь достаточно много кровопролития.
   – Это неудивительно, сопровождая серебряного клинка. Он, конечно, красивый мужчина. Я обратила внимание, как на него поглядывают молоденькие девушки, но неужели вы никогда не сожалели, что ездите с ним? Вы должно быть, многим жертвуете ради этого Родри.
   – Нет, миледи. Я никогда не видела в своей жизни ничего, кроме бедности. Родри никогда не оставляет меня голодной и этого для меня достаточно.
   Камма изумленно посмотрела на нее, удивленная ее грубостью, затем слегка улыбнулась ей снисходительной улыбкой. Джил поняла, что пора сменить тему разговора.
   – Рана лорда Перрена, кажется, заживает хорошо. Я ужасно этому рада. В конце концов, Родри жизнью обязан ему.
   – Как и все мы. – На мгновение лицо Каммы стало непроницаемым. – Да, их род всегда славился своим упрямством, это самые неподатливые люди во всей Кергонеи, могу поклясться в этом, а это о многом говорит.
   – А вы хорошо знаете их род?
   – Да, его тетя и мать, обе мои кузины. Должна сказать, что его мать была сущим ягненком, бедняжка. Она умерла несколько лет назад, но я часто вижусь с тетушкой Перрена Гверной. Гверна, фактически, и вырастила его. Он был младшим из семерых детей, видите ли, и после его рождения мать так никогда окончательно и не оправилась. Она тяжело вынашивала его, у нее были боли и кровотечения, она родила его семимесячным.
   – О, боги! Я удивляюсь, как вообще ребенок остался жив!
   – Также были поражены и мы с Гверной. Он был таким маленьким, тощим, но жизнеспособнее всех виденных мною младенцев. Так как мать его была так больна, Гверна нашла ребенку кормилицу и заставила девушку день и ночь носить его в чем-то типа перевязи, укрепленной под грудью. Я думаю, это и спасло ему жизнь, он все время находился в тепле. – Она замолчала, размышляя. – Наверное, начало его жизни сделало бедного парня таким странным. Гверна называет его подмененным эльфами ребенком. При виде него вспоминаешь о всех этих странных историях, в которых дикий народец похищает человеческого младенца и оставляет вместо него своего собственного.
   Джил была странным образом озадачена, в самом ли деле в случае с Перреном старые предрассудки могут оказаться правдой, но на столе материализовался серый гном и с такой злобной насмешливостью посмотрел в сторону Каммы, что было ясно – ничего, кроме презрения это предположение у него не вызывало. Гном сел рядом с доской, на которой режут сыр, подпер подбородок руками и принялся слушать, о чем будет рассказывать Камма дальше.